"Я буду беременна, если он меня поцелует!", - сказала 18-летняя Валя накануне своей свадьбы. Ее сестра Лиза открыла рот от изумления: "Как, ты не знаешь?!". Лиза решила, что сестра шутит..

"Разве дети рождаются не от поцелуев? - спросила Валя. И добавила сердито. - Ты разыгрываешь меня, Лиза!".

21-летняя Лиза, рано ушедшая из дома и немало пожившая в Петербурге, поняла, что ей придется объяснить 18-летней сестре, откуда берутся дети.

Вздохнув, она начала.

В 1877 году в городе Нерехте Костромской губернии в семье купца Александра Дьяконова и его супруги Александры родилась девочка, назвали которую Валентиной.

Валя была второй дочкой Дьяконовых, первой была Лиза, будущая знаменитость. Лизе уже исполнилось три годика, и появление в доме нового, непонятного, кричащего существа очень ее заинтересовало. Лиза, хоть сама еще совсем кроха, взяла своеобразное "шефство" над сестричкой. Так оно впоследствии и повелось.

Семья Дьяконовых считалась довольно богатой. Отец, потомственный почетный гражданин города Нерехта, был владельцем ткацкой фабрики. Фабрика эта и сыграла с ним дурную шутку, а, возможно, и с его старшей дочерью Лизой.

Еще до женитьбы в 1873 году на Александре Егоровне Горошковой, дочери ярославского купца средней руки, Александр Иванович сошелся с красивой фабричной работницей, от которой подцепил дурную болезнь. Наследственный сифилис, по всей видимости, передался и Лизе.

Валя родилась в тот момент, когда "дело Дьяконова" неумолимо рушилось. Фабрика приносила убытки, у отца образовалось немало долгов. А тут еще с каждым годом ухудшающееся здоровье папеньки...

Болезнь доконала купца Дьяконова в 1887 году. Пятеро детей - Лиза, Валя, Надя, Володя и Саша - остались без отца. Мать, Александра Егоровна, не отважилась взять на себя Нерехтинскую фабрику и продала ее, понеся значительные убытки.

Закончив все дела в Нерехте, Александра Егоровна забрала детей и переехала в Ярославль. Все же город покрупнее, чем Нерехта, и там мадам Дьяконова надеялась каким-то образом пристроить своих отпрысков, особенно, девочек, приближавшихся уже к возрасту невест.

В Ярославле с 10-летней Валей начал заниматься репетитор, студент Демидовского юридического лицея Валентин Катрановский. 13-летняя Лиза, которая к тому моменту уже два года вела дневник, поступила в женскую гимназию при Сиротском доме.

Лиза мечтала поступить на Бестужевские курсы - одно из первых женских высших учебных заведений в России. Своей мечтой девочка заразила и сестру Валю.

Вот только маменька была резко против. Александра Егоровна, как настоящая купеческая жена, считала, что девицам следует искать выгодную партию, выходить замуж, рожать детей и создавать свое семейное гнездышко.

Лиза, которая не считалась красавицей, а в дневнике называла себя "уродом", не видела для себя подобной судьбы. Девочка желала стать первой женщиной-адвокатом в России, путешествовать по всему миру.

Валя, которая росла настоящей красавицей, сомневалась. Одним ухом она слушала старшую сестрицу, рассказывавшую о невероятных перспективах, которые открывают перед девушкой Бестужевские курсы, другим - прислушивалась к маменьке, рисующей картины счастливой семейной жизни. Картины, которые сама Александра Егоровна в браке так и не увидела.

Годы шли. Девицы Дьяконовы взрослели. В 1891 году 17-летняя Лиза окончила гимназию с серебряной медалью и собралась подавать документы для поступления. Мать своего разрешения не дала, но, проявив настойчивость, Елизавета все же стала слушательницей Бестужевских курсов, уехала жить в Петербург.

Вале сестра пообещала забрать ее к себе после того, как обустроится в столице. Перед отъездом Лиза умоляла 14-летнюю Валю не стать "жертвой мужчины", то есть, не выйти замуж. Тем более, что претендент на Валино сердце давно уже был.

Студент Валентин Катрановский, репетитор Вали, когда-то нравился и Лизе. В своем дневнике она писала о чувствах, которые обуревали ее, когда Валентин находился рядом. Но это была любовь односторонняя, невзаимная: Валентин сразу же отдал предпочтение красавице-Вале.

Мать девочек всячески привечала Катрановского и высказывала надежду, что по достижению Валей 18-летия, она и Валентин сыграют свадьбу. Лиза была категорически против: она настаивала, что сестра должна поступить на Бестужевские курсы.

В 1895 году, приехав домой в Ярославль, Лиза обнаружила, что здесь уже вовсю идут приготовления к свадьбе. 18-летняя красавица-Валя была счастлива, носилась по дому, как на крыльях. Валентин Катрановский практически все время проводил в доме у Дьяконовых, и он явно был влюблен в свою невесту до умопомрачения.

Лиза поняла, что сестра, бывшая для нее единственной подружкой с раннего детства, ускользает от нее, выбирая не карьеру женщины-юриста, а совершенно иной путь. Путь жены и матери.

Между сестрами состоялся разговор, в ходе которого Лиза узнала ошеломившую ее вещь:

"Вдруг случайно, почти накануне свадьбы, я узнаю от нее, что она еще невинный младенец, что она… не понимает и не знает ничего. “Валя, послушай, ну вот мы с тобой читали, иногда говорили об этом… Как же ты понимаешь?” — “Конечно, так, что они целуются… от этого родятся дети — точно ты не знаешь?” — даже с досадой отвечала сестра. Я улыбнулась. “Что же ты смеешься? Разве есть еще что-нибудь? Разве не всё? Мне одна мысль о поцелуях противна, а ты смеешься!”

Восемнадцатилетняя Валя была уверена, что дети родятся от поцелуев! Лиза была потрясена. А, между тем, удивляться было нечему. Это она, Лиза, была "отрезанным ломтем" в семье, маменька давно махнула на нее рукой. В 13 лет Лиза прочла "Крейцерову сонату" Толстого, читала Золя и Мопассана, а в 17 лет уехала в Петербург.

