Предупреждаю, будет длинно и много спойлеров, но ещё больше теорий, предположений и догадок)))
Недавно посмотрела уже ставшими классикой «Незнакомцы из ада», и теперь не первый день мучает меня вопрос: «А что собственно говоря это было?». Я могла бы остановиться на теории, что это страшилка на максималках, где собрались самые частые гости городского фольклора. Звучит вполне неплохо, хотя не могу сказать, что дорама меня напугала (впрочем, после «Лишенные голоса» никакие триллеры и хороры меня более не берут. Однако, я люблю теории и метафоры, а потому решила поделиться своим собственным пониманием и анализом Незнакомцев.
Возможно, мои мысли окажутся кому-то близки.
Если обратиться к сравнению манхвы и экранизации в образе главное героя имеется довольно ощутимая разница. В дораме главный герой умеет стоять на своём, имеет ощутимую силу воли и собственную голову на плечах.
Ярким примером служит ситуация из самого начала, когда гг пил со своим другом и они наткнулись на сцену драки двух незнакомцах. Друг-директор велел гг не обращать внимания, но тот не послушал и разнял дерущихся. В тоже время в манхве он послушался друга, и впоследствии один из дерущихся убил другого.
Также в оригинале гг так и не бросил курить. Вероятно, просто исполнитель главной роли не желал дымить каждую вторую минуту экранного времени, а возможно это красноречивый намёк. Намёк на то, что гг дорамы человек с гораздо большей силой воли и рвением, в отличии от персонажа из манхвы, который обвиняет людей в эгоизме, но сам по сути является таким же эгоистом. Как говорится «Все вокруг сплошные эгоисты, все заботятся только о себе, лишь я один думаю обо мне».
Гг дорамы способен контролировать себя, если в его жизни находится лишняя минутка написать строчку другую романа или же поговорить о нём с кем-нибудь. Он изливал весь негатив в выдуманные миры и ему этого было достаточно, но из-за обстоятельств писать получалось, и тогда эмоции стали одолевать, а образы преследовать.

Теперь о дантисте Мун Чжо. Вероятно, для кого-то это шоком не станет, но меня чутка удивил тот факт, что в манхве такого персонажа нет. Есть неморгающий тип (это тот, которого дантист добил в полицейской машине). В дораме неморгающего типа разделили на два, отдав сюжетную линию дантисту.
Почему дантист обращается к главному герою «лапуля, дорогуша»? Сперва я думала, что это из-за того, что он работает с детьми, но после пришла к выводу, что дело в детях, но не в тех, с которыми он работает. Вероятно, дело в том, что Бок Сун сама обращалась к своим подопечным всякими ласковыми прозвищами в детстве (главного героя она также периодически называла Красавчиком). А так, как дантист пошел по стопам своей приёмной матери стал заниматься нещадным воспитанием психопатов нет ничего более логичного, чем то, что кое-что он подчеркнул из её манер.
Хоть дантист персонаж крайне скверный, но всё же любопытный. В отличии от своей семейки он отличается не только неуместной страстью к чистоте и красоте, но и неким наличием мозга (а иначе, как стать дантистом?) Он манипулятор и мастер красивых слов, он умеет отыскивать подход к людям, и вот тут уже интересный момент.
Жестокость в близнецах Бок Сун воспитывала, позволяя издеваться над животными. Они не так умны и способны поддаться влиянию. В отличии от дантиста их тела не исполосованы шрамами, а потому могу предположить, что для того, чтоб сделать психом Мун Чжо нужно было что-то более действенное, чем мозговые игры. Неизвестно к каким физическим пыткам прибегала Бок Сун, чтоб воспитать своё чудовище, но вероятно Мун Чжо был её собственным лучшим творением.
В свою очередь, Мун Чжо сделался её последователем, однако взялся расшатывать людям нервную систему по-другому. Он сперва очаровывал, а потом давил на слабые места и заставлял поверить человека в свои собственные понятия и выводы. Однако, в отличии от своих сообщников он понимал, что делает и прекрасно осознавал, что таких как он много, он знал какой он.
Не совсем понятно какой подвид психопатов он пытался воспитать. В случае с неморгающим типом ему не нужно было слепое стенобитное оружие, которое, судя по всему, устраивает резню чисто ради резни. Дантисту нужно было что-то высокоинтеллектуальное, с какой-нибудь извращённой философией.

