– Начальником, а точнее руководителем программы «Взгляд», ее отцом-основателем, в прямом смысле слова крестным, давшим ей имя, был главный редактор Молодежной редакции ЦТ Эдуард Михайлович Сагалаев. Непосредственно подготовкой каждого выпуска занимались по очереди три главных выпускающих – Андрей Шипилов, Станислав Ползиков и Владимир Мукусев. А делался «Взгляд» в отделе, которым руководил Сергей Ломакин.

Вот, собственно и все начальники, которых ты, конечно, помнишь. А еще «Взгляд» делали три десятка первоклассных корреспондентов, режиссеров, а помогали им в этом прекрасные операторы, музыкальные редакторы, ассистенты, администраторы, то есть всего в нашей команде работали около семидесяти человек.

Но, были во «Взгляде», как и в редакции в целом люди, как говорили, «для мебели». Впрочем, «табуретками» их никто не называл. К ним относился и, названый тобой, «руководитель». Смысл его существования сводился к выписыванию пропусков и вытиранию носов нашим молодым случайным и поначалу крайне неумелым ведущим. Сагалаев объяснял существование в редакции этого «ценного кадра» пожиманием плеч, киванием головой куда-то в потолок, при этом он бледнел, сжимал кулаки, а по скулам его ходили желваки. Так что, насчет выборов «табуреток» в парламент все это от удушающей злобы, зависти и ощущения бессмысленности прожитой жизни. Да и господин Ельцин вряд ли в 93 расстрелял бы Верховный Совете, состоявший из «табуреток», а в 91-м никто бы не заставил людей защищать ценой своей жизни «табуреточный» парламент. Но это так, к слову…

Кто помнит, сколько их было — ведущих «Взгляда», появлявшихся в самой свободной студии «Останкино» по пятницам?

ВЛАД ЛИСТЬЕВ: ВСЯ ПРАВДА

– На днях был день рождения Листьева. Ты был его наставником и товарищем. Когда ты видел его в последний раз?

– Январь 1991 года. В родной «молодежке» (Главной редакции программ для молодежи Центрального телевидения – Е.Д.) идет разборка, суд, а, вернее, судилище образца 37-го года. Организатор и главный судья – инструктор отдела пропаганды ЦК ВЛКСМ некто Пономарев, сунутый к нам начальником редакции агонизирующей коммунистической властью.

Подсудимые – я и мое интервью журналу «Огонек». В качестве присяжных несколько десятков моих коллег, с большинством из которых я проехал, пролетел и прошел ни одну тысячу километров по нашей стране, работая более десяти лет бок о бок с ними. Радовался общим победам и переживал общие поражения. Дружил, учился, жил одним словом. С ними сидят и наши молодые коллеги по «Взгляду», в том числе, Влад.

В упомянутом интервью я, возможно излишне эмоционально, рассказал о том, как умирает «Взгляд», редакция, журналистика в целом. Умирает, потому что появилась возможность не зарабатывать, а воровать деньги: с помощью заказных сюжетов («джинсы» по-нашему), рекламы гастролей попсы, и просто рекламы. Появились даже коммерческие структуры, которые от имени «Взгляда» что-то продавали и покупали, не имея никакого на это права. Суда не получилось. А получилась коллективная трусость и предательство. Большинству это было очевидно, и они старались уйти, убежать, провалиться сквозь землю, лишь бы не встретиться со мной взглядом. Когда все закончилось, я подошел к Листьеву и сказал: «Влад, послушай меня внимательно. Я готов забыть все, что сейчас произошло, и начать наши отношения с чистого листа. Предлагаю полететь тебе со мной в Новосибирск и создать там действительно независимую, в отличие от «ВИДа», новую телекомпанию. Местные ребята помогут с помещением и техникой. Я уже договорился. Перспективы фантастические – в идеале – десятки новых структур, объединенных в Ассоциацию независимых телекомпаний Сибири и Дальнего Востока. То есть, будем создавать альтернативу Гостелерадио СССР. Решайся. Едем».

