Глава 26 Окна "Силы Небес"
А. Викберг "Аукцион"
Сумбурные, полные недомолвок объяснения руководителей высотки совсем не понравились Зыбину. Будучи потомственным военным, он привык с детства к военной точности, а здесь пришлось выслушать абсурдное заявление о ремонте сверхнадёжной бомбы и пораженческое нытьё Главного инспектора полиции. Про отстранённость хранителя можно было и вовсе не вспоминать. Товарищ имел собственный Замок и мог в любой момент умыть руки. С него станется. Зыбин давно требовал от ЦК, чтобы перестали утверждать на эту ответственную должность лиц, имеющих независимый доход. Но, как это обычно бывает, его прожекты бесследно исчезали в многочисленных кабинетах Центральной Канцелярии.
Чтобы составить собственное мнение, начальник ЦУП решил лично допросить настоятеля храма Сила Небес отца Пафнутия.
Неприятное зрелище открылось взору генерала, когда он вошёл внутрь святого места, где должна обитать сила и благодать первых переселенцев с Сириуса. Вдоль стен стояли ряды игральных автоматов, в центре расположились зелёные прямоугольники для покера и рулетки. Однако нельзя было сказать, что здесь царило особенное оживление. Нет, конечно, так, с десяток унылых игроков терзали ручки автоматов, профессионалы расположилось за барной стойкой в ожидании богатых клиентов. И, как говорится, упс.
Нахмурив узкие брови, Зыбин-Шкловский поднялся по винтовой лестнице в раздевалку отца Пафнутия. В тренерской за длинным столом из перфорированного титана расположились члены команды. Дымился квадратный электрический самовар, приятно пахло домашней выпечкой. Прервав смех после очередной шутки отца Пафнутия, пожилые дамы с боевыми шрамами на лицах от клюшек противников дружно повернулись к посетителю. От их сурового вида у боевого генерала внезапно ёкнуло под ложечкой. Он неприятно удивился новой для себя реакции. Даже в пылу сражения на Марсе, в рукопашном бою, ничего подобного с ним не происходило, а здесь обнаружилось явное малодушие перед боевым духом, исходящим от пожилых спортсменов команды «Сила Небес».
– Дамы, приятного аппетита. Что празднуем?
– Не ваше дело, – ответила капитан хоккейной команды. – Зачем пожаловали?
– Невежливо, невежливо так разговаривать с начальством.
– И чё дальше? – смяв шрам над правой бровью, поинтересовалась капитан, уперевшись взглядом в зрачки генерала.
Нужно было немедленно показать авторитет, и Зыбин не нашёл ничего подходящего, кроме как откровенной угрозы.
– Я, собственно, по делу. Ну если взрыв бомбы никого не интересует, то могу и уйти.
– Господин Зыбин, не обращайте внимания. Капитан у нас товарищ строгий, но справедливый. Ведь так, Агрипина Степановна?
– Лезет без приглашения, а потом грозится. Вы, кажется, начальник ЦУП? Тогда, что у нас делаете?
– Ага, Агрипина Степановна, запомним, – многозначительно произнёс Зыбин. – Но к делу, это что это у вас там творится?
– Вы о чём? – продолжила допрос капитан, ничуть не смутившись генеральского «запомним». Отец Пафнутий при этом благодушно улыбался, не выказывая ни малейших признаков чинопочитания. Что крайне не понравилось генералу. Он недовольно вытянул шею из твёрдого воротника мундира с золотыми галунами:
– Отец Пафнутий, разговор приватный. Нужен конфиденс.
– А мне нечего скрывать от команды, – тренер вопросительно оглядел игроков: – Ведь так?
Суровые старушки дружно кивнули головами и поставили бокалы с эмблемой клуба на стол. Только огромный вратарь, продолжала с невозмутимым видом хлюпать горячим чаем.
– Дело ваше, – небрежно бросил генерал и продолжил: – Это что вы там устроили, святой отец? – он кивнул в сторону зала с игровыми автоматами.
– А что такого? Нас попросили, мы согласились. В чём дело?
– Да будет вам известно, Вселенская церковь находиться под защитой самого императора! А вы в покер играете, в рулетку! Что ещё здесь придумали?
– Вот и я вас хочу спросить. Как до такого безобразия опустилась империя? – продолжая благодушно улыбаться, переспросил отец Пафнутий.
– Что-о? – чуть не задохнулся от возмущения Зыбин-Шкловский.
– Вот вам и что-о, товарищ генерал. Приходит какой-то хлыщ, по-другому и не скажешь, и грозиться отключить электроэнергию. И что прикажете делать? У нас, между прочим, обязательное чаепитие по четвергам. Мы без этого не играем! Пришлось согласиться. Тут или хоккей, или полный разгром. Мы выбрали победу. Ведь так, дорогие товарищи?
Коллектив опять дружно кивнул и стукнул фарфоровыми бокалами о металлический стол, выплеснув недопитый чай через дырки в перфорации на пол.
– Хлыщ, говорите. А что мне не позвонили?
– Как? Когда у него в руках радиоузел? Всю власть объял, прости космос.
– Да-с, что ещё скажите, коль я здесь?
– Нам нравиться казино. Столько азартных мужчин притащил товарищ Меркулов– страсть. И безотказных, – добавила Агрипина Степановна.
– Это как?
– Мы их быстро приспособили. Амуницию таскают и шарфики вяжут. А как иначе? Без этого никак. Вот, держите, – она протянула генералу полосатый шарф с эмблемой клуба и шапочку. – Маня, помоги, – попросила невозмутимого голкипера, хлюпающего чаем.
