На войну Пирра собирали чуть ли не всем эллинистическим миром. Он же породистый эпигон, идет греческих людей защищать, чтоб их варвары сраные не обижали. И расширять сам по себе эллинистический мир на запад, что дело нужное и богоугодное. Македоняне ему по союзным договорам отгрузили саплая и войск, чтоб он только свалил из Греции и воду тут не мутил. Причем нормально так отгрузили, от души. Сверху докинули Птолемеи. Этим было выгодно с Карфагеном помахаться за торговлю в Средиземноморье и обязанного себе союзника получить. Насчет Селевков не помню, но они были как минимум не против. То есть две с половиной из трех сверхдержав региона грозной тенью стояли у него за спиной, а весь эллинистический мир скидывался донатами. Плюс в кармане лежало приглашение от Тарента, основного города Великой Греции. Который уже начали щемить римляне, и там были согласны лечь под военное управление Пирром и дать ополчение.

По армии, которая заканчивалась. У того же Тарента было реально сильное и многочисленное ополчение. Юг Италии был тупо богаче центра и севера, там было больше людей и они могли оторвать их от быта, отправив на войну. Речь идет о десятках тысяч, гдет до сотни. И в это мясо вливался хребет армии самого Пирра — эллинистическая фаланга ветеранов войн Диадохов, которые не так давно закончились. Это те самые ребята, которые в прошлом поколении прошли с Сашкой Македонским до Индии и завоевали полмира. А потом тридцать лет делили наследство. При этом у Пирра были донаты, чтоб их нанять и идея, чтоб обосновать куда они плывут. И поддержка двух из трех сверхдержав. Он собирал в один кулак самые сливки, это было острие новой экспансии на Запад, абсолютно лучшее, что мог выставить на поле боя эллинистический мир. Сделаю смелое утверждение и скажу, что в Средиземноморье войска подобного уровня в следующий раз появятся только при Цезаре (!), а до этого момента Пирр — абсолютный чемпион античности по качеству юнитов.

Чуете чем пахнет? Блицкригом, почти моментальным разгромом всего живого в одни ворота и абсолютным качественным превосходством.

И вот Пирр со своими бронемишками приплывает в Тарент, собирает армию и идет наказывать латинов. И наказывает. У тех же ополчение сраное, куда им тягаться. Пехотная фаланга вскрывает их как консервную банку и громит. После чего Пирр... уходит в город и ждёт, когда ему мирный договор принесут. А ему не несут. Через год он громит ещё одну армию римлян, а договора всё равно нет, римляне флегматично собирают следующую армию.

Но это ладно, главное жи происходит в тылу. Тарентийцы вообщет Пирра позвали не для того, чтоб он ими тут правил, а для того, чтоб от Рима отмахаться, а в идеале — ещё и территории вернуть завоёванные. А Пирр что делает? Он параллельно с борьбой против Рима (крайне пассивной) начинает подминать Великую Грецию под себя. То есть треки зовут к себе эллинистического полководца, чтоб он их от римлян защитил. Полководец собирает со всего Средиземноморья войска и деньги, высаживается и начинает сам местных греков оккупировать потихоньку. Да ещё и не может нормально римлян разбить, чтоб они кровью умылись и просто физически закончились. И это греческий мир, мир дипломатов и сдержек-противовесов. Он даже после военных поражений не сумел на свою сторону перетащить римских союзников, кроме пары племен и городов. Тогда как римляне не просто не сдаются, они мобилизуются и заключают с Карфагеном военный союз, чтоб грекам ещё и в Сицилии было чем заняться.

По итогу, после второй победы (та самая "Пиррова"), Пирр плюет на всё и высаживается в Сицилии, оставляя италийские города и своих немногочисленных союзников наедине с Римом.

В Сицилии то же самое происходит. Назначили тебя правителем Сиракуз, чтоб выкинул с острова Карфаген. Иди ебашь и пока не доебашишь — не наводи суету и аккуратно, деликатно, двумя пальчиками укрепляй свою власть в городе. Нет, хочу быть тираном и всем владети, ебу всем мозг и в итоге меня свергают когда я почти пунов добил. И это эпигоны, наследники Диадохов? Говно какое-то.

