Глава 4. Парковый маньяк.

В следующий раз, мы с Машей встретились при обстоятельствах, которые никто из нас не мог предвидеть. Мы никогда не хотели в них оказаться и не пожелали бы злейшему врагу.

Иногда в жизни человека, происходят настолько значимые события, что становиться невозможно, не закрыть глаза и не представить – «Что если...?»

Мать развешивала бельё на балконе. Стоял жаркий июльский день и вещи сохли буквально за несколько часов.

Я сидел на диване, у толстого телевизора Sanyo. Смотрел мультики и надеялся, что не зайдет отец и не станет главным по пульту. Мои надежды никогда не были оправданы. Отец заходил в комнату каждое утро, чтоб успеть зацепить новости.

— Ты уже в десятом классе, а всё ещё смотришь мультики, — забирая пульт, сказал отец.

Я промолчал то ли от того что он был прав, то ли от того, что любой спор всё равно закончится тем, что я окажусь не прав. А если ещё подключиться мать, меня могут отправить мыть посуду или чистить картошку.

Синий кот в пиратской шляпе загнал мышь на трамплин корабля. Внизу начинается бескрайнее море, и стая акул что показывали зубы, ждали мышь. Кот бил ногой по трамплину, смеясь. Мышь знала – её песенка спета. Это была её последняя серия. Она жалобно посмотрела в камеру и...Отец переключил канал.

Передо мной появилась женщина, с таким лицом, будто увидела тоже, что и я – мышь, за секунду до гибели. Она трагичным тоном заговорила со мной.

— Около часа назад, сотрудники милиции нашли ещё одно тело молодой женщины. По предварительным данным и почерку, эта девушка стала жертвой «Паркового маньяка», убийцы что орудует в парках по всему городу и у которого на счету уже пять подтвержденных убийств.

Женщина по телевизору подошла к мужчине лет тридцати пяти с уставшими глазами и недельной щетиной. Внизу экрана появилась надпись: «Следователь городского отдела милиции № 1, Дмитрий Васильевич Донской»

— Скажите, Дмитрий, весь город задается одним вопросом: «Парковый маньяк убивает только в парках, которых в городе всего три, тогда почему вы не можете поставить людей в парк вечером и не допустить этих чудовищных надругательств над бедными женщинами?».

Дмитрий Васильевич Донской сплюнул на асфальт и уставился в камеру. Его глаза молили о сне, а лобные складки пугали даже меня, хоть я и был далеко от него, на уютном диване.

— И что вы предлагаете? Он убивает в случайные дни. Чтобы охватить хотя бы один парк, нам нужно человек пять, и это минимум. На дежурстве они должны быть 365 дней в году. Что невозможно, нужны смены, хотя бы ещё две. То есть 15 человек, три парка, это уже 45. Нам нужно сорок пять штатных мест. Да и к тому же, мы и так дежурили первые пару месяцев, и волонтеры тоже были и ничего не происходило. Маньяк понимает обстановку, смотрит новости. Вы помогаете ему. Может быть, он давно поменял свой почерк и теперь просто сбрасывает тела в парках, а не убивает в них.

— То есть, в своей некомпетентности вы вините нас?

Репортаж оборвали. В эфире появились два улыбающихся ведущих: женщина и мужчина, всё как подобает. Они сидели на мягком желтом диванчике. Камера приближалась к ним, и мужчина обратился к женщине:

— Ух, Анжелина, ну и репортаж у нас с утра, что думаете?

Не снимая с лица улыбки, женщина ответила:

— Думаю, таким молодым красивым девушкам, как я и наши зрители, лучше не гулять по парку в ночное время.

Мужчина подхватил:

— К слову о молодых красивых девушках, встречайте...

Отец выключил телевизор.

— Опять футбольные новости пропустил, — и с досадой бросил пульт в диван.

— Два года прошло, а они никак не могут поймать этого маньяка, сумасшествие какое-то, — сделала вывод мать, закрывая балкон.