Валя же оставалась дома, в Ярославле, воспитывалась строгой и религиозной маменькой, для которой было совершенно немыслимо говорить с дочерью о том, как появляются дети.

Да что там Валя, купеческая дочка! Дочки дворян, даже таких прогрессивных, как упомянутый выше граф Л.Н. Толстой, зачастую находились в неведении. Вот что писала в своем дневнике 15-летняя Татьяна Львовна Толстая:

"Я помню, например, раз мне мама сказала, когда мне было уже 15 лет, что иногда, когда мужчина с девушкой или женщиной живут в одном доме, то у них могут родиться дети. И я помню, как я мучилась и сколько ночей не спала, боясь, что вдруг у меня будет ребёнок, потому что у нас в доме жил учитель".

Узнав о полной неопытности и чистоте сестры, Лиза испугалась за нее:

“Таким образом, выходя замуж, сестра была похожа на овцу, которая не знает, что ее через несколько времени заколют. Я слыхала и раньше, что ужаснее этого ничего нет”.

Елизавета решила взять на себя обязанность матери, и, как сказано в дневнике, "усадила Валю подле себя и тихо-тихо объяснила ей все".

Валя была шокирована, когда "занавес жизни" внезапно распахнулся перед ней, показав самую тайную сторону любви.

Тем не менее, Валя не отказалась ни от свадьбы, ни от своего жениха. Лиза ужасно переживала:

"Теперь я начинала жалеть сестру; взвешивая все обстоятельства, я находила, что сестра жертвовала слишком многим: ведь до свободы оставалось всего полтора года. В. брал на себя слишком много, едва ли сознавая это. Сравнивая их, я находила даже, что он ее не стоит, что она слишком хороша для него: красивая, с небольшим, но независимым состоянием, очень не глупая от природы и с сильным стремлением к умственному развитию, с хорошим характером – моя сестра представляла собою очень интересную девушку. В. выбрал именно ее, лучшую из нас. Глухое озлобление поднималось во мне против него, и я чувствовала, что как-то враждебно отношусь к нему. И в то же время я не могла и не смела ничем выражать своего горя: я расстроила бы сестру, только разбередила бы больное место".

"Свобода", о которой упомянула Лиза, - это прописанное в отцовском завещании условие, что по достижению 20 лет каждая его дочь получала свою долю наследства, то есть, становилась финансово независима от матери. Лиза уже свою долю получила, Валя готовилась получить.

30 апреля 1896 года Валя стала супругой Валентина Катрановского, и на следующий день молодая семейная пара отправилась из Ярославля в Киев.

Лиза горько плакала: она понимала, что теряет Валю. Если не физически, то духовно:

Она стояла под венцом, прелестная в своем белом атласном платье, длинной белой вуали и венце из флёрдоранжа, тоненькая и стройная; рядом с ней стоял В., такой высокий и эффектный при ярком свете свечей; оба они так похожи друг на друга и составляли красивую пару. Вечером проводили их на вокзал. Поезд тронулся; молодые вышли на площадку; Валя махнула платком раз-другой… и поезд медленно исчез в темной дали.

Лизины мечты о совместной учебе с сестрой на Бестужевских курсах, о работе первыми в империи женщинами-юристами, о путешествиях - все разбилось. Валя уехала.

В 1899 году Лиза Дьяконова окончила Бестужевские курсы. Пыталась устроиться в министерство юстиции, но получила отказ: женщин не держим-с. В 1900 году Лиза устроилась в библиотечную комиссию Общества распространения начального юридического образования.

Здоровье Лизы к этому моменту было основательно подорвано болезнью, доставшейся ей по наследству от отца. Девушка регулярно испытывала сильные головные боли, у нее возникли проблемы психиатрического свойства.

"Да, знаем мы эти “отраженные заболевания”! Мне известно, что мой отец до женитьбы вел далеко не нравственную жизнь, имея связь с одной красивой работницей на фабрике, мне говорили о безнравственности моего отца в таких выражениях… Ведь со стороны смотреть это прямо ужасно – видеть молодую девушку, страдающую за “грехи своего отца”.

Просидев несколько месяцев в библиотечной комиссии, Лиза решила в очередной раз круто изменить свою жизнь. Она собралась ехать в Париж.

В Париж!

Однако перед тем, как отправиться во Францию, Лиза просто не могла не попрощаться со своей любимой сестричкой. В августе она поехала на Украину, на хутор Замостье, где Валя проводила лето с мужем и рожденной в 1897 году дочкой.

Семейная идиллия Вали не тронула Лизу, напротив, здесь она поняла, что в духовном смысле сестра для нее потеряна навсегда:

“Замужество приносит свои плоды: она не развивается так, как надо бы, и душа ее, не направляемая никем в лучшую сторону, – грубеет. Больно видеть все это! Больно видеть и ее равнодушное отношение к себе и ко мне, к моему желанию быть с ней возможно ближе”.

Валю интересовали в первую очередь муж и дочь, именно с ними она желала быть "возможно ближе". Сестру Валентина приняла радушно, тепло, но прежнего доверия, искренности в отношениях уже не было.

Лиза поняла это, и вскоре покинула хутор Замостье. Сестры не знали, что они виделись в последний раз.

В Париже Елизавета Дьяконова поступила на юридический факультет Сорбонны. Квартирные условия были плохими, питание скудным. В момент обострения психической болезни, как считала Лиза, вызванной "грехом отца", девушка обратилась к психиатру по фамилии Ленселе. Знакомство с доктором стало для Лизы большей трагедией, чем плохая квартира и недоедание.

Она влюбилась в Ленселе. Любовь была безответной. Девушка страдала, писала доктору, тот отвечал сухими, "профессиональными" письмами. Лиза опустилась даже до того, что стала шпионить за французом.

Поняв, что Ленселе никогда не станет для нее кем-то большим, чем просто врач, Лиза отправилась в Лондон, где надеялась найти успокоение.

Но в мрачном, жутком Лондоне ей стало еще хуже. Доктора рекомендовали Дьяконовой как можно скорее возвратиться на родину.

По дороге в Россию Лиза остановилась в горном отеле "Зеехоф" и 29 июля 1902 года бесследно пропала. Лишь в августе 1902 года неподалеку от отеля было найдено тело 27-летней русской путешественницы Лизы Дьяконовой. Полиция посчитала ее смерть несчастным случаем. Версию о самоубийстве сыщики отвергли.