В случае с главным героем, дантиста привлекли его книжные рассуждения. Он предавал много вниманию тому, что чувствовал вымышленный маньяк-пианист, и то, что говорил гг было близко Мун Чжо. Извращённая философия.
Название дорамы отсылает к цитате Жан-Поля Сартра «Ад другие». Если обратиться к пьесе, где прозвучали эти слова, а именно «За закрытыми дверями», то можно сделать вывод, что персонажи достигли того упаднического состояния, что не в состоянии отделаться друг от друга добровольно. Они видят друг друга насквозь, они как единый организм. Отсылкой на пьесу также само общежитие Эдем. Как и в адской комнате в «За закрытыми дверями» здесь практически нет окон и зеркал, но есть множество комнат, каждая из которых служит для кого-то персональным адом, даже если в ней ничего не происходит.
В «За закрытыми дверями» персонажи в своём аду чувствовали себя ещё более живыми, чем при жизни, когда следили друг за другом, когда скрывали собственные преступления и при помощи мозговых игр отгадывали преступления сокамерников. В какой-то момент никому из них больше не приходится подавлять скверные наклонности, и они пытаются отдаться собственным порокам. Однако, некоторым из них всё же не хочется признавать собственного ничтожества, и тогда они вновь начинают оправдываться, искать смысл своих действий, убеждать людей, которые видят их насквозь, в собственной невиновности. Парадоксально.
В отличии от своей «семьи» дантист искал себе оправдание и предавал маниакальным действиям смысл. Иногда он, подобно персонажу пьесы, признавался в том, что всё это ему просто нравится, а потом опять начинались высокопарные речи за искусство и творения.
Почему Бок Сун уродовала детей, а Мун Чжо взрослых? Не потому ли, что Бок Сун изуродовали дети, а Мун Чжо взрослый человек?
Мне запомнилась сцена, где Бок Сун встречает на остановке знакомую из прошлого, которая её не помнит и хвалит внешний вид. Бок Сун переспрашивает: «Я действительно хорошо выгляжу?». В ту минуту выражение лица актрисы довольно сильно отличалось от привычных выражений её персонажа.
Для обитателей Эдама Бок Сун являлась тем, кого они боялись (все кроме извращенца, но об этом чуть позже), а сектантка судя по всему была тем, кого боялась Бок Сун. Вернее, она боялась её старую, детскую личность, которая когда-то давно над ней издевалась. Но жестокий ребёнок уступил место фанатичной женщине. Если бы сектантка проявила былую агрессию и посмеялась, назвала Бок Сун уродливой неизвестно, как бы себя повела маньячка.

С близнецами и дантистом всё понятно, а вот извращуга опять же несколько выделяется. Выделяется тем, что не боится Бок Сун, более того, в одной из сцен он давал ей пошлые намёки. Это говорит о том, что он пришлый человек, его не она воспитала. Скорее всего он попросту пришел в Эдем и там остался, а из-за браслета местные обитатели не могли от него избавиться, так как в таком случае молниеносно нагрянет полиция.
Ад это другие. Читала такую теорию, что с точки зрения экзистенциализма человек абсолютно свободен и сам за свою свободу несёт ответственность. Но под взглядом другого человека он теряет свою свободу, ведь тот человек тоже свободен, но это взаимно. Человек свободен пока сам по себе, но в обществе лишается свободы. В данном случае отрицаем законы математики, в данном случае + х + = -
А теперь о концовке. Она оказалась с двойным дном. С одной стороны, Мун Чжо сломал главного героя, а с другой стороны он забыл о том, что гг писатель, который, с большой вероятностью, будет позволять своим демонам пускать чернила, а не кровь. В конце Чон У испытывает маниакальную радость, подобную той, что испытывал Мун Чжо, от того, что просто вновь принялся за свой роман. Литературной крови ему достаточно.
Какой странный парадокс выходит. Действия дантиста довольно спорные и абсурдные. Он не мог избавиться от собственной жестокости, не мог перестать ломать других, не мог перестать быть частью порочного круга, но что если посмотреть на всё происходящее под другим углом?
То если Чон У был выбран им неслучайно? Не потому, что он увидел в нём подобного себе маньяка, а потому, что как раз-таки Чон У обладает способностью запирать своих демонов в рукописях?
Дантист ему внушил свои мысли, передал психопатическую эстафету, скажем воспитал и передал опыт своеобразному ученику. Он сделал Чон У подобным себе, но с оговорочкой.
Почему Мун Чжо велел Чон У убить всех, а потом позволил убить себя, хотя всё ещё превосходил физически раннего гг? Не потому ли, что понимал, что никогда не сможет сбежать из Эдема? Никогда не сможет избавиться от проклятых уз? Живой или мёртвый он навсегда останется повязан с «семьёй».
Также интересный ход в конце был. Когда обитателей Эдема вроде бы убивает Мун Чжо, но в итоге оказывается, что Чон У. Реакция Бок Сун любопытна, любопытна тем, что она не ожидала, что Мун Чжо, который её боится, натравит на неё своего воспитанника. Сам он разделаться с мучительницей не мог, но вырастил для этого отдельное оружие. (похожая связь с сектанткой. В случае Бок Сун, её собственное оружие вернуло обратно её собственную мучительницу.)
Сейчас вырисовывается интересная картина. Вероятно, неморгающего типа дантист убил именно потому, что он слишком хорошо спелся с эдемовцами и в случае чего примкнул бы к ним, а не к нему.