На что он, достав из кармана (впервые мною увиденную) нераспечатанную пачку стодолларовых купюр, риторически спросил: «Ты хочешь, чтобы я вот это променял на Сибирь?» При этом он глядел на меня поверх очков так, что, хотя мы были примерно одного роста, мне казалось, будто он смотрит сверху вниз, как на не очень умного, совсем больного человека, который не понимает элементарных вещей. Я уже знал, что учредительные документы созданного и мною «ВИДа» в тайне от меня подделаны. И я не только перестал быть одним из его руководителей, но моей фамилии нет даже в списке акционеров. Уже тогда это были большие деньги. Я сказал: «Знаешь, Влад, если так пойдет дело, вы рано или поздно перестреляете друг друга». На следующий день я улетел в Сибирь и расстался с Останкино на многие годы. Забыл или, во всяком случае, постарался забыть моих коллег, так откровенно предавших меня. Да и сам разговор с Владом, который, как, оказалось, был последним. В следующий раз я увидел Листьева лежащим в гробу. Причем именно в тех же очках. Чья-то шкодливая рука надела ему, уже мертвому, эти очки.

- Многим смерть Владислава была на руку…

- «Cui prodest?» «Кому выгодно?» – главный вопрос со времен римского права резонно поставил перед собой и первый расследователь дела Листьева, следователь по особо важным делам Генеральной Прокуратуры РФ Борис Уваров. Понятно, что у него были десятки версий, но с самого начала он вплотную занялся финансовой деятельностью «ВИДа». И тут же встретил яростное сопротивление.

Помнишь, ту истерику на всех телеканалах и в газетах: «Убит Листьев. Прошел один день. Прокуратура молчит. Листьев убит, два дня, прокуратура молчит. Три дня, четыре дня и так далее». Вся Москва была буквально заклеена плакатами с одним словом: «Влад». К сожалению, общей истерии поддались и трезвомыслящие журналисты. О «преступной» бездеятельности прокуратуры не писал тогда разве что ленивый. Ежедневно с самого верха от следственной группы требовали не работы, а отчетов с результатами. Все это действительно привело к коллапсу следственной группы. Робкие попытки получить хоть какие-нибудь документы из Останкино было практически невозможно. Следователи вызывали тех, кто был связан с Листьевым по работе. А в ответ получали в их телепередачах обвинения в бездействии. Дошло до идиотизма и издевательства. Уваров посылал свои вопросы в Останкино в письменном виде курьером. А в качестве ответа получал фотографии Листьева в гробу.

Теленачальники откровенно издевались над следствием, чувствуя под кремлевской «крышей» полную безопасность. Тома дел Листьева ежедневно буквально вспухали от бесконечных рассказов типа, как я дружил с Владиком, людей желавших помочь следствию, но не знавших фактически ничего. Обо всем этом мне рассказывал сам Борис Уваров во время многочасовой беседы со мной, в прокуратуре спустя примерно три месяца после трагедии. И это настоящий профессионал - «важняк», за плечами которого такие дела, как «узбекское», гибель теплохода «Нахимов» и сотня других, дал слабину. Вероятно, впервые в своей жизни он рассказал о самой перспективной с его точки зрения версии (о причастности к убийству коллег из ближнего окружения) и о том сопротивлении, с которым встретились следователи в газетном интервью. Реакция была мгновенной. Уварова отстранили от дела, а само дело было развалено. Продолжить расследование с огромным трудом пытались его коллеги. Максимального результата достиг следователь Петр Трибой. Но, по его словам, когда он практически вышел на заказчиков убийства, повторилась история с Уваровым.

Кстати, именно Трибой задал мне сакраментальный вопрос: «Скажите, Владимир, как журналист, получавший в 91-ом 150 рублей в месяц, смог заработать в 95-ом 16 млн. долларов»? Действительно, Влад к началу 1995 года сосредоточил в своих руках значительные материальные средства компании. Тем, кто Влада устранил, надо было сохранить структуру, убрав оттуда Листьева, и только на убийстве и сосредоточить внимание следствия. Понятно, что это всего лишь мои домыслы, не более того.

Альбина Назимова пять лет вела Владислава Листьева к финалу.

- О смерти Влада я узнал, находясь в Нижнем Новгороде из новостей. Это был шок. Полагаю, что он был у всех приглашенных в студию. Но он, этот шок, стал быстро проходить во время того прямого эфира. И вот почему. В нашей четвертой студии останкинского ТВ, «взглядовской», действительно, «взглядовской» студии, собрались человек сто – журналисты, политики, артисты. «Взглядовцев» было всего трое: Политок (Александр Политковский – Е.Д.), Дима Захаров и я. Понятно, что и вести этот эфир должны были бы мы. И нам самим было, что сказать.

