Загадочная книга учителя из ссср
В самом сердце Советского Союза, в Москве, таилась тайна, которую старались скрыть ото всех глаз. Эта тайна была связана с черной магией - запрещенной практикой, о которой говорили бояться даже шепотом. Однако, даже в строгом контролируемом государстве темное искусство нашло свой путь.
История началась с появления загадочного мага по имени Александр. Он был обычным советским гражданином, работая учителем в одной из московских школ. Никто не догадывался о его истинных способностях - именно это позволяло ему свободно и незаметно практиковать черную магию.
Александр сталкивался с непониманием и одиночеством. Единственным его утешением стала книга, которую он нашел в развалинах старого подвала. В ней содержалась самая страшная информация о черной магии, запрещенной и уничтоженной советским режимом. Она описывала ритуалы, которые позволяли манипулировать судьбой людей и овладевать силами, способными сделать невозможное.
Александр погрузился в изучение этой тайны, проводя долгие ночи, пока все остальные спали. Он узнавал о существовании иных измерений, где можно обрести великую мощь, но туда можно было проникнуть только через портал создания, который не так-то просто открыть.
Тайными ступенями он начал подниматься в мире черной магии, встречая на своем пути существ, которые предлагали помощь или желали обернуть его силу против него самого. Но Александр оставался верен своей цели - овладеть черной магией и использовать ее для блага. В его сердце трепетало желание изменить мир, дать возможность людям исполнять свои мечты и обрести счастье.
Однажды, после нескольких лет преданного учения и испытаний, он наконец смог открыть портал. В лицо Александра обдало потоком энергии мощи и света из иного измерения. Он стал обладателем огромной силы, манипулирующей не только судьбой и событиями, но и самим временем.
Все, что он делал, было направлено на создание лучшего мира. Александр помогал бедным, исцелял больных, устранял вредных личностей. Он знал, что святая цель оправдывает его средства, а черная магия перестает быть черной, когда она служит добру.
Однажды, когда Александр медитировал на вершине заброшенного здания, его настигла группа агентов КГБ. Они наблюдали за ним долгое время и не могли допустить, чтобы такая сила осталась неконтролируемой.
Александр попытался убежать, использовав свои способности, но внезапно промахнулся и был ослаблен своими собственными силами. Агенты арестовали его и архивировали все связанные с черной магией документы, надеясь, что никто никогда не узнает о существовании Александра.
Однако, в его руках осталась его самая могущественная книга. Сотни лет тайных знаний остались запечатанными в ее страницах. Александр знал, что однажды кто-то вновь найдет эту книгу и продолжит дело, которое он начал. Сила черной магии должна быть использована мудро, а истина должна быть раскрыта. И тогда мир изменится навсегда.
P.s авторы : Прокофьев Данила
Скрынников Иван
Уроки труда
Надо бы рассказать ещё несколько трешовых моментов со школы, 6 класс,уроки труда. Нам как всегда ставили их попарно,но там было норм и люди особо не сбегали,можно было помыть полы,получить несколько пятёрок и свалить домой раньше, хорошие были уроки. В этот раз после звонка мы как обычно зашли в кабинет,но сразу перешли на шепот,трудовик сидел на стуле,высунул часть языка и пускал слюну на стол , рядом с ним была стопочка и бутылка пива. Ну всё понятно, ужрат капец, а значит мы можем поиграть в морской бой, тихонько поболтать, и ничего не делать. Первые 20 минут прошли нормально,потом стали кидаться в трудовика бумажками,что бы он проснулся и угадывал кто. Женёк подкрался близко и сделал селфи на фронталку в 1,1 мегапикселя и все считали его крутым.близиться конец урока, люди потихоньку стали валить домой,главное что бы в коридоре не было училок, но Женёк берёт деревянный брусок и кидает его в трудовика,попадает в бутылку пива на столе,бутылка разбивается,трудовик падает спиной об пол со страшным грохотом . Мы под визг пытаемся скорее свалить из кабинета,потому что крайним будет тот кто остался. На следующей день у нас опять уроки труда, мы уже хихикаем как трудовик будет искать виновника разлитого пойла,но на подходе к кабинету нас останавливает математичка и говорит мы свободны, трудов не будет, как оказалось позже,трудовик умер. А умер он ещё вначале вчерашнего дня,когда только пришел на работу и немного намахнул,целый день до нашего появления его труп сидел на стуле и пускал слюну, после чего грохнулся об пол в окоченевшим положении. Почти полтора урока,мы хихикали, фоткали и кидали бумажки в труп. Морали нет.
