Есть длинный, витиеватый, кавказский тост с пожеланием тостуемому долголетия. Вариантов этого поста превеликое бесчисленное множество.
Я, со своим товарищем Витьком, слышал его в самом начале 90-х в Грузии, на каком-то многолюдном юбилее, в такой редакции:
«- Слюшай, дарагой юбиляр, сюда! Видишь этот жолуд (тостующий достает из кармана желудь и, высоко подняв его над головой, демонстрирует всем собравшимся)?! Этот малэнький жолуд, нэ просто жолуд, это … бла... бла .. бла .. (монолог на пять минут про то, как размножаются на Кавказе дубы) это бюдущий балшой-балшой дерево дуб!
Завтра утром, дарагой юбиляр, мы все вместе, всем этим дружным колэктивом, который собрался за этим гостэприимным столом, посадим этот жолуд в твоём прекрасном саду в благодатную землю Кавказа! Долго, долго будет расти этот дуб, сто лет будет он расти, будет на нем петь соловей, будет под его сенью отдыхать усталый путник, будет … бла… бла … бла … (на семь минут про кавказское гостеприимство), пока … бла … бла … бла … (ещё пять минут про методику выращивания дубов на благодатной кавказской земле) пока не вырастет он савсэм-савсэм бальшой. Ведь только тогда можно из дуба дэлать доску, когда будэт дубу сто лет!
Так желаю тебе, дарагой юбиляр, (все стаканы с вином взлетают вверх) чтобы похоронили тебя в гробу, сделанном из доски этого дуба – столетнего дуба, который вирастит из этот малэнкий жолуд!»
Подвыпившего, с размягченной от щедрого грузинского вина душой, Витька очень впечатлил этот тост, растрогал почти до скупой мужской слезы. Через пару дней, когда стали пить уже поменьше, он даже записал по памяти что-то себе в блокнотик.
- Сражу как-нибудь застолье своим красноречием, - пояснил мне Виктор - совсем не выдающийся оратор. - А то чё меня постоянно косноязычным обзывают?!
***
Довелось блеснуть красноречием моему товарищу лишь года через три, в лютом Казахстане середины девяностых. И дело было так.
Это был странный юбилей: полубандитско-коммерсантское, полукриминально-спортсменское сборище - празднование тридцатилетнего юбилея авторитетного в определенных кругах спортсмена-борца Нурика. Ну и публика, естественно, собралась там соответствующая - мутные, опасные, тревожные личности, на характер работы которых явно указывали их одухотворенные лица, их внешний вид и их манеры поведения. Яркие, цветные мазки, - подружки гангстеров, - редкими мазками добавляли толику сюрреализма в этот черно-серый, суровый и бескомпромиссный антураж.
Какие перипетии судьбы занесли нас на этот шабаш? Сводная сестра одного нашего знакомого крутила шашни со спортсменом-бандитом, который крышевал кафе, в котором происходило всё это мероприятие, а на юбилее должен был присутствовать бандос, который контролировал один из городских рынков. А нам с Витьком запала в голову мысль - заделаться коммерсантами и взять в аренду один из ларьков на том самом рынке, в хорошем, бойком, проходном месте. И мы не придумали плана лучше, чем попасть на этот самый юбилей, и на перекуре между рюмочек перетереть за этот бизнес-план напрямую с самим предводителем рекетиров по прозвищу Бек. Не спрашивайте почему, но эта идея нам казалась очень простой и самой правильной.
Марат, тот самый друг сестры нашего знакомого, выслушал нас, оглядел испытующе-насмешливо, немного подумал, как-то странно хмыкнул и сказал:
- Ну, в принципе, почему бы и нет. Всё равно там будут левые пассажиры. Давайте мне по 500 тенге (сумму я уже точно не помню) с рыла, посажу вас за крайний столик. Если кто спросит, скажете, что вы «аскаровские».
- А с подарком как быть, дарить что?
