Pacifistwar

Начало здесь:

Глава 1.

Глава 2.

***

Полковник Овсеенко, невысокий, но очень плотный и почти квадратный, – про таких говорят «поперёк себя шире», - полулежал на низкой деревянной лавке, спиной облокотившись о наваленную груду какой-то одежды. Рядом с ним на могучей самодельной табуретке стояла большая плоская бутылка виски «Singleton» двенадцатилетней выдержки. Бутылка была уже наполовину пуста.

- Может поставить что-нибудь обезболивающее, Семен Степанович? – спросил Михаил, разрезая ножницами окровавленную штанину на правом бедре большого полицейского начальника.

- Ха, что там у тебя, промедол из оранжевой аптечки? Коли два тюбика, как в Афгане! – хохотнул полковник и отхлебнул из бутылки, - шучу, давай так, шей на живую, будет уроком старому дураку, чтобы под ноги глядел.

Михаил срезал ткань, обработал перекисью водорода длинный, но не сильно глубокий порез на наружной части бедра:

- Да здесь ничего страшного, Семен Степанович, кожа в основном только порезана, правда, длинный порез, - Михаил обтёр вокруг раны тампоном, - как так получилось-то?

- Надо меньше пить! Ха, - довольным голосом нравоучительно произнес неунывающий полковник. Похоже, что для него теперь, – когда стало понятно, что ничего серьезного нет, – всё стало напоминать опасное приключение, как в бурной боевой молодости. – Свалился с крыльца в пьяном виде, когда поссать пошёл. А на поясе нож висел в хлястике ...

Степаныч сделал большой глоток:

- Ремба, сука, недоделанная. Давай, шей, медицина, во мне уже почти 0,7 обезболивающего! - И потряс практически пустой бутылкой. - Блин, Миш, штаны-то бы я и снять мог. Что уж ты со мной как с тяжёлым.

Входная дверь открылась с лёгким скрипом, и молодой мужчина в светло-коричневом, камуфляжном, походном костюме с множеством накладных карманов, в темных очках как у Сильвестра Сталлоне, и бейсболке с необычайно длинным козырьком, спросил:

- Ну, как там, Степаныч, нормально всё? Народ волнуется. Вертушку вызывать? Эвакуация?

- Да, нормально всё, Антон, не паникуйте. Так, царапина. Сейчас Миша обработает, и я снова в строю. Эвакуацию отставить, вертолёт по графику. Пусть народ отдыхает спокойно, - и полковник сделал глоток.

- Есть не волноваться и отдыхать спокойно, товарищ полковник, - козырнул к бейсболке Антон, - эвакуация отменяется, вертолёт по плану через три дня.

- Давай, - махнул ему рукой Семён Степанович, - и придумайте там мне красивую и правдоподобную версию с медведем, чтобы было, что рассказывать потом. Сюда не ломитесь, скоро сам приду. Давай, Миш, приступай к экзекуции.

Наложив больше пятнадцати швов, Михаил поставил полковнику противостолбнячную сыворотку и спросил:

- Надо ещё антибиотиков вам вмазать, Семён Степанович, на всякий случай.

- У тебя что, вся аптека на любой случай с собой? – уважительно спросил раненый.

- А как же, тревожный чемоданчик с полным комплектом необходимых средств и препаратов всегда при мне. Я же бывший терапевт и врач скорой помощи. Друзья со станции помогают пополнять запас. - С некоторой гордостью похвастался Михаил. – Бывших же врачей, как и наркоманов, не бывает.

- Эх, Миша, лучше тебе никогда и не узнать, какие врачи временами случаются, - немного не к месту с горечью заметил полковник.

Михаил достал шприц и протёр ампулу тампоном, смоченным в спирте. Почуяв знакомый запах, Степаныч изобразил из себя Балбеса, - героя Никулина из фильма «Кавказская пленница», - и характерно пошмыгав носом, задал тот же сакраментальный вопрос:

- Спирт?!

- Спирт, спирт! – подыграл, улыбнувшись, врач и стал набирать лекарство в шприц.

- А с алкоголем антибиотики как? – с тревогой поглядел Степаныч на бутылку с остатком виски, - мне здесь ещё три дня куковать, не выдержу насухую.

- Ничего страшного, пейте, эффект даже лучше будет.

- Вот это я понимаю - настоящий врач, истинный друг Эскулапа, - пошутил полковник, - валяй, коли, пусть будет. В задницу?

- Да нет, сюда же, в бедро и поставлю, - аккуратно выдавив воздух из шприца, успокоил его Михаил.

Проделав все манипуляции, Михаил посмотрел на полковника. Тому, видимо, стало нехорошо: он сидел, прикрыв глаза, лицо побледнело, и на лбу и висках появились крупные капли пота.

- Пару часов отдохнуть вам надо, Семён Степанович, давайте я вам чай сделаю. Знаменитый, гордеевский, - предложил врач.

- Пожалуй, ты прав Миша, - тихим, трезвым голосом, не открывая глаза, произнес Овсеенко, - что-то мне поплохело слегка, посижу я тут у тебя часок. А то сейчас эта пьяная орава меня задергает. Сделай, пожалуйста, действительно чаю. Что, вы так с Гордеем подружились, что он тебе секрет своего чая поведал?

- Тайга, тут надо нормальным людям дружить. А секрет не раскрывал, - улыбнулся Михаил, - просто отсыпал заварки.

Сидели, пили ароматный бодрящий чай, и разговор снова зашёл о Гордее.

- Интересный, конечно, человек … Загадочный, своеобразный, - произнес Михаил, - вы его хорошо знаете?

- Да, куда уж лучше. Очень много лет уже общаемся, с тех пор, как он стал инструктором по огневой подготовке у нас в тире, - заметил полковник, - У нас с ним многолетняя, такая спокойная мужская дружба, без соплей и пафоса.

- Говорят, за ним какая-то история тянется таинственная.

- История? - задумчиво протянул Степаныч, - да тут у каждого из нас есть своя история. И у тебя тоже, небось, есть, - полковник быстро, искоса и хитро, глянул на Михаила, - и у Андрюхи тоже есть.

- Секрет?

- Да нет, не особый и секрет, Андрей тайны из неё не делает, бывает и сам иногда в компании рассказывает. Интересно?

- Теперь уже заинтриговали. Ну, если неудобно …

- Да, говорю же тебе, что он и сам не особо скрывает и секрета не делает. Ты б его спросил, и он бы рассказал, - видно было, что полковнику и самому хотелось поговорить, порассказать, - такая себе, вполне обычная для тех собачьих времен история.

Сделав глоток виски и запив его остатками остывшего травяного чая, Степаныч протянул Михаилу кружку: «Плесни ещё, пожалуйста», - и начал свой рассказ, вплетая в него бытовые и художественные подробности, как будто рассказывал о себе:

«Андрей закончил очень престижный столичный технический университет. Женился и обзавелся детьми он очень рано, ещё учась в ВУЗе. В советские времена Андрей Романович Гордеев работал начальником лаборатории при известном институте, работающем по военной тематике, занимался научной работой и параллельно преподавал в ВУЗе. Жил с женой и тремя детьми: самая старшая девочка - дочь жены от предыдущего брака, а погодки сын и дочь – общие. Жили в маленькой двухкомнатной квартире в спальном районе города-миллионника, ждали ордера на трехкомнатную - уже подходила очередь. Жена его Даша преподавала в смежном институте и подрабатывала репетиторством. Жили дружно и без скандалов, без семейных разборок и выяснения отношений, вроде, в любви и согласии.

Но тут приключилась перестройка и, соответственно, новое мышление (слово «мышление» Степаныч произнёс, пародируя Горбачёва, с ударением на «ы»), а там и «парад суверенитетов», и распад Союза, и новая экономическая формация. Те, кто сумел проникнуться этим самым новым мышлением, быстро сориентировались в реалиях дикого капитализма и зажили хорошо и вольготно, но основной массе людей, воспитанных в духе советского бессребничества и нестяжательства, равенства и братства, пришлось очень туго. Андрей Гордеев был из этих, из вторых. Трехкомнатная квартира, естественно, обломилась, зарплата, забитая ниже плинтуса дикой инфляцией, не выплачивалась месяцами. Но Гордеев был человеком с определенными жизненными принципами и категорически не хотел бросать институт и научную работу, веря, что его труд ещё пригодится Родине и категорически отказывался от предложений торговать вещами на рынке или пойти в бригаду местного криминального авторитета.

Да, в те смутные и мутные времена многим приходилось тяжело, а тут еще и трое детей. Приходилось очень тяжело, бывало, семья Андрея перебивалась с макарон на картошку, неделями питаясь тем, что выращивали летом на дачном огороде. Сильно выручало репетиторство и то, что руки у Андрея росли из нужного места, время от времени он умудрялся подрабатывать на ремонте офисов и квартир.

Как бы то ни было, но детей подняли, воспитали и определили в хорошие ВУЗы. Но в Андрее что-то надломилось: глядя на роскошные иномарки «новых русских» и загородные особняки скороспелых нуворишей, он всё чаще мрачнел и впадал в невесёлую задумчивость.

Некоторое время он ходил нервный и задумчивый. А потом … - тут Степаныч с ухмылкой покрутил головой, - потом вдруг у него появились деньги. Он купил всем троим детям по квартире и по бэушной японской праворукой машине. Никто не успел ничего сообразить, как Андрей Гордеев, переписав на жену свою двухкомнатную квартиру, укатил куда-то в Европу с молодой любовницей, своей бывшей лаборанткой.

И не было о нём ни слуху, ни духу: где он и что с ним - никто ничего не знал, вестей о нём никаких не было: в общем, растворился человек совсем без следа, был Андрей Гордеев, и не стало Андрея Гордеева. На Дашу смотреть было страшно, виду-то не показывала, но переживала, видимо, ужасно.

А через год с небольшим Андрей вернулся в Город – один и без денег. Вроде как обобрала его молодая любовница, отмела все деньги и уехала с новым любовником то ли в Америку, то ли в Канаду. И тут узнает наш Андрей, что Дашка, бывшая жена, три месяца назад повесилась, оставив записку: «Я так больше не могу!». Дети, конечно, посчитали, что это на почве измены мужа она наложила на себя руки. Они не смогли простить Гордееву его поступка и отказались даже общаться с ним.

Поскитался Андрюха по квартирам и дачам друзей пару-тройку месяцев, помыкался, пытаясь по-новому устроиться в жизни, как вышли на него какие-то бандиты. Стали требовать огромные деньги, которые он, якобы, им должен. Пообещали убить, если не отдаст определенную сумму. Совсем туго пришлось Андрею, и он обратился к нам, своим старым товарищам из органов, с просьбой помочь ему в этой сложной ситуации.

