Глава тридцать третья. Зеленый остров.


В состоянии эйфории садился я в самолет, летящий в Дублин. Ксения говорила мне, что в Ирландии я узнаю, что такое нормальная жизнь и забуду Латвию, как кошмарный сон. И вот, я летел, попивая пиво «Лачплесис», которое купил по высокой цене в самолете, чтобы попрощаться с страной, в которой родился и вырос. Лететь пришлось совсем не долго, в аэропорту у меня проверили паспорт, потому что Ирландия не входит в Шенгенское соглашение. Я получил свой очень тяжелый багаж, и вышел к встречавшей меня сестре. Потом ехали до дома, который они с Тони снимали пополам. Там было три спальни на верху, на первом этаже была очень большая кухня, совмещенная со столовой и гостиная. Был еще небольшой дворик с бетонным полом, окруженный шершавыми бетонными стенами. В углу этого дворика стоял крохотный деревянный сарайчик.

Когда оказались дома, Ксения угостила меня парой банок пива «Гинесс», и сказала, что пойдет спать, потому что ей на следующий день надо идти на работу. Мне досталась очень большая спальня с широкой кроватью, огромным шкафом с зеркалами на дверях. Был еще книжный шкаф забитый книжками Тони, среди которых было очень много комиксов. Я долго не мог заснуть, смотрел в окно, в котором были такие же шершавые бетонные двухэтажные домики с двориками. В соседнем дворике были какие-то деревца в кадках, скамеечки и вместо бетонного пола был аккуратно постриженный газон. Утром я проснулся рано, спать совсем не хотелось, я пошел в сарайчик во дворике и принялся там собирать свой велосипед. Покататься по городу в тот день я не решился, карты города у меня не было, все дома в том районе были одинаковыми, кривые улочки запутаны. Трудно оказалось и заставить себя ехать по левой, а не по правой стороне дороги.

Ксения была недовольна моей нерешительностью, выдала мне достаточно подробную карту города и предложила прогуляться по району, до ближайшего супермаркета, где я накупил продуктов для того, чтобы приготовить себе нормальной еды. Еще несколько дней я бесцельно крутился на велосипеде по Дублину, делая фото, ходил по магазинам, готовил супы, пек блины, жарил котлеты, угощал этим Ксению и Тони, но на еду они обращали мало внимания. В основном они сидели каждый в своей комнате, зависая в интернете. На выходных мы вечером поехали в центр, где до двух часов пили в пабе, вместе с другими друзьями Ксении и Тони. Под утро мы зашли в гости к Мануэлю, который жил неподалеку и имел запас алкоголя. Я кошмарно напился, потому что все норовили меня угостить пивом. Дошло до того, что я сидел и вещал за столом, держа наготове ведро для рвоты. Нечаянно я скурил две сигареты с травой, думая, что это обычные сигареты. Потом я двое суток страдал от остаточной интоксикации.

После этого я решил побыстрее заняться поиском работы, кататься по городу мне быстро надоело, как и готовить еду. Ксения сказала, что не стоит мне торопиться с работой, предложила сначала найти статую Оскара Уайльда, посетить национальную галерею, съездить в горы Уиклоу, где была более или менее дикая природа, руины древней деревни, высокогорные озера и водопады. Для Ирландии стояла необычно жаркая погода, располагающая к культурному отдыху. Я катался по городу, пару дней изучал галерею, обошел все парки в городе, в которых было очень много полицейских и охранников.

Выяснилось, что ирландцы любят выпить и после этого побузить в общественных местах. С преступностью в Ирландии тоже было не совсем, как в Скандинавии. В центре города орудовали карманники, ходили похожие на скелетов, наркоманы. Иногда подходили попрошайки и тихо, опасливо оглядываясь, клянчили денег. Нищенство в Ирландии запрещено, если человек просто просит денег, то это считается вымогательством и наказывается соответственно. А совсем рядом с домом ночью то раздавались выстрелы, то подростки подожгли машину, то кого-то искал полицейский вертолет, летая над самой крышей, светя в окна прожектором. Мы жили в южной части Дублина, которая считалась неблагополучной в отличии от северной части города. По этой причине одинаковые дома в разных частях стоили по-разному.