По итогу, уже во второй кампании лишившись тыла с помощью умелой дипломатии и настроив против себя вообще всех, Пирр опять высаживается в Италии, откуда ушел три года назад. Там, естественно, всё уже проебано под котлован, местные союзники его ненавидят, да и уже слишком слабые, чтоб с Римом теперь махаться. Встречает уже прокачанных и отмобилизованных римлян (которые три года щемили Тарент и не имели серьезных поражений), с огрызками своей армии терпит уже настоящее поражение и уплывает из Италии навсегда, чтоб вскоре получить кусок черепицы в башку и умереть.

Вот так уот. Казалось бы, столько сил собрано, весь цвет эллинистического мира, идея защиты своих колоний от варваров, колонии готовы платить за победу, опытнейшие ветераны, боевые слоны, сам Пирр воюет не первый год. И всё просто сливается нахуй в серии войн за какието жалкие пять лет. После чего эллинизм откатывается, Рим занимает юг Италии, а Карфаген закрепляется на Сицилии и ужимает зону влияния Сиракуз до города с окрестностями (до прихода Пирра они занимали треть острова или около того).

А всё почему? Потомушта прежде, чем подчинять себе союзников, надо противников сначала разгромить, вытеснить и принудить к миру. А если не получается, то нужно громить сначала его замыслы, а потом его союзы, не забывая множить на ноль полевые армии.

Так, как это делал Ганнибал не в пример более слабой армией, с практически отсутствующим тылом и и против совершенно другой, уже зрелой Республики. Поэтому Барка сжигал Южную Италию пятнадцать лет подряд, а Пирр за пять лет этой беготни слил огромный ресурс и огромный к себе кредит доверия, а потом его прост вышвырнули из региона и дальше уже между собой разбирались.

Поэтому, собственно, Барка признанный гений, а Пирр для эллинистического периода это какой-то локальный, не слишком значительный и не особо удачный конфликт на глубокой периферии, который не особо то и запомнился. Пирра распиарили сами римляне, он у них в пантеоне Эпичных Врагов после Барки как раз стоит. Томушта ничесе, эллин, эпигон, белая кость, просрал ополченцам с Лация войну и отдал весь юг Сапога. Ополченцы, видать, крутые были, раз против такого уважаемого человека затащили. Пирр, фактически, это выход Рима на мировую арену, они победой над ним очень гордились.

Вот только это не победа Рима и Карфагена. Это победа Пирра над самим собой и своими союзниками при некотором участии пунов с латинами в роли массовки. И это нельзя забывать.

Такое моё мнение. Опровергайте.

Автор: Александр Картавых.

Оригинал: https://vk.com/wall-162479647_427357

Пост с навигацией по Коту

А ещё вы можете поддержать нас рублём, за что мы будем вам благодарны.

Яндекс-Юmoney (410016237363870) или Сбер: 4274 3200 5285 2137.

При переводе делайте пометку "С Пикабу от ...", чтобы мы понимали, на что перевод. Спасибо!

Подробный список пришедших нам донатов вот тут.

Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!

Мультиплицированная версия этой истории на YouTube:

https://www.youtube.com/watch?v=nZlSS1tRMM4

Продолжение. Предыдущие части

https://pikabu.ru/saved-stories

Метод, примененный нами в отношении Наполеона Бонапарта, вполне сгодится, чтобы оценить значение еще одного убийства, совершенного фюрером немецкого народа Адольфом Гитлером, который, как известно, убил самого себя при помощи капсулы с цианидом и контрольного выстрела в голову. Это случилось 30 апреля 1945 года в подземном бункере Рейхсканцелярии, куда диктатора загнали непрерывные обстрелы и бомбежки. Гитлер свел счеты с жизнью, чтобы избежать суда за преступления, которые он понаделал. Повлияла ли его смерть на ход мировой истории? Разумеется, нисколько не повлияла. Сказанное вовсе не означает, будто мне не жаль, что он не предстал перед судом. Еще как жаль, с его-то красноречием. Мы бы наверняка услышали от него много чего интересного про других поджигателей Второй мировой войны. Но я сейчас о другом. Меня всегда умиляли детективные истории, в которых фюрер, пристрелив вместо себя двойника, улизнул прямо из-под носа советских солдат, пересек Атлантику, словно Фантомас, в субмарине из волчьей стаи адмирала Деница, натурализовался в Аргентине и был таков. Дожил до преклонных лет в уютном бунгало, потягивая текилу через соломинку на берегу бассейна. Так и представляю себе этого законченного психа в шезлонге, бермудах и пляжных тапочках. То есть, чисто теоретически он, наверное, мог сбежать в Аргентину и даже Антарктиду, на законспирированную подземную базу СС, но это бы был уже не Гитлер. Злой гений, развязавший Вторую мировую войну, умер в Берлине вместе со своим кошмарным Третьим Рейхом. Точка.

