Дверь
Автор: adamtots
Оригинал: The Door : r/adamtots (reddit.com)
Группа переводчика: https://vk.com/art_studio_comics
Автор: adamtots
Оригинал: The Door : r/adamtots (reddit.com)
Группа переводчика: https://vk.com/art_studio_comics
Для любителей слушать 🎧
https://youtu.be/SVUoT2x0bpU
Моя бабушка — дитя войны. Она родилась за два года до начала Великой отечественной и стойко перенесла все невзгоды того тяжелейшего времени. В том числе и блокаду Ленинграда, в которой от голода погибли её родители. Бабушка плохо помнит эту часть своей жизни, но, со слов военных, её нашли в её же запертой квартире: маленькую еле дышащую девочку и два сгнивших трупа — маму и папу. После войны бабулю удочерила добрая женщина — моя прабабушка — и её муж-ветеран боевых действий — мой прадедушка. Они дали девочке хорошее образование и правильное воспитание. А со временем она встретила дедушку и завела уже свою семью. Так у них появилась сначала одна озорная девчонка — моя мама, а у той ещё одна — я. В детстве я часто проводила время в гостях у бабушки с дедушкой и очень радовалась, когда удавалось остаться у стариков с ночёвкой. Бабуля всегда рассказывала жутко интересные истории, а дедуля постоянно придумывал разные смешные игры — говорил, что «у него детства не было, поэтому он решил стать ребёнком уже на пенсии». Правда, на истории моих одноклассников о том, как бабушки всё время пытаются накормить их пирожками до отвала, я лишь крутила пальцем у виска. Моя бабуля всегда готовила ровно столько еды, сколько нужно и никогда не предлагала добавки. А за баловство за столом могла накричать или даже выпороть — собственно, это были единственные разы, когда я видела бабушку в гневе. Мама говорила, что бабушка так переживает трагические события своего детства и голод, который сгубил её родителей. Я не спорила и не обижалась. Знала, что наесться от пуза смогу и дома, а в гости мы ходим, чтобы общаться. Никакой ругани на этой почве никогда не было, и другие родственники тоже относились с пониманием. Со временем мама скопила денег и решила переехать в Подмосковье, потому что она всегда мечтала жить в загородном доме. А я к тому времени уже выросла и переехала жить в Москву, чтобы поступить в Университет. В гости к бабушке с дедушкой мы начали ходить сначала раз в полгода, потом раз в год, а потом и перестали вовсе. Не до этого было, всё дела, да работа. Моё общение с бабулей свелось к редким перепискам в «Вайбере»: я спрашивала у неё как здоровье, не чудит ли дед, и как она относится к новому телешоу с Андреем Малаховым. Бабуля охотно отвечала и всё время звала в гости — а я всё время отказывалась. То новый работник завалит очередную задачу, то у ребёнка в саду утренник, то ещё какая напасть. Одним словом — некогда. Уже потом от мамы я узнала, что у бабули с дедом стало совсем плохо со здоровьем. Дедушку после двух инсультов приковало к постели, а у бабушки начала прогрессировать деменция. Со слов мамы, они не хотели беспокоить меня «неприятными новостями», поэтому в переписке бабуля всегда делала вид, что всё в порядке. Когда ситуация со здоровьем совсем обострилась, мама наняла им сиделку, которая ухаживала за дедом и следила за состоянием бабушки — и при этом брала за свою работу совсем небольшие деньги. После этого я стала звонить бабушке каждый день и начала оплачивать сиделку со своей зарплаты. Бабуля благодарила, но всё время отмахивалась — мол, ерунда это. Войну пережили, и эти болячки переживём. Я не спорила, но просила сообщить сразу, как нужно будет приехать или случиться что-то серьёзное. И очень скоро такая ситуация приключилась. Маме позвонила сиделка бабушки и сказала, что увольняется. У неё погиб кто-то из родственников, и ей нужно было возвращаться в родной Екатеринбург, поддерживать семью. Она много извинялась, что уходит вот так неожиданно, но пообещала оставить для новой сиделки подробнейшие указания к работе и полный список необходимых лекарств. Мама, конечно, жутко расстроилась — найти такую порядочную сиделку