Через месяц мне стало ясно, что никакого плана, как устроить меня на работу у Ксении нет, да и она не особенно в курсе, где я эту работу мог бы найти. Она посоветовала мне найти в интернете сайты курьерских компаний и отослать им свое си-ви. Для этого, она разрешила мне пользоваться своим ноутбуком, пока она на работе. Еще она дала мне государственный сайт трудоустройства, который я просматривал со словарем и приходил в отчаяние из-за того, что там не было ничего подходящего для меня и вообще вакансий почти не было. Я не только послал в курьерские компании свои данные, но и съездил в их офисы, где мне сказали, что у них идут сокращения штатов из-за отсутствия заказов. Проезжая мимо строек, я часто слышал, как рабочие говорят между собой на русском, и жутко завидовал им.

Ксения была не совсем в курсе ситуации на рынке труда, её знакомые были в основном программистами или квалифицированными работниками, и сама она работала управляющей в магазине благотворительной организации, на котором кризис не отразился никак. И у нее не было большого опыта поиска работы, до кризиса, в каждом пабе требовались люди хотя бы для того, чтобы уносить грязные стаканы. А на фабриках она никогда не работала, потому и не знала, каким образом туда можно устроиться. В интернете я нашел адреса некоторых фабрик, ездил туда, но там красовались видные издали таблички – «Нет вакансий».

Я знал, что много моих одноклассников жили в Ирландии, но связь с ними я потерял уже давно. Около супермаркетов и просто на улице я часто слышал русскую речь, и все эти люди где-то работали, а я не мог ничего найти и это доводило меня до бешенства. От нечего делать я начал почти каждый день производить уборку дома, но снять напряжение это не помогало. Ксения сказала, что если я не могу найти работу, то мне следует попытаться заработать рисованием портретов на улице. Я ответил, что скорость у меня для подобного слишком низкая, что мне для того, чтобы нарисовать портрет, как меня учили нужно восемь часов, и при этом надо выставить искусственное освещение, чтобы человек сидел смирно. Она велела мне тренироваться целыми днями, чтобы начать рисовать быстро, даже сама решила час-другой позировать мне, но её хватило только минут на десять. Мне было очень трудно объяснить ей, что для того, чтобы небрежно рисовать шаржи, по которым можно в толпе узнать незнакомого человека, нужны годы упорных тренировок, что такие способности никому не даются от природы.

Так или иначе, но я принялся рисовать с фотографий, чего категорически не рекомендовала делать моя преподавательница. Я рисовал с утра и до вечера, то свой автопортрет с отражения в зеркале, то ставил на паузу проигрыватель и рисовал с телевизора лица актеров. Однако, как я ни старался, но нарисовать за пятнадцать минут похожий портрет шевелящегося человека при дневном свете у меня не получалось. Тони предложил мне купить краски и рисовать пейзажи и не захотел меня слушать, когда я попытался объяснить ему чем живопись отличается от рисунка. Я просто не знал, как работать с цветами, не знал техники работы с красками. Дом постепенно заполнялся моими рисунками, но чувствовал я себя так же неуверенно, как и раньше.

