Ответ на пост «Муж моей жены»4
Если бы вы знали какой прекрасный человек единственный сын моих родителей.
— Семейные деньги маме отдал? Без моего ведома? — возмутилась Марина, стоя посреди кухни с зажатым в руке телефоном. На экране светилось сообщение от свекрови с благодарностью за перевод.
Виктор даже не обернулся, продолжая помешивать кофе.
— А что такого? Маме нужна помощь с ремонтом, — его спокойный тон только сильнее взбесил Марину.
— Что такого? — она швырнула телефон на стол. — Мы копили эти деньги на отпуск! На наш первый нормальный отпуск за три года!
— Мама одна, ей тяжело...
— А нам легко? — Марина подошла ближе, заставляя мужа посмотреть ей в глаза. — Ты хоть понимаешь, что это наши общие деньги? Мы вместе их откладывали!
Виктор поморщился, словно от головной боли:
— Господи, ну что ты устроила с утра пораньше? Подумаешь, отпуск. Съездим в следующем году.
— В следующем году, — эхом повторила Марина. — Как в прошлом? Как позапрошлом? Вечно находится что-то важнее. То машина, то мама, то...
На кухню заглянула заспанная Катя, привлечённая шумом.
— Чего вы опять ругаетесь? — буркнула она, направляясь к холодильнику.
— Не опять, а снова, — съязвила Марина. — Папа решил единолично распорядиться нашими сбережениями.
— Мам, ну хорош, а? — Катя закатила глаза, доставая йогурт. — Бабушке же реально ремонт нужен, у неё там потолок течёт.
— И ты туда же! — всплеснула руками Марина. — Потолок, значит, течёт? А почему я узнаю об этом последней? И почему...
Звонок телефона прервал её тираду. Анна Петровна, легка на помине.
— Не бери трубку, — процедила Марина.
Виктор демонстративно ответил:
— Да, мам. Да, получила? Вот и хорошо...
Марина вылетела из кухни, громко хлопнув дверью. В спальне рухнула на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Внутри всё кипело от злости и обиды. Дело было даже не в деньгах — точнее, не только в них.
"Как же достало быть вечно понимающей, — стучало в висках. — Вечно входить в положение, подстраиваться, уступать..."
Телефон завибрировал — сообщение от Нины:
"Кофе? Есть разговор".
"Через час в "Кофемании", — быстро набрала Марина. Сейчас ей как никогда нужна была подруга.
— Мам, я в школу, — донёсся из коридора голос Кати.
— Удачи, — машинально отозвалась Марина, прислушиваясь к звукам за дверью. Хлопнула входная дверь — Виктор ушёл на работу. Даже не попрощался.
В "Кофемании" было немноголюдно. Нина, как всегда безупречная, с идеальным маникюром и укладкой, помахала ей от столика у окна.
— Ну и видок у тебя, подруга, — присвистнула она, когда Марина плюхнулась напротив. — Что стряслось?
— Витька отдал наши сбережения своей маме. Все, что мы на отпуск копили.
— Бляха-муха, — присвистнула Нина. — И много?
— Прилично. Мы год откладывали...
Подошла официантка, они заказали кофе. Марина помолчала, собираясь с мыслями.
— Знаешь, что бесит больше всего? Он даже не подумал со мной посоветоваться. Просто взял и отдал, как будто это его личные деньги. А я как домработница — готовь, убирай, зарплату в общий котёл складывай...
— А ты что думала? — хмыкнула Нина. — Мужики они такие. Мой бывший тоже любил единоличные решения принимать. Потом удивлялся, чего это я на развод подала.
— Да ладно тебе, — поморщилась Марина. — Витька не такой. Он просто... — она запнулась, подбирая слова.
— Маменькин сынок? — подсказала Нина.
— Типа того, — вздохнула Марина. — Знаешь, когда мы только поженились, Анна Петровна мне сразу сказала: "Витенька у нас особенный, ему забота нужна". Я тогда не придала значения. А теперь понимаю — она его таким вырастила. Всё для Витеньки, всё ради Витеньки...
— И ты туда же — всё для Витеньки, — поддела Нина.
— Вот именно! — Марина стукнула ладонью по столу, едва не расплескав принесённый кофе. — Надоело! Я же тоже человек, у меня тоже потребности есть, желания...
— Так скажи ему об этом.
— Говорила. Сто раз говорила. А толку? — Марина отхлебнула остывший кофе. — Он не слышит. Вернее, делает вид, что не слышит. Или переводит всё в шутку. Или начинает про маму — какая она одинокая, несчастная...
— А ты?
— А что я? — не поняла Марина.
— Ты-то сама когда последний раз о себе думала? — Нина внимательно посмотрела на подругу. — Только честно.
Марина открыла рот... и закрыла. Действительно, когда?
— Вот то-то и оно, — кивнула Нина. — Слушай, я тебе как разведённая женщина скажу: иногда надо встряхнуться. Что-то поменять. Я вот на танцы записалась...
— При чём тут танцы? — перебила Марина.
— При том, что это для себя. Не для мужа, не для детей, не для работы — для себя. Понимаешь?
Марина задумчиво покрутила чашку.
— У меня тут на работе курсы повышения квалификации предлагают... в Питере, на две недели.
— Вот! — оживилась Нина. — То, что надо!
— Да ну, — махнула рукой Марина. — Витька не отпустит. Скажет — кто готовить будет, за Катькой следить...
— А ты не спрашивай, — подмигнула Нина. — Поставь перед фактом. Пусть прочувствует, каково это — когда с тобой не советуются.
Марина сидела перед ноутбуком, глядя на заполненную форму заявки. Оставалось только нажать "Отправить". Пальцы замерли над клавиатурой.
"Господи, что я делаю?" — мелькнула паническая мысль.
В памяти всплыл вчерашний разговор с Виктором.
— Ты что, правда не понимаешь, почему я злюсь? — спросила она вечером, когда они готовились ко сну.
— Да всё я понимаю, — буркнул он, стягивая рубашку. — Но мама же не чужой человек. Ты сама говорила, что она тебе как вторая мать.
— Была как вторая мать. Пока не начала решать за нас, как нам жить.
Виктор замер с расчёской в руке:
— Это ты о чём?
— А помнишь, пять лет назад? — Марина села на кровати. — Когда я хотела своё дело открыть? Кто тогда нашёптывал, что это авантюра, что женщина должна дома сидеть?
— Опять ты за своё, — поморщился муж. — Мама хотела как лучше...
— Для кого лучше, Вить? Для меня? Или для тебя, чтобы жена под боком была, носки стирала?
Он развернулся, в глазах мелькнуло раздражение:
— Слушай, у тебя что, климакс начался? Что за претензии из прошлого?
Марина задохнулась от обиды. Вот так всегда — стоит заговорить о серьёзном, он либо отшучивается, либо переводит стрелки.
Тряхнув головой, она вернулась в реальность. Решительно нажала "Отправить".
Телефон тут же разразился трелью — Анна Петровна.
"Началось", — подумала Марина, сбрасывая звонок.
— Мам, ты чего трубку не берёшь? — В комнату заглянула Катя. — Бабушка волнуется, говорит, до тебя не дозвонится.
— А что ей надо? — устало спросила Марина.
— На ужин зовёт. В воскресенье.
"Как же всё предсказуемо", — Марина горько усмехнулась.
— Передай, что я занята.
— Мам, ну перестань, — Катя плюхнулась рядом на диван. — Чего ты как маленькая?
— Я как маленькая? — Марина развернулась к дочери. — Знаешь, сколько мы с папой копили эти деньги? Знаешь, что я себе во всём отказывала?
— Ой, только не начинай про свои жертвы, — закатила глаза Катя. — Бабушка же не чужая! У неё реально крыша течёт!
— А почему я узнаю об этом последней? Почему...
Звонок в дверь оборвал её на полуслове. На пороге стояла Анна Петровна собственной персоной — в новом платье и с тортом.
— Доченька, — пропела она, целуя застывшую Марину в щёку. — Что же ты трубочку не берёшь? Я волнуюсь!
От приторно-сладкого тона свекрови начало подташнивать.
— Проходите, Анна Петровна, — процедила Марина.
— Бабуль! — Катя кинулась обниматься.
— Катенька, солнышко! — защебетала свекровь. — Как учёба? Не обижают?
Марина молча ушла на кухню. Достала чашки, включила чайник.
— Ты что же это, Мариночка, — Анна Петровна бесшумно возникла за спиной. — На Витеньку дуешься?
— Не дуюсь. Просто считаю, что такие решения нужно принимать вместе.
— Какие решения? — свекровь всплеснула руками. — Помочь матери? Это что, преступление?
— Нет. Преступление — считать жену пустым местом.
— Ох, деточка, — Анна Петровна покачала головой. — Всё-то ты драматизируешь. Витенька же о семье заботится...
— О какой семье? — Марина резко развернулась. — О вашей или о нашей?
— А разве есть разница? — искренне удивилась свекровь.
Марина смотрела на неё и вдруг с ужасающей ясностью поняла: нет, для них действительно нет никакой разницы. Все эти годы она была просто приложением к их маленькому уютному мирку.
Телефон пискнул входящим сообщением:
"Ваша заявка одобрена. Ждём вас на курсах повышения квалификации..."
— Что это? — Анна Петровна попыталась заглянуть в экран.
— Это, — Марина спрятала телефон в карман, — моё решение. Которое я тоже приняла единолично. Как Витя любит.
Новость о курсах взорвалась как бомба за семейным ужином.
— В Питер? На две недели? — Виктор отложил вилку. — Ты что, серьёзно?
— А что такого? — Марина старалась говорить спокойно, хотя сердце колотилось как бешеное. — Ты же можешь единолично распоряжаться нашими деньгами. Почему я не могу распоряжаться своим временем?
— Это другое! — он стукнул ладонью по столу. Звякнули тарелки.
— Почему другое, пап? — подала голос Катя. — Ты своей маме деньги отдал — и ничего. А мама на учёбу едет — и сразу крик.
— Не лезь, — осадил её отец. — Взрослые разговаривают.
— Ага, щас! — фыркнула дочь. — Когда вам было удобно, я взрослая была. А теперь — не лезь?
