Катехизис Катарсиса

Автор: Виталий Илинич

Вступление – Что мы знаем о ПМВ?

• Первая Мировая. Почему ничего не получалось?

• Химическая война. Часть 1

• Химическая война. Часть 2

• ПМВ. Рождение современной артиллерии. Часть 1

Новые методы стрельбы постепенно включали также и учет кучи явлений, на которые до этого не обращали внимание. Ветер, температура воздуха и заряда, атмосферное давление, точная топографическая привязка орудия и цели, разница по высоте между орудием и целью – всё это может оказать существенное влияние на результат стрельбы. А при стрельбе на большие дистанции (15 км и более) уже нужно вносить поправку на вращение Земли. И на такие дистанции стреляли уже в ПМВ.

Также требовалось учитывать особенности боеприпасов. Ведь промышленность не может выпускать все снаряды строго одинаковыми, а если отправлять всё неидеальное в брак, то снарядов просто будет слишком мало. В частности, партии боеприпасов отличаются по массе. Пусть и в небольших пределах, но при стрельбе на многие километры это будет вносить свой вклад в рассеивание снарядов. Поэтому очень важно сортировать боеприпасы по массе на партии с разными усредненными характеристиками. Например, 0 (средний вес), -1 (недовес), -2 (большой недовес), +1 (перевес), и так далее, приняв, разумеется, диапазон веса для каждой группы. В таблицах стрельбы для каждой такой группы будет своя пометка по поправке на дальность.

Не меньшую проблему представляла низкая подвижность артиллерии. Да, можно было взять кучу орудий из крепостей, но средства тяги оттуда в таких количествах взять не получится. Особенно если мы говорим о «тракторной», то есть артиллерии на мехтяге. Такая в ПМВ уже была и получила широкое распространение. Требовалось создать много тягачей, выучить водителей и механиков – это ведь 1910-е годы, автомобиль-то еще был много где в диковинку!

Теперь я должен еще разок коснуться темы, почему артподготовка велась так долго. Ну что там можно расстреливать неделю?! Сперва мы разберемся с тем, как расстреливать. В данном случае, помимо большого количества целей, играли важную роль три фактора.

Во-первых, французы считали необходимым надежное поражение целей. Не подавление, а в большей степени первую очередь уничтожение. С ними сложно спорить относительно того, что уничтоженные орудия и укрепления точно не будут представлять опасность. Но уничтожение требует намного большего расхода снарядов и намного большей точности попаданий.

Во-вторых, очень методичный способ огня. Французы стреляли методом прямой пристрелки, когда для поражения каждой цели надо было сначала пристрелять орудие с корректировкой с самолета или иным способом, подразумевавшим наблюдение за целью. А затем огонь на точность для четкого поражения цели – ведь во многом требовалось прямое попадание! И это тоже требовало корректировки. А самолетов не всегда было достаточно, да и погода не всегда благоволила полетам, в особенности на древних «кукурузниках». Имелись и другие технические трудности, например, с работой радиотелеграфа (своеобразная «рация» из ПМВ).

Ну и в-третьих, старые орудия, которых было большинство во французской артиллерии, не могли обеспечить большой скорострельности. Как по причине отсутствия противооткатных механизмов, из-за чего орудие откатывалось назад, а затем накатывалось вперед всей массой, а не только стволом, и надо было ждать завершения этого процесса, прежде чем зарядить орудие. Так и из-за необходимости его после этого перенаводить, а это тоже не получится делать, пока орудие не встало на место.

И не стоит думать, что эта проблема была только в начальный период войны! Например, по некоторым данным, в середине 16 года только 1/9 тяжелых орудий была новой конструкции. К концу года – 20%. Даже в апреле 17 года, как я уже писал, новых тяжелых орудий имелось по оценке французского генерала Эра 55% короткоствольных и только 25% длинноствольных (от общего числа), остальные старые. И летом 1918-го всё ещё оставалось значительное число старых орудий, хотя новых уже было большинство. Помимо этого, разумеется, в артиллерию поступали различные сверхтяжелые орудия порой просто линкорных калибров (железнодорожные), но основную массовую работу всё же делали не они.

Но что же за цели поражали все эти орудия? Пойдем в порядке расположения их от наиболее близких к наиболее далеким. Орудия в ходе артподготовки должны были разрушить колючую проволоку. И это совсем не смешная задача, потому что колючей проволоки там могло быть на много-много десятков метров в глубину. Целый сад колючей проволоки мог ждать наступающую пехоты – ножницами это можно резать до бесконечности. Поэтому проволоку должна разрушить артиллерия либо танки, но для танков это чревато наматыванием ее на ведущие колеса, что может даже привести к остановке машины. Вот какие-то недобитые мелочи – да, это пехота дорежет сама.

Затем шло разрушение самих окопов. Это тоже считалось, видимо, достаточно важным мероприятием. Вместе с этим также можно уничтожать выявленную полевую фортификацию – как укрепленные огневые точки и опорные пункты, которые удалось обнаружить, так и подземные убежища. Несмотря на то, что они находились глубоко под землей, порой даже на глубине в 15 метров, а то и глубже, иногда снаряды разрушали их или закапывали оба выхода.

Огромное значение имело уничтожение артиллерии. В ходе артподготовки артиллерия противника была целью систематического «разрушающего огня» (так в источнике), а те, кто за неделю обстрела не был уничтожен и вскрыл себя огнем в ходе атаки пехоты, брались уже под подавляющий огонь в ходе сопровождения атаки. Французы, разумеется, были не совсем дураками, и не пытались всегда всё только уничтожать.

В ходе атаки пехоты также шло сопровождение пехоты методом подвижного огневого вала – стеной из падающих несколько впереди своей пехоты снарядов, которая медленно продвигалась вперед, ведя за собой пехотную атаку, и подавляя противника перед фронтом наступающих бойцов и на флангах.

Правда, не всегда эта идея работала хорошо. В частности, во время наступления первой половины 1917-го, получившего красноречивое название «бойня Нивеля», планирование артиллерийского сопровождения по каким-то причинам упоролось в максимальную скорость движения огневого вала. Видимо, считалось, что пехота сможет быстро за ним идти и таким образом быстро пройдет оборону немцев. Вот только сказать проще, чем сделать. Пехота отстала от огневого вала, а это чревато тем, что огневые точки противника успеют «проснуться» и выставить свои пулеметы и винтовки навстречу еще не подошедшей пехоте.

Но ладно, продолжим про схему артподготовки. Одновременно с описанным ранее, дальнобойные орудия вели воспрещающий огонь по тылам, мешая подходу резервов, блокируя дороги, разрушая станции разгрузки, склады и подобное. Ну вот и представьте себе, сколько на это потребуется орудий, снарядов и времени?

Это вызывало известные проблемы с выявлением противником направления атаки. Сбор колоссального количества орудий и снарядов требовал кучи усилий по подготовке позиций, маневру орудий и накоплению боеприпасов, не говоря уж о выжидательных позициях для пехоты. Одних снарядов в крупных наступлениях расходовалось по 6 т на метр фронта, а всего могло быть 100 000 т для операции, что подвозилось целый месяц. Так вот, вся эта деятельность рано или поздно становилась известна немецкой разведке. В частности, авиационной.

Так еще и наступления далеко не всегда удавалось удержать в тайне. Не таким уж редким явлением было то, что немцам становилось известно о предстоящем наступлении чуть ли не из прессы! (Немцы тоже могли порой проболтаться, не только французы с англичанами так делали). Вот и представьте себе, что сначала противник узнает о наступлении из прессы, потом разведка видит приготовления, а потом еще его оборона на конкретном участке массированно обстреливается неделю! Да тут даже тормоз поймет, что надо бы собрать силы в этом месте для отражения атаки.

Главное только эти силы не напихивать в первую линию окопов, а то там они под всю эту артиллерию и попадут. Поэтому немецкая оборона, зная о мощи огня артиллерии противника, и способности его разнести всю оборону, до какой дотянется в первом ударе, решили в первой линии много сил и не держать. Да, кто-то там должен быть, чтоб противник не занял ее без боя, но основные силы теперь должны были быть в глубине, и в основном для контратак.

Эта идея отлично бы работала против противника, который пытается прорвать оборону полностью. Забавность ситуации заключается в том, что, когда немцы внедрили эту тактику, через некоторое время Антанта прибегла к ряду атак с ограниченными целями. Суть их заключалась в том, что та глубина, на которую поддержанная артиллерией пехота после недельной подготовки могла ударить именно в первом ударе, и была конечной целью атаки. То есть немцы заведомо отдавали первую линию, ожидая, что французы пойдут глубже, как они шли раньше, и там нанести им поражение контрударами. А французы просто останавливались, легко взяв первые рубежи.

Французам требовались эти атаки для поднятия боевого духа пехоты. Всё же пара лет бессмысленного долбления в оборону в попытках прорваться дальше возможностей первичного удара, а также некоторые другие трудности привели к росту неповиновения в пехоте и даже к бунтам. Ряд наступлений, в которых основную работу делала артиллерия, а пехота с малыми потерями занимала 2-3 километра в глубину, действовали на армию воодушевляюще.

Но так нельзя было выиграть в войне. Просто не хватило бы никаких ресурсов, да и желания воевать так с немцами до границы было немного – это что ж получается, надо перепахать в лунный пейзаж всю захваченную врагом территорию Франции, и воевать на протяжении пятидесяти лет? Нет, это недопустимый вариант! Поэтому надо было так или иначе решительно наступать и пытаться прорвать оборону, да вот только как? Вся имеющаяся тактика этой проблемы не решала. В основном научились очень четко брать первую позицию (на глубину несколько километров, в смысле, а не то, что первую линию траншей – позиция состоит из нескольких линий траншей).

Нужно было поражать оборону на всю глубину сразу, так, чтобы пехота могла вот этим вот первым ударом пройти настолько глубоко, чтобы дойти уже прям до артиллерийских позиций. То есть пройти и первую позицию обороны, и вторую, и артиллерийские позиции (возле которых немцы, например, делали тыловой рубеж) до того, как противник успеет «опомниться».

А для этого нужно, во-первых, добиться полной внезапности. Противник ни в коем случае не должен знать о том, что наступление начнется в конкретном месте в ближайшие недели. То есть хотя бы оставить его в неведении до начала артподготовки. Скрытность, скрытность и еще раз скрытность! В какой-то мере этого удалось добиться Антанте в некоторых наступлениях. В частности, в битве при Камбрэ осени 1917-го внезапность была, можно сказать, полная. Одним из способов добиться такой внезапности будет … не говорить никому о наступлении. Даже союзникам-французам. Так поступили, по некоторым данным, британцы, и им удалось.