Собрались мы, подумали и решили спрятать на время Гордея сюда в Ручьи, куда случайному человеку попасть достаточно проблематично. Устроили его официально егерем охотхозяйства и по совместительству каким-то специалистом в местное лесничество, и стал наш научный интеллигент Андрей привыкать к суровой таёжной жизни. С его навыками стрельбы, с карабином в руках, он чувствовал себя здесь достаточно уверенно.

Прошло некоторое время, бандиты из группировки, допекавшей Андрея, сильно поизрасходовались: кто сел, кого убили, кто сам умер от избыточного потребления наркотиков, кто пропал неизвестно куда. И вроде можно было уже Гордею и возвращаться в Город, но оказалось, что он уже привык к вольной лесной жизни, органично вписался в местное сообщество. Свёл знакомства со многими старателями и охотниками, рыбаками и геологами, пилотами вертолётов и высокопоставленными туристами. Андрей быстро обзавелся связями с прилетавшими на отдых бизнесменами, политиками, чиновниками и авторитетными людьми. Ну и закрутился у него тут сопутствующий бизнес по всяким таёжным делам. Думаю, что теперь Андрей Романович очень, очень обеспеченный человек, настолько, что узнай об этом его дети, они быстро бы простили ему все причиненные обиды. Хотя, - я точно знаю, - он им и так умудряется хорошо помогать».

- Вот такая вот, простая история, - стал подниматься полковник, - пойду я, пожалуй.

- Ничего себе простая, - присвистнул удивленно Михаил.

- Эх, Миша, поверь мне - эта не самая сложная, бывают жизненные ситуации и покруче. - Степаныч морщась, попробовал встать и пройтись. - Ладно, пошёл я, Миш. Хоть и есть мнение, что врачу за медпомощь спасибо не говорят, но ты ведь сейчас не врач, а простой метеоролог, поэтому большое тебе, Миш, человеческое спасибо. И от меня и от всей компании, за то, что не придется отдых прерывать. Год люди собирались и ждали этой поездки!

- Да не за что, Семен Степанович, настоящий врач – он всегда врач, даже если волею судьбы сейчас и метеоролог. Я завтра зайду. Антибиотики вам до отлёта буду ставить. До свидания.

- Ок, давай, Миш, счастливо! – протянул для рукопожатия правую руку полковник. Михаил увидел, что широкая, мощная ладонь была покорёжена, как будто пропущенная через адскую мясорубку, на мизинце не хватало двух фаланг, а на безымянном пальце одной.

Михаил пожал руку. Заметив его взгляд, Степаныч задорно подмигнул и, упреждая вопрос, произнёс:

- А стреляю я с левой так, как многим и правой не удается. Андрюшина школа! – он допил из бутылки остатки и, прихрамывая, вышел.

***

Начало здесь:

Глава 1.

Глава 2.

***

- Не переживай, Миша, всё будет нормально! – Зинаида Архиповна затушила сигарету «Родопи» о внутреннюю стенку стеклянной банки из-под кофе, которая служила пепельницей в курилке станции скорой помощи.

Зинаиде Архиповне Моравской было уже глубоко за шестьдесят. В этой больнице она проработала, – если учесть и время, когда ещё школьницей старших классов она подрабатывала санитаркой перед поступлением в медицинский институт, – около пятидесяти лет. Поэтому в больнице не было человека, которого она называла бы по отчеству.

Часть горящего пепла провалилась вглубь банки между окурками и произвела там несанкционированное возгорание. Из банки пошёл дым, и неприятно запахло палёной бумагой.

- Вот бяка, - Зинаида Архиповна потрясла банку. Дым и запах усилились. Женщина плеснула в банку крепким, почти непрозрачным, чаем из стоящей перед ней кружки. Раздалось шипение, тление прекратилось, но очень мерзко завоняло мокрыми лежалыми окурками.

- Тьфу, - в сердцах сплюнула женщина, встала и, выйдя на улицу, вытряхнула содержимое банки в стоящее на крыльце ведро, гулко постучала о край, вытряхивая прилипшие ошмётки, и оставила банку снаружи на подоконнике. - Пусть выветрится.

Акушер-гинеколог, врач высшей категории, она, несмотря на довольно почтенный возраст, частенько брала дежурства в родильном отделении больницы. И сегодня, удостоверившись, что в подведомственном ей отделении всё идёт нормально, она спустилась в скорую, покурить, выпить чаю и успокоить Михаила, жену которого она наблюдала на третьем месяце беременности.

- Не переживай, Миша, не вы первые, не вы последние.

- Ну, как не переживать, Зинаида Архиповна?! Четыре года ничего не получалось. – Михаил сделал глоток кофе из стеклянной, огромной, - больше похожей на пивную, - кружки. - Чего только мы за эти годы со Светкой не натерпелись?! Чуть не развелись – всё друг на дружку вину вешали. Сколько анализов и обследований прошли – не счесть. Всё, вроде бы, в порядке, а забеременеть не получается! Ей мать её все уши прожужжала – разводись, мол, с ним, пустой тебе муженёк достался, - это когда думали, что причина во мне.

- Бывает, Миш, всякое бывает! Знаю я всё про вас, мне Света рассказывала, - Зинаида Архиповна сделала глоток своего крепчайшего чая, поморщилась и выплеснула содержимое кружки в железную раковину. – Гадство! Остыл совсем. Невозможно пить крепкий чай холодным, мерзость редкостная. Но вы молодцы, раз достойно прошли через всё это. Ох, и насмотрелась, Миш, я за всё это время историй: и страшных, и мерзких, и смешных. А вас, видимо, любовь держала и бороться помогала.

- Да, скорее всего это и есть любовь, - Миша был рад и взволнован, ему хотелось делиться со всем миром своей радостью - радостью, что скоро он станет отцом, - вот помню как-то раз…

Тут, внезапно, распахнулась внутренняя дверь, ведущая в коридор: в курилку ворвался Николай, фельдшер из Мишиной бригады – огромного роста, могучий молодой парень с всклокоченными волосами, и загремел прямо-таки дьяконовским басом:

- Срочно, срочно, Михаил Николаевич – вызов! Похоже, реанимация. – И, увидев женщину, слегка поклонился. – Здрасьте, Зинаида Архиповна!

- Здравствуй, Коленька! – Зинаида Архиповна в ответ тоже приветственно кивнула головой, - Давайте, летите, мальчики! Вас ждут великие дела, – и достала из пачки ещё сигарету.

- Почему мы-то? – на ходу просовывая руки в рукава, предусмотрительно захваченной Николаем из комнаты отдыха теплой куртки, спросил Михаил.

- Нет никого, «реанимация» вся занята, - пояснил фельдшер, открывая перед врачом дверь скоровской Газели, - ещё машина с третьей подстанции будет, но мы вперёд успеем, далеко они.

- Где?

- Покровка. Мужчина и женщина. Судя по всему, в бане угорели.

- Опять покровские банщики попарились, - с профессиональным цинизмом пошутил Михаил, - надеюсь, успеем, Петрович там каждый закуток знает.

Вскоре машина уже раскачивалась и скрипела подвеской на узких, ухабистых, запутанных дорожках Покровки. Путь от больницы скорой медицинской помощи до Покровки был быстрее, чем преодоление трёх-четырех километров по самому району, находящемуся хоть и в черте города, но застроенному в основном частными домами. Сирену не включали, чтобы не взорвать район истошным лаем собак, лишь мигалка синими сполохами полосовала окна домов, вызывая запоздалую реакцию обитателей, бросавшихся к окнам в попытке определить, куда направляется скорбная машина. Перед очередным проулком стояла женщина в халате и накинутом на плечи ватном полушубке, на ногах у неё были высокие толстые вязаные носки и резиновые галоши. Издалека увидев мигалку, женщина начала призывно махать руками. Свернули направо в проулок.

- Вон дом! - Петрович кивком указал на открытые ворота в глухой и высокой кирпичной стене. Кусок дороги освещался светом из открытых ворот, другого освещения на улице не было.

- Бегите, - водитель притормозил у ворот, - я пока развернусь. Выезд только назад, проулок глухой.

- Давай, Коль, оба кислорода сразу с собой, - Михаил схватил сумку и, выскочив из машины, бросился за женщиной, которая причитая, показывала, куда нужно идти.

Во дворе, сплошь замощённом разноцветной брусчаткой, стоял чёрный «Рэндж Ровер». Правее, в большом вольере, за вертикальной сеткой из толстой арматуры, бесновался огромный алабай. Он кидался на ограду, не лаял, а как-то утробно негромко рычал, рыл землю мощными лапами и бесновался, разбрызгивая слюну.

- Ой, не бойтесь, не бойтесь! Он закрыт, - закричала женщина, увидев, как отшатнулись от вольера врач и фельдшер, - сюда, сюда. Они в бане, в пристройке.

В банной пристройке, на полу возле разложенного дивана, на ковре лежали обнаженные, наспех прикрытые каким-то покрывалом, тела мужчины и женщины. Все окна были распахнуты настежь. Сразу бросался в глаза синюшный цвет кожи пострадавших.

- Кислород, - резко приказал Михаил.

Но опытному фельдшеру не надо было ничего объяснять – он уже готовил кислородные приборы.

- Я с женщиной, ты мужику, - отдал врач команду Николаю и склонился над женщиной. Поднёс кислородную маску к её лицу, протянул руку, чтобы повернуть голову вверх и …

Мир вдруг раскололся в глазах Михаила, ноги сделались ватными, а перед глазами пошло какое-то марево, исказившее окружающую обстановку и, как будто замедлившее время.

Он покачнулся вперёд, но удержался, и, полностью стянув покрывало с мужчины, прикрыл наготу женщины. Николай удивленно посмотрел на врача, обычно не отличающегося такими сантиментами, но ничего не сказал.

Причитающая женщина суматошно кружилась вокруг медиков и скороговоркой выплёскивала:

- Я пришла с дежурства, смотрю, Толина машина здесь, во дворе. Айдар в вольере заперт, баня топится, дым идет – значит опять с этой своей бабой-полюбовницей приехал.

