
Техники судеб
16 постов
16 постов
3 поста
4 поста
9 постов
5 постов
3 поста
4 поста
10 постов
5 постов
Черная пятница
Пап, скажи честно, мы заблудились? ― спросил устало Ваня, когда они уже в третий раз прошли мимо обувного бутика «Легкая походка».
― Нет, сынок, не заблудились. Я прекрасно помню, что у туалета направо, потом через двадцать шагов магазин с красной сумкой, от него через две кофейни прямо, свернуть возле той, где кофе пахнет фундуком. Там мы должны попасть в ряд нижнего белья. Ищем итальянское, но не Милан, а Китай, разворачиваемся лицом к банкомату и идём триста двадцать три шага вправо, там-то и будет маникюрный салон.
― А разве фундуком должно пахнуть, а не мускатом?
Андрей негромко и безнадежно взвыл.
С женой они разминулись всего сорок минут назад, но ему казалось, что прошло минимум 8 лет и среди тысяч женских фигур, нервно снующих туда-сюда с фирменными пакетами ТЦ, он уже начал забывать, как выглядит его собственная супруга.
Благо в каждом новом отделе она настоятельно требовала, чтобы муж во всех ракурсах и при разном освещении запечатлел на телефон её обновку.
Спустя полдня у него уже была финальная версия жены в опознавательных одеждах.
Ориентиром для поисков служили: белый топик, рваные на коленях джинсы, высокие каблуки и яркий макияж, мало уступающий боевому раскрасу племени Навахо, который вошел в моду три с половиной часа назад и был нанесен в одном из туалетов торгового центра.
Андрей опустил телефон и снова посмотрел на толпу. Коварная мода сделала своё подлое дело. Он был готов поклясться, что когда они сюда только пришли, люди выглядели иначе. Сейчас же он чувствовал себя дрейфующей лодкой в океане белых топиков и рваных джинсов.
― Мы, конечно, попробуем ещё поискать, но ты, если что, присматривай себе по пути новую маму. Только смотри, чтобы одежда уже пробита была, без ценника!
― Пап!
― Что пап? Нужно быть готовым ко всему! На одних пельменях мы с тобой долго не протянем, год ― максимум.
«Тилинь-дилинь» ― пришло смс, после которого Андрей побледнел и, облокотившись на стенку, начал сползать по ней вниз.
― Что случилось?! Пап, не молчи! Это мама? Что с ней?!
― Нужно вызывать полицию, ― словно в бреду промычал отец.
― Похитили?!!!
― Да, деньги с кредитки! Твоя мать только что зашла в парфюмерный.
Сын сбегал за водой к ближайшему кулеру и выплеснул отцу прямо в лицо целый стакан холодной жидкости.
― Спасибо, сынок, ― саркастически протянул отец и попытался встать.
― Вам плохо? ― подошел к нему пожилой мужчина и помог подняться.
― Очень…
― Сердце?
― Да. Его нет у моей жены, уже час не можем найти её в этом человейнике.
― Как я вас понимаю! ― горестно произнес мужчина. ― Я сам здесь с женой и двумя дочками. Они уже неделю таскают меня сюда в отдел «Домашнего уюта» выбрать плед для дивана, говорят, что без моего мнения покупать ничего не будут, а стоит мне открыть рот и что-то сказать, как они тут же выгоняют меня из магазина и говорят, что я ничего не понимаю. Хожу сюда как на работу. Всех охранников в лицо знаю.
― Привет, Миш! ― поздоровался с ним угрюмый усач в форме, проходивший мимо.
― Видали?!
― Соболезную, ― искренне сказал Андрей, а Ваня сострадающе кивнул.
Тут вдруг на весь центр заиграла специальная демоническая музыка, и приятный женский голос оповестил о том, что до закрытия торгового центра осталось шестьдесят минут, а значит, наступает время вечерних скидок.
― Началось, ― дрожащим голосом произнес пожилой мужчина и перекрестился.
В этот самый момент концентрация белых топиков увеличилась втрое, а мужская часть посетителей мгновенно заняла оборону на сидячих островках.
Мужики кучковались, точно воробьи на ветках, боясь быть затоптанными в этой толкучке. Из их карманов то и дело доносились звуки смс, переливающиеся между собой и соединяющиеся в самую печальную симфонию, которая способна растрогать даже самое каменное мужское сердце. Они, не в силах что-либо предпринять, жалобно смотрели на то, как продавцы магазинов забирают их доходы и повышают свои.
― Советую вам скорее занять какое-нибудь безопасное место! ― прокричал мужик и сам ломанулся к туалету.
― Мама! ― крикнул Ваня и, бросив отца, подлетел к женщине, с ног до головы увешанной пакетами, и обнял её.
― Ваня, отойди от манекена! ― крикнул отец и, подбежав, схватил сына за руку.
― Нам нужно где-то укрыться!
― А как же мама?! ― жалобно пропищал мальчуган.
― Боюсь, на ближайший час ты осиротел на одного родителя, пойдем, я видел неподалеку фуд-корт с пиццей.
Отец с сыном отважно бросились сквозь толпу ополоумевших женщин и не без труда всё же пробились к кафе.
