Командир «Пумы» приподнявшись за обзорным люком, и попросив механика ехать помедленнее, вдыхал отвратительный, но уже давно привычный, запах горелого дерева, прокопченной стали и обугленных трупов. Улица, по которой ехал танк, и дома, через чьи окна было видно желтое от пожарищ небо, были увешаны изорванными флагами и гирляндами знамен. В небольшие моменты затишья перед очередным артобстрелом, из руин были слышны стоны и крики боли. Проехав немного дальше, офицер увидел расстрельную команду и дезертиров, один из солдат помахал рукой танку, а командир с отвращением отвернулся. Через пару десятков метров из-за спины послышались выстрелы. Наводчик, чье лицо было всегда удивительно спокойным, также высунулся из люка и немного осмотревшись, молчаливо показал в небо. Там, огромными флотилиями летели бомбардировщики, конечно же не свои. Своих не осталось уже давно, еще 2 месяца назад сбили последний самолет. Когда выехали на площадь, перед взором открылась страшная, но уже давно знакомая картина: поломанные деревья на клумбах с желтой травой, покорёженные зенитки, расчет которых уже давно был похоронен под битым кирпичом, и карусель, на которой никто не катался очень долго, а лошадки покрылись сажей. На это всё командир смотрел абсолютно безразличным взглядом. Руководил танком он уже вот почти восемь лет и не разу не был в отпуске дома, в Вильгельмсвахене. Правда и дома уже не было. Он сгорел. Ударная волна стерла в порошок всё вокруг форта «Фатерланд», от родственников не было никаких вестей. Надеяться на их чудесное спасение – наивная глупость.
-Наш Кайзер по радио вчера сказал, что мы вот-вот перейдем в наступление, мой командир. –иронично и как-то мутно протянул наводчик.
-Да. Рудольф, конечно перейдем, нам же ничего не стоит «загнать этих варваров в тайгу и горы». –тяжело вздохнув ответил Командир.
-Кстати о варварах, - в разговор вмешался водитель, говоря через внутреннюю связь – я еще с того времени, когда мы окопались в Польше, понял, что не так страшен черт, как его малюют, многие (я смотрел через ваш перископ, мой командир, извините) помогали нашим раненым и мирным за просто так, а наше руководство не выдавало подобных, мирных директив, а ведь это простая гуманность. А сейчас что лютуют? А потому что не нужно было Фюреру заниматься истреблением этих долбаных славян. Они нам не ме…
-Молчи Франц, ты что, хочешь, чтобы нас за такие речи также расстреляли, как и тех бедолаг? – оборвал его Командир.
-Извините, мой командант! – выпалил механик
- К сожалению, Франц, на войне нет места гуманизму – мы солдаты – и мы подчиняемся приказам. Это наш долг.
-Долг… долг… кому? Фюреру? Он сбежал уже давно в Америку! Как нам могут говорить о долге, если и того, кому мы ему отдаем нет уже давным-давно? – резко изменив свое безэмоциональное лицо сказал наводчик – Хватит уже притворяться! Мы как скот –нас ведут в пекло и говорят: «Ради Германии!», «Во славу Фюрера!» - вот для чего я сражаюсь? Для простых мирных людей! А Фюрер не ради людей, а ради идеи! А какой идеи? Всем сдохнуть и получить билет в Вальгаллу?
-Все? – тихо спросил командир
-Да, все, гер командант. – вернувшись в свою прежнюю оболочку ответил наводчик.
-Вот и славно. Скажи спасибо, что тебя и механика никто не услышал. Внутрь машины!
В машине разговор продолжился.
-Теперь мы точно можем говорить, о чем угодно. Здесь нас точно не увидит «Солнце Кайзера» - задумчиво проговорил командир – я, пожалуй, выключу исходящий эфир.
-Гер командант, вы, похоже, не сочтите за дерзость, также как я и Рудольф, размышляете о нашем положении?
-Ты, Франц, не считаешь, что такие мысли не дозволительны на войне? – жестко ответил командир.
-Нет, не считаю. Я воюю восьмой год, я видал всё, я трясся на грузовике с ранеными по полям, мины на которых приказало заложить НАШЕ начальство, я чинил движок под союзным артобстрелом, я смотрел, как раненых военнопленных, которых я привез в госпиталь, расстреливали. Что? Не можете мне ничего сказать? То-то! – искренно и эмоционально парировал водитель.