и за такие смешные деньги в Петербурге было можно, но на это нужно было время. А времени жутко не хватает, когда в квартире один старик прикован к постели, а второй то и дело забывает, как сходить в туалет. Сначала мама сама порывалась поехать к бабушке с дедом, но я успела перехватить инициативу. Во-первых, очень хотелось сделать для них что-то полезное. Во-вторых, ужасно мучила совесть за прошедшие годы, когда я не уделяла своим старичкам нужного внимания. *** Уже через два дня я с небольшим чемоданом вещей заехала в просторную «сталинку», где обитали мои дедушка с бабушкой. И первое, что резануло мне по сердцу ножом — то, насколько плохо они выглядят. Дедушка, лишь бледная тень прошлого себя, не вставал с постели, практически не говорил и целый день бездумно смотрел в потолок. А бабуля страшно исхудала и напоминала скорее скелет, обтянутый кожей, чем ту обаятельную старушку, которую я помнила с детства. Впрочем, не всё было так ужасно — зрение её ещё не подводило, а здоровые белые зубы были как у двадцатилетней студентки. Пообщаться с дедом у меня так и не получилось, а вот бабушка очень активно поддерживала любой разговор. Да, она иногда называла меня чужим именем и периодически теряла нить диалога, но на все вопросы отвечала бойко и даже хвасталась тем, как хорошо помнит стихи российских классиков. Обустроившись, я попросила у бабули дать мне ту записку, которую написала их прошлая сиделка для своей сменщицы. Ту, в которой описаны все ритуалы по уходу и полный перечень лекарств. Бабушка дрожащими руками протянула мне мятый тетрадный листочек в клеточку, на котором аккуратным почерком был выведен список из двенадцати позиций. Первые восемь мест в списке занимали название лекарств, которые принимали мои старички, и необходимые дозировки. А оставшиеся четыре — особенности поведения бабушки и дедушки, на которые стоит обращать внимание: вроде того, что бабушке нельзя твёрдого мяса, даже если она капризничает и очень просит, или того, что дедушке нужно помогать переворачиваться каждые несколько часов, чтобы не было пролежней. Однако моё внимание особенно привлёк последний, двенадцатый пункт, который гласил: «Закрывать дверь комнаты на ключ и не выходить ночью». — Бабу-уль? — Протяжно спрашивала я у бабушки. — А что за странный пункт про дверь и ночные походы? Бабушка лишь неуверенно пожала плечами. — Бабуль. — Продолжала я. — Прошлая сиделка закрывала тебя по ночам в комнате? — Н-нет. Не припомню. — Неуверенно говорила бабушка. — Хорошая она была женщина. Честная. Я тихо хмыкнула и сложила листочек со списком в четыре раза. Перед приездом сюда я много читала про деменцию в интернете и знала, что она может выступать катализатором лунатизма. Видимо, прошлая сиделка закрывала к бабушке дверь, чтобы та не слонялась по квартире ночью. Впрочем, со всем обилием забот, которые свалились на меня, к вечеру я уже успела забыть о двенадцатом пункте. Около девяти я проверила дедушку и пожелала ему спокойной ночи, а потом помогла бабуле подготовиться ко сну. Через полчаса я и сама лежала в кровати, а отключилась за какие-то доли секунды с того момент, как голова коснулась подушки. *** Меня разбудил странный хруст. Неприятный звук, словно кто-то пытается расколоть огромную глыбу льда крохотным молоточком. Удар за ударом. Следом за хрустом послышались тяжёлые шаркающие шаги по линолеуму в коридоре. Я открыла глаза и посмотрела на экран смартфона — четыре часа утра. Я медленно встала с кровати и накинула на себя халат. Всё это время мерзкий хруст продолжался, теперь он больше напоминал мне звук, с которым переламывается ветка дерева. Я включила на телефоне фонарик и аккуратно отворила дверь в коридор, стараясь не издавать лишних звуков. Посветила фонариком в открывшееся пространство — никого. Видимо, хруст шёл с кухни. Вооружившись тяжёлым резиновым тапочком на манер молотка, я начала медленно двигаться по длинному тёмному коридору. С каждым моим шагом хруст становился всё громче. Я прошла мимо комнаты дедушки и