– А то бежал, – закивал он, улыбаясь как дурачок.

Ему нелегко было вырваться из дома и оставить хозяйство даже на те несколько часов, что занимали встречи с Юлей и дорога туда-обратно, но ради этой девушки он и не на такое бы пошёл. Сегодня она казалась ему особенно прекрасной: светло-голубая блузка дивно подчёркивала цвет глаз, щёки нежно румянились, от улыбки всё лицо светилось.

– Я наконец-то вторую «Дюну» посмотрела, – щебетала Юля, а Витя глядел на неё во все глаза и наглядеться не мог. – Что-то мне совсем не понравилось. Даже по сравнению с первой слабо… Ты смотрел?

– Смотрел?.. Нет, не смотрел.

Так загляделся на Юлю, что растерялся даже, не сразу понял, о чём она.

– А какой у тебя любимый фильм?

– «Индиана Джонс». Третий.

– Ого! Мне, кстати, третья часть тоже больше всех нравится. А четвёртый и пятый фильм смотрел?

– Нет. – Он, честно говоря, даже и не слышал, что после третьего что-то ещё выходило.

– Такая чушь, по-моему. Особенно с этой свадьбой в четвёртой части…

Юля распалилась, раскраснелась, стала говорить громче. Потом вдруг остановилась, хихикнула смущённо:

– Извини, что-то я разошлась. Слова не даю вставить.

– Ничего страшного. – А он и разомлел, пока слушал. Внимательнее надо быть.

– А какие ты сериалы смотришь? – спросила она.

– Да… никаких, в общем-то.

– Может, и правильно, – кивнула Юля. – А книги любишь? Я вот «Игру престолов» после сериала взялась читать – не сравнить, конечно, насколько книжки лучше…

Витя даже не понял, о чём она. Юля, похоже, это заметила, замолчала на полуслове, выпрямилась и вдруг спросила:

– Вить, а как у тебя отчество?

– Николаевич, – ответил он, прежде чем успел подумать, а чего это она спрашивает.

Юлино лицо за какое-то мгновение изменилось до неузнаваемости. Только что сидела весёлая, оживлённая девушка, с воодушевлением рассказывала про кино и книжки, – и вот перед Витей строгая дама с поджатыми губами и суровым взглядом, которым она внимательно окидывает собеседника, особо остановившись на его лице.

– То-то я всё думала, где тебя видела раньше. – Юля откинулась на спинку стула, вытащила что-то из сумки – бумагу? – бросила на стол и скрестила руки на груди.

С пожелтевшей газетной страницы, с зернистого чёрно-белого снимка на Витю смотрел молодой мужчина, почти юноша. Несмотря на ужасное качество фотографии, ошибиться было невозможно.

На Витю смотрел он сам.

Не изменившийся ни на миллиметр, хотя прошло двадцать два года.

– Вот не думала, что меня леший спас. Про вас же говорят: путаете, с дороги сбиваете.

– А, поняла, – хрипло сказал он. – Как?.. Ты ж сначала догадалась и только потом про фото вспомнила, да?

– Да, сначала догадалась, – подтвердила Юля. – Ты когда меня из леса вывел, я подумала: вот молодец, как хорошо на местности ориентируется, ни дать ни взять леший, не то что я – в трёх соснах заблудилась. Глупость, шутка, а потом задумалась: пока ты не появился, я еле шла: бурелом, грязь – а с тобой как по асфальту. Решила, мол, к тому времени на место поровнее вышла, потом только поняла… А помнишь, как мы в первый раз у башен встретились?

Как не помнить. Конечно, помнил. Две полуразрушенные башни остались от барской усадьбы. К тем башням со всей округи детишки на велосипедах ездили, на самый верх забирались. Юля шла в синем, как василёк, платье, которое…

– Вечер тихий был, а тут ветрище такой подул, что юбка как парус развевалась, меня чуть не унесло. А как ты появился – опять стихло всё. Я ещё удивилась, что не услышала, как ты подошёл. Не обратила бы внимания, если бы на второй раз то же самое не случилось. Это тоже помнишь?

Витя помнил. Второе свидание у них было в клубе – пошли потанцевать – но встреча была назначена на улице, у дверей. Тогда-то, видно, Юля и заметила порыв ветра. Он невольно покосился на дверь кафе: сегодня нарочно встречу в помещении назначил, а гляди ж ты – не помогло.

– Не вздумай убегать, – предупредила Юля, неверно истолковав его взгляд. Опять полезла в сумку, показала Вите удостоверение. Он и не глядя знал, что там: гербовая печать, по кругу надпись «Управление по защите фольклорных существ». Вот только не защищало оно никого. Те самые фольклорные существа боялись его больше, чем охотников с ружьями и священников с крестами. – И внутри, и снаружи наши люди с аппаратурой. Скрыться не сможешь.

– Как ты увидела фотографию? – Он подтянул к себе газету. – Ты же, наверное, совсем маленькая была.

Она кивнула:

– Да, после первого класса к бабушке на каникулы привезли. Скука была смертная, сам понимаешь: крошечная деревня, даже магазина нет, у местных детей своя компания, а приезжие перезнакомиться не успели. Вот я и занимала себя чем могла: книжки, по телевизору один единственный канал – ОРТ – да газета деревенская.

– И ты меня запомнила?

– Ага. Ты мне симпатичным таким показался. Помню, всё смотрела на тебя и переживала: может, найдётся.

– Первая любовь, значит, – невесело улыбнулся он.

– Вроде того, да.

Витя опять опустил глаза. Будто в зеркало смотрел, только чёрно-белое.

«Пропал человек!» – тревожно сообщал заголовок. А ниже: «Липкин Виктор Николаевич, 07.08.1973 г. р.». Фамилия говорящая оказалась… Исполнилось ему двадцать девять, а через неделю пошёл за лисичками и заблудился.

– Ты не стареешь, да? Мы, получается, ровесники? – спросила Юля.

– Ты же после первого класса фотографию видела. Значит, тебе сейчас тридцать должно быть, нет?

– Я в шесть в школу пошла.

Зачем она сидит тут с ним, разговор поддерживает? Тащила бы уже в бестиарий, раз всё знает.

– Не хочешь спросить, по каким ещё деталям я догадалась? – поинтересовалась Юля. – Не по одному же ветру: мало ли, дует и дует.

– И по каким же? – Он видел: ей хочется похвастаться, и задал этот вопрос, хотя слушать ответ не желал.

– Во-первых, меня страшно удивило, что ты, когда меня на свидание пригласил, даже не заикнулся про номер телефона. По нынешним временам это очень странно: люди без смартфонов в двух шагах друг друга не найдут. А вот когда ты пропал, мобильные всего лет пять как появились, а в деревне о них и слыхом не слыхивали.

Витя кивнул.

– Разговор про кино и книжки я сегодня тоже неспроста завела. Хотела убедиться, что ты никаких громких названий даже не слышал, хотя про ту же «Игру престолов» лет десять назад даже бабульки на лавочках говорили, кажется. Ещё ты частенько повторяешь за мной, особенно когда задумаешься. Прямо как эхо. Аллитерации, опять же…

– Чего? – переспросил Витя.