Лиза умерла, а через три года ее брат Александр Дьяконов издал дневник этой странной, ищущей, тревожной девушки. Дневник наделал много шума, стал невероятно популярен у читателей, трижды переиздавался до революции.

Конечно же, его прочла и Валентина Катрановская, урожденная Дьяконова, - к тому времени, почтенная мать семейства из Киева. Что подумала Валя, что она почувствовала, читая искренние, эмоциональные строки, написанные ее погибшей сестрой - неизвестно. Неизвестно потому, что Валя не вела своего дневника, не оставила мемуаров.

Она жила так скромно и незаметно, что единственным источником сведений о Валентине стал ... дневник ее сестры. Да, мы ничего не знаем о Вале кроме того, что написала Лиза. Даже дата смерти скромной матери семейства затерялась в круговерти истории. Мы не знаем, как жила Валентина Катрановская после революции, чем занимались ее дети...

И наверное, в чем-то это правильно. Валя выбрала спокойную, тихую семейную жизнь. Лиза мечтала о приключениях, о славе. И она все это получила. Другой вопрос, какой ценой...

Так сложились судьбы двух сестер Дьяконовых. Эти судьбы получились непохожими настолько, насколько непохожими были Лиза и Валя. Но они продолжают жить вместе. На страницах "Дневника Лизы Дьяконовой", который знаменитый писатель и философ Василий Розанов назвал "явлением глубоко национальным, русским, одной из самых свежих русских книг конца XIX века"...

Дорогие читатели! В издательстве АСТ вышла моя вторая книга. Называется она "Узницы любви: "От гарема до монастыря. Женщина в Средние века на Западе и на Востоке".

Должен предупредить: это жесткая книга, в которой встречается насилие, инцест и другие извращения. Я отказался от присущей многим авторам романтизации Средних веков и постарался показать их такими, какими они были на самом деле: миром, где насилие было нормой жизни. Миру насилия противостоят вечные ценности - дружба, благородство и, конечно же, Любовь. В конечном итоге, это книга о Любви.

Тем временем, моя книга о русских женщинах в истории получила дополнительный тираж, что очень радует!

Прошу Вас подписаться на мой телеграм, там много интересных рассказов об истории, мои размышления о жизни, искусстве, книгах https://t.me/istoriazhen

Всегда ваш.

Василий Грусть.

"Настенька, - подал голос Иван. - об одном Бога молю, чтобы не отнимал у меня тебя".

Царица улыбнулась ласково: "Не отнимет, друг мой любезный!".

Вдруг схватилась Настенька за сердце, а из красивых ноздрей кровь алая закапала..

Так вместо доброго царя Ивана рождался новый царь Иван, грозный царь Иван.

2 октября 1532 года у боярина, воеводы государева Романа Юрьевича Захарьева-Юрьева да супруги его Ульяны Федоровны дитя родилось. Это была девочка, весьма премилая и с виду здоровая. В ходе православного крещения нарекли малышку прекрасным греческим именем Анастасия, но батюшка и матушка, души в дочке не чаявшие, звали ее ласково, по-русски - Настенька.

Роман Юрьевич Захарьев-Юрьев был человеком болезненным, "костьми хворым", а потому, не шибко честолюбивым. Поперед всех под светлы очи государя не лез, довольствовался тем, что великий князь Василий III Иванович сам предложит. Дослужился таким образом до чина государева воеводы - и на том спасибо.

Главным для Романа Юрьевича была семья - добрая жена Ульяна Федоровна, да детки - Далмат, Данила, Никита, Анна, и младшенькая Анастасия.

Увы, недолго пришлось воеводе дочку-то ласкать. Суровой зимой 1543 года занемог Роман Юрьевич, и 16 февраля скончался.

Настеньке в ту пору едва исполнилось одиннадцать лет. Девочка была ладная да красивая - росточку невысокого, но с правильными чертами лица, волосами густыми, темными-русыми. Темными были и глаза Настеньки.

После смерти Романа Юрьевича девочка жила в московском доме отца вместе с матерью Ульяной Федоровной, женщиной строгой и религиозной.

Ульяна Федоровна часто встречалась с юродивыми и подвижниками. В конце февраля 1543 года в ее доме побывал преподобный Геннадий Любимоградский и Костромской, который благословил детей боярыни, а относительно Настеньки изрек пророчество, что быть-де этой девочке царицею на Москве.

Пророчество-пророчеством, но у рода Захарьиных-Юрьевых были вполне серьезные основания для того, чтобы надеяться посадить на престол свою представительницу. Во-первых, Настенька была чудо как хороша; во-вторых, дядя девочки, умерший еще в 1538 году Михаил Юрьевич Захарьин-Юрьев, в свое время входил в опекунский совет над малолетним царевичем Иваном - так называемую "Семибоярщину".

16 января 1547 года после четырнадцати лет "Семибоярщины", усобиц да кровопролития, 16-летний Иван венчался на царство, подарив народу надежду, что теперь в государстве настанет спокойствие.

О своем намерении жениться Иван говорил митрополиту Макарию еще в декабре 1546 года, так что после воцарения молодой государь немедленно к этому вопросу вернулся.

Было решено устроить смотр невест, так же, как когда-то поступил отец Ивана, государь и великий князь Василий III.

Боярам из крупнейших городов Руси-матушки были разосланы царские грамоты. Иван Васильевич требовал, чтобы бояре, не таясь, предоставили на смотр наместникам самых красивых своих дочерей. Наместникам было поручено выбрать лучших девиц и отправить их в Москву.

Из прибывших в Первопрестольную красавиц Иоанн самолично выбрал 15-летнюю Анастасию Захарьеву-Юрьеву, поразившую государя своей миловидностью и кротостью.

3 февраля 1547 года в Кремле состоялось торжественное венчание. Митрополит Макарий объявил молодых мужем и женой. Таким образом, Настенька стала первой русской царицей.

Перечень добродетелей Анастасии, содержащийся в Чиновном свадебном списке, занимает чуть ли не половину страницы: и целомудренна она, и набожна, и смиренна, и чувствительна, и благостна, и умна основательно!

О красоте царицы думный дьяк даже не стал упоминать: все и так знали, что государевой невестой может быть только писаная красавица.