Невидимка
Это была плохая идея.
Мы с нашим шоу про «сверхъестественное» бывали в разных местах. Заброшенные пионерские лагеря, покинутые библиотеки, один раз даже в крематорий заехали.
Но этот дом мне сразу не понравился.
В команде нас трое: Егор ведёт шоу, отважно пробираясь в странные места и пытаясь взять интервью у призраков. Карина ищет информацию, пишет сценарии и монтирует. Иногда я ей завидую — сидит дома, в уютном кресле, пока мы болтаемся по заброшкам.
А я — за камерой.
Егор пытается раскрутить проект: больше подписчиков, спонсоров... Нам бы не помешала ещё пара рабочих рук, да и новый стабилизатор. Поэтому я не слишком спорю с его методами.
Призраков не существует. Не может существовать. Все эти тени и странные звуки — результат ловкой работы. Я выбираю самые пугающие ракурсы, Егор изображает ужас, Карина добавляет спецэффекты.
Зрителям нравится.
Поэтому я почувствовала себя глупо. Голова кружилась от одного вида этого домишки: два этажа, почерневшие от сажи стены и высохшие кусты вокруг. По шее побежали мурашки, дыхание перехватило. «Надо бежать», — шептала интуиция. — «Здесь что-то нечисто!»
— Я хорошо выгляжу? — спросил Егор.
Кивнув, я включила камеру.
Дверь оказалась открыта. Дом был скорее грязным, чем пугающим. Половицы скрипели, каждое движение поднимало в воздух облачко сажи.
Моя одежда для съёмок видела и не такое.
— Говорят, жуткий пожар случился во время спиритического сеанса, из-за упавшей свечи, — вещал Егор по уже написанному тексту. — С тех пор каждое полнолуние местные видят, как из комнаты на втором этаже вырываются языки пламени. И слышат стоны тех, кто хотел поговорить с призраками, но сам стал призраком.
Егор не просто барабанил заученный текст: он говорил медленно, проникновенно, не забывая с испуганным видом оборачиваться на камеру. Стоило мне закончить дубль, тон тут же менялся:
— Снимешь, как я поднимаюсь по лестнице. Если она, конечно, выдержит.
— Не уверена, — честно ответила я. — Я лучше внизу постою.
Оператор — это невидимка. Работать нужно так, чтобы никто не подозревал о твоём существовании. Все смотрят на актёра, или журналиста, или пронырливого блогера, который, вздёрнув подбородок, поднимается по скрипучей лестнице:
— Призраки ждут на втором этаже, я знаю, — послав в камеру улыбку, он взялся за ручку двери. — Готовы к встрече?
Я не была готова.
Когда облако сажи вырвалось из-за двери, я попятилась к выходу. Когда оно приняло форму человека — перестала дышать.
Но камеру не опустила.
Её лицо было похоже на чёрную маску. Остатки платья, руки, волосы — всё чёрное. Только глаза сияли белыми провалами на обгоревшей коже.
Её рука схватила Егора за плечо. Рот приоткрылся, высвобождая ещё больше сажи.
Я продолжала снимать.
Я сохранила всё: и безумный взгляд призрака. И вопли Егора. И то, как сажа захватила его тело, разливаясь чёрными волнами. В конце он просто рассыпался. Рассыпался в прах.
Колени подогнулись, и я упала на грязный пол. Камера всё ещё работала.
Белые глаза впились в меня. До боли сжав пальцы, я не смогла придумать, кому молиться. Вот и мой конец. Не стоило ходить в этот дом, не стоило!
— Ты всё сняла? — раздался хриплый голос.
