ArtemGorsky

Но это приводит к увольнениям:

- В торговле — 6 миллионов 300 тысяч.

- В обрабатывающих производствах - 5 миллионов 200 тысяч.

- В образовании — 4 миллиона.

- В строительстве  - 3 миллиона.

- В общепите – миллион

и так далее.

Наверняка, у всех есть истории про то, как вакантные должности сокращались, а их функционал раскидывался на занятых. По идее, такой рост должен сопровождаться сопоставимым ростом зарплаты. Но что-то мне подсказывает – эта опция не всегда идет по умолчанию.

Ну и для закрепления  тезиса –  интересный исторический пример.

1968 год, небольшой тульский городок Щекино.

В рамках планируемых «косыгинских реформ» начался эксперимент на местном химпредприятии. Он состоял в следующем. Заводу зафиксировали ФОТ. Сэкономленное можно было использовать по своему усмотрению, но с таким условием:

- 60% сэкономленного - направить на материальное поощрение работников,

- остальные деньги завод тратил на собственные нужды. Как правило, они шли на социалку – строительство жилья и детских учреждений.

И понеслось.

К 1 января 1969 года на химкомбинате сократили 800 человек (из 7600 персонала). При этом на 86% повысилась производительность труда, на 73% увеличились объёмы производства. Через год на комбинате численность рабочих уменьшилась ещё на 200 человек. Зарплата оставшихся увеличилась за год сразу на 24,5%. Также на сэкономленные деньги начали строить дом культуры, бассейн и современный стоматологический кабинет.

Огромный рост производительности, не находите?

Причем это была всего лишь оптимизация производства, -  появился внутризаводской транспорт, прошло укрупнение цехов, проведена систематизация складов, созданы специальные ремонтные бригады и т.п. Да, и уволены были в основном прогульщики и сильно пьющие.

Дальше интересней.

Директор завода Шаров вспоминал, что через министерство начал вести переговоры с американской компанией «ДюПон» и её делегация приехала на завод. Предполагалось, что американцы проведут автоматизацию, и это позволило бы сократить численность рабочих в 2 раза – до 3 тыс. Т.е. в целом за три года завод избавился бы от 4,6 тыс. человек из 7,6 тыс. прежде занятых.

И тут встали в полный рост два вопроса.

Первый: куда девать сокращённых работников? С огромными усилиями трудоустроили 1 тыс. сокращённых – разбросали на хлебокомбинат, на неквалифицированные работы на железной дороге. Больше рабочих мест в городе не было (около 60к жителей на тот момент). Это сейчас можно свободно уехать в другой город, а тогда был институт прописки, да и рынка жилья, как такового, не было.

Второй: зарплата на заводе к прежней прибавке в 24,5% выросла бы ещё на 40%, и была бы уже на 70% выше, чем в среднем по химотрасли страны. А это уже рвачество.

Сначала возмутился горком, потом обком, затем дошло до ЦК. В итоге «Щёкинский эксперимент» постепенно свернули, американцам в автоматизации отказали.

У любой медали есть обратная сторона, и забывать о ней тоже не стоит.

Защитой от таких оптимизаций может стать личный бренд, уникальность специалиста или крепкие связи/знакомства. Что, в принципе, грани одного и того же.

Вот это и мотивирует «начальство» не повышать зарплату, а следить за ее равенством в коллективе.

И люди будут «довольны».

Чтобы прийти к такому выводу, Четти и его соавторы проанализировали более 20 миллиардов «дружеских пар». Для этого они изучили данные более чем 70 млн пользователей соцсетей, проживающих в США, в возрасте от 25 до 44 лет, имеющих хотя бы 100 друзей,– это около 80% всего населения страны в данной возрастной группе.

Исследователи рассчитали социально-экономический статус для каждого участника выборки, и сопоставили с аналогичными статусами его друзей. Понятно, что «бедные дружат с бедными, богатые – с богатыми». Среди друзей 10% самых богатых треть принадлежит к тому же социальному слою, что и они сами, а еще пятая часть – лишь немного уступает им по доходам. Шанс для бедного попасть в приятели к богатому составляет 1,6%.

Что произойдет, если у бедного появятся обеспеченные друзья?

Он почти автоматом окажется в более высокой доходной группе. Причем подъем будет быстрым. Если коротко – в окружении обеспеченных друзей вам с большей вероятностью предложат лучшую работу – для начала. А там одно начнет цепляться за другое…

При чем здесь «университет», в который надо поступить любой ценой?

При том, что «университет» - это единственное место, где «богатые» готовы пускать их в свой круг, при соблюдении ряда условий, отвечает Радж Четти.

Все остальные ключевые точки, как то: средняя школа, место работы, места досуга, церковь, места жительства (соседи) - не работают.

Может быть, богатые не хотят дружить с бедными, потому что подсознательно боятся возможной конкуренции с «голодными и дерзкими»? Нет, «этот лифт вниз не едет».  Радж Четти доказывает, что от дружбы «богатые» ничего не теряют. Социального и финансового капитала «наверху» накоплено столько, что богатые могут делиться им без ущерба для себя – было бы желание. Но желание это возникает у богатых далеко не всегда.

Почему важно исследование Четти?

Оно ставит под вопрос большинство социальных программ, направленных на «преодоление неравенства». Вы можете сколько угодно тратиться на парты и учебники для детей из гетто, но это не поможет им прийти к успеху. И переезд «в хороший район» не поможет. И зубрежка учебников, если она не приведет вас в аудиторию престижного ВУЗа, - тоже.

И даже если вам удастся написать бестселлер, выиграть в лотерею, победить в шоу талантов – богатые все равно не будут вас считать за человека. Для них вы останетесь лицом другого сорта. Хотя бы и талантливым. Хотя бы и с деньгами.

И это - общемировая тенденция.

Других,  статистически значимых, шансов нет.