— Да не говори, Люда. Как так работать можно. Я бы этого маньяка бы встретил, живого места бы не оставил.

Я наблюдал за их разговором.

— Ты бы, и не оставил, я помню, как Кольку, брата моего двоюродного, мужики пьяные зажали, а ты в машине сидел.

— Их было четверо, пьяных, а Колька твой баран, сказал им, чтобы они в том районе, где его зажали больше не появлялись, при том, что это был не его район, а их. За такого идиота заступаться, я в жизни не стану.

— Да и не заступишься больше. Столько денег на похороны ушло, ужас.

Я посмотрел на мать, потом медленно на отца.

— Он не в ту ночь умер. Тогда его просто отпинали. Даже не сильно. Он потом, когда встал с земли, крикнул им в спину: «Чтоб я больше вас здесь не видел» и Сайгаком запрыгнул ко мне в машину, — успокоил меня отец.

— И всё же, без оружия лучше на маньяка не лезть, он же убийца. Он столько жизней человеческих забрал, а для этого нужна сила не только физическая. В душе такой мрак должен быть, звериный. С таким столкнешься в живую, он тебя проглотит сразу, — запричитала мать.

Человек со звериным мраком в душе...У нас в городе. Люди этого боялись. Закрывали дверь на все замки. Кто-то вставал ночью, перепроверял их. Сам лично слышал, как это делал мой отец.

Милиции стало больше по вечерам на улицах. Особенно возле моего дома и у беседки рядом со школой. Ведь парк был прямо между ними.

Вечером, через несколько дней после того разговора, я сидел в беседке с пивом и друзьями, мы играли в «Наркомана».

Это довольно интересная версия дурака, модифицированная я бы сказал. Основной чёртой данной игры было условие, что масть – пики – бьется только пиками, даже козырь не мог побить эту масть. А если так получалось, что на раздаче козырем становилась пиковая масть, то козыря не было вовсе и все масти бились только теми же мастями. Семерка пик была самая сильная карта, которую нельзя ничем отбить, и она била всех. Не спрашивайте почему, я и сам не знаю. Помимо шести карт каждому игроку раздавалось ещё по две карты которые убирались до конца игры и открывались только в том случае, если закончились колода и карты игрока. Эти две карты назывались «прикуп». Только разыграв эти две карты, игрок по – настоящему выходил из игры и не оставался дураком или, в данном случае, наркоманом. Разочарование на лицах людей, когда они открывали – «прикуп» и видели, что-то вроде шестерки и семерки, всегда вызывало смех.

— Давай, Денис, не томи нас, ходи, — Костя ехидно заерзал на лавке у стола, сам уже довольно пьяный.

Все остальные вышли из игры, за «титул» наркомана остались бороться только я и Костя. Он только-только открыл прикуп. Две карты в его руке останавливали меня от поражения. Я свой прикуп ещё не открыл, а это значило, что сначала мне нужно было скинуть свои основные три карты в руке: шесть пики и два вальта. Одни валет червовый, другой бубовый. Козырь крести.

Если у него в руке два козыря, то верным ходом будет шесть пики. Но это только купит мне дополнительный ход. Потом он отобьет моих вальтов и отдаст обратно шестерку пик. Смысла затягивать я не видел. Было совсем темно на улице и хотелось уже пойти домой и лечь спать, ловя вертолеты от опьянения.

Я положил на стол два вальта. Костя задумался, посмотрел на свои карты.

— Беру, — огласил он.

Теперь у него четыре карты.

Я бросил шесть пик. Он отбил восьмеркой пик. У него три карты.

Я взял прикуп и увидел семь пик. Самую сильную карту в игре, что бьет всё. Радости не показал. Я знал, что Костя следит за моим выражением лица. Вторую карту я не помню. Помню только, что она была меньше вальтов, что теперь оказались у Кости. Походи он с них двоих, то всё – я «наркоман».