Да что там Гитлер. Если уж на то пошло, даже убийство самого Александра Великого в столице едва сколоченной им империи — Вавилоне, осуществленное заговорщиками из ближайшего окружения царя, которыми дистанционно руководил коварный диадох Антипатр, не представляется мне заслуживающим включения в десятку. То есть, злоумышленники, разумеется, попали в десятку, ловко ликвидировав своего предводителя до того, как он добрался до них. И это определило их судьбу. Но, не оказало существенного влияния на ход мировой истории. Уже догадались, почему? А потому, что величайший полководец Античности свое отвоевал, яд сразил его на излете блестящей карьеры. Не согласны, что она подошла к концу? Так ведь он захватил практически всю Ойкумену, как у эллинов было принято назвать заселенные относительно цивилизованными людьми территории, за пределами которых проживали троглодиты. Куда еще Александру было двинуть свои войска? В Сибирь? Но ведь тогда никто еще не догадывался о том, сколько бабла можно будет извлечь, качая из недр углеводороды. Опять же, путь македонской армии на север преградили воинственные кочевники — массагеты. Сырдарья или Яксарт, как называли эту самую длинную реку Средней Азии скифы, служила естественной границей между подвластными персам сатрапиями и скифами, причем, трудно сказать, кто был больше заинтересован в существовании этой естественной преграды, первые или вторые. Вон, грозный персидский царь Кир, тоже прозванный современниками Великим за то, что сколотил мировую державу Ахеменидов, сделал попытку, сходил за речку. Массагеты уничтожили его не знавшее поражений войско до последнего человека, а самому царю отрезали голову. Которую кинули в наполненный кровью бурдюк. Дескать, пей, раз замучила жажда. На дворе стояло лето 530 года до н.э. Сомнительно, чтобы Александр не знал поучительной истории своего предшественника, хоть и минуло двести лет. Он наверняка читал сочинения Геродота, как-никак, его учителем был сам Аристотель. К слову, между обоими правителями было много общего. Кир основал на берегу Сырдарьи город Кирополь, современный Истаравшан, названный им в честь себя любимого. Александр Великий, в подражание персидскому властелину, поступил аналогично, основав Александрию Эсхату, ныне город Худжанд в Таджикистане, но дальше на север не сунулся. Повернул на юг, двинувшись покорять многолюдную Индию, о ее несметных богатствах уже в ту пору ходили легенды.

Где с большим трудом захватил приличную часть Пенджаба, лежащего значительно севернее полуострова Индостан. Здесь, на реке Гидасп, одном и притоков Инда, величайший полководец Древнего мира дал свою последнюю крупную битву, сокрушив армию царя Пора, ей не помогли даже полторы сотни боевых слонов, этих танков Античности. Распрощавшись с войском, перебитым македонянами чуть ли не до последнего человека, Пор признал Александра своим повелителем. Но и македоняне понесли серьезные потери, а слухи о могущественной империи Нандов, лежащей к югу от владений Пора, не вызывали у усталых солдат ни малейшего оптимизма. Наоборот, они впали в уныние. Самой южной точкой маршрута, проделанного македонской армией, стало устье Инда. Здесь в ноябре 326 года до н.э. закаленные ветераны устроили своему командиру форменную итальянскую забастовку, заявив, что не сделают больше ни шага. Прощай оружие, сказали они, хоть Хемингуэю лишь предстояло написать этот роман в далеком будущем. Не помогли ни уговоры, ни казни. В конце концов, Александр уступил, а что ему еще оставалось делать, и обескровленная армия повернула восвояси. А, если точнее, ретировалась в покоренную Вавилонию по берегу Персидского залива. Никаких пятизвездочных курортов там, в ту пору, разумеется, не было. Путешествие оказалось ахово трудным, значительная часть солдат погибла в пути от жажды, недоедания и болезней.

