Бокс по переписке, отчины и дедины
Юридические обоснования претензий средневековой Русской державы на мировое господство. Часть первая.
Для ЛЛ: Средневековье — время бюрократов и крючкотворов. Любой шаг должен был быть обоснован и подкреплен доказательствами. Или хотя бы «доказательствами». И, также как в современных судах, огромную роль играло словоблудие адвокатов.
Россия в позднее Средневековье (я беру время от Ивана III до Ивана IV) тоже успешно играла в эти игры. Самым первым и ясным аргументом был, конечно, «это наше, мы тут всегда жили».
Как вы лодку назовете
Мечи, сабли, доспехи, горячие кони, луки, первые пушки, что больше пугали, чем убивали… Все это — позднее Средневековье. Романтично! А еще — горы и горы бумаг: писем, посланий (не путать одно с другим!), записок, донесений, отчетов, приказов, жалоб и ответов на жалобы… Это тоже позднее Средневековье. И вот это уже совсем не романтично! Хотя, как посмотреть.
Я люблю фильмы про адвокатов. Как они ловко выкручиваются и троллят друг друга в попытках доказать правду. Свою правду. В XV-XVI веках люди уже отлично умели играть в такие игры. На государственном уровне, кстати. В заочном формате, «бокс по переписке». Оно и понятно: если, скажем, князья Священной Римской Империи еще могли по старинке собираться очно, то польскому или испанскому королям, равно как и русским царям, это было физически почти невозможно.
А публичность подобным зажигательным перепалкам придавала тайна переписки. Точнее — ее отсутствие. То есть послание писалось с изначальной установкой, что его содержание узнает не только адресат, а все, кому интересно: церковники, королева и ее люди, придворные, другие государи, разумеется, и их дворы — то есть, все, кого можно было счесть «общественностью». Впрочем, и этих хватало для поддержания тонуса «боксеров».
Кто тоже любит кино про адвокатов, тот знает, что (в фильмах, в фильмах!) те никогда не возражают сразу по существу, а цепляются к мелочам. Чтобы вызвать у суда и публики сомнения в добропорядочности другой стороны вовсе не надо сходу ту ругать. Так же поступали и дипломаты Средневековья. Их «обмен ударами» начинался с титула. Удобнее всего это показать на примере русского и польского государств, на них и покажу.
Все, кто хоть как-то интересуется историей, помнят эту «простыню» званий «Царь и Великий князь... Великая и Малая, и Белая… Царь Казанский… Князь Муромский...». Я упростил и совместил, не суть. Важен именно громкий титул с перечислением всех подвластных территорий. И такое было совсем не только российской традицией. Полные титулы тех же польских королей не уступали.
Великий князь Василий III Иоаннович. Царский титулярник 1672 г
Почему титул был так важен: поскольку карты существовали в единичных экземплярах, а учебников политической географии не было вообще, то титул был, практически, единственным средством обозначения принадлежности земель. При этом в титуле были три равноважные части.
Во-первых, собственно то, что мы сейчас зовем титулом — царь, король, великий князь. Эта часть была важна для, скажем так, равновесного диалога. Ну негоже императору с простым, даже не великим князем на равных беседовать. А вот с царем, то есть тоже имперским титулом («цезарь» же) — уже другое дело.
Во-вторых, общая, показывающая мировое, так сказать значение — «король польский, великий князь литовский, великий князь русский». Понятно, что большую часть истории, а то и вообще никогда всех польских, литовских и русских земель под данной короной не было, но претензия на них есть и претензия обоснованная — что-то ведь да было.
И, наконец, в-третьих, фактическая — «князь жематийский, князь полоцкий» и так далее. В ней указывались основные точки владений данного государя, ключевые пункты, часто — пограничные с адресатом письма. Если же была война и тот же Полоцк или Смоленск переходили в другие руки, то вовсе не сразу данный факт отражался в титуле. По крайней мере, пока оставалась надежда отбить обратно.
Титулы, кстати, должны были признаваться другими государствами. Этим хитро пользовались и поляки, и наши: часто за «согласием» отправлялись куда подальше — в Англию, Испанию и даже Португалию. Тем, в принципе, было все равно, чей Смоленск — каким титулом послы представились, тем и именуют. А у пославшего козырь — вот, меня и на туманном Альбионе признают как демократически избранного… тьфу, законного государя. Это было важно, так как дело касалось теперь уже репутации признавшего — не давать же задний ход! Поляки обожали делать все через французский двор, а русские — через соперничающих с Польшей на юге Габсбургов, то есть через Вену и Мадрид. Англию посещали попеременно с примерно равным успехом.