Но одного этого будет недостаточно. Нужно кое-что еще, и этим тоже славится наступление при Камбрэ. Если вести артподготовку неделю, то толку от скрытности будет тоже не очень-то и много. Надо как-то сократить эту подготовку до вменяемых длительностей. Немцы, имея много скорострельных орудий, вели подготовку, например, девять часов. Но и это немного долго.

Англичане поступили очень хитро. Они вообще не проводили артподготовку при Камбрэ! Артиллерия открыла огонь с началом атаки танков и пехоты. То есть не было артподготовки, было только артиллерийское сопровождение атаки. Во многом это было возможно в силу того, что атаку поддерживали сотни танков – порядка четырех сотен машин на фронте в 10 километров устремились в атаку вместе с пехотой. Ну как устремились – со скоростью 4–5 км/ч, но всё же. Проволочные заграждения в этом случае тоже отдавались во многом на откуп танкам. К ним даже прикручивали специальные якоря, чтобы проволоку цеплять и растаскивать.

Немецкая оборона была сотрясена, но всё же не пробита окончательно. Тем не менее, стоит отметить отличную подготовку англичан. Они реально смогли удержать всё в тайне, скрытно вывести в атаку сотни танков, отработать их взаимодействие с пехотой, достаточно хорошо сопровождать атаку артиллерией. Применили в какой-то мере новые методы стрельбы, о которых я расскажу ниже. Это позволило за несколько часов продвинуться в глубину обороны на 6–8 километров. Это много.

Но потом случилась заминка, было много потерь в танках, всё-таки немцы уже научились с ними бороться (это было далеко не первое применение танков), и в итоге наступление перешло в разряд не вполне удачных. Оборону прорвать не удалось, как и во все предыдущие разы. Кто-то может поспорить, что формально некоторое недолгое время в обороне немцев существовал разрыв, и это можно считать прорывом обороны, но я считаю, что успешный прорыв обороны – это когда за пределы этой обороны смогли выйти свои войска и продолжить наступление. Потому что прорыв – это не самоцель, он делается для дальнейших оперативных результатов. По крайней мере для того, чтобы хотя бы начать их добиваться – выйти на оперативный простор. Под Камбрэ этого сделать не удалось. Даже несмотря на реальную массовость применения танков.

Но что же делать, если даже атака массой танков не прорывает оборону? А если ты Германия, и массы танков у тебя просто нет? Давайте рассмотрим немецкий взгляд на технику прорыва, которая в итоге привела к реальному прорыву обороны Антанты и выходу пехоты на оперативный простор с продвижением по результатам операции на многие десятки километров: 60 км, причем на широком фронте, а местами на глубину 80 км за операцию. Это не позволило немцам выиграть войну, стратегических целей они не достигли. Но это показало, что эту надоевшую всем оборону можно прорывать, можно вернуть хотя бы частично маневренную фазу войны.

Что же сделали немцы?

А немцы ввели новый способ проводить артподготовку. Суть ее состояла в том, чтобы нанести максимально мощный удар в максимально короткий срок, поразив оборону противника на всю глубину, но не дав ему при этом опомниться и подкинуть резервы к месту прорыва. Как этого добиться?

Мы уже с вами знаем, что немцы во многом обходили Антанту в оснащении современными на тот момент скорострельными орудиями калибром выше 77-мм. Обладая мощным артиллерийским кулаком из тяжелых орудий, немцы при этом могли вести стрельбу с большим темпом. А обладая большей дальнобойностью, они могли простреливать оборону на большую глубину, вплоть до корпусных штабов. При этом, с целью максимально увеличить дальность огня, немцы ставили значительную часть своих орудий буквально чуть ли не за первой линией окопов, причем даже из группы особо тяжелых орудий (например, 150-мм пушки). Но это было не единственной особенностью.

Вторым было решение немцев не заниматься пристрелкой и огнем на уничтожение. Это резко сократило длительность артподготовки. В чем же суть? Немцы поняли, что основной задачей артподготовки будет подавление обороны противника. Если во время атаки артиллерия и огневые средства противника будут по большей части молчать, подавленные огнем немецкой артиллерии, то их вовсе не обязательно полностью уничтожать. Зачем, если суть в том, чтобы они не мешали пехоте идти в атаку?

Вынужденный молчать пулемет, до которого дошли наступающие бойцы, уже не сможет оказать сопротивление. А быстрый рывок пехоты через подавленную оборону может дойти и до артиллерийских позиций, орудия на которых в некоторых случаях уже будут покинуты расчетами из-за сильного подавляющего артогня. Огневые сооружения, окопы, пулеметные точки опасны, пока ведут огонь. Если же они вести огонь не могут, то пехота просто до них дойдет, закидает гранатами, возьмет защитников в плен или перебьет их в ближнем бою, оглушенных, отравленных газами.

А если не надо вести огонь на гарантированное уничтожение, значит длительность ведения огня очень сильно сокращается. Важнее создать ураганный огонь незадолго до наступления и в ходе наступления, чем долго и размеренно неделю долбить всё до лунного пейзажа. Тем более что скорострельность современных на тот момент орудий уже позволяла вести интенсивный огонь даже относительно крупными калибрами, например 150-мм.

Это одна сторона. А вторая сторона ускорения заключалась в том, что немцы полностью перешли на новые способы стрельбы. Я о них уже частично писал выше, но в этом случае они получили максимальное распространение. Суть в том, что от пристрелки в каком-либо виде отказывались полностью, кроме каких-то отдельных редких случаев. Пристрелку не вели ни заранее, ни в процессе ведения огня. Речь шла именно о внезапном открытии ураганного огня всей наличной артиллерией.

Но как в таком положении куда-либо попадать? По расчетам. Для этого каждое орудие было отстреляно на полигоне с целью определения для него таблиц стрельбы – чтоб учесть особенности каждого орудия. Получены расчеты влияния атмосферных явлений и соответствующие поправки. Заранее и очень точно устанавливалось топографическое положение позиций батарей для ведения огня. При занятии позиции орудие должно было встать прицелом над специально установленной в земле маркой. Причем особенно уточнялось, что встать над маркой надо прицелом, а не серединой боевой оси. Ведь чтобы хорошо попадать, надо понимать, где сам находишься. Данные для стрельбы по конкретным целям (разведанным заранее) устанавливались по хорошо видимым ориентирам. Необходимые атмосферные поправки сообщались по факту измерения погоды перед атакой.

Всё, что возможно было рассчитать заранее, рассчитывалось заранее. В приказах прописывались все нюансы, составлялись подробные и четкие инструкции, кто когда какие позиции занимает, где лежат боеприпасы, склады, кто в какой очередности ведет огонь, какие цели когда поражать, какими снарядами, кто куда и когда передвигается и так далее. С учетом того, что артподготовка должна была начаться ночью, сильно много возможностей «поправить по месту» уже не было, хотя нельзя сказать, что этот способ полностью исключался. Пусть действия по четкому плану и были очень важны, но возникающие изменения учитывались и ход подготовки мог быть немного изменен.

Так родилась современная артиллерия. Артиллерия математики. Артиллерия расчета. Буквально еще в конце 19-го века и даже в начале 20-го много где стреляли чисто прямой наводкой на не очень большую дистанцию. И даже в начале ПМВ французы еще массово уповали именно на этот вид боя. А даже при стрельбе с закрытых позиций били только по пристрелке и четкой корректировке с прямым наблюдением. И вот 1918 год – и артиллерия бьет полностью по математическому расчету, без корректировки, сразу ураганным огнем, подготавливая прорыв за считанные часы.

Третьей же важной особенностью было крайне массовое применение химических снарядов синего, зеленого и желтого креста. Тактически я описал их применение в статье про химоружие, но здесь я отмечу суть их влияния. Ввиду того, что требовалось очень быстрое и надежное подавление, а точной пристрелки и корректировки не велось, очень кстати было средство, увеличивающее эффективность огня. Химснаряды позволяли быстрее достигать подавления. Даже если никто не будет насмерть отравлен, многие бойцы просто покинут опасную зону, или будут корчиться, кашлять и блевать, или экстренно заниматься дегазацией вместо ответной стрельбы! Тем более что от снарядов синего и желтого креста в 1918 году было довольно сложно защититься противогазом.

Но также химбоеприпасы позволяли менее точно попадать – ураган падающих снарядов даже при очень большом разбросе быстро создаст газовое облако в районе цели. Собственно, стрельба по «газовым прямоугольникам» не подразумевает стрельбы непосредственно по цели. Достаточно стрельбы по прямоугольнику шириной 200-300 м и глубиной 400 – 500 м, внутри которого где-то находится цель.

Ну и, наконец, воздействие химснарядов более долгое. Если после переноса подавляющего огня на другую цель кто-то остался жив и боеспособен, он может относительно быстро возобновить сопротивление. А вот если он был при этом отравлен синим крестом (дифенилхлорарсин – раздражающее вещество), то он еще несколько часов будет кашлять и блевать, если вообще не отключится на время (синий крест скорее выводит из строя на день, чем убивает, хотя можно, наверное, и насмерть надышаться). Если же к синему кресту добавили зеленый (удушающий газ дифосген), человек умрет или уедет с тяжелым отравлением в госпиталь. С ипритом (желтый крест), от которого защиты не было, воздействие вообще может измеряться в днях, он на местности может и неделю лежать.

При этом в некоторых случаях химическая подготовка желтым крестом (ипритом) на нескольких участках, на которых наступление НЕ будет производиться, могла начаться заранее. Суть этого действа описана в статье про химоружие. Однако различные изнуряющие газовые обстрелы были для этой войны делом привычным, плюс они велись не в том месте, где будет проходить наступление, поэтому обороняющимся не совсем было понятно их назначение в качестве химподготовки к атаке. И даже когда огонь заранее велся снарядами зеленого креста (дифосген) в предполагаемых немцами районах наступления, без массированного обстрела артиллерией в целом это не выглядело как артподготовка. По каждому случаю химического обстрела на широком фронте не будешь кидать туда-сюда резервы – надо, чтоб это была полноценная артподготовка на конкретном участке, иначе можно кинуть войска на ложное место атаки. Да и непонятно, куда их кидать – обстрел-то на очень широком фронте в разных местах.