— Катя, — процедил Виктор, — иди к себе.
— Чтобы вы тут друг другу мозги проклевали? Нет уж!
Марина наблюдала за этой перепалкой, и внутри всё сжималось. Когда они успели стать такими чужими? Когда их семейные ужины превратились в поле боя?
Телефон разразился трелью — опять Анна Петровна.
— Не бери, — быстро сказала Катя.
Но Виктор уже ответил:
— Да, мам. Да, знаю уже. Сейчас разберёмся...
— О, прекрасно! — Марина встала из-за стола. — Давай, расскажи маме, какая я плохая жена. Как я смею иметь собственные планы!
— Мариш, ну хорош истерить, — поморщился муж. — Мам, я перезвоню.
— Истерить? — Марина рассмеялась каким-то чужим, злым смехом. — Знаешь что, Витя? Ты реально не видишь дальше своего носа. Для тебя всё просто: мама сказала — ты сделал. А я должна быть понимающей женой, да?
— А что в этом плохого? — искренне удивился он. — Нормальная жена...
— Договаривай, договаривай! — перебила Марина. — Нормальная жена сидит дома и не высовывается, да? Как твоя мама всю жизнь?
— Не смей трогать маму!
— Господи, да когда ж ты вырастешь? — она в отчаянии всплеснула руками. — Тебе сорок лет, а ты всё за мамину юбку держишься!
— Хватит! — Виктор тоже вскочил. — Ты... ты... — он задыхался от злости.
— Я что? — Марина подошла ближе. — Давай, скажи! Что я ещё не так сделала?
— ЗАТКНИТЕСЬ ОБА! — вдруг заорала Катя.
Они замерли, потрясённые. Дочь стояла, сжав кулаки, по щекам текли слёзы.
— Вы достали! Оба! — она перевела дыхание. — Думаете, я не вижу, что происходит? Думаете, мне нравится быть между вами? Папа маму шантажирует бабушкой, мама папу — своей самостоятельностью... А обо мне кто-нибудь подумал?
— Катя... — начала Марина.
— Не надо! — дочь отшатнулась. — Просто... просто разведитесь уже, что ли. Как родители Машки. Зато честно будет.
Она выбежала из кухни. Хлопнула дверь её комнаты.
Повисла оглушительная тишина.
— Доигрались, — тихо сказал Виктор.
Марина опустилась на стул. Руки дрожали.
— Знаешь, — сказала она после долгого молчания, — я еду на эти курсы. Не потому, что хочу тебе насолить. А потому что мне это нужно. Мне, понимаешь?
Он смотрел в окно, сунув руки в карманы.
— А как же мы? — спросил глухо.
— А что — мы? — горько усмехнулась Марина. — Мы давно уже не мы. Ты живёшь в своём мире с мамой, я — в своём. Только Катька мечется между нами...
Телефон снова зазвонил. На этот раз Виктор не взял трубку.
Две недели пролетели как один день. Марина стояла у окна гостиничного номера, глядя на дождливый Питер. Завтра возвращаться домой.
Телефон тихо завибрировал — сообщение от Кати:
"Мам, ты во сколько прилетаешь? Встретить?"
Марина улыбнулась. За эти дни дочь написала больше сообщений, чем за последний год.
"Папа как?" — набрала она.
"Нормально. Знаешь, он даже готовить научился. Правда, пока только яичницу и макароны)))"
Марина хмыкнула. Потом пришло ещё одно сообщение:
"Мам, тут такое было... Бабушка приходила, с папой ругались. Прям сильно."
Сердце ёкнуло:
"Из-за чего?"
Катя:
"Она начала про тебя говорить. Типа бросила семью, безответственная... А папа как заорёт: "Хватит!" Я такого никогда не видела. Он ей сказал, что она всю жизнь лезет не в своё дело. Представляешь?"
Марина села на кровать. Представить Витю, кричащего на мать... Нет, это не укладывалось в голове.
"А потом знаешь что? — продолжала строчить Катя. — Он достал старый фотоальбом. Помнишь, где вы молодые? Сидел, смотрел... А потом спросил, правда ли, что ты хотела своё дело открыть. И что это было?"
Марина закусила губу. Пять лет назад она мечтала о маленькой художественной студии для детей. Даже бизнес-план составила. А потом...
Новое сообщение:
"Мам, я тут подумала... Ты ведь и правда многое бросила из-за нас, да?"
Марина:
"Не из-за вас, солнышко. Просто так сложилось."
Катя:
"Неправда! — тут же прилетело в ответ. — Я же помню, как ты рисовала. У тебя здорово получалось! А потом всё забросила..."
Марина прикрыла глаза. В памяти всплыло: стопка альбомов с набросками, краски, кисти... Куда всё делось? Кажется, сложила на антресоли, когда Анна Петровна сказала: "Ну что это за несерьёзное занятие? Тебе семьёй надо заниматься..."
Телефон зазвонил. Виктор.
— Алло, — голос охрип от волнения.
— Привет, — он помолчал. — Как ты там?
— Нормально. Курсы интересные...
— Слушай... — он запнулся. — Помнишь тот чердак? Ну, который ты хотела под студию арендовать?
У Марины перехватило дыхание:
— Помню.
— Я мимо него сегодня проходил. Там вывеска "Сдаётся". И знаешь... я подумал...
— Что?
— Может, это знак? — он нервно усмехнулся. — Марин, я многое понял за эти дни. Правда. Я как будто проснулся и увидел... Увидел, как всё было на самом деле.
— И как было? — тихо спросила она.
— Хреново было, — честно сказал он. — Я всё думал, что делаю как надо. Как правильно. А на самом деле...
Он замолчал. Марина ждала.
— Знаешь, что самое страшное? — наконец продолжил он. — Я чуть не потерял тебя. Настоящую тебя. Ту, в которую влюбился двадцать лет назад. Помнишь, какая ты была? Смешная, с красной прядью в волосах, вечно с альбомом подмышкой...
Марина улыбнулась сквозь навернувшиеся слёзы:
— Помню.
— Я хочу её вернуть, — просто сказал он. — Если ты... если ты ещё хочешь быть со мной. Только по-другому. По-настоящему.
За окном начало светлеть. Дождь прекратился, и сквозь облака пробивался первый луч солнца.
— Витя, — Марина глубоко вздохнула. — Ты правда готов к переменам? К тому, что я буду не только женой и матерью, но и... собой?
— Я не готов тебя потерять, — ответил он. — Остальному научусь.
Она посмотрела на свое отражение в окне. Женщина с усталым, но счастливым лицом улыбнулась ей в ответ.
— Встретишь меня завтра?
— Мы с Катькой уже билеты купили.
— Я люблю вас.
— И мы тебя. Очень.
Через год на углу старого дома появилась яркая вывеска: "Художественная студия Марины Соколовой". А в окне первого этажа частенько можно увидеть пожилую женщину, которая с гордостью показывает прохожим детские рисунки:
"Это мои внуки нарисовали. У невестки учатся..."
КОНЕЦ
Марина нервно теребила краешек медицинской карты, сидя в прохладном холле клиники "Новая жизнь". Глянцевые журналы на столике пестрели фотографиями счастливых беременных женщин. "Тоже мне, рекламная сказочка", – хмыкнула она про себя.
– Суворова Марина Андреевна! – раздался голос медсестры.
"Ну, с Богом", – Марина одернула простенькую блузку и направилась в кабинет.
Доктор Анна Сергеевна, полноватая женщина с добрыми глазами, внимательно изучала её анализы.
– Присаживайтесь, Мариночка. Значит, решились?
– А у меня есть выбор? – Марина невесело усмехнулась. – Маме операция нужна. Срочно.
– Выбор есть всегда, – доктор сняла очки и устало потерла переносицу. – Суррогатное материнство – это не просто способ заработать. Это...
– Я всё понимаю, – перебила Марина. – Девять месяцев, полное обследование, никакого алкоголя и сигарет. Я готова.
В памяти всплыло бледное лицо матери на больничной подушке. "Ничего, мам, прорвемся", – шептала она тогда, сжимая холодную мамину руку.
– Что ж, – Анна Сергеевна вздохнула. – Тогда познакомлю вас с потенциальными родителями. Они ждут в соседнем кабинете.
Елена Воскресенская оказалась именно такой, какой Марина себе её представляла: холёная, с идеальным маникюром и осанкой балерины. Её муж Павел, высокий мужчина в дорогом костюме, сдержанно кивнул.
– Присаживайтесь, – Елена указала на кресло. – Нам многое нужно обсудить.
"Господи, как на собеседовании", – подумала Марина, опускаясь в кожаное кресло.
– Почему вы решили стать суррогатной матерью? – в голосе Елены звучала плохо скрываемая настороженность.
– Честно? – Марина подняла глаза. – Деньги нужны. Очень.
Павел едва заметно улыбнулся, а Елена поджала губы:
– Ценю прямоту. Но вы понимаете, что речь идет о нашем ребенке?
– Вашем ребенке, – твердо поправила Марина. – Я просто... инкубатор.
– Не люблю это слово, – вмешался Павел.
Елена бросила на мужа раздраженный взгляд:
– Главное – чтобы все было по договору. Никаких эмоциональных привязанностей.
– Не беспокойтесь, – Марина старалась говорить спокойно. – Я все понимаю.
Через неделю они подписали договор. Марина долго вчитывалась в мелкий шрифт, пока строчки не начали расплываться перед глазами.
"Суррогатная мать обязуется... Биологические родители имеют право... В случае выявления патологий развития плода..."
– Распишитесь здесь, здесь и здесь, – юрист клиники деловито переворачивал страницы.
Рука с ручкой замерла над последней строчкой. "Прости, мам. По-другому никак".
Вечером она сидела у маминой кровати в больнице.
– Доча, ты какая-то смурная, – Вера Николаевна попыталась приподняться на подушках.
– Все хорошо, мам. Я устроилась на новую работу, – Марина поправила одеяло. – Скоро будут деньги на операцию.
– Какую работу? – в глазах матери мелькнуло беспокойство.
– Нормальную, – Марина отвернулась к окну, за которым моросил дождь. – Нормальную работу, мам.
Процедура ЭКО прошла успешно. Марина лежала на кушетке, пока Анна Сергеевна проводила УЗИ.