С титула послание надо было начинать и, логично, что средневековые тролли додумались уже тут же попробовать собеседника «на зуб». Если выбросить какое определение — обидится ли? А если убрать вступление «Милостью божьей», намекая, что вовсе не ей, а диаволовым попущением тот на троне сидит — что будет? Будет взаимная перепалка с теми же самыми приемами.
Больше того, поскольку переписка велась с чуть меньшей скоростью, чем нынче в комментариях на Пикабу, было время не просто придумать достойный ответ, а получить на него санкцию вышестоящего дипломата и записать в отчетах для следующих поколений. «А тител убавлено того деля, что король писал не сполна…, не написал “милостью божиею” и “великого государя”». (цитируется по Кром М. «Стародубская война (1534—1537). Из истории русско-литовских отношений»).
Почему это было важно? В первую очередь это, конечно, была игра на публику. На тех самых других государей, что, разумеется, следили за ситуацией на той же русско-литовской границе и строили свою политику исходя и из этих отношений. Ведь если польско-литовское войско уйдет на восток, то оно не сможет придти на юг или запад. Да и русские задачи интересны — одно дело, если будет война с Литвой и совсем другое, если с Крымом или Казанью.
Историки спорят, были ли иные смыслы в этой словесной эквилибристике. Намеки, например: сегодня не поименовали противника «князь такойто», а завтра и княжества отберем! Постараемся. Точных доказательств, как обычно, нет, но некоторые исследователи в этом уверены.
Ну и в-третью, но совсем не в последнюю очередь, это было показателем намерения писавшего. Насколько вообще важен для него контакт и скольким он готов поступиться. Впрочем, на эту тему профессиональные исследователи тоже друг с другом не согласны. Но не указать на возможно существовавшую причину я не мог.
Кроме титула имелись и другие места обмена ударами. Справлялись ли в послании о здоровье, о семье, о быте, именовали ли собеседника братом, другом или еще как, желали ли чего хорошего или оставались в сугубо деловом стиле…
Отдельной строкой следует отметить уважение и проявление оного: на каком языке велась переписка и на каком ее просили или требовали вести; старались ли сгладить религиозные разногласия или наоборот, выпячивали при первой возможности. Это кажется не очень важным, но на самом деле мир в то время переживал очередной стресс определения культурной идентификации, в которой язык и религия (на тот момент) были ключевыми. Чисто феодальные привязки уже переросли, до национальных еще не дошли.
И.Я.Билибин. Думный дьяк
Но, в общем, все эти словоблудия сводились к одному: нервировать противную сторону и посеять у всех читающих сомнения в чистоте ее аргументов. Главное было, все-таки, как раз за доказательствами своей правоты. О них и поговорим.
Отчины и дедины
«Отчины и дедины» — стандартная формулировка наследственных владений русских государей. Отчины — понятно, отчизна и сейчас частоупотребляемое слово, то, чем владели отцы. Слова «дедины» вы в повседневном лексиконе не найдете, но смысл и тут ясен — владения дедов. И для средневекового Русского государства важны были оба эти слова.
В школьной программе по истории Древней Руси все мы встречали такое понятие, как «лествичное право». То самое, что минимум половина народа запоминала как «лестничное». Даже с обоснованием своей ошибки — это ж, типа, как лестница, ступеньки снизу вверх. На самом деле все как раз наоборот — лествица, то есть дерево, характеризуется не вертикальным, от отца к сыну, а горизонтальным, от брата к брату, наследованием. Теперь понятна важность дедов — у деда владений могло быть куда больше, чем досталось отцу.
Но почему тогда на все эти земли претендует один человек, царь? Потому, что лествичное право на практике сменилось удельным — все, что отец имел, получают сыновья. Или один сын. Да, но как же тогда с «дединами»? У дядьев-то свои сыновья есть? Ведь Рюриковичи давным-давно разделились на всяческих Ярославичей, Мстиславичей, Изяславичей и прочая, и прочая, и прочая.
А вот тут самое время восхититься хитромудростью предков. Потому что на практике лествичное право сменилось удельным, но вообще-то нет. Официального отказа и официального же закона на Руси не было. Вот как в 1097 году было официально провозглашено лествичное право, так в 1797 году Павел I официально провозгласил примогенитуру (это когда все — старшему сыну, девочки исключались). То есть ровно 700(!) лет наследственное право было «тут играем, тут не играем, тут рыбу заворачивали». И это не формальность — того же Ивана Грозного и даже Петра I бояре-заговорщики планировали отстранить от власти именно на основании лествичного права. Оно понятно, что был бы царь хороший, а заговорщики найдутся, но все-таки заговор на правовой основе смотрится куда солиднее.