– Аллитерации, – терпеливо повторила Юля. – Повторяешь одни и те же согласные часто. Даже вот твоё извинение сегодня – «прости, провинился». Обычный человек сказал бы – виноват. Или просто «извини». А ещё у тебя нет тени. И пуговицы на рубашке не на той стороне.

Витя машинально опустил голову и посмотрел себе на рубашку. Надо же, какие мелочи Юля подметила…

– Видишь? У тебя пуговицы на левой половине пришиты, а на мужских рубашках их всегда на правой делают. А ещё ты рубашку навыпуск носишь, но правая сторона всегда внутрь подвёрнута.

Юля откинулась на спинку стула и с удовлетворением улыбнулась. Посмотри, мол, какая я молодец. Витя хвалить не стал. Юля поняла, что комплиментов не дождётся, и улыбка стекла как парафин со свечи. Она сделала кому-то знак рукой.

– Не надо меня тащить, – спокойно сказал Витя и встал из-за стола. – Сам пойду.

***

Витя давно потерял счёт времени. В бестиарий не проникали солнечные лучи – непонятно было, день сейчас или ночь, сколько прошло часов и минут.

Из кафе он вышел сам, но его тут же скрутили, засунули в машину и привезли сюда, в северо-западное отделение Управления. Здание было спрятано в редком лесу, на равном удалении от всех соседних деревень, даже тех, что давно заброшены. Это была бетонная коробка почти без окон, которая выглядела так, будто её выкопали из земли, кое-как обтряхнули и поставили здесь – и выбросить жалко, и домой не возьмёшь. Бестиарий, конечно, располагался в подвале; Витю как втолкнули в крошечную, меньше кубометра, клетку, так он там и сидел. Выходил, только когда забирали на допрос или на опыты.

Сначала были только разговоры. Витю выводили из клетки – точнее, он сам вылезал, радовался возможности хоть как-то размяться – вели ярко освещёнными коридорами (и где их столько помещалось в этом зданьице?), сажали за стол в стерильной, как операционная, комнате. И спрашивали. Кто такой? Как зовут? Почему называет себя старым именем? Сколько человек заманил в лес?

– Никого я не заманивал, – буркнул Витя и покосился на Юлю, впервые услышав этот вопрос.

Она неизменно стояла в уголку, когда его приводили на допрос. Никогда не садилась, ничего не записывала – просто слушала. А его по пятому и двадцатому кругу всё спрашивали об одном и том же: кто, как зовут, почему имя оставил прежнее, сколько на его совести человек. Сотрудники, которые допрос вели – а их было трое, они менялись между собой – наверное, все ответы уже давно наизусть выучили. Но всё равно повторяли вопросы – видно, надеялись, что Витя собьётся и что-нибудь для себя невыгодное скажет. Но он не сбивался и говорил каждый раз одно и то же, слово в слово. Похоже, мужчин – а допрашивали исключительно мужчины – это злило.

После четвёртого допроса Витя обратил внимание, что как-то странно себя чувствует. Никогда ещё с тех пор, как заблудился в лесу двадцать два года назад, он не испытывал такой слабости и нехватки воздуха. После девятого допроса на странное самочувствие Вити обратили внимание и сотрудники Управления. Спросили, в чём дело. Он и рад был бы ответить, но сам не знал. Юля тихонько подала голос из своего угла:

– Ему без леса тяжело…

Витю вывели наружу. Он с удивлением обнаружил, что с ареста прошло три недели – лешему это было очевидно по одному взгляду на деревья.

Юлино замечание оказалось справедливым: даже от пяти минут на улице Вите стало гораздо лучше. Его стали выводить на прогулку каждый вечер.

***

Однажды, когда Витю вели после очередного допроса обратно в клетку, конвоир спросил у Юли:

– Как там твоя статья?

Юля, как показалось Вите, смутилась. Она шла на полшага впереди и справа от него, так что её лицо он видел хорошо.

– Да нормально, – буркнула она.

– Хватает материала? – усмехнулся конвоир и ткнул Витю кулаком между лопаток, хотя леший и так послушно шагал куда требовалось. – Или забываешь половину записать, пока до кабинета дойдёшь?

– Ничего я не забываю.

Точно, не показалось: разговор Юле совсем не нравился.

– Видел я твои дневники наблюдений, – не унимался сопровождающий. – Скоро «Войну и мир» напишешь.

– Дневники наблюдений, значит? – подал голос Витя. – А после наших встреч ты их тоже заполняла?

– А ты думал, она с тобой тискаться ходила? – фыркнул конвоир. – Шевели поршнями, нелюдь! – И он снова пихнул Витю, хотя тот и не собирался останавливаться или замедлять шаг.

На двенадцатом или тринадцатом допросе сотрудник Управления задал наконец вопрос, ради которого, похоже, всё и было:

– Как ты превратился в лешего?

– Да никак не превращался, – честно ответил Витя. – Заплутал, ходил-ходил по лесу, ходил-ходил… Грибы сырые жевал, да ими разве наешься. Вот однажды чувствую – спать хочу, сил нет. Понял: если лягу – всё, конец. Но мне уже бродить надоело, так что обрадовался даже. Лёг, заснул, а проснулся – удивился. Во-первых, что вообще глаза открыл. А во-вторых… ну, почувствовал себя по-другому.

– По-другому – как? – Допрашивающий вперился в него ледяным взглядом.

– Да вот так. Видеть лучше стал да слышать. Весь лес как на ладони у меня. Где лось идёт, где кабан роет, где заяц скачет – всё знаю. Если плутает кто – тоже мне ведомо. Дерево рубят – будто волосы мне стригут. Память ещё отменная стала. И была-то хорошая, а теперь хоть книжки целиком заучивай.

– Скольких в лес заманил? – опять спросил сотрудник.

– Да не заманивал я никого, – сердито отмахнулся Витя. – Вашу вон, – кивок в сторону Юли, которая даже как-то сжалась у себя в углу, – вывел. Не рассказывала, что ли?

– А почему вывел? Понравилась?

– Не без этого, конечно. Но я и других выводил, только никому не показывался.

Ответом, похоже, опять не угодил. Сотрудник пожевал губами, потом отодвинул записи и кивнул конвоирам у двери:

– Уведите.

За последние дни обитателей в бестиарии прибавилось – видно, работники Управления не сидели сложа руки. А может, нового кого наняли. Вой, стоны, скрежет не смолкали ни днём, ни ночью. Через две клетки от Вити (в одной сидела кикимора, в другой – домовёнок, совсем ещё малыш) втиснули в угол крошечный аквариум, налили ржавой воды и поселили русалку. Новая постоялица постоянно хихикала, пела, плескалась водой и вообще вела себя до неприличия легкомысленно – уж лучше бы рыдала и жаловалась, как остальные. Была она не какой-нибудь там ундиной или морской девой с рыбьим хвостом, а настоящей славянской русалкой; сама себя называла водяницей. Притащили её как была: в льняной рубахе, с распущенными зеленоватыми волосами до колен и венком из кувшинок на голове. Русалка всё порывалась пощекотать конвоиров, даже грубые шлепки по рукам не останавливали. Чуть позже Витя услышал случайно в разговоре двух сотрудников Управления, что это была утонувшая тридцать лет назад девушка, невеста сельского врача.