– Есть прикрепление! – доктор улыбнулась. – Поздравляю, вы беременны.
Елена, сидевшая рядом, шумно выдохнула и схватилась за руку мужа.
– Теперь главное – соблюдать все рекомендации, – Анна Сергеевна протянула Марине салфетку. – И никаких нервов.
"Легко сказать", – подумала Марина, глядя, как Елена строчит что-то в свой ежедневник. Наверняка расписывает график посещений и анализов на девять месяцев вперед.
Дома Марина долго стояла перед зеркалом, разглядывая свой все еще плоский живот. Где-то там, внутри, уже билось крошечное сердце. Чужое сердце.
– Прости, малыш, – прошептала она, касаясь живота. – Ты не мой. Не привязывайся ко мне, ладно?
Телефон разрывался от звонков Елены:
– Марина, вы приняли витамины? Марина, что показал тонометр? Марина, вы точно не ели селедку?
"Боже, дай мне сил", – мысленно молилась Марина, в сотый раз отчитываясь о своем самочувствии.
Однажды вечером позвонил Павел:
– Извините за жену, – в его голосе слышалась неловкость. – Она просто очень волнуется. Мы так долго этого ждали.
– Я понимаю, – устало ответила Марина. – Все нормально.
– Нет, правда... Елена может быть... настойчивой. Но у нее доброе сердце.
"Ага, особенно когда спит", – подумала Марина, но вслух сказала:
– Не беспокойтесь. Я справлюсь.
На первое УЗИ пришли все: Елена с Павлом, Анна Сергеевна и даже юрист клиники. Марина чувствовала себя подопытным кроликом.
Анна Сергеевна водила датчиком по животу Марины, всматриваясь в черно-белое изображение на мониторе. В кабинете повисла гнетущая тишина.
– Что-то не так? – Елена подалась вперед, впившись наманикюренными пальцами в подлокотники кресла.
Доктор нахмурилась, нажала несколько кнопок на аппарате.
– Анна Сергеевна, – голос Марины дрогнул. – Скажите уже что-нибудь.
– Вижу некоторые особенности развития плода, – медленно проговорила врач. – Нужно провести дополнительные исследования.
– Какие, к черту, особенности? – Елена вскочила. – Говорите конкретнее!
– Присядьте, пожалуйста, – Анна Сергеевна сняла очки. – По предварительным данным, у плода синдром Дауна. Вероятность около 90 процентов.
Марина почувствовала, как комната поплыла перед глазами. "Только не это, господи, только не это..."
– Нет-нет-нет, – Елена замотала головой. – Быть такого не может. Мы же все проверили! Анализы, генетика...
– К сожалению, такое случается, – доктор протянула Марине салфетку. – Даже при идеальных анализах.
– Прервать, – отрезала Елена. – Немедленно.
– Что? – Марина резко села на кушетке, прикрывая живот руками.
– По договору, – Елена повернулась к юристу, – в случае патологий плода мы имеем право...
– Подождите, – перебил Павел. – Давайте не будем спешить. Нужно все обдумать.
– Что тут думать? – в голосе Елены зазвенела истерика. – Я хочу здорового ребенка! Нормального!
– А я не хочу убивать его, – тихо, но твердо сказала Марина.
В кабинете повисла звенящая тишина.
– Простите, что? – Елена медленно повернулась к ней. – Вы, кажется, забываетесь. Это не ваш ребенок.
– Но он живет во мне! – Марина почувствовала, как к горлу подступают слезы. – Я чувствую его! Он шевелится, он...
– Вы подписали договор, – ледяным тоном произнесла Елена. – Вы – суррогатная мать. Инкубатор, как вы сами сказали.
– Елена, – одернул жену Павел. – Прекрати.
– Нет, пусть знает свое место! – Елена перевела взгляд на юриста. – Каковы наши права?
– По договору, – юрист откашлялся, – биологические родители имеют право настаивать на прерывании беременности в случае выявления серьезных патологий плода. Суррогатная мать обязана...
– Идите вы все со своим договором! – Марина вскочила, путаясь в больничной рубашке. – Я не позволю его убить!
– Так, всем успокоиться, – Анна Сергеевна встала между ними. – Сейчас никто ничего не решает. Марина, оденьтесь. Елена, присядьте. Нам нужно спокойно все обсудить.
Вечером Марина сидела у кровати матери. Вера Николаевна дремала после капельницы, и дочь впервые была рада, что мама не видит ее заплаканного лица.
Телефон звякнул сообщением. Павел:
"Простите за сегодняшнее. Давайте встретимся завтра, поговорим спокойно. Без Елены".
"Дура ты, Маринка, – думала она, глядя в темное окно. – Сама же обещала не привязываться. Сама говорила – чужой ребенок..."
Новое сообщение. Елена:
"Завтра в 10:00 в клинике. Все уже решено".
Марина опоздала в клинику на полчаса. Намеренно. В кабинете её уже ждали – Елена мерила шагами пространство у окна, Павел хмуро листал телефон.
– Явилась, – процедила Елена. – Мы вас ждем.
– В пробке застряла, – соврала Марина, поправляя сумку на плече. В животе что-то екнуло – то ли тошнота, то ли малыш пошевелился.
– Присаживайтесь, – Павел кивнул на кресло. – Нам нужно спокойно поговорить.
– О чем говорить? – Елена нервно поправила идеально уложенные волосы. – По договору...
– Хватит! – Марина с силой сжала подлокотники. – Надоело слушать про этот чертов договор! Вы хоть понимаете, что речь о живом ребенке?
– О больном ребенке, – отчеканила Елена. – Который сломает нам всю жизнь.
– Лена! – Павел резко встал. – Прекрати истерику.
– Это я истеричка? – Елена рассмеялась каким-то жутким смехом. – Я десять лет ждала ребенка! Делала ЭКО, пила гормоны, терпела уколы! И ради чего? Чтобы получить... – она осеклась.
– Получить что? – тихо спросила Марина. – Урода? Больного? Как вы там еще это называете?
В кабинет вошла Анна Сергеевна, и все невольно замолчали.
– Так, – доктор оглядела присутствующих. – Я получила результаты дополнительных анализов.
– И? – Елена вцепилась в спинку стула.
– Вероятность синдрома Дауна подтвердилась, – Анна Сергеевна говорила спокойно, по-деловому. – Но других патологий нет. Сердце, внутренние органы – все в норме.
– Какая разница? – взорвалась Елена. – Он все равно будет... неполноценным!
– Он будет особенным, – вдруг произнес Павел. – И, может быть...
– Что "может быть"? – Елена повернулась к мужу. – Ты готов всю жизнь нянчиться с инвалидом? Возить по врачам? Стыдиться перед друзьями, партнерами?
– Стыдиться? – Марина почувствовала, как внутри все закипает. – Вы... вы просто чудовище.
– Я реалистка! – крикнула Елена. – А вы... вы привязались к нему, как к собственному! Но это НАШ ребенок! И решать НАМ!
– Тогда я подам в суд, – Марина встала. – Буду судиться за право выносить и родить его.
– На какие деньги? – усмехнулась Елена. – На те, что нужны на мамину операцию?
Марина пошатнулась. В глазах потемнело.
– Марина! – Павел подхватил её под локоть. – Вам нехорошо?
– Не трогай её! – взвизгнула Елена. – Она специально давит на жалость!
– Всем успокоиться! – громко сказала Анна Сергеевна. – Марине нужно прилечь. А вам, – она посмотрела на Елену, – рекомендую взять паузу и подумать.
Вечером в палате у матери Марина впервые за день разрыдалась.
– Доченька, – Вера Николаевна гладила её по голове. – Что случилось? Расскажи маме.
И Марина рассказала. Все. Про договор, про беременность, про синдром Дауна. Про ультиматум Елены.
– Вот оно что, – мать тяжело вздохнула. – А я-то думаю, почему ты такая бледная ходишь.
– Прости, мам. Я хотела как лучше...
– И что теперь думаешь делать?
Марина положила руку на живот:
– Не знаю. Но убивать его не дам. Пусть особенный, пусть больной – он живой. Он уже есть.
В коридоре клиники было тихо. Марина сидела на неудобном пластиковом стуле, машинально поглаживая уже заметно округлившийся живот. Рядом нервно постукивал ногой Павел.
– Знаете, – вдруг произнес он, глядя в пространство, – у моей сестры ребенок с ДЦП.
Марина повернулась к нему:
– Я не знала, что у вас есть сестра.
– Елена... не любит об этом говорить, – он горько усмехнулся. – Мы почти не общаемся с ними. Точнее, она не общается.
– А вы?
– Я езжу к ним тайком. Привожу игрушки, лекарства. Знаете, этот мальчик... он удивительный. Да, он не может ходить, но когда улыбается – словно солнце встает.
В животе вдруг сильно толкнулось. Марина охнула.
– Что? – встревожился Павел. – Вам плохо?
– Нет, – она улыбнулась. – Просто пинается. Любит, когда разговаривают.
Дверь кабинета распахнулась. Вышла заплаканная Елена, за ней – Анна Сергеевна.
– Я все решила, – глухо произнесла Елена. – Я... я не могу так.
– Лена... – Павел встал.
– Нет, дай договорить, – она подняла руку. – Я отказываюсь от ребенка. От всех прав на него.
Марина почувствовала, как земля уходит из-под ног:
– Что?
– Вы правы, – Елена смотрела куда-то сквозь неё. – Я чудовище. Я не готова... не могу принять особенного ребенка. Я слишком... – она всхлипнула, – слишком труслива для этого.
– А я? – тихо спросил Павел.
– Что – ты?
– А если я хочу этого ребенка? – он подошел к жене. – Если я готов?
– Ты с ума сошел? – Елена отшатнулась. – Это разрушит нашу жизнь!
– Нет, – он покачал головой. – Это и есть жизнь. Настоящая. Со всеми её сложностями, болью и... любовью.
– Тогда выбирай, – Елена расправила плечи. – Или я, или этот... ребенок.
Павел молчал долго. Потом медленно снял обручальное кольцо:
– Я уже выбрал.
Елена развернулась и быстро пошла по коридору, цокая каблуками. У выхода обернулась:
– Ты пожалеешь об этом.