Если посмотреть на дораму со стороны дантиста и предположить, что всё это его сложная схема по избавлению себя от "семьи" - это уже не просто городская страшилка, это уже кошмар, как сложно и закручено. Подобным промышлял Карло Гольдони, когда наделял нелогичных персонажей театра дель арте некой предысторий и намёками. Так и тут, персонажей городского фольклора наделили намёками и сложными взаимоотношениями.

- Оля… - тихонько позвал Иван Борисович, стараясь не делать резких движений. Осторожно присел, ощупывая землю в поисках ключей. – Поднимайся, дочка. Мы уходим. Прямо сейчас.

Однако девушка не послушалась. Обхватив колени руками, она будто впала в ступор и, уставившись в одну точку перед собой, принялась мерно раскачиваться из стороны в сторону, еле заметно шевеля губами.

В тоже время существо, скрывавшееся в зарослях, наоборот, словно только и ждало, когда на него обратят внимание. Зашумело, зашевелилось. Красные огни подались вперёд, а затем и вовсе взметнулись вверх. В свете луны проявился высокий, худой силуэт. От него к покойнице потянулась безумно длинная, тонкая, с виду похожая на стремительно увеличивающуюся в размерах, ветку, рука и кончиками сухих пальцев-побегов дотронулась до остывшего лба.

- Поднимись… - хрипло пробасило нечто.

Веки покойницы послушно распахнулись. Женщина резко села. Не поворачивая туловища, повернула голову в сторону дочери и уставилась на неё мутными, словно лёд, бельмами. От вида ужасающего зрелища Ольга замерла и, показалось, перестала дышать.

Сомов же медленно передвинулся к ней, протягивая руку с ключами.

- Вставай, кому говорю… - процедил он сквозь зубы.

Оживший труп повело судорогой. Мелко затрясло. Кожа по всему телу пошла буграми. Принялась то раздуваться, то проседать. Внутри мёртвой женщины что-то ожило, закопошилось. Что-то большое, скользкое и извивающееся.

Её сильно затрясло. Грудную клетку несколько раз вдавило и выгнуло. Рот широко распахнулся, и наружу полезли тонкие древесные корни. Кожа на руках и ногах молниеносно покрылась десятком гнойных пузырей, спустя секунду лопнувших и выплюнувших в ночную тьму дополнительные змеевидные отростки.

Искривляясь и извиваясь, будто радуясь долгожданной свободе, они принялись стремительно заполнять пространство вокруг трупа. Самые крупные из них, имитируя гигантских червей, вгрызались в землю. Беспрестанно набухая, распрямлялись и приподнимали то, что ещё недавно было телом человека, перерождая его в гигантского паука, с изуродованной покойницей вместо брюха.

Не выдержав, Ольга истошно закричала. Вскочила на ноги и, не разбирая дороги, опрометью бросилась к дому.

Отреагировав на её визг, существо вывернуло изуродованное ветвями, лицо, подбородком вверх, проследило за удаляющимся человеком и, издав не менее жуткий вопль гнева, шустро засеменив корнями-отростками, рвануло следом. Походу зацепило несуразным телом старика, и тем самым выдернуло его из кратковременного ступора, вызванного чудовищной трансформацией.

Привычным движением мужчина ощупал пояс. С досадой прикусил губу, не найдя знакомую рукоять. От безвыходности принялся судорожно высматривать под ногами то, что можно было использовать как оружие. Палку, камень, садовый инструмент, что угодно.