Витя вспомнил, что читал об этом – может, даже в той же самой газете, в которой несколько лет спустя опубликовали объявление о нём самом. О трагедии написали целых две страницы мелким шрифтом: история всей недолгой жизни Марины Нестеровой – так её звали – и, с особым смаком, отношений с врачом; слова убитых горем родителей, младшего брата и старшей сестры; растерянные комментарии соседей…

– Эй, Марина, – позвал Витя, когда конвоиры ушли. Русалка и не думала откликаться. Просто не хотела? Вряд ли, учитывая, как она рвалась пообщаться с конвоирами. Забыла, кем была? А почему же он тогда не забыл?

На следующее утро Вите объявили: допросов больше не будет. Не успел он спросить, что с ним собираются делать дальше, как его выволокли из клетки и потащили куда-то на второй этаж, где он ещё не бывал.

Витя оказался в просторной комнате без окон; на потолке торчали на коленчатых держателях две огромных лампы, под ними стоял металлический стол со стоком в ногах, как у ванны. У дальней стены был ещё стол – длиннейший, тоже металлический, застеленный простынёй с казённым чёрным штампом и заваленный блестящими металлическими инструментами. Комната полнилась людьми в масках, тонких резиновых перчатках и светло-зелёных халатах, завязанных на спине. Всё это напоминало операционную из кошмарного сна.

То, что с Витей там делали на протяжении следующих недель, тоже напоминало кошмар.

«Эксперимент первый. Изучение регенерации покровных тканей у лешего». «Эксперимент второй. Изучение регенерации сосудов у лешего». «Эксперимент третий. Изучение регенерации костной ткани у лешего»…

С монотонной диктовки номера и названия опыта начинался очередной этап. Обезболивание Вите, конечно, не полагалось: сотрудники Управления считали, что достаточно покрепче примотать его широкими ремнями к столу.

В операционной Юля не появлялась, зато исправно приходила на все перевязки. На них и оценивали ту самую регенерацию, которая так интересовала Управление, но не только. Витю то и дело водили (или возили, если встать уже не мог) на какие-то другие процедуры: то на анализы, то на рентген, то ещё на что. При обычной своей жизни он такого не застал, в сельской амбулатории кровь брали, тыкая  руку иголкой и высасывая кровь в стеклянную трубочку.

У лешего всё заживало гораздо быстрее и легче, чем у человека, а болевой порог был намного выше, но бесчеловечные эксперименты всё равно Витю чуть не доконали. Бесчеловечные?.. Так он в глазах Управления человеком и не был. Как назло, ещё и погода испортилась – конвоирам неохота была торчать на улице, так что прогулки сократились до чистой формальности.

Витя держался из последних сил. Если Юля была в помещении, смотрел не отрываясь только на неё – она виновато ёжилась и отводила глаза. А когда не приходила, Витя думал о ней, вспоминал их три свидания. До мельчайших подробностей восстанавливал в памяти, во что Юля была одета, как улыбалась, увидев его, как танцевала с ним на дискотеке. Как после второго свидания он, провожая её, попросил разрешения и поцеловал. Она ведь охотно отвечала – неужели тоже расчёт? Неужели знала тогда: заманивает в ловушку нечисть? А он-то думал, что понравился. Выходит, театральный институт по Юле плачет?

Последние опыты были особенно страшны. Изучали, как запомнил Витя, «регенерацию тканей при множественных и сочетанных повреждениях». Звучало название умно, красиво даже, а на деле Витю всего изломали и бросили обратно в клетку. Приходили каждые полчаса, смотрели: живой или уже нет?

Витя жил – назло. Кончится же это когда-нибудь. Не бывает, чтобы не кончалось.

Недели за две зажило у него всё настолько, что мог уже сам на перевязки ходить. Только задыхался как старик.

– Сохраняется левосторонний пневмоторакс, – сказал один сотрудник другому, посмотрев на очередные Витины снимки.

– Рассасывается, – ответил второй.

Ну вот, лучше, значит, становится. Значит, надежда есть…

***

Витя проснулся среди ночи и сначала сам не понял, почему. А потом увидел чей-то взгляд, направленный прямо на него из-за решётки.

– Юля?

Она ничего не сказала – всё так же молча и пристально смотрела на него с бесстрастным выражением на лице. В бестиарии стояла неестественная тишина: кого-то уже увели без возврата, других сморил беспокойный сон.

– Пришла ещё пару дневников наблюдения заполнить? – с горечью спросил Витя и отвернулся. Неподалёку хихикнула и плеснула водой на пол русалка – этой всё нипочём, даже крошечный аквариум, в котором поместиться можно было только сидя. – Ну что молчишь? Поговори со мной. Я хоть голос твой послушаю, мне легче станет. А ты потом всё изучишь и пару статей напишешь.

Опять никакой реакции.

– А я-то в тебя влюбился. Всерьёз. Сразу, как увидел, – сказал он куда-то в стену. Глядеть на Юлю было сейчас выше его сил. – Ты растерянная такая была, озиралась по сторонам. Аукала – вот я и пришёл. Сама же знаешь: леший на зов всегда приходит.

Витя поднял голову и всё же посмотрел прямо Юле в глаза:

– Думаешь, если я нечисть, так и любить не могу? А почему ж не могу-то – сердца, что ли, у меня нет? Есть, вот здесь, – он приложил руку к груди. – Как было человеческое, так и осталось. И люблю я тебя как человек.

Она качнула головой. По щекам от глаз к подбородку пролегли мокрые дорожки. Юля вдруг поднялась, подошла к дверце клетки и отперла тяжёлый навесной замок. Витя наблюдал за ней с недоумением.

– Ну же, – каким-то чужим, сипловатым голосом сказала Юля и открыла дверцу пошире. – Иди.

– Ты чего это удумала? – Он не сдвинулся с места.

– Я об этом пожалею, – пробормотала она.

– Юль, ты что делаешь? – опять спросил Витя.

– Все эксперименты, какие хотели, над тобой уже провели. Уходи, иначе утром тебя усыпят.

– Как собаку, что ли?

– Примерно.

Он неуклюже выполз из клетки – всё болело, мышцы не желали работать, – разогнулся и встал совсем рядом с Юлей.

– Больше не увидимся?

– Нет.

Она сама потянулась к нему, обхватила с каким-то отчаянием, поцеловала в лоб, в губы.

– Иди. Иди скорее, – прошептала и закрыла глаза. Подул ветерок, а когда Юля снова посмотрела вокруг, рядом уже никого не было.

***

Конечно же, её уволили. Да ещё, как говорится, с волчьим билетом. Но прошедшие с тех пор семь месяцев были самыми спокойными в Юлиной жизни.

Работа сама нашлась. Девушка жила около школы и как-то раз услышала: учительница биологии внезапно ушла в декрет. Внезапность эта чести учительнице как профильному специалисту не делала (биолог – и до последнего не поняла, что беременна?!), зато на освободившееся место Юлю, с [АД39] красным-то дипломом биофака, взяли несмотря на записи в трудовой.

Преподавать ей понравилось. От того, как загорались у ребят глаза, когда она рассказывала им что-нибудь увлекательное, и [АД40] сама воодушевлялась.