Он положил туз пик. Отличная беспроигрышная стратегия, если только у твоего оппонента нету... самой сильной карты в игре!

— Костя, — я прочистил горло, растягивая удовольствие, — ты помнишь какой карты ещё не было в отбое? Никакая специфическая карта не приходит на ум?

Все остальные парни в беседки, догадались сразу и некоторые не смогли сдержать смешки. Костя оглянулся на них, потом уставился в свои карты и мельком посмотрел на отбой. Подумал, и кинув свои карты в отбой, провозгласил:

— Сука, семерка пик!

Я отбил туз для показухи и скинул карты в отбой под всеобщий хохот.

На этом и объявил о своем уходе домой. Меня попытались убедить остаться, но я был решителен и уже пожимал всем руки на прощание.

Путь домой, как всегда, лежал через парк. Точнее сказать: через один из трех парков что облюбовал серийный убийца под именем "Парковый маньяк". Но в тот момент все события, что я видел в газетах и по телевизору, казались такими далеки, почти, что ненастоящими. Я даже и представить не мог, что стану частью событий, что не сходят со сводок новостей уже два года.

«Стой, не иди туда, ты не кому не можешь там помочь» - хотелось бы крикнуть себе, спокойно заходящему в парк, не думая не о чем, кроме мягкой кровати.

Более того, я пошел не по тротуару как все здравомыслящие люди, а по протоптанной тропинке через деревья, что известна не всем, а вела в глубь леска. Вот так то, страх наконец до меня и добрался. Хрустнула ветка. Я бы его даже не поймал не затихни ветер насовсем. Я отмахнулся от звука, посмеялся тому что дернулся от испуга и пошел дальше. Ещё одна ветка хрустнула и уже ближе. Я зашагал быстрее. «Это белка» - утешал я себя в начале, а потом – «Он убивает только молодых девушек». Я зашагал дальше, не сбавляя темпа. Сердце уже пыталось убежать из груди после мысли – «А как он поймет, что я не девушка, в темноте?».

Ветки захрустели в двух шагах от меня. Я на полном ходу резко повернулся на встречу хрусту, не сбивая шага и идя спиной вперёд. Прямо под моими ногами что-то большое, шевелится бьётся о ступни. Я запутываюсь в ногах и падаю на холодную землю ударяясь сначала спиной, а потом головой. Я начинаю болтыхаться и орать на весь лес. Это что-то, что было под моими ногами отпрыгивает, затем останавливается и произносит:

— Гав.

Собака небольших размеров смотрит на меня в невдомёк.

— Напугала же ты меня, — облегченно смеялся я.

Она шарахнулась от смеха и убежала в кусты.

Я поднялся на карачки и только тогда, боковым зрением заметил что-то большое, вроде бревна, что лежит между деревьями, в двух метрах от тропинки. Это не могло быть действительно бревно. Ведь в парке постоянно убирались и такое видное бревно, сразу бы убрали. Грозы тоже на днях не было. Значит оно не обвалилось совсем недавно, чтобы не успеть его убрать.

Я подошел поближе и стало отчетливо видно, что это не бревно. Оно было шире в одних местах и уже в других.

Как человеческое тело.

Моя рука, тянущаяся к этому объекту, дрожала у меня на глазах. Я трезвел всё больше и больше.

Когда я схватился за это «что-то», понял, что это было. Ткань. Куртка. Потянул на себя, тем самым переворачивая тело. Увидел мужчину с пробитой головой. Кровь всё ещё текла из неё.

Чтобы упасть второй раз, собака была не нужна. Хватило шока и ужаса.

Чтобы встать второй раз, потребовалось больше времени, чем хотелось. Ноги не слушались. Тело тряслось. Меня шатало в разные сторона. Я не мог поверить в происходящее.

Соберись!

Ноги твердо почувствовали землю.

Я побежал.