Казалось бы, порадоваться знати за царя, - достойную супругу нашел Иван! - пожелать государю и царице жить, поживать, да детишек наживать. Но не тут-то было!

Влиятельные боярские роды высказывали недовольство женитьбой Ивана. Невесту знать сочла неровней царя. Князь Семен Лобанов-Ростовский прямо заявил царю:

«Нас всех государь не жалует, великих родов бесчестит, а приближает к себе молодых людей, а нас ими теснит; да и тем нас истеснился, что женился, у боярина у своего дочерь взял… рабу свою. И нам как служити своей сестре?».

Иван на недовольство бояр внимания не обратил, и начал жить с молодой женой, и жить счастливо. Как сказано в Лицевом летописном своде:

"Предобрая Анастасия наставляла и приводила Иоанна на всякия добродетели».

Вторит русскому летописцу и иностранец, англичанин Джером Горсей, управлявший конторой Московской Англицкой компании:

«Эта Царица была такой мудрой, добродетельной, благочестивой и влиятельной, что её почитали и любили все подчинённые. Великий князь был молод и вспыльчив, но она управляла им с удивительной кротостью и умом».

Подобно Екатерине I, которая через много лет успокаивала Петра I, гладя его по голове, Анастасия умела смирять гнев молодого государя, вести его по пути добродетели и милости к подданным.

Анастасия жила в тереме, рукодельничала, вышивала церковную утварь. Некоторые плащаницы и хоругви, изготовленные Анастасией и девушками из ее мастерской, сохранились поныне и поражают воображение искусствоведов. Нет сомнений, что первая русская царица была талантливейшей художницей.

В опочивальне Иван Васильевич был весьма доволен женой, но вот с рождением детей все было не так гладко, как хотелось государю. Нет, Анастасия благополучно беременела, рожала, но вот дети либо в младенчестве умирали, либо долго не жили.

10 августа 1549 года Анастасия Романовна родила супругу первенца - дочку Анну. Малышка скончалась менее чем через год. То же самое произошло и со второй дочкой, Марией, и с сыном Димитрием Старшим, которого успели объявить наследником.

Наконец, в 1554 году Анастасия родила супругу сына Ивана, который, к счастью, задержался на этом свете. Дочка Евдокия, рожденная в 1556 году, скончалась в двухлетнем возрасте, а в 1557-ом Анастасия Романовна произвела на свет третьего мальчика, которому дали имя Федор.

Увы, здоровье Анастасии было подорвано частыми родами. Царица начала подолгу хворать, а в 1559 году, через два года после рождения Федора, любимая женщина государя слегла.

В 1560 году в Белокаменной случился сильнейший пожар, и больную царицу увезли в село Коломенское, где 7 августа Анастасия Романовна скончалась в возрасте 28 лет.

Описать горе Ивана в полной мере невозможно. Молодой царь кричал "аки раненый зверь", метался.

На похороны царицы в кремлевском Вознесенском монастыре собралась почитай вся Москва. Как сказано в летописи - «бяше же о ней плач немал, бе бо милостива и беззлоблива ко всем».

Государь, не смущаясь люда православного, рыдал, ноги едва держали Ивана "от великого стенания и от жалости сердца". Никогда ранее москвичи не видели царя столь откровенно выражавшего свое горе на публике.

Рыдая, царь повторял: "Настенька! Настеньку отняли у меня!".

Что государь имел в виду вскоре стало понятно. Иван посчитал виновными в смерти царицы боярские кланы, ненавидящие род Захарьиных за его возвышение.

Тринадцать лет продолжалось семейное счастье государя. Жена родила ему детей, родила наследника, подарила душевный покой, смирила гневливый характер царя.

И вот у Ивана все враз отняли. Вернее, он так думал, что отняли: Иван был уверен - Анастасию Романовну отравили.

Сразу после гибели царицы началась первая кампания против бояр и советников. Полетели головы, закричали в боярских дворах вдовы.

Иван в одном из посланий беглому князю Курбскому так объяснил репрессии:

«А и с женою меня вы про что разлучили, отравами царицу Анастасию изведоша? Только бы у меня не отняли юницы моея, ино бы Кроновы жертвы не было».

Смерть любимой женщины отразилась на характере Ивана крайне негативно. Государь стал гневлив, подозрителен и жесток, что немедля отразилось и на боярах его, и на народе, и даже на ближайших родственниках.

Вскоре прозвали Ивана Грозным.

Всю последующую жизнь царь искал "свою Настеньку" и, не находя, "яр быти и прелюбодействен зело".

После того, как московская линия Рюриковичей пресеклась, из родственников Анастасии Романовны был избран первый русский царь из дома Романовых - им стал Михаил Федорович, внучатый племянник царицы.

Что важно: любящее сердце не подвело Ивана Грозного. В 2000-е годы геохимики из Бюро судебно-медицинской экспертизы Комитета здравоохранения Москвы провели анализ прекрасно сохранившейся темно-русой косы государыни. В клетках волос были обнаружены ртуть и мышьяк в таких концентрациях, что сомнений в отравлении не оставалось.

Извели бояре царицу, как есть извели...

Так сложилась жизнь женщины, смерть которой стала поворотной точкой как в судьбе ее мужа-царя, так и в истории нашего Отечества.

Дорогие читатели! В издательстве АСТ вышла моя вторая книга. Называется она "Узницы любви: "От гарема до монастыря. Женщина в Средние века на Западе и на Востоке".

Должен предупредить: это жесткая книга, в которой встречается насилие, инцест и другие извращения. Я отказался от присущей многим авторам романтизации Средних веков и постарался показать их такими, какими они были на самом деле: миром, где насилие было нормой жизни. Миру насилия противостоят вечные ценности - дружба, благородство и, конечно же, Любовь. В конечном итоге, это книга о Любви.

Тем временем, моя книга о русских женщинах в истории получила дополнительный тираж, что очень радует!

Прошу Вас подписаться на мой телеграм, там много интересных рассказов об истории, мои размышления о жизни, искусстве, книгах https://t.me/istoriazhen

Всегда ваш.

Василий Грусть.

