Глава 4.

Дрожь земли.

Жгучее пламя солнца развернуло свои огненные крылья в зените, когда следы под ногами Эйса наконец стали чëтче и выразительнее. Судя по ним, пленников не вели, а волокли, что сильно замедляло похитителей. Иногда попадались свидетельства сопротивления и борьбы со следами запёкшейся на жаре крови, но затем всë снова возвращалось в прежнее русло. Наконец, он увидел очертания лагеря впереди.

Пустынный народ не обожествлял Отца, но по-своему чтил его. Они выкапывали и выламывали длинные куски гибких рëбер, чтобы строить покрытые кожей хижины. Использование каждой взятой у него части, в качестве пищи или строительного материала — всему должно было быть выказано уважение. Колосс очень медленно, но разлагался и это беспокоило людей, что взятые ими части уже не отрастают назад, а потому они пришли к единственному разумному по их мнению выводу — жертвоприношения.

Эйс изловчился приблизиться и спрятаться за одной из палаток, оставшись незамеченным, так как все дозорные были заняты привязыванием пленников к жертвенным столбам за руки над головой. Для Мэй не нашлось такого маленького столба, поэтому она висела привязанная за щиколотки и запястья как тряпичная куколка с заплаканным личиком. Остальные четверо тоже были тут, хотя Кот с пузырями на губах, видимых из-под сдвинутой в сторону маски, выглядел надломленным, а его нога, прикрытая лишь порванными штанами, почернела паутиной вокруг раны. Юноша уже продумал план того, как воспользуется преимуществом внезапной атаки и освободит хотя бы Лису для помощи, как вдруг “земля” под ногами задрожала.

Два одеяла друг за другом накрыли собой импровизированную деревню: и было первым звенящей в ушах тишиной, заставляющей глохнуть от собственного сердцебиения; и было вторым какофонией звериных воплей в кулак сжавшихся человеческих гортаней. Обычно в такого рода деревнях заранее готовили капсулу-убежище из плотных материалов, куда люди забиваются по тревоге и не выходят, пока опасность не пройдёт, но это были лишь пара домов и не более двадцати человек с детьми, которые этой церемонией как раз и надеялись умилостивить Отца, а вместе с ним и ужасы его недр.

И они явились. Во всём своём наиотвратительнейшем великолепии многоножки выгрызли себе путь на поверхность и воздух взорвался от вони и плача их изуродованных пришитых к мордам человеческих лиц. И хуже всего было то, что плач был в значительной мере детский. Аберрации потрошили людей с ужасающей эффективностью, поедая их конечности заживо, заглушая хрустом костей мольбы людей о скорой кончине.

Эйс не отдавал себе отчёт в своих действиях: он просто бросился к столбам, расталкивая обречённых по пути как стальной башенный таран, краем глаза заметив полусъеденное крошечное тело и помотав головой. Меч свистел в воздухе, пока юноша разрубал путы на руках тех, кто мог хоть как-то сражаться: Лисы, Кота и Марко. Женщина в маске встала в защитную стойку, в то время как Кот сполз по столбу, не имея возможности стоять. Тогда Эйс освободил и перепуганного до смерти белого как снег Базаргана и впихнул ему в руки одну из дубинок наёмника. И тут он услышал пронзительный девичий крик.

Одна из многоножек с детским безглазым лицом, пронзительно плача, ринулась к ней, разведя в стороны костяные лезвия оторванных рук. Мэй изо всех сил зажмурилась, но ничего не произошло. И тогда она открыла глазки.

Перед ней тысячелетней горой стояла несокрушимая широкая спина. Спина того, кто сторонился её, не обмолвился с ней ни словом, но вот он здесь. Он и его рука… На её глазах выступили слёзы и она горько заплакала.

Эйс прикусил язык от боли, когда тварь стала интенсивнее разжёвывать его левое запястье, которым он попытался оттолкнуть чудовище от ребёнка. Он чувствовал, что на месте его пальцев образуется кровавый бесформенный фарш; видел, как из пасти многоножки появились грязные человеческие пальцы с обломанными ногтями, которые, царапая его кожу, стали проталкивать еду поглубже в зловонное нутро. Стараясь не потерять сознание от боли и собрав все силы в правой руке, Эйс размахнулся и с чавканьем всадил клинок в голову твари на две трети. Детский неестественный визг умирающего чудовища ударил его по ушам, когда он высвободил то, что осталось от его левой руки и пинком отшвырнул прочь корчившееся в агонии месиво из булькающих в жиже подёргивающихся конечностей.

