Разница
В чем разница между СССР в то время и РФ в это ?
в том,что при СССР из каждого долбоёба пытались сделать человека ,а ,сейчас наоборот - из каждого человека пытаются сделать долбоёба!
В чем разница между СССР в то время и РФ в это ?
в том,что при СССР из каждого долбоёба пытались сделать человека ,а ,сейчас наоборот - из каждого человека пытаются сделать долбоёба!
При ближайшем рассмотрении из мусора, однако тренд.
В детстве мне подарили книгу "Тим Талер, или проданный смех". Поразила до глубины души.
До сих пор помню оттуда "презирай глупость, если она не добра", а ещё общую установку "не сдаваться, быть заодно с самыми близкими и друзьями и искать выход из любых ситуаций". Даже когда ты ребёнок, но ты не сдавайся в мире взрослых. И если ты бедный - не сдавайся в мире богатых. (К слову, снятый в Советском Союзе фильм якобы по этой книге - с книгой не имеет ничего общего, кроме идеи, лежащей в сюжете: что какое-то качество (или часть тела) человека может быть отчуждаемо от самого человека. Например, смех можно передать кому-то, и он будет смеяться твоим смехом. Фильм меня тогда сначала разочаровал, а потом просто разозлил - как из такой глубокой книги можно сделать такой бессмысленный водевиль.)
Позже мне подарили ещё одну книгу Джеймса Крюса - "Мой прадедушка, герои и я". Так вот, это тоже книга не слишком детская. Там главный герой и его близкие (и просто знакомые) рассуждают, что такое героизм, кто такие герои. Пишут рассказы, басни, стихи и т.д, чтобы разобраться в этом вопросе. Не забываем, писатель - немецкий! Он воевал на стороне Германии во второй мировой, затем переоценивал свой опыт, свои взгляды. И вот эти взгляды "с одной стороны, с другой стороны" как раз прослушиваются в книге "Мой прадедушка". Я вообще не понимаю сейчас, как тогда эту книгу выпустиили в Союзе. Там нет одобрения нацизма или фашизма, как бы - совсем наоборот. Но вот эти рассуждения "с одной стороны, с другой стороны" - я тогда очень много думала над разными "малыми произведениями" из книги, но как это пропустили и дали детям?
Ниже - отрывок.
- Ну вот, Малый, представь себе, скажем, тирана, который не выносит людей с веснушками. Он уже не может просто так взять да и приказать всех их уничтожить, как это делали прежние тираны. Он теперь подкупает за большие деньги профессора, чтобы тот научно доказал, что у всех людей с веснушками коварный характер. Потом из этого создают учение - учение о чистой и нечистой коже. А на основе учения издают закон о защите носителей чистой кожи. И этим законом оправдывают кровавые приговоры, которые всех подданных с веснушками передают в руки палача.
- Но ведь это подло, прадедушка! По-моему, это еще хуже, чем тиранство во времена Геракла!
- Это и в самом деле хуже, Малый. Потому что неправоту переряжают в право, а произвол - в законность. И отравляют души. Мне как раз пришла на память одна история, как тиран - правда, с ограниченной властью: он был всего лишь бургомистром - старался отравить дух города и души горожан. Вот послушай!
Старый откинулся на спинку своего кресла на колесах, а я поудобнее устроил ногу на горе подушек и стал слушать.
РАССКАЗ О КРУТЫХ ЯЙЦАХ
Яйцам живется нелегко. Их скорлупки хрупки, как счастье. Только крутые яйца могут еще кое-как противостоять ударам чайной ложки-судьбы.
Семейство Тверджелтков - эту фамилию они носили не зря - было крутым и настолько твердым, насколько могут быть твердыми крутые яйца. Они бесстрашно совершали прогулки по окрестностям, взбирались по самым крутым тропинкам и не боялись даже кататься по булыжнику в коляске без рессор, с петухом в упряжке.
Тверджелтки жили тем, что мастерили и продавали шляпы разных форм, цветов и размеров, - шляпы для куриных, утиных, голубиных и даже для страусовых яиц. Покупатели оставались обычно очень довольны. Случалось, к ним заходил даже помидор или луковица, чтобы заполучить шляпу самого модного фасона.
Город, в котором жили Тверджелтки, назывался Яйцеградом, и население его в основном состояло из сырых яиц и яиц всмятку. Всем им приходилось чрезвычайно осторожно продвигаться по жизни, чтобы не разбиться. И это сильно портило их характер.
А надо сказать, что с тех пор как некий Адольф Бякжелток, сырое куриное яйцо, пролез в бургомистры, все разговоры о крутых яйцах стали вестись в Яйцеграде в каком-то странно ядовитом тоне. Бургомистр Бякжелток, яйцо чрезвычайно ограниченное, был твердо убежден, что в скорлупке крутого яйца заключено все зло. Как только кто-нибудь начинал, например, возмущаться высокими ценами в городе, он говорил:
- Это крутые сговорились повысить цены!
А когда кто-нибудь жаловался на безработицу, рычал:
- Это все крутые! Хотят сами все денежки заработать!
Писарь бургомистра, пустенькое воробьиное яичко, все только кивал да поддакивал своему начальнику, когда тот заводил речь о крутых (это было яичко еще более ограниченное). И вот однажды это круглое ничтожество задало своему начальнику такой вопрос:
- Что есть сердце яйца, ваше высокородие?
- Желток, - ответил Бякжелток.
- Совершенно верно, ваше высокородие! Ну, а если у кого желток твердый, разве это не значит, что сердце у него каменное? Вот эти-то каменные сердца и виновны во всех несчастьях нашего города!
- Отлично сказано, отлично доказано, мой дорогой писарь! – похвалил его бургомистр. - Запишите это, пожалуйста, на бумажке, а я велю это напечатать и распространить, чтобы у всех наших яиц открылись глаза на происки крутых!
Разумеется, все это было полной бессмыслицей, но тем не менее пустая выдумка круглого дурака была напечатана и получила широчайшее распространение. Каждому, кто обращался за чем-нибудь в магистрат, например за бланком или за справкой с печатью, вручали одновременно специальный листочек, на котором черным по белому было написано, что во всех несчастьях города виноваты крутые.
Яйца поострее, постучав себя по скорлупке, говорили:
- У бургомистра заскок! Не все ли равно, крутой желток или всмятку? Яйцо всегда остается яйцом!
Но яйца потупее поверили тому, что было написано черным по белому. Они шептали друг дружке:
- И правда! Ведь вышли же крутые сухими из воды!
- А видали, как они вертятся, как крутятся?!