Женщина суетливо бегала вокруг врачей, которые склонились над телами. В каком-то исступлении, явно, не понимая до конца, что такие нюансы личной жизни её сына сейчас не совсем уместны, торопливо тараторила и тараторила. Ей, видимо, казалось, что это могло сейчас как-то помочь её Толику:

- Говорила я ему постоянно: «Не связывайся ты с этой замуженкой, вон, сколько вокруг девок нормальных, свободных. Вон, у Вали Хлюстовой дочка …». Так нет - как задурила она его. Пусть уж тогда, – говорю ему, – с мужем своим разводится, а то грех так-то. Вот и нагрешили, видно ...

Женщина стянула с кровати простыню и прикрыла мужчину. Она вдруг всхлипнула, негромко зарыдала и сквозь слёзы сбивчиво продолжала:

- Бесстыдство же это, - говорила я Толе, - сплошное бесстыдство. Хоронились, всё от людей скрывались. Совсем она ему мозги запутала. А жили б по-человечески, как люди, не надо было бы по баням прятаться, стыд свой скрывать.

- Уймитесь, женщина, замолчите, - жёстко оборвал речитатив Михаил.

Николай опять несколько недоуменно посмотрел на врача. Но женщина послушно замолчала, присела на диван и лишь всхлипывала, машинально перебирая в руках поясок халата под распахнутым ватником.

- Нормально, нормально всё будет, – несколько разрядил напряжение фельдшер, – выживут, выздоровят.

- Женщину в машину! Мужик ждёт третью подстанцию! – Михаил один уложил женщину на принесённые водителем носилки, - Ты, Коля, с мужиком. Жди экипаж. Мы в двадцатую!

- Да зачем торопиться, - удивленно поднял глаза на Михаила фельдшер, - что не к нам? Всё нормально с ними будет. Смотри - вон, порозовели уже.

- Петрович, в двадцатую! – каким-то отстранённым и не своим голосом почти прокричал Миша.

– И мужика потом тоже в двадцатую. Понял, Николай?! Скажешь врачу с третьей, что я приказал!

- А чё в двадцатую, к нам может? – опять недоумённо переспросил фельдшер. Петрович поддержал вопрос ждущим полуоборотом.

- Я сказал - в двадцатую! – тон, которым скомандовал врач, ясно дал понять, что спорить сейчас абсолютно бессмысленно. - Там сегодня в реанимации Серёга Антонов дежурит, - всё-таки пояснил Михаил.

Через пару минут Газель уже тряслась по ямам Покровки. Женщина лежала на носилках с кислородной маской на лице, а врач сидел, придерживая рукой носилки и уставившись в одну точку. Его лицо напоминало безжизненную бледную маску.

«Этого не может быть! Это просто какой-то нелепый сон», – мозг Михаила отказывался верить в реальность происходящего. Краем сознания мелькнула страшная мысль, что надо было остаться с мужиком и не проводить реанимационные мероприятия, а то и совершить врачебную ошибку. Понимание того, что мир раскололся на «до» и «после» ещё не пришло, но было ясно, что произошло нечто такое, что полностью перечеркнуло всю прежнюю жизнь. Мысль, как жить дальше, ещё не заняла всё пространство сознания, но уже пульсировала где-то на фоне наступившего ступора.

Вывел из этого состояния Михаила звук сирены – «скорая» вырвалась из тихого полупустынного лабиринта Покровки на городские улицы с интенсивным движением. Михаил вздрогнул, невидящим взором окинул пролетающую за окном панораму ночной жизни большого города и достал телефон из бокового кармана куртки:

- Серёга, привет ещё раз! Ты на месте? – Миша зажался в уголок и машинально прикрыл трубку и рот рукой, ему хотелось, чтобы никто его сейчас не слышал, хотя в машине никого, кроме женщины в бессознательном состоянии да Петровича за рулём, и не было.

Говорил он отрывисто, с небольшими паузами:

– Везём к тебе двоих. Женщина и мужчина. Отравление угарным газом. Состояние тяжелое, но вроде не смертельно. Женщина беременна … почти три месяца … Знаю, знаю … Потом всё объясню! Постарайся, чтобы ребенок … Объясню. Потом объясню. Не могу сейчас говорить. Встречайте, мы внизу через пять минут. Санитаров подготовь! Пожалуйста, Серёга! Умоляю тебя! Всё потом объясню.

Сергей Юрьевич Антонов, врач-реаниматолог 20-й клинической больницы, один из лучших реаниматологов города, пораженный просьбой своего друга и однокашника, сам спустился к подъезду скорой помощи.

Когда распахнулись двери машины и санитары выкатили носилки с лежащей под простыней обнаженной женщиной, Сергей машинально приподнял кислородную маску, мельком глянул на её лицо, изобразил на лице недоумённую гримасу и оторопело повернулся к Михаилу:

- Блять, твою же ж мать, Миха, это что …?

- Да, Серёжа, да. Принимайте быстрей. Она беременна, третий месяц.

Когда носилки занесли в здание и Сергей, не задавая больше вопросов, бросился за ними вслед, Михаил зябко поёжился, на несколько секунд задумался и вновь достал телефон:

- Коль, как у вас? Вы где?

- Только из Покровки выбрались, мудак какой-то посреди дороги на КАМАЗе раскорячился. Мужик нормально, оживать, вроде, начал. Скоро в двадцатой будем, – раздался в трубке бодрый голос фельдшера.

- Не, Коль, не надо его в двадцатую, давай, вези его к нам. Давай, давай, не спорь, потом объясню.

Врач прошёл до угла здания, где в кирпичном закутке возле кухонного блока висела табличка «Место для курения», похлопал себя по карманам и, не найдя сигарет, рассеянным взглядом пробежался по курильщикам. Петрович протянул Михаилу сигарету и зажжённую зажигалку:

- Ты что, Михал Николаич, что с тобой? Ты как не в себе!

- Ничего, ничего, - пробормотал врач и тут, как будто только узнал своего водителя. – Ничего, Петрович, сейчас покурю и едем.

- Ну, давай, я в машине жду.

Михаил сделал две глубоких затяжки, и забыл о сигарете. Он сидел на лавочке, задумавшись и не обращая внимания ни на тлеющий в руке, подбирающийся к пальцам огонёк, ни на осенний холод, пробирающийся к телу сквозь распахнутую куртку. Когда истлевшая сигарета обожгла пальцы, Михаил вздрогнул, выронил сигарету, машинально растёр окурок по асфальту ногой и подтолкнул его к урне. Потом он достал телефон и набрал сообщение: «Серёга, я поехал. Держи меня в курсе постоянно. Ни о чём не спрашивай, потом всё объясню. Помни, она беременна!»

В курилку заглянул Петрович:

- Михал Николаич, едем?! Там диспетчер уже бомбит вовсю.

- Да, да, Петрович, едем, - врач убрал телефон и, запахнув куртку, ссутулившись, шаркающей походкой пошёл к машине «Скорой помощи».

***

Начало здесь: Глава 1.

***

- Ну, и что такому ублюдку пожизненное? Сидит себе и в ус не дует: обут-одет, накормлен-напоен, есть крыша над головой, режим, здоровый образ жизни опять-таки … - Андрей Гордеев поочерёдно столкнул с ног сапоги и положил ноги на растянувшегося возле кресла большого пса.

- Да, никому не пожелаешь такого «здорового образа жизни», это же мучение в тюрьме, а не жизнь, - не согласился Михаил.

- А-а-а, не хочешь ли ты сказать, что жертвам такого душегуба легче? Типа, они-то недолго мучились, он их быстро убил! А родственникам погибших как? Для них же это ад на всю жизнь. Он никогда не закончится.

- Не, ну а что делать? Казнить? – пожал плечами Михаил. – Было же уже. И казнили. Ничего не помогает.

- Нет, Миш. Ни в коем случае не казнить! Это слишком просто, – с напором сказал Гордей и подался к собеседнику. - Нет, Миш, наказание должно быть показательным. Наказанием мы должны не только карать животное, но и показывать другим, что с ними будет, если они сделают то же, что и этот. Наказание должно отвращать потенциальных преступников, оно должно пугать, даже не пугать, а ужасать своей жестокостью.

- Что, предлагаешь пытать их пожизненно? Думаешь, это кого-то остановит?

- Ну, зачем пытать? Надо сделать так, чтобы вся последующая жизнь для них стала пыткой. Чтобы каждую секунду своей сраной жизни он каялся и жалел о том, что сделал. Ты вот говоришь, что не остановит. А многих тюрьма остановила? Да, кого-то не остановит, а кого-то и остановит. И даже если половину из потенциальных душегубов остановит, то уже одно это оправдывает такие меры.

- Не гуманно же так, - высказал метеоролог шаблонный аргумент.

- Нет, не гуманно для общества сажать этих нелюдей в тюрьмы, где они ещё десятилетиями на деньги общества и деньги родственников и близких своих жертв коптят небо: читают, образовываются, занимаются спортом, хобби разные себе заводят …

- Но ведь весь мировой пенитенциарный опыт показывает, что преступников не останавливает никакая ответная жестокость со стороны общества и закона, - настойчиво упорствовал Михаил.

- А кто тебе это сказал? – усмехнулся Андрей.

- Ну, я читал об этом, да и думал тоже много. Были у меня в жизни обстоятельства, что хочешь не хочешь, а задумаешься о чём-то подобном.

- Миш, перефразируя профессора Преображенского, скажу тебе: «Не верь всему, что написано!» Во главе угла должно стоять не наказание конкретного преступника, убившего уже десять человек, а предотвращение таких преступлений в будущем! Вот тут-то этот преступник и должен послужить на благо общества, поработать, так сказать, живым примером для начинающих. Ты думаешь, начинающий ауешник боится тюрьмы? Да нет же конечно, все его сидевшие дружки в голос утверждают, что тюрьма – дом родной.

- Так что же делать-то? Что ты предлагаешь?

- А это не я предлагаю, сама жизнь, само общество, сами законы человеческого существования предлагают.

- Это ты про что? – не понял Михаил.

Пёс под ногами Гордея зашевелился и что-то пробормотал во сне. Он снял ноги с собаки, откинулся в кресле и, приподняв брови, посмотрел на собеседника:

- Расскажу тебе сейчас одну историю, она тебе может и покажется байкой, но история эта произошла в реальности пять-шесть лет назад в соседней области. Широкого общественного резонанса не вызвала, могу лишь догадываться почему, но наглядно показала, насколько эффективен такой подход. Понимаешь, это как болезнь. Ты вот, как врач скажи, - ведь воспаление лёгких ты не лечишь зелёнкой и настоем ромашки – тут нужны другие меры. Крутые меры! И да, от антибиотиков страдает и полезная микрофлора, но тут уж надо выбирать. Либо лечимся, либо умираем. Так и общество имеет право на самозащиту. Да, - пострадает немного «тонкая душевная организация» трепетных рефлексирующих натур, да, - ужаснутся некоторые диванные гуманисты, да, - пустозвоны и балаболы попытаются завести извечную песню про «непротивление злу насилием». Но знаешь, обычно эти розовые сопли заканчиваются там, где жертвами становятся сами эти «подставленцы левой щеки» … - с жаром философствовал Андрей.