Когда Ваня доедал пиццу, а Андрей допивал третий бокал пива, из ниоткуда появилась с растрепанными волосами мама. Было заметно, что она запыхалась, но на лице её сияла широкая улыбка. В руках женщина держала новую сумочку и ещё четыре пакета из разных торговых отделов, одним из которых был бутик «Легкая походка». От неё пахло смесью пробников дорогих духов, а в ушах сверкали серебром только что купленные сережки.
― Ну как вам мой маникюр? ― деловито протянула она вперед одну руку.
― Очень красиво, ― устало ответили мужчины.
― Теперь я могу купить себе лобзик? ― немного заплетающимся языком спросил Андрей.
― Зачем он тебе? Пустая трата денег! Давай лучше завтра еще раз сюда придём, я тут нашла интересный отдел «Домашний уют», хочу купить новый плед для дивана!
Андрей тяжело вздохнул и, допив пиво, начал собираться.
На выходе он попрощался с охранником, назвав его по имени, написанном на бейджике, а заодно поинтересовался, будут ли здесь завтра показывать футбол? А послезавтра хоккей? Впереди их ждала неделя черной пятницы.
(с) Александр Райн
п.с. Фото из интернета, на авторство не претендую
Автор в соц. сетях
― Филипп! Филипп! Где Филипп?! ― мать открыла дверь детской, где, зарывшись под подушку, спал её сын. Пьяный гогот и крики, перекрывающие музыку, ворвались внутрь вслед за ней.
― Филиппуш, ― села она на кровать и, сняв с сына теплую оболочку одеяла, начала трясти маленькое щуплое тельце.
― Филиппчик, вставай, сыграешь нам.
― Мам, мне завтра к нулевому уроку, ― жалобно скулил мальчуган, стараясь не высовывать лицо из-под подушки.
― Филипп! Я кому говорю, пойдем, там дядя Рома пришел, он тебе робота подарил, ты помнишь? ― буквы в её словах плохо дружили друг с другом, превращаясь в кашу, но привыкший к этому диалекту с раннего детства Филипп всё понимал.
Мать оторвала от его лица подушку. Запах перебродившего шампанского, вырывающийся изо рта матери, ударил мальчику в лицо, отчего глаза начали слезиться.
― Сыграешь нам песню и пойдешь спать, а я тебе завтра денежку дам, купишь себе что-нибудь.
― Лучше купи мне новые ботинки, а то в школе меня бомжонком называют, ― обиженно произнес парнишка и попытался вырвать у матери подушку.
― Алла! Ну, где там твой Джими Хендрикс? ― послышался из зала голос дяди Ромы.
― Я не хочу туда идти, я хочу спать, ― хныкал Филипп.
Женщине это сопротивление порядком надоело. Она встала с кровати и, подойдя к компьютеру, вырвала провод из модема. Затем схватила телефон, который лежал на полке и громко заявила:
― Никакого больше интернета! Никаких майнкрафтов, ты меня понял?!
Отвернувшийся к стенке Филипп хлюпал носом и подрагивал от плача.
― На секцию тоже ходить не будешь! ― закричала мать, услышав из зала очередной шквал смеха.
Филипп повернулся и молча начал натягивать штаны.
― Слезы вытри, а то как девчонка себя ведешь! ― буркнула мать и принялась доставать гитару из чехла.
Молния никак не поддавалась, тогда женщина потянула за ткань в разные стороны, оторвав замок.
― На, ― протянула она сыну гитару и, подталкивая в спину, вывела его в зал к «достопочтенной» публике.
Стол с остатками еды был сдвинут в угол комнаты. За ним, запрокинув назад голову, мирно спала молодая девушка с размазанными по всему лицу тушью и помадой.
Приглашенные гости энергично дергались под какой-то попсовый биток, поверх которого плохо пела известная на радио личность. На диване, перекрикивая музыку, выясняла отношения пара. Мужчина горячо размахивал руками и периодически ронял что-то со стоявшей рядом тумбочки. На полу валялась разбитая копилка, когда-то имевшая форму слона, а из треснутой рамки в потолок улыбался Филипп, сидевший на плечах у отца. Фото было сделано до того, как мать отсудила родительские права и получила полное опекунство над сыном.
Дядя Рома отплясывал вместе с остальными гостями, приобнимая за талию крупную женщину с кудрявой головой, улыбающейся так, словно она выиграла миллион.
Мама Филиппа негромко фыркнула и, убавив громкость, звучно объявила:
― Уважаемые гости, сейчас для вас сыграет маэстро Филипп! Он гордость музыкальной школы и победитель районного конкурса юных гитаристов!
Разгоряченная спиртовыми парами толпа уставилась на паренька, державшего в руках гитару, которая в высоту была чуть меньше его самого.
― А ну, Джими, что будешь играть? ― спросил дядя Рома, смотря мимо Филиппа в декольте его матери.
― Мне все равно, ― прошептал мальчик, опустив в пол глаза.
― Цоя могёшь? ― захрипел сидящий на диване тип, закуривая сигарету.
Филипп неуверенно помотал головой.
― А Ольгу Бузову можешь сыграть? ― улыбнулась кудрявая женщина, стоявшая рядом с дядей Ромой. В её руках магическим образом откуда-то появился бокал, из которого она постоянно отпивала.
Филипп снова помотал головой.
― Филиппуш, а давай мою любимую, ну ту, про звезду, верхом та-да-та! ― наконец, сказала мать и поставила перед ребенком табурет.
Филипп забрался на импровизированный подиум и, закинув ногу на ногу, начал настраивать инструмент, дёргая струны и крутя барашки.