"Спишь, Алёнка?", - прокряхтел старик. У лежащей на печке крестьянской девочки сердце в пятки ушло, она села, обхватив ноги руками, вжалась спиной в угол, точно надеясь, что муж не заметит ее, не найдет.

Заметил, нашёл..

"Вот ты где? - спросил елейно. - А я уж ищу-ищу. Ну, идь сюды, ты у меня девка послушная".

Родилась Алёнка в Поволжье, в казачьем селении Выездная слобода на берегу речки Тёши. На другом берегу Тёши - город Арзамас.

Предков Алёнки поселил в Выездной слободе сам Иван Грозный, и надлежало им охранять город Арзамас и весь Арзамасский край от марийцев, чувашей, татар и мордвы.

После победы России в Черемисской войне, необходимость в военной службе выездновских казаков отпала, а в 1635 году царь Михаил Романов даровал Выездную слободу верному своему боярину Борису Салтыкову.

Так выездновские из казаков враз превратились в крепостных, к вящему своему неудовольствию.

Отец Алёны, хоть и называл себя казаком и гордился казацкой кровью, был уже обычным крестьянином, да, к тому же, из самых бедных. Многодетная семья ютилась в убогом домишке. Отец нанимался батраком к зажиточным выездновцам, рыбачил, охотился с рогатиной на медведя, зимой плел рыболовные сети.

Так и жили.

Алёнка росла быстро. К пятнадцати годкам уже превратилась в статную, стройную красавицу. Щеки румяные, глаза зеленые, две русые косы каждая в руку толщиной. Сильная девка, настоящая казачка. Но, при этом, - послушная и скромная. Родителям слова поперек не скажет.

Отец и мать, между тем, задумали "хорошенькое дельце" - выдать Алёнку замуж за соседа, богатого крестьянина. У жениха - огромная пасека, амбары ломятся от зерна, а подполы - от снеди. Одного оброку барину платит по сту рублей в год.

Сосед, конечно, старик, шестой десяток давно разменял, но еще крепок и жилист. Родители требовали, чтобы Алёна шла за старика, и барин Салтыков дал свое соизволение на брак.

Ну, Алёнка и пошла - девка-то послушная.

Плохо ей со стариком жилось. Шагу не даст ступить, понукает, куском хлеба попрекает. И на печь лазает по ночам - не отвертишься.

Но - отвертелась. Через год постылого брака забрал Господь старика. Алёнка стала вдовой, да вот только богатство мужа ей не досталось. Все барин Салтыков к рукам прибрал. Домину, амбары, снедь в подполах.

Да и на саму молоденькую вдовушку глаз положил. Хотел было барин забрать Алёнку к себе в гарем, но да та уже взрослой была, ученой, и не такой послушной, как раньше. Отвертеться сумела, обезопасить себя.

Приняла Алёнка постриг в Арзамасском Николаевском монастыре - стала инокиней. Барин, даром что девок красивых любил, был человек богобоязненный - отступился.

И началась у Алёны совсем другая жизнь! В монастыре она овладела грамотой, полюбила читать жития святых.

Одна из монахинь принялась обучать Алёну народному врачеванию. Юная казачка училась с легкостью, и вскоре превзошла свою наставницу, приготовив великолепное снадобье от гнойных ран.

Многим спасла жизни инокиня Алёна. Слава о монастырской целительнице распространилась далеко за пределы Арзамасского края, со всей Руси-матушки приходили хворые да болящие за излечением, за добрым словом.

И Алёна всем помогала по мере сил, всех привечала. В народе целительницу прозвали Алёна Арзамасская.

В 1669 году возмутилась Русь, поднялась волна против притеснений простого народа - восстание Стеньки Разина.

Алёна, много зла испытавшая по вине крепостного права, выступила на стороне Стеньки против бояр, дворян, воевод, дьяков, церковников.

Тайно сняв облачение монахини, Алёна состригла длинные волосы, надела мужское платье и навсегда покинула обитель.

Алёна Арзамасская была к тому моменту весьма известна, и ей не составило труда собрать около 400 человек. С этим отрядом Алёна направилась к городу Темников на реке Мокше. Отсюда второе прозвание инокини-воительницы - Темниковская.

По дороге в отряд Арзамасской вливались все новые и новые крестьяне. В деревнях Алёну встречали с неменьшим ликованием, чем Стеньку: настрадался народ от крепостного права и жаждал освобождения.

Отряд Алёны совершил несколько удачных нападений на царские войска, после чего официальные власти стали распускать слух, что атаманша - ведьма, использующая "заговорные письма и коренья".

В 1670 году произошло объединение отряда Алёны с отрядом атамана Федора Сидорова. В результате образовалась грозная сила почти в 1000 человек. Этого оказалось достаточно, чтобы нанести чувствительное поражение арзамасскому воеводе Леонтию Шайсукову.

Пустив отряд Шайсукова в бегство, Алёна, наконец, добралась до Темникова, и взяв город штурмом, стала править им как градоначальница.

Жила Алёна в тереме бывшего темниковского воеводы. Правление атаманши продолжалось более двух месяцев. За это время в Темникове было устроены "лекарни" как для раненых повстанцев, так и для горожан. Все вопросы по управлению городом решались на вече.

В конце ноября 1670 года, узнав, что к городу приближается крупные отряды воевод Василия Ивановича Волжинского и Юрия Алексеевича Долгорукова, Алёна и атаман Федор Сидоров решили вывести войска за город, чтобы не угодить в ловушку.

Повстанцы успели отойти примерно на пятнадцать верст от Темникова, когда их атаковал отряд Волжинского. 30 ноября 1670 года все было кончено: войско Алёны было почти наголову разгромлено. Но атаманши-инокини среди погибших не было.

Пока Волжинский громил бунтовщиков в степи, Долгоруков вошел в Темников и обнаружил, что Алёна не покинула город, спрятавшись в церкви с верными сторонниками.

Современник, немец Иоганн Фриш, писал в своем труде о восстании Разина:

"Она продолжала там так упорно сопротивляться, что сперва расстреляла все свои стрелы, убив при этом еще семерых или восьмерых, а после того, как увидела, что дальнейшее сопротивление невозможно, отвязала саблю, отшвырнула ее и с распростертыми руками бросилась навзничь к алтарю. В этой позе она и была найдена и пленена".

