Стругацкие испортили нашу интеллигенцию
Мнение
Россия была и остается страной, где объяснение дням сегодняшним ищут не в соцопросах или экономических исследованиях, а в литературе. К примеру, нет ничего актуальнее фразы из романа «Бесы» Достоевского: «Наш русский либерал прежде всего лакей и только и смотрит, как бы кому-нибудь сапоги вычистить».
Особенно возрастает желание вычистить сапоги, когда наш либерал оказывается за границей. Он, конечно, с детства заучил, и потому уверен, что настоящая свобода и демократия с правами человека – только на Западе. А с другой стороны, раз уж посчастливилось туда попасть, там-то и нужно показать свою приверженность истинным ценностям, хотя бы даже ради этого пришлось от матери с отцом отречься. Не все наши релоканты читали Достоевского, вот и оказались не готовы к тому, что, в отличие от кошмарной России, в свободной Европе надо гораздо тщательнее следить за словами, сопровождающими чистку сапог. Тут даже проверенные годами борцы с диктатурой могут лопухнуться.
Чем приходится расплачиваться за не ко времени и не к месту ляпнутое слово, недавно испытал на себе оппозиционный телеканал «Дождь». Среди вчерашних соратников тут же нашлись желающие поддержать экзекуцию. Как сказано в повести братьев Стругацких «Трудно быть богом», «почему бы даже благородному дону не принять пару розог от имени Его Преосвященства!»
О братьях-фантастах вспомнил неслучайно: их идеи, их герои, цитаты из написанных ими книг до сих пор используют в спорах, особенно если спорщики – мужчины за сорок. Для многих Достоевский – писатель-классик из школьной программы, там же, в школе оставленный. Другое дело – Стругацкие, авторы по-прежнему востребованные. Их читают самые разные люди: политологи и политики, публицисты и артисты, программисты и дизайнеры, продюсеры, блогеры… Те, кто воспринимают себя как духовную элиту общества по традиции, идущей со времен хрущевской «оттепели».
Тогда часть советской интеллигенции, преимущественно московско-ленинградского разлива, захотела не только воспользоваться теми же благами, что и представители власти, но и ощутимо влиять на власть. Технари и гуманитарии решили: советско-партийный аппарат должен поделиться с ними полномочиями, ведь «физикам и лирикам» отведена особая роль в истории.
Суть этой концепции излагают Дмитрий Володихин и Геннадий Прашкевич, авторы биографии братьев Стругацких. «Интеллигенция обязана заставлять власть и неподатливый народ принимать ее принципы. Она видит будущее – чистое, красивое, благоустроенное. Но дойти туда можно, лишь сломив упорство фашистов, оказавшихся у власти или рвущихся туда, и перевоспитав массы. Видение мира, присущее книжникам, ученым, мудрецам, – истинное; если правительство выбрало другой идеал, то оно либо заблуждается, либо становится врагом. В любом случае при столкновении по всем существенным вопросам представлений интеллигенции с представлениями власти или, скажем, народа права интеллигенция».
Амбиций не занимать.
Непогрешимость – как у римского понтифика.
Самомнение – выше башен Москва-Сити. «Мы здесь власть!» Помните еще такую кричалку?
Обязательная, как программа лояльности в торговой сети, и такая же надуманная угроза фашистов, якобы стоящих на пути людей с хорошими лицами. Фашизм в глазах либеральной интеллигенции – это Традиция. Именно так, с большой буквы, у Володихина и Прашкевича. По их мнению, традиционные ценности позволяют удерживать общество в подмерзшем состоянии, удобном для власти, которая попутно уничтожает интеллигентов – людей, открывающих будущее.
У открывателей общие ценности, общие лозунги. «Империя обречена», «что нам делать с таким народом». Конечно, не Стругацкие вливали эти шлаки в головы почитателей, но имеющий уши, да услышит. Фанаты «Трудно быть богом» и «Обитаемого острова» сначала играли в дона Румату Эстерского и Максима Каммерера, потом вставали в пикеты и собирали подписи под коллективными письмами то ли протеста, то ли сочувствия. А дальше вслед за подписями начали собирать деньги, чтобы защитники доброй памяти лютых кровопийц могли купить себе несколько лишних ёршиков для унитазов и пару дронов-камикадзе.
Мы читали одни и те же тексты и сделали разные выводы. Когда-то в детстве один пацан играл в дона Румату, а другой в дона Рэба. Не трудно быть богом, когда у тебя за спиной мега-цивилизация, Институт прогрессорства, немерено гуманитарки, а в случае чего – спутник с лазерным высокоточным оружием на орбите. И очень трудно оставаться самим собой – политиком, ответственным перед народом и Богом за свою страну, которую там, в другой галактике изучают в школе как пример безжалостного государства.
Алексей Зензинов.
Пикник на обочине
Мне показалось это интересным
Ребята, это-телевизор?
Стругацкие "Трудно быть Богом": Вот и думай!