Гостям это быстро наскучило, они переключились на выпивку и вернулись к выяснению отношений. Кто-то крутанул громкость на музыкальном центре, и в колонках снова запело что-то очень популярное и малоразборчивое.
Наконец, Филипп настроил гитару и, ударив по струнам, запел.
Никто не слушал. Девушка за столом проснулась и начала что-то кричать о том, что ей плохо. Пара на диване праздновала перемирие жаркими поцелуями и облизыванием друг друга, а мать Филиппа закатила дяде Роме скандал похлеще Японии в вопросе о Курилах, то и дело тыча пальцем в кудрявую женщину.
Филипп продолжал петь. Слова любимой песни мамы Филиппа принадлежали Найку Борзову. Сам Филипп очень любил незамысловатые и позитивные тексты популярных лет 20 назад рок-исполнителей, и потому часто играл эти песни.
В момент, когда вечеринка достигла своего апогея, и весь дом стоял на ушах, Филипп дошел до припева, который исполнял чуть громче, чем остальную часть песни:
― О жизнь, ты прекрасна, о жизнь, ты прекрасна-а-а-а вполне, ― пел он грустно, но, как всегда, с душой, потому что по-другому не умел. В этот момент соседи начали стучать по батареям.
Дядя Рома, наконец, махнул рукой на женские разборки и, встав напротив Филиппа, начал отплясывать в такт музыке, подпевая невпопад.
Слезы капали из глаз, разбиваясь о сгрудившийся линолеум, но Филипп играл, надеясь, что мать наконец-то отпустит его спать.
Когда он допел и, полный надежды, повернулся в сторону комнаты, дядя Рома, расщедрившись на похвалу, начал уговаривать Филиппа выпить с ним водки.
― Да ты чё?! Ему десять лет, ― смеялась мать, обнимая мужчину.
― Ну и что, я в его годы уже бутылку портвейна из горла выпивал, ― гордо заявил Роман и потащил Филиппа за стол.
Мальчик вырывался, умоляя оставить его в покое. Филипп говорил, что ему рано вставать в школу, но упрямый гость не слушал его, обещая, что с мамкой обо всём договорится, и в школу можно будет не идти.
Дядя Рома налил Филиппу полстопки водки и насадил на вилку кусок колбасы.
― Держи, мужик! ― протянул он Филиппу стопку и, чокнувшись с ним, выпил свою порцию.
Филипп держал стопку и ждал, когда дядя Рома потеряет к нему интерес. Но дядя Рома не терял.
― Давай, чё ты ломаешься, пей.
― Выпей, Филипп, и иди спать, ― наконец, сказала мать, широко улыбаясь и поглаживая дядю Рому своим взглядом.
Филипп сделал глоток, и огненная вода тотчас обожгла его нёбо и горло, отчего мальчик громко закашлял.
― Мужик! ― похлопал его по спине Роман и попросил сыграть еще что-нибудь.
― Мне нужно спать, ― уже не скрывал слез Филипп.
― Давай, играй, я тебе еще налью, ― возразил мужчина.
― Ему хватит, ― сказала мама, в которой, наконец, проснулись родительские чувства.
― Пусть сыграет, он же маэстро, Джими, мать его, Хендрикс!
Мама встала перед Филиппом и строго сказала, чтобы тот немедленно шел спать, а если кому-то это не нравится, то он может катиться к чертям из её квартиры.
Дяде Роме такой тон показался неуважительным, и он выплеснул своё негодование в один хлесткий удар, который сбил женщину с ног.
― Мама! ― закричал Филипп и бросился к ней.
― Играй, щенок! ― рявкнул дядя Рома и налил ещё две стопки.
Никто не обращал внимания на ситуацию до того самого момента, когда Филипп схватил со стола нож и бросился с ним на агрессора.
Несмотря на то, что мужчина был в состоянии, близком к обморочному, он сумел выбить нож из рук пацана и отвесил ему хорошего «леща», от которого у Филиппа задвоилось в глазах.
― Пошла ты вместе со своим маэстро! ― плюнул Роман и, разбив гитару о стену, покинул греховную обитель в сопровождении кудрявой мадам. Их примеру последовали все остальные.
Филипп подошел к плачущей матери, сидевшей на полу, уткнувшись лицом в колени, и сел рядом.
Она гладила его по голове и продолжала тихонько всхлипывать.
― Спой мне еще разок, как там? ― дрожащим голосом спросила женщина.
― Верхом на-а-а звезде-е, вцепившись в лучи-и, с луной на поводке-е-е в ночи-и, ― еле слышно пропел мальчик.
― Спасибо. Там в холодильнике торт лежит, ― сказала мать и, встав с пола, начала собирать остатки бывшего музыкального инструмента. ― Если хочешь, можешь съесть кусок.
― Мам, когда всё это закончится?
― С завтрашнего дня, сынок, обещаю. Я всё для тебя сделаю, ты мне веришь?
Филипп направился к себе в комнату, чувствуя невероятное облегчение. Открыв дверь, он взглянул в темноту, а затем повернулся к матери и тихонько сказал:
― Верю, мам, с днем рождения.
Через год на пороге их квартиры снова возник дядя Рома. Он держал в руках букет цветов, новенького робота и мятую бумага, на которой было написано, что с этого дня он приходится отчимом Филиппу официально.