Некоторые же просто завидовали крутым: все-таки им легче противостоять ударам чайной ложки! Зависть и ненависть, подогреваемые бургмистром, создали в городе настолько накаленную атмосферу, что яйца поострее опасались - достаточно было искры, чтобы вспыхнул пожар.
Иногородние, приезжавшие в Яйцеград на экскурсию или по делам: помидоры, айва, луковицы, картофель - удивлялись этим нападкам на крутые яйца. Они казались им совсем необоснованными. "Томатная газета", орган помидоров, даже послала в Яйцеград своего специального корреспондента.
Этот корреспондент сообщал: "Общественное мнение в городе отравлено, спокойствие нарушено. Нетрудно предсказать, что подогревание самых низменных инстинктов у населяющих город яиц официальными яичными властями может привести к беспорядкам".
Семья Тверджелтков вначале не принимала всерьез всякие толки, слухи и сплетни, но постепенно и она стала понимать, что, пожалуй, тут дело тухлое. Даже шляпы у них уже почти никто не покупал, разве что близкие друзья да иногородние. Тверджелткам грозило полное разорение, и многие соседи перестали с ними здороваться.
- Необходимо принять срочные меры, - решили Тверджелтки. И они пригласили к себе в гости все крутые яйца.
Темной ночью в доме Тверджелтков собрались все крутые - многие из них не были даже знакомы друг с другом. Совещание проходило при закрытых дверях и занавешенных окнах.
Семья Скорлупкиных, занимавшаяся изготовлением елочных игрушек из яичных скорлупок, предлагала всем крутым покинуть город.
Семья Глазуний, работавшая на фабрике сковородок, предлагала написать в городской магистрат жалобу на Бякжелтка.
Семья Белковых, державшая магазинчик "Поваренная соль", предлагала поговорить с одним знакомым из магистрата.
Но у семьи Тверджелтков нашлись возражения против всех этих предложений. Выехать из города - значит поддержать болтунов и сплетников. Жалоба в магистрат даст толчок для новой вспышки клеветы. А если и удастся убедить и переманить на свою сторону одного члена городского магистрата, то это еще не значит, что весь магистрат окажется на стороне крутых.
- Так что же нам делать?.. - тяжело вздохнули Скорлупкины. – Через месяц мы окончательно разоримся. А если этот Бякжелток будет продолжать в том же духе, то в один прекрасный день какие-нибудь подонки пристукнут нас нашими же собственными чайными ложками.
Только в полночь было внесено первое разумное предложение.
- Разве каждое яйцо не вправе само решать, как ему быть сваренным - всмятку или вкрутую? - спросил самый старший из Тверджелтков. – Давайте построим большую Кипятильню-Яйцеварку и уговорим всех жителей города свариться вкрутую. Кто сам сварен вкрутую, тот не станет травить крутых.
- Не забывайте, - возразил ему старший из Скорлупкиных, - что быть сваренным вкрутую в настоящее время считается позором. Кто же захочет добровольно подвергать себя позору?
Все яйца снова упали духом.
Наконец мать семейства Глазуний сказала:
- Это была хорошая мысль - убедить горожан свариться вкрутую. Только, друзья мои, такие дела надо делать в полной тайне. У каждого из нас остались еще кое-какие друзья в городе. Объясним им, насколько проще жить на свете, когда ты сварен вкрутую, насколько уверенней и бодрее себя чувствуешь. Убедим их свариться и понадеемся на то, что и хороший пример заразителен.
Предложение это было принято, и на другой же день крутые посетили всех своих немногочисленных друзей, какие у них еще остались среди сырых яиц и яиц всмятку.
Круто пришлось крутым яйцам, когда они принялись уговаривать других свариться вкрутую. И все же, поскольку Тверджелтки, Скорлупкины, Белковы и им подобные твердо обещали молчать о тайной варке вкрутую, многие яйца и в самом деле решились свариться и теперь со всей твердостью уговаривали своих друзей сделать то же самое. Количество горожан, сваренных вкрутую и способных твердо противостоять ударам чайной ложки, все увеличивалось.
Так постепенно все больше и больше горожан выходило из-под влияния бургомистра Бякжелтка. Он и сам уже это заметил, но как был болтуном, так болтуном и остался, даже стал еще болтливее прежнего. Когда ему сообщили о тайных сборищах крутых, он повелел срочно распропагандировать в печати, что эти выродки собираются на пир и пожирают ночью своих собственных детенышей. На заседании городского магистрата, члены которого - или, по крайней мере, половина из них - были уже крутыми, Бякжелток разорялся вовсю.
- Я требую от имени всех подлинных яиц, чтобы все неистинные яйца – я имею в виду крутые! - были убраны со всех официальных должностей из всех государственных учреждений! Я требую издания закона об охране чистоты яичного желтка! Долой крутые яйца!
После этой речи впервые за всю историю города возникли разногласия в городском магистрате. Бякжелток, к своему ужасу, установил, что его поддерживает меньше половины членов совета. И тогда он решил выйти на площадь.
У бургомистра и теперь еще были в городе горячие приверженцы – тухлые яйца и яйца с пятнами, ни к чему непригодные. И они были рады свалить на других вину за свою тупость. Вот эти-то тухлые яйца и яйца с пятнами и собрались по призыву Бякжелтка в один воскресный день на главной площади города перед зданием городского магистрата. Они выкрикивали лозунги, которые написал им на бумажке Бякжелток:
КТО С ТВЕРДЫМИ ЖЕЛТКАМИ,
У ТЕХ СЕРДЦЕ - КАМЕНЬ!
КТО КРУТОЛОБ,
ТОГО В ГРОБ!
Тухлые на площади до того развоевались, что приходилось опасаться, как бы они не бросились громить крутых и не стерли их в яичный порошок.
Но тут в дело вмешался начальник полиции - очень неглупое сырое яйцо, не лишенное чувства справедливости.
Начальник полиции попросту слегка подтолкнул бургомистра, прислонившегося к перилам балкона. И Адольф Бякжелток, тоже сырое яйцо, онемев от изумления, кувырнулся через решетку балкона и, к великому ужасу расступившихся перед ним тухлых яиц и яиц с пятнами, кокнулся о булыжник мостовой. Вот тут-то всем и стало ясно, какая темная душа была у этого типа - растекшийся по мостовой желток оказался черным.
В первый момент все застыли на месте от испуга. Этот-то момент и использовал начальник полиции. Он взревел громовым голосом:
- Расходитесь! Расходитесь! Всех, кто не выполнит приказа, мои подчиненные пристукнут ложкой!
