Привет! Продолжаю выкладывать фото, оставшиеся с поездки в Мариуполь. Предыдущие посты в профиле. Ездил в качестве волонтера, с июня по сентябрь.

Добро в Мариуполе кому интересно от кого я ездил, вот от этих волонтеров
Фото мои, тэг мое

Мрррау! Хозяйка сделала для меня новую локацию в жилище, чтобы я мог ощущать себя в своей естественной среде обитания 🌿🐯

Аннотация — Новый мистический триллер

Часть первая главы 1-4 — Продолжение поста «Новый мистический триллер»

Часть первая главы 5-6 — Гагарина,23

Часть первая главы 7-9 — Гагарина,23  (Часть первая главы 7-9)

Часть первая главы 10-11, Часть вторая глава 12 Гагарина,23 (Часть первая главы 10-11, Часть вторая глава 12)

Часть вторая главы 13-15 — Гагарина,23 (Часть вторая главы 13-15)

Часть вторая главы 16-17 — Гагарина,23 (часть вторая главы 16-17)

Часть вторая главы 18-21 — Гагарина,23 (Часть вторая главы 18-21)

Часть третья главы 22-24 — Гагарина,23 (Часть третья главы 22 -24)

Часть третья главы 25-28 — Гагарина,23 (Часть третья главы 25 -28)

глава 29

Семья Стасика жила как все — на стене ковёр, в серванте хрусталь. Квартира, обычно чистая и уютная, начала превращаться в помойку.

На девятый день Ольгу толком не помянули. Мать от постоянных побоев сбежала к разведённой подружке: целыми днями женщины (одна на больничном, другая в отгулах в связи со смертью дочери) пили разливное пиво, гадали на картах, говорили за жизнь. Несколько раз выпили за Ольгу не чокаясь, поплакали. Стасик пытался остаться при матери, но она проводила сына к выходу, в глаза не смотрела, всё пыталась смахнуть несуществующие пылинки с его плеча. Дыша пивом и солёной рыбой, сказала:

— Ты иди домой, присмотри за папой, пожар ещё устроит, пьяный дурак. У нас свои женские разговоры, незачем мальчишке это слушать.

Глава семьи взял отпуск за свой счёт и беспробудно пил с неожиданно появившимися друзьями. Есть люди, которые не понимают слово «поздно». Новые знакомые шли даже ночью, неся нехитрую закуску, и всё время гремели бутылками. Отец сидел за столом, еле держа голову, пьяные слёзы катились по небритым щекам под снисходительно сочувствующими взглядами собутыльников. Заплетающимися языками говорили про баб-блядей и загубленную мужскую жизнь. О Стасике как будто забыли. Покрутившись среди взрослых, он ушёл спать.

Утром со вчерашнего голодный мальчишка зашёл на кухню. Какой-то мужик храпел за столом, подложив руку под голову. От тарелок с остатками закуски шёл запах лука и солёных огурцов. Горбушка хлеба ещё не засохла, и Стасик доел её, обмакивая куски в рассол. Началась икота. Сбив её парой глотков воды из-под крана, он подошёл к родителю, спящему на диване мертвецким сном. Пахучая волна перегара чуть не сбила с ног. Стасик двумя пальцами залез в оттопыривающийся карман отцовских брюк и вытащил трёшку, прихватив несколько сигарет из смятой пачки.

Летним, ещё прохладным утром, на заасфальтированной площадке рядом с кинотеатром собралась стайка мальчишек. Они очертили круг, на линию в центре выставили асыки с монетками — играли на деньги. Вывертом пальцев бросали косточки в центр круга — монетки падали. Пацаны спорили, ругались. Стасик выставил окрашенную в красный цвет са́ку — большой асык, залитый свинцом и обвязанный медной проволокой. Игроки замерли от восхищения и зависти — это не са́ка, а мечта!

— А чё, Стас, правда, что твоя сестра всем давала? — спросил А́за. Азамат мог себе позволить многое, имея старших братьев.

— Чё-чё ты сказал?! — Стасик сжал кулаки.

Санёк, друг А́зы, выступил вперёд:

— Давала, давала, всем давала!

Вокруг начали выкрикивать:

— Мне давала!

— И мне давала!

Когда самый младший, сопливый третьеклассник выкрикнул тоже, что и все, Стасик бросился в драку. Били не сильно. Мальчишки лишь хотели продемонстрировать преданность лидеру. Помятый брат шалавы Ольги уходил, вытирая злые слёзы. Са́ка-мечта теперь принадлежала А́зе.

За кинотеатром, на ступеньках в операторскую сидели гоповатые парни в кедах и кепках, цыкая и сплёвывая слюну, передавали по кругу косяк.

— Эй, иди сюда! — позвал самый старший из них проходящего мимо нахохленного Стаса.

— Чё такой смурной? Ты Ольгин брат? — спросил другой, кореец со шрамом на подбородке.

— Ну, — угрюмо ответил Стас.

Парни переглянулись.