(с) Рассказы Александра Райна
п.с. Фото из интернета, на авторство не претендую
Автор в соц. сетях
Нотариус
В детстве, когда все мальчики мечтали стать гонщиками ралли, лётчиками, мореплавателями и космонавтами, а девочки топ-моделями, актрисами и благородными наездницами, Лёня мечтал стать нотариусом.
На детских площадках Лёня следил за всеми совершаемыми сделками и всегда носил с собой маленький блокнот, в котором оформлял любые взаимоотношения между детьми.
Если Маша хотела обменять свою куклу на Катину скакалку, откуда ни возьмись, возникал Лёня, важно доставал свой блокнот из портфеля и с серьёзным видом начинал оформлять сделку.
— Построил кулич на пару с другом? Лучше всего оформить долевое имущество, — с серьёзным видом заявлял Лёня, подходя к песочнице. — А оформить лучше через нотариуса, тем более хорошо, если нотариус знакомый, — подмигивал он.
Как только заинтересованные необычной игрой дети проявляли интерес, Лёня тут же мастерски убивал всю игру бюрократической вознёй, сбором документов, подписями, договорами.
Поначалу детей это жутко забавляло. Они чувствовали, что играют во взрослую жизнь, но бесило, что Лёня был слишком предан делу и подходил к нему с излишним пристрастием, за что его часто и грубо посылали, а иногда даже колотили. Потому маленький нотариус мигрировал от песочницы к песочнице, от горки к горке и от скамейки к скамейке, навязывая всем свои услуги. За неделю у Лёни набирался целый список сделок, заверенных подписями сторон и им лично.
Лёня отказывался выходить на улицу в обычной одежде и всячески настаивал на том, чтобы мать выпускала его в люди исключительно в деловом костюме с галстуком. Лёня всегда начищал туфли гуталином, густо намазывая слой за слоем, словно масло на хлеб, а потом растирал всё это щеткой, по ходу окрашивая гуталином половину прихожей и любимые шубы матери.
Сверстники Лёни просили на дни рождения футбольные мячи, велосипеды и собак, Лёня же умолял купить ему печать.
Мать несколько раз водила мальчика к психотерапевту, а через неделю кабинет врача закрыли из-за того, что Лёня позвонил в Роспотребнадзор и сообщил об истекшей лицензии врача.
Пока детвора во дворе строила шалаши, Лёня пошёл дальше и построил кабинет. К этому делу он подошел, как всегда, очень ответственно, стащив отцовские доски из подвала и выпросив у бабушки вместо карманных денег два рулона обоев, оставшихся у нее после ремонта.
Обои Лёня закрепил гвоздями, с помойки им были притаранены обшарпанные стулья, столом служила коробка от стиральной машины, а в качестве освещения Лёня использовал свечи, которые впоследствии стали причиной пожара.
В кабинете Лёня вел прием ежедневно после полуденного сна и на вечерней прогулке, вылезая из «рабочего кабинета» лишь по нужде.
Ребятня с завистью смотрела на хорошо сконструированную халабуду и часто просилась к Лёне в гости, но несмотря на то, что друзей у Лёни было ещё меньше, чем коренных зубов, он вел прием строго по очереди и исключительно по деловым вопросам.
И вот как-то раз на пороге Лёниного кабинета появился один из кинутых клиентов. Лупоглазый первоклашка по имени Тимур, щуплый мальчуган, который то ли каши мало ел, то ли пальцы грязные в рот часто совал.
Тимур положил на стол акт передачи имущества, заверенный Лёниной печатью и заявил, что имущество ему не было передано, а вот деньги с личного счета в виде заднего кармана штанов были списаны.
Карманные расходы Тимура были приватизированы третьеклассником Мишей. Широколицый пацан с очень насыщенным словарным запасом и тяжелой рукой решил, что солдатиков, которых он предлагал Тимуру по сходной цене, можно оставить себе, а деньги лучше забрать силой, что он и сделал.
— Разберемся, — спокойно сказал Лёня и, взяв со стола бумагу, направился прямиком на футбольную площадку, где обычно играли в мяч третьеклассники.
— Миш, тут подпись твоя стоит, надо бы человеку солдатиков передать, а то незаконно это всё, — профессионально и максимально спокойно произнес небольшого роста мальчуган в строгом сером костюме и черных как уголь туфлях.
— Пошли нафиг, молокососы, пока я вам рожи не набил, — рявкнул Миша и демонстративно размял кулаки.
Лёня молча развернулся и направился на противоположную сторону площадки, где играли другие дети. Там он нашел Славика.
Слава занимался карате и имел во дворе статус главного бойца, которого страшились даже старшие ребята, а по совместительству Слава являлся братом Лёни.
Между братьями было заключено соглашение о том, что Слава может съедать все сладости, которые покупались на двоих, в обмен на разовую еженедельную услугу в течение двух лет. Печать Лёни а этом договоре имела силу, так как любые споры между братьями решались на семейном суде, а против подписанной бумаги у Славы шансов не было.
Когда Слава подошел к Мише и помахал перед его носом подписанным договором, тот скрючил очень сердитую гримасу и, перечитав еще раз условия, нехотя достал из кармана трёх солдатиков и вручил их Тимуру, а затем попросил Лёню составить акт выполненной сделки.
Молва о свершившемся правосудии быстро расползлась по дворам, и через пару дней на крыльце самодельного кабинета уже толпились любопытные карапузы со своими сделками и договорами.