Внезапная массированная ураганная и при этом короткая (часов пять, а потом и меньше) артподготовка, которая начиналась затемно, например, в 4 часа 40 минут мартовской ночи, сотрясала оборону на всю глубину – 10 км и более, причем порой на фронте в несколько десятков километров. Затем, спустя четыре-пять часов, наступал черед атаки пехоты, которая следовала за двойным (химическим нестойким и классическим) огневым валом.

И здесь была вторая сторона медали! Если во французских наступлениях артиллерия разрушала практически вообще всё, и пехоте оставалось буквально занять изрытую воронками местность на два-три, иногда чуть больше километров вперед, то в весенних немецких наступлениях 18-го года было иначе. Массированный артиллерийский огонь подавлял много целей и ошеломлял противника, отравлял его газами, но он не мог поразить все цели. Какие-то цели в любом случае будут возникать перед лицом пехоты, порой в большей степени, чем при длительной точной артподготовке.

И если пехота хочет не отстать от огневого вала, и, пользуясь эффектом ураганного огня, проследовать через всю глубину обороны противника и вырваться на оперативный простор, то она должна наступать быстро. А значит со всякими возникающими на её пути небольшими неурядицами пехота должна уметь справляться сама, причем быстро и решительно.

Одной лишь внезапности и ураганного огня артиллерии для прорыва обороны недостаточно. Нужны действия пехоты. А для этого пехота должна иметь соответствующую организацию, вооружение и тактику. И вот об этом будет следующая статья.

Подпишись на сообщество Катехизис Катарсиса, чтобы не пропустить новые интересные посты авторов Cat.Cat!

Пост с навигацией по Cat.Cat

Также читайте нас на других ресурсах:
Телеграм ↩ – новости, заметки и розыгрыши книг.
ВК ↩ –наша Родина.

Прежде чем лезть на рожон к сильным крепостям Нарве и Дерпту, Петр решает унасекомить шведскую озерную флотилию на Чудском озере, которая активно в 1702-1703 годах кошмарила русские берега. И неплохо кошмарила, скажу я вам – сожжено более 30 деревень, потоплено много судов (причем даже галиоты и галеасы, говорят были).

Осенью 1703 года шведская флотилия ушла на зимовку в Дерпт (ныне Тарту) по реке Амовже (Эмбах или Эмайыги). И, что вы думаете? Им удалось перезимовать (внезапно, да?), так как русский отряд из 7 тысяч человек при 18 пушках под началом майора Николая Григорьевича фон Вердена выдвинулся только к апрелю 1704 года.

Отряд скрытно занял позицию у устья Амовжи и намеревался не выпустить флотилию противника в Чудское озеро. Шведская разведка успешно проморгала телодвижения русских, в результате чего 3 мая, при попытке выйти на оперативный простор, флотилия подверглась внезапной атаке.

После обстрела шведских кораблей из пушек, московиты на лодках пошли на абордаж. Место для засады было выбрано идеально – река была относительно узкой, а течение – быстрым, что сильно затрудняло возможности маневрирования эскадры командора Карла Густава Лешерна фон Герцфельда. Мало того, шведы настолько не ожидали нападения, что большинство пушек на кораблях даже не было заряжено. Бой длился долгих три часа. Часть матросов сбежала, аки те крысы, с кораблей и далее к Дерпту, остальные пытались отбросить русский отряд от берега, чтобы успеть уплыть вместе с матчастью. Дольше всех вел сопротивление сам командор на флагмане «Каролус». В итоге Герцфельд, не желая попадать в плен, взорвал свой корабль и погиб вместе с командой. Остальные 12 посудин (по другим данным – 13) сдались на милость победителей (отмечу, что в донесениях, захваченные суда именуются шкутами – небольшими парусно-гребными судами с вооружением от 2-х до 14-ти пушек малого калибра). Всего затрофеить удалось 86 пушек и много иного военного имущества. В плен попало 138 шведских моряков. Шведы лишились озерного флота теперь и на Чудском озере. Можно было приступать к осаде крепостей.

4 июня авангард Шереметьева показался под Дерптом. Крепость спешно укреплялась – часть земляных бастионов еще была не закончена. Вооружение Дерпта состояло из 84 пушек, 18 мортир, 6 гаубиц, 16 дробовиков, 5 тысяч шведов и полковника Карла Густава (популярное имечко, однако) Шютте.

Противостоял крепости корпус Бориса Шереметьева из почти пяти тысяч человек при 55 орудиях, непосредственно задействованных в осаде. Всего же в районе Дерпта русских частей насчитывалось до 21 тысячи.

К 9 июня осадный отряд сосредоточился у крепости, чтобы 10 числа начать бомбардировку. Осадные батареи расположились по обоим берегам Амовжи. 3 июля на армию внезапно свалился Петр I с проверкой и фактически принял командование на себя.

После обстрелов Русских ворот 6 и 7 июля, башня над ними была снесена до основания. В ночь на 10 июля осаждающие провели траншеи от ворот Святого Якоба практически до реки. К вечеру 12 июля был готов мост через Амовжу. Это при том, что Петру «все не понравилось». «здесь обрели мы людей в добром порядке, но кроме дела, ибо две апроши с батареями принуждены бросить, за их неудобством, третью переделать и, просто сказать, кроме заречной батареи и Балковых шанец, которые недавно перед приездом нашим начаты, все негодно и в туне людей мучили» - писал он Меншикову.

Штурм начался в ночь с 12 на 13 июля после «огненного пира», как выразился русский царь – артиллерийской подготовки. Русские гренадеры в количестве не менее 300 человек, по пути гатя болота фашинами, прорвались к равелину, защищавшему Русские ворота и вступили в огневой бой с оборонявшимися шведами. По фашинам к гренадерам бросили подкрепления – еще около 400 солдат. Ко второму часу ночи, скрытно, по мосту через Амовжу, к Русским воротам перебросили еще около 1,5 тысяч стрелков и количество, наконец, перешло в качество – шведы отступили из равелина, бросив шесть пушек. Несколькими удачными выстрелами шведских пушек гренадеры разбили ворота и комендант крепости, уже не надеясь отбить приступ, решил сдать крепость. Всего при штурме было убито с нашей стороны 1 полковник, 16 офицеров, 300 нижних чинов, ранено еще 400 нижних чинов. Со стороны шведов, по их же словам, потери были в 1 полковника, 30 офицеров и 780 солдат. При сдаче крепости остатки гарнизона составляли 1388 человек. По трофеям источники несколько расходятся в количественной оценке, поэтому сведения из журнала Шереметьева я приведу первыми, а из Марсовой книги – в скобках. Итак, было захвачено:

Пушек медных дробовиков и шмаговников – 21 (-)

Пушек медных – 0 (8)

Пушек чугунных – 76 (76)

Мортир чугунных – 18 (18)

Гаубиц – 6 (6)

Фальконетов – 0 (8)

Дробовиков – 11 (5)

Дробовиков малых чугунных – 0 (11)

Общее количество орудий в обоих источниках – 132 единицы. Расхождение мы видим, в основном, в оценке количества дробовиков – у Шереметьева дробовики указаны дважды – всего, включая медные пушки и шмаговники их 32. В Марсовой книге же все посчитано отдельно, и медные пушки и фальконеты и дробовики.

Отмечают, что бои у крепости были настолько яростные, что при попытках сыграть «шамад» (сдачу) погибло четыре барабанщика. В итоге пришлось шведскому коменданту посылать трубача.

Петр милостиво разрешил остаткам шведского гарнизона покинуть крепость с месячным запасом продовольствия и личным имуществом. Офицерам вернули шпаги. Однако, комендант просил разрешить выход «с литаврами, с трубами и со всею музыкой», с распущенными знаменами, шестью пушками, всем огнестрельным оружием и месячным запасом продовольствием. Однако, понимая, что такие просьбы уместны до штурма, а не тогда, когда у осажденных уже не выбора, Петр ответил: "Зело удивляется господин фельдмаршал, что такие запросы чинятся от коменданта, когда уже солдаты его величества у них в воротах обретаются и которые так озлоблены, что едва уняты".

По сложившейся уже традиции Петр отпраздновал победу – взятие «праотеческого города Юрьев» и, на яхте, добрался по Амовже, Чудскому озеру и реки Нарове до крепости Нарва.

Кстати, а что там с Нарвой?

А еще 26 апреля 1704 года окольничий П.М.Апраксин с тремя пехотными полками и тремя ротами конницы (всего около 2,5 тысячи человек) занял устье Наровы. Шведы опять проморгали русский корпус (это уже вошло в традицию) и, 12 мая эскадра и транспортные суда адмирала де Пру, попытавшись доставить подкрепление и провизию в Нарву, получили по рогам от русских батарей и вынуждены были вернуться обратно в Ревель. Отряд в 1200 солдат, предназначавшийся для гарнизона Нарвы влился в корпус Шлиппенбаха.

30 мая русский корпус переправился на левый берег Наровы и расположился лагерем со стороны моря в пяти верстах от крепости. Позднее, корпус занял то же самое место, что и при первой осаде в 1700 году (и не надо измываться: не «снаряд дважды в одну ворону», а место стратегически выгодное), примыкая флангами к реке у деревни Юала и близ острова Хампергольм. Драгуны обложили Нарву. Апраксин остался охранять устье Наровы. Однако, ни генерал Шенбок, ни, с 20 июля, фельдмаршал Огильви не могли приступить к осаде – ждали подвоза пушек и мортир.

Всего же в русской армии после подхода Шереметьева и прибытия артиллерии насчитывалось 30 пехотных и 16 конных полков (всего около 45000 человек) при 150 орудиях разной масти. Шведский гарнизон состоял из 3175 человек пехоты, 1080 конников и 300 артиллеристов. При всех этих 4555 человеках находились 432 орудия в Нарве и 128 в Ивангороде. Комендантом числился уже знакомый нам по первой осаде генерал Горн.

Учитывая, что русские войска уже не особо боялись шведов и их внезапных атак для снятия осады, шведы, скорее всего для поднятия собственного боевого духа и стойкости, распустили слухи о скором подходе из Ревеля корпуса Шлиппенбаха. В связи с этим Меншиков предложил самодержцу устроить «маскарад»: переодеть четыре полка в синие мундиры и сымитировать подход шведов к крепости. Возглавил маскарадный отряд сам Петр, а Меншиков с Репниным устроили притворную атаку. Хитрость в кое-то мере удалась – на помощь ряженым выдвинулся небольшой отряд драгун из крепости. Однако, при попытке отсечь их от Нарвы, поняли, что их нае… накололи и в полном порядке отступили обратно в крепость. Тем не менее, удалось захватить в плен четырех офицеров и сорока одного солдата. Несколько шведов было убито.

