Я молчал. Говорить не хотелось. Да и зачем? Всех, кого сюда приводили, использовали как батарейки. Разин развивал в них слабые способности – и высасывал их Силу, как сок из фрукта. Я видел это однажды: человек зашёл в его кабинет – и вышел пустым. Не мёртвым. Просто… выжженным изнутри. Глаза – мутные, движения – вялые, будто душу вынули и оставили только оболочку. А Разин… Разин стал ярче. Его кожа будто светилась изнутри, а голос звучал глуше, плотнее – как будто он впитал не только Силу, но и саму волю жертвы.
Сначала я думал, что мне показалось. Но потом заметил: когда в коридоре проходил охранник, я чувствовал… тусклое мерцание. Как будто в темноте мелькнул светлячок. У техников – чуть ярче, особенно у тех, кто работал с установками. А у Разина – ослепительно. Он не просто шёл – он горел. Даже сквозь стену я чувствовал его, как жар у печки. Иногда, когда он проходил мимо моей камеры, у меня начинали дрожать зубы – не от страха, а от резонанса. Как будто моё тело узнавало в нём не учителя, а хищника.
Однажды ночью, когда все молчали, а сирена наконец утихла, я попробовал… посмотреть. Не глазами. А внутрь. Сжал кулаки, зажмурился и представил, что за стеной – не бетон, а тонкая ткань. И вдруг – увидел.
Силуэты. Тёплые, пульсирующие. Один – в камере напротив. Другой – на лестнице, медленно поднимался вверх. А дальше, в кабинете, – он. Разин. Его Сила не просто светилась – она давила, как гул трансформатора под напряжением. Я почувствовал, как в висках застучала кровь, будто мозг пытался уйти от этого давления. Я открыл глаза, задыхаясь. Больше не пытался.
– Парень! – голос настойчиво царапал по нервам. – Ты ведь живой! Скажи хоть что‑нибудь!
Прошло больше недели с тех пор, как меня похитили. С тех пор как этот злобный старик в дорогом костюме начал «обучать» меня. Его методы были жестокими. Вчера он… вчера он разрезал мне руку почти до кости и велел заживить самому. «Или истечёшь кровью», – сказал он спокойно, как будто обсуждал погоду. Я сидел, сжав зубы, пока плоть не срослась. Шрамы уже почти не видны. Но внутри остался страх – не перед болью, а перед тем, что однажды я не смогу.
Меня учили обороняться. Блок, который отбил летящий шарик, назывался «волновой удар». Он мог остановить пулю, гранату, даже взрывную волну – если повезёт. Или отбросить человека на несколько метров. Если тот упрётся в стену – раздавит.
На средней дистанции учили «рубящему лезвию» – Разин разрубил им стальную трубу, как соломинку. А на дальней – «проколу». В стальной плите оставалась идеально ровная дырка, будто её просверлили.
– Это не магия, – говорил он тогда, глядя, как я дрожу от усталости. – Это физика. Сила – это давление. А давление можно направить. Главное – не бояться.
– Ты знаешь, как отсюда выбраться? – не унимался сосед.
Я не ответил. Но в голове уже зрел план.
Я не собирался ждать, пока меня превратят в пустую оболочку. У меня уже хватало сил. Достаточно, чтобы попытаться.
Первые дни после пыток я еле держался на ногах. Теперь – другое дело. Тело привыкло к боли. А Сила… Сила стала частью меня, как дыхание. Я чувствовал её в каждой клетке – не как дар, а как оружие, которое мне впаяли насильно.
Дверь моей камеры была стальной, но не такой, как у особо опасных. За ней – охранник с автоматом. Через тридцать метров – ещё один. Подчинять разум я не умел. Может, ещё не дошли до этого. Но… к чёрту всё. Оставаться здесь – смерти подобно.
Я прижался ухом к двери. Тишина. Только мерное дыхание за стеной. Охранник стоял на месте, не разговаривал, не ходил. Хорошо. Значит, не ждёт неприятностей.
Я отступил на шаг, сосредоточился. В ладонях защекотало – знакомое напряжение, как перед грозой. Воздух сгустился. Я не стал бить в дверь всей Силой. Не хотел грохота, тревоги, сирен.
Вместо этого провёл «рубящим лезвием» по креплениям – тонко, точно, как ножом по маслу. Металл не заскрежетал – просто разошёлся, будто его никогда и не было. Дверь качнулась внутрь, едва слышно скрипнув.
Охранник стоял спиной, опершись плечом на стену. Я подкрался сзади, почти не дыша. Рука легла ему на затылок – и Сила впилась внутрь, как игла. «Прокол» в стволе позвоночника. Он даже не дёрнулся. Просто осел на колени, потом – на пол. Без звука. Без крови.
Второй был дальше – у поворота. Я дождался, пока он отвернётся, проверяя что‑то на планшете. Подкрался сбоку. На этот раз – «волновой удар» на минимальной мощности, направленный не в грудь, а в шею. Хватит, чтобы отключить сознание. Но я не стал рисковать. Как только он пошатнулся, я подхватил его, придержал, чтобы не грохнулся на пол, и тихо опустил у стены. Пульс бился. Жив. Но надолго ли – не моё дело.