В самом начале лета 323 года до н.э. великий завоеватель занемог на пиру, устроенном сыновьями опального наместника Македонии Антипатра, братьями Кассандром, Иоллаем и Филиппом. Незадолго до того мать Александра Олимпиада отправила венценосному сыну письмо, в котором обвинила наместника в злоупотреблении служебным положением, мол, Антипатр, пока ты воюешь на востоке, возомнил себя чуть ли не царем. Александр немедленно вызвал наместника на разбор полетов, планируя хорошенько намылись Антипатру шею, но тот нанес упреждающий удар. Точнее, удар нанесли его сыновья. Конечно, их вина не доказана, однако, будем иметь в виду: самый младший и них, Иоллай, числился царским виночерпием, а самый старший, Кассандр, позже-таки воплотил свою мечту и стал македонским царем. А, заполучив трон и скипетр, уничтожил мать великого завоевателя Олимпиаду, ее, к слову, забили камнями, и его жену Роксану, и их сына Александра IV Македонского, и даже царского бастарда Геракла, внука Дария III, поставив таким образом точку в четырехсотлетней истории правящей династии Аргеадов…

На тот момент, когда Александра Великого не стало, созданная им империя раскинулась на двух континентах, простираясь от Балкан на западе до Памира и Гималаев на востоке, от Кавказских гор и Ферганской долины на севере и до устья Инда и верховьев Нила на юге. Разумеется, окажись под рукой у отравленного царя подходящий антидот, он наверняка бы не успокоился на достигнутом. Не тот это был человек, чтобы почивать на лаврах. Но вот вопрос, многого бы он добился еще? Накануне гибели царь планировал присоединить к своим владениям Аравию. Ну заполучил бы он три миллиона квадратных километров песка, и что? Возможно также, он повторил бы попытку и заново вторгся в Индию. Его там, к слову, не ждали. Точнее, ждали во всеоружии. Так что весьма сомнительно, чтобы выгорело. Относительно небольшое, но отлично подготовленное войско Александра сокрушило одряхлевшее государство Ахеменидов на кураже, после целой серии головокружительных побед, которые следовали одна за другой, как пули из пулемета. Сокрушило и утвердилось в его старых границах. Не думаю, будто македонянам посчастливилось бы повторить блицкриг при столкновении с индийской империей Нандов, которая лежала к югу от Пенджаба. Если верить индийским источникам, Нанды располагали армией в миллион солдат и десять тысяч боевых слонов. Уложить столько народа, даже обладая полководческим гением Александра, было весьма непростой задачей. Добавьте сюда непривычно жаркий и влажный климат, джунгли и растянутые коммуникации для снабжения армии, и вы получите правильный ответ.

Есть сведения, что Александр планировал захватить Карфаген, величайшую торгово-рабовладельческую республику того времени. А затем и Рим, который в эпоху Александра Великого не только уже успел родиться на своих Семи холмах, но и отрастил приличные зубы с когтями, отжав половину Апеннинского полуострова у неудачников, которых угораздило обосноваться по-соседству. Тут хочу сказать вот что. Карфаген, будучи античным прообразом средневековой Венецианской республики, занимал на суше узкую полоску южного побережья Средиземного моря, за которой дышала жаром бескрайняя духовка — Сахара. Соответственно, карфагеняне привыкли обходиться на суше компактными наемными отрядами, а весь упор сделали на флот. Точно англичане в XVIII столетии. Двести пунических квинквирем, вдвое превосходивших по мощи греческие триремы, фактически безраздельно господствовали в западной части Средиземного моря, и набиравшим силу римлянам еще только предстояло ощутить на собственной шкуре эту мощь по ходу известных всем Пунических войн, когда карфагенский флот на раз топил римские эскадры. Опять же, я только что назвал сухопутные силы карфагенян наемными и компактными. В этом определении не было ни намека на пренебрежение. Армия Карфагена, которая, к слову, как и индийские противники Александра Великого, имела в своем составе подразделения боевых слонов, была профессиональной и сумела вырастить целую плеяду блестящих полководцев и флотоводцев, самым прославленным из которых, безусловно, является Ганнибал. Тот самый, кто первым в мировой истории осуществил успешный переход армии через Альпы, а римские легионы громил столь искусно и одновременно, безжалостно, что принятые им стратегические и тактические решения по сей день изучаются слушателями военных академий.