Лёня ходил на прогулку, как на работу, а все подписанные им бумаги резко стали иметь юридическую силу среди детворы. Даже спустя два года, после того, как сделка между ним и Славой была аннулирована, подписанные Лёней документы не подвергались халатному отношению и считались юридической гарантией среди ребят.
Со временем Лёня стал настоящим нотариусом. Даже будучи зеленым выпускником института, он уже имел широкую клиентскую базу, что помогло ему дослужиться до больших высот за короткие сроки.
(с) Рассказы Александра Райна
п.с. Фото из интернета, на авторство не претендую
Автор в соц. сетях
Гена всю свою жизнь откладывал деньги на сберегательный счёт. Каким-то чудом его сбережения пережили дефолт, все кризисы и прочие подлости судьбы.
Молодость Гены протекала за стенами слесарного цеха машиностроительного завода. До седых волос он резал, чистил, сваривал и рихтовал металл. Руки у Гены были золотыми, голова светлой. На работе его ценили и уважали.
А потом завод стал потихоньку умирать. Сначала один цех закрылся, затем второй, не стало знаменитой заводской столовой, где подавали самые вкусные гуляши и драники. Убрали автопарк, а ближе к Гениной пенсии закрылся и его рабочий уголок.
Гена устроился сторожем на время расформирования последнего цеха, откуда вывозили родное сердцу оборудование. Дни напролет он только и делал, что записывал номера машин и паспортные данные. В свободное время Гена читал различные сказки и фантастические рассказы, которые обожал с детства.
Одним майским утром Гена, не готовый отправляться на заслуженный отдых, поинтересовался у грузчиков, куда они отвозят станки и инструменты, может, там рабочие нужны? Но, как оказалось, все, кто покупал старый, но надежный инструмент, работали либо за границей, либо за сотни километров от Гены.
Через неделю Гена встретил на улице директора, под начальством которого проработал последние 10 лет.
― Добрый день, Иван Семёнович!
― Здорово, Ген, ну ты как? Готов с внуками сидеть?
― Да нет у меня внуков. Мы с Лидой пытались детей завести, но Господь был против. Чужого Лида не хотела, а я и не настаивал. А Лиды моей не стало уж как…
― Сочувствую, Ген, но ничего не поделать. Ну, хоть для себя тогда поживи, ― перебил его как можно деликатнее Иван Семенович, понимая, что разговор затянулся.
Директор уже отдалился от завода метров на сто, когда Гена его окликнул.
― Иван Семенович! Стойте!
Старый слесарь бежал за ним следом.
«Ёпрст, Гена, чего тебе ещё?» ― выругался про себя начальник.
― А что с цехом теперь будет?
― Сдадим в аренду, как и всё остальное.
― А с тем инструментом, что остался?
― Его потихоньку продадим или сдадим вместе с цехом, если кому-то это будет нужно, ― директор отвернулся, пытаясь быстрее дойти до своего автомобиля, но тут Гена выдает:
― А сдайте мне его! С инструментом!
От такого предложения директор невольно улыбнулся и, повернувшись к Гене, похлопал его по плечу.
― Я бы и рад, Ген, но, боюсь, у тебя денег не хватит, лучше уж…
― Есть у меня деньги! ― решительно заявил Гена.
Директор грозно посмотрел на Гену и, уже изрядно устав от этой беседы, сказал:
― Гена, хватит! Арендная стоимость такого помещения — два миллиона в год! На месяц я его сдавать не буду.
― Арендую на полтора года! Вместе с инструментом!
Директор посмотрел в глаза старику, отдавшему свою жизнь предприятию. Во взгляде он увидел твердую решимость и такой огонёк, который сейчас и у молодежи не встретить.
Директору стало жаль старика. Кто он, в конце концов, чтобы отказывать человеку в желании, тем более тому, кто всю жизнь посвятил этому производству.
― Хорошо, Ген, если у тебя и правда есть деньги, я тебе сдам цех и даже не возьму плату за оборудование.
― По рукам! ― протянул Гена ссохшуюся морщинистую руку.
Директор пожал её и ощутил силу, которая ещё теплится в этом человеке.
Гена снял все свои сбережения и, как и обещал, заплатил вперед.
Ровно в 8 часов, как это было 40 лет подряд, Гена вошел в цех и включил свет. За свою жизнь Гена успел поработать на всех станках, которые стояли в его цеху и знаний, которые он получил, хватало, чтобы можно было назвать его мастером-универсалом.
В цеху зазвенело, застучало, заискрило.
Гена, как и раньше, отрабатывал смену с положенными ему перекурами и обедом, на которых он не смел задерживаться и всегда вовремя возвращался на рабочее место.
Прошло полтора года, и директор за это время успел найти нового арендатора, готового снять цех на ближайшие два года. По его предположениям Гена должен был проводить всё это время, оплакивая былые времена и попивая горькую. Больше всего директор боялся наткнуться на одичавшего старика, который будет умолять его продлить аренду, а потому готовился при необходимости вызывать наряд.
Когда они приехали осматривать помещение, директор сильно удивился, увидев новые цеховые ворота.
Внутри горел свет, и слышались звуки работы.
Директор вместе с арендатором зашли через вход для работников, проходя через общую раздевалку, директор по ходу проводил экскурсию.
— Вот тут у нас душевая. Здесь ящики на сто человек, комната отдыха.
