Признаки, что адаптация к детскому саду проходит хорошо или уже закончилась:
🟢Ребенок с радостью идет в детский сад и заходит в группу;
🟢Налажен контакт с воспитателем;
🟢Малыш играет с другими детьми;
🟢Нет негативных эмоций при выполнении режимных моментов (прием пищи, прогулки, занятия, сон);
🟢Общий эмоциональный фон стабильно положительный
Ваши адаптировались уже или болезни пока мешают?
Источник тг @my_pogodki
Источник: AITA for telling my friend his new girlfriend is "having her cake and eating it"?
Прим.переводчика: к сожалению, правила Пикабу не позволили написать про рыбку и хуй.
Мой (28 Ж) друг Джефф (29 М) начал встречаться с Ри (20 Ж) около четырех месяцев назад. Они повстречались на вечеринке и сразу же ощутили невероятную химию. Их отношения довольно быстро стали серьёзными: они знакомят друг друга со своими друзьями, встречаются с семьями и вообще проводят вместе много времени.
Сегодня мы встретились выпить кофе, и, пока он рассказывал мне о своей жизни и новых отношениях, он сказал несколько вещей, которые меня серьезно озадачили.
Как говорится, когда ты смотришь на мир сквозь розовые очки, все красные флажки выглядят просто как флажки.
Когда они начали встречаться, она сказала Джеффу, что у неё уже есть парень, с которым она живёт, но собирается с ним расстаться; прошло 4,5 месяца, а она всё ещё живёт с этим самым парнем и не рассталась с ним. Джефф говорит, что у неё проблемы с этим из-за пограничного расстройства личности (ПРЛ), и она была в этих отношениях три года. Парень Ри не знает о Джеффе; она изменяет ему.
Ри представила Джеффа своим родителям, но только как друга, с которым она "зависает". Джефф купил ей несколько дорогих подарков и, судя по всему, оплачивает многие вещи.
Его беспокоит, что он – «другая женщина», да и сложившаяся ситуация в целом. Я посоветовала ему стоять на своем.
«Она должна либо решиться и расстаться с ним, либо прекратить это. Сейчас она хочет и рыбку съесть, и на хуй сесть; она манипулирует и тобой, и своим парнем».
После этих слов он стал очень тихим и умолк. Оставшаяся часть встречи была довольно короткой, а в конце он сказал: «Похоже, в ближайшее время ты не захочешь видеться с Ри».
Хотя мой язык был несколько своеобразным, я думаю, что это то, что ему нужно было услышать.
Я считаю, что эти отношения обречены, но не скажу ему этого. Он взрослый человек и может принимать свои собственные решения; я буду рядом, чтобы поддержать его. Я не знаю, как он может доверять кому-то, когда их отношения начались с такой лжи.
Мне тогда было около 7 или 8 лет. Мои родители развелись, когда мне было 5, и они делили опеку надо мной. По выходным я оставался с отцом, и каждые две недели, обычно в пятницу, мы ездили к моему дяде Робу, который жил вдали от города. Отец с друзьями собирались в его гараже, чтобы поболтать, покурить и поиграть в покер, настольный теннис, дартс или ещё что-то. Я любил такие поездки, потому что мог позже ложиться спать и проводить время с моей кузиной Кэсси. Кроме того, мы заезжали в Blockbuster, где отец позволял мне брать фильмы напрокат и покупать шоколадки Reese's. А ещё на пути к дяде мы ужинали в McDonald's.
Мы ехали 45 минут по загородным дорогам. Я радовался, когда машина подъезжала по длинной подъездной дорожке, и я видел тусклый янтарный свет на крыльце дяди Роба. Мы припарковались рядом с двумя пикапами. Я схватил пакет с фильмами и сладостями, выбежал из машины и позвонил в дверь. Отец как раз поднимался по ступенькам крыльца, когда нам открыла Кэсси. Я обнял её, а затем кинулся обнимать дядю Роба, который опустился на колено, чтобы встретить меня.
— Ого, ты растёшь, Майки! Что, папа кормит тебя "Чудо-Гро"? — пошутил дядя, пока я крепко его обнимал.
— Мы ели в McDonald's! — выпалил я.