— Баранки гну. Как разговариваешь со взрослыми, сопля! — повысил голос старший: — Деньги есть?

Стасик замялся, понимал, что, если соврёт, а деньги найдут, обшмонав карманы, будет ещё хуже.

— Есть три рубля, — и протянул купюру.

— Лафа, братаны! — выкрикнул третий, вертлявый: — Ну чё, я слетаю к Любке в буфет?

— Давай! — воодушевился старший: — Возьми «три топора» — две штуки и закусон.

Вертлявый убежал.

— Садись, Стас, посиди с нами! — кореец гостеприимно показал на одну из ступеней.

Мальчишка сел, из надорванного кармана шорт выпала ля́нга.

— О, попрыгаем для аппетита! — кореец поднял кусочек шкурки с шерстью и начал набивать. Делал он это мастерски: простым набо́ем, перешёл на содно́йку, потом на самое сложное — па́ру. Старший и Стасик, затаив дыхание, следили за мельканием ног и лянги, пока не возвратился вертлявый.

Ступеньку застелили газетой, выложили плавленые сырки, огромный, с кулак, помидор бычье сердце и буханку серого хлеба. Две бутылки портвейна «Три семёрки» и гранёный стакан придали натюрморту законченный вид.

— Любка просила, чтоб стакан вернули, — потирая в предвкушении руки, предупредил добытчик.

Стасик просидел с парнями весь день. Ему достался кусок хлеба с помидором, целый сырок и четверть стакана с портвейном. Когда бормотуха закончилась, по кругу снова пошёл косяк. Мальчишке анашу не предлагали.

— А ты знаешь, что мы с тобой почти родственники? — корейца развезло, он приобнял Стаса.

— Это как? — еле выговаривая слова, спросил захмелевший с непривычки подросток.

Кореец ничего не ответил, только смотрел поверх голов, будто вспоминал что-то.

Потом Стаса вырвало, и он уснул в кустах. Проснулся, когда стемнело. Парни ушли

***

Отца дома не было, мама не вернулась. В тёмной прихожей Стасик включил свет и, обходя пустые бутылки, зашёл на кухню — очень хотелось есть.

По столу, среди неубранных с утра тарелок, вальяжно прогуливались тараканы. Они вышли на променад семьями: с малыми детьми и беременными самками.

Мальчик выбежал из квартиры. Дом спал. Лишь ветерок нарушал тишину во дворе, шурша брошенной кем-то газетой. Стасик прислонился к стене под Валькиным окном, закурил и испугался, когда неожиданно с форточки спрыгнул Пирожок.

— Кис-кис-кис, — позвал юный курильщик соседского любимца, чтобы погладить.

Пирожок зашипел и на зов не пошёл — он признавал только маму Валю и новых друзей из междустенья.

— Ах-ты-дрянь-такая! — надвигаясь на рыжего нахала, чётко выговорил каждое слово мальчишка (так обычно ругалась хозяйка кота, когда ловила Стаса за очередной проказой). Он вспомнил родителей, которым на него наплевать, шалаву Ольгу, отобранную са́ку, бездарно потраченные три рубля, и что-то щёлкнуло внутри — пузырь отчаянной злобы лопнул.

Растерявшийся кот вместо того, чтобы бежать вглубь двора, заскочил в подъезд под почтовые ящики. Стас быстро снял рубашку, накинул её на утробно рычащего Пирожка и завязал крест на крест, придавив вырывающегося кота коленом, — животное оказалось в узле, лишь хвост бешено колотился снаружи. Ступени призывно вели вниз, в подвал…

Мальчишка бил узлом по стенам, по полу. Кот кричал как человек:

— Маума! Маума!

— Давала, давала, всем давала! — истерил Стас и бил, бил.

— О-о-ой! — плакал, умирая, несчастный Пирожок.

Из-за угла за казнью безучастно наблюдала Момо́.

Уставший палач с дырой в душе́ вынес из подвала уже не рыжего, а бурого мёртвого кота, и положил под соседскую дверь. «Подарок Вальке» — злорадно подумал подлый пакостник, вспомнив, сколько раз противная тётка жаловалась на его проделки отцу.

Глубокой ночью одинокий Стасик тихо плакал в постели, пока не уснул. Запущенная квартира шуршала тараканами. Окровавленная рубашка валялась под кроватью.

Валя возвращалась с ночной работы, почти бежала, так соскучилась по Пирожку. Как он там, один? Скорее обнять, накормить вкусненьким рыжего баловня.

В подъезде, по-утреннему прохладном, сделав первые шаги, Валентина увидела ЭТО! На душе стало смутно, мозг искал объяснение тому, что видели глаза: «Это дурной сон!» — но сердце всё поняло. Вселенское горе, придавив, опустилось на плечи. Несколько ступеней, ведущих на площадку первого этажа, превратились в восхождение на Голгофу. Время стало вязким.

Держась за стену, Валя дотащилась до страшного места — коврика у двери своей квартиры. Застывший труп Пирожка покрывала кровавая корка. Валентина закричала, осев на пол.