Не сразу я поняла — это призрак говорит. Подняв камеру, чтобы поймать её в центр кадра, я ответила:
— Да... Конечно.
— Ладно. Можешь идти.
Я закрыла глаза, но снимать не перестала. Осторожно поднялась на ноги. Подалась назад.
— Эй!
Вот оно! Я знала, знала, призрак захочет превратить в сажу и меня. Сейчас спустится, коснётся чёрной ладонью — и конец фильму.
Но она лишь прохрипела:
— Я как, хорошо получилась?
267/365
Одна из историй, которые я пишу каждый день - для писательской практики и создания контента.
Моя душа - бумажный фонарик
Что чувствует человек, лишившись души? Неосторожное детское желание спрятаться от проблем обернулось для героини трагедией.
Автор: Tobias Wade. Перевод: BabudaiAga, вычитка моя.
Знаете ли вы, каково это – жить без души? Я знаю.
Это как смотреть романтический фильм, который снят настолько идеально, что ты успеваешь влюбиться в главного героя. А потом в зале загорается свет, и ты вдруг вспоминаешь, что этого человека не существует. И даже если бы он существовал, ты был бы ему безразличен.
Всё равно, что бежать марафон не в ту сторону. Какая разница, добежишь ты или нет, если все остальные уже пересекли финишную черту и разошлись по домам? А ты пробежал больше всех, у тебя болят ноги, в лёгких горит огонь, но ты всё равно продолжаешь движение, потому что боишься тишины, которая наступит, если наконец остановиться.
Жить без души – это как стоять в центре урагана. Вокруг тебя кипит жизнь. Иногда, если она подходит ближе, начинает казаться, что ты стал её частью, но на самом деле никто и ничто не может сдвинуть тебя с места. И пусть повсюду бьётся в диком великолепии стихия, пусть ветер норовит выбить почву из-под ног, ты никогда не узнаешь, каково это – присоединиться к его танцу. И это нормально. Ты говоришь себе, что, по крайней мере, тебе нельзя причинить боль, как всем остальным, хрупким, обременённым душой людям, но в глубине души ты хочешь почувствовать эту боль. Хотя бы на мгновение. Раз в жизни узнать, что есть что-то настолько важное, что из-за этого можно страдать.
Я потеряла душу, когда мне исполнилось шесть. Мой отец не хотел меня. Мать так мне и сказала. Она говорила, что это из-за меня он ушёл, и я ей верила. Я тогда училась в первом классе, и мы делали в школе бумажные фонарики. Горячий воздух от свечи должен был поднимать их в небо, но я плохо закрыла крышечку, и мой фонарик не мог оторваться от земли. Я очень расстроилась, а после четвёртой или пятой попытки так разозлилась, что разорвала его в клочья.
Мой учитель, мистер Хэнсбери, пухлый мужчина с усами, словно щётка, присел рядом на корточки и протянул мне свой фонарик. Я хотела было порвать и его, но он остановил меня и сказал:
‑ Знаешь, что мне больше всего нравится в этих фонариках? Они кажутся хрупкими, но они могут унести с собой всё, что тебе больше не нужно, когда улетят. Ты можешь вложить в него всю свою злость, и когда зажжёшь свечу, он улетит и заберёт её с собой.
Тогда мне это показалось удивительным. Я сидела рядом и наблюдала, как он приклеивает свечу, всем своим маленьким сердцем желая наполнить фонарь теми плохими чувствами, что меня тяготили. Сначала я хотела вложить в него только злость на недавнюю неудачу, но одна обида тянула за собой другую, и к тому времени, как мистер Хэнсбери закончил, я выплеснула всё, что во мне было. Фонарики моих одноклассников висели в паре метров от земли, а мой поднимался всё выше, выше, выше – до самого неба. Другие ребята смеялись и радовались, глядя на него, а учитель положил мне руку на плечо и выглядел таким гордым, но я ничего не чувствовала, ведь моя душа в это время медленно исчезала из виду.