- Не, не надо. Если разговор какой зайдет, скажете, что на общий подарок уделяли. А то надарите там, на свою голову, - Марат вновь оглядел нас оценивающе и добавил с ироничной усмешкой, - к Беку сразу не лезьте, подождите, как «пыхнет» ганджубаса, потом уже …
Мы с Витьком были определены за приставной столик у самого выхода и старались лишний раз не отсвечивать и не привлекать к себе внимания. Выпивали, конечно, этого из истории не выкинуть, но в меру, и думали, как же нам потихоньку покинуть сие благородное собрание, ибо цель нашего визита в это логово уже не казалась нам такой уж необходимой и мы решили, что обойдемся. Но тут разбитная бабенка, вроде как ведущая и направляющая этот праздник жизни, придумала этакий, как сейчас бы сказали, челендж : каждый столик по очереди должен был поздравить Нурика с его заслуженным праздником.
Столиков было, наверное, штук десять-двенадцать. Мы сидели втроем, с каким-то типом промокашечьей наружности, за самым дальним и, пока дошла очередь до нас, наслушались всякого вычурного специфического красноречия: и про «не забывай братву, и она тебя не забудет», и про «не верь жене – верь ножу и стволу», и про «ни мента тебе на пути, ни гада», и про «алга, братишка, ни в баксах, ни в бабах счету тебе не знать!», и про «нелёгкий путь бродяги по жизни», и про «волком будь, брат, и овцы тебя всю жизнь кормить будут», и про что-то ещё непонятное, на казахском.
Каждый раз после тоста все выпивали. Когда дошла очередь до нашего столика, все «достойные» пожелания уже были пожеланы и я, как более красноречивый из нашей парочки, судорожно обдумывал, что бы мне такое этакое сказать и не получить сразу же по морде? Но коварный алкоголь уже впитался в кору неокрепшего головного мозга Витька и он, придержав меня рукой за плечо, шепнул: «Сиди, я сейчас сам скажу им!». Я на тот момент тоже уже был изрядно подпорчен этими залповыми выпивками, поэтому не проявил должной твердости, смалодушничал и слабовольно согласился на опасный эксперимент.
Витек щедро плеснул в стакан водки, поднялся и прокашлялся. В зале воцарилась тишина, все с лёгким недоумением воззрились на незнакомого типа ботанско-лоховской наружности, – что же скажет?
Мой товарищ ещё раз прокашлялся, приподнял стакан, открыл рот и … Потом снова приподнял стакан, открыл рот и … Видимо от волнения, незнакомого коллектива и непривычной обстановки у него в голове вырубился тумблер, отвечающий за память и связную речь. Братва недовольно заерзала. У меня что-то ёкнуло в груди и что-то сжалось в пятой точке. Витёк тряхнул головой, тряхнул стаканом, собрался с силами и выдал на весь зал, предательски подсевшим голосом:
- Уважаемый Нурлан, я .., мы …, это …, желаем ва…, тебе…, - помотал выпученными глазами по сторонам и выпалил, - желаю, чтобы тебя похоронили в дубовом гробу!
У меня ноги сделались ватными, голова прозрачно-ясной и пустой, и я пронзительно понял – нам пи@дец!
В зале раздался легкий гул, прорезаемый недоуменными выкриками, Нурик привстал, уронив за собой стул, нагнулся вперед, упершись кулаками в стол, и стал медленно наливаться кровью. Многие лыбились в страшном оскале, предвкушая знатную развлекаловку.
- Кто это? Чьи они? - послышались вопросительные возгласы с разных концов зала.
Тип с наружность Промокашки из известного фильма, над которым жестко подшутила судьба-злодейка, забросив за наш столик, уронил челюсть и испуганно-оторопело переводил взгляд с Витюхи на гудящий в гневе и негодовании зал.
Я понял, что вечер окончательно перестал быть томным и посмотрел на своего Цицерона. Витёк оторопело таращился выпученными глазами на произведенный его словами эффект, широко открывал рот, не выдавая больше ни звука, и при каждом открытии рта струйка слюны растягивалась у него от верхней до нижней челюсти. Лицо его приобрело зеленовато-серый оттенок, а на лбу выступила испарина.
Увидев, что к нам уже идут, Витя тоже внезапно осознал, что это полный крах: страх произвел в нем побудительные действия, и он неожиданно залепетал громкой скороговоркой:
- В гробу, из дуба, желудя нет, чтобы посадить, сто лет расти будет и в нём похоронить, дубовом …
гроб чтобы сделать дубовый, … сто лет, завтра, … и в нем похоронили, … чтобы …, - поняв, что ничего не получается, и кровавая развязка уже близка, мой оратор вдруг внезапно громко заверещал, - Тост, это тост такой! Грузинский! Грузинский тост! Есть грузинский тост!