Согласен, у Александра Македонского был свой, тоже неслабый флот из греческих и финикийских кораблей. Кроме того, он еще в 332-м году, незадолго до покорения Египта, на примере расположенного на скалистом острове и защищенного мощными стенами финикийского города Тир показал, что неприступных крепостей не бывает. Кстати, взятый после семимесячной осады и безжалостно истребленный Тир был союзником Карфагена. Больше того, Карфаген был основан выходцами из Тира, то есть, последний был метрополией первого. При этом, не стоит забывать, для расправы с тирийцами понадобились консолидированные усилия всей македонской армии и ее новых вынужденных союзников, царей Библа и Силона, которые еще недавно служили персам и переметнулись на сторону победителей после эпохального сражения при Иссе, когда в руки Александра попала вся семья последнего ахеменидского царя. Кто знает, как бы повели себя эти новоприобретенные сателлиты, если бы македонский царь надолго застрял в Северной Африке. Опять же, сравнивать Тир с Карфагеном, чье население в те времена достигло отметки в 700 000 жителей, это все равно, что сравнивать современную Британию и США. Словом, кто его знает, как легла бы карта, но, нисколько не сомневаюсь, война с Карфагеном не стала бы для македонян веселой прогулкой. Как не стала бы ею и гипотетическая война с Римом. В конце концов, знаменитый царь Эпира и Македонии Пирр, родившийся всего спустя три года после смерти Александра Великого и приходившийся тому двоюродным племянником, весьма опрометчиво бросив римлянам вызов, отгреб от них по полной программе. Отгреб так, что выражение Пиррова победа, стало нарицательным и используется по сей день.

Между тем, по свидетельству древнеримского историка Тита Ливия, современники считали Пирра реинкарнацией двоюродного дядюшки, а, сам, на минуточку, карфагенянин Ганнибал, ставил в рейтинге полководцев на второе почетное место после Александра Великого. Себя Ганнибал считал всего лишь третьим, такая вот похвальная скромность. В итоге, кто может поручиться, что теоретическая победа Александра Македонского над Римом тоже не стала бы пирровой? Тем более, что и Пирра, И Ганнибала римляне в конце концов укатали, не помогли ни боевые слоны, ни несомненные полководческие таланты. Ну а кроме Рима, позариться в Западной Европе было не на что и не на кого. Ее дремучие леса населяли нищие, зато чрезвычайно воинственные дикари. Если кто что-то не то подумал, я сейчас говорю о кельтах, а не об эмигрантах с Ближнего Востока. Грабить их было небезопасно, они и сами были по этой части большие мастера. К тому же, бессмысленно, кельты были бедны и злы, не по зубам самим римским легионам. Что же до македонских фаланг, то последним было абсолютно нечего делать в европейских чащах. Как им нечего было делать в непроходимых джунглях Индостана. Даже если бы величайший завоеватель Античного мира каким-то чудом их туда снова загнал. Помните, как его ветераны воткнули в землю штыки на берегах Инда еще в 326 году? Их можно понять, солдатам осточертело сражаться годами, они истосковались по дому и хотели хоть немного пожить. (Тут Вот бы армию по хатам распустить). Александр, кстати, прекрасно осознавал эти чаяния, по возвращении из Индийского похода он демобилизовал целую армию, начав комплектовать новые подразделения юношами персами, обучавшимися воинскому мастерству под присмотром опытных македонских инструкторов. Это абсолютно логичное решение царя, ощутившего себя повелителем громадной восточной империи, имело весьма неоднозначные последствия. Армия была оскорблена, теперь македонские ветераны чувствовали себя жестоко обманутыми. Разумеется, у них нашлись и другие веские поводы для острого недовольства.