заглянула внутрь — дедуля спал, негромко похрапывая. Следом я прошла мимо комнаты бабушки — дверь была слегка прикотрыта, а внутри никого не оказалось. Я тихонечко выдохнула и хлопнула себя по лбу за то, что забыла о двенадцатом пункте. И дальше, уже намного увереннее, пошла на кухню. Только я переступила порог комнаты, как всё моё тело пробила мелкая дрожь. Фонарик телефона освещал странную и одновременно ужасно неприятную картину. Моя бабуля в одной ночной рубашке стояла в углу кухни и держала в своих тонких старческих руках сырую куриную грудку — ту, что я днём положила размораживаться в холодильник. Бабушко нечленораздельно мычала и каждые несколько секунд впивалась зубами в холодное мясо птицы. Когда её зубы натыкались на очередную кость, бабушка резким движением вырывала её из тушки курицы, ломала сильными пальцами и начинала жевать, словно собака, обгладывающая свою добычу. Зубы перемалывали куриные кости с отвратительным хрустом — тем самым, что разбудил меня среди ночи. Я осторожно посветила на бабушку фонариком и попыталась позвать. — Бабуль… — Голос дрожал от страха. — Бабуль, это я. Просыпайся. Ты ночью забрела на кухню… Голова бабушки медленно и со скрипом повернулась в мою сторону. Я выронила телефон от испуга. Глаза бабули закатились наверх так высоко, что я видела только покрасневшие от выступающих сосудов белки. Словно два круглых мячика для пинг-понга, они смотрели одновременно и на меня, и в никуда. Рот бабушки был красным от куриной крови, а с губы свисал ошмёток розоватой куриной кожи. Бабушка явно не понимала, где находится и что делает. Я попыталась взять себя в руки и быстро подняла с пола телефон с фонариком. — Бабуль… — Всё также неуверенно продолжала я. — Ба, проснись. Ты бродишь во все. Тебе нужно проснуться. Вдруг, куриная грудка с оглушительным грохотом обрушилась на кухонный пол. Бабушка, поскрипывая суставами, до конца повернулась в мою сторону и начала медленно шагать навстречу. Я от неожиданности попятилась. — Бабуль! — Я начала переходить на крик. — Просыпайся! Сейчас четыре утра, ты на кухне! С каждым шагом бабушка всё больше ускорялась. Подойдя совсем близко она начала неразборчиво мычать и бросилась на меня, словно кошка, которая пытается поймать и выпотрошить мышь одним движением. Я резко отпрыгнула назад и побежала в сторону своей комнаты.
За спиной я слышала быстрый топот бабулиных ног и хруст перемалывающихся о зубы куриных костей. Я быстро забежала в комнату и захлопнула за собой дверь, навалившись на неё всем телом. Пот ровными струйками бежал по лицу, сердце бешено колотилось. А в коридоре всё ещё слышалось нечленораздельное мычание и мерзкий хруст. Я закрыла дверь комнаты на ключ и быстро подошла к тумбочке, на которой лежал сложенный в четыре раза листок со списком. Я развернула его и быстро прошлась глазами до последнего пункта. №12. «Закрывать дверь комнаты на ключ и не выходить ночью». Я трижды перечитала эту строчку и только тогда сложила листок обратно. Мысли путались. Неужели бабуля устраивает такое каждую ночь? Неужели прошлая сиделка знала об этом и никому не говорила? И не поэтому ли она уволилась? Остаток ночи я просидела на стуле в комнате, всё ещё сжимая тяжёлый резиновый тапок в руке. Около десяти минут в коридоре слышалось мычание и хруст, а потом стал слышен тяжёлый топот ног, идущих в сторону бабушкиной комнаты. Ещё через полчаса она негромко захрапела. А я так и не смогла уснуть. *** Когда наступило утро, я отворила дверь и осторожно вышла в коридор, чтобы проведать бабушку. Далеко идти не пришлось — старушка, широко улыбаясь мне, стояла на выходе из своей комнаты и махала рукой. — Доброе утро, внучка! Как спалось? — Н-не очень. — Тихо произнесла я. — А тебе? Что-то снилось? — Э-эх, спала, как убитая. — Жизнерадостно протянула бабушка. — Будешь смеяться, но мне снилась жареная курочка. Вот и проснулась жуть какая голодная! Я недоверчиво оглядела бабушку с ног до головы. Ни красных губ, ни следов сырого куриного мяса на зубах. Абсолютно