В пятницу вечером прилетает смс от секретаря директора: «В понедельник в 8-30 тебя ждет директор. Кто-то на тебя пожаловался». Мне потребовалось все мое самообладание, чтобы не звонить директору Сергею за какими-то объяснениями в выходные. Он — человек крайне закрытый, ему любая необходимость «проводить разъяснительную работу» - как серпом по айфону. И я давно подозреваю, что он меня, как бы это сказать… остерегается. Ну, потому что я шучу и разговариваю, а не молча киваю. Настораживало и время рандеву — за полчаса до начала рабочего дня. Стало быть, хочется ему приватности.
Приезжаю за десять минут до назначенного времени — а машина директора уже стоит. Видимо, человек готовится к серьезному разговору. А я дама нервная, мне все эти загадки никаких приятных ощущений не приносят, только дергающийся глаз и бессонницу. Захожу в кабинет.
Сергей сидит печальный-печальный, как в тот день, когда я отсюда увольнялась, было дело. Поздоровалась, села напротив, молчу.
- SallyKS, вы же сами знаете, в какой организации мы работаем, - тихо начинает директор. - Никто не говорит об ущемлении гражданских прав, но нам приходится считаться с… - он показал пальцем вверх и замолчал.
Чтобы разрядить обстановку, я сказала:
- Я атеистка, святой отец.
Директор посмотрел на меня как на душевнобольную, взял ручку, положил обратно, вздохнул и перешел к делу:
- На ваш отдел поступила жалоба. Периодически по вечерам вы поете странные песни и распиваете спиртные напитки. Последний раз — в пятницу. Что вы можете сказать по этому поводу?
После преамбулы о том, что мы должны считаться с чиновниками, поскольку учредитель нашей организации (пиар, дизайн, издательская деятельность, мероприятия) — органы власти, я ожидала чего угодно. Но не этого. Действительно, в нашем отделе есть пара-тройка любителей попеть песен под гитару, которые постепенно и остальных сотрудников в это вовлекли. Мы периодически остаемся после работы для этих целей — перед праздниками, или в чей-то день рождения, или если у нас сверхурочная работа, и мы ждем согласования выполненных заданий. Можем заказать пиццу или что-то в этом роде. Спиртное в рабочих помещениях не пьем. Помещение после себя прибираем. Поем либо песни старых рокеров, либо что-то из нового, но все это крутится по радио и выходит в официальных альбомах групп. И гитары (две штуки) у нас простые, акустические, без усиления. Так что ноу криминалити. Все это я и объяснила вкратце.
- Вы уверены, что все это разрешенные песни? - переспросил Сергей так же тихо. - Не входящие в список экстремистских?
- Уверена, - повторила я с неподдельным изумлением. - А кто жалуется?
Оказалось — жалуется на нас вахтер. Дядька-пенсионер. Пишет корявым почерком на имя нашего директора, что его сотрудники поют песни «против власти», пьют спиртное и нарушают режим работы административного здания.
Неожиданно, конечно, но в целом по этому неравнодушному гражданину сразу понятно, что он вахтер не простой, а потомственный. У него, наверное, еще дедушка в тридцать седьмом году в коммуналке сквозь замочную скважину слушал, не рассказывают ли соседи политические анекдоты. На меня он жаловался администрации офисного здания за то, что наша организация поздно сдает на вахту ключи от коридора. Кабинетные ключи у каждого свои, а вот коридоры запираются ключом с вахты. А у вахтера журнальчик, где он отмечает в начале рабочего дня, когда ключ взяли, а в конце — когда ключ вернули. И ходит ругаться, если у организации заявлено время работы до 18-00, а в 18-15 ключ от коридора еще не сдан. С учетом того, что мой отдел, бывает, задерживается и до половины восьмого (а в «горячую» пору — и до полуночи), нами вахтер особенно недоволен. Думаю, лично мной он очень недоволен. Потому что другие арендаторы - риэлторы, например - тоже задерживаются допоздна, но они ходят в деловых костюмах, а я в джинсах и косухе, и вообще какой из меня руководитель отдела, если у меня даже портфеля нет? Явная наркоманка и мошенница. При этом администрации здания глубоко плевать, во сколько уходят арендаторы, если они не портят имущество и не нарушают общественный порядок. Просто вахтеру не нравится, что сотрудники уходят в разное время, а не стоят в очередь в 18-01, сдавая казенные ключи. У него от этого чувство собственной значимости для общества теряется. Два других вахтера, в отличие от этого, вменяемые. Какая им разница, кто во сколько ушел, если они все равно дежурят либо сутками, либо по 12 часов?