Но вот учебный год кончился. Маленькие, от восьми до тринадцати человек, классы разошлись на каникулы, а Юля, как только закончила с бумагами, рванула по своим делам.

…Она поправила лямку рюкзака. От воздуха, напоенного ароматами влажной земли, хвои и преющих листьев, кружилась голова… впрочем, от воздуха ли?

Юля шагала уже почти час и наконец решила остановиться. Отсюда она точно дороги не найдёт. Осмотрелась.

Маленькая полянка, почти круглая. Справа густой черничник, впереди две огромных тёмно-синих ели – как стражи или столбы от ворот. А в центре, аккурат посередине, будто след от ножки циркуля, – огромный пень.

Потянуло ветерком[АД41] . Странно потянуло – верхушки деревьев и не шелохнулись, а кусты вокруг полянки зашелестели. Юля улыбнулась и не оборачиваясь сказала:

– Привет.

– Привет, – откликнулось эхо. Она глянула назад через плечо.

– Можно не буду наклоняться и через ногу смотреть? А хомута у меня в любом случае нет.

– Можно.

Витя подошёл поближе, не сводя глаз с её лица:

– Пришла? Или опять заблудилась?

– Пришла. Скажи, что я об этом не пожалею.

– Ты об этом не пожалеешь. Ты ведь и тогда не пожалела.

– Откуда ты знаешь?

Он не ответил. Юля шагнула к нему, и Витя крепко её обнял.

– А чем занимается жена лешего? – спросила она вдруг.

– Чем хочет. – Он взял её за руку и повёл вглубь леса.

*** Рассказ был написан для межавторского сборника "Впечатление обманчиво" – всем рекомендую, там ещё восемь классных рассказов. Здесь текст в новой редакции, но без больших отличий ***

Но Топольницкая — не тот человек, которого проведёшь. Она, как опытный следователь, что-то заподозрила. Юра, сидя за партой, задумчиво подпирал щёку, слушая Саню, и тут Каролина Фёдоровна, будто невзначай: «Товарищ студент, а что у вас в руке?» Юра, не моргнув глазом, разгибает руку — и вот оно, фиаско. Динамик, который в общаге улетал в рукав, как ракета, в этот раз предательски остался на ладони. Факир был трезв, но фокус не удался.

Топольницкая, не меняя выражения лица, конфисковала всё оборудование, но с экзамена, что удивительно, Юру не выгнала. Лишь велела взять новый билет. Юра начал лепетать, что хотел лишь «опробовать систему на самом опытном преподавателе». Естественно, ему не поверили. Ребята в коридоре мигом спрятали передатчик.

Тут начинается нюанс. Экзамен принимали двое: Топольницкая и Рудь - преподавательница, которая подключилась позже и про радиошпионскую эпопею ничего не знала. Рудь нашу группу не вела, поэтому всё время уточняла у Топольницкой: «Каролина Фёдоровна, а как этот студент учился на семинарах?» и ставила оценки, ориентируясь на её слова. Если Топольницкая говорила «плохо учился», Рудь хмурилась: «Этот даже на тройку не тянет». Юра, подготовившись по новому билету, идёт сдавать. Топольницкая, посмотрев на него, кивает: «Иди к Рудь». Рудь, как обычно, спрашивает: «А как он учился?» И Каролина Фёдоровна, с лёгкой усмешкой, отвечает: «Хорошо».

Юра сдал. Кажется, даже на четвёрку. Оборудование, правда, ему так и не вернули. Топольницкая, надо отдать ей должное, оказалась человеком. Не злобным, не мстительным, а таким, знаете, с пониманием. Как будто сама когда-то была студенткой и знала, что без таких историй институт — не институт

Все герои этой истории, к слову, благополучно доучились до диплома. А Юра, говорят, до сих пор с теплотой вспоминает тот экзамен. И, возможно, где-то в кладовке у Топольницкой пылится его приёмник — как трофей, напоминающий о том, что даже в математике есть место для авантюры.

Больше таких рассказов на https://t.me/GVF_KIIGA

Хотя до этого момента, пушистую Мусю ничем было не заставить покинуть родную квартиру.

Мусю, не без труда, но поймали.

Запустив кошку в квартиру и водрузив на голову свою отпускную шляпу, Света взяла чемодан, захлопнула дверь и спустилась к такси.

И только, когда приехали на вокзал, наша отпускница поняла, что сумочка с деньгами, документами и телефоном осталась в запертой квартире.

Вообщем, итог такой: поездка сорвалась, билеты пропали,  новую шляпу на море так и не выгуляли...

Вот так иногда всё идёт совсем не по плану....

Шли годы, Алиса строила карьеру, пыталась строить отношения - с первым получалось не в пример лучше, чем со вторым, ездила по разным странам, изучая архитектуру разных культур, её жизнь со стороны кому-то казалась почти сказочной, ей даже завидовали.

А когда в мэрии объявили очередной конкурс на благоустройство города. Алиса, сидя в своём кабинете, выглянула в окно, в котором, по странному стечению обстоятельств, опять было видно реку, и вздрогнула. Белая стела-стрела вновь, будто живая, проткнула кучерявый полог видимого только ей леса и устремилась к небесам.

Её полузабытая мечта вынырнула из ниоткуда, расправила переливчатые крылья, а пальцы уже машинально заполняли заявку на сайте мэрии. Вот ведь как интересно получилось - она про свои мечты забыла, а Вселенная, видимо, нет...

Она принялась за работу над проектом и утонула в ней с головой на четыре месяца.

И вот теперь стоит, ослеплённая фотовспышками и осыпанная цветами и поздравлениями, стараясь держать лицо, хотя губы дрожали и норовили разъехаться, а сердце колотилось пойманным зайцем.

Её проект победил на конкурсе, и теперь она будет руководить его воплощением, как только оттает земля, чтобы принять в себя саженцы деревьев.

Но вместо восторга и радости грудь Алисы полнилась тоскливыми сомнениями...

Уже под вечер, уединившись в своём кабинете, где было удивительно тихо после шумного конференц-зала, она села в кресло, тяжко вздохнула, рассеянно потерев висок. Привычно лёг в левую руку телефон, а в правую карандаш - её руки просили постоянного движения. И нажала номер.

- Привет, мам. Как дела?..

- Как сажа бела, - немедленно отозвалась трубка. - Звоню, звоню, а «телефон абонента выключен»! Что ещё за фокусы, Алиса!

- Мама, я не могла. Я же тебе ещё вчера сказала, что сегодня у меня важное мероприятие, и я выключу телефон. Ты забыла просто...

- Да какие там у тебя важные мероприятия, в стройконторе твоей!..

Алиса привычно опустила глаза.

- Я стала победительницей конкурса, мам. Мой проект приняли... помнишь, я тебе про экопарк рассказывала... Меня мэр лично поздравил...

- А, ну хорошо. А у Зины, соседки, дочка замуж выходит, помнишь её? Дылда такая страшенная, а вот поди ж ты. И мужик-то хороший попался! Ну а ты-то чего, ведь за тридцать уже, Алиска, а всё в конторе сидишь... Внуков-то я дождусь хоть?

Карандаш сломался с сухим треском,  Алиса с горечью смотрела на острые обломки сквозь морок , жгущий глаза хуже перца.