Мэй не сводила с него взгляда, пока он молча разрезал её путы. Как только её ручки оказались на свободе, она моментально обвила его шею и горько заплакала навзрыд, повторяя одни и те же извинения снова и снова. Эйс сделал движение, словно бы хотел отстраниться, замер на несколько мгновений, но всё же обнял её в ответ: лёд в его глазах треснул и тронулся вниз по реке его души, влекомый весенним таянием.

В этот момент Марко и Базарган неловко отбивались от одной из многоножек с лицом старухи, которое не плакало, но повторяло снова и снова слово “сынок”. Кот шумно выдохнул, сгруппировался для атаки насколько мог, а увидев Эйса с девочкой на руках, показал ему большой палец. Хвост многоножки неожиданно ударил наёмника со стороны больной ноги, роняя его навзничь. Лиса ринулась ему на помощь, но многоножка, выстрелив хвостом словно пружиной собою в воздух, вонзилась ему в грудь с такой силой, что пробила “землю” под ним, увлекая крики Кота глубоко под землю в мерзостное царство горящих от голода глаз. Торговец вытянул руку и издал вопль, но другая тварь сомкнула челюсти на его собственной руке и, пока он корчился от боли, ударила ему в спину хвостом. Как игрушка со сломанной осью Базарган упал на землю под неестественным углом с переломанным пополам позвоночником.

Эйс подоспел на выручку и вместе они добили нападавших на них многоножек. Остальные чудища закончили свой мрачный промысел и тащили ещё тёплые полные вкусной крови тела в глубины своих нор, голодные и, по всей видимости, потерявшие интерес к дальнейшему сражению.

Хоронить было некого: тело Базаргана также утащили в жуткие пещеры плоти. Они обработали рану Эйса, найдя нехитрую аптечку в вещах погибших жителей. Мэй сама вызвалась промыть и забинтовать его увечье неловкими, но решительными ручками. Марко шёпотом предложил юноше переделать получше, но тот лишь покачал головой. Девочка теперь не покидала его ни на шаг, попеременно сидя то на плече, то на здоровой руке или же просто шла рядом, держась за его плащ.

Лиса пребывала в растерянности. Опустошённо глядя на дыру, в которой исчезли оба её компаньона, она рассказала, как жила в том же самом городе в глазнице, пока на них не обрушился голод. Сколько она не пыталась добыть грибов для себя и своей больной матери — не смогла, так как рацион на тот момент распределялся равномерно, а мать не могла удержать еду внутри и из-за этого ей требовалось больше. Лисе пришлось накормить её мясом Отца, но церковь прознала об этом, обвинила её в ереси и изгнала из города. Так бы она и присоединилась к разбойникам, если бы не добродушный Базарган, прознавший о её горе. Вместо старой личности он предложил ей спрятаться за маской и быть его лисой, а взамен он финансировал её мать до самой её кончины.

Произнеся небольшую речь по погибшим и убедившись, что многоножки окончательно уползли, поредевшая группа, собрав разбросанные припасы, отправилась в сторону окутанной туманом левой руки. Туда, где располагались величественные грандиозные башни легендарного города левой ладони, по слухам, самой выдающейся жемчужины архитектуры и изящных искусств, какие могли себе позволить остатки человечества. Особо примечательной была древняя библиотека, содержащая книги с картинками и другие собранные крупицы знаний старого мира.

Через несколько часов после того, как они ушли, в разрушенный лагерь вошли несколько фигур в плащах. Мельком осмотревшись, гончими псами они ринулись по горячим следам группы Эйса.

Глава 5.

Призраки прошлого.

Немало воды утекло прежде, чем путники достигли мягкой низины внутренней стороны локтя. Кожа Отца здесь зарубцевалась и практически не впитывала влагу, а потому вследствие обильных дождей здесь образовалось небольшое озеро пресной воды. Путь сюда был сильно упрощён дорогой, проложенной простиравшимся впереди городом для будущей торговли, но законченной на текущий день пока только до плеча.