Они прошли мимо курилки, из которой повеяло ароматом любимых Гениных сигарет. Подойдя к двери, ведущей в цех, директор широко улыбнулся и, медленно открыв тугую дверь, собирался было сказать: «А вот и само производство», но вместо этого выдал:
― А это… А-а-а-а! Дракон!
Прямо у входа стоял огромный дракон с прижатыми к телу крыльями. Ящер был сделан полностью из металла, его жуткая пасть с заостренными зубами смотрела прямо на дверной проем.
Выматерившись от души, директор впервые за пятнадцать минут замолчал. Когда испуг его наконец-то отпустил, он вместе с гостем прошел вглубь цеха.
То, что они увидели, было просто потрясающе. Целый парк мифических и фантастических существ, полностью сделанных из железа. Здесь были мантикоры, грифоны, горгульи, минотавры и другие неизвестные директору особи.
Скульптуры выглядели как живые и восхищали своей изящностью.
Из дальнего угла, где располагался точильный станок, слышался характерный звон.
Проходя мимо невероятных суперреалистичных фигур, эти двое лишь изредка обменивались впечатлениями, совершенно забыв о цели своего прибытия. Дойдя до источника шума, директор увидел Гену, который затачивал огромный коготь.
― О! Иван Семенович! Я Вас уже три дня жду, приготовил сумму на следующие два года!
― Г-г-ге-на, это ты всё это сделал?! ― голос ошарашенного директора дрожал.
― Я, кто же ещё. Было пару помощников, конечно, но они быстро сбежали, не привыкли работать, ― спокойно, без малейшего намека на зазнайство, сказал Гена.
Директор и арендатор не могли поверить собственным ушам и глазам.
Гена натянул сварочную маску и приварил последний коготь к лапе василиска.
― И что ты со всем этим делаешь?
― Ну, вот этот, например, ― показал он на василиска, ― завтра поедет в Германию на выставку. Дракона у меня какой-то банкир заказал сыну на день рождения, на следующей неделе обещал забрать. Остальные пока ждут своего часа. В пятницу выставка будет. Может, кто глаз и положит. Вы тоже приходите, вход бесплатный.
― Я приду! ― заявил вдруг арендатор.
Директор посмотрел на восхищенное лицо мужика и тихо сказал:
― Я тоже…
Во время перекура Гена передал директору необходимую сумму и направился снова к станку.
Через два месяца Гена позвонил бывшему начальнику и сказал, что готов снять малярный цех.
(с) Александр Райн
п.с. Фото из интернета, на авторство не претендую
Автор в соц. сетях
Жена устроилась в школу скорочтения и в связи с пандемией ведёт уроки онлайн.
Пишет мне сейчас, что сегодня урок вела у одного ребенка, вместо трёх.
Одна девочка спряталась и её весь урок мама искала, а мальчик ткнул себе палкой в глаз и потому присутствовать не смог.
— Всё-таки мамины щи были вкусней, — сказал Боря, и эта капля стала последней в чаше терпения его супруги.
Щи молча были спущены в унитаз, зашитые на заднице джинсы вспороты, рассортированные по парам носки разъединены, а все общие фото сорваны с холодильника и, превратившись в бумажную авиацию, выпущены в окно вместе с магнитиками.
— Ты чего?! — испуганно спросил Боря, глядя на жену, нервно запихивающую его пожитки в спортивную сумку, где Боря хранил свои заначки: финансовые и жидкие.
— Чтоб рожи я твоей здесь больше не наблюдала! — прошипела жена и вручила Боре сумку, швырнув её через всю комнату и разбив копилку в виде свиньи, в которую Боря обещался с каждой зарплаты откладывать жене на новое пальто. На пол посыпались серебристые пятаки и рубли, между черепков затесался один смятый полтинник, который Боря в порыве любви кинул на годовщину свадьбы. Общая сумма накоплений составила 263 рубля и 73 копейки. Боря стыдливо собирал рубли по полу, а как закончил, заголосил:
— Да как ты смеешь меня выгонять?! Я здесь ремонт своими руками сделал!
Жена взглянула на криво поклеенные обои, там и тут отошедшие от стены, которые Боря купил с рук на Авито. В углу стояли потолочные панели, уже полтора года собирающие пыль и периодически заменяющие гладильную доску.
Напольные плинтуса Боря прикрутил без специальных соединителей и углов, объясняя это экономией. В процессе сверления кирпичных стен Боря полностью уничтожил три аккумулятора шуруповерта, что в денежном соотношении ровнялось мешку этих самых соединителей.
Про ванную и кухню говорить смысла не было, ведь Боря сразу предупредил, что он не плиточник, а на плиточника денег у них нет, потому всё вышло так, как вышло. А то, что у дельфина в ванной отсутствует плавник и половина морды, так это не его вина, что художник не рассчитал квадратуру их стены.
— Да куда ты без меня?! В огороде и полдня не протянешь! Кто рассаду поливать будет? А ветки кто сожжет? Мясо пожарит? Это тебе не вскопал грядку — весь день ходи, траву дергай, да салаты руби! Здесь мужская рука нужна. Меня не жалеешь, так хоть тёщу пожалей!