нормальная старушка. Я вернулась в свою комнату и позвонила маме, чтобы в подробностях пересказать ей события прошлой ночи. С того конца провода послышалось оханье и аханье, а после этого объяснение, которого я и ожидала — деменция. Клетки бабулиного мозга отмирают, и она начинает совершать странные поступки, диктуемые не разумом, а инстинктами. С того дня я ни разу не забывала о двенадцатом пункте. Кроме одного случая. *** Следующие пару недель я провела дома у бабушки и дедушки. Новую сиделку пока не искала — хотелось немного побыть около своих стариков после стольких лет отсутствия. Перед сном закрывала себя в комнате на ключ, а из холодильника убирала всё, обо что бабушка сможет повредить зубы. И частенько по ночам слышала, как старушка тяжело топает по полу в кухне — сначала это пугало и угнетало, а потом я привыкла. Причём наутро бабуля всегда была свежей, похорошевшей и совершенно не помнящей о своих ночных похождениях. Так мы жили в тишине и спокойствии, пока болезнь окончательно не победила дедушку, и он не ушёл в мир иной. Без боли и криков. Просто лёг спать, а наутро не проснулся. Бабушка и дедушка были верующими, и всегда старались соблюдать традиции и чтить ритуалы. Поэтому бабуля настояла, что нам с ней нужно провести ночь около гроба с дедулей — иначе он «встанет со смертного одра и не найдёт дорогу в рай». Мама же в это время сидела с моими детьми и обещала приехать только к самим похоронам. Поэтому нести вахту около гроба с дедушкой предстояло мне с бабушкой — перспектива не из приятных, но и деваться было некуда. Зная, что бабуля бродит по ночам, я пыталась поговорить с ней, чтобы избежать очередного «инцидента». Но старушка была непреклонна — говорила, что не сомкнёт глаз всю ночь и будет пить крепкий кофе, чтобы ненароком не уснуть. На том и порешили. Я заварила ей чашечку бодрящего напитка, и мы устроились на старых деревянных стулья по обе стороны от гроба с дедушкой. Дед был одет в строгий чёрный костюм, а на его лице было столько пудры, что он выглядел лет на двадцать моложе. И был совершенно не похож на себя. Мы сидели молча, не плакали. Дедушка был хорошим человеком, и ушёл из этой жизни, не сделав никому зла — поэтому нам казалось неправильным лить слёзы. Смешливый и непоседливый, он бы этого не оценил. Я пристально следила за бабушкой и её поведением, но старушка не обманула — кофе действовал, и она даже не пыталась закрывать глаза. Несколько раз она отходила в туалет, но в остальном всё было тихо и спокойно. Вдруг раздался звонок — надрывался мой смартфон. Оказалось, что звонят из ритуального агентства, они хотели обсудить новые детали завтрашней церемонии. Совсем молодой, судя по голосу, парень много извинялся за то, что позвонил так поздно, но уверял, что дело неотложное. Я прикрыла трубку рукой и ещё раз внимательно оглядела бабушку — она лишь махнула рукой и сказал, что всё будет в порядке. Иди, мол, а я побуду здесь с ним. Я отошла в свою комнату и добрых сорок минут проговорила с парнем из ритуального агентства. Он задавал очень много вопросов, постоянно путался в показаниях — видимо, работал там совсем недавно — и всё время предлагал какие-то новые услуги для церемонии погребения. Естественно, недешёвые услуги. Когда мне удалось обговорить все детали и, наконец-то, отшить его, я вернулась в гостиную, где оставила бабушку с дедушкой. И, уже во второй раз за прошедшие недели, с грохотом уронила телефон на пол. Стулья, на которых стоял гроб, были сломаны, а сам гроб, накренившись, стоял на полу. Тело дедушки в неестественной позе лежало рядом, а на нём, словно стервятник на своей добыче, сидела бабушка, влажно причмокивая. Я подняла телефон и медленно, шаг за шагом, обошла комнату сбоку. Бабушка с закатанными глазами держала деда за ворот рубашки и хищными движениями впивалась зубами в его лицо. Я вскрикнула — дедушкину щёку «украшала» зияющая дыра, сквозь которую было видно его челюсть и дёсны. Ошмёток кожи, весь в пудре, свисал из бабушкиного рта, как в прошлый раз