Потом подошёл к камере соседа. Там тоже была стальная дверь, но проще. Я вновь провёл «лезвием» по замку – и тот развалился на части. Дверь приоткрылась сама.
– Ты там живой? – прошептал я, заглядывая внутрь.
– Да! – мужчина лет сорока в серой форме рванулся к выходу, но я приложил палец к губам.
– Тихо. Если хочешь выйти – молчи и делай, как я.
Он кивнул, глаза горели, но дисциплина сработала. Он не задавал вопросов. Просто последовал за мной, держась в полуметре, как тень.
– Как далеко ты чувствуешь людей? – спросил я, уже двигаясь к лестнице.
– Зависит от стен. Обычно – до двадцати метров.
– Ты… один из тех, кого учат? – спросил он, оглядываясь на тела.
– Да. И у меня нет времени объяснять.
– Ты знаешь, как отсюда выбраться?
– Точно – нет. Но чувствую: над нами два этажа. Один – с лабораториями, второй – с камерами. Выше – должен быть выход.
Он с недоверием посмотрел на меня.
– И ты это чувствуешь, сидя здесь?
– Да. Я сильнее тебя. Держись рядом – и, может, выживешь.
Я не сказал, что мне нужно добраться до верхних камер. Там – ещё один объект. Сильный. С ней я… иногда чувствовал связь. Мысленно. Очень осторожно. Только когда Разина не было рядом. Иногда – в тишине ночи – мне казалось, что она шепчет: «Я здесь. Не сдавайся».
Только с ней у меня есть шанс.
Подняться было нелегко. Пост на следующей лестнице заметил нас. Сработала сирена. Уже пять минут она выла, будто предупреждая весь комплекс.
– Тебя как звать? – спросил мужчина, когда мы передохнули после стычки.
Он прислонился к стене, тяжело дыша. Пот стекал по вискам, но в глазах читалась не паника, а решимость.
– Сейчас они соберут силы и пойдут с разных сторон. Числом задавят.
Я и сам это чувствовал. Три группы охраны уже перекрыли коридоры. Но тут с нижнего этажа донёсся новый звук – глухой, животный, будто земля сама рычала. По спине пробежал холод.
Твари, собранные из кусков людей и зверей. Их создавали здесь – в лабораториях. Я видел, как их «оживляли» с помощью Силы: впрыскивали импульсы в мёртвую плоть, сшивали нервы, вживляли чипы управления. Они не думали. Не чувствовали. Они просто… выполняли приказ.
Все группы охраны мгновенно отступили. Секунду назад нас зажимали – и вот уже вокруг ни души.
Михаил не сразу понял. Бежал позади. Я не мог ждать. Если Разин перехватит меня – побег окончен.
В какой‑то момент его дыхание сзади резко оборвалось. Я обернулся.
Оскаленная пасть мутанта уже прыгала на меня. Удар вышел сам собой – тварь отлетела в сторону, врезалась в стену и замерла.
Михаил лежал на полу с прокушенной шеей. Живым его уже не вернуть.
Я бросил несколько «проколов» вдоль коридора – не целясь, просто чтобы отпугнуть. И побежал дальше.
До лестницы оставалось метров двадцать, когда в проходе возникла тварь размером с носорога. Панцирь, как у танка. Четыре отвратительные пасти, раскрывающиеся под разными углами, будто у неё было четыре глотки. Ноги – как у паука, но мускулистые, с когтями, впивающимися в бетон.
Мой удар не оставил на ней и царапины.
Она зарычала – звук был таким низким, что пол задрожал под ногами – и двинулась вперёд.
Я собрал всю Силу и ударил «проколом» в голову. Череп не пробился. Только царапина.
Как так? Это же пробивало сталь!
Я едва увернулся от лапы. Тварь осталась на месте – будто охраняла выход.
Тогда я присмотрелся. Туловище – единое, гладкое, будто отлито в форме. А ноги… будто прикручены. Некачественно. Швы видны даже в полумраке.
Наугад бросил «рубящее лезвие» – отсёк одну ногу. Монстр рухнул на бок, завывая. Потом – вторую.
Он всё ещё дышал. Но преградой уже не был.
Я бросился к лестнице. Времени почти не осталось. Если тварь охраняла выход – значит, за ней стоит Разин.
А наверху… наверху меня ждёт она. Та, с кем я обменивался мыслями в тишине камер. Та, кто, как и я, не хочет быть «объектом».
С этими мыслями я вбежал на следующий этаж.
И там, у лестницы, стоял профессор Разин.
Он не улыбался. Не злился. Просто смотрел – как на ученика, который опоздал на экзамен.
В его глазах не было торжества.
– Я знал, ты попробуешь, – сказал он тихо. – Но ты не готов.
И в этот момент мир погас.