И при этом совершенно забыл, что позади по-прежнему находился второй монстр. Когда Сомов уже собирался броситься вслед паукообразному чудовищу с голыми руками, жилистая конечность, похожая на сухую ветвь дерева, с силой ударила его в грудь, отбрасывая на поленницу дров, аккуратно сложенную возле стен сарая, в считанных метрах от поля…

Посыпавшиеся сверху поленья, больно застучали по плечам, по ногам, несколько раз ударили по голове. Сознание поплыло и последнее, что Сомов запомнил, прежде чем отключиться – чудовищный паук с корнями деревьев вместо ног и изуродованным человеческим телом, имитирующим брюшко, проламывает одно из окон дома, отчаянно пытаясь протиснуть внутрь несуразную фигуру. По округе несётся истошный визг перепуганной насмерть, Ольги, а долговязое ожившее дерево невозмутимо наблюдает за всем этим кошмаром со стороны.

А затем он увидел сон…

Он шёл сквозь густой лес. Дремучий и непроглядный. Шёл долго, судя по ощущениям, пока не набрёл на залитую солнцем поляну. Здесь повсюду были разбросаны останки мёртвых людей. Оторванные ноги, руки, головы, валялись вперемешку с человеческими внутренностями. Трава вокруг была обильно залита кровью, а в воздухе витал сладковатый запах металла и гниения.

Посреди всего этого ужаса, спиной к Сомову, стоял человек. Его голова была опущена на грудь, руки безвольно висели плетьми, а с кистей стекала кровь.

Человек почувствовал, что позади появился кто-то ещё, и начал медленно оборачиваться. Вскоре они уже безотрывно смотрели друг на друга. Незнакомец выглядел измождённым, уставшим. Но в широко распахнутых глазах по-прежнему плескалась неутолённая ярость…

Минула минута или десять сказать было трудно, но когда Сомов очнулся, крики Ольги всё ещё оглашали округу. Голова сильно кружилась, а в ушах звенело. Похоже, виной всему сотрясение.

Иван Борисович попробовал шевельнуться. Первое движение далось с трудом, но благодаря ему верхний слой поленьев соскользнул вниз, и удалось освободить левую руку. Вторая оказалась зажата несколькими крупными кусками и попытка быстро её выдернуть, закончилась лишь волной боли, витиеватой молнией прострелившей по всей поверхности вплоть до плечевого сустава. Охнув, старик окончательно сбросил с себя пелену краткосрочного морока и, разглядел, наконец, что паукообразное существо практически полностью протиснулось внутрь. В то время как ожившее дерево продолжало невозмутимо стоять на месте.

Не тратя более ни секунды, Иван Борисович принялся отбрасывать, придавившие его, поленья свободной рукой. И в какой-то момент нащупал среди них рукоятку топора. Вот так удача!

Освободившись полностью, он крепко сжал в ладони своё новое оружие и, намереваясь атаковать, развернулся к чудовищу.

Бежать к дому было бессмысленно. Либо паучиха успеет добраться до девушки раньше, либо ему помешает долговязый. А вот напасть сначала на него самого и тем самым отвлечь паука от Ольги, вот тут, пожалуй, смысл был.

До треска стиснув рукоятку топора, старик бросился к монстру и начал изо всех сил наносить удары по старой, растрескавшейся коре. Её куски градом острых брызг полетели по сторонам, а из ран в лицо Сомова ударили струи вонючей, гнилой смолы.

Древовидный монстр взвыл, качнулся туда-сюда, попытавшись отстраниться. Тяжело развернулся и, увидев старика, заскрипел, словно столетний дуб. Затем резко склонился и выдохнул тому в лицо облако древесной пыли.

С брезгливым вскриком Иван Борисович отшатнулся, закашлял, замахал перед собой свободной рукой, разгоняя ядовитую тучу. Задержал дыхание и в очередной раз замахнулся, планируя нанести сильнейший удар прямо в распахнутую пасть чудовища. Но вместо контратакующего выпада, ошеломлённо замер, с трудом остановив руку на полпути в воздухе.

Гигантское тело, покрытое растрескавшейся древесной корой, нависающее над ним ещё секунду назад, исчезло. А на месте долговязого монстра, испуганно моргая, теперь стоял и растерянно смотрел ему в глаза… Мишка… его восьмилетний внук, пропавший на болотах больше года назад!