Тут Боря начал вспоминать, как он развозил любимую Любовь Геннадьевну на своей рабочей газели по всем колхозным рынкам. Как отдал её телевизор своему другу в ремонт, а тот, пользуясь накопленной годами мудростью, посоветовал ей купить новый, потому что этот уже никуда не годится. А то, что он пьяный его со стола грохнул, так это он им одолжение сделал.
Слова завели Борю на курорты Новороссийска, куда он отвез жену пять лет назад. Она тогда долго выпендривалась по поводу того, что это не отпуск, а трехдневная командировка, куда Боря взял её вторым водителем, заявив, что «газель» не сильно отличается от легковушки. Поняв, что жена вполне справляется, Боря всю обратную дорогу пил пиво и делился с ней впечатлениями от проведенного отпуска. Особенно ему запомнилось то, что им не пришлось тратиться на дорогущие отели, а ночевка в машине была замечательным романтическим приключением.
— Ну ладно тебе, солнышко, побузили и хватит, — лебезил Боря, расплываясь в одной из своих невинных улыбок обгадившего ковер щенка.
Жена смотрела на него прямым и переполненным иронии взглядом. Боря замолчал. Переосмыслил всё, что вылетело из его рта за последние десять минут, а потом молча взял сумку и вышел в коридор.
Когда он дошел до своей старой «газели» и попросил соседского мужика, как обычно, прикурить его сдохший аккумулятор, на телефон пришло сообщение от жены:
«Возвращайся!»
Боря широко улыбнулся.
— Так и знал, любит меня, дура!
Следом приходит второе сообщение:
«Ты забыл свой шуруповерт!»
(с) Александр Райн
п.с. Фото из интернета, на авторство не претендую
Автор в соц. сетях
Привычка – дело страшное. В подъезде установлен звуковой датчик, который включает свет при любом громком звуке. Как правило, зверь этот настроен на высокие частоты, а потому, каждый раз, когда я поднимаюсь на родной пятый этаж, специально звонко шлепаю на каждом этаже, чтобы чудо техники осветило мне путь.
Вчера вечером, возвращаюсь из магазина и попутно залипаю в телефоне. На улице сумерки. Мозг, работая в автономном режиме понимает, что если темно - надо громко топать, а ноги – они создания безвольные, им сказали они и топают. Иду я значит по улице и выдаю ритм, чуть ли не строевым. В какой-то момент мозг понимает, что программа работает со сбоем и вместо того, чтобы прекратить, я останавливаюсь и делаю один контрольный, громкий «топ», после которого обычно свет загорается аж на трёх этажах. Наконец, до меня доходит где я и как всё это выглядит со стороны. Быстро добегаю до подъезда и скрываюсь внутри, подальше от этого позора. Наверх поднимаюсь в тишине.
Гриша был обычным голубем, звезд с неба не хватал.
Он являлся счастливым обладателем вентиляционного отверстия под крышей старой пятиэтажки, которое досталось ему в наследство и жил, как завещали ему родители: ел и гадил.
— Кур-лык, кур-лык, Григорий Филиппович, как ваше ничего сегодня? — обратился к нему сосед по крыше голубь Аркадий, когда они встретились на остановке во время завтрака.
Грузные тетки и дядьки в ожидании автобуса лузгали вкуснейшие семечки и не жадничали перед голубями, щедро осыпая асфальт черными плодами подсолнуха.
— Не жалуюсь, Аркадий Олегович. Еды хватает, машин под окнами полно, коты на «Вискасе» обленились, тишь да гладь.
— Полностью с вами согласен, у меня всё точно так же. Только вот что-то последнее время всё чаще охватывают меня меланхоличные настроения, — сказав это, Аркадий погнался за наглым воробьишкой, который почему-то решил, что остановка общая и семечками нужно делиться. Мелкий улетел, грубо отозвавшись о фигуре Аркадия и пожелав тому оказаться под колесами трамвая.
— Хамло беспризорное! — кинул ему вслед Аркадий и продолжил завтракать.
— Позвольте спросить, чем же подкреплены ваши душевные тревоги?
— Видите ли, Григорий, я всё чаще стал задумываться: а в чем, собственно, наше предназначение? Зачем мы здесь? Какой смысл прилетать сюда каждое утро, а потом слоняться по дворам в поисках новых источников пропитания? Мы же не делаем ничего полезного.
— А помёт? — удивился Гриша.
— Согласен — это весело, но ведь бессмысленно же!
— Вы так считаете? А как же новая модель АвтоВАЗа, которую мы обгадили на прошлой неделе? Разве это не важно?
Семечки закончились. Один из голубей услышал, как в трех километрах от остановки кто-то открыл пакет с пшенкой, и вся пернатая армада взметнула в небо.
— Ох, Григорий, важно, конечно, но вам никогда не хотелось сделать что-нибудь по-настоящему значимое, постичь смысл своего предназначения? — продолжил беседу Аркадий в полете.
— Например?
— Ну, не знаю. Вы, например, слышали, что наши предки были почтальонами?
— Да, мой дед что-то такое курлыкал. Но разве это достойно уважения? Какое-то рабство.
— Но ведь куда приятней называться почтальоном, чем летающей крысой, вы не согласны?
Сизокрылая армия приземлилась в парке, где минуту назад старушка рассыпала желтое лакомство.
Когда все вокруг превратилось в одно большое море из голубей, воробьев и парочки сорок, старуха кинула еще пшена и громко в голос начала зазывать: гули-гули-гули.
— Господи, какой стыд, — произнес Аркадий, слушая старуху и собирая с асфальта зерно.