4 декабря 1670 года по приказу воеводы Долгорукова Алёну пытали на дыбе, требуя сознаться в ведьмовстве. Арзамасская воительница сказала лишь, что лечила людей травами да кореньями.

За разбой и колдовство женщину присудили к сожжению в срубе. О казни Алёны сохранилась следующая запись Иоганна Фриша:

"Её мужество проявилось также во время казни, когда она спокойно взошла на край хижины, сооружённой по московскому обычаю из дерева, соломы и других горючих вещей, и, перекрестившись и свершив другие обряды, смело прыгнула в неё, захлопнула за собой крышку и, когда всё было охвачено пламенем, не издала ни звука".

Так сложилась судьба женщины, которую много позднее, уже в XX веке, назовут легендарной воительницей, сражавшейся за идеалы добра и справедливости, русской Жанной Д’Арк.

Дорогие читатели! В издательстве АСТ вышла моя вторая книга. Называется она "Узницы любви: "От гарема до монастыря. Женщина в Средние века на Западе и на Востоке".

Должен предупредить: это жесткая книга, в которой встречается насилие, инцест и другие извращения. Я отказался от присущей многим авторам романтизации Средних веков и постарался показать их такими, какими они были на самом деле: миром, где насилие было нормой жизни. Миру насилия противостоят вечные ценности - дружба, благородство и, конечно же, Любовь. В конечном итоге, это книга о Любви.

Тем временем, моя книга о русских женщинах в истории получила дополнительный тираж, что очень радует!

Прошу Вас подписаться на мой телеграм, там много интересных рассказов об истории, мои размышления о жизни, искусстве, книгах https://t.me/istoriazhen

Всегда ваш.

Василий Грусть.

Попались в руки письма 1946 года, вероятно от сына - матери, сами письма сложены в стопку, удивительно, что столько времени они хранятся.... а ведь тех людей уже нет, как и нет деревни, которая указана в адресе "Нескучный Карай" Тамбовской области.

Первое упоминание в документах ревизской сказки 1811 года по Кирсановскому уезду под названием: „Вновь поселенное сельцо Нескучное, Карай тож". Было заселено крепостными крестьянами губернского секретаря Гаврила Ивановича Дурново (из-за чего деревня имела второе название Дурновка).

В деревне числилось 49 мужских душ. Все крестьяне были переведены из села Никольского. В 1816 году было крепостных крестьян: мужского пола — 80, женского пола — 82 человека. В 1911 году числилось дворов крестьянских 22 с населением: мужского пола — 65, женского пола — 74 человека.

Недалеко от деревни находилась деревня Карасёвка, заброшенная ещё в середине 20 века. С другой стороны реки Мокрый Карай находится деревня Павловка.

В 1970-х годах количество дворов сократилось до 8-10. Приблизительное время исчезновения деревни 1985-1986 год. Людей выселили, а уже заброшенные строения сравняли с землёй. Осталась часть бывшего фруктового сада. Официально упразднена только в 2001 году.

Вот такая вот история... (информация взята с сайта: https://ru.ruwiki.ru/wiki/Нескучный_Карай)

"Поймите, я слишком давно испытываю этот голод, - жаловался он. - Жена моя - крестьянка, темная, грубая женщина. Любви я не знал".

Ляля слушала, пытаясь понять, как она объяснит все это мужу.

29 октября 1899 года в Витебске, в семье пехотного подпоручика Дмитрия Михайловича Лиорко и его супруги Наталии Аркадьевны Лиорко, урожденной Раздеришиной, родилась девочка. Окрестили малышку в местной церкви под именем Валерия. В семье, впрочем, девочку всегда называли Ляля.

Дмитрий Михайлович находился в Витебске с полком по делам службы, так что семья жила в съемной квартирке в деревянном доме с окнами на речку Витьбу.

Родители Ляли, даром что являлись потомственными дворянами, были довольно бедны, но девочка этого не замечала: любовь родителей, в особенности, отца, скрашивала для нее все бытовые неурядицы.

Отец и мать Ляли с сочувствием относились к простым людям и по своему мировоззрению были близки к народникам. Из-за этого Дмитрия Михайловича Лиорко в полку не любили и считали "либеральным офицером".

Впоследствии девочка вспоминала, какой стыд она испытывала, когда утром лежала в теплой постели и слышала фабричный гудок. Ляля уже знала: по этому гудку тысячи людей обязаны встать и по грязи, по морозу идти на душную фабрику тяжело трудиться. Однажды вместе с мамой Ляля побывала в доме белошвейки и была поражена:

"То же чувство недоумения и стыда, что и при фабричных гудках на рассвете, испытала, зайдя с матерью в домик к знакомой белошвейке. Я видела у матери ее работу - что-то воздушное, поразившее тончайшим мастерством и изяществом. Мне казалось, что такие вещи делают, играя и смеясь, нежными прекрасными руками. У белошвейки в комнате было тесно, темно и дурно пахло. Она стеснялась пришедших, стояла у корыта, вытирая передником большие красные руки, и на лице ее отчего-то было виноватое выражение".

В 1909 году в возрасте десяти лет Ляля поступила в Витебскую Алексеевскую женскую гимназию. Там случилась первая любовь:

"Мне было двенадцать лет, когда на детском вечере во время рождественских каникул пригласил на вальс молодой студент. Через несколько дней он приехал с визитом к родителям. Когда он вошел в гостиную, это было как солнце во тьме, незнакомое до тех пор счастье - сознания не было, один всепоглощающий свет. Студент о чем-то снисходительно спросил меня, краснеющую, смущенную, я что-то робко отвечала. Он уехал в Петербург в Университет. Больше не появлялся".

В 1914 году началась Первая мировая война. Отца 15-летней Ляли мобилизовали в действующую армию. Мать стала работать на "медицинском и питательном пункте" на Витебском вокзале, на который пребывали эшелоны с ранеными. Ляля помогала матери в этой тяжелейшей работе.

После начала эвакуации Ляля с матерью уехали из Витебска в Москву. В столице поселились у дальних родственников.

В Москве Ляля снова стала ходить в гимназию, и в 1916 году закончила последний, седьмой класс. Вытянувшейся, превратившейся в настоящую красавицу 17-летней барышне предстояли выпускные экзамены, однако их отменили в связи с тяжелой ситуацией в империи. Ляля не смогла прийти даже на вручение аттестата, и уже несколько позднее узнала, что ей положена золотая медаль.