это было с куриной кожей. Она мычала, словно дикий зверь, которого пытаются отвлечь от желанной трапезы. Сердце бешено колотилось, но нужно было что-то делать. Я подошла к бабушке и попыталась потрясти её за плечо, чтобы привести в чувство. В ответ ко мне со скрипом повернулась голова с невидящими глазами, изо рта которой пахло падалью. Я отдёрнула руку, но поздно. Слишком поздно. *** Дедушку похоронили в закрытом гробу. Я не знала, как сказать остальным членам семьи о случившемся, поэтому свалила всё на ритуальную компанию и их ошибку. Они не сказали ни слова против — я доплатила приличную сумму за молчание. Бабушка при этом, как обычно, ничего не помнила о своей «выходке» и вместе с моей мамой весь день сетовала на «тупых похоронщиков, которые всё испортили». Я же все похороны проходила в плотных кожаных перчатках, которые скрывали нехватку безымянного пальца и мизинца — тех пальцев, которые ночью стали трофеем бабушкиной челюсти. Спустя два дня я поговорила с мамой о случившемся, и мы решили перевезти бабушку в специализированное учреждение, где о ней будут заботиться должным образом. При всей моей любви к этой бойкой старушке, я больше не могла смотреть на неё, как раньше. Бабушка восприняла эту новость очень спокойно. Болезнь потихоньку прогрессировала, и она всё хуже понимала, кто мы и чего от неё хотим. Поэтому переезд прошёл без боя, а новая жилплощадь ей даже понравилась. Санитаров же я отдельно и очень подробно проинструктировала, объяснив, чего можно ждать от бабули по ночам. С тех пор я спокойна за бабулю, и с тех пор я почти не сплю по ночам. Иногда я думаю о том, как бабушке удалось пережить голод, который сгубил её родителей во время блокады. А иногда не могу спать из-за ужасных фантомных болей в потерянных пальцах. И стоит мне сомкнуть глаза, как я слышу этот мерзкий хруст куриных костей. *** Я пишу эту историю, чтобы наконец-то поделиться с окружающими теми эмоциями и воспоминаниями, которые не дают мне покоя. Я уже давно вернулась домой в Москву и теперь стараюсь, как можно больше времени проводить с семьёй. Даже сейчас, когда я пишу эти строки, вокруг скачет мой младший сын. Такой маленький. Такой смешной. Такой аппетитный.
Сегодня случилось невероятное. Моя девушка после часового рассказа о своей подружке и ее новых туфлях-трусах и парне, посмотрела на мое измученное лицо и произнесла: "Кажется, я тебя заебала. Схожу-ка я на хуй". Встала и ушла смотреть свой сериал.
Сжиженно у кого-то в вк
Охотники за привидениями! Все серии и только ради бунта баянов на пикабу!
История, услышанная от попутчика в поезде
По образованию я филолог, полжизни отдал институту и никогда бы не подумал, что всё потеряю. Не буду томить тебя подробностями моего краха, это очень грустно и совсем неинтересно. Скажу так: с кафедры меня выперли по надуманной причине.
В сторожа заделался не сразу, сначала подрабатывал простым учителем, потом репетитором, но ни с тем, ни с другим не справился, видно, возраст уже не позволяет терпеть детские выходки.
Специально искал вахту, лишь бы подальше от города и на большой срок. О деньгах не беспокоился, их у меня скопилось прилично. Всё дело было в душе, день ото дня она разрывалась на части, горячими всплесками разбрызгивала внутри меня тоску. Я ставил себе цели на день, но ничего не выполнял. Впадал в апатию из-за чувства вины от безделья, и в этой апатии ленился ещё больше. На помощь пришла соседка, сказала, что может помочь устроиться сторожем на старую ферму. Свела меня с каким-то мутным мужиком, по выражению лица и по стилю в одежде похожим на типичного «братка» из девяностых. Этот рудимент владел ЧОПом.
К началу октября меня привезли на место работы. КПП, ответственность за которое целиком и полностью ложилась на мои плечи, состояло из ворот и сторожки, похожей на тепловоз без колёс. График — сутки через двое. Сменяю человека в полдень, часа в четыре приезжает трактор, открываю ему ворота, пропускаю, закрываю, к вечеру приезжает комбайн, повторяю тот же алгоритм.