- Давай уж свою историю, - с усмешкой перебил разошедшегося егеря Михаил, - хочу понять, что ты подразумеваешь под социальной справедливостью.

Андрей на несколько секунд задумался, несколько изучающе поглядывая на товарища, как будто что-то решая, и начал:

- Эта история произошла в соседней области лет пять-шесть назад. Трое приблатнённых отморозков поехали из областного центра в пригородный посёлок на местную дискотеку. На танцах в поселковом клубе они познакомились с тремя местными несовершеннолетними девочками, напоили их и увезли в город на съёмную квартиру. Там они двое суток насиловали их, глумились и всячески издевались, время от времени заливая в них водку. Когда этому зверью надоело измываться над беспомощными жертвами, они съездили в цыганский посёлок, купили каких-то дешёвых наркотиков, обкололи уже обезумевших девчонок и повезли их по своим, таким же нелюдям-дружкам. Сутки они возили девочек по всяким притонам и малинам, где их насиловали все желающие. Что они с ними делали, даже язык не поворачивается описать! В итоге, после трёх суток насилия и издевательств жертв выбросили на трассе на выезде из города. Там их и заметил водитель рейсового автобуса. Причём девчонки были так запуганы, что не собирались даже в милицию или больницу, а хотели только поскорее добраться до дома. Видя, что одна из них стонет от боли и уже не может разговаривать, водитель вызвал милицию и скорую помощь.

Эта девочка скончалась в больнице из-за многочисленных травм и разрывов внутренних органов, вторая сошла с ума, а третья никогда не сможет иметь детей и, наверное, до сих пор проходит психологическую реабилитацию. – Андрей испытующе посмотрел на метеоролога. - Как тебе такая завязка, Миш?

- Мрази, конченные ублюдки! – Михаила аж передёрнуло. От неожиданно нахлынувшего гнева у него покраснело лицо. – Представляю, что с ними в тюрьме сделали!

- Очнись, Миш, откуда вы взяли все эти легенды про благородных сидельцев? Кто им там что сделает, на зоне. Там таких нелюдей-отморозков куча. Кому это надо – с ними со всеми бороться, какую-то мифическую справедливость восстанавливать?! Говорю тебе, как человек, знающий немного эту сферу.

- Но, но как же тогда? – недоумённо начал Михаил, - Это же выходит, что отсидят и всё …

- Во, как ты вдруг заговорил! – усмехнулся егерь. – Это если отсидят, а наша история шла к тому, что и сидеть-то им может быть и не пришлось бы.

- Да как так-то, - каким-то тихим, осипшим голосом прошептал Михаил, - это же совсем уже …

- А вот тебе и «совсем уже», Миша. Реалии наши таковы, что и всякие «совсем уже» частенько в жизни случаются. Короче, оказалось, что у самого главного ублюдка-насильника, у заводилы, дядя оказался влиятельным депутатом, водящим крепкую дружбу со многими шишками в правоохранительных структурах. Это уже потом стало известно, что он возил большим начальникам из прокуратуры, ГАИ и полиции в баню на оргии несовершеннолетних девочек и мальчиков из интерната для детей с задержкой психического развития. У него там дружок главврачом работал и подбирал нужный контингент. А у второго урода мать оказалась судьёй.

Вот и принялись этот дядя-депутат и мама-судья на все кнопки нажимать.

Оперов, которые делом начали заниматься и получили первые показания с этих мразей, сразу отстранили от дела. А дальше вдруг стало выясняться, что девочки будто бы сами пили и добровольно поехали на квартиру: нашлись свидетели, что их ,якобы, видели в магазине, покупающими водку, трое насильников-ублюдков утверждали, что, мол, девочки сами поехали с ними и все сексуальные отношения были в добровольном порядке. Цыгане стали утверждать, что видели, как девочки самостоятельно бродили по району в поисках наркотиков. И таких шмар, наркоманок и проституток из девчонок нарисовали, что получалось, что в пострадавшие впору было уже самих насильников записывать. Что творилось с родственниками девочек, я тебе даже и рассказывать не буду, Миш.

- И что дальше? – только и смог спросить опустошённый столь вопиющей несправедливостью Михаил.

- А дальше целый год было «ни-че-го», - театрально развёл руками Андрей, - дело развалилось, оперов , которые сначала прессанули этих отморозков и получили признательные показания, чуть не судили за превышение и уволили из органов. Что, получалось, можно было вменить паренькам? Ну, - выпили, ну, - позанимались сексом с какими-то алкашками-наркоманками шестнадцатилетними, да и всё! А то, что одна умерла, так это от невоздержанности и распущенности, дескать, она сама хотела жёсткого секса.

Но родственники девочек не были согласны с таким поворотом и пытались добиться справедливости: писали в прокуратуру, в вышестоящие органы. И тут этот мажор-отморозок и его такой же приятель-подельник совсем оборзели: они чем-то упоролись, собрали шайку - девять человек, поехали в посёлок к родственникам своих жертв и избили там несколько человек. И мужчин и женщин. И сожгли машину, Ниву отца одной из девочек. И предупредили, что так будет каждый раз, когда они обратятся куда-то за помощью.

Михаил молча, с какой-то обречённой безысходностью посмотрел на Андрея. Он уже ничего не спрашивал, боясь услышать, что всё так и сошло с рук этому зверью.

Егерь сделал театральную паузу, подождал и, не дождавшись вопроса, продолжил:

- А потом Пучок, - это кличка того, у которого дядя депутат, - пояснил Гордей, - поехал осенью на охоту в дальний район. Хряпнул водочки с дружками у костерка и пошёл с ружьишком вокруг озерка, уточек пострелять, – егерь опять сделал паузу и продолжил преувеличенно-интригующим тоном. - И пропал!

- Как пропал? – не ожидая такого поворота, недоумённо спросил Михаил.

- Вот так и пропал. Был, и нету, - пожал Андрей плечами, - совсем пропал. Неделю искали, ни следочка найти не смогли! И спаниель охотничий, который с Пучком был, тоже пропал. Ни одного тявка никто не слышал.

- Утонул, что ли? – предположил Михаил, не заметив, что последнюю фразу увлечённый рассказом егерь произнёс чуть ли не с гордостью.

- Нет, - будничным тоном продолжил Гордей, - не утонул. Нашёлся он вскоре.

- Где?

- Через неделю после пропажи охотника, рано-рано утром, на остановке возле больницы скорой медицинской помощи первые утренние прохожие нашли забинтованного мужчину в бессознательном состоянии. Рядом с ним был привязан к лавочке сытый и чистенький спаниель. Мужчину тут же доставили в больницу и там его осмотрели врачи. Даже видавшие виды доктора вздрогнули, когда поняли, что случилось с пациентом: оказалось, что у мужчины были профессионально ампутированы пальцы на руках и ногах, уши и гениталии. Все раны были грамотно зашиты и обработаны. При пострадавшем оказались права на имя Пучкова А.И. и напечатанная на принтере записка с описанием курса обезболивающих препаратов и антибиотиков, которые он получал после операции, - монотонно, как будто зачитывая заметку в газете, изложил Гордей.

- Твою мать, - только и смог вымолвить Михаил, - и что?

- Ничего. Через месяц его выписали домой. Ничего про похищение он не помнил, следов и улик никаких не было, кто и зачем это сделал, так и не выяснили.

- Надеюсь, и не сильно пытались выяснить, - с какой-то неожиданной для себя самого мстительной радостью, произнёс метеоролог.

- Правильно надеешься, - с интересом посмотрел егерь на Михаила, - хотя дядя-депутат и пытался сначала настаивать на расследовании. Но ходят слухи, что после одного короткого телефонного звонка он сильно охладел к поиску.

- А дальше что?

- С Пучком ничего, вроде и до сих пор жив: уехал, говорят, куда-то на Урал, получает пенсию по инвалидности, - умудрился как-то себе диагноз обморожение получить, - бухает беспробудно. А вот у его дружка, у которого мама-судья, что-то с крышей случилось. Он оказался настолько туп, что решил, будто должен отомстить за своего корефана. Все же понимали, что это не комары Пучка в лесу обкусали. Начал снова терроризировать изувеченных девочек и их родственников. Думал, что оттуда ответка идёт. Их он не боялся, для него это были черви, шелупонь ничтожная. Опера, которые вели это дело, рассказывают, что Горцу, - погоняло у судейского сынка такое было, - пришла под дворник его Крузака записка: «Иди, явку с повинной оформляй! Тогда спасёшься!». Он с этой запиской в милицию прибегал, утверждал, что это улика, что ловить душегубов надо, что он всех уволит и накажет, если не найдут подпольных хирургов.

- Нашли? – как-то невпопад, машинально перебил Михаил Гордея.

- Нашли, - буднично, без всяких эмоций, как будто задумавшись о чём-то другом, продолжил Андрей, - нашли. Так же, через неделю после того как он пропал. Только не у БСМП, а на остановке у Городской Клинической больницы. Без пальцев на руках и ногах, без хера, без яйц и без глаз. И опять записочка с перечнем препаратов при нём была. Дорогие всё препараты, импортные.

- И его тоже? – склонившись к рассказчику, спросил поражённый Михаил.

- Да, его мать начала понимать, к чему дело идёт, заставила его купить билеты заграницу, вот, за три дня до отъезда, рано утром он вышел из ночного клуба, отпустил сопровождающих и, вызвав такси, поехал к любовнице. И тоже пропал без следа. Таксист высадил его у подъезда и всё …

- И что, не нашли никого? Этих … хирургов.

- Нет, так всё чисто и профессионально было сделано, что ни следа, ни улики - никакой зацепочки. Хотя мамаша Горца сначала подняла волну, напрягать всех начала, пыталась расшевелить дело. Но что-то депутат, - дядя Пучка, - как-то подзатих сразу, да вскоре под саму судью стало подтекать, вдруг вскрылись её неблаговидные делишки на судейском поприще, а там она посидела месяц со своим сынулей, поухаживала за ним, да с ума и сошла: взяла ружьё и поехала убивать жертв своего сынка-садиста. Взбрело ей в голову, что это шестнадцатилетние девчонки виноваты в том, что случилось с её кровинушкой. Ничего у неё не получилось, задержали её и определили к психиатрам. И вот - она в дурку, а сынок через месяц с балкона двенадцатого этажа!

