(Продолжение боя в склепе церкви Св. Параскевы)

Стражи Владык не ждали. Словно единый механизм, трое бойцов в броне цвета окисленной меди подняли свои хроно-арбалеты. Стрелы – не болты, а сгустки сгущенного, вязкого времени, похожие на слепки из темного стекла – вылетели с тихим свистом, оставляя за собой шлейф искаженного воздуха. Артем инстинктивно рванулся в сторону, толкая Софию. Один сгусток пробил камень там, где секунду назад была его голова, оставив после себя не выбоину, а странное углубление, где камень словно тек, как воск, замедляясь до абсурда. Другой – чиркнул по плечу Софии. Она вскрикнула не от боли, а от внезапной, леденящей тяжести, охватившей руку. Движение замедлилось в десятки раз.

— Время-цемент! – крикнула София, с трудом отползая за груду камней. Ее лицо побелело. – Не дай попасть! Замедлят до смерти!

Артем прижался к холодной стене рядом с пляшущими тенями иконы "Сошествия во ад". Его разум лихорадочно работал. У него не было оружия. Только кулаки. Вера. И... семя Белого Древа в кармане. Оно жгло кожу сквозь ткань, как уголь. Стражи методично перезаряжали арбалеты, их шлемы с узкими щелями-глазницами сканировали темноту склепа. Они двигались без спешки, как палачи, знающие, что жертва не уйдет.

— Артем! Лампада! – позвала София, с трудом двигая окоченевшей рукой. – Живой Огонь! Он не подчиняется их законам!

Артем взглянул на лампаду, стоявшую у их ног на камнях. Ее пламя, их слитое время – вера Артема и последние искры Сада Софии – горело ровно, игнорируя леденящие потоки замедленного времени. Оно было крошечным, но неукротимым. Как сама их связь после крушения иллюзий.

"Вера сильнее шестеренок..."– пронеслось в голове Артема. Он не верил в абстрактное спасение. Он верил в Софию. В их общую борьбу. В необходимость посадить это проклятое семя. Вера как оружие. Как у Нео в "Матрице", когда он начал видеть код.

Он схватил лампаду. Стекло обожгло ладонь, но пламя не причинило боли – лишь волну теплой, живительной силы. Он шагнул из-за укрытия навстречу Стражам. Не как герой, а как живой факел отчаяния и решимости.

— Еретик! Целься! – скомандовал командир Стражей.

Сгустки замедленного времени полетели в него. Артем не уворачивался. Он поднял лампаду, как священник Чашу. Пламя вспыхнуло ярче. Сгустки, летящие к нему, встретили невидимый барьер. Они не остановились, но их движение стало заметным глазу. Темное стекло начало трескаться и рассыпаться на мертвые, серые хлопья, как пепел, прежде чем достигло Артема. Живой Огонь пожирал искусственное время!

— Невозможно! – прошипел командир, отступая на шаг. – Его время кончилось! Он должен быть пылью!

— Его ваше время кончилось! – крикнула София, сумевшая подняться. Глаза ее горели не прежним страхом, а яростью хищника, загнанного в угол. Она больше не Хранительница Сада. Она – Страж, вернувшийся в свой Град. И она знала его слабые места. – Его время – Вера! А вы давно забыли, что это такое! Вы поклоняетесь шестерням!

Она рванулась вперед, игнорируя тяжесть в руке. Не к Артему, а к ближайшему Стражу. Ее движение было резким, точным, как удар змеи. Она не стала бить по броне. Ее пальцы, тонкие и сильные, впились в щель под шлемом, туда, где должна была проходить трубка подачи воздуха или связи.

— Система жизнеобеспечения! – крикнула она Артему. – Уязвимость!

Страж замер, издавая хриплый, механический звук. София рванула что-то внутри. Раздался шипящий разрыв. Из-под шлема брызнула маслянистая жидкость. Страж рухнул на колени, дергаясь в конвульсиях.

Победа не была чистой. Она была жестокой, грязной, как и сама реальность Града. Как борьба Стругацких – не за абстрактное добро, а против конкретного зла.

Остальные двое Стражей открыли беспорядочную стрельбу. Склеп наполнился свистом сгустков времени и звоном рикошетов от камней. Артем двигался, прикрываясь светом лампады, чувствуя, как пламя поглощает атаки, но и само слабеет. Каждая нейтрализованная стрела отнимала кроху их слитого времени. Циферблат на шее Артема показывал 18:37:12. София, откатившись за обломки, тяжело дышала. Ее лицо покрылось потом, движения снова стали вязкими – эффект "цемента" не прошел полностью.

— Артем! Семя! – закричала она, перекрывая грохот. – Склеп! Разлом здесь! Энергия еще жива! Посади его! Сейчас!

Артем понял. Пока Стражи отвлечены, пока Живой Огонь еще держит щит... Он рванулся к месту, где когда-то посадил красное зерно. К трещине в стене, откуда лилась когда-то бархатная тьма, а теперь лишь слабо мерцали искры. Он выхватил холщовый мешочек, разорвал его. На ладони лежало Семя Белого Древа. Оно было холодным и тяжелым, как кусок льда, но внутри него пульсировал сдержанный, чистый свет.