Несмотря на не особо внятный успех маскарада, Петя УжескороВеликий был в восторге и повсеместно хвалился своей викторией, а полковник Рен был произведен в чин генерал-майора.

Со времен первой осады крепость Нарва только усилилась, многие укрепления были усилены, учитывая опыт 1701 года.

Основную атаку русское командование решило провести в районе бастионов «Виктория» и «Гонор» («Честь»), которые отлично простреливались с обоих берегов Наровы. Атака на Ивангород должна была стать отвлекающей, а наступление на бастионы «Триумф» и «Фортуна» - имитацией атаки.

В полночь 11 июля осаждавшие приступили к работам. В ночь с 12 на 13 июля были заложены первые траншеи со стороны главного направления атаки. Также, в 350 саженях от угла бастиона «Гонор» был заложен редут. Шведский гарнизон активно пытался сорвать осадные работы своим противодействием.

Понемногу русские войска походили к крепости, несмотря ни на вылазки, ни на артиллерийский огонь.

Осадная артиллерия прибыла 18 июля, а 30 числа – возведены осадные батареи и открыт огонь как по бастионам «Виктория» и «Гонор», так и по всему городу и крепости. Практически непрерывный обстрел продолжался до 9 августа. Также 30 июля дошли полки из Дерпта и заняли позиции для ложной атаки на бастионы «Триумф» и «Фортуна».

6 августа обрушился левый фас бастиона «Гонор», образовав пологий и широкий обвал. Не отходя от кассы, фельдмаршал Огильви предложил коменданту Горну сдаться. 7 августа шведский командующий ответил, что без королевского повеления ничего никому отдавать не собирается. Совет командования русской армией постановил начать штурм Нарвы 9 августа.

Фельдмаршал Огильви распределил силы на три штурмующие колонны:

генерал Шенбек атакует бастион «Виктория» (там ко времени совета также была пробита брешь);

генерал Чемберс атакует бастион «Гонор» со стороны обвала;

генерал Шарф ведет атаку на равелин напротив бастиона «Глория».

8 августа штурмовые лестницы были скрытно поднесены на передний край, а напротив «Виктории», непосредственно у контрэскарпа, поставили четырехпушечную батарею для стрельбы во время штурма. В ночь на 9 число подступы к крепости заполнились предназначенными для штурма гренадерами.

В 2 часа дня 9 августа прозвучал сигнал к штурму. Шведы оборонялись отчаянно, защищая вершины обвалов, подрывая мины и скатывая штурмовые бочки, но это им не помогло. Всего лишь через 45 минут после начала штурма, русские отряды ворвались в город.

Горн, глядя на то, как русские берут приступом Нарву, приказал барабанщикам сигналить о сдаче крепости, однако, и в этот раз несчастных барабанщиков никто не слушал. Даже несмотря на то, что самому коменданту пришлось бить в барабан, еще какое-то время русские гренадеры продолжали убивать шведов.

Для наведения порядка в захваченном городе, Петр сам решил объехать нарвские улочки. При этом он лично заколол двух мародеров, причем русских. Прибыв к ратуше, царь увидел там Горна.

Шведский комендант в прямом смысле получил от разгневанного Петра по морде. Сам русский царь кричал на него: «Не ты ли всему виноват? Не имея никакой надежды на помощь, никакого средства к спасению города, не мог ты давно уже выставить белого флага?». При этом, показывая кровь на своей шпаге, Петр добавил: "Смотри, эта кровь не шведская, а русская. Я своих заколол, чтоб удержать бешенство, до которого ты довел моих солдат своим упрямством". Горн отправился в каземат составлять компанию другим комендантам: полковнику Густаву Вильгельму Шлиппенбаху (это не тот!) (Нотебург) и полковнику Полеву (Ниеншанц).

16 августа, после выработки условий капитуляции, сдался гарнизон Ивангорода. Комендант Стирнстарль сначала вообще сказал, что, мол, комендант Горн сдался и пиз… не может выражать свои подлинные мысли, а сдавать крепость по первому требованию он не намерен. Понятное дело, что он хотел выторговать условия посолиднее, однако с гарнизоном в 200 человек и без запасов продовольствия это делать было… как-то недальновидно – русские могли и обидеться. Русское командование отпустило гарнизон в Ревель без знамен и артиллерии.

Наши потери составили 1340 человек ранеными и 359 – убитыми. Шведы потеряли за весь период осады 2700 человек. Трофеи были богатыми – почти вся артиллерия (425 из 432), более 11 тысяч ружей. И это только в Нарве. В Ивангороде же вообще вся имеющаяся артиллерия перешла в руки победителей.

После победы Петр решил поиграться в римского полководца и устроил в Москве триумф. Правда, состоялся он уже 19 февраля 1705 года из-за сложностей в доставке шведских пушек в столицу. В торжественном въезде Петра в Москву вынуждены были принять участие 159 пленных офицеров во главе с генералом Горном. Столь же торжественно провезли 80 шведских пушек. У Триумфальных ворот митрополит Стефан Яворский произнес хвалебную речь в честь Петра. Кончился триумф многодневным, шедшим с переменным успехом, сражением с греческим «генералом» Бахусом. В итоге, бомбардир Петр Михайлов и вся его «армия» потерпели поражение 😊

После взятия Нарвы и вплоть до начала лета 1705 года главные силы русских войск бездействовали. Исключением являлись войска, отправленные под командование Августа II в Польшу, и казаки гетмана Мазепы, действовавшие в правобережной Украине.

12 июня 1705 года в Полоцк, где была сосредоточена армия, прибывает Петр I. На военном совете, прошедшем 15 июня, он поручает Шереметеву командовать походом против генерал-майора Левенгаупта, так и не состоявшимся зимой. Цель похода была четко определена в первом пункте инструкции: "Идти в сей легкой поход (так, чтоб ни единого пешего не было) и искать с помощию Божиею над неприятелем поиск, а именно над генералом Левенгауптом. Вся же сила сего походу состоит в том, чтоб оного отрезать от Риги".

Ознакомительный фрагмент из моего текста, написанного для сборника @Cat.Cat,

Осада первая: основа величия

На конец 5 века до н.э. мало что предвещало, что Рим всего через 150 лет завоюет всю Италию, а через 400 лет все Средиземноморье. Итальянский полуостров был довольно густо населен, что постоянно вызывало у всех соседей конфликты за землю. Рим не был исключением - он был лишь одним из множества центров силы, даже не самый сильный или агрессивный на тот момент. Он понемногу расширял свои владения за счёт слабых или недостаточно везучих соседей, однако, масштабы этого расширения были ограничены наличием сильных соседей. Территория Рима простиралась в самой удаленной точке всего на 50 километров от города. Но некоторые соперники были куда ближе: этрусский полис Вейи находился на совершенно ничтожном расстоянии всего в 18 км от Вечного города - это всего то 4 часа неспешной ходьбы.

Весь 5 век до н.э. молодая Римская республика будет регулярно воевать с этим городом за территории. Не имея друг перед другом решительного преимущества обе стороны не могли добиться прочного мира, так как постоянно существовал соблазн отжать у соседа немножко земель, пока тот занят другими проблемами. Вейи были занозой в боку римлян, если не вытащить которую всегда будет существовать угроза городу. Равно как и для вейянцев такое близкое соседство с Римом тоже было опасно. А периодически вспыхивающие войны и грабительские набеги друг на дружку лишь усиливали взаимную неприязнь. Поэтому обе стороны с удовольствием увидели бы друг дружку в гробике в белых сандалиях.

При этом для римлян задача победы над Вейями была нетривиальной: город располагался на скале и был хорошо укреплен.

Взять его штурмом на тот момент для римлян было практически невозможно, а осада заняла бы много времени. Однако в конце 5 века до н.э., видя внутренние склоки в Вейях, римляне решили, что это их шанс на быстрое решение проблемы. Вероятно, они ждали, что кто-то из враждующих фракций решит заключить с ними союз ради власти над городом. Однако угроза войны с Римом привела к прямо противоположному результату - вейянцы забыли о разногласиях и объединились против старинного врага.

Для римлян эта ситуация была мягко говоря неприятной, так как вместо быстрой кампании нужна была длительная и муторная осада. Отказаться от войны они уже не могли, так как все нужные для этого религиозные и дипломатические процедуры были проведены, да и оставалась еще надежда на ошибки противника. Но надежды на окончание войны до конца года быстро рухнули. До этого Рим вёл преимущественно короткие кампании, ограниченные периодом между севом и жатвой. Именно на это время можно было относительно безболезненно мобилизовать ополчение на войну. Однако осада Вей потребовала гораздо больше времени, чем типичная летняя кампания. Если каждое лето осаждать город, а потом осенью уходить по домам, то война могла затянуться на десятилетия: даже если сжигать посевы противника, Вейи были достаточно богаты, чтобы покупать все необходимое у соседей в период между кампаниями.

Единственный путь, ведущий к победе, для римлян был в том, чтобы осаждать город до талого. Однако существовавшая до этого система призыва на службу просто не позволяла этого сделать - легионеры будь они даже самыми ярыми патриотами думали и о своей семье, которую нужно было чем-то кормить. Чтобы призывник не опасался за благополучие, требовалось выдать компенсацию за отрыв от хозяйства. И тогда, как временная мера, был введён стипендиум - заработная плата легионерам.

Однако налоговая система Рима в тот момент была слабо развита. Основным источником доходов в казну были штрафы за нарушения, пошлины и военная добыча. Финансировать армию за счет этих источников не вышло бы, а потому пришлось придумать и первый в истории Рима прямой налог - трибутум. Взимался он только с военнообязанных, которые не служат в данный момент, что считалось справедливым разделением тягот от войны.

Данное решение было чрезвычайным и временным - только до окончания осады Вей. Однако, опять же внезапно для римлян, осада затянулась на годы и временное решение, как это часто бывает, стало постоянным. Когда Вейи падут и Рим присоединит их к своим владениям, стипендиум и трибутум отменять не станут, так как их связка оказалась очень удобной. Ведь благодаря им римская армия получала большую стратегическую гибкость: можно было вести более длительные кампании на большем удалении от Рима.