И в международных делах русские вытаскивали тот пункт, который им в данный момент выгоден. Претендуют на Киев? Так понятно, дедины родные, киевский стол всегда за Рюриковичами был! Претендуют на новгородские земли на Урале? Так ясное дело, царь-батюшка Новгород завоевал и по удельному праву все земли новогородские теперь за Москвой! Все законно!
Вопрос с «отчинами и дединами» касался, конечно, не только крупных образований, вроде больших городов или даже целых земель. Но и объектов поменьше, но тоже важных — крепостей, городков, гаваней и даже таможенных пунктов. И здесь дело в средневековой географии.
Любой, кто более менее серьезно изучал Средневековье, рано или поздно (чаще рано, конечно) откровенно изумлялся, насколько же мало жило в то время народу. Я говорю сейчас о Европе и России в первую очередь, но даже в Китае и Японии было не лучше. Огромные, гигантские пространства были фактически безлюдны, а цивилизация вытягивалась ниточками по берегам морей и рек, да редким бисером покрывало остальную территорию. Государства представляли собой, фактически, совокупность множества разделенных безлюдьем кусочков: городов, крепостей, гаваней, к которым прижимались деревни и села. К концу Средневековья, к XV-XVI векам, людей прибавилось основательно, деревни распространились по просторам стран более равномерно, но все равно огромные пространства были пусты и никому не нужны. Ну, местным жителям из крохотных селений разве что, если они там были.
Именно поэтому за устье Невы, например, или балтийское побережье шли бесконечные споры, а Карелия или центральная Финляндия лежали всеми забытые. Что там брать-то? А вот Нева — торговый узел, важно. То есть, вся средневековая политика строилась на точках-узлах. Никаких сплошных границ нет даже приблизительных. Вот докуда пушка с крепостной стены дострельнет — так точно наша территория. А докуда разъезд конный доскачет — тоже наша, если на вражеский разъезд не наткнется. Эта крепость наша, вон та, за сто пятьдесят верст — ливонская, а все, что между — серая зона. Мы первые успели законный налог собрать — хорошо. Они первые успели пограбить — плохо. «Мы» и «они» подставить по желанию.
Понятно, что принадлежность таких точек была очень важна. Дело ясное, когда крепость стоит, свет горит, за окном видна даль — в общем, есть, что предъявить супостату. Куда сложнее, если, как обычно было на том самом балтийском побережье, крепостицу (частокол и десяток мужиков с дубьем под началом одноногого ветерана) поставил твой прапрапрадед, потом приплыли датчане, снесли и поставили свою, ту отобрали прусы, тех побили шведы, шведов побил твой дед и поставил опять свою, но уже на шведском фундаменте, ту взяли ливонцы и теперь не отдают взад. Тут для доказательств поднимали кучу документов, в первую очередь — налоговые листы и таможенные декларации. Мол, если деньги с крепости получали — значит точно была. В ход шли также отчеты комендантов, расписки об израсходовании бюджетных средств на строительство, и, конечно, планы самих крепостей.
Крепость Копорье - один из самых знаменитых примеров таких крепостей
Ну и, наконец, аргумент «отчин и дедин» активно применялся в случаях, когда никаких крепостей не было. Не было, но очень хотелось, чтобы они там были. Вот в этой уютной бухточке при впадении судоходной речки. Всем же понятно, что не могли предки такой удобный кусок земли упустить. Всем, кроме ворогов проклятых. Тут начинались разглядывания старых договоров «под лупой», попытки обосновать, что если написано «от озера до мыса», то это, конечно, означает «и еще на полдня скачки дальше».
Были надежды выиграть такие споры реальны? Нет, практически нет. Но затевались они не для этого. Все же понимали, что сколь ни спорь в письмах, сколь не приводи аргументов, а на деле все решат войска и пушки. «Ultima ratio regum», «последний довод королей» — это, как известно, приказал отливать на пушках кардинал Ришелье лет на сто, а то и двести позже наших юридических баталий, но на деле это было уже так. И вот тут, если последним доводом удалось убедить соперника, что крепости в данной бухте быть, и вспоминали «бесплодные» препирательства прежних лет. Вот, мол, не разбой бесстыдный чиним, а свое родное восстанавливаем. Возражения есть? Возражений нет.
Итак, аргумент «отчин и дедин», при всей странности некоторых его аспектов, кажется современному человеку вполне понятным и обычным. А вот во второй части я попробую описать два других, очень и очень важных аргумента, которые в нашу с вами логику укладываются уже плохо. Но ведь тем интереснее!