Очутившись на троне Ахеменидов, Александр повел себя соответственно, как Ахеменид. Иными словами, женился сразу на двух дочерях персидских царей, свергнутого им Дария III и его предшественника Артаксеркса III, завел себе по-восточному пышный двор из временно безработных персидских вельмож, которые, разумеется, принесли с собой свои восточные обычаи. В итоге, Александр начал кутаться в персидские одежды и требовать от окружающих восточного раболепия. Иначе и быть не могло, новые подданные его бы просто не поняли. И не восприняли, как полноценного властелина. (Тут Сухов: Восток — дело тонкое). А так его не поняли товарищи по оружию, которым вовсе не улыбалось лизать башмаки новоиспеченному божеству, с которым они еще вчера бились против варваров плечом к плечу в тесном строю. Или делились последним сухарем на привале. Или спали в одной солдатской палатке. Александр, разумеется, чувствовал эти настроения вчерашних соратников, в результате, ему повсюду стали мерещиться заговоры. Как мнимые, так и самые настоящие. Таким образом, не успела окончиться завоевательная война, как разразилась внутренняя, на удержание власти. Она была почти такой же кровавой. Одной из первых ее жертв пал командующий тяжелой конницей Филота, герой битвы при Иссе. Его обвинили в измене, добыли признание под страшными пытками и казнили, забив камнями. За Филотой последовал его отец старик Парменион. Александр велел убить своего учителя воинскому мастерству предательским ударом в спину, войско наверняка не оценило бы суда над ним, вот и пришлось зарезать по-быстрому. Чуть позже царь собственноручно заколол на пиру Черного Клита, друга детства и начальника личной охраны. Это было по-пьянке, и тем не менее. Александр при персидских вельможах стал осмеивать трусость македонских военачальников. Клит, вспылив, сделал ему замечание. Александр, в отместку, обвинил в трусости самого Клита. Тот, в ярости, закричал: моя трусость спасла тебе жизнь при Гранике. Так и было на самом деле, Клит ничуть не преувеличивал. В битве, с которой некогда начался беспримерный азиатский поход македонян, Клит заслонил царя щитом, когда под Александром пал конь, и царь очутился на волосок от гибели. Еще мгновение, и персидские всадники нанизали бы его на копья. Это были опрометчивые слова. Царь метнул в Клита сариссу — тяжелую македонскую пику, и сразил наповал. Если верить Плутарху, позже, протрезвев, раскаивался. Однако, затем продолжил в том же духе, у него просто не было другого выхода, как запугивать македонскую верхушку, чтобы не дергалась. Элита сделала ответный ход, плеснув яду в кружку, поданную царю Кассандром. Но, разумеется, ее мог подать кто угодно еще. Любой и диадохов Александра, заинтересованных в смерти патрона. Например, Птолемей, первым ослушавшийся воли покойного царя и улизнувший с его телом в Египет, оно послужило ему для его легитимации в чине фараона. Или Селевк, будущий царь Сирии, сначала выступивший против Птолемея на стороне регента империи Пердикки, а затем преспокойно зарезавший последнего в дельте Нила. Или диадох Антигон по кличке Циклоп, убивший заместителя Пердикки Эвмена.

Вообще, это весьма показательно, что единственные полководцы Александра Великого, пытавшиеся отстоять интересы его семьи, жены Роксаны и наследника Александра IV, Пердикка и Эвмен, пали первыми жертвами в войне, развязанной диадохами немедленно после смерти патрона, его тело еще не успело остыть. Даже изображения Пердикки и Эвмена, и то не сохранились, представьте себе. Вот поэтому я с полной уверенностью говорю: даже завоевав Западное Средиземноморье, и даже Индию, македоняне бы этих территорий не удержали при любых раскладах. Их империю постиг молниеносный распад сразу же после смерти императора. А она была предопределена. В битвах бульдогов под ковром Александр Великий оказался откровенно слабым. Не удивительно. Ведь он был солдатом, а не интриган, вроде товарища Сталина. Его преждевременная кончина, повторюсь, не изменила хода мировой истории. Чего не скажешь о гибели его отца македонского царя Филиппа II, павшего от руки киллера за одиннадцать лет до этого. Вот она, как раз — на десятом месте нашего рейтинга. Но, о ней немного позже.