Марко шёл и тихонько посмеивался над юношей, вокруг которого носился маленький жизнерадостный смерч. Мэй была вне себя от счастья, когда ей вручили потерянную куклу и крепко-крепко прижимала её к груди, словно боялась, что её подружку снова отберут. Старик рассказывал интересные истории о временах, когда он, покинув город, путешествовал от поселения к поселению в поисках новых знаний и мудрости в стремлении отгадать загадку этого мира. Когда люди стали жить на титане? Что произошло с остальными? В книгах явно упоминаются горные, лесные, болотные и пустынные ландшафты, а также множество разнообразных животных. Над колоссом летают птицы, но где они гнездятся? И может ли живое существо пройти через туман без вреда для себя? Он грустно промолвил, что в своё время ему пришлось бросить и свой город и свою семью из-за того, что церковь пригрозила ему обвинениями в ереси за его неуместные вопросы.

От этих мыслей Эйса отвлекли вставшие на руках волосы: что-то явно было не так. Через секунду воздух рассёк пролетевший мимо их лиц костяной дротик, к счастью никого не задев. Юноша вскочил, выхватив меч навстречу спускавшимся к воде фигурам в знакомых плащах и масках: череп, крокодил и змея. Лиса вскочила и выстрелила клинком на цепочке в Черепа, но тот ловко отразил удар мечом и налетел на неё градом ударов. Марко сжимал в руках булаву Кота, когда Змей двинулся ему навстречу, манерно обнажая шпагу.

Перед Эйсом извергающимся вулканом вырос верзила в маске крокодила, возвышавшийся на рослым юношей на целую голову, длинными пальцами до скрипа сжимая шипастую рукоятку страшного боевого цепа, ржавого от почерневшей крови. Юноша попытался парировать удар атаку, но это было всё равно, что отбить метеорит: он немедленно отправился в полёт, задыхаясь от удара по солнечному сплетению, а Крокодил неумолимо раскручивал по орбите свой чудовищный астероид.

Лиса умело отбивала прочной цепочкой выпады мечом, но Череп порхал как мотылёк с ядовитым жалом и она ни разу не смогла зафиксировать его оружие. В свою очередь, тот почти играючи отбивал её точные выстрелы по жизненно важным органам. Но самые жаркие искры летели не от них, а от неистового сражения между последней парой.

Марко сражался словно последний архангел, в одиночку не пропускающий легионы адских тварей через белоснежные врата. Ни шагу назад, ни следа привычной расслабленной улыбки на его лице, лишь холод сосредоточенности вьюгой тронул его глаза, а движения были точны и убийственны. Его оппонент был до сих пор жив только из-за ограничений, накладываемых дробящим типом, ведь старик не мог пронзить Змея дубинкой, а тот в свою очередь вовсю пользовался преимуществом длинного колющего оружия, трусливо балансируя в безопасной зоне как комар. Марко серией блестящих манёвров наконец пробил защиту врага, метким прицельным ударом сломав тому два пальца на правом запястье и выбив оружие из его рук, от чего Змей упал на колени и стал слезливо канючить и, мерзко хныкая, пресмыкаться, чтобы благородный воин пощадил его жизнь.

В этот момент краем глаза Марко заметил, что Эйс вот-вот пропустит удар, от которого уже точно не оправится и ударом молнии в высохшее дерево на краю скалы оказался рядом, чтобы искусно зафиксировать руку Крокодила дубинкой в неподвижной точке. Юноша благодарно кивнул, а старик улыбнулся в ответ, но с выступившей капелькой крови в уголке рта. Он удивлённо вытер её тыльной стороной руки и посмотрел вниз на длинный красный стержень шпаги, торчавший из его груди. Змей попытался рвануть оружие обратно, но Марко, сжав наливающиеся кровью зубы, вцепился в него обеими руками и не отпускал. Раскаленное белое пламя неукротимых псов войны разметало обрывки ошейников, сдерживавших человечность, и разорвало обрывки цепей в горящих гневом и остервенелой яростью глазах Эйса, одним ударом отрубившего державшие рукоятку шпаги дрожащие руки по локоть, а затем, ведя клинок по инерции и вихрем развернувшись вокруг себя, пробил насквозь опешившего Крокодила и все слои его брони с силой, сломавшей его меч на куски. Видя это, Череп отвлёкся всего на мгновение, но большего Лисе было и не надо: остро свистнув в воздухе, клинок ястребом прилетел в незащищённый висок, пробив кость и принеся могильный холод савана на костяных крыльях смерти обмякшему телу.

