Именно так начинались новости Центрального телевидения СССР в этот день несколько десятилетий подряд: приподнятая торжественность и явственно праздничная атмосфера с первых минут нового дня — первомайского.
Как отмечали Первомай в недалеком прошлом в разные годы — небольшой фоторепортаж их разных городов Союза.

С праздником!

Я скучаю. Скучаю по бабушкам в платочках, завязанных на подбородке, и в темных длинных юбках, которые сидели на лавочках перед своими домами. Во всех селах и деревнях были такие деревянные скамейки без спинки и такие бабушки.  Пережившие войну и всякие беды, привыкшие к  жизни колхозной, общинной они, вероятно, с трудом переживали одиночество. Они следили за всем, что происходит на улице и, конечно, надеялись, что кто-то  к ним обязательно подойдет и заговорит.  И еще заговаривали первыми, не особо рассчитывая на отклик. Мы ходили с подружкой в школу мимо такой бабушки, и каждый раз вслед нам неслась какая-нибудь «тирада» про погоду, мысли и жизнь.

Прошли годы, и я уже проходила мимо бабушки  с маленькой дочкой за ручку. Завидев нас издалека, она  проворно кидалась внутрь двора, хлопала дверь дома, а потом старушка появлялась в калитке с конфетой в руках, которая вручалась малышке с улыбкой. Доча моя пугалась, пряталась за меня и не очень радовалась конфете. Бабушку это не смущало, и она еще долго провожала нас глазами, вспоминая, наверное, своих детей и внуков.  Я не знаю, может быть,  какие – то ее дети  умерли от голода или не вернулись с войны. Может быть,  внуки ее забыли, или уехали за границу… Сейчас я бы точно подошла к этой бабушке, поговорила и посочувствовала, но ее нет, а современные бабушки сидят не на лавочке, а в «Одноклассниках».

Я скучаю по молодым родителям, которые радовались,  улыбались и строили радужные планы, а не доживали последние годы своей жизни. По теплоте в их ясных глазах.

Скучаю по общенародным советским праздникам и тому радостному возбуждению, которое им предшествовало. С утра перового или  девятого мая, или седьмого ноября  мы надували воздушные шары равных цветов и конфигураций. Вернее,  этим занимались папа и старшие сестры, а я носилась по комнатам  с уже надутыми,  подбрасывая их вверх. Некоторые шарики оставались дома, а некоторые я брала на демонстрацию. Ходьба в колонне со взрослыми, которые несли знамена и транспаранты, пели и весело шутили,  воспринималась  как какое-то  очень важное и нужное действие. И все мы – детали одного  механизма. Почти одно целое.

Я скучаю по  волшебным кабинкам переговорочного пункта.  Все начиналось с  телеграммы – вызова, сообщающей о том, что наши родственники такого – то числа заказали с нами переговоры. В назначенный день и час мы с родителями, празднично одевшись, шли на переговорный пункт.  В отполированной кабинке с телефоном  по-особому пахло, и лица у родителей, когда они держали в руках телефонную трубку, тоже были особенные. По дороге назад они оживленно обсуждали новости. О том, что кто-то женится, или заболел, или уехал в другой город, или родился.

Я скучаю по  радости, когда мне дарили новый альбом для рисования или тонкую книжку, или когда в почтовом ящике я, наконец, обнаруживала журнал «Мурзилка». Сначала журнал бегло пересматривался страница за страницей. Потом  постепенно прочитывался от корки до корки постранично. Как хотелось, чтобы он был потолще!

Я скучаю по множеству вещей и событий, которые, казалось, будут со мной всегда. Сегодня я вдруг решила, что хочу написать о своем детстве. О самом главном и волнующем.  Первая глава уже готова.  Опубликую в следующем  посте.

