Янычары, или yeni ceri (буквально «новое войско») были созданы во времена правления султана Мурада I (1326 – 1389), и, начиная с XIV века, составляли костяк армии Османской империи. Первоначально османские султаны создавали и использовали эту элитную пехоту в качестве своей личной гвардии. Которая, в случае чего, должна была защитить их, если поместная конница или другие османские формирования взбунтуются против султана. В первые века своей истории янычары были вооружены ятаганами и луками, однако к XVII веку они уже массово использовали мушкеты. Они были одной из первых регулярных армий Европы, и особенно их боялись за грозную артиллерию и навыки ведения осады.
Изначально новобранцев-янычар набирали из военнопленных и рабов, но затем начали практиковать «девширме» (devsirme, буквально «сбор») – набор детей-немусульман на недавно завоеванных османами территориях, в основном на Балканах, но иногда и в Анатолии. И вот тут возникли некоторые правовые сложности. Дело в том, что нормы ислама запрещают обращать в рабство так называемых «зимми» (буквально – «люди договора») – немусульманское население государств, которые либо управляются мусульманами, либо завоеваны ими. Зимми платили особый налог, «джизью», и не принимали никакого участия в политической жизни страны, безоговорочно признавая власть мусульман и верховенство законов шариата. За это мусульмане гарантировали защиту им и их имуществу. Как только османский султан завоевывал новые территории и превращал их в провинции империи, местное немусульманское население (в основном – христиане и иудеи) тут же становилось «зимми» и подданными империи, и на них распространялись все соответствующие нормы и гарантии. И как тогда вербовать из них будущих янычар, не нарушая при этом норм шариата? На протяжении всего XVI века в Османской империи то и дело вспыхивали богословские дискуссии на этот счет, однако практику «девширме» так и не отменили. Последний случай такого набора в янычары был зафиксирован в начале XVIII века.
Обычной практикой было забирать одного мальчика из сорока. В современных балканских государствах местные историки мифологизируют систему «девширме», сознательно сгущая краски, чтобы ее бремя выглядело более тяжелым. Виной тому, очевидно – историческая коллективная травма этих народов, возникшая на фоне османского завоевания и войн с турками. В действительности «девширме», конечно, было ощутимым бременем, но не настолько разрушительным, как нам любят сегодня рассказывать. Так, например, вербовщикам было приказано не брать детей из знатных семей (чтобы не наживать врагов среди местной элиты), а также единственных сыновей и сирот, так что янычарский набор не пресекал род. Более того, в некоторых бедных регионах родители нередко давали вербовщику взятку, чтобы он забрал в янычары именно их сына – так у мальчика было больше шансов на достойную жизнь в будущем. Первоначально было запрещено брать мальчиков-турок, поскольку они считались более дикими и неотесанными.
И вот здесь нужно сделать небольшое отступление. Когда мы сегодня называем османов турками, мы используем данный термин очень условно. Во-первых, империя была полиэтничной, и далеко не каждый ее подданный был этническим турком. Более того, в самой империи было принято называться османами, а эпитет «турок» могли воспринять как оскорбление, потому что хотя у истоков империи и стояли турки-сельджуки, во времена османского «Золотого века» называться турком считалось дурным тоном. Турок в понимании османов XVI-XVII веков – это неотесанная деревенщина из Анатолии, проще говоря – быдло. Ну и, кроме того, османская элита активно смешивалась с представителями других народов империи, принявшими ислам, так что турецкого, в известном смысле, в них к указанному времени и правда осталось уже мало.
Итак, возвращаемся к нашим янычарам. Как уже было сказано, в рамках «девширме» набирали мальчиков из немусульманских народов империи. Единственным исключением из данного правила были боснийцы, которые обратились в ислам после того, как османы завоевали их земли в 1463 году. Боснийцы сами выступили за то, чтобы их мальчиков тоже забирали на службу султану, и у этого жеста лояльности была своя цена. Взамен они получили существенную автономию в рамках империи – такую, которая не снилась больше ни одному балканскому народу под турецким владычеством, – и обязались выставлять по две тысяч воинов на каждую большую войну. В последующие века эти боснийские войска в основном использовались как пограничники, для защиты дунайских владений султана.