Царь Пирр, невольный герой выражения «Пиррова победа».

Можно задаться вопросом: почему римская армия пошла по другому пути развития, отвергнув более перспективный греко-македонский вариант? Все дело в ландшафте и в противниках. До поры, до времени Рим не сталкивался с греками, зато ему пришлось немало воевать с племенами Аппенинского полуострова, а также кельтами (галлами) и чуть позже — с предками нынешних испанцев. Все «варварские» армии (в число которых до определенного момента можно занести и самих римлян) широко применяли тактики внезапных ударов, засад, не гнушались притворным отступлением и постоянно использовали укрытия на местности. В подобных условиях с тяжелой фалангой не особенно развернешься, хотя в VI-V веках до н.э. строй, напоминавший фалангу, у римлян, несомненно, был. Но в целом войны на территории нынешней Италии и ее окрестностей стали толчком к изобретению новой тактики, которая получила название «манипулярной».

Главное отличие римской тактики от фаланги — даже не вооружение (короткие мечи и метательные копья-пилумы вместо сарисс), а принцип построения. Фаланга занимала сплошной линией всё поле боя, растягиваясь порой на несколько километров. Вместо этого римляне стали использовать «манипулы» - небольшие группы воинов в пешем строю, стоявшие на определенном расстоянии друг от друга. Казалось бы, более проигрышный вариант, ведь в эти промежутки легко врывается враг, но... Во-первых, римляне обучали своих легионеров так, что каждое подразделение могло действовать самостоятельно. А во-вторых, разрывы закрывались хитрым способом, о котором чуть ниже.

К моменту описываемых событий (войны Пирра с Римом первой четверти III века до н.э.) ранние римские легионы приобрели более-менее законченные очертания. В каждом легионе насчитывалось 30 манипул, в общей сложности он включал 4200 воинов. Из 1200 наиболее бедных, которые не могли позволить себе дорогостоящего вооружения, формировались отряды легких застрельщиков-велитов. Их роль современные историки расценивают по-разному. Например, Александр Махлаюк утверждает, что велиты выделялись в отдельное подразделение. Питер Коннолли пишет, что по 40 велитов входили в состав каждой из манипул. Возможно, ближе к истине второй вариант: единый отряд из тысячи с лишним подвижных стрелков внес бы сумятицу в действия всего легиона.

Легион строился в три линии. В первой находились манипулы молодых тяжеловооруженных воинов — гастатов (соответственно, 10 манипул, по 120 гастатов и 40 велитов в каждой). Вооружением гастатов были короткие мечи-гладиусы и метательные копья — пилумы, защитой служили большие прямоугольные щиты. Вторая линия — принципы (с той же пропорцией — 120 принципов и 40 велитов), воины более матерые и закаленные в боях. Их вооружение практически не отличалось от гастатов. И наконец, третью линию составляли копейщики-ветераны — триарии (в одной манипуле — 60 тяжелых пехотинцев и 40 велитов). Они вступали в бой лишь в самых тяжелых случаях. Расхожее выражение в Римской республике - «Дело дошло до триариев» - означало крайне напряженную ситуацию.

Теперь — о секрете построения: какие образом закрывались разрывы между манипулами? Лучше всего это будет видно на схеме:

Схема построения трех основных линий легиона.

Смысл такого порядка, который в наше время назвали бы «шахматным», прост: манипулы принципов второй линии стояли за гастатами таким образом, что прикрывали те самые промежутки, в которые мог проникнуть враг. Противник, который пытался пролезть между манипулами гастатов, оказывался атакованным со всех сторон.

В целом организация римской армии, в которую входили в том числе войска союзников, в битве при Аксулуме в 279 г. до н.э. могла выглядеть примерно так.

Схема нуждается в паре уточнений. Во-первых, римлян при Аскулуме было вдвое больше, во-вторых — здесь присутствует отдельный отряд велитов, что спорно.

Стоит заметить, что римляне изначально развивали в первую очередь искусство пешего боя. Конница у них никогда не была особенно многочисленной и считалась скорее отрядом поддержки.