Почти минуту сидели молча, а потом Михаил, по инерции упорствуя, решил продолжить тему, поднятую в начале разговора:

- Ну ладно, даже не буду обвинять этих неуловимых мстителей - бог им судья. Но где тут социальная справедливость, что обществу дало это подпольное насилие?

- Что дало, Миш? – подавшись к собеседнику, с усмешкой переспросил Андрей. – Ха, ты спрашиваешь, что дало? Одиннадцать! Одиннадцать явок с повинной. Одиннадцать мразей, дружков этой сволоты, прибежали в течение недели с повинной. Запели эти испуганные козлодои так, что там попутно ещё кучу преступлений раскрыли. Оказывается, это не первый случай с тем групповым изнасилованием был. Это развлечение у них было поставлено на поток, называлось «облава на песца», - поэты, бля. Четырнадцать человек сели там по разным статьям. И что интересно, все наперебой требовали себе меру пресечения «в виде заключения под стражу». Так перебздели ублюдки, что чуть не штурмовали отделение. Мамы с папами наперебой требовали, чтобы арестовали их отпрысков смердячих. И боялись они, Миш, не тюрьмы! В тюрьму они, Миш, хотели, мечтали о тюрьме! Это ли не справедливость? Та самая, социальная. А по-другому ничего бы и не вышло, никто и наказания бы не понёс. А всего лишь по району слух прошёл, что все ответят.

- Ну, да. В таком случае есть чего пугаться. Испугались калеками стать и прибежали.

- Не то слово – испугались, - хохотнул Андрей Гордеев, - обоссались от страха! Да и ладно бы только эта гопота помойная, так даже барон цыганский приехал и привёз цыганок, которые вдруг вспомнили всё. Как на самом деле всё было, и кто действительно покупал наркотики.

- А этот-то, что вдруг прозрел, - удивился Михаил, - так-то они вроде не из пугливых, бароны-то цыганские. Образ жизни их же закаляет. Тут-то чего ему бояться?

- Так, конечно же, барон не из пугливых! Что ему официальных законов бояться? Он сам ничего не делал и законов не нарушал. Непугливый он для официальных законов. Но, когда ты едешь на дальнюю, тайную, лесную заимку, о которой никто не знает, - далеко в лесу, сто километров, которые только ГАЗ-66 пройти может, - а в самых дебрях, на непроходимом болоте, седенький старичок-грибник, невесть откуда взявшийся в такой глухомани, вдруг подсовывает тебе под дворник записку и мгновенно бесследно испаряется в тайге, тогда даже цыганские бароны пугаются. Тем более, когда в записке написано: «Не пытайся скрыться, а то с тобой будет то же самое!». Вот тут-то прозревают даже самые-самые непугливые. Вот и наш цыганский барошка таким законопослушным стал, такого наговорил в отделе. Опера только диву давались.

- Ладно, ладно, отомстили зверью, - не стал спорить Михаил, даже не обратив внимания на такие точные подробности из жизни цыганских баронов, - но как такая жестокость может предотвратить преступления, как она может, по-твоему, повлиять на потенциального преступника?

- А элементарно, - жестом фокусника разведя руки, начал Андрей. – Не надо таких ублюдков сажать, никто их там не видит, никто не помнит их чудовищных злодеяний, только статус тюремных страдальцев зарабатывают. Если есть неопровержимые доказательства, то необходимо по приговору суда, под наркозом, физически кастрировать ублюдка, отрезать ему пальцы на руках и ногах, уши, язык и ставить огромное клеймо на лоб. Потом лечить и выпускать в общество.

- Нахрена? – оторопел Михаил. – Пальцы-то нахрена?!

- А чтобы мстить желание не появилось, - хмыкнул Андрей, - сильно не намстишься в такой комплектации.

- И-и-и? - вопросительно протянул Миша, - С этим понятно. А дальше-то что?

- А вот дальше представляй себе такую картину: идёт компания молодых, дерзких пацанчиков, стремящихся, начинающих уркаганов, идут и думают: «А кого бы нам задеть?». А навстречу им такое существо! Не татуированный с ног до головы идеолог тюремной и блатной романтики, а вот такой вот кастрированный очирыш. Что, как думаешь, не задумаются ли о выборе другого жизненного пути эти начинающие преступники?

- Ну, не знаю, Андрей, не знаю. Настолько жестоко, что не могу тебе сейчас сразу что-то сказать. Осмыслить надо.

- Вот, то-то и оно. Жестоко, осмыслить! – довольный произведённым эффектом продолжил Гордей. – Ясно, что кого-то не остановит, маньяка какого-нибудь, психа больного. Но зато вот этот урод реально и послужит живым наглядным пособием того, как нельзя поступать.

- И что, прямо так и выпускать? Ведь они посамоубиваются все, а кого-то и родственники жертв добьют, – не сдавался метеоролог.

- Про родственников жертв – это вряд ли! Я думаю, что в этом случае большинство будут только рады, чтобы эти твари жили подольше. А по поводу того, что руки на себя кто-нибудь наложит, да и бог с ним. Зато не содержать в тюрьме на бюджетные деньги. Кто-то и самоубьётся, а который не сможет, тот пусть каждую минуту своей ублюдской жизни, каждый раз, размазывая своей культей дерьмо по заднице, вспоминает, что он сотворил. Пусть воет и вспоминает, – жёстко закончил егерь. – Про справедливость пусть вспоминает!

- Ладно, хрен с ней, справедливость этой социальной, ты мне скажи-ка, ты подробности такие точные откуда про это всё дело знаешь, - вдруг внимательно посмотрел на товарища Михаил, - наверняка в газетах такие нюансы не расписывали. Или придумал всё? – с внезапным облегчением вдруг догадался метеоролог.

- Нет, почему придумал? Всё так и было, как я рассказал, – ничуть не смутился егерь. – Два года назад приезжали сюда ко мне сотрудники с области - отдохнуть узким кругом. Те, которые занимались расследованием. Вот и вспоминали эту историю. Тоже под коньячок тогда разговор о добре и зле зашёл.

- Ну, типа, «Белая стрела»?! – саркастически хмыкнул Михаил.

- Никого не нашли, Миш, - как-то неопределённо протянул егерь и добавил по слогам: «Ни-ко-го!»

Он хотел ещё что-то сказать, но взглянув на приподнявшего голову и насторожившегося в сторону двери пса, определил:

– Гости мои с прииска вернулись. Пошёл я.

Гордей вдел ноги в сапоги, взял ружьё, одним глотком допил из кружки давно остывший чай и подтолкнул пса ногой:

- Пошли, Диод! Наши гости вернулись.

- Кстати, почему Диод? – засмеялся Миша. – Давно уже хочу спросить.

- Обучен он так. В одну сторону работает: впускать может, а выпускать нет, - потрепал Гордей по холке большого сильного пса породы «коренной таёжный». – Диод, форменный диод!

История вышла длинная, поэтому выкладываю по главам.

***

С заднего сиденья джипа раздался визгливый собачий лай.

- Заткни пасть этой сучке! – мужчина отстранился от девушки и, откинувшись назад, не глядя, просунул правую руку между сидений, пытаясь что-то нащупать на заднем ряду, - Ненавижу этих собак, мразей!

- Отстань от меня, она просто испугалась, - девушка отодвинулась ближе к двери и стала поправлять задранный подол платья. - Всё, давай деньги и поехали уже, мне к тётке на день рождения ещё надо успеть.

С заднего сиденья автомобиля раздалось негромкое рычание, и потом собачий визг. Мужчина вскрикнул, выдернул руку и, увидев, как из прокушенной ладони струйкой бежит кровь, истерично закричал, неожиданно высоким голосом:

- Сука, эта шавка укусила меня! Ненавижу, ненавижу этих мразей!

Мужчина тряхнул рукой, разбрызгивая капли крови по салону, и пробормотав: «Убью тварь!», - открыл дверь и вылез из машины.

Девушка сперва испугано вжалась в кресло, глядя на кровавые брызги на обшивке и панели, а потом перегнулась между сидений:

- Ласка, Ласка, иди сюда, девочка, не бойся.

Мужик открыл заднюю дверь джипа и, перегнувшись в салон, начал шарить руками под сиденьями. Раздался звонкий собачий лай, через мгновение перешедший в громкий, режущий слух, визг. Мужчина вынырнул из машины, сжимая в огромной ладони маленькую, лохматую, истошно визжащую, собачку.

- Убью гниду, - прорычал он и коротким резким броском ударил собачку о стенку гаража. Раздался глухой удар с каким-то хрустом и собачий визг мгновенно прекратился. Собачка безжизненным комком, почти беззвучно упала на пол и вокруг её головы сразу стала растекаться лужица крови.

Несколько секунд стояла тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием мужчины, а потом тишину прорезал пронзительный женский крик:

- Ты что сделал, урод?! Я всё Алику расскажу! Он порвёт и закопает тебя, мразь! – девушка открыла дверь машины и, не отрывая взгляда от мужчины, стала пятиться к двери гаража, - ты что сделал, псих ненормальный, ты что сделал?! Я Алику всё расскажу… И как ты приставал ко мне расскажу!

Мужчина, вновь поглядев на окровавленную ладонь, пробормотал чуть слышно: «Ну, это вряд ли, сука», - и направился к девушке, обходя машину спереди. Он прошёл перед Мишкой так близко, что зацепил локтем брезентовый полог, из-за чего щель между полотнищами ещё увеличилась, и мальчику пришлось сильнее вжаться назад, - спиной в какие-то полки, – чтобы не быть обнаруженным.

И если до этого всё представлялось Мишке каким-то захватывающим приключением в духе Гекльберри Финна, то теперь стало по-настоящему страшно: в горле пересохло, ноги дрожали, и из области желудка подкатывалась к горлу тошнота.

- Ты куда, куда … ты что, - вдруг со всхлипами забормотала девушка, не сумевшая пробиться к двери гаража через завал каких-то колёс и чехлов, сваленных на полу у стены рядом с задней дверью машины. - Я всё Алику расскажу. Не подходи, не подходи! - зашлась она в крике, пытаясь правой рукой что-то нашарить в маленькой красной сумочке.