Вот уже тридцать лет она доказывала.
Сначала — что может выучить таблицу умножения быстрее всех в классе. Что сдаст ЕГЭ лучше всех. Потом — что поступит в престижный ВУЗ. Окончит с красным дипломом. Что купит квартиру без помощи мужа. Что её проект получит «Золотое сечение».

И всё это время за спиной стояла она. Мама. Не злая. Не чудовище. Просто — голос. Голос, который шептал: «Это же Лена так красиво играет на рояле», «Ольга двойню родила, представляешь?», «Почему у тебя на фотографиях всегда одна и та же сумка?».

На премию, что она получила только что, Алиса могла бы купить три дорогущих сумки.

Но что бы это изменило?..

Диплом победителя конкурса был, в каком-то смысле, последней надеждой. Алиса понимала, что вряд ли уже когда-нибудь прыгнет выше, да ей больше и не хотелось.

Проработав эти четыре месяца над тем, что ей по-настоящему нравилось, тем, что выросло из её сердца, души и мечты, она поняла, что больше не сможет работать в компании. Она хочет уйти в свободное творчество в ландшафтную архитектуру - даже если это будет означать понижение заработков и собирание бренда с нуля.

Хватит. Надоказывалась.

Только сейчас она поняла, как это бессмысленно - пытаться что-то доказать тому, кто задолго до твоего появления на свет сам себе всё уже доказал...

Весна выдалась холодной, ветреной, у Алисы постоянно подмерзали уши и пальцы, но ещё никогда она не чувствовала себя такой счастливой. Как удачно, что к началу работ она прикупила себе толстые коричневые туристские ботинки - что бы она сейчас без них делала на этих бесконечных, словно плешью изъеденных холмах, покрытых истрёпанной жёсткой прошлогодней травой?..

- Алиса Викторовна, чайку? - её напарник и со-руководитель, Сергей, протянул ей блестящую торпеду термоса.

Алиса с благодарностью налила в крышку крепкого сладкого чая, отхлебнула и зажмурилась от удовольствия. Раньше она бы побрезговала пить вот так, из чужой посуды, а теперь это вовсе не имело никакого значения.

- Ну что, ещё эти воткнём и по домам? - спросил Сергей, стоя так, чтобы загораживать её от ветра, и это простое действие почему-то отозвалось в  душе приливом тепла.

- Ну да, вдоль той разметки, сейчас я второй бригаде скажу... Какой чай вкусный, Серёж, ты прям выручил.

- Согрелась? - Сергей полез в рюкзак, вытащил оттуда свёрток, и Алиса, засмеявшись от удовольствия, ухватила румяный пирог. Вонзила в него зубы и зажмурилась от счастья.

- Мама напекла, - Сергей откусил от второго сразу треть, хотя по размеру пироги больше смахивали на лапти и прошамкал с набитым ртом, - на фвежем вошдухе ещё фкуснее, а?..

И засмеялся.

- Шикарные пироги, Серёж. М-м... с рисом, с мясом - как бабушкины в детстве...

Она посмотрела на пирог и вздохнула, вспомнив уютные бабулины руки и цветастый передник. Искорка тепла, прилетев из глубин памяти, тонким лучиком подсветила хмурый день.

- Ешь-ешь, - подбодрил её напарник, стряхивая крошки с аккуратной бороды. - Носишься, как сайгак, а дело-то тут всё-таки больше мужское.

- А мне нравится, - сказала Алиса, подняв глаза к хмурому небу и улыбнулась и небу, и ветру, и своим мыслям. - Совсем не хочется в душный пластиковый офис возвращаться. Закончу проект и уволюсь...

Сергей даже жевать от удивления перестал.

- Ты чего? Ты ж на взлёте сейчас. Тебя после этой премии где хошь с руками оторвут.

- А я не хочу, чтоб меня рвали, Серёж, - усмехнулась женщина, закидывая в рот остатки пирога. - Хочу летать, а не в клетке сидеть, пусть и позолоченной. Пусть и не взлечу высоко, зато буду делать то, что душу радует. Ладно, пойду к рабочим, замёрзли уже все, за полчаса должны управиться.

Мужчина какое-то время молча шёл за ней. Раздав указания бригаде, Алиса сама взялась за тоненький саженец берёзки и отстранённо подумала, что надо бы ещё партию дубков в лесничестве заказать - берёзки быстро растут, но и стареют быстро.

Зато в их уютной прозрачной тени будут спокойно набираться сил медленные крепыши-дубочки... и вырастет потом здесь настоящий маточный лес, бросит семена окрест, медленно поползёт дальше. Природа сильна. Ей только нужно помогать хоть иногда.

И эти дубы и другие дерева, может быть, будут помнить Алису, когда её уже давно не будет на этом свете... Это странное осознание наполнило её тихим спокойным светом.

Сергей помог утоптать лунку - хорошо хоть, не приходилось поливать - земля была вязкой и плотной от холода и дождей, и у саженцев были все шансы хорошо прижиться. И, конечно, она всё тёплое время будет их навещать.

- Алис, а ты что на выходные делаешь? - вдруг спросил Сергей.

Алиса так удивилась, что не сразу нашлась с ответом.

- Да... к маме собиралась съездить. Она в маленьком городке живёт, часа три отсюда ехать. Я уже давно у неё не была, всё некогда, - она почему-то ощутила, как краснеют уши.

Вообще-то она с того самого конкурса и не была.

Даже просто думать о матери не могла, душу сразу захлёстывала горечь, как тонущее в шторме судно, и Алиса малодушно отодвигала визит невидимой заслонкой в дальний угол сознания.

Но тянуть дальше уже просто нельзя. Основные посадки заканчиваются, скоро начнётся разметка дорожек, игровых зон и строений, оформление парка, закладка стелы, и отлучаться из города ей совсем будет нельзя. Остаётся только это окно на выходных.

- А хочешь... Я тебя свожу? У меня в этом городе старый кореш живёт, давно не виделись. Надоело выходные тупо за компом сидеть.

Алиса долго смотрела в спокойные серые глаза напарника. Он спрятал улыбку в бородку, поскрёб смущённо в затылке.

- Почему я? - наконец, прямо спросила она. - Мы ведь не особо даже знакомы.

Сергей отряхнул с рукава налипшие травинки.

- С тобой интересно. Не похожа ты ни на кого. Всегда немного в себе, но я на самом деле тоже такой же. И то, что ты про офис сказала и про увольнение... Отзывается мне. И проект твой мне очень нравится. Если задумаешь что-то ещё - бери меня. А пока что - давай просто дружить. А?..

Алиса растерянно засмеялась, сжимая в руке очередной саженец. А потом махнула рукой.

- Ладно, давай!..

- Привет, мам, - она прошла в коридор старенькой маминой квартиры, привычно вытерла ноги о тряпку. - Познакомься, это Серёжа. Мой... друг.

- Ох, - прижала к груди руки мать. - Алиска, ты чего ж не предупредила-то!.. Проходите, Сергей! Ну, Алиска!.. Ну нельзя же так, я б хоть салатиков настрогала...

Она хлопотала растерянно, мечась от плиты к холодильнику, не зная, чем накормить, как удивить, периодически ахая - а они, весело перешучиваясь, распаковывали горы продуктов и гостинцев.