Отнятые у семей, обращенные в ислам и обученные в качестве рабов султана («капы кулу», или буквально «государевы рабы»), рекруты проводили до семи лет в корпусе новичков, занимаясь, в том числе, земледелием и хозяйственными работами в Анатолии. Лишь некоторое количество избранных проходили тщательную подготовку для будущей дворцовой службы в качестве главных администраторов империи, таких как великий визирь или губернаторы османских провинций. Большинство же заполняли вакансии в «орта» (полк, хотя по факту скорее батальон) корпуса по мере необходимости. В каждой орта было от двух до четырех сотен солдат и некоторое количество офицеров. Командовал орта «чорбаджи», буквально – «суповар». Все орта объединялись в «оджак» (ocak, буквально – «очаг»), которым номинально командовал султан, а в действительности – янычарский «ага». В разные годы в оджаке насчитывалось разное количество орта, на пике их число доходило до 196.
Оджак представлял собой регулярный пехотный корпус, бойцы которого получали от султана жалованье и целый ряд существенных привилегий. В XVI веке янычары поражали европейских наблюдателей своей строгой дисциплиной и послушанием. Отношения султана к своим янычарам были выстроены по модели «отец – сыновья», и когда очередной падишах восходил на трон, он должен был подтвердить все янычарские привилегии, а также пожертвовать в оджак существенную сумму денег. Все это давало янычарам повод бунтовать против собственного «отца», если они чувствовали, что их привилегии находятся под угрозой. Точно также они бунтовали, когда власть султана была слишком слабой или наоборот слишком деспотичной. Проще говоря, это был «плохой отец». Командующий янычарским корпусом (оджаком), ага, назначался канцелярией великого визиря, второго человека в государства, и отчитывался непосредственно перед ним.
Каждый полк имел собственную отдельную казну, и заботился о благополучии и финансовом положении своих членов до самой их смерти. Права ветеранов и янычарских вдов были защищены цеховым характером корпуса. Продвижение по службе почти полностью основывалось на старшинстве и фаворитизме. Преследование и наказание правонарушителей осуществлялось внутри корпуса, за исключением случаев убийства или государственной измены, которые попадали под личный контроль султана.
Что касается численности янычарского корпуса, то она никогда не была постоянной. В начале XVI века оджак насчитывал 11 000 – 12 000 человек, к середине столетия (эпоха Сулеймана Великолепного) численность янычар достигла 20 000 человек, а к концу столетия корпус насчитывал уже 37 000 бойцов. Известно, что для Дунайской кампании 1683 года султан выставил в поле порядка 30 000 янычар, из них примерно половина принимала непосредственное участие в осаде Вены. В XVIII веке корпус «распух» до 50 000 человек, однако его реальная боеспособная сила была существенно меньше, поскольку общий уровень янычар как солдат к тому времени упал. Кроме того, в те времена в корпусе уже вовсю практиковалось разведение «мертвых душ». Зачастую в списках личного состава фигурировало в пять-десять раз больше бойцов, чем было на самом деле, и эти «мертвые души» приписывали к корпусу просто для того, чтобы получать за них жалованье. Естественно, для османской казны это было тяжелое ярмо. Жалованье янычарам выплачивалось за счет джизьи, того самого налога с подданных-немусульман, которые были освобождены от воинской службы (за исключением, собственно, мальчиков, набранных в рамках «девширме»). В итоге же янычарский корпус «проедал» до 75% денег, поступавших от данного налога.
К началу XVIII века султаны отказались от практики «девширме» для пополнения янычарского корпуса. Одной из причин такого решения было то, что постепенно такие наборы приносили все меньше рекрутов. В 1666 году со всех османских владений в Европе было набрано всего чуть больше трехсот мальчиков. В 1687 году корпус пополнился лишь ста тридцатью новыми бойцами.
Изначально янычарам запрещалось жениться, однако в начале XVI века, при султане Селиме I, в правиле было сделано исключение – разрешили жениться офицерам и янычарам-отставникам. В итоге со временем янычарам позволили записывать в рекруты собственных сыновей, чтобы те могли пойти по стопам отцов. Такая практика в итоге и стала хорошей альтернативой постепенно иссякавшим наборам «девширме». По мере того как росла потребность в новых солдатах, а количество данников-зимми сокращалось, в корпус стали записывать и местных мусульман (что, как мы помним, прежде было запрещено), хотя современники воспринимали эти новые веяния со скепсисом, считая, что так искажается изначальный смысл существования корпуса.
Уже к XVII веку более половины янычар сидели по гарнизонам в разных уголках империи, и все чаще они становились ремесленниками, владельцами лавок, земледельцами или откупщиками, поскольку это было выгоднее, чем жить на одно жалованье. Кроме того, они все чаще требовали передать в их распоряжение земли, оставшиеся без помещиков, погибших на военной службе (тяжелая поместная конница была традиционным родом войск империи), соответственно казна больше не могла получать доходы от обработки этой земли.