И вдруг, как нанятый тамада на чужой свадьбе, в студии появился Евгений Киселев. Он начал отрабатывать некий сценарий, в котором, как выяснилось, места для нас, «взглядовцев», не оказалось.

Когда мы это осознали, программа закончилась. Но прошел и шок. Я стал смотреть на происходящее совсем другими глазами. Я понял, что Киселева, скорее всего, использовали в темную. Так появилась первая версия – режиссеры этого «шоу» и режиссеры убийства – если не одни и те же люди, то, безусловно, связаны друг с другом. Косвенно эту версию подтвердил и великий Владимир Ворошилов (автор и режиссер программы «Что? Где? Когда?» - Е.Д.). После прощания с Владом он скал мне: «А знаешь, почему убийц никогда не найдут? Потому что их никто не видит, хотя они и стояли ближе всех к гробу». К сожалению, скорее всего, мастер был прав. Все, что происходило последние 15 лет в Останкино, отчетливо доказывает это.

- Листьев в свое время отказался от депутатской гонки. В марте 1990 года трое ведущих программы «Взгляд» получили депутатские мандаты. И вот ты – народный депутат РСФСР (1990-1993), член Совета национальностей Верховного совета РФ, член комитета по правам человека, член фракции «Радикальные демократы» блока «Коалиция реформ», участник создания фракции «Демократическая Россия», Московской депутатской группы (МДГ) и группы «Гласность». Как и когда ты узнал, что стал народным избранником?

- В три часа ночи мне позвонили из избирательной комиссии и сказали, что хотя подсчеты только предварительные, но отрыв такой огромный, что меня можно поздравить вполне официально. Толкнул жену, сообщаю ей новость. Таня сонно отвечает: «Никогда раньше не спала с депутатом». Весь пафос ситуации как бы приспустила. Оделись. Таганский гастроном едва ли не единственный в стране работал ночью. Купили армянского коньяка, закуску какую-то, приехали в избирком отмечать. Через пару дней все результаты были обнародованы в прессе.

- Супруга Таня Листова – мать тележурналиста Елизаветы Листовой?

– Да. И внучка композитора и пианиста Константина Яковлевича Листова, написавшего дюжину оперетт и песни, среди которых знаменитые «В парке Чаир», «Тачанка», «В землянке» и, как говорят мои студенты, хит всех времен и народов «Севастопольский вальс».

- А племянница твоя замужем за другим музыкантом.

– Да, Александра, дочь моей покойной сестры Светланы вышла замуж за Константина Кинчева, лидера легендарной «Алисы».

- Я их, кстати, в свое время и познакомил. Мир тесен. Ты почти ничего, между прочим, не пишешь про семью в своей сенсационной книге «Разберёмся…». Какова реакция среди коллег на твой публицистический труд?

– Политковский на презентации книги в Доме Журналиста сказал: «Кто-то же должен был написать – про все, что мы пережили – правду. Написал Мукусев. Нормально». Мне было приятно, потому, что в устах Политка «нормально» это высшая похвала. Тираж разлетелся, как горячие пирожки. Так что, может быть, прав обозреватель «Литературки» Александр Кондрашов, сказав о ней, что это тот редкий случай, когда он рекомендует прочитать книгу всем. Он даже сравнил ее с исповедью и документом эпохи. Сам же я вижу ее очевидные недостатки, главный из которых - многословность, все-таки, почти 600 страниц. В соревновании с Интернетом можно победить не только смыслом, но и компактностью. Но, не скрою, мне приятно, что во всех мне известных вузах страны, где изучают филологию и журналистику, эту книгу рекомендуют, как учебник.

– Я помню твой рассказ о том, как февральскими ночами 1990 года люди на чёрных «волгах» пасли тебя, расклеивавшего предвыборные листовки, и зачищали «взглядовскую» агитацию. Как отношения со спецслужбами складывались у депутата Мукусева?

– Первый съезд Народных депутатов специальным решением создал что-то вроде комиссии по расследованию противодействия выборам КГБ. Наша комиссия была, фактически первой попыткой поставить работу спецслужб под контроль только-только нарождающемуся тогда гражданскому обществу. И к чести чекистов, надо сказать, они хоть и с трудом, но шли нам на встречу. Они сами говорили, что хотят заниматься своим главным делом – безопасностью страны, а не сгнившего режима. То есть перестроечные процессы шли и в абсолютно закрытом до этого ведомстве.