- Мне он сказал, что будет жаловаться в ФСБ, - еще тише сказал Сергей. - Я понимаю, что у нас все в порядке, но не хотелось бы с этим разбираться. Зачем нам лишние проблемы? Поэтому прошу вас перенести посиделки с гитарами из служебных помещений куда-нибудь в другое место.
- Хорошо, - сказала я. - Еще этот же вахтер жаловался, что мой отдел поздно уходит с работы, так мы, чтобы его не нервировать, будем уходить ровно в шесть.
Сергей явно напрягся.
- А можно без крайностей?
- Вы же хотите, чтобы мы не раздражали вахтера. А его раздражают не только песни.
Он помолчал. Потом начал говорить чуть громче:
- Салли, я понимаю, что вы не любите, когда ограничивают вашу свободу. Но давайте не будем равнять песни в нерабочее время и работу, для которой иногда нужно задерживаться. За нее вам хорошие деньги платят. Какой смысл лезть в бутылку из-за таких мелочей?
И тут со мной случилось то, что бывает нечасто, — состояние «щас спою». И я исполнила длинную протяжную арию. О том, почему мы вечером, бывает, сидим с гитарами. Напомнила, что работа у нас, мягко говоря, нервная. Например, при предыдущем директоре Кристине косяк шел за косяком, и нам приходилось, чтобы не терять заказы (и, соответственно, премии), чуть ли не ночами исправлять все, что она наворотила днем. Вот однажды она перенесла срок доставки светового короба для одного мероприятия на день раньше, потому что хотела куда-то улететь отдыхать. А на акте приемки должна была стоять ее личная подпись. И она приняла короб у изготовителей на день раньше. И укатила, заявив завхозу Петровичу, чтобы он эту конструкцию «где-нибудь пока хранил», потому что в зале, где короб должны были монтировать, сидел непробиваемый охранник, а директор зала, который мог бы дать отмашку запустить нас пораньше, был вне зоны доступа. У охранника было написано в бумажках, что приедут в 10-00 четверга — и до этого момента он никого не собирался пускать на вверенную территорию. И здоровенный короб в деревянной таре был отгружен под забор здания, потому что хранить нам его было негде и транспортировать не на чем. А Петрович со своим племянником всю ночь со среды на четверг этот дорогущий короб караулил, пока охранник не открыл ворота. Вдобавок еще по прогнозу обещали дождь со снегом, и мы с маркетологом за свои деньги покупали рулон парниковой пленки, чтобы конструкцию обернуть и уберечь от порчи — деревянная (а под ней пенопластовая) тара была, разумеется, не герметична. Конечно, короб был внутри тоже обернут, но фиг его знает, насколько плотно, - так что мы подстраховались.
Петрович, конечно, не в моем отделе, и директор у нас уже другой, но на этом примере лучше всего иллюстрировать, на что приходится идти иногда сотрудникам. «Подвиги» моего отдела не так заметны: подумаешь, отправили в типографию книгу, в которой оказалось два не согласованных фото (менеджер заказчика тупо не передал «последние правки», а вспомнил о них, когда в типографии уже были сделаны формы), и нужно экстренно, в ночи, останавливать печать, менять иллюстрации, их обрабабатывать и заново все отправлять.
Или когда корректора увезли прямо с работы с внематочной беременностью, и я сама вычитала весь юбилейный альбом ветеранов органов местного самоуправления одного из районов, потому что бухгалтерия сказала, что в бюджете организации не предусмотрены средства на найм дополнительного сотрудника. Мол, ждите, пока девушку выпишут, и доделывайте книгу. А ждать было некогда. И я не взяла дополнительной платы, потому что ее тогда просто вычли бы из зарплаты корректора, а там и так не деньги, а слезы.
Я уже не говорю про один очень крупный федеральный проект, в котором мы участвовали, когда звонки и смс мне с ценными указаниями от столичных кураторов начинали поступать с шести утра, и директор Сергей лично просил меня не отключать телефон на ночь, потому что это было важно для организации.
Мы делаем то, чего делать вроде бы не должны, решаем проблемы, которые возникают не по нашей вине, нередко тратим свое личное время на доработку тех проектов, которые тормозятся, опять же, не по нашей вине. И все это — не потому, что иначе не получим денег (коммерческие заказы обычно идут без таких проблем на финальном этапе, а вот госзадание — это что-то, но его мы делаем за зарплату), а потому, что нам нравится доводить работу до конца. У нас есть азарт в том, чтобы кривое распрямить, мутное сделать чистым, косячное привести в порядок. Мы привыкли, что большинство людей вокруг нас, к сожалению, так не могут, и нам приятно, что мы так можем.