1917-й начался с радостного события: в начале января на побывку прибыл отец, которого Ляля не видела два года. Увы, примерно через два месяца радость сменилась горем: у Наталии Аркадьевны, впечатленной зверствами и безобразиями Февральской Революции, случился паралич: отказали руки и ноги. Ляле пришлось ухаживать за матерью в качестве сиделки.

Летом 1917 года Лиорко поселились в знаменитом Воспитательном Доме на Солянке: комендант здания сдал Наталии Аркадьевне и Валерии комнату. Ляля давала частные уроки, что позволяло семье добывать деньги на пропитание.

В Воспитательном удалось прожить несколько месяцев. Вооруженные люди приказали и коменданту, и его жильцам немедля очистить квартиру.

Валерия с матерью поселились на Остоженке у адвоката Высоцкого, бывшего преподавателя Ляли.

Высоцкий, оказывавший юной красавице покровительство, помог Ляле устроиться секретарем в Моссовет.

К власти пришли большевики, подписали с немцами мировую. Вскоре с фронта вернулся отец Валерии. Подпоручик Лиорко был крайне напуган: Ляля слышала, как ночью отец шепотом рассказывал матери о зверствах, которые солдаты учиняли над офицерами.

Дмитрий Михайлович со дня на день ожидал ареста, и он не ошибся. 13 июля 1918 года подпоручик был арестован как царский офицер. 27 августа 1918 года отца Валерии расстреляли.

Зима 1919 года оказалась страшной. Морозы стояли лютые. В домах не топили, стены промерзали насквозь, замерзала вода и даже чернила. Приходилось спать в зимних шубах, в валенках и шапках.

Не было и еды. Хлеб достать почти невозможно, приходилось варить на дровяной буржуйке картофельные очистки и есть их. А тут еще беда - Наталии Аркадьевне совсем поплохело, почти перестала подниматься с постели.

Но Валерия крепилась, не унывала. Терпеливо ухаживала за матерью, добывала провизию, даже умудрилась поступить на филологический факультет Вольной Академии духовной культуры философа Н.А. Бердяева.

Из Моссовета девушку уволили в связи с сомнительным происхождением, но ей очень повезло: нашлась вакансия делопроизводителя, да еще в редакции журнала "Военное дело". Так Ляля смогла добыть для себя и матери усиленный военный паек.

Однако улучшение питания наступило слишком поздно: весной 1919 года у Наталии Аркадьевны был обнаружен туберкулез легких в запущенной стадии. В той ситуации это было равносильно смертному приговору. Но Ляля не готова была отдать мать в объятия смерти.

Девушка совершила невозможное и устроила Наталию Аркадьевну в туберкулезный санаторий под Сергиевом Посадом. Каждую субботу ездила к матери в Подмосковье.

Осенью 1919 года для Валерии нашлось место педагога в детском санатории "Узкое". Директор санатория согласился принять и ее больную мать.

Санаторий "Узкое" - это было одно из самых печальных мест в стране. В нем содержали детей-беспризорников вне зависимости от их происхождения и возраста. Многих ребятишек в буквальном смысле вытащили из канавы, где они погибали.

Сотрудницей санатория была бывшая народница Ольга Немчинова, с которой Валерия очень сдружилась.

Ляля полностью отдавала себя детям. Она читала ребятишкам стихи, рассказывала сказки, водила их в походы на природу. Отдавала последний кусок хлеба.

В санатории у Валерии и ее подруги Ольги Немчиновой возникла идея создать собственный детский дом в Москве.

"Я буду спасать детей из приемников, с кладбищ, и из помойных ям".

Новое учреждение молодые благотворительницы решили назвать "Бодрая жизнь".

В Москве идею Лиорко и Немчиновой одобрили. Под эти цели был выделен бывший дом министра Временного правительства Коновалова. Директором детского дома стала Ольга Немчинова, Валерия стала ее заместителем и главным воспитателем.

Параллельно с работой в детском доме Валерия успевала ходить на занятия в Вольную академию. В 1920 году в стенах учебного заведения девушка познакомилась со студентом Александром Лебедевым.

Через пару месяцев Александр попросил руки Валерии, но та, подумав, предпочла отказать студенту:

"Мы были до сих пор друзьями — будем братом и сестрой".

Александр был расстроен, но принял решение Валерии и остался ее другом и помощником. Лебедев помогал Ляле ухаживать за больной матерью, бесплатно преподавал в детском доме "Бодрая жизнь".

Александр познакомил Валерию со своим другом, инженером-химиком, профессором Менделеевского института Николаем Вознесенским. Несмотря на то, что Николай Николаевич был значительно старше, он и Валерия стали жить в гражданском браке. Валерия признавалась, что Вознесенский напоминает ей расстрелянного отца.

В 1923 году кто-то донес в МОНО, что в детском доме "Бодрая жизнь" на детей надевают крестики. Прибыла инспекция, крестики были обнаружены у нескольких ребят.

Детский дом был расформирован, воспитанников разделили и отправили по разным учреждениям.

Для Валерии это была колоссальная трагедия: дело всей ее жизни рухнуло в один миг.

Весной 1927 году Николай Николаевич Вознесенский тяжело заболел и вместе с матерью Валерии отправился лечиться в Кисловодск, в санаторий. Вскоре Наталия Аркадьевна прислала дочери письмо, что ее муж скончался. Гроб был доставлен в Москву.

После смерти мужа поддержку Валерии оказал старый друг Александр Васильевич Лебедев. Молодая женщина писала:

"Александр Васильевич чего-то от меня молчаливо ожидал, добиваясь своей цели терпением. Казалось, ожиданье было для него безнадежным: за столько лет я его не полюбила "женским" чувством и, значит, полюбить не могла. В ту зиму пришла ко мне его мать. Она смотрела на меня, маленькая, простоватая, вытирала слезы. Она говорила о тяжелом душевном состоянии сына, она умоляла: "Никто, никто Вас больше, чем он, не полюбит! Чего Вы ждете?".

6 января 1928 года Валерия все-таки согласилась стать женой Александра Васильевича. Летом 1929 года в Москве прошло торжественное венчание. Медовый месяц провели в путешествии по Волге.