Кстати, именно в то время Лубянка поделилась с нами и «святая святых» каждой спецслужбы. Именами некоторых телеинформаторов. Меня тогда поразили не фамилии тех, кто писал на меня доносы, а их количество. Сегодня все они при должностях, деньгах, обласканы властью.

В свое время Борис Березовский в полной мере использовал свою близость к спецслужбам. Напомню, что при Ельцине он занимал должность заместителя секретаря Совета Безопасности. На своем личном телевидении ОРТ он создал властные «вертикальки» из стукачей, то есть тех, кто когда-то выполнял «деликатные поручения» органов. В итоге он сэкономил огромные деньги в 1996 году, когда стало ясно, что тот, кто владеет первой кнопкой, тот и станет президентом.

Но для этого нужно было сделать так, чтобы страна проголосовала не головой, а «сердцем». И первый канал сделал это, практически бесплатно. Потому, что страх перед разоблачением куда более серьезный стимул для выполнения любого приказа, чем материальное вознаграждение. Кстати, «ноу-хау» Березовского потом в полной мере воспользовалась и нынешняя власть, полностью подчинив себе все центральные телевизионные каналы и не уволив ни одного «подберезовика». Но, в то же время она себя загнала в угол.

Нынешний Президент так и не смог преодолеть, в общем-то, понятного чувства брезгливости и переступить порог «Останкино». Вероятно, он помнил своего экранного коллегу по прежней работе – Штирлица, который вряд ли стал отвечать на вопросы агента Клауса, если бы тому поручили вести телевизионные программы.

– И все-таки ты был во власти три года? Что ты сделал реально, как депутат, за что тебе не стыдно?

– Прежде всего, мне не стыдно, что я участвовал в единственном за историю Съезда Народных депутатов, практически единогласным голосовании за декларацию о суверенитете Российской Федерации. День голосования, сегодня, между прочим, это общенациональный праздник 12 июня, День России. Ни о какой независимости мы тогда не говорили. В полном тексте звучала формулировка «…о суверенитете России в составе обновленного Союза». Мы были последними в «параде суверенитетов» бывших друзей по Союзу и делали все, чтобы возникли условия для создания нового Союза.

Декларация, кстати, свела к минимуму возможные территориальные притязания бывших «братских» республик к России. Критики Декларации, как-то забыли и о том, что она позволила тогда Российскому правительству собрать на территории России все ядерные силы бывшего СССР.

СУД ДА ДЕЛО

- Но с тем же правительством ты судился и не без успеха…

– В 1992 году я подал иск в Конституционный суд о защите прав вкладчиков Сбербанка. Ответчиками были президент Ельцин и премьер Гайдар. Мне удалось убедить суд, что деньги вкладчиков никуда не исчезли со сберкнижек в результате «шоковой терапии» Это внутренний долг государства и долг этот государство обязано вернуть. Механизм возврата разработали тогда прекрасные экономисты Николай Петраков, Николай Шмелев и Лариса Пияшева. Ни о какой гиперинфляции речи не шло. Суд я выиграл.

Но когда об этом узнал Ельцин, как рассказывал мне его помощник Лев Суханов, он потребовал некие документы и долго вычеркивал мою фамилию из какого-то списка, пока не порвал бумагу, процарапал стол и не сломал ручку. В итоге он вычеркнул меня не из неизвестного мне списка, а фактически из профессии. Работа в Верховном Совете в чем-то была продолжением моей журналистской «взглядовской» деятельности.

Например, еще во «Взгляде» я начал расследование о выплате денежной компенсации тем, кто был угнан в Германию и работал там подневольно в годы Великой Отечественной войны. Мне удалось вместе с немецкими друзьями, депутатами и журналистами сперва предложить, а затем и провести через Бундестаг закон об этих выплатах. Но когда власти нашей страны узнали об этом, господин Ельцин увидел лишь происки депутата Мукусева, который «опять влез не в свое дело». А сам потом на этих выплатах пиарился во всю.

Через некоторое время моя работа в Верховном Совете стала, не только осмысленна, но и профессиональна. В это время шла активная работа над проектом новой конституции. Все, что касалось прав и свобод граждан, разрабатывал наш Комитет по правам человека. И я горжусь тем, что под проектом Конституции, по которой живет страна, есть и моя подпись.

