Мне в детстве бабушка с дедом выдали какой-то совсем уж архаичный культурный пласт, я всё это пела. К офигеванию ровесников, так как даже в садике 70-х годов это был перебор.
"Вы жертвою пали в борьбе роковой", "Маруся отравилась", "Как на кладбище митрофаньевском", -- это всё хорошие колыбельные, монотонные и спокойные, но самыми криповыми и непонятными были две песни.
Одна про палача(!):
Спи, бедняк, спи, родной,
Скоро прИдут за тобой.
Скоро ноченька пройдёт,
Скоро солнышко взойдёт.
Утром в Окно крикнет грач,
Подымается палач,
Он в тюрьму к тебе придёт,
И с конвоем поведёт.
На опушке ель стоит,
И на ём петля висит.
А на ели крИчит грач,
Ухмыляется палач.
Плата уж ему дана,
А веревка хороша.
В страхе старый ель дрожит,
А вдалече гром гремит.
Встань, бедняк, встань, родной,
Скоро прИдут за тобой.
Слышишь, вот кричит уж грач,
В двери уж стучит палач.
Странные ударения впечатляли. Но хоть сами слова были не такими таинственными, как во второй песне, про коногонщика:
Вот мчится лошадь по продольной,
По тёмной, узкой и сырой.
А молодого коногона
Предупреждает тормозной:
Ах, тише, тише, ради бога!
Здесь ведь у нас большой уклон.
На повороте путь разрушен,
С толчка забурится вагон.
Двенадцать раз сигнал пробило,
И клетка в гору понеслась,
Подняли тело коногона
И мать слезою залилась.
-- Ах, мой сыночек-коногонщик,
Зачем лошадку быстро гнал?
Или десятника боялся,
Или конторе задолжал?
-- Десятника я не боялся,
Конторе тоже не должал,
А мне забойщики сказали,
Чтоб порожняк быстрее гнал.
Прощай, Маруся ламповая,
Прощай, товарищ стволовой,
Прощай навеки, коренная,
Мне не увидеться с тобой!
Ох, шахта, шахта, ты могила,
Зачем сгубила ты меня?
Прощайте, все мои родные,
Вас не увижу больше я.
Как я узнала впоследствии, это старинный вариант, из которого выросла известная песня "На поле танки грохотали".