Потом отец и дядя Роб пошли на кухню к остальным мужчинам. Прежде чем уйти, отец наклонился ко мне:
— Ну что, знаешь правила? Веди себя хорошо, ладно?
— Ладно, — ответил я уверенно.
— Хорошо, мы будем в гараже. Не забывай про рацию у задней двери.
— Не забуду, — повторил я.
Кэсси и я направились в гостиную. Я дал ей одну из шоколадок и показал фильмы:
— Что будем смотреть сначала? "Черепашек-ниндзя" или "Аладдина"?
— Хочу "Черепашек"! — ответила она.
Она вставила кассету в видеомагнитофон и побежала на кухню за попкорном. Я устроился на диване и стал смотреть трейлеры. Через пару минут она вернулась с миской зелёного цвета, полной попкорна. Мы делили его и ели шоколадки, пока смотрели фильм.
Прошло больше часа, когда Кэсси сказала, что ей нужно в ванную. Она вышла из комнаты, а я остался смотреть фильм. Устроившись на подлокотнике дивана, я, должно быть, задремал.
Проснувшись, я потянулся, расправляя руки и ноги. Замечаю, что на экране телевизора — помехи, а из динамиков раздаётся мягкий белый шум. Я огляделся и понял, что свет в гостиной выключен, но на кухне всё ещё горит. Тут я понял, что Кэсси нигде не видно.
— Кэсси? — позвал я, но ответа не было.
Я позвал её снова, потом громче, но всё равно никакой реакции. Сердце начало тревожно биться, и я встал с дивана, заглядывая на кухню. Там было тихо, если не считать потолочного вентилятора, который медленно вращался. Посмотрев на часы, висевшие над холодильником, я увидел, что уже больше половины десятого.
Я не был уверен, что правильно вижу время, но стрелки двигались. Тогда я посмотрел на цифровой дисплей видеомагнитофона — он показывал 9:34. Обычно к этому времени мы с отцом уже ехали домой, и он укладывал меня в постель около десяти.
— КЭССИ! — крикнул я почти на весь дом. Но тут же почувствовал, как холодный страх начал подступать ко мне. Казалось, я один в этом доме. Где она? Почему она не отвечает?
Я подошёл к двери ванной комнаты и увидел, что свет под дверью всё ещё горит.
— Кэсси? — постучал я. — Ты там?
Но снова никакого ответа. Я открыл дверь и увидел, что свет включён, но Кэсси там не было. Паника начала усиливаться. Тогда я подошёл к рации у задней двери и нажал кнопку.
— Папа? Дядя Роб? Вы меня слышите? — я отпустил кнопку, но в ответ была лишь белая статическая тишина. Подождав несколько секунд, я попробовал снова:
— Папа! Дядя Роб! Вы слышите меня?! — в голосе уже звучал страх.
Я посмотрел в окно у задней двери и увидел, что в гараже всё ещё горит свет. Я снова попытался вызвать их по рации, но всё равно получил только шум. И вот мысль идти в гараж ночью самому, в темноте, казалась мне ужасной.
Я продолжил нажимать на кнопку рации, надеясь, что кто-то ответит, но ничего не происходило. Поняв, что другого выхода нет, я собрал всю свою смелость, открыл заднюю дверь, затем — экранную. Высунув голову, я осмотрелся. Всё было тихо. Дрожь пробрала меня, несмотря на тёплую сентябрьскую ночь.
Я осторожно ступил на заднее крыльцо и начал медленно спускаться по ступенькам. Моё тело напряглось от страха. Дорожка к гаражу казалась бесконечной. Шаг за шагом, я старался идти бесшумно, чтобы не услышать даже шороха под ногами. И тут я заметил, что, кроме меня, вокруг не слышно ничего — ни сверчков, ни ночных звуков. Эта тишина делала всё ещё страшнее.
Наконец, добравшись до гаража, я вбежал внутрь и закричал:
— ПАПА!
Но внутри никого не было. Запах сигаретного дыма витал в воздухе, радио играло ту самую кантри-музыку, которую они слушали, карты были разбросаны на столе, но... Где они? Где дядя Роб? Папа? Все остальные?