- Не расскажешь, сука, - зло проговорил мужчина и наотмашь ударил девушку по лицу открытой ладонью, так, что она повалилась на груду сваленных в кучу вещей и, несколько раз всхлипнув, зарыдала. Выпавший из руки газовый баллончик звякнул о бетонный пол и закатился под машину.

- Не расскажешь, сука! - каким-то севшим, и ставшим от этого особенно страшным, голосом повторил мужик и стал расстёгивать ремень джинсов …

***

Зарекался я писать истории о Сочи и олимпийской стройке, но тут внезапно вспомнил трагикомический случай, как одному моему сотруднику на вахте чуть не оторвало яйца. Ходил два дня, меня распирало - я крепился, но каюсь - не выдержал, как вы видите. И вот, рассказываю!

История получилась несколько длинноватая, поэтому размещаю двумя частями. Здесь часть 1.

***

Через четыре дня, утром, ответив на Колин телефонный звонок, я полминуты слушал его непрекращающийся смех.

- Привет! – чуть успокоившись, ответил Коля.

- Ты что там ржёшь так?

- Васо приходил, - опять засмеялся Коля.

- Выписался, значит? – спросил я. – А смешно почему?

- Яйца показывал! – выпалил Николай и снова зашёлся хохотом.

- И что яйца? - не понял я его веселья.

- Сука, страшные! - смеясь, выдавил Коля. - Синие все - почти чёрные, и опухшие. Каждое с апельсин!

- Смешно?

- Да ты бы сам видел! Он пришёл с больничной выпиской, сказал, что отказался от операции и заявил, что мы теперь ему должны сто двадцать тысяч рублей и билет на самолёт до Красноярска!

- С хера ли? – не выдержал я.

- Вот-вот, я то же самое у него спросил: «Почему?», а он говорит: «А вот почему!», и вываливает своё хозяйство наружу.

- И?

- А я не знаю, что со мной случилось, - опять начал смеяться Коля, - я, как увидел его яйца – как давай ржать! И вот уже пятнадцать минут ржу безостановочно, остановиться не могу.

- А он?

- А он обиделся и ушёл. Парни говорят, что сейчас ходит по всей стройке, яйца свои боевые показывает всем и рассказывает, как из-за нас чуть мужского достоинства не лишился.

- Точно, дебил.

Вскоре мне позвонил сам владелец синих опухших яиц и изложил своё видение ситуации. Суть его позиции была такова: из-за хорошего отношения к нам он нас прощает - не предъявляет за испорченные яйца и не пишет на нас заявление. А мы, в качестве ответного жеста гостеприимства, обязаны выплатить ему сто двадцать тысяч рублей и купить билет на самолёт с серебристым крылом, на котором он покинет злой яйцедробительный Сочи.

Стоит признать, что он стоически, - сжав яйца в кулак, - выслушал моё твёрдое «нет» и пояснение, почему это «нет» такое твёрдое.

- Хорошо, - стараясь сделать свой голос зловеще холодным, сказал Васо, - тогда я буду действовать по-другому!

- Действуй! – дал я ему полный карт-бланш.

- Ждите прокуратуру!

***

Ещё через пару часов опять позвонил Коля:

- Слушай, мне сейчас звонили из полиции, из Красной Поляны.

- Так, - я понял, что Васо начал реализовывать свой план.

- Говорят, что у них сейчас сидит человек, пострадавший у нас на производстве, и требует от них незамедлительно принять карательные меры.

- Так, а они?

- Они просят приехать срочно, типа, есть ещё возможность решить всё относительно безболезненно.

- Давай, едь к ним, послушай, что скажут. Звони потом мне, будем думать, что делать.

***

- Захожу к ним в отделение, - через час рассказывал мне по телефону Коля, - нахожу нужный кабинет по фигуре сидящего рядом с дверью на краю стула Васо, представляюсь. Толстый капитан сразу нагоняет жути, объясняет мне про наше тяжёлое положение и зовёт меня покурить, а нашему лишенцу говорит: «А ты посиди тут».

- Деньги просит, - сразу понял я это «покурить».

- Выходим, - продолжает Николай, - закуриваем. Я рассказываю ему всю историю, и он тоже начинает ржать. Типа, Васо и им хотел яйца начать показывать, но его сразу предупредили, что здесь этого не нужно, что здесь не лечат такого. Они его сразу пробили по базе и поняли, что за фрукт. Судимость, кстати, у него уже снята через суд. Ушлый.

- И чего хотят менты?

- Говорят, что он их совсем достал и уже сильно надоел. Если бы он так их не достал, да был бы человек порядочный, то потребовали бы с нас пятьдесят тысяч, как с организации. А так как он гражданин не совсем порядочный, да ещё всему отделу уже порядочно мозги исклевал своими яйцами, то возьмут они всего двадцать тысяч с меня. Как с физического лица!

- Нифига, у них прейскурант! – удивился я. – И как они это видят? Какое они вообще могут иметь отношение к производственным, предположим, травмам.

- Да этому менту вообще пофигу, он даже придумать ничего не смог. Замнём дело, говорит, - рассказывал Коля, - давай, мол, мне двадцатку, и мы его увезём далеко в горы, что он сутки назад добираться будет, и припугнём ещё хорошенько.

- Такие же дебилы!

- А если ещё пятёрочку накинешь, то можем ему ещё и дубинала выписать по хребту, - рассказывал предложение полицейского капитана Николай.

- Реальный ушлёпок!

- Ну, так что делать будем, шеф? – задал сакраментальный вопрос мой товарищ, - Как-бы не хотелось-то этого дурачка нашего дальше гнобить. И так у него с яйцами проблемы!

- Да нет, конечно! – искал я выход из ситуации. – Время тянуть надо. Скажи, что с начальством договорился, все согласны, но деньги только завтра смогут тебе перечислить. Затянем, а там посмотрим, как пойдёт. Попытайся так. Звони если что сразу.

- Сейчас попробую.

***

Ещё через час Коля снова рассказывал мне по телефону:

- Такой клоун! Сначала упёрся, что деньги только сразу, а иначе он идёт оформлять дело. Я вижу, что блефует, пожимаю плечами и говорю, что по-другому не получится. Отходил даже, имитировал ещё один разговор с начальством.

- И как?

- А потом мы ещё раз покурили и он признался, что сам с Волгограда, что здесь в командировке, что начальство – мрази, что условия невыносимые, что через два дня он уже уезжает домой и поэтому деньги нужны прямо сейчас.

- А ты?

- А я сказал, что нет.

- А он?

- А он пообещал, что если мы его обманем, то он найдёт нас и сотрёт в порошок. И, тяжело вздохнув, попросил привезти сейчас три пачки парламента и попить чего-нибудь пару бутылок. Лимонаду какого-нибудь.

- А ты?

- Я привёз ему сигареты и воду и оставил свой номер телефона. Завтра он будет звонить мне.

- Ну, что делать будем? – спросил я Колю. Мне не хотелось и его подставлять, но и платить вымогателям тоже не хотелось.

- Не знаю, - честно признался Коля, - давай, завтра посмотрим, как дело развиваться будет. Я буду тянуть до талого, мол, деньги ещё не прислали, а там посмотрим на их реакцию. Если реально прижмут, то придётся отдавать, наверное.

- Давай так, - согласился я, если уж дойдет до чего-то, то давай ментам мой номер, я поговорю с ними, пожалуюсь на жизнь, и тогда уж будем платить.

На том и порешили.

Да, Васо они просто выгнали из отделения, сказав, что если ещё раз увидят, то найдут причину прикрыть его на пятнадцать суток.

Следующим утром капитан безостановочно терроризировал Колю звонкам, к обеду Коля не выдержал и перенаправил алчного мента на меня. Я обещал, юлил, жаловался на жизнь, снова обещал. Мздоимец уговаривал, наезжал, угрожал, объяснял всю безысходность трагизм нашего незавидного положения, потом снова уговаривал, а потом опять угрожал. К вечеру он всё понял правильно, и звонки прекратились. Видимо, умотал в Волгоград без дембельского аккорда.

***

Два следующих дня Васо метался по площадке как тигр в клетке. Яйца больше никому не показывал, но был хмур, задумчив и раздражён.

Вечером второго дня мне внезапно позвонила женщина, представилась женой Василия и пообещала, что завтра я сгину в застенках прокуратуры.

- Что, опять?! – упавшим голосом поинтересовался я.- За что теперь?

- А за то, что вы сделали человека калекой и бросили его на чужбине без средств к существованию, - очень витиевато, но достаточно агрессивно напала на меня женщина. - Чтобы завтра же купили ему билет на самолёт и выплатили компенсацию!

- Не отрывали мы ему яйца, - устало объяснил я Васиной спутнице жизни, - он сам.

- Как сам?

Пришлось рассказать ей всю историю, за исключением похода в полицию. И я дал ей понять, что работники Васиной бригады, в случае чего, не будут покрывать его.

- Тьфу, узнаю своего долбодятла, - в сердцах сплюнула женщина и пожаловалась упавшим голосом, - представляете, каково мне с ним приходится?! Сколько уж лет одно и то же. Вы уж извините меня, ради бога, он же мне совсем другого понарассказал. Я на нервах вся!

- Да, уж, - только и сумел произнести я, - догадываюсь. Я тоже.

- Я с ним поговорю сегодня, - пообещала супруга Васо. – Вы его, пожалуйста, не выгоняйте, он будет работать.

***

Утром третьего дня Василий подошёл к Коле и, сверкая очами, с пафосом заявил:

- Ваша взяла, одолели вы бродягу! Буду работать! Возвращай меня в столовские списки.

- Васо, никого мы не одолевали. Не мы такие, жизнь такая, - Коля попытался подсластить горечь поражения гордого бродяги, - давай, на лестничные марши и коридоры вставай.

И начал Васо работать. Не сказать, что прямо супер специалистом оказался, но месяц оставшийся отработал вполне нормально и свой полтинник заработал честно. Ко всему прочему оказалось, что он учится на заочке в строительном техникуме и мне даже пришлось съездить в его альма матер, чтобы отвезти письмо с просьбой отсрочить ему какие-то экзамены в связи с нахождением на производственной практике в другом городе. Естественно, и производственную практику пришлось ему оформить и написать краткую положительную характеристику по итогам этой самой практики. Чего не сделаешь ради бесценного и незаменимого сотрудника?!

***

После разнообразных, смешных и не очень, случаев, мы выработали практику производить окончательный расчёт с сотрудниками в офисе в Красноярске.

Васо пришёл за деньгами с женой.