Если учесть тот факт, что в Баку купить что-то стоящее и даже слегка заграничное можно было только в волшебном мире недосягаемого для меня тогда "8-го километра", откуда привозили нереальной крутости майки и варёнки в пакетах, которые разбирались быстрее, чем бутерброды с прозрачной докторской, и служили еще не один месяц в качестве дамского аксессуара, нарядиться к параду в честь Первого Мая в Хачмасе представлялось и вовсе невыполнимой задачей. А к празднику готовился весь город и единственный универмаг был обчищен модницами за недели до. Оставалось только прошерстить бабушкины запасы, что сравни посягательству на казну, или закупить пару метров бракованных обрезов и поддаться воле своенравной швейной машинки Зингера, которая всегда имела своё мнение и, в качестве личного вклада в дизайн модели, могла запросто настрочить рифов и наделать симпатичных дырочек в неположенных местах. А парад на носу и в домашнем не пойдешь. Тупыми от природы ножницами смело, наугад, отсекаю всё лишнее от далеко не мраморной глыбы, но от дико непослушной бязи и собираю пазл, который вынужден будет играть роль праздничного платья. Несмотря на усилия Зингера, оно получилось вполне себе ничего. Но это же праздничное платье! Значит нужны кружева. А на занавеску в кладовой никто и не смотрит. Торопливо примётываю полоски к лифу и подолу, пристрачиваю. Просвет в окне кладовой заметят уже после праздников. А если будут ругать - покажу им платье и они, наверное, простят? Утром бежим на главную улицу. Бежим без опаски, так как туфлей нет - мы босые. Только на асфальте, уже очень горячем, надеваем шлёпки. Вся улица в гирляндах огромных бумажных цветов и вымыта до блеска. Лавочки и магазины ещё закрыты, но со стороны вокзала уверено дышит запах свежего железнодорожного хлеба. И люди, совершенно вдруг, начинают сначала галдеть, потом появляются разряженные отовсюду. Все здороваются, делятся итак всем известными в таком маленьком городке новостями и все чего-то несут. Кто в подносах, кто в коробках, кто в скрипучих самодельных тачках, на которых еще вчера каталась по округе детвора и никто не переживал где эти шалопаи - у каждой тачки был свой неповторимый скрежет и найти обормотов по горячим следам... А запах хлеба становился всё настойчивей и спонтанный завтрак из овощей, сыра, лаваша и отварных яиц с огромными ломтями этого соблазнителя подкрепил всех и, будто по мановению волшебной палочки, народу на улице стало в три раза больше. Большие и маленькие плакаты, ещё больше цветов размером со слоновью голову, которые плавно покачивались в толпе. Трибуна была установлена еще три дня назад, но только теперь она обрела по-настоящему великолепный вид - в секунды её обнесли яркими гирляндами и обвесили со всех сторон транспарантами и плакатами. Из-за количества народу уже сложно стало хоть что-либо разглядеть. А ведь до начала парада ещё полтора часа! И платье новое! Продраться ближе к середине? Ещё слишком рано, ещё даже грузовики-платформы не подъехали к началу улицы. Нет. Рано. Надо сбегать к Летнему кинотеатру, посмотреть что там. Юрко маневрируя между людьми и флагштоками, я проскальзываю за трибуну и уже легко. Ракушка кинотеатра выглядит просто потрясающе. На сцене еще одна трибуна, но уже много меньше. Красиво! Тут мои любимые фиалки и дикий виноград. Бегу вокруг к Телеграфу - там красивый газон и парад будет идти как раз вдоль. Вдруг громко кашлянул микрофон, пробормотал невнятное и сразу же грянул оркестр. Толпа взорвалась в приветственных возгласах и я стремглав ринулась назад. Сколько же я тут гуляла? Того гляди пропущу всё на свете! Пробираться через частокол из людей становилось всё сложнее, но я старалась изо всех локтей и пяток. Я знала, что впереди, в главной колонне будет идти мой дедушка и ни в коем случае не могла пропустить его проход перед трибуной. И успела! Он шел, с гордо поднятой головой, в сильно поношенном уже, но идеально выглаженном пиджаке. А не в форме. Так как приказ о его реабилитации был унесен ураганом бюрократического произвола того времени. И прибило эту бумажку к нашему берегу уже много позже. Но в тот момент - он был горд и счастлив. И я, в уже оборванных кружевах из кладовочных занавесок, с замызганными до колен лодыжками, вытянувшись в струну в равнении на, салютовала ему по-пионерски.