Это нововведение меняло фундаментальные отношения между обществом и государством. Теперь военное могущество Рима напрямую зависело от числа людей способных платить трибутум. Раньше система ценза (оценки имущественного состояния) была нужна только для того, чтобы определить какой комплект вооружения военнообязанный (assiduii) может приобрести и содержать. Теперь же она стала определять ещё и размер трибутума - чем богаче ты был, тем выше был твой цензовый класс и размер военного налога.

Поэтому, чтобы содержать больше солдат Рим теперь был заинтересован в увеличении числа ассидуев, способных платить налог. А значит Рим должен был расширять свои территории, ради включения их населения в число ассидуев, а также для наделения землёй собственных бедняков. Так у расширения римских территорий появилось новое политико-экономическое обоснование, которое определит вектор дальнейшего развития Рима.

Однако появление новых военных возможностей и связанных с ними потребностей не значило, что их обязательно начнут использовать. Потому что даже переваривание захваченных земель Вей было задачей нетривиальной. Римляне пока не выработали стандартных механизмов по организации новых территорий, поэтому этот процесс был творческим и конфликтным: часть граждан хотели создать автономную от Рима колонию, другие хотели получить землю в Вейях и сохранить все гражданские права, третьи - раздать землю только своим клиентам (людям, поклявшимся в верности патрону в обмен на услуги).

Процесс внутренней борьбы за организацию новых территорий осложнялся давним противостоянием между патрициями, управляющими государством, и плебеями, имеющими очень ограниченные политические права. В результате Риму было особо не до новых захватов - тут бы внутренние проблемы разрешить. А потому, чтобы эффект от одного переломного события вступил в силу, пришлось случиться другому.

Осада вторая: год, когда Рима могло не стать

О том, что на севере Италии за рекой По уже пару столетий расселяются кельтские племена (римляне их называли галлами) гражданам Вечного города в 5 веке до н.э. было смутно известно. Однако долгое время они были совершенно безразличны к этой угрозе. Постоянные грабительские набеги галлов были бичом для северных соседей Рима - этрусков, но до Лация банды варваров не добирались. Однако Италия все сильнее влекла галлов и на то было несколько причин.

Во-первых, климат Италии был куда приятнее, чем в центральной Франции, а земли плодороднее. Во-вторых, Италия была богаче галльских земель и там можно было награбить много ценного. В-третьих, в Италии были те, кто готов нанимать ватаги галлов для участия в собственных военных кампаниях. Все эти три причины привели к тому, что кельтские племена стали воспринимать южан, как хороший источник добычи. А раздробленность политического устройства италиков позволяла постоянно находить удобную жертву.

В 391 году до н.э. довольно крупная банда галлов напала на земли этрусского города Клузий. По одной из версий галлов в Клузий призвала одна из политических фракций, желавшая их руками взять власть в городе. По другой их вообще нанял правитель Сиракуз Дионисий, чтобы пограбить конкурентов. В любом случае галлы оказались под стенами Клузия и начали его осаду. По легенде в этот момент в городе находились римские послы - братья из рода Фабиев. Вместо того, чтобы соблюдать нейтралитет, они вместе с жителями города вступили в сражение с галлами. Битва была безуспешной, а галлы, узнав о неподобающем поведении римских дипломатов, поклялись отомстить.

Вероятно, вся описанная в абзаце выше история про посольство это поздняя выдумка с целью очернить патрициев Фабиев. Однако сам факт нашествия галлов у историков сомнения не вызывает. Что бы его не спровоцировало, в 390 году до н.э. орда галлов вторглась в земли Рима. Собранная наспех армия потерпела сокрушительное поражение у слияния Тибра и ручья Аллия.

Часть солдат укрылись в недавно захваченных Вейях, другие разбежались и никто даже не послал весточку в город о трагедии. Уверенные в грядущей победе римляне не выставили дозор на стенах и не закрыли ворота. Теперь же при виде галлов, идущих к городу, началась паника.

Пока из Рима спешно вывозили жрецов и ценности в соседний союзный город Цере, все, все кто мог держать оружие, отступили на Капитолийский холм, так как удержать стены не хватило бы людей. Исключением стали престарелые сенаторы, которые были слишком немощны чтобы бежать или сражаться. Они в своих лучших церемониальных одеяниях сидели на Форуме, где и встретили смерть от рук варваров. Галлы разграбили город и попытались с наскока взять Капитолий, но не смогли. Поэтому началась осада, продлившаяся несколько месяцев.

Что же делали в это время бежавшие в Вейи легионеры? Они может и хотели бы помочь городу, но вынуждены были отбивать атаки соседей Рима, почувствовавших слабость Республики. Отчаянное положение государства отлично характеризует тот факт, что восстановил порядок в этом воинстве и удержал территории Вей за Республикой центурион из плебеев Квинт Цедиций. Патрициев, обычно занимавших офицерские должности, среди беглецов то ли не было вообще, то ли они потеряли среди солдат всякий авторитет. Даже привлечение на помощь авторитетного командующего Марка Фурия Камилла (он, кстати был патрицием) не изменило ситуацию - легенду про то, что он разбил галлов, упоминают лишь немногие античные авторы, а потому современные историки считают её позднейшей выдумкой.

Судя по всему галлы предприняли несколько попыток штурма Капитолия, об одной из которых осажденных предупредили всполошившиеся гуси. Однако вечно сидеть в осаде на Капитолии не вышло бы и когда еда начала подходить к концу римлянам пришлось сдаться на милость победителю. Галлы потребовали значительный выкуп золотом и выжившие вынуждены были его заплатить.

В римскую историю на следующие столетия осада галлами Рима войдет, как величайший позор и самое страшное событие в истории - даже Пирр и Ганнибал не будут расцениваться столь категорично, так как оба так и не приблизились к Вечному городу и не начали его осаду.

Галлы оказались единственным врагом Рима, который имел реальные шансы вырвать из груди Республики её бьющееся сердце, прояви они чуть больше упорства. Галлам для этого не требовалось вырезать всех римлян, достаточно было лишь разграбить Капитолий. Для древних сакральная роль отдельных мест имела совершенно особый характер, мало понятный современным людям. Все существование людей и общин было тесно связано с милостью богов. Капитолий, где были сконцентрированы храмы основных богов-защитников Рима, был местом наиболее близким к богам. И его разграбление варварами расценивалось бы не просто как кощунство, а как свидетельство того, что боги отвернулись от города. А без защиты богов дальнейшее существование общины в прежнем виде было немыслимо.

Даже в нашей реальности, где Капитолий устоял, часть римлян считали, что город уже проклят и надо его покинуть и поселиться на новом месте - в Вейях. Патрициям удалось отговорить жителей от такого поступка, но в случае если бы галлам сопутствовал успех – переселение было почти безальтернативно. И на этом история Рима закончилась бы, а началась бы история совершенно новой общины, хоть и возникшей из римлян, но идущей своим путем.

Патриции ведь не просто так не хотели исхода из Рима. Галльское нашествие и так подорвало их авторитет в обществе - ведь это именно они не справились с купированием угрозы. Переселение на новое место же, вызвало бы серьезную перестройку внутреннего устройства общества. Были бы разрушены старые территориальные границы триб (административных районов) и произошло бы серьезное перемешивание жителей друг с другом с переделом земельной собственности, нарушением традиционных патрон-клиентских связей и изменением социально-экономического положения. Так как на новом месте пришлось бы призвать защиту богов, на первый план вышли бы новые культы, возможно вообще связанные уже не с патрициями, а с плебеями. Наконец старые конфликты за уравнивание в политических правах плебеев и патрициев приобрели бы еще более острую форму из-за вынужденного включения в состав общины вейянцев, оставшихся жить в городе, но лишенных вообще всяческих прав.

В таких условиях, усыпленный ложной неприступностью стен нового города, “Новый Рим” мог погрузиться в тяжелую политическую борьбу, отвлекающую все внимание и силы на себя. А ведь внешнеполитическое положение этой общины было бы еще хуже, чем у Рима в реальности после нашествия галлов. Вечный город после осады потерял значительную часть авторитета - от него отвернулись многие латинские союзники, а его территории стали подвергаться постоянным набегам соседей. Следующие 30 лет Республика будет возвращать влияние и мстить. А теперь представьте себе, что на месте Рима будет община ослабленная внутренними противоречиями и ожесточенной борьбой фракций? Да, римляне оставались римлянами, но смогли бы они в таких условиях уже через десять лет после величайшего позора в истории начать почти неодолимый крестовый поход за объединение Италии? Я считаю, что едва ли. И поэтому то, что Рим уцелел, что галлы так и не взяли Капитолий, это важнейшая историческая развилка в его истории.

Вторжение галлов заставило римлян пересмотреть свое отношение к миру. Оно вселило в них настоящий страх - понимание того, что безопасность их города очень хрупка и стены могут не защитить. Рим был окружен врагами, каждый из которых мог повторить то же, что походя сделали галлы. Только они могли сделать еще хуже - галлам ведь не нужны были территории Рима, а вот его соседям очень даже. Поэтому, едва оправившись от поражения, Рим перейдет к чрезвычайно агрессивной внешней политике, воюя буквально со всеми своими соседями.

Задачи отодвинуть границы от Рима и расширить собственную военную базу за счет раздач земли и увеличения числа ассидуев станут основными в римской политике на следующие два столетия. Новые цели и задачи потребуют и выработки новых методов управления завоеванными территориями. Чтобы интегрировать разношерстные общины с совершенно разным уровнем экономического и военного потенциала, римляне создадут гибкую систему правовых статусов. Так вокруг Рима будет создаваться лоскутное одеяло из римских и союзных территорий, основная задача которых была поставлять деньги и рекрутов для военной машины Республики.

Без галльского нашествия Рим еще долго мог раскачиваться на уровне регионального гегемона Лация, вполне довольный таким положением. Равно как и без вынужденного введения стипендиума и трибутума у него не было бы эффективного инструмента для экспансии. Пройдет всего полторы сотни лет после нашествия галлов и римские легионы, объединившие Италию, ступят за реку По, начав долгий путь отмщения за древнее унижение. Но это будет уже совсем другой Рим, тот из которого вырастет великая империя…

Сделать предзаказ можно по ссылке.