— Мне кажется, вы излишне пессимистичны, принимайте просто всё как должное, — произнес с набитым ртом Гриша.
— Григорий, мы благородные птицы! В истории были случаи, когда люди относились к голубям, как к священным созданиям. Нам поклонялись, возвеличивали. Голубь помог Ною во времена великого потопа, в Древней Месопотамии…
— Вы это будете? — перебил Гриша своего соседа, указывая на что-то.
— Но это же кусок ластика!
— Значит, не будете, — сказал Гриша и проглотил резинку.
— Ну неужели вам совсем не интересно попробовать начать жить лучше? Перестать побираться, стать кем-то значимым?
— Будьте конкретней, не томите, а то у меня несварение от ваших намеков.
— Ну хорошо, есть у меня одна идея. Знаю я один балкон, его никогда не закрывают.
— Я слышал, как люди там часто говорят о голубях, мол, полезная птица.
— И что же?
— Думаю, там наше предназначение, наша судьба, наш смысл! — Аркадий произносил это с таким воодушевлением, что сам чуть ли не терял сознание от важности собственных слов.
— Звучит не очень-то убедительно.
— А еще там кукурузой пахнет!
— Настоящей кукурузой?! Что же вы сразу не сказали? Мой отец рассказывал, что это самое вкусное, что он когда-либо ел!
— Ну что, летим?
— В путь!
Голуби вспорхнули, оставив позади курлыкающую стаю, которая, несомненно, радовалась тому, что два лишних клюва удаляются в неизвестном направлении.
Балкон, и правда, был открыт.
Два пернатых товарища приземлились на пол с важным видом и пешком потопали в комнату, где их ожидала сама судьба.
В комнате было темно и пахло экзотическими приправами.
Гриша уже начал было нервничать и хотел улететь, предварительно высказав соседу всё, что он думает о его меланхолии и судьбоносных заявлениях, но тут его глаз заметил то, ради чего он готов был жизнь отдать. На столе, словно солнце в пасмурный день, блестел початок кукурузы.
— Ну что ж, Аркадий Олегович, отдаю вам должное, вы не соврали, наша судьба, действительно, в стенах этой комнаты.
Гриша вспорхнул и через секунду уже клевал тот самый початок. Кукурузины с трудом отделялись, а на вкус напоминали обычный пластик. Он склевал примерно половину.
— Тьфу ты! Осмелюсь заявить, что достоинства кукурузы явно преувеличены, — не успел Гриша договорить, как в комнату ворвался человек. Он радостно что-то крикнул и двинул в сторону Аркадия, который в этот момент разглядывал стеллаж с книгами и восхищался качеством обложек.
— Добрый день! — галантно произнес Аркадий, видя довольное лицо хозяина, но вместо ответного приветствия сверху на него полетело какое-то покрывало.
Гриша, почувствовав, что запахло жаренным, сорвался с места и начал метаться по комнате, сбрасывая снаряды из непереваренной кукурузы.
— Уходим! Уходим! — кричал он.
— Григорий Филиппович, успокойтесь, наверняка, возникло недопонимание! — кричал Аркадий из-под покрывала.
Человек побежал в сторону балкона, чтобы закрыть дверь. Гриша, смекнув, к чему всё стремительно движется, опередил его, устремляясь на волю и скидывая по пути балласт в виде остатков кукурузы. Дверь захлопнулась прямо перед его клювом, и он врезался в стекло.
— Вот так свезло! — потирал руки человек, глядя на шарахающегося по комнате Гришу.
Поймать оглушенного голубя было несложно. Человек вытащил Аркадия из-под покрывала, а затем обоих пернатых товарищей посадил в большую клетку, которую достал из кладовки.
Человек ушел на кухню, оставив голубей одних.
— Господи Боже мой! Как я мог довериться вам! Сколько ещё семечек я мог съесть, сколько машин мог облагородить, даже потомства не оставил! — выл Гриша.
— Простите меня! Простите! Я лишь хотел достойной жизни… — оправдывался Аркадий.
Через пятнадцать минут в комнату вошел человек. В руках он держал кастрюлю.
— Ну вот и всё! Прощайте, Аркадий Олегович, знайте, я вас ненавижу!
— Прощайте, Григорий Филиппович!
Человек открыл клетку и вытащил из кастрюли два вареных початка кукурузы.
— Вот, варёная гораздо вкусней, — положил он початки внутрь и закрыл клетку.
— Ешьте, мои дорогие, а как попривыкните, начнем вас тренировать. Я давно хотел голубиную почту вернуть в обиход, да всё никак голубей специальных купить не мог, уж больно дорогие они, а вы ребята вроде смышленые, думаю, сработаемся. Как подружимся, отвезу вас на дачу, я там уже и голубятню соорудил! Будете питаться как короли и благородному делу обучаться! А не понравится, так улетите!
Когда человек ушел, Гриша, не в силах противостоять инстинкту, подошел к початку и клюнул. Это было так вкусно, что он буквально дрожал от восхищения.
— Простите меня, друг мой, что не верил вам! — обратился он к Аркадию.
Шокированный голубь стоял, вжавшись в угол.
— Знаете, я только сейчас, кажется, понял, что я и сам здесь из-за кукурузы.
(с) Александр Райн
п.с. Фото из интернета, на авторство не претендую
Автор в соц. сетях