— Прощения прошу, благородный дон, и еще прошу прощения. Не скажет ли благородный дон, что в городе? Я кузнец Кикус, по прозвищу Хромач, мне в кузню идти, а я боюсь…
— Не ходи, — посоветовал Румата. — Монахи не шутят. Короля больше нет. Правит дон Рэба, епископ Святого Ордена. Так что сиди тихо.
После каждого слова кузнец торопливо кивал, глаза его наливались тоской и отчаянием.
— Орден, значит… — пробормотал он. — Ах, холера… Прошу прощения, благородный дон. Орден, стало быть… Это что же, серые или как?
— Да нет, — сказал Румата, с любопытством его разглядывая. — Серых, пожалуй, перебили. Это монахи.
— Ух ты! — сказал кузнец. — И серых, значит, тоже… Ну и Орден! Серых перебили — это, само собой, хорошо. Но вот насчет нас, благородный дон, как вы полагаете? Приспособимся, а? Под Орденом-то, а?
— Отчего же? — сказал Румата. — Ордену тоже пить-есть надо. Приспособитесь.
Кузнец оживился.
— И я так полагаю, что приспособимся. Я полагаю, главное — никого не трогай, и тебя не тронут, а?
Румата покачал головой.
— Ну нет, — сказал он. — Кто не трогает, тех больше всего и режут.
— И то верно, — вздохнул кузнец. — Да только куда денешься… Один ведь, как перст, да восемь сопляков за штаны держатся. Эх, мать честная, хоть бы моего мастера прирезали! Он у серых в офицерах был. Как вы полагаете, благородный дон, могли его прирезать? Я ему пять золотых задолжал.
— Не знаю, — сказал Румата. — Возможно, и прирезали. Ты лучше вот о чем подумай, кузнец. Ты один, как перст, да таких перстов вас в городе тысяч десять.
— Ну? — сказал кузнец.
— Вот и думай, — сердито сказал Румата и пошел дальше.
Неизбежность будущего
Возможно, своим наивным и идеалистическим оптимизмом, эта цитата великих братьев-писателей вызывает у кого-то насмешку, но процесс, ход времени, неизбежность развития, описаны в ней точно:
"Никакое государство не может развиваться без науки - его уничтожат соседи. Без искусств и общей культуры государство теряет способность к самокритике, принимается поощрять ошибочные тенденции, начинает ежесекундно порождать лицемеров и подонков, развивает в гражданах потребительство и самонадеянность и в конце концов опять-таки становится жертвой более благоразумных соседей. Можно сколько угодно преследовать книгочеев, запрещать науки, уничтожать искусства, но рано или поздно приходится спохватываться и со скрежетом зубовым, но открывать дорогу всему, что так ненавистно властолюбивым тупицам и невеждам. И как бы ни презирали знание эти серые люди, стоящие у власти, они ничего не могут сделать против исторической объективности, они могут только притормозить, но не остановить. Презирая и боясь знания, они все-таки неизбежно приходят к поощрению его для того, чтобы удержаться. Рано или поздно им приходится разрешать университеты, научные общества, создавать исследовательские центры, обсерватории, лаборатории, создавать кадры людей мысли и знания, людей, им уже неподконтрольных, людей с совершенно иной психологией, с совершенно иными потребностями, а эти люди не могут существовать и тем более функционировать в прежней атмосфере низкого корыстолюбия, кухонных интересов, тупого самодовольства и сугубо плотских потребностей. Им нужна новая атмосфера - атмосфера всеобщего и всеобъемлющего познания, пронизанная творческим напряжением, им нужны писатели, художники, композиторы, и серые люди, стоящие у власти, вынуждены идти и на эту уступку. Тот, кто упрямится, будет сметен более хитрыми соперниками в борьбе за власть, но тот, кто делает эту уступку, неизбежно и парадоксально, против своей воли роет тем самым себе могилу. Ибо смертелен для невежественных эгоистов и фанатиков рост культуры народа во всем диапазоне - от естественнонаучных исследований до способности восхищаться большой музыкой... А затем приходит эпоха гигантских социальных потрясений, сопровождающихся невиданным ранее развитием науки и связанным с этим широчайшим процессом интеллектуализации общества, эпоха, когда серость дает последние бои, по жестокости возвращающие человечество к средневековью, в этих боях терпит поражение и уже в обществе, свободном от классового угнетения, исчезает как реальная сила навсегда."
Аркадий и Борис Стругацкие. "Трудно быть богом".
Ботинок
Теперь не уходят из жизни,
Теперь из жизни уводят.
И если кто-нибудь даже
Захочет, чтоб было иначе,
Бессильный и неумелый,
Опустит слабые руки,
Не зная, где сердце спрута
И есть ли у спрута сердце... ©
Аркадий и Борис Стругацкие «Трудно быть богом»
Братья Стругацкие, вероятно, самые известные советские фантасты. Их книги и по сей день продаются огромными тиражами как в нашей стране, так и за рубежом. Но до недавнего времени Стругацких я не читал. И вот время пришло, и мой выбор пал на две повести: «Пикник на обочине» и «Трудно быть богом». Такие книги можно рекомендовать к прочтению любому человеку независимо от возраста и читательского опыта, т.к. они намного сложнее, чем кажутся, и каждый сможет найти для себя что-то своё.