...Прошло три месяца.
Марина лежала в родильном отделении. За окном падал первый снег.
– Тужься! – командовала акушерка. – Еще немного!
Судорожно вцепившись в руку Павла, она рожала их сына. Их особенного, но такого желанного мальчика.
– С днем рождения, малыш, – прошептала Марина, когда ей на грудь положили крошечное, сморщенное тельце.
– Он прекрасен, – Павел смотрел на сына сияющими глазами.
В палату вошла Вера Николаевна – уже окрепшая после операции:
– Дай-ка взглянуть на внука.
– Мам, он... – Марина запнулась.
– Он – чудо, – твердо сказала мать. – Самое настоящее чудо.
...А где-то в другом конце города Елена сидела у окна в пустой квартире. На коленях лежала фотография – УЗИ того самого, первого обследования. Она провела пальцем по размытому силуэту:
– Прости меня, – прошептала одними губами. – Прости, если сможешь.
КОНЕЦ
– Я лишу тебя всего, – тихо произнесла Елена, глядя в тарелку с остывшим ужином.
Михаил не сразу понял, что жена обращается к нему. Он привычно листал новости в телефоне, краем уха слушая монотонное жужжание вытяжки над плитой.
– Что? – он поднял глаза, встречаясь с её потухшим взглядом.
– Я подала на развод, Миш. И я лишу тебя всего, – она отодвинула тарелку. – Ты же только это и понимаешь – язык денег.
Он усмехнулся, откладывая телефон. Эти её заскоки случались периодически – то курсы личностного роста, то йога, то психолог. Всегда заканчивалось одинаково – новой шубой или путёвкой на море.
– Лен, ну что за драму разводишь? Устала? Давай на Мальдивы махнём в следующем месяце...
– Господи, – она качнула головой, и Михаил с удивлением заметил, как по щеке скатилась слеза. – Ты даже сейчас думаешь, что всё можно решить деньгами.
– А чем еще? – он начал раздражаться. – Что тебе не хватает? Квартира в центре, машина, шмотки...
– Тебя, – она подняла на него покрасневшие глаза. – Мне не хватает тебя, Миша. Живого, настоящего. Того, кто когда-то читал мне стихи в парке и мог проговорить всю ночь о мечтах.
– Так это было двадцать лет назад! – он фыркнул. – Мы повзрослели, у нас дочь, бизнес...
– Вот именно – бизнес, – Елена встала из-за стола. – Знаешь, что Машка мне вчера сказала? "Мам, а папа вообще помнит, что я на журфак поступила? Он третий раз спрашивает про экономический".
Михаил почувствовал, как краска стыда заливает шею. Действительно, он был уверен, что дочь выбрала экономический. Разве нет?
В прихожей хлопнула дверь – Елена ушла, оставив его наедине с остывшим ужином и гудящей вытяжкой. Он машинально потянулся к телефону, но замер. В отражении экрана увидел своё лицо – помятое, с мешками под глазами. Когда он последний раз нормально спал? Не просто падал без сил после работы, а спал спокойно, без мыслей о контрактах и поставках?
Телефон завибрировал – сообщение от Сергея, партнёра:
"Ты где? Нас инвесторы ждут!"
Чертыхнувшись, Михаил вскочил. В прихожей накинул пиджак, мельком глянул в зеркало. В голове уже крутились цифры презентации, вытесняя неприятный осадок от разговора с женой.
– Потом разберёмся, – буркнул он своему отражению и выскочил за дверь.
...Совещание затянулось до полуночи. Когда Михаил вернулся домой, в квартире было темно и тихо. Он по привычке заглянул в спальню – кровать пуста, даже не расстелена. На подушке записка:
"Я у мамы. Не звони".
– Ну и ладно, – пробормотал он, падая на кровать прямо в костюме. – Завтра образумится.
Но утром его разбудил звонок от адвоката:
"Михаил Андреевич, тут иск о разделе имущества..."
Он резко сел на кровати. В голове зашумело. Впервые за долгие годы стало по-настоящему страшно. Не из-за денег – деньги он заработает снова. А от того, что впервые не знал, как решить проблему.
В ванной он долго рассматривал себя в зеркале. Когда эти морщины прорезали лоб? Когда виски стали седыми? Последнее фото с Леной он помнил с прошлогоднего корпоратива – они стоят рядом, она натянуто улыбается, он обнимает её за плечи и смотрит в телефон.
– Дерьмо, – констатировал он, глядя в собственные усталые глаза.
Телефон снова зажужжал. Серёга:
"Миха, ты в порядке? На планёрку не пришёл..."
Впервые за пятнадцать лет Михаил написал:
"Беру выходной. Прикрой".
Он сидел на кухне, бездумно гоняя ложкой давно остывший кофе. В голове крутились обрывки вчерашнего разговора. "Лишу тебя всего"... А что у него есть? Счета, акции, недвижимость... И пустая квартира, в которой он даже не помнит, где лежат чистые носки.
Взгляд упал на фотографию на холодильнике – они с Леной молодые, загорелые, счастливые. Их первый отпуск, когда он только начинал бизнес. Они тогда еле наскребли на дешёвый тур в Турцию, жили в трёхзвёздочном отеле. По вечерам гуляли по набережной, ели мороженое и строили планы.
– Планы, – хмыкнул он. – Ну что ж, все сбылось. Только почему так паршиво на душе?
В дверь позвонили. На пороге стояла Маша – встрёпанная, с рюкзаком за плечами.
– Пап, это правда? Вы с мамой разводитесь?
Он молча обнял дочь, уткнулся носом в макушку. От её волос пахло карамельным шампунем – таким же, как в детстве, когда он сам купал её и читал сказки перед сном.
– Всё наладится, малыш, – пробормотал он.
– Пап, – Маша отстранилась, посмотрела серьёзно. – А ты знаешь, что мама плачет по ночам? Уже давно.
Он замер. Нет, не знал. Потому что приходил за полночь, когда она уже спала. Или делала вид, что спит.
– Знаешь, – дочь прошла на кухню, плюхнулась на стул, – когда я поступила, мама первая узнала. Она примчалась в универ с тортом, мы сидели в парке, болтали... А ты даже не помнишь, куда я поступила.
– Помню, – соврал он. – На журфак.
– Пап, – Маша грустно улыбнулась, – я на режиссёрский поступила. Три месяца назад.
От дочери Михаил узнал, что Елена устроилась на работу – пишет статьи для какого-то модного журнала. Как в молодости. Когда она успела? Почему не сказала? Хотя... когда они в последний раз действительно разговаривали?
Серый офис встретил его непривычной тишиной. Девять утра – раньше в это время он уже проводил третье совещание.
– Михал Андреич, вы чего так рано? – охранник Петрович удивлённо приподнял седые брови.
– Да вот... решил пораньше.
В кабинете он первым делом открыл ноутбук и вбил в поиск имя жены. Твою ж... Оказывается, она уже полгода ведёт колонку о семейных отношениях. Едкую, острую, с каким-то горьким юмором.
"Когда ваш муж в сотый раз дарит вам сумку от Gucci вместо разговора по душам, задумайтесь – может, пора подарить ему на день рождения повестку в суд?"
Михаил поморщился. Узнаваемо.
– О, явился! – в кабинет ввалился Серёга. – Ты где пропадал? Я тебе раз двадцать звонил.
– Лена на развод подала.
– Да ла-а-адно, – протянул друг, плюхаясь в кресло. – Чего вдруг?
– Говорит, я её всего лишил. Представляешь? – Михаил нервно усмехнулся. – Я, который...
– Который обеспечил её всем? – перебил Сергей. – Знаешь, мне Танька то же самое говорила перед разводом. "Ты меня задушил своей заботой, Серёж. Я как птица в золотой клетке".
– И что теперь?
– А теперь я один в трёшке на Рублёвке. Прихожу вечером – тишина. Завтракаю один, ужинаю один... – он махнул рукой. – Знаешь, что самое паршивое? Я ведь реально думал, что делаю всё правильно. Вкалывал как проклятый, чтобы у неё всё было.
– А она?
– А она теперь преподаёт йогу в Индии. Представляешь? Моя Танька, которая раньше без маникюра из дома не выходила. Говорит, счастлива как никогда.
В кармане завибрировал телефон. Сообщение от Маши:
"Пап, мама сегодня придёт за вещами. Может, поговорите?"
– Слушай, – Михаил поднял глаза на друга, – а ты пробовал... ну... вернуть её?
– Пробовал, – Сергей грустно усмехнулся. – Цветы, подарки, путёвки... Знаешь, что она сказала? "Серёж, ты как робот – выполняешь заложенную программу. Подарок – галочка, цветы – галочка... А где ты сам?"
К вечеру Михаил был как на иголках. Каждый шорох за дверью заставлял вздрагивать. Елена появилась в семь – непривычно строгая, в деловом костюме.
– Привет, – он попытался улыбнуться. – Выглядишь... по-другому.
– Я и стала другой, – она прошла мимо него в спальню. – Где мои зимние вещи?
– В кладовке... Лен, может, поговорим?
– О чём? – она вытащила чемодан. – О том, что ты даже не заметил, как я полгода назад вернулась к работе? Или о том, что на последнем корпоративе ты представил меня своему партнёру как "мою супругу" – потому что забыл, как меня зовут?
– Я не забыл! Просто...
– Просто ты давно перестал меня видеть, – она методично складывала вещи. – Знаешь, что самое смешное? Я ведь специально устроилась в журнал, который ты якобы читаешь по утрам. Думала – заметишь, спросишь... Полгода писала статьи, в которых между строк кричала о нашей семье. А ты даже не удосужился их открыть.
– Я прочитал сегодня, – он сел на край кровати. – Про сумку Gucci... это про меня?
– Про таких как ты, – она застегнула чемодан. – Которые откупаются от близких дорогими подарками, потому что разучились просто быть рядом.
– Лен... – он поймал её за руку. – А помнишь, как мы в Турции мороженое ели? На набережной? У тебя ещё нос облупился от солнца...
Она замерла. По щеке скатилась слеза.