Дрожь усилилась, и в этот момент я услышал далёкий, приглушённый звук выстрела. Один. Затем ещё. И ещё несколько подряд. Страх подступил так быстро, что я выскочил из гаража и побежал назад в дом. Вбежав внутрь, я захлопнул за собой дверь.
На улице раздалось ещё несколько выстрелов, а затем — резкий, высокий крик, отчего моё сердце застыло. Я подполз к окну и осторожно выглянул наружу. Там не было ничего, только звуки. Затем ещё один ужасный крик эхом отразился в ночи, словно он доносился откуда-то издалека.
Крики продолжались, и у меня всё холодело внутри. Эти звуки были странными, нечеловеческими, но в них не угадывалось ничего знакомого — ни совы, ни лисы, ни какого-либо другого животного, которое я мог слышать у дяди Роба. Сердце билось как сумасшедшее. И вдруг я услышал, как кто-то зовёт моё имя:
— Майки!
Это был голос дяди Роба. Он звучал где-то снаружи. Я бросился к окну, пытаясь его увидеть, но в темноте ничего не различил.
— Майки! — снова послышался голос, немного ближе.
Я был готов выбежать наружу, чтобы ответить ему, но тут заметил что-то вдалеке. Это была тёмная фигура, высокое, худое существо, чьи движения были резкими и неестественными. Моё тело застыло, пока я следил за его ломаным, дергающимся движением. Сердце у меня замерло, когда я увидел, что оно повернуло голову в мою сторону.
Существо было лишено глаз. Его лицо было не человеческим, а каким-то вытянутым и лошадеподобным, но измождённым и странным. Оно издало шипящий звук, от которого у меня волосы встали дыбом.
— Майки! — произнёс голос дяди Роба изо рта этого существа.
Но я уже понял, что это не дядя Роб. Паникуя, я резко отпрянул от окна и попытался спрятаться. Я быстро забрался в кухонный шкафчик, оставив дверцу немного приоткрытой, чтобы наблюдать за происходящим. Из моей позиции я видел окно.
Прошло какое-то время, ничего не происходило, и я начал успокаиваться. Но как только я решил, что опасность миновала, то увидел, как в окно выглядывает та самая безглазая голова. Существо прижалось лицом к стеклу, и я снова почувствовал, как ледяной ужас окутывает меня.
Его отвратительная морда двигалась вдоль стекла, будто оно пыталось что-то разглядеть. На окне оставались небольшие запотевшие пятна от его дыхания, которые тут же исчезали. Оно обнажило зубы — длинные, неровные, и явно не предназначенные для обычного жевания.
— Майки, впусти меня! — вновь послышался голос дяди Роба.
Нет. Никакого шанса. Я не сдвинусь с места!
Вдруг я услышал несколько выстрелов, а затем мужские голоса. Существо завыло, издав ещё один пронзительный, отвратительный звук, от которого меня чуть не вырвало. Оно бросилось прочь от окна. Я выжидал, слушая, как его крики удаляются. Теперь я слышал голоса мужчин, которые, казалось, переговаривались друг с другом.
Вскоре дверь сзади распахнулась, и я услышал голос моего отца:
— Майкл! Где ты?
Я не ответил, так как всё ещё боялся, что это может быть существо, имитирующее голос моего отца. Но вскоре он ворвался в кухню.
— Майкл! — закричал он, и я, наконец, вылез из шкафа.
— Папа!
Он схватил меня, поднял и перекинул через плечо.
— Нам нужно уходить, Майкл! — сказал он в панике, которую я никогда раньше не слышал в его голосе.
Мы выбежали через парадную дверь и направились к его пикапу. Отец открыл водительскую дверь, буквально бросил меня на пассажирское сиденье, сам запрыгнул за руль и завёл машину.
Мы помчались по дороге, оставляя за собой клубы пыли.
— Папа, что происходит?! — я уже плакал.
— Я расскажу тебе потом! Сейчас главное — уехать отсюда! — его глаза не отрывались от дороги.
Я сидел, обхватив себя руками, и продолжал рыдать, пока отец гнал нас прочь от дома дяди Роба.
Спустя какое-то время мы выехали на асфальтированную дорогу, и обстановка начала понемногу успокаиваться. Отец оглянулся назад, чтобы проверить, не следит ли за нами кто-то, и тяжело вздохнул.