— А-а-а! — голосила она на одной ноте, безобразно открыв рот.

Вопль вырвался во двор, поскакал эхом по этажам. Начинался рабочий день, никто уже не спал. Жильцы открывали двери, спускались по ступеням к источнику шума, с улицы заходили люди — все собрались, отпуская реплики и наслаждаясь зрелищем:

— Что случилось?

— Пирожка убили!

— Кого убили?

— Кота еёнова убили!

— Скорую, скорую! — кричал кто-то.

— Японское море! Животину жалко.

— Ну убили и убили, чё орать-то так.

— Ой, господи, несчастье-то какое!

— Разрешите пройти, — кто-то равнодушно протиснулся сквозь толпу, спеша на работу.

Приехала скорая, ополоумевшую Валю занесли в квартиру, сделали успокаивающий укол. Бледная и безучастная ко всему, лежала она на диване, глазами в тёмных провалах смотрела в потолок. Одна из соседок вызвалась присмотреть за страдалицей.

Айболит Алихан Муратович, любивший летним утром прогуляться по холодку, оказался одним из первых на месте происшествия. Он осмотрел Пирожка, покачал головой:

— Его сильно били, сломали почти все кости, много открытых переломов.

— Это, я чё хотел сказать, его надо закопать, Японское море, лето — завоняет.

— Конечно, сынок, я даже знаю, где можно достойно похоронить кота. У тебя есть лопата?

Сердобольные соседи позаботились — Пирожка погребли в красивом месте. Видный издалека, приметный камень лежал на могиле.

***

Стасика не разбудил шум в подъезде. Он проснулся уже к полудню. Отец, злой с похмелья, вернулся домой: накормил отварной картошкой и дал оплеуху за то, что сын не убрал в квартире. Начали подтягиваться собутыльники, и Стасик ушёл. Целый день бесцельно шлялся по улицам, к подруге матери заходить не стал, справедливо полагая, что увидит там такую же картину, как дома. Помня вчерашний день, издалека обходил мальчишек.

***

Вечером А́врум, заглянув к коту, увидел странную картину — хозяйка его рыжего друга лежала на диване, какая-то женщина накладывал ей компресс на лоб. Из их разговора ошарашенный демон понял, что Пирожка убили.

От Момо́ стали известны подробности.

— Ты просто наблюдала и ничего не сделала?! Как это по-ангельски! А если бы Мок убивали? — А́врум заискрился от злости.

— Мок трудно убить, — послала мысль Момо́ и ретировалась в дальние комнаты.

— А почему меня должны убить? — возмутилась албасты́.

— Я спросил для примера, — А́врум понял, что разговаривать не с кем, он один любил Пирожка по-настоящему.

Демон накручивал себя, представляя, как мучился кот. Искры летели снопами, в какой-то момент из А́врума начало вырываться пламя.

— Убью засранца! — взревел он, раздался треск, по междустенью поползли мелкие трещины. Во всём доме вылетели пробки. Хрущёвка погрузилась в темноту. В слепых окнах то тут, то там начали появляться робкие огоньки свечей и керосиновых ламп.

***

К дому Стасик подошёл в сумерках. Постоял у двери родной квартиры и, услышав пьяные голоса, заходить не стал. Решил подняться на чердак — обычно мальчишки залезали туда, чтобы покурить и посмотреть на округу с высоты четвёртого этажа.

Свет в доме отключился, когда Стас, подсвечивая спичками, отодвинул кусок незакреплённого шифера и вылез на двускатную крышу. Он сидел с тлеющим бычком в пальцах и смотрел на звёзды. В голове и на душе было пусто.

Странный звук раздался сбоку, Стасик присмотрелся и перестал дышать, лишь сердце забилось громко. На него медленно шло сыпавшее искрами невысокое существо с огромными светящимися глазами. Стас вскочил на ноги.

— Тебе привет от Пирожка,— низкий скрипучий голос сущности вздыбил пластины шифера — крыша ощетинилась и по-собачьи отряхнулась. Мальчишка взвыл, пытался за что-нибудь ухватиться, но не удержал равновесие.

— Мама! — завопил убийца кота и полетел вниз, руками вперёд.

В воздухе тело перевернулось и упало, ударившись спиной о землю. Позвоночник громко хрустнул.

Стас, ничего не чувствуя, лежал сломанной куклой и смотрел в чёрное небо — между звёздами, сверкнув хвостом, пролетела комета. В одном из соседних домов заиграл вибрирующим перебором аккордеон. Застольный хор затянул:

—Хазбулат удало-ой, бедна сакля твоя-а…

— М-ма-м-ма... — прохрипел мальчик.

— Золотою казно-ой я осыплю тебя-а, — окрепли голоса в едином порыве.

— Ма… — выдохнул забытый всеми ребёнок.

Над безвольным телом склонилась женщина в белом и показала страшное лицо.

***

Некоторые родители не заслуживают любви своих детей.

Продолжение следует...