Перешагнув скамью огромной ногой, Маня ловким приёмом откинула к стене адъютанта Бормана, который тут же громко задышал от боли в животе, затем натянула на тщедушного генерала спортивную шапочку с надписью Сила Небес.
– Орёл, – хлопнула Маня по плечу генерала, отчего тот чуть не потерял равновесие, но был вовремя подхвачен опытной рукой голкипера. – Держись, фуражка!
– Ну, молодца! Наш человек. Садись рядом. Девочки, сочините генералу чайку, – распорядилась капитан.
Оказавшись в опытных руках пожилых женщин, наделённых при этом немалой физической силой, благодаря регулярным тренировкам на подпространственном стадионе «Алатау», Зыбин-Шкловский слегка растерялся. Справа его теснила Маня, а слева Агрипина Степановна. Обняв по-дружески генерала за шею, капитан спросила:
– Ну как ты там? Что думаешь о межпланетной обстановке?
– Я? – просипел Зыбин, не понимая сути вопроса.
– Ты! А то кто же ещё, дурья башка?
– Ручку уберите, дамочка, а то дышать трудно.
– Обидчивый, что ли? – сморщила бровь капитан.
– Физика слабая, а с нервами порядок. Лучше ответьте, как сюда гермафродитов с Венеры допустили?
– Так кто нас спрашивал? Приехали все нафуфыренные такие с охраной. Ты их видел? У них бицепсы с твою фуражку. Но ведут себя скромно. А нам что, мы всё равно на сборах. Но неприятно, здесь согласна.
– И что думает народ?
Он оглянулся на своего адъютанта.
– Вы Бормана чаем напоите. Ну нельзя же так с моим подчинённым обращаться?
– Девочки, займитесь товарищем, – распорядилась капитан и продолжила: – Посмотрите в окно. Что видите? Вот именно – пусто. А почему? А неприятно стало здесь находиться. Вот и всё, вот и вам и народ. Кто детей сюда приведёт, когда такие уроды ходят. Они, может, и смирные, но не наши, это точно.
Потихоньку ситуация в высотке стала проясняться. Чувствовалось, что эксперимент, затеянный ЦК в отдельно взятом здании, начинает пробуксовывать. Но в чём причина? – здесь Зыбин терялся в догадках.
– Всё одно не понимаю. И что даже на матчи перестали ходить?
– Здесь порядок. Даже что и лучше стало. Мы как прежде проигрываем, но платить стали больше. Пожаловаться нельзя. Только душевность исчезла. Трудно объяснить как, но исчезла.
– Вот видите, графены появились, клюшки новые.
– Ой, а нам-то какая разница? Куда их девать-то? Это вам – костёр. А у нас свои шашки. Кстати, эти гермики к нам не ходят. Один раз сунулись, так наши фанаты так их нарядили, что больше и не показываются. Чувствуется, что хоккей, не их игра. Вот только доски почёта почему-то жалко.
– Что-что, доски почёта? Отец Пафнутий, это те, что у фонтана были?
– Именно так, сын мой. Помните «Дождь эльтов»? В знак победы там висел портрет Феоктист Петровича. Всем нравилось. А теперь реклама, прости космос, гермиков.
– И всё одно не понимаю. Что не так-то? Мне доклад писать императору, а о чём. Что всё в порядке, кроме диверсии на бомбе?
– Об этом, – при этих словах отец Пафнутий нажал на блестящий рычажок рядом со столом, и шторы, закрывающие прозрачную стену, убрались в стороны, открывая вид на фонтан и прилегающую площадь. На большом световом панно прыгала в такт инопланетной музыки загорелая корма гермафродита, едва прикрытая узенькой полоской блестящей ткани.
– Да мало ли такого в других высотках? Почитай что и везде.
– Угу, а такое видали?
Священник щёлкнул другим тумблером.
Спряталась в стене штора с другого окна, выходящего в стратосферу. Вдалеке висела Де Борха, покрашенная наполовину в пастельные тона.
– Полная ерунда! Как будто я сам этого не знаю!
– Игровой зал видели? Пусто? Вот именно, что пусто. А почему? А все покраской занялись. И чихать они хотели на эти развлечения, – отец Пафнутий снова ткнул в ритмичную рекламу заведения мадам Жерминаль.
– Даже дети не хотят здесь гулять. А вы сами знаете, что наши детки с большим вопросом, но не хотят. Им, видишь ли, детство подавай, а не этот, прости космос, пластилин.
– Что значит, детство? – удивился генерал.
– Звёздочки, галстуки, салюты, зорька в стратосферных лагерях. Вот. Иначе отказываются в бассейн ходить. Говорят, что идиотские улыбки персонала не нравятся. Дяди и тёти в кислотных теннисках какие-то ненастоящие. А как они будут настоящие, когда кривляться у инопланетян научились. Вот как?
– И всё из-за досок почёта?
– Точно.
– Чудеса. А я-то здесь при чём?
– Я тоже не при чём. А знаете почему? А потому что я тренер «Силы Небес»! Некогда мне на эту ерунду размениваться.
Странное дело, получалось, что эксперимент товарища Семарга полностью изменил мозги граждан всего за несколько лет. Какие-то голограммы на досках почёта так перелопатили мозги, что небожители готовы терпеть лишения против единоличного благополучия. И никто не хочет испытать удачу в игре или утолить страсти в борделе. А даже что и наоборот, готовы терпеть неудобства на морозе, лишь бы быть вместе. Но при чём здесь доски почёта. Ведь получается, что опять кто-то знатнее, а значит, выше. Какая здесь радость, когда другой висит на почётном месте, а не ты?
Это, что нужно сделать с мозгами, чтобы человек отказался от единоличного счастья ради выгоды других?
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