___________________________________________________________________

Подпишись на сообщество Катехизис Катарсиса, чтобы не пропустить новые интересные посты авторов Cat.Cat!
Пост с навигацией по Cat.Cat
Также читайте Cat.Cat на других ресурсах:
Телеграм
ВК
Дзен

В прошлой части мы рассмотрели причины «наточенных на Швецию зубов» у Дании, Саксонии-Польши и Московии-России, поэтому пора перейти, собственно, к делу – к войне. Сегодня мы рассмотрим начальный период ее, в историографии именуемый Датским периодом. В него включаются события 1700 года вплоть до «Нарвской конфузии». Ну, что, поехали?

Первым решил выступить Август II – в начале 1700 года семитысячное саксонское войско, без объявления войны, вторглось в пределы Лифляндии. Успешно взяв город Динамюнде, саксонцы осадили Ригу. В марте того же года проснулись датчане. Фредерик IV с армией из шестнадцати тысяч вооруженных лиц влезло на территорию герцогства Шлезвиг-Голштейн, захватив крепость Гузум (Хузум) и осадив Тоннинген. В случае успеха в Голштинии, датский король планировал развить наступление на Померанию.

Голштинский герцог, будучи родственником Карла XII (вообще, седьмая вода на киселе, но в политике и не такое прокатывает – он был женат на старшей сестре шведского короля), запросил помощи у шведов. Великая Северная война началась.

Небольшая шведская армия, расквартированная в Бремени и Висмаре, выступила навстречу датскому самодержцу. К слову сказать, Фредерик наш Четвертый с полной уверенностью сунулся в пасть льву – мало того, что формальную независимость Шлезвиг-Голштейнскому герцогству гарантировали Англия и Голландия, так еще герцог еще и, помимо родства главнюков, со шведами засоюзился. Причем Англии и Голландии махач на северо-восточном углу Европы был категорически не выгоден. Им нужно было обеспечить крепкий тыл свои торговые интересы ввиду того, что в Европе западной запахло большой дележкой владений войной.

Тем не менее, Фредерик, а вместе с ним и вся Дания, напрягал силы для подготовки к боевым действиям. Так, к примеру, для флота было навербовано аж 7000 лиц – комплектовать экипажи для 21 линейного корабля.

Флот под командованием генерал-адмирал-лейтенанта графа Гелденлеве вышел 24 мая в бухту Хано, что южнее Карлскроны, для блокировки выхода шведских vis-a-vis. Адмирал получил приказание принять бой лишь в случае нападения неприятельского флота, но секретная инструкция предписывала немедленно уничтожить шведский флот.

У шведов линейных кораблей наскреблось аж 38, однако вооружать их закончили только в июне месяце. Командовать грозной силой отрядили генерал-адмирала графа Ганса Вахмейстера.

А к концу июня, в районе 26 числа объявилась англо-голландская эскадра под командованием адмиралов Рука и Альмонда.10 английских и 13 голландских линейных кораблей, а также фрегаты и куча различной плавучей боевой мелочи встали на пару недель на якорь севернее Кронеборга.

В то же время, Гелденлеве успел вернуться в Зунд, да еще и с подкреплением в 8 линейных кораблей, и встал на якорь южнее Кронеборга. Как и со шведами под Карлскроной, датский адмирал снова препятствовал – в этот раз вхождению противника в Зунд.

После напоминания о договоре, согласно которому проход большого количества военных кораблей через пролив одновременно равносилен объявлению войны (разрешалось проводить не более 6 судов одномоментно), Рук и Альмонд заверили датчанина в своей исключительной миролюбивости (и вообще, они тут красотами наслаждаются и рыбку ловят). Однако, именно это и входило в планы шведов, так как позволяло выиграть время для окончательной подготовки своего флота и решения вопроса о верховном командовании.

Тем не менее, сильно тянуть время не понадобилось – шведы успели собраться с мыслями и вооружением даже раньше. 16 июня Вахмейстер вывел свой флот в море и уже 7 июля подошел к острову Амагер (так к слову, это уже почти Копенгаген – столица Дании). Тем временем в Шлезвиге подошедшие от бремена шведские войска сняли осаду с Тоннингена. Фридрих плотно забил на приготовления противника, намереваясь решить южную проблему, и понадеявшись на мощь своего флота. Сообщение о прибытии союзного флота к Кронеборгу и шведского к Амагеру вызвало у датского короля логичную реакцию – он приказал Гелденлеве немедленно идти к Копенгагену и запереть Голлендер-тиф, в случае надобности, затопив корабли на фарватере, дабы не допустить соединения эскадр союзников.

Собственно, намерения сторон уже были ясны и прозрачны, а поэтому, проходя через Зунд англо-голландцы вполне резонно сообщили, что идут на соединение со шведами, чтобы начать совместные боевые действия (мол, делайте теперь что хотите, нам уже пофихх). Датчане напасть на пока еще разрозненные эскадры поодиночке так и не решились.

Изначально Вахмейстер хотел пройти на соединение с союзниками южнее Зеландии и через пролив Большой Бельт, однако Карл XII настоял на проходе восточнее Сальтхольма по узкому и мелкому фарватеру, под самым шведским берегом. Король матерился ругался на возможную потерю времени, поэтому решился на проход по опасному для больших кораблей ввиду своей слабой изученности проходу. Адмирал, скрипнув зубами, выполнил приказ почти без происшествий – всего 4 корабля сели на мель, но и их вскоре оттуда сняли. Датчане, планировавшие закрыть этот фарватер, благополучно опоздали.

Таким образом, Гелденлеве остался со своими 29 линейными кораблями супротив эскадры из 59. Датчанам пришлось отойти на внутренний рейд Копенгагена. Там союзники попытались поджечь тесно стоявшие датские корабли при помощи бомбардирских галиотов, однако в этом не преуспели. Датчане оградились от брандеров системой матч и стенег, а высланные вперед фрегаты отогнали бомбардирские суда, вернувшись обратно без потерь от огня шведских линкоров. В то же время союзной эскадре не удалось подойти близко к Копенгагену из-за боновых заграждений, затопленных кораблей и артиллерийского огня с вооруженных плотов. Тем не менее, флот Фредерика IV был фактически принужден к бездействию, запертый превосходящими силами у своей столицы.

Однако, внезапно оказалось, что Рук и Альмонд уже значительно превысили отсыпанные им Вильгельмом III (король Британии и Голландии, известен под погремухой Оранский) и лезть в пекло за шведским королем не желают. Собственно и влез Вильгельм в это дело не для того, чтобы шведам помочь, а для того, чтобы кто-нибудь из датско-шведской сладкой парочки чрезмерно не усилился.

Карл XII решил все переиграть: шведская армия должна была высадится в Ютландии, чтобы ударить в тыл Фредерику. Теперь же было решено, прикрывшись союзной эскадрой, высадится на Зеландии, прямо под носом у датской столицы. 4 августа 5000 всадников и 6000 пехотинцев оказались на земле под Хумбелеком (это около 30 км до Копенгагена). Сам Карл высадился одним из первых. Рядом с ним убило офицера и ранило генерал-квартирмейстера Стюарта, всего одна роковая пуля вполне могла закончить войну. Однако, свезло. Да и датчане на смерть не стояли и благополучно отступили к Копенгагену.

Для отвлечения датчан, союзники устроили ряд диверсий южнее места высадки, а также послали небольшой отряд из 7 линейных кораблей и нескольких мелких лоханок в Большой Бельт, перекрыв связь Зеландии с материком.

Сопротивление датских войск было минимальным, и шведы быстро преодолели небольшое расстояние, оказавшись под стенами Копенгагена. Защищать его было почти нечем – гарнизон был крайне мал. Ждать помощи было не откуда.

Вообще, Копенгаген был довольно мощной крепостью. Оборонять его можно было бы долго, если бы не несколько весомых «но». Во-первых, датское правительство не озаботилось подготовкой столицы к обороне. Во-вторых, гарнизон составлял всего 4 тысячи против 15 тысяч высадившихся шведов. Ну, и, в-третьих, горожане категорически не хотели оборонять город до последнего копенгагенца в ожидании подхода армии Фредерика, застрявшего в Шлезвиге. Когда Карл пригрозил полным разрушением столицы – город сдался.

Это случилось всего через две недели, 18 августа. Дания, фактически потеряв столицу, была принуждена подписать мир в ставке Фредерика IV в Травентале, где король находился со своей армией. Компания получилась довольно бескровной, датчане вынуждены были разорвать союз с Августом II и Петром I и оставить свои недобрые поползновения в сторону Шлезвиг-Голштейна (герцогу отслюнявили контрибуцию еще). Копенгаген выплачивал Карлу контрибуцию в 400 тысяч талеров.

Конечно, Карл хотел больше, например всю Зеландию или, на худой конец, хотя бы Кронеборг. Однако тут уже заартачились его же союзники – усиление Швеции им не нужно было от слова «совсем». Молодой король тянул время, надеясь выторговать себе еще-что-нибудь. 3 сентября он еще находился в Гельсингборге, а еще через неделю шведы все-таки ушли с Зеландии. Англо-голландская эскадра, убедившись, что все тихо и войска, и флот Карла XII вернулись по домам, покинули район боевых действий – была вероятность (или видимость), что Карл может не выполнить договор. Внезапно разразившаяся бы драка между флотами шведов и датчан привела бы к затягиванию войны (кто ж тогда знал, что еще 20 лет воевать?), а весной еще и с французским королем биться придется. Вспомним, как там правильно у англичан – нет постоянных союзников, есть постоянные интересы? Вот, то-то же.

В сухом остатке мы получаем, что основная опора Северного союза на море – Дания – была выведена из игры молодым, никем не принимаемым в расчёт, королем всего за 6 недель, причем почти без потерь для шведов. Вот тебе и блицкриг по-шведски.

Датский период Северной войны на этом был окончен, однако война продолжалась и перед следующим периодом, Польским (1701 – 1706 года) случилось (а точнее, стряслось) еще одно важнейшее событие. Перенесемся на самый восток Балтийского региона.

Для Петра I, ожидавшего вестей из Стамбула, получилось интересно – сначала мир с Турцией и объявление войны Карлу XII, потом – известие о капитуляции Фредерика IV. Но, назвался груздем – полезай в кузов. 9 августа (20 по нынешнему стилю летосчисления) русские войска выдвинулись из Новгорода (который Великий) к Нарве, считавшейся ключевой крепостью шведов в Прибалтике. Стратегическое значение Нарвы было сложно переоценить – крепость на берегу реки Наровы, в 12 км от ее устья, имела огромное значение. С ее захватом вбивался клин между двумя шведскими группировками, оказавшимися тогда бы изолированными друг от друга – Карельской и Лифляндско-Эстляндской. Тем более, что последнюю должны были отвлекать на себя войска Августа II. Кроме того, Нарва могла бы стать опорной базой для развертывания наступательных операций русской армии в Ингерманландии.