— Нет! – взревел командир Стражей, поняв его замысел. Он навел арбалет не на Артема, а на Софию, прижатую к камням. – Отступи, еретик, или она умрет первой!

Артем замер. Глаза его встретились с глазами Софии. В них не было мольбы. Была тихая готовность. И приказ: Сажай!

Выбор. Опять выбор. Не между жизнью и смертью. Между верностью их союзу и миссией. Между спасением любимой и шансом спасти всех. Как у героев Стругацких на распутье.

«Настоящая близость... когда плечом к плечу встречают конец часов»...

Артем повернулся к разлому. И воткнул семя в холодный камень у самой трещины.

— Прости, София, – прошептал он.

Раздался выстрел. Сгусток времени полетел в Софию. Артем, не оборачиваясь, швырнул лампаду Живого Огня ей под ноги. Пламя взметнулось стеной, поглощая смертоносный сгусток. Но щит вокруг него исчез.

Командир Стражей выстрелил в спину Артему.

Боль была странной. Не острой, а тягучей и холодной, как будто его плоть и кости превращались в густой, неподвижный сироп. Он почувствовал, как замедляется его сердце. Дыхание. Мысли. Он видел, как медленно-медленно падает вниз, к камням разлома. Видел, как из трещины, куда он вложил семя, бьет ослепительно белый луч. Видел, как София, подхватив лампаду, с рычанием ярости и отчаяния бросается на командира Стражей, используя само пламя как оружие, прожигая его броню.

Потом его взгляд упал на икону "Сошествия во ад". Лик Христа казался живым. Глаза смотрели прямо на него. И в них была не укоризна, а... понимание? Солидарность?"И я сошел туда, куда страшно смотреть..." – пронеслось в затухающем сознании Артема.

Белый луч из разлома ударил в него. Не больно. Как обжигающе-ледяной душ. Он почувствовал, как замедление отступает под натиском этой чистой, дикой силы. Но вместе с холодом пришла жгучая боль в груди, где билось сердце, связанное с Софией через лампаду. Он услышал ее крик – не физический, а душевный, крик разрывающейся связи.

Семя Белого Древа прорастало. Оно пожирало его жизнь и жизнь Софии как топливо. Как предупреждала она. Плата за новую Лествицу. За шанс.

Артем, превозмогая ледяную слабость, поднял голову. Он увидел Софию. Она стояла над телом командира Стражей, чья броня дымилась от Живого Огня. Ее лицо было искажено нечеловеческой агонией. Она сжимала грудь, где должен был быть циферблат Сада. Из ее уст вырвался беззвучный крик. Белый луч из разлома бил и в нее, вытягивая силу.

Они были соединены – болью, жертвой, лучом прорастающего Древа. Настоящая близость в момент расплаты.

Оставшиеся Стражи, видя гибель командира и растущую из разлома ослепительную белую лозу, похожую на кость, покрытую светящимися рунами, в ужасе отступили. Их дисциплина рухнула. Они бросились к выходу.

Склеп наполнился грохотом и светом. Белая лоза росла с невероятной скоростью, оплетая стены, свод, пробивая камень. Она не была похожа на алую Лествицу. Она была холодной, совершенной, неумолимой. Древом Познания? Древом Жизни? Или новой ловушкой?

Артем пополз к Софии. Каждое движение давалось мучительно. Его Хронофон показывал 05:11:03, но это было неважно. Важно было дотянуться до нее. Она упала на колени, вся содрогаясь от боли, которую делили на двоих. Ее глаза встретили его взгляд. В них не было упрека. Была та же решимость, что и у него. И бесконечная усталость.

Он дотянулся. Их окровавленные руки сплелись на холодных камнях перед стремительно растущим Белым Древом. Лампада Живого Огня, почти угасшая, стояла рядом.

— Получилось... – прошептала София, и капли крови выступили у нее на губах. – Лествица... растет... Но какая... цена...

— Настоящая... цена... – с трудом выговорил Артем. Боль была всепоглощающей, выжигающей душу. Он видел, как тела убитых Стражей начинали стремительно ржаветь и рассыпаться, словно их искусственное время ускорилось в тысячи раз под воздействием Белого Древа. Ржавчина поползла по их броне, превращая металл в прах за секунды. Символ тленности системы. – Мы... вместе... София... До... конца... часов...

Белое Древо ударило побегом в свод склепа. Каменные плиты с грохотом обрушились вниз, открывая клочок грязно-серого неба Града. По стволу Древа, как по живой лестнице, уже карабкались вверх какие-то тени – не Стражи, а жалкие, изможденные фигурки людей из соседних трущоб, почуявших освобождение? Или новую опасность?

Победа? Или только начало новой, более страшной главы? Артем не знал. Он знал только боль в груди, холодную руку Софии в своей и тиканье Хронофона, отсчитывающего их последние, украденные у гибели часы. Они заплатили кровью за семя. Теперь предстояло узнать, что вырастет.