И первое, что увидел перед собой – ларек с мороженным. Жалюзи на окошке прикрывали его желтый свет. Лишь частички пробивались оттуда. Жак всё ещё был там. Я забарабанил по витрине так же часто, как билось тогда мое сердце. Стук эхом раздавался по всему парку. Я боялся, что кто-то ещё может его услышать. Тот, кто пробил голову мужчине. Если взрослый мужик не смог с ним справиться, то мне и рассчитывать не на что.

Я услышал шум. Это Жак вставал с кровати.

Меня ослепил желтый свет, ненадолго, Жак загородил лампочку головой.

— Ты время видел, я не продаю мороженое по ночам! — зарычал он.

— Я знаю Жак, я знаю, - тараторил я, едва отдышавшись, — мне нужна помощь, я нашел человека, лежащего в парке, мертвого. Нужно что-то делать. Я знаю у тебя есть телефон. Давай вызовем помощь.

Жак осмотрелся по сторонам, заглянул мне за спину и остановил взгляд.

Я обернулся:

— Что там?

Было тихо, слишком тихо.

— Давай заходи.

Он положил руку мне на плечо и провел в его каморку. Всё, как и раньше - контейнер с мороженным, старая армейская кровать, два вёдра, вонь, и стационарный телефон. Ничего не изменилось с тех пор, как здесь был я, Костя и Маша.

Двумя длинными, быстрыми шагами добрался до телефона и поднял трубку.

Набрал ноль, но не услышал характерного звука – щелчка. Набрал ещё раз, тоже ничего.

«Жак, телефон не работает!» – хотел я сказать, но тут то меня и осенило.

Жак стоял у меня за спиной, и я отчетливо слышал его громкое, частое, дыхание. Вдох, выдох, вдох, выдох. Он тоже был запыхавшимся. С чего ему быть уставшим, если он лежал всё это время в кровати. Более того, почему он лежал в кровати с включенным светом?

Я очень быстро пробежался по последним событиям. Я нахожу мертвое тело, с кровью, которая не успела вытечь и какая удача, что в тридцати метрах от места происшествия – нахожу ещё одного живого человека, которого по какой-то магической причине, я не подозреваю, потому что он никто иной, как Жак - разведенный продавец мороженого, который не может контролировать свою агрессию при детях. Жак - продавец мороженного, у которого есть возможность и оправдание наблюдать за красивыми девушками в течение всего дня, выбирая наиболее подходящую. Жак - продавец мороженного который живет в ларьке посреди большого, пустого и тихого парка. Вероятнее всего, этот самый Жак уже стоит у меня за спиной, наверняка даже с ножом. Конечно же телефон не будет работать. Конечно же сегодня я умру.

Я обернулся и увидел уже не лицо Жака – продавца мороженного, а хищника, готовившегося напасть на жертву с ножом в руках.

— Отпустите, — от страха вышло у меня изо рта.

Ага, как же. Я знал, и он знал, что я знал. И я знал, что он знал, что я знал, что он знал. И...

Пространство для маневра в этом ларьке было чёртовски маленьким. Жака нельзя было обойти, да и нормально протолкнуться, не открывшись всем телом перед ним тоже. Шаг влево - стена, шаг вправо - стена, меньше шага назад - стена.

Я увидел в его правой руке нож. От последней капли надежды, что я мог ошибаться не осталось и следа.

