Приблизительно за девять месяцев до этого события я с честью выдержал все тяготы и лишения пребывания в первом классе на базе ведомственного детского сада «Теремок», отфотографировался одиночно и в группе с одноклассниками, и на торжественном мероприятии как и все мои одноклассники получил от шефской организации, а это не мало не много, а целая Машино Испытательная Станция (сокращенно МИС), совершенно замечательный подарок – портфель типа ранец с черным телом и белым клапаном, на котором красовалась дородная пчела на цветке и рядом был букварь, к которому она не имела совершенно никакого интереса.

С этим портфелем типа ранец, мы дружною шумною гурьбою с началом нового учебного года перешли учиться во второй класс через дорогу – в среднюю школу. Эти ранцы были нашей гордостью и отличительным знаком нашего поколения. Ещё бы – мы первые кто пошли в школу по новой программе – с шести лет. Мы первые, экспериментальные, а наши одинаковые портфели как знак принадлежности к обществу избранных. Позже кто-то из взрослых шутил про нас, что мы подопытные.

Вот и наступила первая зима школьной поры. Мы как раз недавно переехали в новую квартиру недалеко от школы и путь до неё стал занимать каких-то пять минут пешком. Родители где-то раздобыли свинины, и мама решила сделать отбивные. Мы, конечно, слышали по телевизору из кино что люди их как-то там делают и наслаждаются этим божественным блюдом. Ведь это же не простой кусок жареной свинины, а свиная отбивная – это ж еда из телевизора или вообще из кино. Понимать надо.

Короче с вечера мама отбила специальным молотком для выбивания свиных отбивных из кусков обычной советской свинины и пожарила в кляре. Мы немного поели на ужин и потом я помню, что ещё поел немного на завтрак уже холодных отбивных. Родители уехали на работу, а я пошёл в школу по недавно выпавшему снегу. Снег у нас там если и выпадал зимой, но обычно не более трёх-пяти сантиметров за раз и досыпался как из советской заготконторы – раз в месяц или по праздникам и то с большим дефицитом, утруской и усушкой по пути. В общем обычная малоснежная зима в Средней Азии.

Ничто не предвещало беды, но что-то уже пошло не так. Иду я значит по нашей Парковой улице в сторону школы и чувствую, что свинина решила не просто вернуть себе первоначальную форму, а скорее воспользовавшись моим положением неопытного школьника, напасть и отбить своё место под солнцем чего бы ей этого ни стоило. Начала она конечно же с резкой боли в животе и обещанием феерического продолжения в виде рёва, эхо которого подхватывалось всеми моими кишками. Тем временем я уже подошел к территории школы и будучи суперприлежным советским октябрёнком я и помыслить себе не мог свернуть с тупи просвещения на скользкую дорожку и сбежать от каких-то трудностей обратно домой.

Превозмогая боль в животе и не обращая внимание на призывы организма расстаться с элитной свиной отбивной любыми доступными способами подобру-поздорову, я шёл к школе. Через несколько метров я понял, что свободолюбивая свинина была совершенно отбитой свиньёй и дальше нам с ней не по пути. Благо я заходил с заднего двора школы и там располагался запасной, а иногда и единственный туалет в виде импровизированной стены в форме профиля дома, который со стороны школы служил целью для стрельбы и метания гранат на уроках начальной военной подготовки, а с другой стороны было поле и эта стена уже исполняла функцию гендер нейтрального всесезонного эко туалета на обломках шифера, стекла и кирпичей присыпанных сверху свежим снегом.

На войне как на войне – забегаю я за эту стену, сбрасываю ранец, открываю бомболюк и начинаю бомбометание. Раз отбомбился… Второй… После третьего бомбометания бомболюк стал подмерзать, да и живот вроде уже совсем успокоился. Мир отступил на шаг от пропасти и, как мне показалось, начал возвращаться к обычной мирной жизни. Я натянул штаны и собрался было найти в ранце тетрадку с ненужными листками, дабы окончательно очистит тело своё от скверны, напавшей на меня.

Обернулся я и увидел картину апокалипсиса, которую врагу не пожелаешь. Трудолюбивая пчёлка вместе с букварём попали под дружеский огонь и были полностью покрыты ковровой бомбардировкой. Апокалиптическая картина – стою я посреди поля за стеной, отгораживающей меня от школы, а в ногах у меня лежит невинная жертва бессмысленной и беспощадной жестокости, спровоцированной свободолюбивой свиньи, не сдавшейся даже после смерти, отбивания, обжарки и тщательного пережёвывания.

Ужас, пробежавший по моему телу от пят до макушки и обратно словами просто не передать – символ принадлежности к элитному обществу подопытных детей, у которых отняли год беззаботного детства, первая в жизни реальная халявная вещь, да и просто единственный ранец в нашей семье был безнадежно обесчещен и унижен. Честь священного грааля знаний была растоптана навсегда.

Что делать? Что делать? Картина Мунка «Крик» тут была бы лучшим, но слишком мягким изображением меня в ту минуту.

Я не придумал ничего лучше, чем перевернуть ранец пчёлкой вниз и попытаться вытереть её некогда жизнерадостное лицо о белый снег. Белый снег скрывал предателей – стекло и битый кирпич, которые не омыли водами лицо невинно погубленной пчелы, а поцарапали белую поверхность клапана ранца. К тому же осколки бомбометания забились под край облицовочной тесьмы, которая окантовывала клапан ранца. Мне пришлось выковыривать их осколками битого стекла.

Через минут десять после апокалипсиса, когда портфель был поцарапан, но отчищен от копоти и гари войны, когда моя душа обрела истинное понимание своей бессмертности после столь тяжких испытаний, выпавших на мою долю, я решил продолжить свой путь к знаниям. Ибо я октябрёнок, ленинец, а если мне повезёт, то меня через пару лет могут и в пионеры принять. А там уж и не такое можно ожидать – не зря же надо быть ко всему быть всегда готовым. А не проверка ли это сейчас была на стойкость характера на пути к знаниям и счастью всего трудового народа?

Весь недолгий учебный день я пытался всякими способами скрывать эхо войны, которым тащило от моей исцарапанной пчёлки на ранце. Придя домой раньше родителей, я быстро вымыл ранец и эхо войны совсем нас покинуло и только расцарапанный белый клапан моего ранца всегда мне напоминал про тот случай, и тот ужас, через который мне пришлось пройти. А родители всегда удивлялись, где и как я смог так исцарапать ранец, а я уклонялся от ответа и краснел. Сейчас бы я им сказал – Эхо войны…