И два слова о предыстории событий при Аскулуме (Аускуле). Пирр, царь Эпира и Македонии — двух северных греческих государств - вторгся в Италию, которую не без оснований считал выгодным стратегическим плацдармом в Средиземном море. Силы самих эпиротов были невелики (историк Роман Светлов в труде, посвященном походам Пирра, называет цифру в 16 тысяч человек), но эпирскому царю удалось привлечь на свою сторону давних противников Рима: племена самнитов, луканов, а также италийских греков — потомков первой волны греческой колонизации Средиземноморья. Кроме того, в распоряжении Пирра имелся отряд из 20 слонов. Первое сражение при Гераклее (июль 280 г. до н.э.) закончилось победой Пирра, но уже оно показало, что римляне - «крепкий орешек»: потери завоевателя были куда выше, чем, например, у Александра Македонского в битвах с персами.

Итальянские походы Пирра в 280-275 гг. до н.э.

А уже во втором сражении, при Аскулуме, римская армия имела все шансы склонить чашу весов в свою пользу. Численность армий была примерно равной — по 40 тысяч человек в каждой. Но римляне имели, скажем так, психологическое преимущество: у них были в основном «родные» легионы (численность союзников — латинов, сабин, умбров и других — оценивается примерно в 10 тыс. человек). Эпироты же в собственной армии были в меньшинстве, к тому же выступали в роли агрессора. Против слонов Пирра римляне выставили около 300 специальных устройств для метания огня.

Из сохранившихся о битве сведений можно предположить, что между враждующими сторонами протекала река с довольно топкими берегами. При этом неподалеку от римского лагеря находилось широкое поле, удобное для действий фаланги Пирра. Именно туда стремился эпирский царь, но римляне нарушили его планы. Войска консула Публия Деция Муса атаковали авангард Пирра прямо на марше. Эпироты и их союзники были вынуждены принять бой в топкой, крайне неудобной для них местности. Римляне, привыкшие драться в любых условиях, со своими маневренными соединениями сразу получили перевес. Яростное сражение продолжалось до вечера, войска Пирра понесли серьезные потери, но все-таки сказалась вековая боевая выучка греков — римлянам так и не удалось ни уничтожить их, ни загнать в реку. Ночь прекратила атаки, и римский консул, не решившись располагаться на отдых под боком у врага, отвел войско обратно в лагерь.

На следующий день Пирр, учтя свои ошибки, не преподнес своим врагам столь великодушного подарка, как бой в топких берегах. Еще до рассвета эпироты начали выдвигать главные силы к лагерю римлян. И на второй день манипулярный строй римских легионов был атакован мощной фалангой на открытом пространстве, идеально подходящем для нее. В ожесточенной схватке сариссофоры постепенно теснили легионеров, появление на поле отряда слонов окончательно переломило ход битвы — римские войска были отброшены к собственному лагерю. Верная победа, одержанная накануне, уплыла из рук.

Однако Пирр, обеспокоенный потерями своей армии, не стал штурмовать укрепленный лагерь римлян. Эпироты потеряли не меньше 3500 человек убитыми (римляне — около 6000), и это были лучшие бойцы Пирра, его земляки, оказавшиеся в самых жарких местах схватки. Посчитав потери, эпирский царь мрачно произнес: «Еще одна такая победа — и мы погибнем». Слова оказались пророческими. Четыре года спустя, в 275 г. до н.э. в битве при Беневенте (о ней известно очень немного), римлянам, судя по всему, удалось свести сражение к ничьей, и на этом итальянская кампания знаменитого полководца закончилась.

Это интересно! Похожим образом развивались события в другой известной и гораздо более поздней битве — при Маренго 14 июня 1800 года, где сошлись армии австрийцев под командованием Меласа и французов, которых возглавлял будущий император Наполеон. Французам пришлось долго отступать под натиском неприятеля, и около 3 часов дня легко раненый Мелас отправил своему императору известие о победе, сдал командование начальнику штаба и уехал, считая битву выигранной. Тем временем к французам подоспели свежие войска генерала Дезе, и бой закипел с новой силой. Уже к шести вечера его итог оказался прямо противоположным: австрийцы потерпели сокрушительное поражение.

Битва французов с австрийцами при Маренго в 1800 году. Картина художника Луи-Франсуа Лежена.