Помнится, я спросила мистера Хэнсбери, может ли он жить с нами вместе, но он ответил, что моей маме это не понравится. Я возразила, что она, наоборот, очень обрадуется, но он всё равно отказался. Хотя, наверное, это уже не имело значения, потому что изменить что-то было невозможно.
Есть ещё кое-что, кроме оцепенения, когда душа уходит. В первую ночь я их не видела, но услышала их дыхание, когда ложилась спать. Мягкое, как ветер, но равномерное и спокойное, как у спящего животного. Я долго сидела в темноте, накрывшись с головой одеялом, и слушала; дыхание казалось таким близким, что я чувствовала его тепло, разливавшееся под простынями. Я плакала, наверное, несколько часов, но мама не приходила, а я боялась встать с кровати. По-моему, я заснула только с рассветом.
Утром мама сердилась на меня и говорила, что я всю ночь не давала ей спать. Она слышала мой плач, но надеялась, что рано или поздно мне надоест реветь. В тот день я не стала завтракать и больше не вспоминала о дыхании. Но это было только начало.
Я думаю, душа не только помогает ценить то, что тебя окружает. Она защищает нас, не позволяя видеть то, что не предназначено для человеческого глаза. А теперь, когда она исчезла, они были повсюду. Глазки-бусинки, выглядывающие из-под дивана. Тёмные вспышки в уголках глаз. Шуршание в ящиках стола. Ночные стуки в окна и двери. Мне никогда не удавалось толком их разглядеть, а вот они не сводили с меня глаз. Я просыпалась посреди ночи, чувствуя, как тяжесть их тел прижимает меня к кровати. Грубая, шершавая кожа, грязные пальцы на моём лице, во рту, даже в носу… Но что хуже всего, их прикосновения проникали в мой разум, принося настолько мерзкие мысли, что я понимала, что они не могли зародиться в моей голове сами по себе, хотя чем дальше, тем сложнее мне было себя в этом убедить.
Сама ли я хотела воткнуть иглу себе в глаз, чтобы узнать, как далеко она может войти? Наверное, нет. Тогда почему я не могла перестать об этом думать?
Они ли заставляли меня представлять, как я избиваю одноклассников до крови? Как поджигаю дома соседей, чтобы посмотреть, как они будут рыдать, сидя на тротуаре перед пожарищем? Или это всё я сама?
Первые несколько ночей я лежала без сна и тихо плакала, но вскоре научилась бояться маму сильнее, чем этих существ. Как бы я ни ненавидела их, они, в конце концов, меня хотя бы не трогали. Это сложно назвать жизнью, но я существовала так несколько лет. Днём я оставалась одна: измученная, оцепеневшая. Все цвета казались тусклыми, ярко блестели только глаза, следившие за мной изо всех щелей; все звуки, кроме их дыхания и скрежета когтей, звучали приглушённо. Чувства возвращались, только когда я лежала без сна в темноте, но именно в эти моменты я хотела бы чувствовать меньше. Ни крики, ни молчание не приносили избавления от назойливых прикосновений, а в голове возникали вереницы образов, наполненные отчаянием, насилием и саморазрушением.
Со временем я придумала, как пережить эти бесконечные ночи. Я убедила себя, что тело мне не принадлежит, и то, что оно чувствует, не может причинить мне вреда, ведь настоящая я лечу высоко в небе, в безопасности, внутри бумажного фонарика. И что бы ни происходило с моей плотью, что бы ни делало моё тело с кем-то ещё – всё это не имеет ко мне настоящей никакого отношения.
До четырнадцати лет я, как могла, скрывала происходящее со мной. К тому времени я окончательно перестала различать, откуда приходят появляющиеся в моей голове мысли. Я знала лишь, что хочу причинить кому-то боль – почти так же сильно, как ощутить боль самой. Я устраивала драки в школе. Толкала одноклассников, и они стали держаться от меня подальше. Однажды, когда один мальчик отвернулся, я вогнала карандаш в его ладонь и покачала его в ране взад-вперёд, чтобы грифель обломился в ране. Я слышала, как тени презрительно хихикают вокруг.