Последняя фраза была попросту враньем. Его подчиненные были так же растеряны, как и все остальные горожане. Но угроза помогла - тухлые яйца, по натуре трусливые, оставшись без вождя, раскатились кто куда. Не прошло и минуты, как площадь опустела.
Дальше события в Яйцеграде разворачивались как нельзя лучше. Начальник полиции временно принял на себя обязанности бургомистра, а затем был избран новый городской магистрат, и не кто иной, как господин Тверджелток, прошел большинством голосов в бургомистры. Неделю спустя он объявил с того же самого балкона, с которого недавно слетел Адольф Бякжелток:
- Все яйца, будь то сырые, всмятку или крутые, имеют одинаковые права и обязанности. Каждый, кто попытается столкнуть друг с другом или натолкнуть друг на друга яйца различных видов, будет наказан семью ударами большой городской ложки и изгнан из города. Этот закон принят городским магистратом единогласно.
Госпожа Тверджелток, ныне жена бургомистра, заявила в этот великий день своему мужу:
- В конце концов всегда побеждают крутые!
- Ошибаешься, дорогая, - поправил ее господин Тверджелток, - ты впадаешь в ту же ошибку, в которую впал Бякжелток. Он считал, что крутые хуже всех остальных яиц. А ты считаешь, что они лучше всех. И то и другое - тупость. Не забывай, что Бякжелтка столкнуло с балкона сырое яйцо. Не крутые побеждают, дорогая, а правда и разумная твердость.
Ну, может ли быть у истории более счастливый конец?
Пока прадедушка рассказывал, печка прогорела и в комнате стало довольно холодно. Но я не решался подбросить угля, боясь его перебить. Теперь я поднялся было с дивана, но прадедушка удержал меня:
- Лежи, Малый! Я и сам могу подкормить печку, не слезая с каталки. У меня уже есть в этом кой-какая сноровка.
Он и правда подколесил к печке, подбросил в нее угля, отряхнув руки, снова подкатил к столу и спросил:
- Ну как, Малый, встретился тебе в Яйцеграде какой-нибудь герой?
- Начальник полиции, да, прадедушка? Который столкнул бургомистра с балкона?
- Что ж, в решительный момент он действовал как надо, Малый. Но не потому ли, что понимал, что сила на стороне крутых? А вообще-то крутые держались отлично - не поддались панике, не сдались. Стойко держались. А стойкость - черта героическая.
- А правильно ли это, прадедушка, что убили Бякжелтка? Яичко упало и разбилось... Но ведь на самом деле это убийство!
- Да, Малый, убийство. Но если как следует вдуматься, это была вынужденная самооборона. Если бы Бякжелтка не кокнули, погибли бы десятки, а может, и сотни яиц. Ведь тухлые уже ревели на площади: "Кто крутолоб, того в гроб!"
- А разве не могло случиться по-другому, прадедушка? Вдруг бы убийство Бякжелтка вызвало взрыв тухлых яиц и повлекло за собой разгул преступлений?
- Да, Малый, и это могло случиться. Я мог бы нарисовать тебе и такую картину. Но ведь рассказы-то мои! А я предпочитаю чуть-чуть обгонять действительность, подавать ей пример - я хоть и не скрываю, сколько на свете тупости, но в конце концов у меня всегда побеждает разумная твердость.
- И ты еще не придумал ни одной истории, в которой победила бы тупость, прадедушка?
- Что-то не припомню, Малый. Вот помню только одно стихотворение, где тупость наказывается смертью. Хочешь, прочту?
Откуда же взялась лишняя тысяча лет в современном летоисчислении от Рождества Христова?
Согласно исследованиям создателей "НОВОЙ ХРОНОЛОГИИ" академиков А. Фоменко и Г. Носовского, во время мятежа, известного нам под названием «Реформация», в XVI веке н.э. была переписана фактически вся мировая история и переписывалась вплоть до XIX в. И, естественно — ХРОНОЛОГИЯ. Причина — обычная. Когда центральная власть начинает ослабевать, провинции империи, стремятся выйти из подчинения, и обрести независимость, как это мы видим на примере совсем недавних событий.
Наместники - короли европейских провинций империи исправно платили дань центральному правительству и подчинялись царю Руси-Орды, т. е. Императору. Но в середине XVI в. они отказались подчиняться центру. Идеологическим знаменем этого мятежа стало лютеранство, как повод для политического отделения от империи. Сначала мятеж охватил всю Западную Европу, а потом и докатился до Руси. Как следствие — Великая смута и смена династий. На русском престоле воцарились Романовы, сменив Рюриковичей, а Европа вверглась в долгое столетие кровопролитных войн Реформации за делёж наследия империи.
И новые правители в Европе и Романовы на Руси, вынуждены были переписать историю, чтобы оправдать свое право на власть и древность рода. Великая Монгольская империя была стёрта со страниц истории. Многие важные события были отодвинуты в глубокую древность.
При изучении старинных гравюр, картин, рисунков, карт, схем и икон мы можем заметить, что даты на них написаны несколько странным для нас способом – первый знак, больше похожий на латинскую букву i или I(заглавную), или j или J(заглавную), отделен точкой от далее написанного числа, например – i.456, .I.456, j.456, .J.456, что с натяжкой можно принять за 1456 год, но на самом деле означает 456 год от Иисуса. Так же и с обозначением веков. Первая буква греческого алфавита Х – Христос, так вначале и трактовалась, например, Х.I – от Христа I-й век, Х.II – от Христа 2-й век, но позже в силу схожести буквы Х с латинским обозначением числа десять –Х, люди по ошибке, а может и целенаправленно превратили букву Х в число Х и тем самым сразу прибавили на всех написанных таким образом датах десять веков – тысячу лет! Интернет кишит информацией, подробно описывающей весь механизм появления этой лишней тысячи лет.
На старинном плане немецкого города Кельна, поставлена дата, которую современные историки читают как, 1633 год. Однако и здесь, первый знак принимаемый за единицу совершенно на нее не похож, а скорее на латинские буквы "i" или "j". Значит правильная датировка этой гравюры — 633 год от Иисуса или от Рождества Христова.
А вот ещё одна запись с использованием правых и левых полумесяцев, отделяющих латинскую букву «I» от римских цифр, так записаны даты на титульных листах этих книг. Название одной из них: «Россия или Московия, именуемая ТАРТАРИЕЙ».
При детальном изучении этого вопроса мы можем выделить несколько причин произошедшего:
- Простая путаница с обозначением дат в силу их схожести, разных языков и протяжённости во времени.
- Сознательное искажение с целью увеличения возраста христианской религии и придания ей большего веса и значимости.
- Злой умысел или ошибка хроникёров, выполняющих заказ власть имущих.