Я поднял руки к груди, чуть подогнул колени, будто собирался с ним бороться. Сам же хотел забиться в угол, закрыть глаза и ждать рокового удара. Жак дернулся в мою сторону сделав шаг вперед. Я от испуга ударился спиной о телефон. Это меня разозлило. «Я не трус» - подумал я и полетел на Жака. Да и выбора другого не было. Я понимал, что первым делом, увидев меня летящим на него, он попробует ударить ножом в живот. Чтобы это предотвратить, вытянул обе руки в его сторону, и мы встретились на пол-пути к моему животу, когда я обхватил запястье его правой руки с ножом. Его левая рука, абсолютно свободная, пришлась мне по печени. Ожидаемо. Надеялся, что удара не будет, но все же не был удивлен. Мое туловище от удара потянуло влево, я уткнулся в стену. И ещё один удар по печени. Только это уже было неважно, во-первых – бок онемел, во-вторых - рука с ножом была под моим контролем. Шансы выжить увеличились. Я всё ещё противостоял взрослому мужику со здоровенными руками и в честной драке на ринге я бы уже лежал, но мне нужно было всего лишь выжить, перехитрить его. К тому же, судя по его уставшим движениям, он и вправду совсем недавно дрался с мужиком, что я нашел в парке. Я всеми своими силами приподнял его руку ближе к уровню своей головы. Успев получить ещё один удар по печени, проскользнул под его поднятой рукой, отпустил её и таким образом оказался у него за спиной лицом к двери. Навалился на неё с плеча, она открылась и ударилась о стенку ларька.

Снова темно. В глазах блики, очертания ларька, Жака. Я слышу его шаги.

Я никогда в жизни не бежал так быстро. Он видимо тоже. Страх быть пойманным и страх не поймать — вот два топлива, что гнали нас через весь парк. От страха и адреналина поздно осознал, что бегу не в сторону домов, где мог наткнуться на людей, хотя бы на пьяных, а в глубь парка.

Виски вбивают пульс. Дыхание вырывается. Сердце колотится. Уже ничего не слышу. Не бежит ли он за мной, не кричит ли что-то. Бок, в который пришлось несколько ударов, просыпался резаной болью

Только бы не упасть.

Не упал. Но и бежать уже не мог. Ещё чуть-чуть и я упаду в обморок. Глаза застилала темная пелена.

Пришлось остановиться и упереться о черствое дерево. Пытался успокоится. Замедлить дыхание, затормозить сердце, чтобы хотя бы услышать, где Жак. Бежит ли он всё ещё за мной? Было невозможно увидеть его в этой темноте. Как бы сильно не привыкали глаза.

Даже если услышу шаги, что я буду делать дальше? Опять бежать? Хватит ли у меня сил?

Я наклонился к земле и порыскав чуть-чуть среди травы, поднял палку. Решив, что этого недостаточно, поднял ещё и камень. Огляделся. Попытался сглотнуть шум в ушах. Не помогало. Я не слышу и не вижу его.

Толстая канатная верёвка обвела мою шею.

Жак резким движением рук вниз обрушил меня на землю и потащил.

Он хочет взять меня живым!

Я пытался вырваться, барахтался на земле, махал палкой по воздуху, но удар головой об землю при падении и перехваченное дыхание совсем затуманили мой рассудок. Я уже ничего не понимал. Всё закончилось.

Однако, нашей общей слабостью было то, что он, как и я, орудовал в темноте. Я понял это, когда Жак споткнулся и не удержавшись повалился на землю. Верёвка на шее ослабла, из меня вырвался глубокий выдох. Я вывернулся. Слышал, как его дыхание сбилось от падения на спину. Резко встал несмотря на головокружение. Бежать не было смысла, да и не хотел. Во мне было столько злости, что об этом даже не было и речи. Я всё ещё держал палку в руках. Она была толстая, с работой «справиться». Поднял палку над головой и раз за разом опускал её со всей силой, что могли позволить мои мышцы, на голову Жаку. Он не понимал, где находится уже после первых двух ударов, я видел это по его лицу. Остановился после пятого удара. Дальше бил его по рукам, по ногам, по телу, в голень, по локтям. С каждым ударом Жак дергался всё меньше и меньше.

Бить дальше уже не было смысла, я бросил палку. Рухнул на землю от усталости. Дело сделано. Я его не убил, судя по хрипению, но угрозы он уже не представлял, ни для меня, ни для кого-то еще.

Немного времени понадобилось, чтобы прийти в себя. Ещё немного, чтобы успокоить смех, вызванный шоком.

Меня пытались убить!

Я орал на Жака всеми ругательствами что приходили мне в голову. Он не мог мне ответить.