Кроме того, Нарва была мощной крепостью, объединенной в единую систему обороны с замком Ивангород на правом берегу Наровы. Соединял обе крепости укрепленный мост, позволявший ротировать подразделения между укреплениями даже в условиях осады. Местность в округе была болотистой, и, после осенних дождей, труднопроходимой. Для проделывания брешей в мощных стенах требовалась осадная артиллерия, для помехи которой имелся гарнизон (никогда такого не было и вот опять) в 2 тысячи человек под командованием полковника Горна.

Петр I планировал привести под стены Нарвы более 60 тысяч человек в составе: регулярной армии из трех дивизий под командованием Аникиты Репнина, Адама Вейде, Автонома Головина и князя Ивана Трубецкого (около 40 тысяч), поместной конницы Бориса Шереметьева (около 5 тысяч), казаков наказного атамана Ивана Обидовского (более 10 тысяч), а также артиллерийский полк из 195 орудий под командованием царевича Александра Имеретинского из рода Багратионов.

Однако, в силу ряда причин, к моменту сражения с Карлом, не все силы успевали сосредоточится под Нарвой. Так, дивизия Репнина находилась в Новгороде, а казаки Обидовского в Пскове, Гдове и Печорском монастыре.

Первоначально верховным командиром всей армии был назначен фельдмаршал Автоном Головин, однако, должность была больше номинальной – командовал сам царь. Снабжением заведовал генерал-провиант Семен Языков.

В последний момент к штабу русской армии по рекомендации саксонского курфюрста был сбагрен нидерландский герцог генерал-фельдмаршал Карл-Евгений де Круа.

Несмотря на задержки сосредоточения, русская армия по пути к Нарве успела захватить крепости Ям и Копорье.

Тем временем, шведский король, покончив с Данией, начал переправлять основные силы в Лифляндию. Пунктом высадки был избран Пярно (Пернов). Отсюда Карл планировал пойти к Риге, дабы отоварить саксонцев. Однако, планы нарушил сам курфюрст – узнав о поражении Дании и переправе шведов через Балтику, он просто сбежал восвояси вместе с армией. Это привело к тому, что Карл решил направить свой удар против русской армии. Высадившись в Пярно 6 октября, шведы двинулись через Ревель (ныне – Таллин) к Нарве.

Передовой же отряд русской армии во главе с князем и новгородским воеводой Иваном Трубецким подошел к Нарве к 9 сентября (20; здесь и далее – в скобках даты по нынешнему исчислению) К 23 сентября (4 октября) подтянулся Бутурлин с Петром, а 14 (25) октября подползли части Автонома Головина и быстроногая конница Шереметьева. В результате к началу боевых действий Петру I удалось подтянуть к крепости от 34 до 40 тысяч штыков и сабель в составе 21 пехотного полка, 7 стрелецких, 2 драгунских, артиллерийского полка и некоторых иных подразделений.

В ответ на предложение сдаться по-хорошему, комендант Горн ответил насмешками, что не мудрено, учитывая мощь укреплений и имеющуюся отсталость русской армии от требований передового европейского опыта. Тем более, что Горн был в курсе скорого появления на манеже Карла XII с армией.

Русские войска расположились лагерем на левом берегу реки в одну линию, полукругом охватывавшую крепость. Фланги опирались на реку, Ивангород также был блокирован. Сам лагерь укрепили рвом и насыпью.

На правом фланге расположились части дивизии Головина, бывшие «потешные» полки, центр занимали силы Трубецкого, на левом фланге укреплялись соединения дивизии Вейде. Дворянское ополчение Шереметьева заняло позиции на оконечности левого фланга, получив также задачу ведения разведки на ревельском направлении.

Для организации осады Нарвы добрый дядюшка Август II ссудил русскому царю несколько инженерных и артиллерийский офицеров для управления осадными работами и даже целого инженера Людвига Алларта. Последний был вельми приветливо встречен Петром, моментально получив чин генерал-лейтенанта. Однако каши с иностранными специалистами сварить не получилось – военспецы бездельничали, спорили и критиковали друг друга. Пришлось государю-самодержцу все делать самому вплоть до того, что «курить мануал» по осадному делу. Под вражеским огнем начали строить подступы («апроши»). Царь лично руководил выбором мест и установкой тяжелых осадных орудий, прибывших в начале октября из Новгорода и Пскова.

Стоит отметить, что качество орудий было никакое – лафеты и колеса из-за бездорожья регулярно ломались, бомбы к мортирам нужного калибра не завезли (стреляли камнями), порох был плохого качества. Тем не менее, 20 (31) октября русская армия начала регулярный обстрел Нарвы. Правда через две недели кончились снаряды. А те, что оставались, были бесполезны, ибо калибр был слишком мал для нанесения какого-либо ущерба крепости.

Позднее, уже на закате жизни, император и прославленный полководец, Петр Алексеевич признавался, что, начиная Северную войну, действовал, как слепой, не зная ни силы противника, ни состояния своей армии. Однако, до этого самокритичного вывода в 1700 году нужно было еще дойти, набить синяки и шишки. В тот момент царь рассчитывал скорее на численное превосходство своей армии, чем на что-либо еще.

К 18 ноября «скандинавский бродяга», как назвал Карла историк В.О.Ключевский, прибыл под Нарву также внезапно, как и в Дании. Петр не придал этому должного значения – шведская армия составляла всего 8-12 тысяч человек.

Главной надеждой русского царя был иностранный офицерский корпус. Герцог Карл-Евгений де Круа был поставлен во главе армии. Вообще герцог был с гнильцой – из австрийской армии был уволен после поражения, курфюрст Саксонии также его сбагрил с глаз долой. При этом новоиспеченный фельдмаршал русской армии не стеснялся постукивать Августу II посредством зашифрованных телеграмм писем.

Большинство полков возглавляли иностранные офицеры. Отношение их к солдатам в частности и к делу вообще было таково, что их просто ненавидели. Не считая бывших «потешных» Преображенского и Семеновского полков, армия составлялась из старых стрелецких полков, дворянского ополчения и зеленых новобранцев.

Интересно, что в момент прибытия шведов под Нарву, Петр находился в Новгороде, пытаясь допинать отставшие полки до армии. На следующий день, 19 ноября, Карл XII подвел свою армию к русским позициям и, прикрываясь разыгравшейся снежной метелью, атаковал. Очень быстро левофланговые полки Вейде и Шереметьева бросились бежать – конница напрямки через Нарову, а пешие беспорядочной толпой через мост, который мгновенно рассыпался от такого обращения. В то же время гвардейские Преображенский и Семеновский полки, а также Лефортовский держались стойко, отбивая натиск шведов.

Иностранцы-офицеры решили не гибнуть зря «за царя и отечество», тем более, не за своих царя и отечество, и сдались Карлу. Однако шведский король, тем не менее, все же опасался удара противника в тыл. Ночью он приказал восстановить разрушенный мост, чтобы оставшиеся на западном берегу русские полки смогли уйти на восточный. Предательство офицеров и общая дезорганизация остатков русской армии привела к тому, что боеспособные полки даже не помышляли о каких-либо попытках реванша.

Также ночью начались переговоры, закончившиеся капитуляцией русской армии. Карл XII согласился отпустить ее с позиций под Нарвой со всем оружием, кроме артиллерии. Однако, когда гвардейские полки пересекли мост, остававшиеся подразделения были обезоружены.

Потери в «Нарвской конфузии» составили 6 тысяч убитыми, утонувшими и умершими от голода. Армия лишилась практически всех офицеров погибшими или плененными. А вот на счет 135 пушек артиллерийского полка не все так однозначно. Потери, в общем-то, значимые для страны со слабой технологической базой, но воевать дальше с полуразломанным хламом могло и вообще не получится. С другой стороны, шведы эти орудия вполне могли распихать по дальним гарнизонам с глаз долой. Стоят, стрелять могут – чего еще нужно?

Вся Европа узнала о блестящей победе юноши-короля над отсталыми ордами русского царя-«варвара». По случаю виктории шведы вычеканили медаль. На одной ее стороне изображение Петра и русских пушек с надписью: «Бе же Петр стоя и греяся»; на другой — бегущие от Нарвы Петр и его солдаты, с царя спадает шапка, шпага им брошена, он плачет, утирает платком слезы; надпись еще более насмешливая: «Изшед вон, плакася горько».

Потрепанные русские полки доплелись до Новгорода, страдая от голода и холода. Однако, Карл не стал добивать раненого зверя, что аукнется ему в будущем. Он настолько был уверен в своей победе и в том, что Россия не сможет восстановиться после поражения, что просто повернул на юг и пошел бить морду Августу II. Петр I же использовал передышку, данную ему шведским противником, на все сто.

Как известно из даже самых плохих и неточных школьных учебников, Северная война началась в августе 1700 года. Она растянулась аж на 21 долгий год, став второй по длительности войной в истории России и первой – в истории Швеции. Военные действия охватили гигантские территории – от северных лесов Финляндии до южных степей Причерноморья и от городов севера Германии до сел Левобережной Украины.

С чего же это началось и в чем были причины столь масштабной войны? Попробуем разобраться.

Для начала стоит обратить свой взор на политическую карту, показывающую ситуацию вокруг Балтийского моря – там-то все и завертелось. С юга на Балтике расположились владения германских княжеств и Польши. Запад – датские проливы – запирает, соответственно, Дания. Шведы, как и положено, с севера. Россия в сосисочной вечеринке раздела Балтийского поря не участвует. Пока не участвует.

У каждого из действующих лиц на Швецию точился зуб. Польский король и, по совместительству саксонский курфюрст Август II обещал в случае избрания его королем Польши вернуть Лифляндию. Как назло Лифляндию шведы отжали еще в 1660 году по Оливскому мирному договору.

Датчане вели давние споры за господство над Балтикой со шведами. Причем, в 1658 году, Карл X Густав, приходившийся Карлу XII дедом весомо надавал по зубам южным соседям во время похода в Ютландию и Зеландию. Дания после этого потеряла часть провинций на юге Скандинавского полуострова и вынуждена была отказаться от сбора пошлин при проходе судов через Зундский пролив. Вишенкой на торте противостояния Дании и Швеции было соперничество за влияние над Шлезвиг-Голштейнским герцогством.