Современникам известны попытки переписать историю как в наши дни, так и во времена Реформации (XVI в.). В эти годы идет смена династических кланов по всей Европе. В Западной Европе движущей силой против центральной власти стало лютеранство, в России это время известно, как Великая смута, когда, в итоге, на престол вместо Рюриковичей взошли Романовы.
Всем, кто подменил старую власть, срочно потребовались доказательства своего правообладания верховной властью, поэтому историю снова корректируют, внося в нее героические подвиги и события, подтверждающие либо знатность, либо древность рода новых правителей. События перетасовываются и меняются местами, нарушая и без того не очень верную хронологию.
Юрий Елхов в своём фильме "Несуществующее тысячелетие" говорит - «…Хронология древней и средневековой истории в том виде, в котором она существует сегодня, была создана лишь в XVI-XVII веках нашей эры западноевропейским хронологом ИОСИФОМ СКАЛИГЕРОМ и католическим монахом иезуитом ДИОНИСИЕМ ПЕТАВИУСОМ. Однако их методы датирования, как и у их предшественников, были несовершенны, ошибочны и субъективны. А, чаще, «ошибки» эти носили и преднамеренный (заказной) характер. В результате, история удлинилась на тысячу лет, и это лишнее тысячелетие наполнилось фантомными событиями и персонажами никогда ранее в действительности не существовавшими.
Кто-то видит в подтасовке хронологии темный умысел и признаки очередного мирового заговора. Кто-то усматривает в этом попытку сбить программу развития человечества. Возможны и обычные описки, и ошибки при переписке документов, когда шла их систематизация. Так ученые обнаружили двух Наполеонов, которые жили с разницей в 50 лет, и жизнь которых сохраняла полную хронологическую идентичность, также было найдено еще 200 подобных параллельных повествований о выдающихся личностях прошлого.
Официальная наука отрицает возможность фальсификации и настаивает на общепринятом летоисчислении, не собираясь в ближайшее время погружаться вглубь веков и кардинально пересматривать историю.
Принимая во внимание вышеизложенное можно сделать вывод, что Петр-1, вольно или невольно следуя европейской традиции, заменил 7208 лето СМЗХ, на Новый .I.700 год, всего лишь 700 год от Рождества Христова. И что мы сейчас, на самом деле живем не в 2021 году, а в 1021-м или 7529 лете от СМЗХ. И что наша история совсем не такая уж и длинная. И что Русь была крещена не тысячу лет назад, а всего лишь около 300-т. И что восстановить историческую справедливость и убрать искажения есть задача современной исторической науки.
Конечно, поверить сегодня в это простому обывателю, особенно в зрелом возрасте, довольно сложно. Груз полученных, на протяжении жизни, знаний не дает ему возможности вырваться из оков привычных, навязанных извне, стереотипных убеждений.
Ученые-историки, чьи докторские диссертации и прочие фундаментальные научные труды были основаны на виртуальной скалигеровской истории, категорически не принимают сегодня идею «НОВОЙ ХРОНОЛОГИИ», называя ее «лженаукой».
И вместо того, чтобы отстаивать свою точку зрения в ходе полемической научной дискуссию, как это принято в цивилизованном мире, они, защищая честь своего «должностного мундира», ведут со сторонниками «НОВОЙ ХРОНОЛОГИИ» ожесточенную борьбу, как во времена средневекового мракобесия, руководствуясь в ней лишь одним расхожим аргументом: «Этого не может быть, потому, что этого не может быть никогда!»
А ОНА ВСЁ-ТАКИ ВЕРТИТСЯ!
Он помнил предыдущие события, словно они случились во сне.
Вот он пришел в полицию. Повздорил. Ударил сержанта.
Вот его скрутили.
Крик Ани. Суета.
Камера. Снятие показаний. Денис отвечает путано и односложно.
Полицейских человек пять. Кто-то на кого-то орет... Потом двое по очереди орут на Дениса. Один спрашивает спокойно и даже сочувственно. Голова болит зверски.
Палец (отсутствующий) пульсирует в другой Вселенной.
"Ты убил? Мы просто спрашиваем... Чистосердечное признание облегчает..." Денис наконец смеется — страшно и безумно, даже для себя самого.
- Я знаю, где еще куча трупов, - говорит Денис. Полицейские переглядываются. – Хотите?! Доктор Чистота — вы ведь его ищете? Хотите посмотреть на его работу?
Денис смотрит на полицейского (это какой-то майор) и говорит, говорит.
Полицейский меняется в лице. Что-то приказывает другому, тот убегает. Денису все хуже. Вокруг все темнее.
- Где это? - спрашивают его. - Где? Парень, проснись!
Денис не может сказать. "Я не помню", думает он. Потом вдруг его озаряет.
- Телефон Степыча, - говорит он. - В машине, разряжен, правда. Но если зарядить… Там gps-навигатор. Там по отметке — та больница.
Кровь сквозь повязку на искалеченной руке капает на пол... Целая лужа на полу. Повязка набухла. Вот кровь течет уже потоком. Головокружение и отдаляющиеся голоса.
Вот кто-то куда-то бежит. Резкие голоса. Падающая на бок комната.
- Что с ним?! - его снова тормошат и спрашивают.
Денис падает. Все взмывает и улетает куда-то к чертовой матери.
- Адвоката, - вместо Дениса словно говорит другой человек. Денис чувствует, как медленно, тяжело шевелятся его пересохшие губы. – Мне нужен адвокат…
- Скорую! - кричит кто-то. - Быстрее, ну!
Темнота.
Блаженная темнота.
Блаженная, блаженная, блаженная темнота.
Можно не помнить.
Можно не быть.
Дениса нет.
* * *
Очнулся он уже в больнице, отмытый и перевязанный. Денис лежал голый, под простыней, на койке в отдельной палате. Вокруг все белое. У дверей стоял полицейский. С Денисом коротко переговорила женщина-врач, кивнула и вышла. Появился еще один полицейский, капитан, который задал пару вопросов, потом объяснил, что сейчас к Денису придет государственный адвокат.
Так и вышло. Скоро адвокат появился. Сел к столу рядом с кроватью и начал заполнять бумаги – словно Дениса здесь нет. «Прекрасная клиенториентированность», ядовито съязвил бы прежний Денис. Этому, пережившему ночь в компании с маньяком, было все равно.
Имя-фамилию гос.адвоката Денис не запомнил, хотя тот и представился. Невзрачный мужик с самоуверенными манерами задал Денису пару вопросов, выслушал, но, кажется, его это не очень интересовало. Единственное, что он объяснил Денису — по месту уже выехал наряд полиции и они там в шоке. Куча трупов, как Денис и говорил. В здании пожар. И да, та самая "скорая", на которой сбежали заключенные, найдена около больницы. Теперь наряды пожарных тушат огонь, охвативший здание, чтобы полицейские могли зайти внутрь.