Стягивающиеся к нашему столику джентльмены удачи не обратили на этот визг абсолютно никакого внимания, они уже предвкушали веселое избиение трех полудурков. Дамы вытягивали шеи и крутили головами как курицы, стараясь не упустить ни единого кадра предстоящего шоу.
Вдруг, как гром среди ясного неба, перекрывая лёгкий шум гудящей негодующей братвы, в зале раздался громкий голос с чуть заметным кавказским акцентом:
- Стойтэ, стойтэ! Я понял! – и следом громкий раскатистый смех.
Все обернулись на голос.
За большим столиком, в окружении совсем уже карикатурных персонажей в больших плоских кепках и мохнатых мохеровых шарфах, заливался хохотом полноватый мужчина лет шестидесяти кавказской наружности.
- Стойтэ! – отсмеявшись и смахнув рукой с глаз набежавшую слезу, волевым движением руки осадил он всю эту свору, - я понял, понял. Это пост есть такой грузинский. Сейчас расскажу.
Авторитет встал, взял в руку стакан с коньяком и голосом профессионального диктора с паузами и интонациями, отвлек от нас всё внимание этой кодлы бешеных быков:
«- Есть на Кавказе древний красивый обычай! Когда человеку исполняется 30 лет, все гости, наутро после праздника, собираются и высаживают в благодатную грузинскую землю желудь …»
Управился с тостом он быстро, минут за семь-восемь, переиначив его так, что не нужно было искать желудь и ломиться втыкать его в мёрзлую казахскую землю, но всё равно было понятно, что жить виновнику торжества предстоит ещё не менее ста лет.
Напряжение в зале спало, некоторые засмеялись, приближенные грузина захлопали, а Нурик заулыбался, расслабился и хлопнул пол стакана коньяка.
О нас, вроде как, и забыли, но общая наэлектризованность осталась и ощущалась по взглядам, которые нет-нет, да бросали на нас некоторые из присутствующих, особенно те, кто помоложе и побыковатее. Чувствовали мы себя очень неуютно.
- Валить надо отсюда, - шепнул я товарищу.
- Пошли, - с готовностью подскочил Витёк, к которому ещё не вернулась способность логически мыслить и совершать обдуманные поступки.
- Сиди, - я прижал его за ногу к стулу, - незаметно надо уходить.
Мы закурили и, демонстративно оставив на столе пачки с сигаретами и зажигалки, встали, накинули на плечи куртки, не продевая руки в рукава и не надевая шапки, двинулись к выходу, всем видом давая понять, что пошли подымить на улицу. Тип, который сидел с нами за столиком, сразу же метнулся к какой-то компании, сидевшей за сдвоенным столом недалеко от именинника, и зашептался с кем-то. Никто за нами не пошёл …
Через десять минут между нами и злачным притоном были «все Центральные, Южные, Среднезападные штаты и канадская граница». Мой товарищ несколько взбодрился, порозовел, у него перестали трястись губы и руки, а речевой аппарат восстановил свою способность производить связную человеческую речь. Когда мы, наконец, остановились перевести дух в безопасности, он внимательно посмотрел на меня несколько затуманенным взглядом, снисходительно похлопал по плечу и произнес каким-то не своим, изменившимся голосом:
- Успокойся, дружок (хотя в нашей компании никогда не употребляли этого обращения – «дружок»), ты, я вижу, перетрухал малёха, прибздел слегонца. Да что там слегонца, ты, я вижу, чуть совсем дуба не дал от страха. Не ссы, со мной не пропадешь!
Витёк не догадывался, что в этот момент он был гораздо ближе к смерти, чем во время своего недавнего знаменитого спича перед сборищем бандитов. Нечеловеческим усилием воли я сдержал себя, мне показалось, что от пережитого нервного перенапряжения мой товарищ немного двинулся рассудком на почве дубов.
С этого дня пути наши стали расходиться, и вскоре наше общение сократилось до редких случайных встреч.