В одни выходные нас с Ксенией свозил к морю друг Тони Анди. Он был прямолинейным англичанином, предки которого уже очень давно переехали в Ирландию и даже приняли католичество. Общаться с ним было гораздо проще, чем с Тони, который часто вредничал, иногда был в плохом настроении и вообще был человеком достаточно замкнутым, и вместе с тем вспыльчивым его предки были испанцами. Вход на пляж в том месте официально был закрыт, но в заборе было много дыр, через которые проходили целые толпы людей. В тот день было очень жарко, и я даже собирался искупаться, но пляж был усеян острыми камнями, так что даже ходить там босиком было неприятно, вода тоже была просто ледяной. Ксения сказала, что купаться в Ирландском море опасно, потому что там разные подводные течения, которые могут унести от берега далеко в море. В общем-то не зря этот морской берег закрыли от посетителей. Мы пошли дальше вдоль берега по тропинке, которая петляла между утесами поднималась в гору и спускалась с неё. В одном месте пацаны прыгали с утеса в море и, словно пингвины побыстрее выскакивали из воды.

Перед тем, как ехать домой, мы зашли в рыбный ресторан под открытым небом, где поели рыбных пирожных, которых там был не очень большой выбор. Я непринужденно со своим скудным запасом английских слов излагал для Анди идеи из фильма «Дух времени», который я посмотрел накануне отъезда из Латвии. Он внимательно меня слушал, не возражал, говорил, что это достаточно интересно, но не убеждает его в том, что во всех мировых бедах виновато некое тайное мировое правительство банкиров. Тони в отличии от своего друга, достаточно эмоционально отвергал эти идеи и говорил, что Обама всех спасет и все разрулит. Впрочем, я тогда тоже начал сомневаться в тех идеях, что излагались в этом странном фильме. Главное, что меня в нем смущало – это то, что они ни к чему конкретному не призывали. Мир плох, мир несправедлив, говорилось в этом фильме, но если вы не пойдете служить в армию, станете вести экологический образ жизни, то все наладится само собой.

Меня удивляло то, как жили Ксения и Тони. С виду совсем не было похоже на то, что они сожительствуют, причем достаточно долго. В будние дни они практически не общались, даже старались завтракать и ужинать в разное время, чтобы не дай бог не встретиться на кухне. Если же они все-таки сталкивались друг с другом, то выдавливали из себя возгласы приветствия и быстро расходились. Однако в пятницу они покупали что-то выпить, какой-то деликатес на закуску и очень нейтрально беседовали, стараясь любой ценой сгладить острые углы. К ним иногда приходили гости и тоже вели нейтральные разговоры. Мне было трудно понять, что они говорят на своем ирландском диалекте и достаточно быстро, но иногда я вступал в дискуссии в основном с Тони.

Часто мы с ним спорили о появлении жизни на земле, он неустанно утверждал, что все это было случайностью, так как он учился в школе еще в те времена, когда там монахини и монахи преподавали законы божие розгами, а он их ненавидел так же, как ненавидел англичан и шотландцев. Я подвергал это все сомнениям, говорил, что если этот мир является творческим актом, который еще не закончен, то это совсем не значит то, что попы имеют к создателю какое-то отношение, что их представления о боге хоть в чем-то верны. Я говорил, что хаос невозможен, что если кто-то где-то не видит порядка, то это не значит, что его там нет, а только то, что он его не видит или не понимает. Один раз он даже подтвердил, что некто нашел какие-то закономерности в броуновском движении молекул. Однако ненависть к религии часто не давала ему допустить некоторые вещи.

Конечно, я упорно учил английский в домашних условиях. Начал с того, что выучил все слова, и фразы, которые были в моем говорящем переводчике, потом попросил, чтобы Ксения принесла мне с работы пару детских книжек, которые я очень медленно переводил со словарем. В библиотеке Ксении я случайно нашел произведение любимого Оруэла – «Фунты лиха Лондона и Парижа», и начал переводить и записывать свой перевод. Ксения, когда приехала в Ирландию не знала на английском ни слова, в школе она учила французский, однако, у неё было много друзей, с которыми она постоянно практиковалась в языке. А мне говорить было практически не с кем. Множество слов, которые я зазубривал, забывались через пару дней, потому что я ими просто не пользовался.