- Ты теперь пойдешь как свидетель, - сказал адвокат. Протянул Денису телефон — смартфон "китаец", дорогой и стильный. - Все худшее позади. Возьми. Можешь позвонить родственникам, сказать, где ты. Только недолго. И все, расслабься, худшее позади.
«АДЕКВАТНЫЕ ЛЮДИ. АГА-АГА».
- А нападение на полицейского? - спросил Денис хрипло. Адвокат пожал плечами.
- Ну, дел ты натворил, конечно. Ладно, разберемся. У тебя состояние аффекта, стресс, все дела. Хотя это отдельное дело. Если хочешь, можешь написать жалобу в прокуратуру на неправомочные действия дежурного. Но думаю, разрулим полюбовно, они тоже были сильно не правы — ты, главное, отвечай честно и открыто на все вопросы, это важно… Понимаешь?
Денис молчал, желваки напряглись вокруг рта. Он сразупочему-то понял, что адвокат не на его стороне.
- Ты пока звони, я скоро вернусь, - сказал адвокат. И пошел к выходу.
Денис тупо смотрел в его опиджаченную спину, потом спохватился. Спина удалялась в сторону двери…
- А девушка? - запоздало окликнул он спину. - Девушка, что я привез. Аня?
Спина остановилась. Адвокат обернулся, пожал плечами. Лицо у него было устало-самодовольное. Кажется, он хотел зевнуть, но пока сдерживался.
- Не знаю. Увезли в больницу, кажется, - сказал адвокат. - Придет следователь, спросишь.
- А...
- Код разблокировки — ноль-ноль-ноль и дальше. Позвони. А то там волнуются. Да, телефон не поцарапай, пожалуйста, новенький совсем… Я пока кофе схожу выпью.
Адвокат вышел.
Денис тупо посмотрел на телефон в своей левой, здоровой руке. Положил его одеяло рядом с собой, посмотрел на израненную правую. Ее перебинтовали заново, хорошо и качественно. Дали ему таблетку обезболивающего и антибиотики. Но теперь рука болела -- словно повязка была слишком тугой. Денис с трудом удержался, чтобы не попробовать ослабить бинт.
Выругался сквозь зубы. Терпи, сказал он себе.
Как спортсмену, травмы ему были не впервой. Правда, надежда на то, что его отрезанный палец найдут и пришьют на место была призрачной (он слышал про такие случаи, а один приятель рассказывал, что отрубил себе палец топором случайно, но сразу сообразил и сунул его в снег до приезда "скорой"). А от слова "скорая" Денису чуть снова не поплохело.
Он вспомнил ту "скорую", стоящую у больницы. Черт, знать бы тогда... "Да я бы за сто километров обошел бы ту больницу и ту "скорую".
Он решился. Помедлил и, придерживая телефон забинтованной рукой, левой набрал номер, который помнил наизусть.
"Папа". Денис помедлил, выдохнул. "Что бы я только не отдал, лишь бы не звонить и не сообщать того, что сейчас сообщу..."
Гудок. Гудок. Гудок…
На седьмом звонок сбросился, телефон сообщил, что абонент вне зоны доступа, перезвоните позже.
Денис выдохнул и откинулся на подушку. Белая и чистая, как хорошо. Он прикрыл глаза, только сейчас осознав, насколько смертельно устал за прошлые сутки. "Я буду спать день и два... и всю неделю. Весь месяц". Всю жизнь.
Денис прикрыл глаза. И опять на несколько мгновений провалился в сон.
* * *
Красные и черные сполохи, круги, квадраты, треугольники, провалы. Мучительные геометрические фигуры, в которые он проваливался, как в кошмарную яму, полную черно-красных видений. И падал. Падал. И падал. Он знал, что это сон, но не мог проснуться.
Денис открыл глаза. Во рту сухо, сердце стучало ускоренно и как-то натужно, с замираниями. Подташнивало.
Обезвоживание, подумал Денис. Надо было залить в себя жидкости и электролитов перед сном. С таким остаточным после пьянки идти на тренировку — это смертельный трюк, не каждому по плечу. Сегодня же тренировка? Придется идти, а то Паханыч будет возбухать. И так уже две недели пропустил.
Паханыч – Павел Иванович, был тренером старой советской закалки. Новые методики он не признавал (хотя и отслеживал), а старый способ у него был один – иди в зал и въебывай до потери пульса.
Сердце билось в груди, с натугой перекачивая загустевшую тяжелую кровь. Денис поморщился. Пульс все так же оставался высоким. Стресс? Может быть, стресс. Черт знает. Выходной же вроде? Денис повернулся на другой бок, натянул одеяло.
Травма, что ли? Тренер меня убьет, подумал Денис. И вдруг вспомнил, где он. Черт!
Он резко сел. Голова закружилась, в глазах на мгновение потемнело.
Денис поднял взгляд. Перед глазами был белый потолок, по нему бежала неровная трещина.
Запах крови и гнили лез в нос... Денис моргнул. Трещина исчезла. Запах тоже исчез, сменился на стерильно химический. Похоже, измученный стрессом мозг продолжал подкидывать свои фокусы...
Едкий запах больницы. Денис вспомнил, как в детстве лежал в больнице — один, с мамой. Видимо, тогда ему было года три-четыре. Чем он болел? "Не помню", подумал Денис. Какая уже разница… Он вдруг ясно увидел, как маленький Денис встает и выглядывает в окно. И видит отца.
Отец стоял под ветвями и ждал. Маленький Денис закричал ему, но было понятно, что отец не слышит.
Отец стоял, смотрел по сторонам, а в один момент задрал голову. И взглянул на Дениса.
«Просто совпадение». Ага-ага.
Из детства Денис запомнил только отдельные кусочки. И один из них как раз этот: больница, окно, отец стоит под деревом и ждет. А потом поднимает голову.
И взгляды их – и отца, и маленького Дениса – выстраиваются в единую линию.
«Если бы так было… - подумал Денис с горечью. – Если бы…»
* * *
У входа с той стороны двери дежурил здоровенный полицейский. Денис видел, как сквозь стекло просвечивает его силуэт. Черная бейсболка… Денис скривился, вспомнив, как приложил такого же, с правой руки... «Дурак, что я наделал…»
Где-то рядом, на кровати завибрировал телефон. Денис долго приходил в себя, не понимая, где это, и откуда идет этот мучительный, болезненный звук. Потом сообразил. «Телефон». Огромный черный смартфон, что оставил адвокат. Денис нащупал телефон в простыни и вытащил. Усилием непослушных пальцев смахнул экран вверх – и увидел, кто звонит. Надпись на экране вывела знакомый ряд цифр. Номер отца.