Пальцы старика невольно разжались. Топор с глухим звуком ткнулся в сырую почву.

- Миша… - не веря собственным глазам, выдохнул старик. – Это ты?

Уголки губ мальчика едва заметно искривились и он согласно кивнул.

- Но, этого же не может быть… откуда ты здесь?

Мальчик снова кивнул.

- Внучок, не молчи. Прошу, скажи что-нибудь!

И опять этот дурацкий кивок. Как у пластмассового болванчика на торпеде автомобиля. Губы повторно вздрогнули, но рот не раскрылся. На глаза Сомова набежали слёзы.

- Мальчик мой… - он подался вперёд, обессиленно опускаясь на колени. – Господи, боже… наконец-то… наконец-то я нашёл тебя. Я знал… я им всем говорил… Ну, подойди же, позволь деду обнять тебя.

Однако ребёнок, продолжая глупо улыбаться, с места не сдвинулся. Лишь медленно поднял руки, призывно вытягивая их в направлении старика.

Недоумевая, Иван Борисович всё же поднялся, двинулся навстречу. Как вдруг, случайным взглядом скользнул по ногам мальчишки и замер на полушаге.

Вместо резиновых сапожек, их нижняя часть покрывалась высохшей корой дерева, уходящей прямо в рыхлую почву. А от того места в его направления уже бугрилась земля, как если бы под ней прямо сейчас разрастались толстые корни.

Сомов обомлел. Поднял на пацана влажные от слёз, глаза.

- Так значит, не хочешь подходить?

Мальчик лишь шире распахнул объятия. Теперь и в его волосах Иван Борисович разглядел маленькие шевелящиеся отростки. Как кожа на шее пузырится и опадает, скрывая копошение их собратьев.

– Понятно.

С отсутствующим взглядом, старик наклонился и поднял с земли топор.

- Никакой ты мне не внук. - Заключил он, распрямившись. – Настоящий Мишка деду слушается.

После чего молниеносным броском сблизился с ребёнком и с криком: “Гори в аду, нечисть!” - с размаху опустил лезвие на его голову, с лёгкостью раскроив детский череп на две половины.

Неистовый вопль боли и гнева резанул по ушам. Нежная кожа ребёнка, обрызганная кровью, на глазах высохла и растрескалась. Мальчишеское тело в мгновение ока раздалось, набухло, стремительно увеличиваясь в размерах, и возвращая монстру истинный вид. А после с жутким треском вспыхнуло, объятое сверхъестественным пламенем и продолжало оглушительно выть, пока не стихло, мгновенно превратившись в пепел, и осыпав поле искрами тлеющей золы.

Тяжело дыша, с трудом балансируя на грани помешательства, Иван Борисович повернулся в сторону дома. Оттуда уже неслись возня и звуки ломающихся досок. С трудом пробравшаяся внутрь древопаучиха теперь изо всех сил пыталась развернуться громоздкую тушу и вывалиться наружу. Добившись своего, быстро засеменила множеством ножек-кореньев и, словно неуправляемый локомотив, понеслась на помощь хозяину.

Сомову нечего было противопоставить гигантскому монстру, как и совершенно негде спрятаться. Понимая безвыходность ситуации, старик сжал в ладони забрызганное чёрной жижей, оружие и стал готовиться к последней в своей жизни, схватке.

Расстояние между противниками быстро сокращалось. Ещё какие-то считанные метры и всё. Иван Борисович отвёл руку для замаха, вдохнул полной грудью, намереваясь вложить в решающий удар все оставшиеся силы, как вдруг… позади чудовища раздалось несколько громких хлопков, сопровождающих выстрелы гладкоствольного оружия.

Чудище взвизгнуло, зашипело. Его ноги заплелись, подкосились. По инерции накренившись, паукообразный монстр завалился набок, и рухнул в зелёное покрывало картофельных стеблей. Сминая растения и вспахивая землю, проскользил оставшееся расстояние, замерев в итоге в шаге от ног старика. Какое-то время, недолго, его тело содрогалось в предсмертных конвульсиях, а потом так же ярко вспыхнуло, стремительно съедаемое красно-оранжевыми языками пламени.

Сглотнув подступивший к горлу ком, Сомов отошёл от обжигающего огня и перевёл очумевший взгляд на силуэт человека в окне дома, медленно опускающего дымящийся ствол винтовки.