Змей упал навзничь и маска раскололась от удара, открывая лицо нападавшего. Эйс смотрел на перекосившееся злобой лицо Уоррена, злобно шипевшего на него, проклиная самыми чёрными и отвратительными словами, мерзкой жижей вываливающимися из его перекошенного рта, срываясь на фальцет и обещая убить и его, и эту “мелкую дрянь”, как уже убил Милу, Брона, Мартина и многих других, вставших на пути его повышения по службе и спокойной жизни. Он выхаркивал ругательства в сторону “мистера совершенство”, которого никогда не мог превзойти, сколько бы труда он не вложил и, тыча ногой в сторону Мэй, поклялся забрать у него всё так же, как это сделал юноша.

Эйс велел Мэй отвернуться. Сапог бывшего солдата с эмблемой города, которому он посвятил свою жизнь, своё сердце, которому служил верой и правдой, опустился на перекошенное страхом взмолившееся лицо Уоррена, и уже через секунду, чавкнув брызгами, с мерзким хрустом коснулся земли. Эйс отвернулся и поспешил к Марко, когда упали первые тяжёлые капли дождя.

Отказываясь верить в происходящее он упал на колени рядом с истекающим кровью стариком, подле которого билась в рыданиях Мэй. В глазах Марко зажглись знакомые тёплые огни ласки и заботы, когда он протянул ладонь и с любовью коснулся щеки юноши, прошептав, что впереди тот найдёт ответы на все свои вопросы и что он сможет закончить то, чего так и не смог старик. Время остановило свой ход белоснежным дождём из перьев тишины, когда его рука упала на землю, обнажая родимое пятно в форме аиста.

Эпилог.

Эйс провёл с отцом всю ночь. Не в силах остановиться, он всё говорил и говорил о всяких, как ему казалось, пустяковых вещах. Обессиленная Мэй наконец уснула, котёнком пригревшись у него на груди, пока поток рассеянных откровений против его собственной воли продолжал изливаться из его груди: как невыносимо горько ему пришлось жить без отца, как умерла его мама и, чтобы оплатить её долги, ему пришлось пойти в городскую стражу. Как коррумпировано было начальство и как преисполненный идеалами юноша мечтал изменить прогнившую систему изнутри и по пути обзавёлся не просто верными соратниками, но и настоящими друзьями. Как всю свою жизнь он пытался понять что же с ним не так и почему папа ушёл.

Лиса держалась на почтительном расстоянии и видела лишь как широкая спина юноши временами подрагивала. Она тоже привязалась к улыбчивому старцу, который всё шутливо просил посмотреть на её личико. Слёзы коснулись слегка дрогнувших в улыбке уголков рта, когда она сняла свою маску и разломала её на две части об колено, оставив небольшой синяк.

Следующим утром в небо поднялся столб чёрного дыма: Эйс решил упокоить отца в последних тёплых объятиях пламени. Простившись, опустошённые путники втроём отправились дальше, вперёд по дороге. Густой туман не позволял увидеть перед собой хоть что-то дальше сотни метров, а потому они могли лишь доверять пути, которым шли. И дорога действительно вела их, пока они внезапно не наткнулись на обрыв.

Путники не могли взять в толк: как такое возможно? Ведь дорога совершенно точно должна вести прямо в город, расположенный внутри раскрытой левой ладони. Подул сильный порывистый ветер, разгоняя туман и открывая перед их глазами более полную картину, заставляя сердца безмолвно холодеть.

Левая ладонь была оторвана. Прямо под ними в тумане плескались куски оторванных мышц и колоссальные торчащие кости, а перед ними — там, где должен был сиять город мечты — лишь холод пустоты.

Лиса молча села и заплакала. Мэй непонимающе тянула за одежду своего защитника, словно спрашивая: а что же им теперь делать? У Эйса не было ответов, да он и не успел ничего сказать, как ветер снова подул, в этот раз ещё сильнее, продолжая атаковать их разум картинами словно из бредовых снов.

В паре сотен метров от них чёрной тенью возвышалось колоссальное сооружение знакомой формы. Эйс прищурился и, не веря своим глазам, помотал головой. Этого не могло быть, но это действительно был меч.

Титанически огромный меч уходил своим лезвием в неизвестность тумана, по всей видимости, вонзённый в землю. А на рукояти, крепко её сжимая, обнаружилась оторванная левая кисть. Юноша протёр глаза: ему показалось, что он увидел, как на гарде у самой рукоятки словно бы открылась и закрылась дверь. Он опустил свой взгляд и только теперь увидел, что лезвие меча напоминало очертания башни с окнами.

И в одном из этих окон, словно последний оставшийся лучик надежды человечества, трепетал на ветру язычок света.