Пальцы казались толстыми и неуклюжими, словно чужие. «Да что такое!», Денис с трудом удержал телефон. Поднес к уху.
- Папа? – сказал Денис хрипло. Прокашлялся, прочистил горло: - Папа, это я.
Полицейский на входе едва заметно повернул голову. Денис видел его размытый черный силуэт сквозь матовое стекло двери. Слушает.
- Папа, мне нужно тебе… сказать… - он сглотнул. «Как объяснить, что Кеши больше нет? Что его убили… что он сам себя убил?»
- Привет, поросеночек, - сказали в трубке. Голос был не отцовский. – Как твое ничего?
Дениса пронзило насквозь – словно чудовищным разрядом молнии. Затылок пробило ледяной иглой – от макушки до пальцев ног. Денис резко выпрямился.
Комната вокруг покачнулась.
Денис почувствовал себя так, словно плывет в нокдауне -- и надо страшным усилием воли удержаться на ногах. Кровь отхлынула от лица. Щеки словно занемели на морозе.
- Что ты..? – прохрипел Денис. "Где мой отец?"
- Пока с ним все отлично, - голос хмыкнул. – И будет так же… В общем, слушай.
И голос объяснил, чего хочет от Дениса.
* * *
Когда голос закончил, Денис так стиснул зубы, что они чуть не раскрошились.
- Хорошо, - с трудом выдавил он.
- Знаю, ты не поверишь, но я рад, что с тобой все в порядке, - продолжал ненавистный голос. – Как рука? Не болит?
Это было уже слишком. Волна пришла и снова накрыла его с головой. Денис закричал в трубку:
- Я убью тебя! Понял?! Найду и убью, урод!
Смешок. Гулкий и отдаленный.
- Я знал, что мы договоримся, - сказал голос. И Дениса пронзило ненавистью так, что нечем стало дышать. Грудь распирало от ярости и желания уничтожить эту тварь. Денис затрясло.
- Найду и убью!! – он орал так, что оглушил сам себя.
Открылась дверь. В проеме показался полицейский – здоровый «шкаф» два на два. Денис размахнулся и швырнул телефон в стену. Тот разлетелся на куски. Пластиковые осколки полетели в стороны, один больно ударил Дениса в лоб, оцарапал.
Полицейский отшатнулся. Через мгновение он спохватился – бросился к Денису. И профессионально заломил ему руки, хотя Денис и не сопротивлялся.
Вбежала медсестра. Денис на мгновение увидел ее встревоженное лицо. Пока полицейский удерживал Дениса в захвате, она быстро закатала ему рукав и вколола что-то. Тонкая боль пронзила руку. Денис провалился в красно-черную знакомую темноту, полную криков и ярости, и вспышек мертвенного электрического света.
По мере того, как успокоительное начало действовать, Денис перестал дергаться и вздрагивать. Лицо его разгладилось, судорога ушла. Теперь по лицу текли слезы.
Он закрыл глаза. И снова увидел:
Топор взмывает вверх. На лезвии вспыхивает отблеск света.
Топор опускается.
Мерзкий звук. Мерзкий. Словно рубят плоть.
Паря в отрешенном успокоении, Денис видел снова и снова, как трейлер одного и того же фильма раз за разом. Вот отрубают топором мужскую руку. Дикий крик за кадром. На железной кровати лежит человек, девушка, ее лица не видно, к кровати подключены провода, они ведут к огромному желтому аккумулятору, разряд, треск электричества. Гладкие красивые ноги бьются в конвульсиях. Чудовищный крик. Другая девушка, сидя за столом, приставляет к голове пистолет и несколько раз нажимает на курок (пусто-пусто-пусто… щелк, щелк… и…) Беззвучная вспышка. Висок девушки бесшумно разлетается, как в замедленной съемке… летят куски черепной кости и ошметки мозга… брызги крови… Белки глаз девушки медленно заполняются темной кровью, словно чернилами…
А потом включилась нормальная скорость. И все понеслось вскачь. Девушка упала изуродованным лицом в стол… Бум!
Гулкий звук выстрела погрузил Дениса во тьму.
(c) Шимун Врочек, Владимир Мистюков
* * *
«Это точно не мой фильм», подумал Денис.
Ему казалось, что со вчерашнего вечера он существует в кошмарном сне... Нет, не так. В абсурдном нескончаемом сериале ужасов. Что-то вроде "Ходячих мертвецов", какой-нибудь шестой сезон, только все вокруг — русские.
Правая рука пульсировала, словно больной зуб. Горячие толчки крови отдавались в изуродованной кисти. Он потянул железную дверь и вошел.
Бум! За его спиной захлопнулась дверь на автоматической доводке. Денис вздрогнул.
После яркого солнца на улице внутри полицейского поста он словно окунулся в темную прохладную воду. Даже дыхание перехватило. В первый момент он ничего не видел, перед глазами скакали электрические дуги — словно выжженные солнцем на сетчатке. Денис поежился. Он почувствовал, что его штормит – словно лег спать пьяным, а на утро еще не совсем проспался. Он на мгновение растерялся.
Денис почему-то думал — всю дорогу сюда, пока вез Аню и успокаивал ее (заткнись, все будет хорошо, заткнись) — вернее, он был уверен: стоит только добраться до полиции, все сразу станет просто и ясно. Все сложности закончатся. Кто-то более взрослый и адекватный, чем он, Денис, возьмет на себя разрешение ситуации. Просто лежи и дай взрослым людям разобраться со всем этим говном.
Но внутри ясно не стало. После всей этой мучительной поездки он был в полиции и не знал, что делать. Он опять должен был решать какую-то сраную проблему. А он за эту ночь, блять, разобрался с такой кучей проблем, что исчерпал свои волевые запасы на сто лет вперед.
«Ненавижу принимать решения. Вообще не знаю никого нормального, кто любил бы принимать решения».
Он потрогал повязку – влажная, черт. Рука болела, но как-то отдаленно, словно из другой Вселенной. Точно это был отрезан чей-то чужой палец, не Дениса. Он вдруг представил, что если существует множество вселенных, то в какой-то другой вселенной его палец существует отдельно. И болит оттуда.
В глотке пересохло. «Так, выкинь из головы эту ерунду». Денис постарался сосредоточиться. Приемник полицейского отдела. Денис был несколько раз в подобных местах — с его работой это было несложно. Так, надо сориентироваться. Где решетка? За решеткой находится тот, кто снимет с плеч Дениса тяжесть проблем.