И было хорошо.

Они смеялись, пили мамин душистый чай из трав, которые она собирала на степных холмах, резали торт, уделавшись кремом. И Сергей словно всегда был частью их жизни, болтал с мамой свободно, будто сызмальства жил в соседнем дворе и ходил с Алисой в ту же самую школу.

И снова было хорошо...

А потом сидели в большой комнате, играли в дурака - мама столько смеялась, Алиса слушала её смех, прикрывая от счастья глаза, удивляясь сама себе - чего она боялась-то и что доказывала? У неё совершенно замечательная мать.

И всё так же уютно пахло мамино жилище ванилью и старыми книгами. И на пианино всё так же лежала та самая тетрадь с нотами, оставшимися с музыкальной школы. Алиса встала, чтобы размяться после слишком сытного ужина, подошла к инструменту и украдкой провела пальцем по пыли на крышке, оставив блестящую лакированную дорожку. Она тоже так не любила его протирать...

И вдруг увидела. На полке, между фотографиями внуков её двоюродной сестры, стояла её собственная фотография. Той, с дипломом архитектора. В красивой рамке. А рядом - ещё одна, где мэр вручает ей награду за победу в конкурсе.

- Мама, - старательно, пытаясь унять дрожь в голосе, выговорила Алиса, касаясь пальцами рамок. - Ты... когда это?.. Я не видела...

- Не видела она. Да я всем говорю, какая у меня талантливая и умная дочь, - с неожиданной твёрдостью в голосе сказала мать. - Известный архитектор и лауреат престижного конкурса. Просто... не принято было у нас в семье детей нахваливать, чтобы носы раньше времени не позадирали.

- Алиса замечательная, - улыбнулся Сергей. - И никогда не задирала нос. Она и человек хороший и настоящий профессионал.

Мама нахмурилась, погрозила Алисе пальцем, но глаза её лучились тёплой гордостью. Алиса села рядом, взяла в свои руки её - уже покрытые морщинками, но такие тёплые и родные.

- А знаешь, - сказала она. - Я себе синтезатор купила.

- И что, играешь?

- Нет... - созналась Алиса. - Просто включаю иногда и слушаю, как он гудит. Но... вот вернусь и наверное, начну. Тетрадку свою заберу с нотами, ладно?.. Повспоминаю...

- Давно пора, - кивнула мама. - Как хорошо, что вы приехали, дети...

Алиса проводила Сергея до конца их с мамой пятиэтажки и задумалась, глядя на вечереющее небо, подёрнутое розовеющими с испода фиолетовыми облаками.

Только сейчас она поняла, что её личное доказательство оказалось не стеной, которую нужно пробить головой, а всего лишь дверью. Вот только увидеть она её смогла, когда вообще перестала что-то доказывать.

Теперь эта дверь тихонечко приоткрылась сама по себе, и оттуда пахнуло теплом и самыми вкусными в мире домашними пирогами...

Приглашаю в мой ТГ-канал, со всеми анонсами моих рассказов и книг, многие из которых сейчас есть в бесплатном доступе.

Глава 1. Добро пожаловать в рай

Виктор Семенович проснулся от того, что дом слегка вибрировал. Не сильно — так, как вибрирует стол, когда кот точит об него когти. Только вместо кота это были металлические мыши, и точили они не когти, а зубы. О фундамент.
— Опять началось, — пробормотал он, нашаривая тапочки. Впрочем, к этому он уже привык за три года жизни на Новой Гармонии.

Он откинулся в кресле-качалке на веранде своего двухэтажного коттеджа и с удовлетворением осмотрел окрестности. Фиолетовое небо переливалось всеми оттенками сирени и индиго, два местных солнца — большое голубое и маленькое оранжевое — медленно клонились к горизонту. Гигантские люминесцентные грибы, растущие вдоль улицы Центральной, мягко пульсировали бирюзовым светом, готовясь к ночной иллюминации.
— Красота-то какая, — пробормотал он, отхлебывая из кружки местный аналог чая — настойку из коры древовидных папоротников. — Не то что на Земле. Там бы сейчас в пробках стоял, смогом дышал...

Его размышления прервал знакомый топот. По мощеной дорожке к дому семенил сосед, Павел Игнатьевич Кротов — бывший инженер-ядерщик, а ныне самый паранойяльный житель поселка, размахивая планшетом.
— Витя! Витя, черт тебя дери! Опять эти твари мой сарай погрызли! Третий раз за месяц титановую обшивку меняю! Я тебе три дня назад говорил — мыши прогрызут кабель! Говорил?!
— Говорил, — согласился Виктор Семенович.
— А ты что сказал? "Не паникуй, Паша, кабель в броне!" Так вот — прогрызли! И знаешь, что теперь? Полпоселка без интернета сидит!

Виктор Семенович поморщился. Без интернета — это серьезно. Как отчеты на Землю отправлять? Как сериалы смотреть?
— Ладно, сегодня же соберем совет, решим, что делать.
— Решим, решим... — проворчал Павел Игнатьевич. — Я вот что скажу — это только начало! Сначала кабель, потом водопровод, а потом БАЦ! — он хлопнул в ладоши, — и весь поселок провалится в карстовую воронку! Я расчеты делал!

С Пашиными расчетами все было сложно. С одной стороны, он действительно был гениальным инженером. С другой — после инцидента на станции в системе Альфа Центавра его расчеты всегда сводились к апокалипсису.

Глава 2. Коммунальный апокалипсис

На следующее утро Виктор Семенович проснулся от громкого жужжания. Выглянув в окно, он увидел, как мимо пролетает местный комар — существо размером с орла, с радужными крыльями и хоботом толщиной с пожарный шланг. В лапах насекомое тащило соседскую козу Марфу, которая отчаянно блеяла и брыкалась.
— Марфушка! — раздался душераздирающий крик. — Опять утащили, паразиты!

Это была Клавдия Петровна Сычева,главный зоотехник поселка, заводчица местного скота. Она выбежала во двор с сачком на длинной телескопической ручке — стандартное снаряжение каждого животновода на Новой Гармонии.

Виктор Семенович покачал головой. Комары здесь были настоящим бедствием. Они не просто пили кровь — они утаскивали добычу в гнезда, которые строили на вершинах гигантских грибов.

Решив прогуляться до местного магазина за свежими спорами для салата, Виктор вышел на улицу и тут же споткнулся о выбоину в дороге. Точнее, это была уже не выбоина, а настоящий кратер — результат деятельности кислотных червей, которые прогрызали асфальт в поисках минералов.

Дорога до магазина, которая на Земле заняла бы пять минут, здесь растянулась на полчаса. Приходилось лавировать между ямами, объезжать заросли грибов, которые пробились прямо сквозь асфальт, и уворачиваться от низко летающих комаров.

У магазина толпился народ. Оказалось, что ночью гигантский таракан — местные называли их "шестилапыми песиками" за размер и странную привязанность к людям — забрался в подсобку и съел половину запасов. Теперь продавщица тетя Зина пыталась выманить его обратно, размахивая метлой.
— Кыш! Кыш отсюда, паразит! — кричала она, пока таракан размером с сенбернара мирно хрустел упаковкой сублимированных водорослей.
— Да не гоните вы его, — заступился кто-то из очереди. — Мирное же существо. У меня такой дома живет, дети на нем катаются.
— Мирное?! — возмутилась тетя Зина. — Он мне товара на три зарплаты сожрал!