– Помню. Знаешь, что я ещё помню? Как ты говорил, что мы обязательно вернёмся туда. Просто вдвоём, как тогда. Что деньги – это только средство, чтобы быть свободными и счастливыми. А потом... потом деньги стали целью. И ты... ты тоже стал другим.
– Я могу измениться, – он встал, попытался обнять её. – Давай начнем сначала? Бросим всё, уедем...
– Поздно, Миш, – она мягко отстранилась. – Я уже начала сначала. Без тебя.
Входная дверь хлопнула как выстрел. Михаил остался один в спальне, которая вдруг показалась непривычно большой и пустой. На туалетном столике остался её любимый шарф – тот самый, который он подарил на прошлое Рождество. Gucci, между прочим...
Три недели пронеслись как в тумане. Михаил пытался утопить тоску в работе, но впервые за пятнадцать лет бизнес не радовал. Цифры в отчётах расплывались, голоса на совещаниях звучали как сквозь вату.
– Михал Андреич, тут это... – его помощница Вера мялась в дверях кабинета. – Письмо от налоговой пришло.
– Что там? – он даже не поднял головы от ноутбука.
– Проверка внеплановая... – она положила конверт на стол. – И ещё... Елена Сергеевна звонила.
Он вскинул голову так резко, что хрустнула шея:
– Что сказала?
– Просила передать документы по дому в Подмосковье. Её адвокат завтра подъедет.
Дом... Их первая крупная покупка. Елена тогда выбирала обои, носилась по магазинам, создавала уют. А он... он просто оплачивал счета.
– Вера, – он потёр переносицу, – отмени все встречи на сегодня.
– Но совет директоров...
– Всё. Отмени.
Он взял телефон, нашёл номер дочери:
"Машк, ты дома? Поговорить надо".
Маша:
"Я на съёмках. Курсовую снимаем. Пап, что случилось?"
Михаил:
"Ничего. Просто... соскучился".
Дочь не ответила. Зато пришло сообщение от Елены:
"Не дави на ребёнка. Ей и так тяжело".
Михаил швырнул телефон в стену. Экран треснул, разлетелся паутиной – как их жизнь.
В дверь постучали.
– Я же сказал – никого! – рявкнул он.
– Даже для старого друга? – Серёга просунул голову в кабинет. – Слушай, тут слухи ходят... Говорят, налоговая к нам копает под тот китайский контракт.
– Какой контракт? – Михаил устало потёр виски.
– Тот самый, который ты в прошлом месяце подписал. Не глядя, между прочим.
– А что с ним?
– А то, что там двойная бухгалтерия. Если копнут глубже – всплывёт много интересного. Ты бы хоть читал, что подписываешь...
Михаил похолодел. Вот оно. Елена как в воду глядела – "лишу тебя всего". Судьба решила поучаствовать в этом процессе.
– Что делать будем? – Серёга присел на край стола.
– А что тут сделаешь? – Михаил невесело усмехнулся. – Знаешь... может, оно и к лучшему.
– Ты чего? Мы же столько лет...
– Вот именно – столько лет, – он встал, подошёл к окну. – А что в итоге? Счета в банке и пустая квартира?
Внизу проехала машина с мигалками. Наверное, уже едут...
– Серый, помнишь, как мы начинали? В гараже, на коленке бизнес-план писали?
– Ещё бы, – друг хмыкнул. – Ты тогда каждый день Ленке звонил, советовался...
– А она верила. Говорила – прорвёмся. И бутерброды нам в гараж таскала, помнишь?
– Помню... Слушай, а может...
Договорить он не успел. В кабинет влетела Вера:
– Михал Андреич! Там... приехали.
Он кивнул. Странно, но страха не было. Было... облегчение?
– Серый, – он повернулся к другу, – прикрой тут пока. Я... мне надо кое-что сделать.
Внизу уже ждала машина с мигалками. Но Михаил пошёл в другую сторону. Там, в трёх кварталах, была редакция журнала, где работала Елена.
Он шёл пешком, впервые за годы разглядывая город. Когда успели построить это здание? Когда в парке появилась новая детская площадка? Когда жизнь проскользнула мимо, пока он считал деньги?
Охранник в редакции остановил его:
– Вы к кому?
– К Елене Сергеевне. Я её...
– Миша? – она стояла у лифта. Такая красивая в светлом платье. Когда она успела постричься? – Что ты здесь делаешь?
– Лен... – он шагнул к ней. – Помнишь, ты сказала – лишишь меня всего?
– Помню, – она напряглась. – И что?
– Поздно. Я сам всё потерял. И знаешь... – он невесело усмехнулся, – это лучшее, что могло случиться.
– Что значит – потерял всё? – Елена нахмурилась, разглядывая бывшего мужа.
– Налоговая, проверки, штрафы... – он махнул рукой. – Неважно. Важно другое – я понял, что ты была права. Всё это время я гнался за призраками, считая нули на счетах, а настоящее утекало сквозь пальцы.
В редакции было шумно – щёлкали камеры, звонили телефоны, кто-то громко обсуждал новый выпуск. Обычный рабочий день. Лена стояла, прижимая к груди папку с бумагами, и смотрела на него как-то странно.
– Пойдём, – вдруг сказала она. – Тут рядом кафе есть.
Маленькая кофейня на углу пахла корицей и свежей выпечкой. Как в той, первой их квартире, когда Лена пыталась научиться печь булочки.
– Помнишь, – она улыбнулась, будто прочитав его мысли, – как я чуть не спалила кухню своими экспериментами?
– А я сказал, что это самые вкусные подгоревшие булочки в мире, – он улыбнулся в ответ. – Лен... я всё испортил, да?
Она помолчала, помешивая ложечкой кофе.
– Знаешь, Миш, я ведь не из-за денег ушла. И не из-за твоей вечной занятости – хотя это тоже было невыносимо. Я ушла, потому что мы перестали быть... настоящими. Ты превратился в функцию – добытчик, я – в красивое приложение к твоему статусу. А где были мы? Те двое, что ели мороженое на набережной?
– А сейчас? – он подался вперёд. – Сейчас они ещё живы?
За окном кафе пронеслась машина с мигалками. Елена проследила за его взглядом:
– Это за тобой?
– Наверное, – он пожал плечами. – Какая разница? Знаешь, о чём я думаю? О том, как мы с тобой познакомились. Помнишь?
– В читальном зале, – она тихо засмеялась. – Ты уронил мои конспекты, а потом...
– А потом полчаса помогал собирать листы и попутно рассказывал, какая ты красивая, – он покачал головой. – Я тогда был богаче, чем сейчас.
– Это как?
– У меня была мечта. И ты рядом. Мы были живыми, понимаешь?
В кармане завибрировал телефон. Маша:
"Пап, ты где? Тут какие-то люди приходили..."
– Дочка волнуется, – он показал экран Елене. – Знаешь, она мне глаза открыла. Сказала, что я даже не помню, куда она поступила.
– На режиссёрский, – тихо сказала Елена. – Она с детства любила твои домашние видео. Помнишь, как ты снимал наши путешествия?
– Помню... – он сглотнул комок в горле. – А потом перестал. Потому что "некогда"... Лен, я знаю – поздно что-то менять. Но я хочу, чтобы ты знала – ты не зря написала все эти статьи. Я прочитал. Каждую. И... ты права. Во всём права.
За окном снова взвыли сирены. Ближе.
– Тебе пора, – она встала.
– Да... – он тоже поднялся. – Знаешь, что забавно? Ты хотела лишить меня всего – а в итоге вернула самое главное.
– Что?
– Способность чувствовать.
Она вдруг шагнула к нему, обняла – как раньше, крепко:
– Я приду. На суд приду. И адвоката хорошего найду...
– Не надо, – он мягко отстранился. – Я сам. Всё сам. Просто... не исчезай совсем, ладно?
– Не исчезну, – она смахнула слезу. – У нас же дочь. И... знаешь, те двое с набережной – они правда ещё живы. Просто заблудились немного.
Он вышел из кафе навстречу воющим сиренам. На душе было легко – впервые за долгие годы. Потому что он наконец всё понял. Деньги, статус, власть – всё это мишура. Настоящее – оно в глазах любимой женщины, в улыбке дочери, в способности чувствовать жизнь...
Вечером того же дня Маша выложила в сеть свою курсовую работу – короткометражку о том, как важно не потерять себя в погоне за призраками успеха. А в редакцию журнала пришло письмо – впервые за пятнадцать лет написанное от руки:
"Дорогая Елена! Пишу тебе из не самого уютного места, но впервые за долгое время чувствую себя живым. Ты спрашивала – помню ли я вкус того мороженого на набережной? Помню. И теперь знаю точно – мы обязательно попробуем его снова. Когда я вернусь. Если ты позволишь..."
[КОНЕЦ]
– Мам, ты что, себе губы накачала? – Алиса оторвалась от телефона и уставилась на мать, будто видела её впервые.
Марина машинально коснулась губ, слегка припухших после процедуры контурной пластики. Она специально записалась к косметологу в другом районе, чтобы не столкнуться со знакомыми. Но дочь, конечно, заметила сразу.
– Не накачала, а немного подкорректировала, – Марина старалась говорить небрежно, хотя сердце колотилось как сумасшедшее. – В моём возрасте нужно...
– В твоём возрасте нужно вести себя нормально! – Алиса швырнула телефон на диван. – Ты что, хочешь как тётя Света? Чтобы все в школе ржали?
"В моём возрасте", – эти слова царапнули что-то внутри. Когда это она успела стать человеком "в возрасте"? Ещё вчера, кажется, сама сидела с телефоном, закатывая глаза от маминых нравоучений.
– Алис, не драматизируй, – Марина поправила волосы, недавно окрашенные в более светлый тон. – Я просто хочу выглядеть... свежее.
– Ты хочешь выглядеть как эта твоя Катька! – выплюнула Алиса. – С которой встретилась на прошлой неделе.
Марина замерла. Катя. Одноклассница, внезапно возникшая в торговом центре неделю назад. Яркая, звонкая, с небрежно уложенными волосами цвета красного дерева и в брючном костюме, который кричал о своей цене.
"Маринка! Сто лет не виделись! Офигеть, ты совсем не изменилась!"
Это "совсем не изменилась" тоже царапнуло. Потому что означало – такая же серая мышка, как в школе. Такая же незаметная. Удобная.