А что нам помогает слаженно, ответственно и без нытья всем этим заниматься? Что успокаивает и помогает набраться сил? Мы иногда немножко поем песни. Нечасто и недолго, потому что у каждого семьи, любимые люди, дети, собаки, кошки и даже одна игуана. Но даже это «нечасто и недолго» напоминает, что вместе нам хорошо работается. И если пять минут смеха заменяют ведро моркови, то час песен восстанавливает ящик нервных клеток. При этом собраться, чтобы попеть песен, вне работы, крайне трудно, потому что у всех, повторю, семьи, дети и игуана, понос, золотуха, надо маме на даче помочь и отвезти собаку к ветеринару. А час после работы раз в месяц каждый может себе позволить. Если забрать у нас эту мелочь, это будет не только глупо, тупо и грубо, но еще и вредно. Конечно, из-за таких вещей не увольняются с хорошей работы с хорошей зарплатой. Но мы, скорее всего, обидимся. И скорее всего, не будем больше стараться. Если теперь вахтер решает, что нам делать, а чего не делать, - пусть будет так.
- Какой вы предлагаете выход? - помолчав, спросил Сергей.
- Объясните вахтеру, что он неправ, и что вы поддерживаете свой коллектив. Распечатайте для вахтера персонально список запрещенных в России песен, пусть прикладывает ухо к замочной скважине и сверяется со списком. А если он решит обратиться в ФСБ — вместе посмеется, так как в нашей стране за песни «Скарлетт Йоханссон едет в Херсон» или «На кухне мышка уронила банку» пока не сажают. Правда, есть еще «В городе новый шериф» или «Шла Саша по шоссе», но за них пока тоже не сажают.
- А вы не можете сами вахтеру это объяснить? - с надеждой спросил директор.
- Это было бы неэтично, так как передавать жалобы для реагирования тому, на кого эти жалобы составлены, запрещено законом, - с видом большого сожаления ответила я. Ага, давайте, грузите на меня всю черную работу.
Это был очень жесткий для директора момент. Он классический социофоб. Ему даже с хорошо знакомыми людьми общаться тяжело, а уж с малознакомыми и тем более малоадекватными — и совсем вешалка. Тем более, он директор, а тут надо как-то объясняться с вахтером, который указывает в своей жалобе, что «сотрудники кабинетов №№… поют песни недостойного содержания» и «в 20-48 скрылись с места работы на неустановленных машинах».
И директор принял решение. Он встал, поправил галстук и пошел к вахтеру (правда, в этот день после выходных дежурил уже другой человек, так что маневр с поправлением галстука и убедительной имитацией шагов Командора Сергею пришлось повторить и на следующий день). Я шла следом с видом полной покорности судьбе. Увидев нас, вахтер приосанился, видимо, надеясь, что я иду извиниться за то, что нарушаю порядок. На самом деле, я пошла исключительно для моральной поддержки директора. Ну и чтобы он на полпути не передумал. Вахтеру Сергей сказал так же тихо, как обычно, но твердо:
- Примите к сведению, что исполнение песен моими сотрудниками в нерабочее время происходит с моего ведома, - и глазами так недобро зырк. - Договор аренды помещений это не возбраняет.
Он хотел еще что-то добавить, но вахтер будто бы даже поприжал уши и заискивающе закивал:
- Конечно, Сергей Михайлович, конечно, конечно! Я же не знал! Хорошо поют, душевно, как настоящие артисты!
- И задержка моих сотрудников на работе санкционирована лично мной, - дополнил директор. - Так что прошу по обоим этим вопросам их больше не беспокоить, иначе наша юридическая служба поставит вопрос перед администрацией здания о соответствии этого вашим реальным полномочиям.
- Конечно, Сергей Михайлович, конечно, конечно! Я Салли Каэсовну очень уважаю! - энергично закивал вахер, хотя еще энергичнее, казалось бы, некуда. Видимо, его впечатлила такая долгая речь от большого начальника, который обычно просто молча ему кивает при встрече.
Салли Каэсовна, то бишь я, вежливо улыбнулась, вспоминая, как этот неопрятный старик тыкал мне почти в нос прокуренным пальцем, крича, что начальник я не настоящий, и что баба-руководитель развалит все предприятие с такой дисциплиной.
Когда мы вернулись со «стрелки» с вахтером, и директор скрылся в кабинете, мне навстречу попался наш юрист Федор Михайлович с бумажкой в руке, который озадаченно спросил:
- Ты не в курсе, мне ответ на то, что ты песни поешь в нерабочее время, составлять? Что отвечать? Я по шизикам не спец.
- Пошли, продиктую, - ответила я. - Пиши: «Уважаемый Антон Геннадьевич! По фактам, изложенным в вашем обращении, проведена проверка»...