Когда шок сошел, я встал в недоумении над его избитым еле поднимающим грудь телом и не понимал, что делать дальше.

Как я докажу, что он напал на меня первым, а не я?

Задачка не из простых.

Облокотившись на дерево, я стал обыгрывать разговор с милицией. И он всегда заканчивался кутузкой.

Я так сильно погрузился в эти попытки выстроить разумный диалог у себя в голове, что, когда подошли реальные милиционеры, даже не заметил их.

Первый грыз семечки. Второй смотрел на меня и ждал пока я подниму голову.

— Здравствуйте, — сказал я с виноватым лицом.

— Ну здарова, бандит, — сказал милиционер с семечками, пока второй доставал наручники.

Хорошее начало.

— Подойди, — сказал второй.

Первый выглядел слишком расслаблено, для происходящего. Но он был и по старше, по опытнее.

Я подошел с вытянутыми руками.

— Что случилось? — спросил второй, надевая на меня наручники.

— На меня напали. Тот мужчина.

— Самооборона значит, – усмехнулся второй.

Я одобрительно закивал, стараясь игнорировать его ухмылку

— Вы должны мне поверить, пожалуйста, — мой голос дрожал.

Первый скрючил лицо. Сначала я подумал, может ему попалась невкусная семечка, но затем он сказал:

— Фу, да от тебя несет за девять верст. Ты пьяный что ли? Тебе сколько лет?

Неожиданно, я понял, что чувствовал себя в большей безопасности с Жаком, чем с ними.

— Восемнадцать, — соврал я.

— Хорошо сохранился. Получается, ты напился и избил мужика палкой. – Заключил он. Его щелканье семечек начинало раздражать. Из пачки доносился жженый запах.

— Нет. Он напал на меня. Это Жак – продавец мороженного.

— Сладкий мороженщик! Ещё чего расскажешь? Не мог он.

Он что, только с детьми, вел себя ужасно? Хотя, с другой стороны, все люди вежливее с милицией.

Я затараторил:

— Он убил кого-то. Я клянусь. Я увидел тело, испугался и побежал к ларьку. К Жаку. И вместо помощи, он напал на меня. Я думаю он «Парковый маньяк»!

Первый тут же поперхнулся семечкой.

— Если ты говоришь правду. Показывай, где тело, - сказал второй.

Светало. Это помогло быстрее обнаружить тело мужчины с пробитой головой и оттуда провести второго сотрудника милиции к ларьку Жака. Первый остался с Жаком.

Когда мы к нему вернулись, его семечки закончились.

— Ну? — Он уперся руками в пояс, сжимая пустую пачку в левой руке.

— Правду говорит. Я видел тело. В ларьке – нож и ещё несколько веревок под кроватью. И...

— Что?

Второй подошел к первому и показал маленькую шкатулку, что мы нашли в ларьке Жака. Открыл её.

— И клочки женских волос, трофеи.

Они отошли в сторону и пытались шептаться, но я всё слышал:

— Мы же проверяли этого мороженщика сотню раз. А теперь, что скажем? Ой, извините, это все-таки он?

— И что ты предлагаешь? Всё замять? Не связывать Жака с убийствами и пацана за нападение арестовать?

И тоже самое, что вырвалось у меня при Жаке, вырвалось при них:

— Отпустите.

— Звони Донскому. Пусть разбирается.

Дмитрий Васильевич Донской медленно шел между деревьями к нам.

Хотелось спать, есть и пить. Но больше всего хотелось не быть обвиненным в нападении на «Сладкого мороженщика».

Донской протер глаза после того, как всё увидел. Глубоко выдохнул.

— А че пацан в наручниках? — начал он.

— Так, подозреваемый.

Первый милиционер протянул шкатулку с волосами Донскому. Он взял её, покрутил в руках. Открыл и по очереди стал вынимать один клочок волос за другим. Смотрел, размышлял, злился. Закончив, закрыл шкатулку и иронично улыбнулся:

— Ну всё, господа, похоже будем новую работу искать. Как мы раньше этого не обнаружили. Мы же обыскивали ларек. Да ещё и с его разрешения. Сколько раз мы его допрашивали? Пять, десять раз?