– Катя здесь ни при чём, – соврала Марина. – Я давно хотела...
– Давно хотела что? – раздался голос мужа.
Виктор стоял в дверях, держа портфель. Его идеально выглаженная рубашка и начищенные туфли вдруг показались Марине кричаще правильными. Такими же, как вся их жизнь последние пятнадцать лет.
– Ничего особенного, – Марина инстинктивно отступила к окну. – Просто сделала контурную пластику.
– Чего сделала? – Виктор нахмурился, вглядываясь в её лицо. – Господи, Марин, зачем? У нас ипотека, Алиске репетиторов оплачивать...
– Я из своих накоплений! – вырвалось у Марины. – Из заначки.
– Из заначки? – Виктор медленно положил портфель. – То есть у тебя есть какие-то свои деньги? О которых я не знаю?
Повисла тишина. Алиса переводила взгляд с отца на мать, забыв про телефон.
– Я... откладывала с продуктовых. Понемногу, – Марина почувствовала, как краснеет. Словно её поймали на чём-то постыдном.
– С продуктовых, – повторил Виктор. – То есть все эти годы ты...
– Все эти годы я считала каждую копейку! – Марина сама не ожидала, что повысит голос. – Выкраивала, экономила, готовила эти чёртовы котлеты, потому что фарш дешевле стейков! И что, я не имею права хоть что-то потратить на себя?
– Мам, ты чего орёшь? – Алиса поморщилась. – Пап, она реально крышей поехала. Может, к врачу её сводить?
– У меня всё в порядке с крышей! – Марина почувствовала, как дрожат руки. – Просто я... я больше не хочу быть удобной! Понимаете? У-доб-ной!
– А какой ты хочешь быть? – тихо спросил Виктор. – Неудобной? Как твоя Катя, которая через три развода прошла?
– Откуда ты...
– Алиса рассказала, – Виктор устало опустился в кресло. – Марин, ну что за детский сад? Тебе скоро сорок...
– Тридцать восемь! – выкрикнула Марина. – И это не детский сад! Это... это я.
Она выбежала из комнаты, захлопнув дверь. В ванной, глядя на своё отражение с припухшими губами и растёкшейся тушью, Марина вдруг рассмеялась. Истерически, отчаянно.
"Неудобная", – прошептала она своему отражению. И впервые за много лет ей понравилось то, что она видит в зеркале.
"Окей, гайз, сегодня разберём трендовый макияж", – голос бьюти-блогерши из телефона резал слух. Марина поморщилась, но продолжила смотреть. В тридцать восемь учиться модным словечкам у двадцатилетних – та ещё печалька, как сказала бы Алиса.
Алиса... Дочь третий день демонстративно не замечала её, общаясь через записки на холодильнике: "Ушла к Даше", "Поела", "Не буди – сама встану".
– Что за фигня у тебя на глазах? – раздалось из коридора.
Марина вздрогнула. Виктор стоял в дверях ванной, разглядывая её отражение в зеркале.
– Это называется "стрелки", – она постаралась, чтобы голос звучал уверенно. – Я записалась на курсы визажа.
– На что?
– На курсы макияжа, – Марина начала торопливо стирать неровную линию подводки. – В следующем месяце начинаются занятия.
– А деньги ты снова... "наэкономила"? – Виктор произнёс последнее слово с таким презрением, что у Марины заныло в груди.
– Вообще-то я продала свою норковую шубу, – она повернулась к мужу. – Ту, что ты подарил на тридцатипятилетие. Я её всё равно не носила – в ней я чувствовала себя тёткой с овощного рынка.
Виктор побагровел:
– Ты... что? Продала? Без спроса?
– А я должна спрашивать разрешения? – Марина почувствовала, как внутри поднимается волна злости. – Это был подарок мне. МНЕ, Витя! Или ты как в том анекдоте – даришь украшения, чтобы было что отобрать при разводе?
– При разводе? – Виктор схватился за дверной косяк. – Ты что, совсем с катушек съехала? Какой развод?
– Да никакой! – Марина швырнула косметичку в раковину. – Просто... просто дай мне право быть собой! Хоть немного!
– Собой? – Виктор горько усмехнулся. – А кем ты была эти пятнадцать лет? Роботом? Куклой?
– Удобной! – крикнула Марина. – Я была чертовски удобной женой! Готовила, стирала, гладила твои рубашки, помнила про твои носки и простату...
– Про что?! – Виктор поперхнулся.
– Про простату! Ты думаешь, я случайно подсовывала тебе тыквенные семечки и советовала меньше сидеть? Я всё просчитывала, всё планировала... А ты знаешь, какой у меня любимый цвет? Чем я хотела заниматься в двадцать лет? О чём мечтаю?
Виктор молчал, и это молчание било больнее любых слов.
– Вот именно, – прошептала Марина. – Ты привык к удобной жене. А я больше не хочу быть удобной. Я хочу быть живой.
В этот момент хлопнула входная дверь – вернулась Алиса. Они услышали, как она что-то бубнит себе под нос, гремит на кухне.
– Мам! – крикнула дочь. – Ты опять не купила нормальной еды? В холодильнике шаром покати!
Марина и Виктор переглянулись.
– Я сегодня была на пробном занятии, – тихо сказала Марина. – Не успела в магазин.
– Офигеть! – в дверях появилась Алиса. – И что мне теперь делать? Пиццу заказывать?
– Можно и пиццу, – Марина вдруг почувствовала странное облегчение. – Или научиться готовить самой. Тебе скоро восемнадцать, пора уже.
– Что?! – Алиса округлила глаза. – Пап, ты слышишь? Она совсем...
– Я совсем решила пожить для себя, – перебила Марина. – И знаете что? Это не обсуждается.
Она вышла из ванной, чувствуя, как колотится сердце. В кухне достала телефон, открыла доставку еды.
– Я заказываю пиццу, – крикнула она. – Кто какую хочет?
В квартире повисла тишина. Потом послышались шаги – Алиса подошла первой:
– Мне "Четыре сыра". И колу.
– Мне "Мясную", – донёсся голос Виктора. – И... Марин?
– Что?
– Твой любимый цвет... это фиолетовый? Я видел у тебя заставку на телефоне...
Марина улыбнулась:
– Нет, Вить. Оранжевый. Как закат над морем.
– Знаешь, у тебя талант, – сказала Зоя Николаевна, поправляя идеально уложенные седые волосы. – Редко встречаю таких увлечённых учениц.
Марина смущённо улыбнулась, разбирая кисти после занятия. За два месяца курсов она действительно увлеклась – засиживалась допоздна, отрабатывая техники, смотрела мастер-классы, экспериментировала с цветом.
– Я подумала... – Зоя помедлила. – Не хочешь поработать у меня в салоне? Сначала ассистентом, потом...
Звук падающей кисти эхом разнёсся по пустой аудитории.
– Я? – Марина нервно рассмеялась. – Но я же только учусь...
– А я уже тридцать лет в профессии и нюх на таланты имею, – отрезала Зоя. – Подумай. График гибкий, можно три дня в неделю для начала.
Марина представила, как рассказывает об этом дома. Виктор скривится: "Ты с ума сошла? Краситься за деньги?" Алиса закатит глаза: "Позорище!"
– Я... подумаю, – пробормотала она, торопливо складывая косметичку.
Домой Марина шла пешком, хотя моросил дождь. В голове крутились мысли, перед глазами стоял образ: она, в стильном чёрном костюме, колдует над лицом клиентки. Самостоятельная. Уверенная. Живая.
Телефон разразился трелью – Виктор.
– Ты где? – в голосе мужа сквозило раздражение. – Уже девять!
– Задержалась после занятий, – Марина перехватила телефон поудобнее. – Скоро буду.
– У Алиски температура тридцать восемь и пять. Ты бы могла...
– Что я могла? – перебила Марина. – Почему ты не можешь дать ей жаропонижающее? Они в аптечке, верхняя полка.
– Я не знаю, какое можно! – взорвался Виктор. – Ты всегда этим занималась!
– А теперь придётся научиться, – Марина сама удивилась твёрдости в своём голосе. – Я еду домой, но... Вить, нам надо поговорить.
Дома пахло корвалолом – похоже, Виктор накапал себе. Алиса лежала в своей комнате, закутавшись в плед.
– Мам, – позвала она слабым голосом. – Ты где была?
– На курсах, – Марина присела на край кровати, потрогала горячий лоб дочери. – Как ты?
– Паршиво, – Алиса закашлялась. – Мам... а правда, что ты хочешь работать в салоне?
Марина застыла:
– Откуда ты...
– Папа твои сообщения читал, – Алиса отвернулась к стене. – Ты переписывалась с этой... Зоей.
В комнату вошёл Виктор – встрёпанный, с красными глазами.
– Да, я читал, – он скрестил руки на груди. – И я против.
– Против чего? – Марина медленно поднялась. – Того, что я хочу работать?
– Того, что ты разрушаешь семью! – выкрикнул Виктор. – Эти твои курсы, новая внешность, теперь работа! Что дальше? Уйдёшь к молодому любовнику?
– Пап, не ори, – простонала Алиса. – Голова раскалывается...
– Давай выйдем, – процедила Марина.
В коридоре Виктор схватил её за плечи:
– Ты что творишь? У тебя крыша поехала на старости лет?
– Отпусти! – Марина вывернулась. – И хватит говорить со мной как с больной! Я просто хочу работать, а не сидеть в четырёх стенах!
– Тебе что, денег не хватает?
– Мне свободы не хватает! – закричала Марина. – Понимаешь? Свободы быть собой! Да, я хочу работать визажистом! Хочу красить людей, делать их красивыми! Хочу свои деньги, свое дело! Это преступление?
– Это блажь, – отрезал Виктор. – Сиди дома, занимайся дочерью...
– Дочери скоро восемнадцать! – Марина почувствовала, как по щекам текут слёзы. – А мне что делать? Ждать внуков? Вязать носки? Я задыхаюсь, Витя! Понимаешь? За-ды-ха-юсь!
В дверях комнаты появилась бледная Алиса:
– Хватит орать... Мам, делай что хочешь, только заткнитесь оба...