Глава 3. Собрание жильцов

Вечером того же дня в местном доме культуры (бывшем грузовом модуле первых колонистов) собралось экстренное собрание жильцов. Председатель ТСЖ "Грибные высоты", отставной космодесантник Михаил Михалыч Штурмовой, вошел в зал своей характерной походкой — левая нога волочилась после ранения на Проксиме-Б. Он стучал деревянным молотком по трибуне, пытаясь призвать всех к порядку.
— Так, бойцы, слушать мою команду! — рявкнул он по привычке, потом откашлялся. — То есть, уважаемые жители. Проблема номер один — кабель. Кротов, докладывай!

Павел Игнатьевич вскочил, разложил на столе схемы, графики и фотографии погрызенного кабеля.
— Смотрите! Видите эти следы зубов? Это почерк матки! Она направляет рабочих особей! Это организованная атака! Они готовятся к чему-то большому!
— Паша, это просто мыши, — вздохнула Клавдия Петровна. Она была полной противоположностью Кротова — невозмутимая, как скала, она видела в любой проблеме лишь временное неудобство. "Переживем", — было ее любимое слово.
— Просто мыши?! — взвился Павел Игнатьевич. — Да они эволюционируют! Еще вчера грызли только титан, а сегодня — оптоволокно!
— Переживем, — предсказуемо ответила Клавдия Петровна. — У меня козы вообще начали светиться после того, как местной травы поели. И ничего, даже удобно — ночью во двор выходить — не надо фонарь брать.
— Второе, — продолжил председатель, повысив голос, — грибы на Центральной улице совсем обнаглели. Миколог наш, Степан Степаныч, говорит, что если их не подстричь в ближайшую неделю, они начнут спорами кидаться. А вы помните, что было в прошлом году...

Все помнили. Когда гигантский гриб возле школы выпустил споры, полпоселка неделю чихало фиолетовой пыльцой. Белье на улице сушить было невозможно — все становилось в крапинку.
— Третий вопрос, — тараканы. Я понимаю, что многие их как домашних животных держат, но давайте введем хоть какие-то правила! Вчера таракан Васильевых залез к Ивановым и съел их аквариум. Вместе с рыбками!
— Это не наш Барсик! — возмутилась гражданка Васильева. — Наш Барсик воспитанный! Он только сухой корм ест!
— Сухой корм! — фыркнул гражданин Иванов. — Я своими глазами видел, как ваш "воспитанный" Барсик жевал мой забор!

Обсуждение грозило затянуться, когда дверь распахнулась, и в зал влетела запыхавшаяся Марина Сергеевна Быстрова из комитета благоустройства — энергичная женщина, которая всегда куда-то спешила.
— Михал Михалыч! Беда! То есть не беда, но проблема! Грибы на Центральной начали спорить! То есть споры выпускать! Раньше срока на две недели!

Глава 4. Инспекция с Земли

На следующей неделе поселок охватила паника. По межзвездной почте пришло сообщение — с Земли летит инспекция. Проверять, как осваиваются бюджетные средства, выделенные на развитие колонии.

— Что делать будем? — Михаил Михалыч собрал экстренный совет. — У нас тут дороги как после бомбежки, грибы до неба, тараканы по улицам разгуливают...
— А давайте покажем им красоту нашей природы! — предложил местный экскурсовод Геннадий Аркадьевич. — Отведем к Поющему озеру, к Хрустальным пещерам...
— Гена, они не туристы. Они отчетность проверять приехали, — осадил его председатель.
— Тогда надо срочно все чинить! — заявила Марина Сергеевна.

И началась великая уборка. Жители вышли на субботник. Дороги латали чем придется — один умелец даже предложил залить ямы застывающей грибной слизью, которая при высыхании становилась прочнее бетона. Грибы пытались стричь садовыми ножницами, привязанными к длинным шестам. Тараканов временно загнали в специальный вольер на окраине поселка, пообещав им двойную порцию корма за терпение.

Даже металлических мышей попытались цивилизовать — биолог Антон Павлович Веселкин, молодой ученый с Земли, процитировал Дарвина и изобрел специальную кормушку с титановой стружкой, чтобы отвлечь их от построек.

Но самая гениальная идея пришла в голову Виктору Семеновичу.
— А что если мы покажем инспекции, что все это — не баги, а фичи? — предложил он на очередном собрании.
— В смысле? — не понял Михаил Михалыч.
— Ну смотрите. Тараканы — это же экологически чистый транспорт! Дети на них в школу ездят — никаких выхлопов! Металлические мыши — естественная утилизация металлического мусора! Грибы — бесплатное уличное освещение, никакого электричества не надо! А ямы на дорогах — это естественный контроль скорости, чтобы лихачи не гоняли!

Народ задумался. В словах Виктора Семеновича была своя логика.

Глава 5. День Икс

Инспекция прилетела в четверг. Три чиновника в строгих костюмах и с планшетами вышли из шаттла и осмотрелись. Михаил Михалыч, одетый в парадный китель, встречал их с хлебом-солью. Точнее, с местным аналогом — пирогом из грибной муки и кристаллами соли с озера Слез.

— Добро пожаловать в поселок "Грибные высоты"! — торжественно произнес он. — Жемчужину Новой Гармонии!

Главный инспектор, седовласый Петр Аркадьевич Строгов, кивнул и достал планшет.
— Начнем с дорожной инфраструктуры, — сказал он.

Делегация двинулась по Центральной улице. Виктор Семенович, назначенный гидом, начал свою подготовленную речь:
— Как вы можете видеть, наши дороги оборудованы естественными ограничителями скорости. Это позволило снизить количество ДТП до нуля! Ни одной аварии за последние три года!
— Потому что машины не могут проехать? — скептически спросил один из инспекторов, глядя на огромную яму, в которой мирно спал местный аналог сурка.
— Это способствует развитию альтернативного транспорта! — не растерялся Виктор Семенович. — Вот, смотрите!

Как по заказу, мимо протрусил соседский мальчишка верхом на таракане. Таракан был при полной сбруе, с седлом и даже маленьким номерным знаком.
— Это... это что? — опешил главный инспектор.
— Экологически чистый транспорт! Питается органическими отходами, не производит вредных выбросов, способствует утилизации мусора!

В этот момент из-за ближайшего дома выскочил Барсик. Увидев незнакомцев, таракан радостно защелкал челюстями и побежал знакомиться. Молодая аудиторша Виктория Андреевна взвизгнула.
— Это... это что?! — она вскочила на ближайший камень.
— Это Барсик! — выбежала Анна Васильева. — Он добрый! Он просто хочет поиграть!

Таракан действительно вилял брюшком,как собака хвостом. Технический специалист Игорь направил на него сканер.
— Невероятно! Уникальный симбиотический организм!