По вечерам я писал книгу, от руки в своем большом блокноте. Я назвал это произведение дневником домашнего животного. Именно каким-то котом я себя и чувствовал тем летом. И чем меньше у меня оставалось денег на продукты, тем нервознее я становился. Я даже узнавал, нельзя ли мне пойти служить в ирландскую армию, но там требовалось нормальное знание английского и мое образование их совершенно не впечатлило. Ксения тоже нервничала из-за того, что я не мог найти работу, но помогать она мне не хотела или просто сама не знала, как это сделать. Она только вспоминала, как приехала в Ирландию, как поработала на одной конюшне, где ей не понравилось, как пошла на другую, где сломала ключицу, как потом работала в пабе, потом инструктором по верховой езде в каком-то парке, а потом одолжила денег на курсы и после них устроилась управляющей в магазин, где работала по тридцать часов в неделю и была всем довольна.

Мне надо было срочно что-то делать, и я задумался о том, чтобы поработать хотя бы бесплатно, волонтером для начала, в той католической благотворительной организации, к которой принадлежал магазин Ксении. Тони со знанием дела, сказал, что это очень разумный ход с моей стороны. Там я смогу практиковаться в английском, в моем си-ви появиться запись о том, что я уже работал в Ирландии, а то, что я работал бесплатно, только внушит работодателям уважение ко мне. Однако и это оказалось не так просто, для этого надо было оформить ирландский персональный код, заполнить несколько анкет, и приложить к ним пару своих фотографий. Я все сделал, мне осталось только сфотографироваться для полного счастья.

С утра, почти целый день я колесил по городу, безуспешно искал фотомастерские или хотя бы аппарат моментального фото, но нигде не было ничего подобного. Проклиная изумрудный остров, я носился по торговым центрам и спрашивал, где я могу сделать фото, но моего вопроса как будто никто не понимал. Наконец один охранник на мой вопрос ответил по-русски, сказав, что в Ирландии фотографируются в аптеках. Мне это показалось каким-то абсурдом, но я зашел в ближайшую аптеку и там меня сфотографировали. Вернувшись домой, я спросил у сестры, почему она мне заранее не сказала, что в Ирландии фотографируют в аптеках. Она сказала, что мне полезно было покататься по городу, и поговорить с людьми.

После того, как документы были поданы, надо было еще ждать неопределенный срок, пока их рассмотрят. То ли в шутку, то ли серьезно Ксения как-то посоветовала мне научиться показывать какой-нибудь фокус на улице и собирать пожертвования от прохожих, что в Ирландии было вполне законным занятием и не квалифицировалось, как вымогательство. Я промолчал, но очень расстроился. И еще больше я расстроился, когда увидел, что у меня осталось только пятьдесят евро. На какие деньги жить дальше я не знал. Сидеть дома было невыносимо, и я пошел пешком шляться по району Клондалкин – вилидж. На улице передо мной остановилась машина полная молодых девиц, которые сначала попросили мой номер телефона, потом предложили прокатиться, но поняв, что я плохо знаю английский, уехали.

Совершенно расстроенный я зашел в супермаркет и купил бутылку водки, выпил её и пошел в паб, сделав очень серьезное лицо. Там после пары кружек пива меня развезло, я о чем-то долго говорил с каким-то мужиком, который угостил меня пивом и не раз. Потом я вспомнил одну из рекомендаций Ксении и начал всех спрашивать, где можно найти работу. Этот опрос не очень понравился пьяным рабочим мужикам, но меня только вежливо попросили прекратить. Ксения звонила мне несколько раз, но у меня сел телефон. Потом я еще долго ходил по этому криминальному району ночью. Я подошел к компании хулиганов, дал им свой нож и попросил меня зарезать. Нож и оставшиеся деньги они у меня забрали, и дали бутылку какого-то алкоголя, которую я выпил и долго пытался разбить бутылку себе об голову, пока у меня эту бутыль не отняли.