Она пошатнулась, схватилась за косяк. Марина бросилась к дочери, но та оттолкнула её руку:
– Не трогай! Ты... ты всё равно теперь другая! Чужая!
Алиса разрыдалась и захлопнула дверь. Виктор процедил:
– Довела ребёнка. Доигралась со своей свободой...
Марина молча прошла в спальню, достала дорожную сумку.
– Ты куда? – Виктор застыл в дверях.
– К подруге. На пару дней, – она запихивала вещи, не глядя. – Всем нужно остыть.
– К подруге? – Виктор горько усмехнулся. – К этой твоей Катьке-разведёнке?
– К Зое, – Марина застегнула молнию на сумке. – Она предложила пожить у неё.
– Ты... ты всё заранее спланировала? – голос мужа дрогнул.
– Нет, – Марина наконец посмотрела ему в глаза. – Я просто больше не могу быть удобной. Прости.
Сообщение от Алисы пришло в три часа ночи:
"Мам, ты спишь?"
Марина смотрела на экран телефона, лёжа на раскладном диване в гостиной Зои. Три дня превратились в неделю. Неделя грозила растянуться на месяц.
"Нет. Что случилось?"
Алиса:
"Ничего. Просто... папа какой-то странный"
Марина напряглась:
"В каком смысле?"
Алиса:
"Начал готовить. Представляешь? Вчера пытался сделать борщ. Получилась какая-то розовая бурда)))"
Марина улыбнулась сквозь слёзы. Потом пришло ещё сообщение:
"И знаешь... он спрашивал, правда ли, что твой любимый цвет оранжевый. Хотел купить тебе какую-то оранжевую фигню"
Марина:
"Какую?"
Алиса:
"Не скажу. Сам пусть скажет. Мам... ты вернёшься?"
Марина долго смотрела на эти три слова. В них была и обида, и надежда, и страх.
"Я никуда и не уходила, солнце. Просто учусь быть собой"
Алиса:
"А раньше ты кем была?"
Марина закусила губу. Как объяснить шестнадцатилетнему подростку то, чего сама не понимала все эти годы?
"Была мамой. Женой. А сейчас хочу быть ещё и собой"
Алиса:
"Это как двойная жизнь, что ли?"
Марина:
"Нет, это как... помнишь, ты рисовала акварелью? Один цвет - это красиво. Но когда добавляешь другие - картина оживает"
Алиса:
"Блин, мам, ты стала такая... философская"
Марина рассмеялась. В этот момент пришло сообщение от Виктора:
"Не спишь?"
Марина:
"Нет"
Муж:
"Можешь завтра прийти домой? Нам надо поговорить"
Марина почувствовала, как сердце пропустило удар.
"О чём?"
Муж:
"О том, что я идиот. Наверное"
***
На следующий день она стояла перед дверью собственной квартиры, не решаясь позвонить. Открыла своим ключом.
В прихожей пахло краской. На стене, где раньше висели унылые обои, расплывалось оранжевое пятно.
– Я пытался, – Виктор вышел из кухни, вытирая руки тряпкой. – Хотел сделать тебе сюрприз. Но, кажется, намудрил с колером.
– Ты... красишь стены? – Марина не верила своим глазам.
– Типа того, – он смущённо потёр затылок. – Подумал... ну, раз уж ты меняешься, может, и дому пора измениться?
– Папа два дня смотрел ролики про покраску стен! – крикнула Алиса из своей комнаты. – Представляешь? А ещё он научился варить кофе! Правда, отстой получается...
– Зато от души, – улыбнулась Марина, разглядывая неровное оранжевое пятно. – Как закат над морем...
– Марин, – Виктор сделал шаг к ней. – Я тут подумал... Может, это и правильно? Ну, что ты меняешься. Я просто... испугался, наверное. Что ты станешь другой. Чужой.
– Я не стану чужой, – она дотронулась до его щеки. – Я стану настоящей. Живой. И знаешь что? Тебе тоже можно.
– В смысле? – он настороженно посмотрел на неё.
– В смысле – быть живым. Настоящим. Неудобным.
– Мам! – из комнаты высунулась Алиса. – А можно я тоже буду... неудобной?
– Ты и так неудобная, – рассмеялась Марина. – Вся в мать!
Виктор обнял её, уткнувшись носом в макушку:
– Знаешь... а ведь и правда. Ты всегда была неудобной. Просто прятала это. А я... я, наверное, тоже устал быть удобным. Правильным. Чётким как график.
– Так давай будем неудобными вместе? – Марина подняла на него глаза. – Семьёй неудобных людей?
– Только стены перекрасьте нормально! – крикнула Алиса. – А то как в психушке!
Они расхохотались. А потом втроём до ночи красили стены, спорили о цветах, заказывали пиццу и учились быть собой. Неудобными. Живыми. Настоящими.
Когда Марина засыпала в своей кровати, телефон тихо пиликнул. Сообщение от Зои:
"Завтра жду в салоне. В десять. Не опаздывай!"
"Спасибо", – написала Марина. И добавила смайлик с оранжевым сердечком.
КОНЕЦ
— Теперь ты обязан на мне жениться, — Вика произнесла это буднично, будто заказывала кофе.
Она сидела в его машине, закинув ногу на ногу, и спокойно красила губы, глядя в зеркальце.
Максим поперхнулся кофе, который как раз отхлебнул из стаканчика. Часы на приборной панели показывали 8:15 — через пятнадцать минут у него важная встреча с инвесторами.
— Ты чего несёшь? — он попытался рассмеяться, но вышло хрипло.
— То, что слышишь, — Вика захлопнула зеркальце. — Или я сегодня же звоню твоей жене и рассказываю, как мы провели последние три месяца. От и до. С пикантными подробностями.
Максим почувствовал, как по спине потёк холодный пот. В голове пронеслось: "Вот ты и доигрался, кобель".
— Слушай, — он потёр виски, — давай не будем горячиться. Если тебе нужны деньги...
— Деньги? — Вика рассмеялась, и в её смехе прозвучало что-то металлическое. — Ты реально думаешь, что я из-за денег? Мне нужен статус, милый. Кольцо на пальце. Штамп в паспорте. Я устала быть любовницей.
— Но у меня семья! Сын! Ты же знала...
— А у меня что? — её глаза сузились. — Думаешь, мне нравится быть той, которую прячут по углам? Строить из себя секретаршу перед твоими партнёрами? К чёрту! Либо свадьба, либо я взрываю твою идеальную жизнь. Решай.
Телефон в кармане завибрировал. Максим достал его — сообщение от сына:
"Пап, ты обещал сегодня прийти на мой матч".
Чёрт. Он совсем забыл.
— Дай мне время подумать, — пробормотал он.
— До вечера, — Вика открыла дверь. — И не вздумай включить дурака и пропасть. У меня есть наши фотки, переписки... Много чего интересного.
Она выпорхнула из машины, цокая каблуками по асфальту. Максим смотрел ей вслед и чувствовал, как его жизнь рассыпается на куски.
— Пап, ты видел, как я забил? — Димка светился от радости, перепрыгивая через две ступеньки.
— Конечно, сынок, — соврал Максим. Он появился только к концу матча, проведя первый тайм на нервном совещании с юристами.
— Врёшь ведь, — буркнул сын, мгновенно погаснув. — Ты вообще только в телефоне сидел.
— Дим...
— И кто такая Вика?
Максим споткнулся на ровном месте.
— Что?
— Я видел сообщения на твоём телефоне, когда брал его поиграть. "Скучаю", "Хочу тебя увидеть"... — Димка смотрел исподлобья. — Ты маму больше не любишь?
Земля уходила из-под ног. "Господи, дай мне сил", — подумал Максим.
— Сынок, это не то, что ты...
— Не надо! — Димка отшатнулся. — Ты такой же, как отец Кольки! Он тоже врал, а потом ушёл к другой тётке!
Он рванул вверх по лестнице. Максим остался стоять, чувствуя себя последней сволочью.
Дома пахло пирогами. Анна возилась на кухне, что-то напевая. Двадцать лет вместе, а она всё такая же красивая. Только морщинки в уголках глаз появились — от смеха, говорит она. От переживаний, знает он.
— Явился? — она улыбнулась, вытирая руки о фартук. — Как матч?
— Продули, — соврал Максим, не глядя ей в глаза.
— Димка, наверное, расстроился...
— Ань, — он неожиданно для себя взял её за руки. — Ты знаешь, что я тебя люблю?
Она замерла, внимательно глядя на него.
— Знаю. Только вот любят не словами, Макс. Любят поступками.
В кармане снова завибрировал телефон. Сообщение от Вики:
"Время идёт. Жду ответа".
Максим закрыл глаза. В голове крутилось только одно: "Что же я наделал..."
***
Весь следующий день Максим провёл как в тумане. В офисе валились из рук бумаги, в голове крутились обрывки вчерашних разговоров.
— У вас всё нормально, Максим Андреевич? — участливо спросила секретарша Лидия Петровна, когда он третий раз подряд не смог попасть ключом в замочную скважину своего кабинета.
— Да-да, — пробормотал он. — Просто устал.
"Врать стало так привычно", — с горечью подумал Максим.
Телефон разрывался от сообщений Вики. "Я жду", "Тик-так", "Время не резиновое". К обеду он не выдержал и набрал её номер.
— Давай встретимся. Поговорим.
— О, проснулся? — В её голосе сквозила издёвка. — "Гнездо" через час. Не опаздывай.
"Гнездо" — пафосный ресторан в центре. Их любимое место. Было.
Вика уже ждала его за столиком, потягивая мартини. Чёрное облегающее платье, красная помада, хищный взгляд. Когда-то это сводило его с ума. Сейчас вызывало только тошноту.
— Я могу дать тебе денег, — сразу начал он. — Много. Квартиру. Машину...
— Боже, какой ты предсказуемый, — она поморщилась. — Все вы, мужики, думаете, что можно откупиться.
— Тогда чего ты хочешь?
— Я же сказала — тебя. — Она подалась вперёд. — Неужели не понимаешь? Я влюбилась, дурак. По-настоящему.
Максим молчал, разглядывая янтарные разводы в своём бокале.
— Три дня, — вдруг сказала Вика. — Даю тебе три дня, чтобы решить, как объявить жене. Иначе я сделаю это сама.