Милиционеры пожали плечами. Донской посмотрел на меня. Я тоже пожал плечами.

— Ладно. Самое главное, чтобы журналюги узнали последними. Может тогда и пронесет.

Не поминай лихо, пока оно тихо.

— Дмитрий Васильевич Донской! — раздался громкий, уверенный голос женщины, что я часто слышал по телевизору.

Мы все её видели, её уверенную походку и оператора позади неё, все кроме Донского. Он лишь закрыл глаза и тяжело вздохнул. Он знал этот голос слишком хорошо.

— Что произошло? Кто этот мужчина? — девушка подняла микрофон к затылку Донского. Ждала пока он повернется. Её приятные земляные духи с нотками апельсина прошлись по нашим носам.

Я думал он не повернется.

Повернулся. Резко. От сомнений на лице не осталось и следа.

— Мы поймали паркого маньяка! Точнее, этот парень поймал!

Все посмотрели на меня. Даже оператор вытащил глаз из объектива.

— Тогда почему он в наручниках? — спросила девушка.

Донской опустил плечи:

— Мы можем переснять?

Людей вокруг становилось всё больше. Подоспели ещё несколько репортеров. Обычные прохожие так же не оставались в стороне, судебные эксперты, понятые – все они смешались в одну глазеющую толпу. Я становился центром внимания.

Я показывал всё что они хотели видеть. Провел через ночь что только что пережил. И когда совсем выбился из сил, меня посадили в машину Донского. Со мной на заднем сиденье была женщина, я так я и не узнал кто она, но мне кажется это был психотерапевт. В тот момент – мой личный.

Донской просунул голову в открытое окно у руля.

— Ещё час нужен, — сказал он женщине.

— Какой час, ты посмотри на него...

На меня.

— Он дрожит весь, два слова связать не может. Мы либо отпускаем его домой и потом пробиваемся через толстые шкуры, обороняющих его родителей, либо едем сейчас в участок.

Донской вытащил голову. Секунд десять постоял у машины и сел в неё.

— Поехали.

Спасибо.

— Что от меня ещё нужно? — спросил я у Донского глядя на пустую тарелку из-под бутербродов.

— Нам нужно дождаться твою мать. Мы ей уже позвонили на работу. Ты распишешься в протоколе вместе с ней, и я могу отпустить тебя домой. — дежурно ответил он.

Я облокотился на спинку стула.

— Она с ума сойдет.

Что-то в моем лице, а может в общем виде, заставило Донского разговориться.

— Ты герой. Она будет тобой гордиться. Ты справился с убийцей. Мать тебе будет нипочем, — это на меня не подействовало, и он продолжил, — не часто человек выживает при таких обстоятельствах. Он был сильнее тебя, опытнее тебя. Он был готов убить. А ты наверняка даже синицу, что лежит и задыхается на тротуаре, от мучений не избавишь. У жертв есть одна склонность, что дает преимуществу другой стороне. Жертва не готова пойти на убийство ради собственного спасения, она не способна поверить, что её жизнь заберут. Так что я повторю ещё раз — ты герой. Всем остальным повезло, что именно ты ему противостоял.

— Я не собирался его убивать.

— Ты сказал, что ударил его палкой по голове 5 раз. Я видел его голову. Он конечно выжил, но те удары подразумевали иное.

Он пытается из меня признание выбить?

Размышлениям помешал устойчивый ритм стука туфлей далеко за стеной. С каждой секундой он становился всё отчетливее и отчетливее.

Дверь распахнулась. Моя мать залетела в кабинет, как могут залетать только матери. Она схватила меня за плечи и слегка присела.

— Сынок, ты в порядке? — в голосе были слышны нотки беспокойства, страха и жалости. Классический материнский набор.