После того, как он царственным жестом передал ей десять пятитысячных купюр и снисходительным тоном плейбоя-миллиардера сказал: «Сходи, женщина, покури там, на улице, нам пообщаться надо!», я, - дождавшись, когда она выйдет, - спросил:

- Ну, расскажи мне теперь, что за клоунаду ты устроил?

- Давай двадцать тысяч за бригаду, - проигнорировав мой вопрос, потребовал Васо. – Ты обещал!

- Ты тоже мне обещал, - спокойно парировал я, - немного другое обещал, не то, что там было!

- Что не дашь деньги?!

- Не дам.

Так, слово за слово, мы вышли на конфликт и довели градус его накала до точки кипения. Следующим действием Васо должен был выхватить шашку и броситься на меня.

Он уже нашаривал рукой ножны, как вдруг спросил совершенно спокойным тоном:

- Ну, дай хоть десять!

- Десять дам, - ляпнул я, не ожидая такой подлой иезуитской подставы .

Пряча десять тысяч куда-то в недра своего потёртого гомонка Васо, прищурив глаза и покачав головой, уже совсем бархатным тоном,- как будто и не готов был три минуты назад «зарэзат всех кругом», - с мечтательными интонациями в голосе вдруг произнёс:

- Эх, жаль, что у меня тогда десяти тысяч не было. Тогда, когда этот мент у меня в Поляне просил. Эх, вот бы я вас в бараний рог согнул!

- Это вряд ли! – только и смог я, голосом и интонацией Сухова из фильма «Белое солнце пустыни» ответить этому упырю. И впервые задумался о том, что двадцать пять тысяч мне может, и не стоило в тот раз экономить.

Зарекался я писать истории о Сочи и олимпийской стройке, но тут внезапно вспомнил трагикомический случай, как одному моему сотруднику на вахте чуть не оторвало яйца. Ходил два дня, меня распирало - я крепился, но каюсь - не выдержал, как вы видите. И вот, рассказываю!

История получилась несколько длинноватая, поэтому размещаю двумя частями.

***

Василию на момент происходящих в рассказе событий было уже за тридцать, даже ближе к сорока: вроде, тридцать шесть-тридцать семь, как помнится. Росту был невысокого, строен и жилист. Из-за того, что имел он немного горскую внешность, горячую вспыльчивую кровь и грузинскую фамилию мы называли его Васо. Да, по паспорту он был Василием с грузинской фамилией, но это из-за того, что папа грузин, а мама русская. То есть получилось так: от папы – грузинская фамилия, лёгкий-лёгкий, еле-еле уловимый акцент, гордый профиль, пронзительный взгляд и хитрый, взрывной, неуступчивый характер, а от мамы – имя Василий, отличный русский язык и ... ну, не знаю, ничего характерного маминого больше вспомнить не могу.

Жил Васо с женой и дочкой-школьницей недалеко от Красноярска в ближайшем городе-спутнике. Зарабатывал на жизнь тем, что подвизался на ниве оказания населению мелких строительно-отделочных услуг. На этой почве мы с ним и познакомились. Несколько раз он работал у меня на объектах, в своём городке и в краевом центре, и, в принципе, особо не давал никаких поводов для скептических умозаключений в свой адрес: были лёгонькие звоночки, но не так, чтобы совсем уж тревожные. Время от времени он пропадал со связи, а потом так же стихийно появлялся. Поэтому, когда он нарисовался в офисе собственной персоной, я даже обрадовался, так как на олимпийскую стройку в Красную поляну очень нужны были проверенные мастера-отделочники.

- Привет, дорогой! Как жизнь? Как сам? Как дети? – поприветствовал меня Василий в духе кавказского гостеприимства.

- Привет, привет, Васо! Спасибо, нормально. Как ты? Какими судьбами?

- Слышал я, что ты людей в Сочи на вахту отправляешь? – после нескольких вступительных фраз о житье-бытье поинтересовался Васо.

- Да, есть такое. Уже два года там работаем! Тебе вот тоже как-то звонил, но ты был не на связи.

- В-а-а-а, бывает! Да, расскажи подробнее, что и как, - Василий сразу проявил крайнюю заинтересованность, что для него не было свойственно. – Поэтому и пришёл.

Я рассказал ему про объект, про условия работы, проживания и питания, про перспективы и трудности. Ему всё было понятно и очень понравилось:

- Слушай, меня всё устраивает. Возьми меня прорабом или бригадиром.

- Нет, Васо, за прораба и начальника участка у меня там Коля, ты его знаешь …

- А-а-а-а, тот Коля, с которым мы офис «Мобильныесети» делали, – прервал он меня. – Молодец, растёт!

- Да, он. А освобождённый бригадир не нужен, там работы все типовые, простые, - пояснил я, - Коля справляется.

- Да? – Васо немного задумался. – Слушай, а если я у себя бригаду своих отделочников соберу, человек семь-восемь, и буду у них бригадиром. Тогда как? Будешь мне платить?

- Да, нет Васо, нет у меня вакансии освобождённого бригадира. Все люди едут на сдельщину, в договоре прописываем конкретные виды работ и расценки. Сколько сделал – столько получил.

- Стой, а как я тогда зарабатывать буду?

- Ну, как?! Как и все: шпаклевать, красить, клеить обои, стелить линолеум и вешать «Армстронг». Как и все, - расстроил я Василия тем, что дал понять - избежать физической работы не получится.

- Э-э-э-э, да как так-то, - с недоумением наседал на меня Васо, - я же свою бригаду повезу.

- Нет, - я понял, что его надо немного мотивировать, и решил пойти старому знакомому на некоторые уступки, - бригадир мне не нужен. Мне нужны отделочники, условия для всех одинаковые. Но, могу предложить тебе такой вариант: мы заключаем с тобой такой же срочный договор на отделочные работы, и ты работаешь руками как все, а за то, что ты организовал и привёз бригаду, - если они нормально отработают, - я тебе по окончании двухмесячной вахты добавлю по десять тысяч за каждый месяц.

- По рукам,– Василий долго не думал, - пойдёт!

- Давай, собирай людей. Скидывай мне на почту сканы паспортов, я отправлю их на проверку в службу безопасности генподрядчика.

- Завтра будут, - немного задумчиво ответил новоявленный строитель олимпийских объектов, - пошёл я. Пока!

- Пока, счастливо!

Я набрал Колю и обрадовал, что скоро у него будет усиление.

- Не, не выйдет ничего с Васо! – сразу отрезал тот. – Не пропустит его служба безопасности.

- Почему?

- Так он же десятку в молодости отсидел за убийство. Здесь служба безопасности за меньшие косяки, за хулиганские статьи людей заворачивает, а тут такой кадр!

- А ты откуда про десятку знаешь? – я был удивлён, так как услышал об этом этапе Васиной биографии впервые.

- Так он и не скрывает. Сам всем рассказывал.

- Не знаю, мне ничего не говорил. Ну, ладно, подадим документы, а там посмотрим. В случае чего, отдам ему обещанную двадцатку, а люди его пусть едут.

- Да, посмотрим, - не стал спорить Коля, - тут всякое бывает.

На удивление у очень компетентной и дотошной службы безопасности генподрядчика не возникло к Василию никаких вопросов, и он получил допуск.

Через три дня в офисе появились шесть человек во главе с Васо – бригада отделочников широкого профиля. Я всё подробно объяснил людям, и мы подписали с каждым срочный трудовой договор с указанием сроков, видов, объёмов и расценок на отделочные работы. Переезд, проживание в общежитии и питание брала на себя фирма.

Ещё через два дня они сели на поезд.

- Коль, привет! Всё, посадил на поезд, выехали, - набрал я начальника участка. – Встречай.

- Ёптыть, – почему-то кратко ответил мне Коля, которому уже доводилось плечом к плечу работать с чудесным грузином на парочке объектов, - я почему-то думал, что ничего у него не выйдет.

- Почему?

- Балабол, потому что!

***

Где-то через неделю раздался звонок от Коли:

- Привет, шеф!

- Привет, Коль! Как там наша бригада «ух»?

- Да, вот, по этому поводу и звоню,

- Что случилось? – удивился я. - Не работают люди, или опять стажёры учиться приехали?

- Нет, люди нормально, инструмент и материалы получили, - пояснил начальник участка, - работают, втягиваются понемногу. А Васо не работает.

- В смысле, не работает?

- Да, так. В первый день вышел со всеми вместе, походил, что-то начал делать, суетился, командовал, даже кусок стены загрунтовал. И всё. Я не звонил тебе, думал – одумается, а он уже второй день ходит, балду пинает, командует своими. Говорит, что будет бригадиром, а работать не будет.

- Хорошо, Коль, сейчас я с ним поговорю.

***

Дальше был очень длинный телефонный разговор с Васо, из которого я узнал много нового:

…

- Нет, работать сам я не буду.

- Почему?

- Не хочу в глазах людей авторитет терять.

- Так зачем ты договор тогда подписывал?

- А что договор? Бумажка! Размять - да подтереться.

- И что ты думаешь делать?

- Плати мне бригадирские, я буду за людьми смотреть.

- Почитай договор, там точно описано, за что я буду тебе платить.

- Я же тебе говорил уже про договор, - достаточно борзо пёр претендент на должность бригадира, - что с ним можно сделать.

- Других денег тебе не будет. Бригадиры мне не нужны.

- Тогда я забираю людей и уезжаю, - начал глупо шантажировать меня Василий.

- Да не вопрос! Компенсируешь мне все затраты, которые я понёс, билеты, питание, роба и прочее, и вперёд, уезжай! – я уже понял склад характера нашего грузина и церемониться с ним перестал.

- А почему? – неожиданно сник бунтовщик. Он явно не ожидал такого подвоха с моей стороны. Видимо думал, что начну уговаривать.

- Приедешь сюда, я тебе обосную почему, - заговорил я понятным ему языком.

- Ну, ладно, не хочешь платить бригадирские, тогда я с бригады своей буду получать, - совсем другим, абсолютно спокойным тоном выдвинул новую идею своего обогащения Васо.

- Люди твои, поговори с ними. Если они будут не против, то мне без разницы. Руководи ими, управляй, бригадирствуй. Ваше дело.

- Ок. Сейчас поговорю с ними.

- Да, переговори с людьми и меня потом набери. Пока!

В этот день он мне больше не позвонил.