Но есть и то, за что мне невыносимо стыдно и даже больно и сегодня. Я получал множество писем не только от своих избирателей, но и со всей страны. Срабатывала «взглядовская» популярность. Писали в основном пожилые люди, ветераны войны с просьбами помочь с пенсиями, больницами, жильем. В большинство писем были вложены подлинники документов, трудовые книжки, справки, часто напечатанные на папиросной бумаге, где-нибудь в канцелярии прифронтового госпиталя. Дескать, такой-то, находился на излечении столько-то, выписан и отбыл в часть. Бумажки эти буквально рассыпались в руках. По мере возможности помогал, чем мог. Посылал запросы, ходатайства, просьбы, а документы отправлял обратно. Дел таких были тысячи. И все это сгорело в октябре 1993, вместе с моим кабинетом на 18 этаже в здании Верховного Совета, расстрелянного и сожженного Ельциным.

А если учесть, что в архивах и в работе нашего комитета находились десятки тысяч дел, связанных не только с войной, но и с ГУЛАГом, репрессиями, реабилитациями, то становится страшно, какое количество людей так и не дождались нашей помощи и потеряли всякую надежду на справедливое решение своих проблем. И хоть нет тут моей вины, но горечь от этого с годами не уходит.

Если бы Чубайс сделал преемником Ельцина другого премьера, не Путина.

РАЗОБРАЛИСЬ

– А как сложилась твоя судьба после 1993-го? Я время от времени видел тебя на телевизионных экранах…

– Это были лишь короткие эпизоды на маленьких каналах: на РЕН-ТВ и ТВЦ. Ельцинский запрет доставал меня и там.

В начале 90-х Михаил Полторанин, тогдашний министр по печати предложил мне возглавить Первый канал. Я согласился с одним условием – немедленная передача всех материалов проверок деятельности Останкино, проведенных по требованию Верховного Совета в Генпрокуратуру. Согласно этим документам все, что происходило тогда на телевидении, имело юридическое название – мошенничество в особо крупных размерах. А попросту чудовищное разворовывание спонсорских, рекламных и бюджетных средств, бесконтрольная сдача студий под склады, распродажа дорогостоящей аппаратуры и техники. А с телеэкрана при этом неслось: «Мы сидим, а денежки идут». И многие миллионы бывших советских граждан создавали миллиардные состояния хозяевам финансовых пирамид. Полторанин на мои условия вроде бы согласился.

Но тут, же в некоторых газетах прошла информация, что я в запое, мало того, что у меня цирроз печени и дни мои сочтены. Информация эта была любезно доведена до Черномырдина и он, естественно, отказался от моей кандидатуры. С подобным черным пиаром я встретился еще раз через несколько лет, когда получил предложение одного из зампредов правительства возглавить вновь создаваемый холдинг ВГТРК. Уже существовал Интернет, и накануне рассмотрения кандидатур в сети появилась информация, что я болен СПИДом и заразил меня одесский докер негр по имени Чарли. Причем были указаны даже адрес больницы, где-то на Соколиной горе и номер моей истории болезни. Одним словом, против меня уже работали настоящие профессионалы.

Понятно, что «узнав об этом», учредители нового холдинга мою кандидатуру отклонили, а начальником 2-го канала стал Швыдкой. Но все это – ерунда. Я горжусь тем, что стоял у истоков более 2-х десятков региональных кампаний, в основном в Сибири. То есть я начинал настоящее Российское телевидение, а не сегодняшний отдел пропаганды по промыванию мозгов.

– Думаешь, возможно появление нового «Взгляда»?

– Думаю, нет. «Взгляд» остался там, где была перестройка, гласность, Горбачев и все, что с этим связано. И когда сегодня появляются, то «новые», то «русские», то еще какие-то «Взгляды» все это попытка завоевать зрителей на нашей былой популярности. Другое дело, что на экране нет ни одной телевизионной программы, которая стала бы, как когда-то «Взгляд», мостиком между властью и обществом, властью и страной, властью и людьми. А такой диалог необходим. Хотя бы для того, чтобы общество наше из электорального стада наконец-то действительно превращалось в общество людей, при том, гражданское.

Телеведущего и юмориста Евгения Петросяна госпитализировали в Москве, сообщает РЕН ТВ со ссылкой на источник.

"С желудочно-кишечным кровотечением", — говорится в публикации.

По данным телеканала, Петросян находится в реанимации в тяжелом состоянии.

Телеграм-канал "112" сообщал, что артисту стало плохо сегодня с утра, близкие вызвали скорую.

Супруга юмориста Татьяна Брухунова в разговоре с SHOT отказалась давать комментарии.

Источник: РИА Новости