— Да, мам, всё в порядке, — стало слегка стыдно перед Донским.

— Я хочу поговорить с вами наедине, — обратился он к матери — Денис, подожди в коридоре.

Я закрыл за собой дверь и огромный комок воздуха вырвался из груди. Хотелось домой. Спать. Есть. И никакой бутерброд на тарелке в кабинете следователя тут не поможет. Мне нужен был чёртов пир! Пир на весь мир...Только маму дождусь.

Из окон лилось утреннее солнце. От меня разило потом.

Сев на скамейку, я сначала закрыл глаза, а потом, поддавшись соблазну, лёг на неё. Разобрать о чём говори Донской с мой матерью, я не мог, поэтому погрузился в дрём.

Как это обычно бывает, с самыми худшими дня вашей жизни, он никогда не заканчиваются, когда ты думаешь, что он закончился. У него всегда есть туз в рукаве...Или семерка пик. Он открыл прикуп. Она карта не имела значения, была не так сильна. Вторая же...

На секунду, мне показалось что я сплю. Маша стояла у двери Донского. Она не узнала меня, наверняка подумала, что я какой-то бездомный.

Я принял сидячее положение.

— Привет, — сказал я.

Мы не общались, но оба знали друг – друга, ведь учились в параллельных классах.

Она посмотрела на меня красными глазами. Узнав меня, её выражение лица сменилось.

— Привет, а с тобой что случилось?

— Подрался...с Жаком.

Маша села рядом со мной и закрыла лицо ладонями. Через мгновенье, я услышал тихий плач. Даже тогда, я ещё ничего не понял.

Дверь открылась. Моя мать, мать Маши с такими же красными глазами и Донской вышли одновременно.

Маша стёрла слезы и встала. Я всё ещё сидел и не понимал, что происходит, может от усталости, а может от того насколько сюрреалистично всё было.

Даже спросить не успел, как Маша прошла в кабинет со своей матерью за Донским. Дверь захлопнулась. Мама подняла меня за руку.

— А они здесь зачем? — сквозь боль в теле, сквозь слабость в глазах, спросил я.

— Это жена и дочь мужчины, что ты нашел в парке.

В последний раз повернувшись, я посмотрел на закрытую дверь.

Представил, как сегодня утром, у них дома раздался крик. Представил Машу, которая бежит в комнату к матери и видит её с телефоном в руке, и слезами на щеках. После стольких лет жизни, стольких ужинов всей семьей, Маша знает, что только два человека могут вызвать такую удушающую скорбь на её лице. И один из них стоит в этой комнате.

Комментарии и плюсы приветствуются)))

Следующие три главы уже доступны бесплатно на литнете по ссылке: https://litnet.com/ru/book/zelenyi-mayak-b406178

1. История 8+1. Часть 1. Опять котята с мусорки

2. История 8+1. Часть 2

За 2 дня столько событий!

1. Начала вчера подкормку, правда, пока коровьим теплым молоком, по 5мл для начала - полет нормальный. Сегодня давала уже по 10мл. Старшие высасывают прямо махом! Младшие тоже очень стараются))

2. Ящик оказался уже малым, муж нарастил ее ДПВ (гладкие борта, котята не могут вскарабкаться).

3. Пока муж делал ящик, мы решили погулять впервые на улице. Нас окружили няньки (наши Джайпур и Варанаси). Котята лихо бегают за нашими котами, за мной - за любым, кого видят. Такой шум стоят на лужайке! Мама следила за поведением детей, одного ей даже пришлось взять за загривок)) Строгая мама.

У нас все отлично! Котята растут, крепчают и хорошеют с каждым днем! Такие красивые комочки))

Видео почему-то не дает вставить, смотрите вот тут: мы там ходим паровозиком и кушаем)) https://vk.com/marishka_sova?w=wall57596797_7984 В общем, сплошная милота!

Няньки и Мама

Вот так у нас прошли эти 2 дня!))