Дома у меня началась жуткая пьяная истерика, я пытался порезать себе вены кухонным ножом, но Ксения и Тони меня как-то скрутили, а потом уложили спать. Утром я сказал, что мне срочно надо уехать, Ксения плакала и просила меня ни в коем случае не ехать в Латвию, потому что считала эту страну адом на земле. Она сказала, что будет давать мне деньги на еду, только бы я никуда не уезжал. Я объяснял ей, что мне очень трудно, просто невыносимо жить за чужой счет в полной изоляции и ничего не делать, что рисовать у меня больше нет сил.

В Латвию я возвращаться не хотел ни в коем случае, думал поехать бомжевать по Скандинавии, надеясь на то, что получится каким-то чудом где-то зацепиться. Я позвонил маме и рассказал о том, что со мной произошло, и о своих планах. Она сказала, что надо спросить у Олега, нет ли в его норвежской деревне какой-нибудь, хотя бы временной работы. И я созвонился, поговорил с ним, он посоветовался со своей женой и сыновьями и, получив от них положительный ответ, пригласил меня к себе. Он сказал, что там очень много ягод, которые можно собирать и куда-то сдавать, что он взялся красить дом, но никак не может его покрасить, что ему не помешает помощник на работе, да и скоро будет сезон уборки картофеля, и меня могут взять на работу к отцу его начальника. Наконец он признался, что в деревне достаточно скучно, и мое присутствие в качестве собеседника будет не лишним.

И вот я поехал в аэропорт, узнать, сколько будет стоить билет до Осло. Я хотел было ехать в Норвегию на велосипеде, но оказалось, что билеты на паромы в Британию или Францию стоят намного дороже билетов на самолет. У касс ирландского «Райнера» была толпа народу, пришлось долго пробиваться к кассирше, которая грубо велела мне её не беспокоить, а билет заказывать в интернете. Была еще касса скандинавских авиалиний, там можно было купить билет за наличные и лететь хоть на следующий день без всяких ограничений на вес багажа, но билет стоил шестьсот евро. Ксения сказала, что одолжит мне деньги на билет, и попыталась купить мне билет в интернете, стоил он всего двести евро, но надо было две недели ждать вылета, и были ограничения по весу багажа, за перегруз надо было очень много платить. Наконец, нужна была какая-то карточка постоянного клиента, чтобы заказать билет. В итоге билет мне купил Анди, потому что у него эта карточка была. Билет обошелся мне в двести пятьдесят евро, но у меня порвались ботинки, и мне пришлось одолжить еще сто евро.

Три недели до вылета из Дублина тянулись мучительно. Как-то в выходной день Ксения купила галлюциногенных грибочков и предложила их покурить. Тони был в этом деле опытным, он дунул из специальной маленькой трубочки, немного подергался в забытьи на стуле, пока мы его держали, то же самое было и с Ксенией. Они рассказали про свои галлюцинации, про какое-то торнадо и ощущение полета. Анди курить отказался, а на меня грибы не оказали никакого воздействия. Ксения сказала, что на меня бесполезно тратить эти дорогие продукты. Через пятнадцать минут мне стало как-то грустно, и я попросил дунуть еще раз, в надежде полетать в торнадо. Я дунул, накрыло меня не сразу, но потом накрыло так основательно, что я ушел в какой-то совершенно другой мир, который невозможно описать с помощью логических слов. Я был убежден в том, что я побывал ненадолго тем, кем я был до рождения. Когда я вернулся в обычный мир я еще час не мог понять кто я, где я. С интересом я рассматривал сначала свои руки, потом стол, стул, приводящих меня в чувство людей, речи которых я совершенно не понимал, она как-то сливалась для меня в какой-то монотонный шум. Мне весь вечер пришлось вспоминать очевидные вещи. Повторять подобный опыт мне больше никогда не хотелось, это был какой-то ужас, и никаких приятных моментов в этом не было.