Вскоре выяснилось: Лебедеву только казалось, что он любит Валерию. Вернее, за годы ожидания любовь ушла и осталось лишь желание получить то, в чем ранее ему было отказано. Муж был холоден с Валерией, равнодушен к ней.

"Он мне не муж, и это был не брак", - в отчаянии пишет она.

Между тем, ситуация в стране становилась все более страшной. Чуть ли не каждый месяц Валерия узнавала о расстреле своего очередного друга или знакомого.

14 апреля 1932 года Валерия Лебедева была арестована как "активный член церковно-монархической контрреволюционной организации". 7 июля Особое Совещание при Коллегии ОГПУ СССР вынесло 33-летней женщине приговор - три года лагерей.

Валерия отбывала наказание в Западной Сибири в Нарымском крае селе Колпашево. Освобождена была досрочно в 1934 году.

Вернувшись в Москву, работала в Центросоюзе, затем - учительницей в Малаховке.

В 1939 году 40-летняя Валерия устроилась литературным секретарем к известному писателю, певцу русской природы Михаилу Михайловичу Пришвину. Автору "Кощеевой цепи" и других потрясающих книг было на тот момент 66 лет.

Пришвин сожительствовал с Ефросиньей Павловной Смогалёвой, которую он называл "Фрося" или "Павловна". Фросю Михаил Михайлович не любил.

В свое время с крестьянкой он сошелся из-за "любовного голода" после многочисленных неудач с "благородными женщинами". Относительно вышеупомянутого "голода" Пришвин писал в своем дневнике:

Отказавшись от "ядовитой пищи любви", но вынужденный как-то удовлетворять "любовный голод" из-за панической боязни психического расстройства, Пришвин встретил Ефросинью Смогалёву. Вот как это произошло:

«Мне хотелось уйти куда-нибудь от людей в мир, наполненный цветами и птичьим пением, но как это сделать, я не знал, я ходил по лесам, по полям, встречал удивительные, никогда не виденные цветы, слышал чудесных птиц, все изумлялся, но не знал, как мне заключить с ними вечный союз. Однажды в таком состоянии духа я встретил женщину молодую с красивыми глазами, грустными. Я узнал от нее, что мужа она бросила – муж ее негодяй, ребенок остался у матери, а она уехала, стирает белье, жнет на полях и так кормится. Мне она очень понравилась, через несколько дней мы были с ней близки".

Немного позднее Пришвин стал жить с Ефросиньей Смогалёвой, но жениться на крестьянке, к тому же, замужней, он не мог.

Пришвин был уверен, что уйдет от крестьянки сразу же после того, как встретит "другую, настоящую". Однако встречи так и не случилось, Ефросинья родила писателю трех сыновей, и они жили с ним под одной крышей тридцать лет.

Позднее в интервью журналисту Ефросинья говорила:

«Муж мой не простой человек – писатель, значит, я должна ему служить. И служила всю жизнь как могла».

Но вот 39-й год. За столом в кабинете 66-летнего Пришвина появился новый литературный секретарь - еще очень красивая, элегантная женщина благородного происхождения. Глядя на Валерию Дмитриевну, писатель вновь почувствовал пресловутый "любовный голод", но также и ощутил потребность в "ядовитой пище любви".

Валерия Дмитриевна боготворила Пришвина, считала его подлинным гением. Кроме того, он так напоминал ей потерянного отца...

Когда Михаил Михайлович попросил женщину остаться в кабинете после работы, она не смогла отказать.

Вскоре они стали неразлучны.

Александр Васильевич Лебедев, узнав о романе жены с Пришвиным, с облегчением подал на развод: отношения давно себя исчерпали.

А вот Ефросинья Павловна не желала так просто расставаться с мужем. Крестьянка уступила лишь после того, как Пришвин отписал ей и детям почти все свое имущество, включая квартиру в Москве.

Теперь никаких препятствий между влюбленными не было. В 1940 году Михаил Михайлович и Валерия сыграли свадьбу.

Брак оказался исключительно счастливым. Михаил Михайлович был нежен с женой, называл ее своим поздним счастьем. Пришвин наконец-то понял, что любовь может быть не только ядом, но и целительным напитком.

Болезненный, остро ощущавший свой возраст, писатель вдруг помолодел. Коллеги говорили: "У Михаила Михайловича новая жизнь началась".

И так оно и было.

Они прожили вместе четырнадцать счастливых лет. Пришвин писал новые книги, Валерия Дмитриевна редактировала их, отправляла в издательства, отвечала на многочисленные письма читателей и, в целом, занималась организацией быта своего великого супруга.

Михаил Михайлович, заметивший у жены недюжинный литературный талант, требовал, чтобы и она писала: впоследствии это выльется в несколько прекрасных книг Валерии Дмитриевны.

16 января 1954 года, в день знакомства с единственной любовью всей своей жизни, Михаил Михайлович скончался в возрасте 80 лет.

Валерия Дмитриевна, похоронив дорогого супруга, стала бережным хранителем его памяти, верным и настойчивым популяризатором творчества Пришвина. Супруга покойного писателя подготовила два его собрания сочинений, написала о Пришвине несколько книг и до конца жизни возглавляла на общественных началах музей писателя в Одинцово.

Валерия Дмитриевна Пришвина скончалась в 1979 году, прожив на белом свете ровно столько же, сколько и Михаил Михайлович - 80 лет.

Дорогие читатели! В издательстве АСТ вышла моя вторая книга. Называется она "Узницы любви: "От гарема до монастыря. Женщина в Средние века на Западе и на Востоке".

Должен предупредить: это жесткая книга, в которой встречается насилие, инцест и другие извращения. Я отказался от присущей многим авторам романтизации Средних веков и постарался показать их такими, какими они были на самом деле: миром, где насилие было нормой жизни. Миру насилия противостоят вечные ценности - дружба, благородство и, конечно же, Любовь. В конечном итоге, это книга о Любви.

Тем временем, моя книга о русских женщинах в истории получила дополнительный тираж, что очень радует!

Прошу Вас подписаться на мой телеграм, там много интересных рассказов об истории, мои размышления о жизни, искусстве, книгах https://t.me/istoriazhen

Всегда ваш.

Василий Грусть.