— Ты не посмеешь...
— Спорим? — Она достала телефон. — Номер Анны у меня есть. Может, прямо сейчас позвонить?
— Не надо! — Он схватил её за руку. Несколько посетителей обернулись.
— Тогда не зли меня. — Вика выдернула руку. — Три дня, милый. Время пошло.
***
Дома Димка заперся в своей комнате. На стук не отвечал.
— Что с ним? — спросила Анна. — Второй день сам не свой.
— Переходный возраст, — буркнул Максим, падая на диван.
— А с тобой что? — Она присела рядом. — Ты какой-то... другой стал.
— Устаю просто. Проект сложный...
— Врёшь, — тихо сказала она.
Максим вздрогнул:
— Что?
— Врёшь, — повторила Анна. — Я же вижу. Чувствую. Что происходит, Макс?
Он смотрел в её глаза — карие, родные, полные тревоги — и не мог произнести ни слова. Ком в горле мешал дышать.
— Ничего, — наконец выдавил он. — Правда, устаю просто.
Анна помолчала, потом встала:
— Знаешь, что самое страшное? Не сама ложь. А то, что ты считаешь меня дурой, которая в неё поверит.
Она ушла на кухню. Максим слышал, как она гремит посудой — громче обычного. Злится.
Телефон тихо звякнул. Сообщение от Вики: "Два дня и восемнадцать часов. Тик-так".
— Видел тут твою тёлку, пап, — вдруг сказал Димка за завтраком.
Максим поперхнулся кофе. Анна застыла с тостом в руке.
— Какую тёлку? — спросил он, пытаясь говорить ровно.
— Которая тебе пишет. Вика. Она к офису твоему приходила. Я после тренировки мимо шёл.
— Дим, я не понимаю...
— Хватит врать! — Димка грохнул кулаком по столу. — Я всё знаю! Видел ваши сообщения! Видел, как ты с ней обнимался у машины!
— Что? — голос Анны звенел как струна.
— Сынок, ты ошибаешься... — начал Максим.
— Я тебя ненавижу! — выкрикнул Димка и выбежал из кухни.
Звонкая пощёчина обожгла щёку. Анна стояла перед ним — бледная, с пятнами румянца на скулах.
— Это правда? — прошептала она.
Максим молчал. Что тут скажешь?
— Я спрашиваю — это правда?!
Телефон в кармане завибрировал. Будто в насмешку.
— Значит, правда, — Анна медленно опустилась на стул. — Всё правда.
Её пальцы с такой силой вцепились в чашку с недопитым кофе, что побелели костяшки. Максим шагнул к ней:
— Ань...
— Не подходи! — она выставила руку. — Просто... скажи, давно?
— Три месяца, — прошептал он.
— Три месяца, — эхом отозвалась она. — А я-то думала, почему ты вдруг в спортзал начал ходить. Духами новыми пахнуть... Дура.
— Это ошибка была. Я исправлю...
— Исправишь? — Анна горько рассмеялась. — Как, интересно? Может, память мне сотрёшь? Или сыну нашему, который теперь отца ненавидит?
В этот момент телефон снова завибрировал. Вика.
— Ответь, — вдруг сказала Анна. — Давай, ответь при мне. Я хочу слышать.
Максим медленно достал телефон. Включил громкую связь.
— Милый, — промурлыкал голос Вики. — Я тут подумала, зачем тянуть? Давай сегодня всё решим. Я еду к вам.
— Что?! — выдохнул он. — Не смей!
— Поздно, я уже в пути. Представляешь, как будет драматично? Прямо как в кино! — В её голосе звучало злорадное веселье. — Познакомлюсь наконец с твоей женушкой...
— Не утруждайся, — ледяным тоном произнесла Анна. — Я тебя уже видела. У офиса мужа. И в "Гнезде" вчера. Следила за вами.
В трубке повисла тишина.
— О, так даже интереснее, — наконец отозвалась Вика. — Значит, ты всё знаешь? И что думаешь делать? Отпустишь его ко мне?
— Вика, прекрати! — рявкнул Максим.
— Заткнись! — одновременно крикнули обе женщины.
— Знаешь что? — вдруг спокойно сказала Анна. — Приезжай. Поговорим. Втроём.
— Что ты делаешь? — прошептал Максим.
Анна посмотрела на него так, что он отшатнулся:
— То, что должна была сделать сразу. Хватит прятаться.
— Буду через полчаса, — сообщила Вика и отключилась.
В доме повисла гробовая тишина. Только часы тикали на стене — громко, как метроном.
— Дим! — вдруг крикнула Анна. — Собирайся, поедешь к бабушке!
— Никуда я не поеду! — донеслось из комнаты.
— Это не обсуждается! — В её голосе появились стальные нотки. — Быстро!
Через десять минут такси увезло угрюмого Димку. Анна вернулась в дом, налила себе коньяка. Залпом выпила.
— Ань, давай я с ней сам...
— Нет уж, — отрезала она. — Хватит. Насмотрелась я на твои "сам". Сядь и молчи.
Звонок в дверь раздался ровно через двадцать минут. На пороге стояла Вика — красивая, уверенная, с вызывающей улыбкой на накрашенных губах.
— Добрый день, — пропела она. — Можно войти?
Анна молча отступила в сторону. Вика процокала каблуками в гостиную, огляделась:
— Мило тут у вас. Уютненько.
— Присядь, — спокойно предложила Анна. — Поговорим.
Вика грациозно опустилась в кресло. Закинула ногу на ногу. Достала сигарету:
— Можно?
— Нельзя, — отрезала Анна. — У нас не курят.
— А я закурю, — Вика щёлкнула зажигалкой. — В конце концов, скоро это будет и мой дом тоже.
Максим застонал. Всё шло не так. Совсем не так.
— С чего ты взяла? — поинтересовалась Анна.
— С того, что твой муж женится на мне, — выдохнула дым Вика. — Правда, милый?
— Нет, — вдруг твёрдо сказал Максим.
Обе женщины уставились на него.
— Что значит "нет"? — прошипела Вика. — Мы же договорились...
— Нет, — повторил он, вставая. — Я не женюсь на тебе. Можешь рассказывать что хочешь, кому хочешь. Показывать фотки. Писать в соцсети. Мне плевать.
— Ты... ты не посмеешь! — Вика вскочила. — Я тебя уничтожу!
— Уничтожай, — он пожал плечами. — Хуже, чем я сам всё уничтожил, уже не будет.
— Да ты... да я... — Вика задыхалась от ярости. Красивое лицо исказилось, стало почти уродливым. — Ты пожалеешь!
Она выхватила телефон, пальцы забегали по экрану.
— Что ты делаешь? — напрягся Максим.
— Отправляю наши фотки в рабочую группу. Всем твоим партнёрам. Клиентам. Пусть знают, какой ты... — она осеклась.
Анна молча протянула руку и забрала у неё телефон.
— Эй! — возмутилась Вика. — Отдай немедленно!
— Знаешь, — задумчиво произнесла Анна, разглядывая экран, — я ведь придумала тысячу способов отомстить. Представляла, как выцарапаю тебе глаза. Как опозорю перед всеми. Как уничтожу твою жизнь, как ты уничтожила мою.
Она помолчала.
— А теперь смотрю на тебя и... жалко стало.
— Жалко?! — взвизгнула Вика. — Меня?!
— Ты ведь правда думала, что он бросит семью? Детскую мечту о принце воплощала? — Анна грустно улыбнулась. — Только принц оказался... так себе.
Максим дёрнулся, но промолчал.
— Да пошли вы! — Вика схватила сумку. — Подавитесь своим грёбаным счастьем! Телефон верни!
— Держи, — Анна протянула ей мобильный. — Только учти: если хоть одна фотка где-то всплывёт, я подам на тебя в суд. За шантаж есть статья. И записи наших разговоров есть.
Вика замерла с телефоном в руке.
— Врёшь...
— Проверь, — пожала плечами Анна. — Рискни.
Они смотрели друг другу в глаза несколько секунд. Потом Вика резко развернулась и выбежала из дома. Хлопнула входная дверь. Взревел мотор машины.
В гостиной повисла тишина.
— Ань... — начал Максим.
— Не надо, — она подняла руку. — Просто... уйди сегодня, ладно? Мне нужно подумать.
— О чём?
— О нас. О тебе. Обо всём.
Она отвернулась к окну. Плечи её мелко дрожали.
— Я люблю тебя, — тихо сказал он.
— Знаешь, что самое паршивое? — глухо отозвалась она. — Я тебя тоже. Поэтому и больно так.
Прошла неделя. Максим жил в гостинице, приходил в пустой офис, подолгу сидел на детской площадке, глядя на качели. Телефон молчал.
А потом пришло сообщение от Анны:
"Приходи. Поговорим."
Он примчался через двадцать минут. Димка открыл дверь, буркнул: "Привет" и ушёл в свою комнату. Уже лучше, чем "ненавижу".
Анна ждала на кухне. Перед ней стояли две чашки кофе.
— Садись, — она кивнула на стул. — Я много думала.
Максим сел, боясь пошевелиться.
— Мы двадцать лет вместе, — медленно начала она. — Двадцать лет... Это не выбросишь просто так. И Димка... Он хорохорится, но скучает.
Она отпила кофе.
— Я не прощаю тебя. Пока не могу. Но... давай попробуем всё исправить?
— Как?
— День за днём. Шаг за шагом. С психологом, может быть. Только... — Она впервые посмотрела ему в глаза. — Второго шанса не будет. Никогда.
— Я понимаю, — прошептал он.
— И ещё. Любовь — это не только чувство. Это выбор. Каждый день выбор. Ты меня понимаешь?
Он кивнул. В горле стоял ком.
— Тогда... возвращайся домой. Диван в гостиной свободен.
Это было больше, чем он смел надеяться.
— Спасибо, — выдохнул он.
— Не мне, — покачала головой Анна. — Нашим двадцати годам спасибо. Димке. Любви, в конце концов. Она, зараза, живучая оказалась.
В её глазах блеснули слёзы. Максим потянулся было обнять её, но остановился. Рано. Всему своё время.
За окном шёл дождь. Мелкий, осенний. Очищающий.
КОНЕЦ