Справа — вход во внутренние помещения. Он закрыт железной решеткой. За решеткой маялся от безделья здоровенный сержант в черном, в бронежителе и с автоматом. Словно почувствовав взгляд Дениса, сержант шумно зевнул.
Денис услышал ровный шелестящий гул кондиционера. По спине прошла холодная волна. Денис поежился.
Денис поискал глазами. Где эта надпись? Надпись означала конец всех проблема, служила указателем "Здесь адекватные люди. Вот именно здесь".
Вот! Окно приемной было здесь не забрано железной решеткой, как в привычном Денисе участке в родном районе, а только закрыто стеклом. На стекле была надпись красными буквами "ДЕЖУРНАЯ ЧАСТЬ". То самое. "ЭТО АДЕКВАТНЫЕ ЛЮДИ, ЧУВАК".
За окном сидел полицейский в форме, с непокрытой головой. В отличие от сержанта — некрупный и тощий. Волосы светлые.
Денис пошатнулся и в несколько шагов преодолел расстояние от входа до окна.
Пока он шел, дежурный бросил на него короткий безразличный взгляд, снова опустил глаза. Денис подошел ближе и увидел, что дежурный что-то пишет. При этом полицейский зажимал плечом и подбородком трубку стационарного телефона. Бежевый пластик равнодушно отсвечивал.
- Ага-ага... Куда повезли?.. - бормотал дежурный в трубку.
Дежурный прищурился, провел линию на листке, словно подчеркнул нечто главное. На лице полицейского была написана вся важность доверенной ему миссии.
- Повторите... Да-да, записываю...
В следующее мгновение Денис почувствовал омерзение. Он вдруг обострившимся, туннельным зрением увидел, что именно пишет полицейский. На листке был выведен шариковой ручкой, аккуратно и четко — огромный член. Дежурный дорисовал два овала и теперь твердой рукой выводил на них волоски.
Дениса замутило.
Он почти сутки не ел и страшно устал, в глазах потемнело. Комната попыталась убежать в сторону, Денис усилием воли поймал ее и оперся ладонью в стену, чтобы не упасть.
«Что происходит?» В раненой руке опять толчками, словно извержение вулкана, запульсировала боль. Из обрубка пальца словно толчками изливалась раскаленная лава.
Денис с усилием прочистил горло. Адская пустыня, по горлу точно теркой прошлись.
- Я-я... х-хочу сделать… заявление, - выдавил Денис. Полицейский даже не повернулся. Собственный голос в первый момент удивил Дениса. Он звучал слабо и едва слышно. Словно мальчишку во дворе, в песочнице обидели, но он слишком хорошо воспитан, чтобы это показать. И только голос прерывается и дрожит.
- Сделать заявление! - громче повторил Денис. Дежурный вздрогнул, дернул рукой — росчерком испортил рисунок. Но даже не поднял головы.
- Хорошо, подождите, я уточню, - полицейский прижал трубку к груди, чтобы не было слышно по ту сторону провода, поднял взгляд. Денис увидел его лицо вблизи. Светлые глаза, тонкий нос, на щеке родинка. На погонах дежурного было четыре звездочки. Капитан. Денис разозлился. Тут у них целый капитан сидит, хуйней страдает, а там… людей убивают! Вернее, уже убили.
Капитан безразлично смотрел сквозь Дениса — словно тот был неодушевленной вещью. Большой и неумытой.
Светло-голубые глаза капитана напомнили Денису старый фильм, вестерн, где все злодеи были уродливы (кроме главного), при этом у всех уродов-злодеев были прекрасные голубые глаза. И от этого становилось неуютно. Потому что потом их всех убили. Но прежде они совершили что-то жуткое.
Что это за вестерн, Денис не помнил. Да и какая нахер разница. Щелчок.
- Что у вас? - равнодушно спросил капитан. Голос его звучал, искаженный динамиком, откуда сверху.
- Я... - Денис растерялся. Капитан ждал, глядя сквозь него.
- Говорите в микрофон, - сказал он.
"Да блять!"
- Я хочу, - заговорил Денис твердо.
Тр-р-р-рррр. От резкого звука оба — и капитан, и Денис вздрогнули. Капитан повертел головой. На столе звонил другой телефон – темный. Капитан сделал Денису знак подождать, протянул руку и снял трубку — не светлую, а темную. Теперь он будет говорить с двух рук — по-македонски, желчно подумал Денис.
- На аппарате, - сказал капитан приглушенно. Денис едва не засмеялся, несмотря на ситуацию. На аппарате? Пижон херов.
"Алло, это большевики? Берите, сука, Смольный".
- Слушаю... что-что?
Капитан зажал темную трубку плечом — как до этого светлую. Потянул руку, привычным жестом вытащил лист из пачки бумаги и положил перед собой.
Ну давай, подумал Денис с мутной тяжелой злобой. Нарисуй еще один хуй.
- Так точно, Андрей Максимыч, записываю… Да-да, конечно... Нет-нет, понял, - заговорил капитан. Он начал быстро писать ручкой на листке. Что-то важное? - подумал Денис.
Ну, нет. Капитан его не подвел. Денис видел как возникают на листке виселица и повешенный человечек.
- Кому передать? - спросил капитан. - Да-да... понял, говорю. Делаю себе пометку, - он провел линию, словно подчеркиваю нечто главное. - Нет, Семин на адресе... На адресе, говорю. Кухонный бокс, все дела. Понял, кому-нибудь другому… поручу, конечно...
- Товарищ полковник, да откуда люди? - капитан сделал официальное лицо. - Все на "усилке".
Усилок, это когда для чего-то важного — например, поимки особо опасного преступника или охраны британского королевы в гостях — привлекается весь личный состав.
Физрук в школе Дениса любил блеснуть такими словечками. Он перешел на денежную работу, уволившись из армии. Самый бесполезный учитель в школе, подумал Денис. Редкий был чудак, если честно. Зато — военная пенсия плюс зарплата учителя. И армейские тупые шуточки в диком количестве.
- Этих ловят... Медного взяли, еще двоих ищут пока... да вы знаете? Ага, понял. Да, понял, как вернется, первым делом…
Капитан продолжал рисовать. "Художник херов".
Дениса неожиданно пробила крупная нервная дрожь — как у лошади, стоящей на старте ипподрома. Даже мышцы спины свело.
Денис оперся на высокую раму, приблизил лицо к стеклу.
- Понял, да, - говорил капитан.
- Послушайте! - громко и хрипло сказал Денис.