Перед отъездом я все-таки поехал на велосипеде в горы Уиклоу смотреть водопады, горы и руины древней деревни. Эта поездка все-таки заставила меня полюбить Ирландию со всеми её недостатками. Зря я, конечно, не ездил туда раньше. Всего каких-то сто километров от Дублина, но это была совсем другая реальность. Сначала я ехал по очень извилистой горной дороге, по которой разрешалось мчаться до ста километров в час, но мне и на велосипеде, когда дорога шла под гору было там страшно разгоняться быстрее пятидесяти. Вдоль дороги было очень много крестов с фотографиями недавно погибших, в основном это были приезжие из Польши, Литвы, Латвии. Да, для советского человека главное, чтобы не оштрафовали, а то, что велика вероятность разбиться на смерть – это чепуха. Хотя и логика ирландцев была не совсем понятна – сначала разрешать водителям ехать по дороге так быстро, а перед опасными участками дороги только писать на асфальте «Медленно!».

И вот, заросли лиственных деревьев вдоль дороги исчезли, как и домики, огражденные бетонными заборами. Дорога побежала мимо лысых холмов, частично покрытых камнями, частично поросших травой. Придорожные канавы были заполнены коричневатой водой. Заборов вдоль дороги уже не было, были только столбики и проволока, натянутая на них. Я добрался до развалин древней деревни, которые были рядом с обрывом, с которого и стекала водопадом река. С этого обрыва открывался прекрасный вид на долину реки, лежавшую внизу, как на ладони. Там были огражденные квадратики лугов на склонах гор, утопающие в зелени домики и высоко в горах виднелись большие квадраты искусственных еловых лесов, которые при постоянно влажной погоде и на жирной торфянистой почве росли там не по дням, а по часам.

Спуск с горы был очень продолжительным и крутым, на нем я разогнался больше восьмидесяти километров в час, но тут велосипед начал подпрыгивать на ровной дороге. Все дело было в том, что на заднем колесе у меня стояла не совсем ровная покрышка. Увлеченный скоростным спуском, я забыл оглянуться и посмотреть на водопад, находившийся у меня за спиной. Возвращаться домой я решил другой дорогой, через самую высокую точку в этих горах около девятисот восьмидесяти метров над уровнем моря. В маленьком городке в долине я уточнил у прохожих, где именно поворот на выбранную мною дорогу. Они подтвердили то, что я на правильном пути, но сказали, что там очень высокие горы, и спросили, все ли со мной в порядке. Я только усмехнулся и поехал по дороге, которая круто поднималась под самые небеса. Вдоль дороги сначала тянулись дубовые рощи, она поднималась вверх по течению небольшой речки. Потом склоны долины начали покрывать ели, а еще выше долина превратилась в каньон, по стенам которого бежали тонкие ручьи. Впереди показался водопад и мне пришлось изрядно попотеть, чтобы преодолеть этот участок дороги.

А потом дорога стала совсем узкой, и побежала по высокогорным полям. Открывался какой-то фантастический вид на другие горы. Дул очень сильный ветер, то и дело начинал хлестать дождь, но быстро прекращался. Я остановился и не мог наглядеться на небо, по которому с огромной скоростью неслись небольшие белые облака и тяжелые фиолетовые тучи. Солнечные лучи то красили окружающие горы своим оранжевым светом, то исчезали, когда солнце скрывали пролетающие тучи. Я посмотрел в даль и увидел, как по поверхности гор несутся, словно на перегонки, тени от туч и яркие пятна света. Было видно, что вокруг, километров на двадцать нет ни души. Было как-то жутковато, но вместе с тем и приятно. Мне стало жаль, что это мой последний вечер в Ирландии, захотелось остаться в этом дивном месте на пару часов, но надо было спешить. Ксения и Тони обещали мне шикарный прощальный ужин.