В книге используется приём отстранения, позволяющий увидеть окружающую действительность глазами чужака. Сейчас многие на таком жанре паразитируют, создавая в огромных количествах книги про попаданцев. Но Стругацкие через этот ход хотели показать нам три интересных идеи одновременно. Во-первых, это ужасы Средневековья. Эта эпоха совсем не такая, как нам описывают её в рыцарских романах. Уровень бытовой жестокости, насилия, невежества, грязи и антисанитарии, считавшийся тогда нормой, сейчас для нас запределен. Во-вторых, кошмар тоталитарного общества. При таком режиме быстро забываются человеческие права и качества, уходит на дальний план человеческая культура и всё то, что делает человека человеком. В-третьих, критика режима СССР, его худших черт, того, что позволило могучей державе кануть в Лету. Волны репрессий, террор, тотальная ложь и доносительство, приведшие в итоге к колоссальному застою в обществе. В повести немало отсылок на реальных исторических личностей.
«ТББ» говорит нам о самом худшем и самом лучшем, что есть в человеке. На контрасте нам показано развитое коммунистическое общество, где всё прекрасно. Но оно где-то там, далеко за звёздами. Его представители тайно находятся на планете, где царит эпоха, сходная с нашим Средневековьем. Эти люди – сотрудники института экспериментальной истории, они посланы в этот мир наблюдать и иногда подталкивать развитие общества в ту или иную сторону. Прямое же вмешательство строго запрещено, чтобы жители развивались самостоятельно, сами нашли свой путь к спасению. Но путь этот кровавый и выстлан трупами.
Главного героя зовут Антон, но в данном обществе он известен как дон Румата Эсторский. Ему сложно находиться здесь, видеть несправедливость, жестокость и не вмешиваться. Ведь очень легко нести добро, используя методы зла. Они крайне эффективны здесь и сейчас, но губительны в долгосрочной перспективе. Нельзя силой навязать добро и понимание. Сам Румата – персонаж очень яркий. Он интеллигентен, харизматичен, утончён и, одновременно с этим, искусный и бесстрашный воин. Таким героем можно восхищаться, и ему легко сопереживать.
Главный антагонист – дон Рэба – министр, скрытно захвативший власть в стране, пользуясь старостью и слабоумием короля. По его указке процветают гонения на интеллигенцию и просто грамотных людей. Поэты и писатели, ученые и знахари оказываются уничтожены или бегут в другие страны. Такая политика уничтожает и обесценивает культуру. Доном Рэбой создаётся собственная армия – Серые. От его имени они творят беспредел и насилие. Ещё совсем недавно бывшие крестьянами и рабочими, серые штурмовики остро чувствуют свою власть и силу. Они не щадят никого: даже, порой, своих родственников.
Гениальность повести в том, что читателям очень простыми и понятными словами объясняют множество важных, но сложных вещей. Историческое развитие неразрывно связано с нравственностью, которая является призмой общества своего времени. И через диалог Руматы и Араты Горбатого нам показана эта истина. Некоторые исследователи не выдерживали, срывались и пытались радикально изменить общество, пользуясь своим могуществом. И действительно, что могут противопоставить средневековые армии боевым вертолётам. Но из навязанного порядка не выйдет ничего хорошего. Нельзя перепрыгнуть определённый исторический этап – общество должно пройти свой путь самостоятельно.
Также шикарен диалог Руматы с Будахом в присутствии Киры: «если бы вы были богом, что бы вы сделали?». Попробуйте сами ответить на этот вопрос. А когда ответили, прочитайте, что пишут Стругацкие. Это своего рода способ испытать собственные нравственные ориентиры.
Итог: Читать повесть можно и нужно несколько раз. Она настолько многогранна и многослойна, что каждый раз вы найдёте для себя что-то новое. Здесь есть и героизм, и романтика, и трагедия, и любовь. Произведение одновременно предельно реалистично и очень абстрактно, глубоко и просто для восприятия. Оно произвело на меня большое впечатление. Это классика мировой литературы. Читайте, думайте и наслаждайтесь!
Ответ на пост «Трудно быть богом»1
Спасибо за интересный разбор.
Тем не менее, не могу согласиться с вами в том, что Герман провел некое "осовременивание" сюжета.
На мой взгляд, в книге важны не детали, а именно идея.
И у Германа именно эта идея подвергается изменению.
И да, я могу согласиться, что мысль у него может быть интересной.
Но мне она не нравится.
И еще - мне кажется, что основная мысль фильма сформировалась на основе негативизма Германа и общей мрачной атмосферы 90-х годов, где этот негативизм настоялся и набрался силы.
Только вот мне не хотелось бы нести потомкам вот такой посыл - что все вокруг говно, и нет никакого просвета.
Мы прожили 90-е, кто-то запачкался больше, кто-то меньше, но жизнь изменилась, и мы стараемся сделать ее лучше, и уйти от того мрачного ужаса.
И я с равной неприязнью встречаю что фильм Германа, что фразу Наины Ельциной про "святые 90-е". Пусть это дерьмо останется там, где было.