Когда после этого меня вызвали в кабинет директора, я с удивлением увидела там мистера Хэнсбери. Директор был в ярости, он читал нотации и бросался обвинениями, словно испанский инквизитор. Мистер Хэнсбери же просто молчал, он выглядел уставшим и грустным. Он не проронил ни слова, пока директор не вынес приговор, отстранив меня от занятий. Тогда он положил руку мне на плечо и, наклонившись почти к самому уху, спросил:
‑ Ты искала его?
Я не имела ни малейшего представления о том, что он имеет в виду. Я окинула его взглядом, по сравнению с которым мраморная статуя могла показаться образцом дружелюбия.
‑ Твой фонарик. Ты когда-нибудь пыталась его вернуть?
Я сказала, что он может пойти к чёрту.
‑ Прости, мне не следовало советовать тебе запустить его, ‑ добавил он, схватив меня за плечо. – Я думал, что это будет легче, чем справиться с проблемами, но я ошибался. Нельзя спрятаться от себя самого.
С карандашом получилось неплохо, но этого было мало. Сардонический смех в голове звучал в унисон с моими собственными мыслями. Жалкая попытка. Когда ночью по мне ползали тени, их желания смешивались с моими собственными. В следующий раз я решила взять с собой нож. Я подумала о пистолете, но решила, что это лишнее. Лучше посмотреть в глаза одному человеку, когда в его тело вонзится лезвие, чем расстрелять издалека несколько разбегающихся фигур. А что будет со мной потом? Это не так и важно, потому что настоящую меня несли ветры за тысячу миль отсюда.
В тот день я решила прогулять школу. Я не хотела торопиться, не хотела, чтобы мне помешали. Я вышла на улицу в полночь, во рту ещё сохранялся вкус их гнилых пальцев. Всё равно, кто станет моей жертвой, лишь бы она почувствовала, что я с ней сделаю. Ночью в нашем районе почти не было прохожих, и я решила зайти на круглосуточную заправку на углу.
Пальцы, сжимающие кухонный нож, холодный воздух, наполняющий лёгкие, смех и аплодисменты существ, снующих вокруг в темноте – на секунду я почти почувствовала себя живой. Как с карандашом, только сильнее. Сжимая нож, я чувствовала себя девственницей на выпускном вечере, на брюках которой возлюбленный медленно расстёгивает молнию. Ураган больше не кружился где-то вокруг – я сама была бурей, и сегодняшняя ночь станет именно такой.
Я увидела бумажный фонарик, паривший в метре от земли. Он был настолько грязным, что я едва могла различить внутри слабый огонёк. Невозможно! Как эта хрупкая вещица могла сохраниться спустя столько лет, почему свеча продолжала гореть? Но я безошибочно почувствовала, что это мой свет. Существа в тенях страстно ненавидели фонарик и разорвали бы его в клочья, если бы я не успела первой. Я выхватила его из воздуха и плавно опустила на землю, тени с визгом кружились вокруг, словно дикие звери, испуганные светом костра.
Поднеся фонарик к глазам, я увидела привязанную к нему записку.
«Я нашёл это в лесу. На поиски ушло несколько дней. Мистер Х.»
Я рухнула на тротуар, заново переживая страх за всё то время, что провела вдали от себя, и рыдала, как ненормальная, пока капли слёз не погасили свечу. Вопли тварей вокруг поднялись до невообразимого визга, а затем наступила тишина, и только последние струйки дыма поднимались в небо. Мне стало так больно, как не было уже много лет, но это была очищающая боль. Я не пряталась от неё, не гнала её прочь. Я не пыталась бороться с ней, не пыталась отвлечься. Я не стану утверждать, будто боль – это хорошо, но она, несомненно, существует, и я лучше буду страдать, чем пытаться прогонять её и жить потом с пустотой, которую она оставит после себя.
---
Пожалуйста, не стесняйтесь оставлять отзывы о самом рассказе и о качестве перевода: нам очень важна обратная связь. Ну и напомню: все работы мы сперва выкладываем на нашем канале в ТГ: Сказки старого дворфа. Там то же самое, только больше и раньше. Заглядывайте, нам будет приятно.