Солнце начало закатываться, а я все ехал и ехал по этим высокогорным полям. Я попробовал сойти с дороги, но чуть ли не по колено провалился в торфяное болото, там было ужасно влажно и прогуляться по этим полям было невозможно. Когда я начал спуск с гор солнце уже зашло и с одной из террас у дороги я увидел вдалеке множество столичных огней внизу, а за ними бескрайние просторы моря. Я сделал фото, но оно получилось не очень хорошим. Спускался я очень осторожно, чтобы велосипед не начал подпрыгивать, и я не улетел в темную пропасть за обочиной дороги. В городе я немного заблудился, и домой приехал уже достаточно поздно. Тони запек свиные стейки, замаринованные в свежевыжатом соке лимона. Мне этот способ приготовления мяса очень понравился, и я потом очень долго практиковал его. Посидели мы не очень долго, но атмосфера была очень теплой, семейной.

Той ночью я долго не спал, все вспоминал свое общение с ирландцами, которые оказались совсем не такими, какими я их себе представлял. Да, в большинстве своем они любят выпить и подраться, даже женщины. У многих ирландок из-за постоянного употребления пива грубые голоса и специфический смех. На улицах города народ был одет в основном как-то небрежно, неряшливо. Не смотря, на то, что Ирландия много раз перенесла страшный голод, к еде они относились спокойно, у меня даже создалось такое впечатление, что им было все равно что именно есть. Часто они отмечали праздники вообще без закуски в пабе, где каждый сам себе заказывал пиво. Мне это показалось сначала, какой-то дикостью, но потом я вспомнил застолья в советское время, за которыми все нисколько напивались, сколько обжирались, и я понял, что на самом деле сумасшествие и что причиной этого сумасшествия был хронический дефицит.

Что меня расстроило в ирландцах, так это то, что их совершенно не интересовало то, что происходило на территории СССР с семнадцатого года. Зато они могли часам рассказывать, какие ужасные англичане и шотландцы, что все беды в мире из-за них, что Британская империя – это самое худшее, что могло случиться с миром. Я, конечно, посмотрел фильм «Голод» о голодовке, которую в знак протеста устроили пойманные британцами ирландские террористы и несколько из них в результате погибли. Я пытался им объяснить, что эти трагедии по сравнению с тем, что происходило в СССР до хрущевской оттепели – это просто семечки. Какая голодовка при Сталине? Они отмахивались от моих страшных рассказов, для них будто не существовало миллионов советских граждан, которые жили в нечеловеческих условиях, так же, их и не волновал геноцид в Руанде. Тогда я осуждал их за это, но со временем принял их такими, какие они есть и стал пристально следить за кинематографом Ирландии.

Напоследок, в аэропорте меня ждал весьма неприятный сюрприз, хоть я и взвесил свои чемоданы дома, и они были на один килограмм меньше допустимого предела, на весах компании «Райнер» они оказались тяжелее на несколько килограмм, и спорить со служащими аэропорта было бесполезно. Надо было платить круглую сумму за перегруз или вытаскивать из чемоданов вещи и выбрасывать их. Пришлось одолжить у Ксении еще денег, и в итоге я остался ей должен пятьсот евро. Был и еще один сюрприз у ирландской авиационной компании для меня – оказалось, что самолет летит не в аэропорт Гардемун около Осло, а в аэропорт Торп, от которого трудно добраться до столицы. Но Олег согласился меня оттуда забрать на машине. Наконец, когда я залез наконец в самолет, и занял место в центре салона у окна, ведь в этой компании пассажиры рассаживались тогда по салону, как хотели, многодетная ирландская мать попросила меня уступить ей место, чтобы сидеть рядом со своими детьми. Я уступил, но другого места себе найти долго не мог. В итоге стюардесса усадила меня возле туалета в хвостовой части на неудобное откидное креслице. Однако, там я видел в иллюминаторе, как далеко внизу раскинулось море, а потом сплошь распаханная и застроенная Британия и увидел милое сердцу норвежское побережье.