Для Московского государства возвращение выхода к Балтийскому морю было наиважнейшей экономической задачей. К началу Северной войны единственным портом, обеспечивавшим торговые сношения с Европой, был Архангельск, что на Белом море. Город северный, море холодное, навигация сложная и непостоянная – в общем, не айс для государства, которое настроилось в бурное развитие сыграть.

Не то чтобы раньше у московитских государей не чесалось за экономическую политику, но, как обычно – то недосуг, то не получается.

Первой попыткой закрепиться на Балтике можно назвать Ливонскую войну Иоанна Васильевича Грозного. Однако эти небольшие подвижки перечеркнула Смута. Пока Россию смутило, шведы успели откусить значительные территории Ингерманландии. В 1617 году был подписан Столбовский мирный договор, по которому Московия сохраняла за собой Великий Новгород, однако теряла Ивангород, Ям и Орешек. В ходе войны 1656-1658 годов военные успехи (взятие Ниеншанца, Нотебурга (Орешек) и Динабурга, осада Риги) были перечеркнуты Кардисского мирного договора, сохранившего довоенный статус-кво. Всего же молодой царь Петр Алексеевич предъявлял к шведам претензии на не только утраченные территории Ингерманландии, но и на весомый кусок Прибалтики – Лифляндию (Ливонию), на которую, как мы видели раньше покушались еще и поляки. Делал он это неспроста, а подводил под историческую основу – русские князья в X-XIII векам властвовали над местными чухонскими и латгальскими племенами.

Вообще, идея выхода к Балтийскому морю появилась в царской головушке неспроста, ведь международная деятельность Петра началась с борьбы с османами за выход к Черному морю. Но все изменило «Великое посольство» - насмотревшись тамошних закордонных производств и прочих развлекух, Петр Алексеевич решил всенепременно прорубаться поближе к Европе. Балтика, шо та Аргентина, манящая негра, привлекала удобством торговых связей с развитыми европейцами, да и прямые контакты могли помочь разогнать технический прогресс на Руси. Но этому мешали шведы.

В конце XVII – начале XVIII столетия Шведское королевство представляло собой мощную державу регионального (пока что) уровня. Шведы за XVII век разжились землями северной Германии, Прибалтики, Карелии, имели внушительные, отлично экипированные и закаленные в боях, вооруженные силы (до 150 тысяч человек). Армия комплектовалась, в отличие от многих европейских стран, на национальной основе. Могущество и силу армии поддерживал военно-морской флот из 42 линейных кораблей и 12 фрегатов с личным составом в 13 тысяч человек. Швеция была сильна и экономически – крупное металлургическое производство и звание крупнейшего производителя железа в Европе соврать не дадут.

В 1697 году на шведский престол всходит юный Карл XII, ему всего 15 лет. Остальные участники балтийского междусобойчика уже потирают руки, не воспринимая всерьез юного короля. Саксония, Дания и Московия заключают промеж себя Северный союз и точат ножи в ожидании дележки шведского пирога.

Однако, не тут-то было! Карл XII, несмотря на юный возраст, отличался неукротимой энергией и считался блестящим полководцем. Своими рискованными тактическими и стратегическими решениями он не раз одерживал победы на поле брани. Образ жизни новоявленного короля можно описать как спартанский, он носил простой мундир, спал на земле или в походной кровати. В общем, мало чем отличался от простого солдата, чем завоевал уважение своей армии.

Начало будущему Северному союзу положили секретные переговоры Петра I и Августа II в Раве Русской, прошедшие в августе 1698 года. В 1699 году были заключены русско-датский и саксонско-датский союзные договоры, а 21 сентября 1699 года Россия и Саксония подписали Преображенский союзный договор, по условиям которого Август II должен был от имени Саксонии (напомню, он еще и, как бы, Польский король) разорвать мир со Швецией. Договор предусматривал передачу Лифляндиии и Эстляндии Августу, России же отходили карельские и ижорские земли. Сам курфюрст обязывался посодействовать вступлении Речи Посполитой в войну (что она сделает в 1704 году), а Россия обязательно пойдет воевать шведов, но только после подписания мира с османами.

Кстати, про Османскую империю. С ней Российское государство воевало не само по себе, а в составе Священной лиги. Молодое русское государство, не обладая сильной экономикой и производственными мощностями просто не могла себе позволить воевать на два фронта. Заключение мира с турками молодой царь поручил Емельяну Игнатьевичу Украинцеву. В 1700 году тому удалось выторговать выгоднейшие для страны условиях – Россия сохраняла за собой Азов и все крепости (Таганрог, в частности), прекращала выплату дани крымскому хану и получала право иметь дипломатическое представительство в Константинополе. Договор был заключен на 30 лет. Таким образом, война, начатая еще в правление Софьи Алексеевны – в 1686 году – была, наконец, завершена.

Что ж, мы видим, что политики хорошо подготовились к войне со свеями. Но вот с армией дело обстояло плоховато. Дания вместе с Норвегией имела под ружьем около 30 тысяч человек, Польша целиком зависела от сговорчивости магнатов, которые владели своими армиями. Русская же армия находилась в начале своего реформирования (а когда было иначе в тяжкую для страны пору?). Несмотря на огромную (около 200 тысяч человек в 80-е годы XVII века) численность, в армии практически отсутствовало современное вооружение. Кроме того, очередные смуты после смерти царя Федора Алексеевича – стрелецкие бунты, борьба Нарышкиных и Милославских за влияние – отрицательно сказывались на боеготовности войск. Флот находился в зачаточном состоянии, прочем на предполагаемом театре боевых действий он, за неимением моря, отсутствовал, как класс. Собственное производство современного вооружения практически отсутствовало.

Однако, для России Северная война была необходима для выживания. Страна без выхода к Балтийскому морю, скорее всего, быстро бы скатилась в состояние упадка и была бы съедена более осовремененными соседями. Торговля (а с ней и поток денег в казну, и распространение современных технологий, и т.д., и т.п.) не могла все время «висеть» на архангельской ниточке, как минимум, из-за того, что товары были менее конкурентоспособными из-за их цены. И из-за цены же, импорт был непосильной ношей для царской казны.

Но мы отвлеклись. Шведы тоже не сидели сложа руки ожидая, что их придут бить, возможно, даже ногами. В 1698-1700 годах Карл XII привлек на свою сторону местных боссов военно-морской качалки – Англию и Голландию. Как минимум для того, чтобы просто постояли рядом и поиграли флотскими мускулами. Этот факт потребовал от коллег по Северному союзу активнее готовиться к войне и, вообще, уже хватит прокрастинировать, время бить шведов.

Союзники собирались атаковать владения Карла с трех сторон – по ключевым объектам, на которые претендовали эти государства. Русская армия готовилась к осаде Нарвы, саксонцы выдвигались к Риге, а датчане собирались выбить шведов из Гольштейна. Шведский король избрал, вероятно, самую выгодную в этой ситуации тактику – разбить всех поодиночке. Вначале планировалось набить морду войскам Фредерика IV, короля Датского, затем настучать по самое первое Петру. И только в самом конце – идти, видать, далековато – основательно отпинать Августа II. Ставка Карла XII была в быстроте и решительности натиска. Ну и в общей разобщенности союзников.

Для Саксонии и Дании война началась – в феврале войска Августа II осадили Ригу, а войска Фредерика IV оказались в пределах Гольштейна. Петр ждал известий из Константинополя и, лишь только получив его, в августе 1700 года, объявил войну. Заодно конфисковав все шведские товары, находящиеся в Москве и арестовав шведского посланника. Шведы к тому времени, с помощью голландской и английской эскадр, успели унасекомить Данию.

Формальным поводом для объявления войны Россией стали «многие их свейские неправды и нашим, царского величества подданным учиненные обиды». Отмечу, что про территориальные претензии Петр тогда даже не заикался. А вот про обиды могу и по-подробнее:

В марте 1697 года, когда Великое посольство, в котором инкогнито путешествовал сам царь, остановилось в Риге, Петр I был крайне недоволен приемом. Послов разместили у черта на кулишках (словно бы сейчас Си Цзинь Пина послали бы ждать приема ВВП куда-нибудь в Калугу), в то время, как представители иных стран поселяли московитов существенно ближе к местам развлечений и прочих дипломатических сношений. Губернатор Риги Эрик Дальберг вообще сказал, что не царское это дело – с какими-то послами встречаться, коли средь них царя нет. Шведу было известно, что Петр путешествует инкогнито, но сделал вид, что не в курсе. Начавшийся ледоход задержал Великое Посольство – купцы (явно не без просьб губернатора) моментально взвинтили цены на продовольствие. Мало того, Дальберг запретил русским осматривать укрепления города и даже приказал стрелять поверх голов (вот сволочь же, а?). Шведский король вполне резонно не наказал губернатора, отвергнув челобитные русского посольства. Данный инцидент и послужил причиной объявления войны – русский царь оказался вельми злопамятен.

Про потерянные и требующие возврата «отчины» и «дедины» руские послы за границей начали говорить только в конце 1700 года, явно в рассчете на иностранную публику: «Шведский трон, который умело применял принцип «Vivitur ex raptu» («Жить грабежом» - прим. авт.) ко всем своим соседям, отторг от царя эти провинции (Ингрию и Карелию. — прим. авт.), воспользовавшись в начале века в Московии внутренними волнениями».

«Изволили мы, великий государь, наше царское величество, с королевством свейским за многие их свейские неправды и нашим царского величества подданным учинённые обиды, наипаче за самое главное безчестие, учинённое нашим царского величества великим и полномочным послам в Риге в прошлом 1697 году, которое касалось самой нашей царского величества персоны, о чём свейским послам, на Москве будучим, ближний боярин наш Ф. А. Головин с товарищи в ответе говорили и на письме дали, а свейские послы о том до короля своего хотели донести и обнадёжили учинить за то над рижским генералом оборон; а после того на Москве живущий торговых дел королевского величества фактор иноземец Томас Книпер объявил с листа королевского величества, к нему посланного, список, в котором никакого удовольствования на оное предложение не учинено. И за тое Богом дарованную нам честь и за многие их свейския неправды и подданным нашим обиды указали мы, наше царское величество, всчать войну.»

Впереди был двадцать один год войны.