Вся в крови, в разорванной одежде, Ольга стояла возле развороченного оконного проёма с совершенно обезумевшим видом…

Какое-то время они просто стояли и молча смотрели друг на друга. Поначалу в её глазах Сомов видел безутешную скорбь и ужас от того, что она только что пережила. А затем в них появилось другое - отчуждённость. Вина. Непередаваемая тоска, вкупе с готовностью совершить непоправимое.

Заметив, что ствол винтовки снова пришёл в движение, разворачиваясь в сторону державшего его человека, Иван Борисович отрицательно покачал головой.

- Не нужно, - тихо прошептал он, -  не делай этого, дочка… ты ни в чём не виновата…

По округе, тут и там, как по команде принялись кричать петухи, предвещая наступление рассвета. Их громкое, звонкое пение эхом разнеслось по округе, перекрывая остальные звуки просыпающейся природы. И всё же, раздавшийся посреди них одиночный, оружейный выстрел, показался старику куда более оглушительным.

***

Сомов сидел на крыльце и задумчиво курил, когда на дороге напротив дома, взвизгнув тормозами, замер легковой автомобиль. Хлопнула дверца, послышались торопливые шаги, и вскоре перед стариком выросла широкоплечая фигура Павла.

На появление начальства Иван Борисович никак не отреагировал, продолжив с невозмутимым выражением лица безучастно смотреть вдаль.

- Борисыч, ты как?

Старик неопределённо пожал плечами. Едва слышно буркнул:

- Нормально.

Глубоко затянулся, отбросил тлеющий окурок в траву, и сразу же полез в карман за новой сигаретой. Достав пачку, вопросительно вскинул брови, глянув в сторону Кожевникова.

- Ты же знаешь, я не курю.

- Знаю. - Утвердительно кивнул старик. - Но с такой работой, как у нас, уверен, однажды согласишься.

Павел присел рядом.

- Округу проверил, всё чисто?

- Нету ничего. Будь покоен.

- Местные?

- Пока тихо. В соседнем доме точно пусто. Видимо, дача чья-то. С других гостей не было. Под утро всё случилось, могли и не услышать.

- Хорошо, если так. Скоро прибудет следственная группа. Лучше, чтобы тебя здесь не видели. Вопросы с телом девчонки я улажу. Мать объявим в розыск.

- А разрушения?

- Следствие покажет. - Неопределённо пожал плечами Павел.

- Ну, как скажешь, начальник.

Иван Борисович тяжело поднялся и, не проронив больше ни слова, зашагал по выложенной плитками, дорожке в сторону калитки. В метре от неё остановился. Обернулся и пристально посмотрел Павлу в глаза. В его собственных стояли слёзы.

- Такого не должно было случиться… я ведь ей пообещал. А сам по итогу не готов оказался… иного ожидал, моя вина.

- Всех спасти невозможно, старик. Тебе это известно не хуже, чем мне. Что случилось - не исправить. Не стоит себя накручивать, не в бирюльки играем. Автобус твой через двадцать минут. Поторопись. Через тридцать в деревне тебя быть не должно. Отоспись, отдохни. В больницу не возвращайся. Завтра я с тобой свяжусь. Там стажёр наш, похоже, объявился.

Взгляд Сомова мгновенно стал сосредоточенным.

- Где?

- В ста километрах от того самого дома. На него обратил внимание один из, проезжавших мимо, водителей. Парняга бесцельно брёл вдоль обочины. Что характерно, в крови с ног до головы. Взгляд пустой, отрешённый. Останавливаться водила не рискнул и просто позвонил 112. – Павел сделал многозначительную паузу.

- Ясно. Что-то ещё?

- Правая рука нашего парня находилась в положении, как если бы он держал кого-то. Кого-то, кто в тот момент шёл рядом с ним. И, судя по всему, этот “кто-то” был совсем невысокого роста… есть запись с видеорегистратора, потом посмотришь. Пояснять, что это может значить, надеюсь, не нужно?

- Не нужно. Но и выводы я бы делать пока не стал. Я с ним разговаривал, в глаза смотрел. Не из тех он…

- Все мы не из тех. Ну, да дело твоё. Только имей в виду, в случае чего, приказ стрелять на поражение я отдал.

Сомов понимающе кивнул. Постоял немного и, не проронив более ни слова, развернулся к калитке. Автобусная остановка располагалась недалёко. Видел её, когда ехали с Ольгой на такси. Минут за десять должен дойти.