Дзынь. Капитан вернул трубку на рычаг и поднял взгляд на Дениса. Лицо было равнодушным. Видел я на этой работе и не таких идиотов, читалось в глазах полицейского.
Дениса с усилием открыл рот, челюсть точно заморозило, но капитан вдруг опустил взгляд.
Денис осекся.
Холодная волна ярости захлестнула Дениса, до темноты в глазах, до хруста зубов. «За что ты со мной так, сука?!»
Стоп! Денис постарался взять себя в руки. Нет, сейчас точно не та ситуация, чтобы выходить из себя и цапаться с ментами.
В глотке страшно першило, будто там все ободрали. До крови. Как тот, Кожеед… Черт, Аня же!
- Там девушка, - сказал Денис. - Там... на улице! Слышите?!
Голос едва звучал, сдавленный от ярости.
- Что? - капитан прищурился. - Что за девушка?
- Там… - слова куда-то исчезли. – На улице… она…
- С самого начала, пожалуйста. И нажмите кнопку.
Денис зажал чертову кнопку.
- Я хочу сделать заявление! Да послушайте! – последнюю фразу он практически прокричал.
Капитан поморщился.
- Голос не повышаем, - спокойно сказал он. – Еще раз и все с начала. Слушаю. Что у вас случилось?
«У меня несколько мертвых друзей, раненая девушка и беглый маньяк за плечами! Вот что у меня!!»
- Я... - Денис собрался. Вот сейчас он все расскажет. Спокойно и по порядку.
И тут зазвонил телефон.
"Нет!".
Капитан сделал Денису знак подождать, повернулся и снял трубку.
"Это что, издевательство такое?"
Денис уже почти лежал на стекле. Капитан поднес трубку к уху.
- На стекло не опираемся, - ровно сказал он Денису.
- Да, слушаю, - произнес он в трубку. - Нет, не занят…
Денис хлопнул ладонями по стеклу. Боль ударила так, что отдалась в глазные яблоки.
Бум! Капитан вздрогнул. Поднял взгляд — и его лицо изменилось. Он словно впервые по-настоящему увидел Дениса.
Денис стоял перед ним – высокий, спортивный, с короткой стрижкой, в синяках и порезах, в пятнах крови и сажи, в окровавленной футболке и рваных штанах. На взводе и явно опасный. Взгляд капитана стал жестким и профессиональным – наконец-то.
Денис провел рукой, оставляя на стекле кровавый след.
«Написать им кровью "Дежурная часть", что ли?» - подумал он язвительно.
Капитан прищурился. Взвелся, как курок на оружии. Его рука потянулась к пистолету.
- Федорчук! – позвал капитан негромко.
Денис услышал скрежет железной решетки, затем краем глаза увидел, как в отражении в стекле призрачно движется квадратная фигура сержанта Федорчука.
- Э! Тебе русским языком сказали! - раздался за спиной грубый голос. - На стекло не опираемся!! Два шага назад сделал. И руки держим повыше.
- Да пошел ты, - сказал Денис негромко.
- Че?!
Денис снова ударил по стеклу. Хлопок был резкий и звучный, как выстрел.
Его захлестнула веселая злая волна. Он вспомнил, как шел сюда от машины и обещал себе быть сдержанным и спокойным. Ага, щас.
Потом будет пиздец. А сейчас — Денис прямо выдохнул – это было офигенно круто и хорошо, наконец-то ничего не бояться.
«Я обещал себе быть спокойным?! Так вот — ни хера. Ни хера, я говорю».
- Слышишь ты, капитан твою мать. Вы ищете, блять, своего Кожееда?! Так вот, я знаю, где он… - Денис осекся. Он вдруг сообразил, что имя Кожеед знает только он один, так назвал себя маньяк. Для этих полицейских вокруг он – Доктор Чистота, человек с запахом белизны.
- Доктор Чистота! – крикнул Денис. – Я знаю, где он!
Капитан вскинул голову. Рот его приоткрылся…
- Доктор Чистота… что?! Федорчук, подожди… - заговорил капитан, но – не успел.
Сержант уже был рядом. Денис затылком чувствовал его массивную тушу, как темный прилив, как вода ощущает приход Луны.
Сержант протянул широкую ладонь...
Взял Дениса за плечо. Сжал пальцы. От его руки пахнуло хлоркой – Дениса чуть не стошнило.
Черт. В следующее мгновение Денис понял, что сделает, но остановить это уже не мог. Да и не хотел.
Радостная волна бешенства накрыла его с головой. И поглотила.
Сержант потянул Дениса за плечо.
Денис мгновенно повернулся, скручивая корпус, как пружину, поднырнул под руку сержанта. Тот моргнул, В следующее мгновение Денис вынырнул с другой стороны и четко выстрелил правым апперкотом сержанту в челюсть.
Н-на!
Денис ударил и понял, что попал — как надо. С приятным чувством удачного удара.
Удар был звонкий, четкий. «По красоте».
Сержанта Федорчука подбросило, отнесло на несколько шагов. Он покачнулся. Неловко дернул головой, глаза его осоловели. Сержант поплыл. Денис увидел на щеке сержанта смазанный след крови. Опустил взгляд. Его рука была вся в крови, сквозь повязку на пол капала кровь. На плитках пола расплывались безобразные красные кляксы.
«Ударил больной рукой — и даже не заметил. Вот я уникум».
Время замедлилось, как иногда бывало в спарринге, на ринге. Во время схватки.
Сержант сделал шаг назад, обмяк – и упал.
Капитан вскочил, трубка полетела на пол. Бдынь! Где-то далеко внутри здания завыла сирена. Видимо, капитан нажал тревожную кнопку. Затем капитан рванулся к выходу из каморки.
Жуткий крик женщины. Капитан замер, обернулся к двери. Денис повернулся и мучительно рванулся к двери – он вдруг понял, что-то случилось с Аней.
Это там, в уазике.
Ее нашли.
В следующее мгновение его сбили с ног, бросили лицом в кафельный пол. «Прохладный», подумал Денис с удивлением. Он приложился пылающим лицом. В следующее мгновение все утонуло в новой вспышке боли – ему вывернули руки в суставах. Перед глазами плыли огненные пятна. «Аня». В последний момент он все-таки успел рвануться туда, к ней. Жесткое колено придавило ему шею. И воздуха не стало.
(с) Шимун Врочек, Владимир Мистюков
Мы постарались сделать каждый город, с которого начинается еженедельный заед в нашей новой игре, по-настоящему уникальным. Оценить можно на странице совместной игры Torero и Пикабу.
Реклама АО «Кордиант», ИНН 7601001509