— Ты в порядке, Майки? — его голос теперь звучал мягче и заботливее.
Я всхлипывал, всё ещё дрожа:
— Что это было? Что за монстр?!
Отец на мгновение промолчал, затем покачал головой.
— Не знаю, Майки. Я... не знаю. Единственное, что я знал, это то, что нужно было вытащить тебя оттуда.
Я всё ещё думал о Кэсси и дяде Робе.
— А как же Кэсси?
Отец перевёл взгляд на дорогу и ответил:
— Дядя Роб разберётся. Он сказал, чтобы я увёз тебя, пока они будут охотиться на эту тварь.
— Ты её видел? — я не мог успокоиться.
Отец покачал головой.
— Нет, не видел. Но уверен, что с ней всё будет в порядке, Майки.
Несколько долгих минут мы ехали молча. Вскоре впереди показались огни города, куда мы возвращались.
— Слушай, — отец внезапно нарушил тишину, отчего я чуть не вздрогнул. — Пока ничего не говори маме, хорошо? Я сам всё объясню. Мы уже вызвали полицию, они должны приехать и помочь дяде Робу. Завтра мы всё узнаем, договорились?
Я кивнул, всё ещё чувствуя беспокойство за Кэсси и дядю Роба.
— Ладно, — тихо ответил я.
Остаток пути мы ехали в полной тишине. Машина наконец остановилась у нашего дома.
Подписывайся на ТГ, чтобы не пропускать новые истории и части.
Смысл того, что происходит сегодня на Ближнем Востоке, не будет ясен, если мы не поймем, что сионизм представляет собой двойное отрицание исторической реальности иудаизма.
Сионизм представляет собой квинтэссенцию процесса ассимиляции, который с конца XVIII века постепенно стирал еврейскую идентичность, и не только в той мере, которой представляет христианское национальное государство евреям. Решающим здесь является то, что, как показал Амнон Раз-Кракоцкин в своем образцовом исследовании, в основе сионистского сознания лежит другое отрицание, отрицание галута, то есть изгнания, как принципа, общего для всех известных нам исторических форм иудаизма. Предпосылки для концепции изгнания возникли еще до разрушения Второго Храма и уже присутствуют в библейской литературе. Изгнание — это сама форма существования евреев на земле, и вся еврейская традиция, от Мишны до Талмуда, от архитектуры синагоги до памяти о библейских событиях, была задумана и прожита из перспективы изгнания. Для ортодоксального еврея евреи, живущие в государстве Израиль, также находятся в изгнании. А государство по Торе, которого евреи ждут с пришествием Мессии, не имеет ничего общего с современным национальным государством, поскольку в его основе лежит именно восстановление Храма и жертвоприношений, о который государство Израиль даже слышать не хочет. И не стоит забывать, что изгнание, согласно иудаизму, – это не только состояние евреев, но и отсутствие мира в его целостности. По мнению некоторых каббалистов, в том числе Лурии, изгнание определяет само положение божества, создавшего мир и изгнавшего из него самого себя, и изгнание это продлится до наступления Тиккуна, то есть восстановления изначального порядка.
Именно это безоговорочное принятие изгнания с вытекающим из него отказом от всякой современной формы государственности является основанием для представления о превосходстве евреев по сравнению с религиями и народами, скомпрометировавшими себя компромиссом с государством. Евреи, наряду с цыганами, единственный народ, который отверг государственную форму существования, не вел войн и не запятнал себя кровью других народов.
Отрицая исторический смысл изгнания и рассеяния во имя национального государства, сионизм, таким образом, предал саму суть иудаизма. Потому не следует удивляться, что это отрицание породило еще одно изгнание, уже палестинцев, и привело к тому, что государство Израиль отождествило себя с самыми крайними и безжалостными формами современного национального государства. Упорные претензии истории, из которых диаспора, по мнению сионистов, должна была бы исключить евреев, идут в том же направлении. Но это может означать, что иудаизм, который не умер в Освенциме, сегодня, возможно, познает свой конец.
Quodlibet, 30 сентября 2024 г.
Вчера зачем-то достал зеркальный фотик из тумбочки. У него даже аккум живой. Фигасе.
Снимок телефоном это! Зачем нужна зеркалка? :)