-Не дерзи, Франц… Ладно. Лучше… Ладно.
-Вставлю и свою марку, командант. – прервал тишину Рудольф – Я тоже, как вы знаете, не без дела сидел до того, как стать наводчиком. Я до мобилизации работал в фотостудии, нам заказывали снимки наших офицеров, на которых они, горделиво позируя, одной ногой стоят на пленных. Я, наивный 20-ти летний паренек и не знал, что эти снимки, что сейчас висят у каждого дома или на работе, будут у меня вызывать отвращение через четыре года. На это, я думаю, тоже нечего ответить.
-Возможно. – опечаленно ответил командир.
Наступившее гробовое молчание рассеял шум помех и очередное сообщение по радио:
«Граждане! Военная комендатура Штеттина напоминает: не покидайте в спешке свои дома! Проводится плановая эвакуация, места в поезде достанутся всем. Если вы не сможете добраться до вокзала, не беспокойтесь! Наш доблестный Бундесхир уже собрал свои силы для решительной контратаки на коммунистов! Сокрушим врага! Слава Германии!»
-Опять эти пропагандисты. А ведь наверняка сидят сейчас в Гамбурге, в теплых кабинетах и едят нормальную еду, а не эти собачьи консервы! –сказал сквозь зубы мехвод.
Дальше путь продолжали молча. Уже даже забыли куда. Командир глубоко погрузился в свои мысли, остальные тоже. Механик просто повел машину по прямой, через руины, выгоревшие парки и сады. Небо все также светилось желчно-зеленым оттенком, самолеты также неслись в направлении Берлина. На пути встречались колонны пехотинцев и техники. Солдаты были бледными, видно давно не знали отдыха, машины были запачканы грязью, обвешаны трепьём, фар у многих просто не было, путь колонн освещали пожары. Так ехали танкисты четверть часа. Понемногу они выезжали к окраине. Когда танк подъехал к путевому указателю, где было написано «Добро пожаловать в Штеттин», командир приказал остановиться.
-Стой, Франц. Куда ты нас везешь?
-Подальше от этой погани! Если не согласны, вылезайте, я вас не держу. Пристрелите меня? Да и пожалуйста, только легче будет! Отберете ключ? Пойду пешком!
-Не говори глупостей, Франц! Мы выполняем наш долг, немедленно разверни машину! Это приказ!
-К черту ваш приказ! Вы как цепной пёс, восемь лет воюете на танке, даже семью свою не видели не разу! А, как же! Их же убили наши же бомбы, как я мог забыть!
-Молчи скотина! – Командир выхватил из кобуры пистолет и направил его на механика.
-Стреляйте, пожалуйста! Но куда же вы без меня уедете? Сами то танк не водили никогда!
-Прости, Франц. У меня совсем нервы не в порядке. – командир спешно засунул пистолет обратно в кобуру.
-Зачем вам это, Командант? Я ослушаюсь приказа! – водитель вылез из люка и спрыгнул на землю. – Вы со мной? Нет? Ну и ладно!
-Куда же ты пойдешь?
-Сдамся!
Франц снял автомат, выкинул его и пошел в сторону зарева.
-Одумайся, Франц! Вдруг тебя расстреляют?
-Не слышу, мой командант!
Мехвод зашагал еще увереннее и быстрее.
-Я с ним. – Рудольф тоже вылез из танка и направился за Францем.
Командир остался один в боевой машине и смотрел, как две фигуры уходят навстречу вражеским позициям. Он вставил в пулемет новую ленту, перезарядил и нацелился на своих сотоварищей, поднес палец к спусковому крючку, но не смог нажать на него. Тяжело выдохнул, стер со лба пот, кинул под сиденье фуражку и вылез из машины. Из кармана куртки выпала наградная зажигалка с крестом, командир поднял ее, внимательно осмотрел, чиркнул пару раз, после чего подошел к баку и вставил в горловину тряпку. Постучав по борту машины с тридцатью полосами на стволе, уже бывший командир танка, поджег тряпку и медленно пошел туда, куда шли его сослуживцы.
Через пару минут, за спинами Рудольфа и Франца раздался оглушительный взрыв. Они повернулись. На фоне полыхающего танка к ним приближался темный силуэт.
«Зачем должнику отдавать долг за то, чего не достоин дающий?»
Прошу прочитавших оставить своё мнение о тексте в комментариях.