Дальше маршрут вел мимо гигантских грибов. Они действительно впечатляли — пятнадцатиметровые исполины с шляпками размером с вертолетную площадку, светящиеся всеми цветами радуги.
— А это наша гордость — система естественного освещения! — продолжал Виктор Семенович. — Никаких затрат на электричество! Полностью автономно! Как будто в подтверждение его слов,один из грибов выпустил облако золотистых спор, которые красиво заискрились в лучах двух солнц.
— Ачхи! — чихнул младший инспектор. — Это безопасно?
— Абсолютно! Более того, местные споры содержат природные антигистамины. У нас самый низкий уровень аллергий в секторе!

Сверху раздалось громкое жужжание. Комар пролетал над площадью, и в лапах он нес... гриль.
— У вас тут комары воруют грили? — медленно спросил Строгов.
— Это... это единичный случай! — попытался спасти ситуацию Михаил Михайлович. Но тут вмешался Геннадий Аркадьевич:
— Это же великолепно! Естественная утилизация металлолома! Комары используют старые вещи для строительства! Это же готовая туристическая достопримечательность!

Пока Анна Васильева уговаривала Барсика отпустить гостью, Павел Игнатьевич материализовался рядом со Строговым.
— Видите! Я же говорил! Катастрофа неизбежна! У меня есть расчеты! — он начал совать инспектору свои графики.
— Паша, не пугай гостей! — одернула его подошедшая Клавдия Петровна. — Переживем как-нибудь. Кстати, не хотите посмотреть на светящихся козлят? Они как ночники — очень практично!

Глава 6. Неожиданный поворот

В школе их встретила директор, Елена Владимировна Мудрая, с вязанием в руках.
— Как говорил Песталоцци, "обучение должно быть природосообразным"! Наши дети изучают природу в естественной среде!

Класс биологии выбежал во двор с сачками и приборами. Они окружили трех тараканов и начали замерять скорость их бега.
— Тридцать километров в час! — кричал один.
— Усики — восемьдесят сантиметров! — вторил другой.
— Он съел мой сачок! — возмутился третий.

Строгов медленно опустился на ближайшую лавочку.
— Я тридцать лет инспектирую колонии, — сказал он. — Видел всякое. Но такого... такого не видел никогда.

Все замерли в ожидании вердикта.
— Вы создали нечто уникальное, — продолжил инспектор. — Вместо борьбы с местной природой, вы адаптировались. Это... это гениально!
— То есть? — не поверил своим ушам председатель.
— То есть я рекомендую увеличить финансирование вашего поселка. Для развития ваших... инновационных методов. И направить сюда группу ученых для изучения вашего опыта.

Глава 7. Жизнь продолжается

Через месяц после отъезда инспекции жизнь в "Грибных высотах" вернулась в привычное русло. Тараканов выпустили из вольера, и они радостно разбежались по домам. Металлические мыши снова принялись за соседские сараи. Грибы продолжали расти с невероятной скоростью.

Виктор Семенович сидел на своей любимой веранде, попивая чай из папоротника и наблюдая, как оранжевое солнце садится за горизонт, а голубое еще освещает фиолетовое небо. Мимо пробежал соседский таракан Барсик, таща в челюстях чью-то садовую мебель. Из-за гигантского гриба выглянул металлический мышь и оценивающе посмотрел на титановые опоры веранды. Где-то вдалеке жужжал комар, высматривая зазевавшуюся живность.

— А ведь хорошо живем, — пробормотал Виктор Семенович и улыбнулся. — Проблемы, конечно, есть. Но где их нет? Зато воздух какой! Природа! Простор!

К нему подошла жена, Людмила Ивановна, неся поднос с ужином.
— Слышал новости? — спросила она, садясь рядом. — С Земли прислали грант на исследование наших тараканов. Говорят, хотят вывести породу для других колоний.
— Вот это да! Наши тараканы — на экспорт! — рассмеялся Виктор Семенович.
— И еще, Клавдия Петровна придумала, как с комарами бороться. Будет дрессированных летающих ящериц разводить. Они комаров едят.
— А ящерицы потом что-нибудь наше есть не начнут?
— Ну... начнут, наверное. Но это уже будет проблема следующего года.

Где-то вдалеке раздался грохот — видимо, очередной гриб пробился сквозь чью-то крышу. Потом послышались крики — кажется, Павел Игнатьевич опять обнаружил прогрызенный сарай. А потом все стихло, только светящиеся грибы мягко пульсировали в наступающих сумерках, да где-то высоко в небе кружил комар, унося в гнездо чью-то курицу.

Обычный вечер в "Грибных высотах". Обычная жизнь на Новой Гармонии. И Виктор Семенович не променял бы ее ни на что на свете. Ну, может быть, только если бы коммунальщики наконец починили дороги... Но это вряд ли.

Жизнь, определенно, удалась.

Наверху, у выхода с эскалатора, их уже ждали. Два милиционера, молодые, но с такими лицами, будто всю жизнь протоколы составляли. Один, лейтенант, щуплый, с усиками, похожими на кошачьи вибриссы, сразу взял быка за рога:

— Документы.

Ребята переглянулись. Документов, конечно, ни у кого нет. То есть у Лёхи и Сашки, как выяснилось, были зачётки — они их зачем-то с собой таскали. Лейтенант хлопнул по груди каждого, вытащил зачётки, раскрыл, хмыкнул:

— Будущие инженеры, значит.

Остальные начали выдумывать себе имена и фамилии. «Иванов Иван Иванович», «Петров Сергей Степанович» — фантазия у ребят была не ахти, но лейтенант, кажется, и не особо вслушивался. Он уже листал блокнот, готовясь к протоколу.

— Пьяные, порядок нарушаете, — заявил он, постукивая карандашом по столу — И блатняк всякий поёте.

Они уже стояли в кабинете, где пахло сыростью и казённой бумагой

— Какой блатняк? — возмутился Димка. — Это Высоцкий! У него скоро день рождения, между прочим.

— Ещё и Высоцкого опошляете, — отрезал лейтенант, но в голосе его мелькнула какая-то тень интереса.

— А хотите, я спою?

— Ну-ка, спой, раз такой артист.

Димка, не теряясь, взял гитару. Запел «Кони привередливые». Голос дрожал, но не от страха — от вина и от того, что Димка пел, как в последний раз. В кабинете, среди казённых стен и запаха мокрых шинелей, песня Высоцкого завучала неожиданно пронзительно.

Лейтенант слушал, не шевелясь. Второй мент, постарше, даже сигарету потушил. Димка закончил куплет, поднял глаза.

— Давай ещё, — тихо сказал лейтенант.

Димка спел. В кабинете повисла тишина, только где-то в углу шипела рация. Лейтенант смотрел на Димку, потом на блокнот с начатым протоколом. Вздохнул, взял лист и медленно, с каким-то внутренним сожалением, разорвал его пополам.

— Проваливайте, — сказал он — обратно не на метро езжайте. Много бухла не берите, а то влетите точно.

Ребята вывалились на улицу, ошалевшие от такой развязки. Лёха и Сашка, у которых были зачётки, радовались больше всех. Они-то знали: бумага из ментовки — это не просто неприятность, а билет в один конец, прямиком к отчислению. Димка же, всё ещё сжимая гитару, только хмыкнул:

— А я говорил, гитара спасёт.

И они пошли, хохоча, в ту сторону Крещатика, где магазин, может, ещё не закрылся. А над Киевом висел туман, и где-то вдалеке, в холодном январе, звучали кони, которых никто не гнал.