***

На следующее утро позвонил Коля и рассказал, что вчера вечером к нему приходила вся бригада Василия и поставила ультиматум, что ни копейки со своих заработков они Васо отдавать не будут, и мы должны гарантировать им, что все свои деньги они получат сполна без вычета «бригадирского процента». Коля, естественно, убедил людей, что это личная инициатива Васо и мы его в этом начинании никак не поддерживаем. Бригада успокоилась, а двое самых инициативных и горячих предложили набить вымогателю гордый кавказский профиль. Самоуправство начальник участка не приветствовал, разборки на объекте никому не были нужны.

- Да, всё правильно, - поддержал я Колю. – Ну, а Васо-то, что сейчас делает?

- Не работает, ходит весь задумчивый, видимо каверзу какую замыслил.

- Да какую каверзу, Коль, - успокоил я его, - он, когда договор подписывал, должен был понимать, что работать придётся. И даже по понятиям его так, - я засмеялся, - подписался работать, значит работай, а не строй из себя блатного. Передай Василию, - он от меня трубку не берёт, - что если не начнёт работать завтра, мы ему пропуск в общежитие заблокируем и из списков столовой вычеркнем, и останется он на улице. Скажи, что это моё решение.

- Хорошо.

***

Следующий день выдался достаточно суматошным, и набрать Колю в течение дня не довелось. Звонок от него раздался в десять часов вечера. Поздно! А это значило, что что-то случилось, так как Николай был очень щепетилен в вопросах деловой этики и по простым вопросам в такое позднее время старался не беспокоить. Я, естественно, не ошибся!

- Привет, Коль! – ответил я, внутренне собравшись. – Что случилось?

- Привет, шеф! Беда у нас!

- Что такое?

- Васо скорая увезла!

- Чёрт! – я ожидал какой-нибудь дурной выходки от него, но не такого развития событий. – С объекта?

- Да.

- Что с ним стряслось?

- Не знаю точно, меня самого рядом не было, - начал сбивчиво рассказывать Коля. – Прибежали люди с его бригады, сказали, что Васо упал с лесов и так неудачно, что то ли яйца почти оторвал, то ли раздробил напрочь.

- Гадство! – у меня подкосились ноги. - Как так-то, он же не работал. Как он на лесах оказался?

- Да в том-то и дело, - торопливо продолжил Коля, - что я не видел его на лесах. Я ему утром сказал, что мы его выгоним, он до обеда слонялся по объекту, а потом плюнул и заявил, что чёрт с ним – буду работать, типа, победили мы его. Пошёл, переоделся в робу, взял шпатель и пошёл к своим на захватку. Я после обеда поехал на склад материалы получать, приехал только что и тут ко мне его люди и прибежали.

- Так и что они рассказали? Где, как, видел кто-нибудь? – пытал я начальника участка.

- Да в том-то и дело, что не видел никто. И люди его только и видели, как его в скорую грузят у девятого блока.

- Как у девятого? Что он там делал? – не понял я, так как мы проводили работы в седьмом блоке.

- Да говорю же, что не знаю ничего! И никто пояснить не может. Андрюха видел, как его в скорую заносили, он был очень бледный, стонал постоянно. Успел сказать, что упал с лесов и добавил что-то, типа: «Яйцам хана! Оторвало совсем!»

- Чёрт, - мне совсем поплохело, - этого ещё не хватало! Ты пробовал его набирать?

- Да, конечно! Не отвечает.

Как бы то ни было, каким бы человеком ни был Васо, но по всем раскладам выходило, что это была производственная травма. Надо было что-то делать.

- Коль, скорая там одна, краснополянская, - план действий созрел быстро. – Едь в скорую, находи машину, которая его забирала, узнавай, куда увезли, и быстро дуй в больницу. Переговори с врачами, может помощь какая нужна, может денег надо врачам дать, может ещё что …

- Точно, - Коля тоже был в шоке, но соображал быстро и хладнокровно, - сейчас ещё раз с людьми переговорю, у охраны ещё попытаюсь что-нибудь выяснить и выдвигаюсь.

- Чуть что, сразу мне звони!

***

Коля не звонил, я тоже его не дёргал, понимая, что ему сейчас не до пустопорожних звонков. Зная его, я был уверен, что наберёт он тогда, когда всё выяснит и поймёт сам.

Что творилось на душе, описывать, конечно, смысла нет. Ни о каком сне не было и речи. Картинки одна страшнее другой мельтешили в мозгу. Кое-как доворочался до утра и вялый, и поникший поехал на работу.

Звонок от Коли прозвучал в начале одиннадцатого, в Сочи, выходит, было начало седьмого. Сердце, конечно, ёкнуло! Я ответил на звонок:

- Привет, Коль!

- Привет, шеф! – голос Коли был достаточно бодр, в нем, - я успел заметить по первой фразе, - не было уже вчерашней тревоги. – Как спалось?

- Судя по шутке, - у меня почему-то немного отлегло от сердца, - у нас не всё так катастрофично?

- Сейчас расскажу, - Коля сделал паузу для интриги, - офигеешь!

- Спасибо, – по вступлению я понял, что не всё так плохо, как я себе ночью накрутил, - мне вчерашнего хватило! Можно больше не офигевать?!

- Офигеешь, офигеешь! - явно затягивал интригу Николай. По перерывам между словами и характерным звукам, было понятно, что он не отказал себе в удовольствии покурить во время разговора. – Я, например, знатно офигел.

- Давай, Коль, не тяни, – меня уже начало это нервировать. – Докуривай и рассказывай!

Судя по паузе, Коля выдохнул дым, разобрался с бычком и начал:

- Вчера, после разговора с тобой, перед тем, как ехать в Поляну, я собрал бригаду и попросил рассказать, кто, что знает по этому поводу. Они что-то сначала начали бекать-мекать, что не видели нечего. Смотрю – не договаривают чего-то. Ну, я их немного припугнул, тем, что сейчас нам деньги заказчик задержит до всех разбирательств по поводу травмы на производстве, что без денег будем сидеть … И они раскололись! - с пафосом выложил Коля и снова зарядил мхатовскую паузу.

- И-и-и? – пришлось мне ему подыграть и задать наводящий вопрос. – Что?

- А то, что Васо сам себе яйца снёс? – выдал Коля. Парень он был хоть начитанный и образованный, но в трудных и тревожных ситуациях выдавал лексикон дворового воспитания. – Самостоятельно!

- Как сам? – не понял я.

- Да вот так! Сам! – Николай явно упивался произведённым эффектом. – Сам себе яйца снёс, специально.

- Да, чушь какая-то, - в такое я поверить не мог никак.

- Мне его парни рассказали, что он давно уже им говорил, что если мы ему бригадирство не дадим, то он найдёт способ с нас эти деньги получить. А про старый зоновский трюк с отбиванием себе яиц он им все уши прожужжал, - делился Коля полученной информацией.

- Ёптыть, что это ещё за трюк такой? - я никогда не сталкивался в жизни с такими трюками и, конечно, несколько опешил.

- Суть в том, что надо, якобы, встать на подходящую трубу, резко раздвинуть ноги и жахнуться промежностью прямо на трубу.

- Гон какой-то!

- Типа, если всё правильно сделать, то отбивается только промежность, а на яйца потом синяк и отёк переходят. Вид ужасный, а повреждения минимальные - иди и оформляй производственную травму.

- Бред!

- Вот Васо такой трюк и учудил! – не обращая внимания на мой скепсис, рассказывал Коля. - Только у нас на седьмом блоке он подходящего ничего не нашёл, а на девятом была труба нужная в паркинге, вот там он себе яйца и отстегнул. Это и охрана подтверждает - что его там нашли, и скорая его оттуда забирала.

- Ну, так, если трюк безопасный, то почему его увезли-то, почему лежал, - я всё ещё не мог поверить в рассказ своего начальника участка, - почему скорая?

- Да хрен знает, что пошло у него не так, - Коля был преисполнен мстительного цинизма, - может диаметр трубы не тот выбрал, может трусы тесные были, может яйца не напряг.

- Вот, дебил! – мне всё же до конца не верилось в это неправдоподобное дикое

членовредительство. – Бред какой-то, за такие деньги яйца себе сносить.

- А-а-а! – тоном заправского сказочника произнёс Коля и, судя по звукам, закурил.- Тут-то и начинается третья серия Марлезонского балета. Я всё у работяг выпытал, все расклады выманил. Оказывается, Васо сюда заставила жена ехать. Оказывается, он там, дома, всё крутил-мутил, весь постоянно в делах, а деньги дамой практически не приносил. Весь дом и ребёнка жена сама тянет. Вот ей и надоело терпеть его выходки, и она пообещала Васе, что разведётся с ним и дочь заберёт, если он не перестанет врать и изворачиваться. Ей кто-то рассказал про нас, вот она и отправила его с конкретной задачей - заработать сто тысяч за два месяца.

- Ну, это же совсем конченным утырком надо быть, - недоумевал я. – Вот это да, вот это помог-то жене – яйца сам себе специально расплющил!

- А чё ему?! – засмеялся циничный Коля. – Ребёнок уже есть, а сто тысяч - это сто тысяч.

- Ну, да, – мне тоже стало смешно. – По полтиннику за яйцо. А так-то, это наш хитрован одним выстрелом сразу двух зайцев убил: либо с нас попытается сейчас получить, либо для жены уже готовая отмазка, почему опять денег не привёз.

- Да хрен ему – заяц без яиц! – скаламбурил мой товарищ. - Никто за него не будет, он уже всем надоел, только работать своим мешает этими интригами, - Коля был настроен сурово. – Люди сказали - подтвердят, что он врёт.

- Ладно, это потом всё разгребать будем. Ты узнал, что с ним?

- Да, ночью вчера ездил. В Сочи его увезли. Был я и в больнице, с дежурным врачом покурили, минут десять разговаривали, я ему всю историю рассказал – он поржал. Сказал, что сейчас пациент спит под обезболом. Прямо-таки супер страшного, - для срочного неотложного вмешательства, - он ничего не видит, а решение будет принимать утром хирург, ну этот …, который по яйцам, – выложил текущее положение Николай, – вот такая вот история.

- Ладно, Коль, давай, держись там, - приободрил я начальника участка, - съезди ещё раз в больницу, разузнай, как дела у Васо. Ему, если что, не говори, что всё знаем. Посмотрим на его дальнейшие действия.

- Хорошо, ближе к вечеру сгоняю, поговорю с врачами.

Попал в больницу и пообщался с лечащим врачом Коля только на следующий день. Доктор сказал, что пока наблюдает пациента, на предмет необходимости проведения операции. Удалось ему повидаться и с самим пациентом, который ходить пока не мог, но на смертельно умирающего уже не походил.

Мои звонки Васо принципиально игнорировал.

Часть 2.