К середине XVII века янычары стамбульского гарнизона взяли за привычку бунтовать и свергать султанов и их советников, если были особенно недовольны обесцениванием серебряных монет, несвоевременной выплатой жалованья или другими кажущимися несправедливостями. Любые слухи о ревизии списков личного состава (с целью выявления тех самых «мертвых душ») или о предстоящих дальних походах могли спровоцировать бунт и штурм султанского дворца. Впрочем, мог найтись и другой повод. Так, например, в 1622 году погиб султан Осман II. Он собирался отправиться в длительное путешествие в Анатолию, «сердце империи», и решил не брать с собой янычар. Они же истолковали его решение так, будто бы он намеревался набрать в Анатолии новое войско и полностью заменить их. Как результат – мятеж и убийство «плохого отца».
Постепенно янычары из элитной и дисциплинированной пехоты превратились в дорогостоящую и опасную обузу, камнем висевшую на шее каждого следующего султана. Нельзя сказать, что османские правители не пытались как-то бороться с этим беспределом. Например, перед началом крупных походов они время от времени все же пересматривали списки личного состава, вычищая «мертвые души» и скидывая их с баланса казны. Например, в ходе ревизии в 1688 году из списков корпуса было вычеркнуто 20 000 имен несуществующих солдат. В 1771 году – 30 000 имен. Пользуясь этими «чистками», султанам порой удавалось вырвать из лап янычар незаконно присвоенные ими поместья и перевести их на баланс казны, чтобы затем передать их новому помещику и получать с них прибыль.
К концу XVIII века янычары окончательно дискредитировали себя как боевая сила. Русский фельдмаршал П. А. Румянцев отмечал, что в последний раз он видел «тех», старых янычар в 1770 году в битве при Кагуле – жалкая горстка их пыталась защитить шатер великого визиря. К концу столетия султаны почти полностью полагались на провинциальные частные армии, набираемые губернаторами провинций и богатыми семьями откупщиков, привлекавшими на службу вольные отряды курдов, черкесов, албанцев а также демобилизованных солдат. Такие частные наемные армии на практике были куда надежнее, чем собственные государевы янычары, во второй половине XVIII века практически переставшие ходить на войну, но «качавшие права» в Стамбуле.
Янычар к тому времени боялись и ненавидели как султаны, так и простой народ. Османские города, такие как Каир, Алеппо и Дамаск, превращались в поля сражений между янычарскими гарнизонами и местными ополченцами, едва слабела или рушилась центральная власть. И пока Европа переходила к дисциплинированным и финансируемым государством армиям, османы двинулись в противоположном направлении – к коалициям и конфедерациям частных армий, используемых для обороны границ.
На рубеже XVIII и XIX веков султан Селим III предпринял попытку реформировать армию и постепенно избавиться от янычар. При нем был создан новый полк, существовавший параллельно янычарам, но набранный из жителей Стамбула и выходцев из анатолийской провинции. Для этого полка были построены новые современные казармы, введена униформа в европейском стиле и проводились регулярные учения. К 1806 году полк уже разросся до полноценного корпуса, насчитывавшего 23 000 солдат и 1 500 офицеров. Однако Селиму III не хватило решительности использовать новую армию для силового разгона янычар, и в 1807 году «государевы рабы» в очередной раз взбунтовались и свергли султана, который спустя непродолжительное время был зарезан.
В 1808 году в возрасте 24 лет на престол взошел султан Махмуд II, двоюродный брат уже покойного Селима III. Он тут же совершил поездку по Балканам, став первым султаном за более чем два столетия, предпринявшим подобный вояж. Катался он не природу смотреть, а собирать союзников, которые разделяли его взгляд на будущее государство. Как и Селим, Махмуд осознавал необходимость реформ и ликвидации янычарского корпуса, однако он был куда более жестким и решительным, чем старший кузен. Он продолжил создавать новую армию, попутно укрепляя свое положение на троне. Это заняло годы, однако игра стоила свеч. И 15 июня 1826 года Османская империя шагнула в новую эпоху… ступая по трупам янычар. Верные Махмуду II артиллеристы окружили янычарские казармы и открыли по ним огонь прямой наводкой. Тех, кого не сразили пушки, добивало ополчение жителей Стамбула. Всего в тот день в Стамбуле было перебито порядка пяти тысяч янычар, а их корпус был официально упразднен.
Еще больше контента - на моем канале в Телеграм! Подпишись!