Прошлый сторож, на смену которому я пришёл, по словам начальника «куда-то подевался». Но меня, идиота, это совсем не смутило, всё-таки тут работал ещё один человек, да и это жуткое «подевался» я расценил как «запил и не вышел на работу», а не «пропал без вести».
По назначению на ферме использовались только гаражи. Колхоза здесь не было уже лет как тридцать. Обстановка вокруг была, мягко сказать, очень угнетающая. Одной стороной территория фермы прилегала к лесу, с трёх других была окружена полями.
Первое время я не высовывался из сторожки. Там были все удобства, от биотуалета до телевизора с двадцатью каналами. Но потом скука силком вытащила меня на улицу. Я, нарушая устав добропорядочного сторожа, бывало, отходил от фермы метров на двести и бродил по сухому жнивью под серым осенним небом. Снимал со спины поцарапанную двустволку, выданную начальством, представлял себя охотником, шпионом на месте посадки вертолёта, солдатом Красной армии — в общем, ребячился. По территории самой фермы начал ходить чуть позже, она почему-то отталкивала меня. Средь полуразрушенных коровников и свинарников носилась жуткая тишина. Отличительно пугающими мне казались заброшенные здания администрации. Из звездообразных дыр в разбитых окнах выглядывала матовая чернота, а сорванные с петель двери, наискось поставленные в косяк, манили к себе, умоляли отодвинуть себя и войти во мрак, точно затаившиеся внутри старожилы желали рассказать какую-то старинную байку об этих местах.
Но более всего меня завораживал элеватор, поросший мхом и находившийся в аварийном состоянии. В нем будто срастались воедино плоды человеческого труда и беспощадность матери-природы. Не найди я в этой громадине что-то прекрасное, наверное, не было бы всего этого ужаса. Ведь прогуливаясь рядом с ним однажды вечером, я услышал этот странный собачий лай.
Сначала тело покрылось гусиной кожей, потом в руки скользнула двустволка. Я прислушался и определил, что животное находится за элеватором. Двинулся туда, боясь, что шелестом пожухлой листвы спугну или наоборот, спровоцирую собаку. Но на улице её не оказалось. Прямо за элеватором я обнаружил деревянный амбар с железной, что было крайне странно, дверью. Подёргал ребристую скобу, служившую ручкой, — заперто. Потом, осмотревшись, заметил, что все петли покрыты сварочными швами.
Постучал прикладом по двери, и от неожиданности немного отстранился. Из амбара донёсся лай. Он звучал глухо и протяжно, перемежаясь с частым дыханием, словно истощённая собака, имеющая человеческий рассудок, жалобно просила о помощи.
- Вам никто не говорил, что курить вредно, - Харон попыхивая сигареткой посмотрел назад, где сидела очередная душа, - от этого умирают.
- Уважаемый, - поперхнулся Харон, - мне это точно не грозит.
- Судя по отсутствию пульса, сердцебиения и дыхания, я констатирую свою смерть, - спокойно продолжила душа.
- Да, - подтвердил Харон, - вы были врачом?
- Был, - ответила душа, - куда едем?
- С вами, врачами, все сложно, -вздохнул Харон, - с одной стороны вы спасаете людей, с другой, у каждого врача есть свое личное кладбище.
- Помиловать нельзя, казнить! - громко со смехом сказал врач, - вези тогда в Ад, у души нет нервных окончаний, болеть нечему!
- Не могу...
- Почему?- удивился врач.
- Есть процедура с врачами...
- Так у вас тоже бюрократия?
- Еще какая, - подтвердил Харон, - в рай я тебя тоже не могу.
- Опять бюрократия?
-Нет, трупов на тебе много, - шмыгнул носом Харон, - я ж говорю, с вами врачами, все сложно. Вам ни туда ни сюда.
- Так что со мной делать? Обратно в старое дряблое тело с больными ногами и позвоночником? - спросил врач.
- Слушай, не усложняй мне жизнь, - Харон натянул поводья, лошади фыркнули и остановились.
Маленький неказистый дом из бута с крышей из глиняной черепицы. Харон соскочил с повозки и поманил рукой врача. Отрыв скрипучую дверь, они вошли в дом. Там была одна большая комната, камин и три кресла со столиком. На одном лежала ряса с капюшоном, которая постепенно приобретала черты человеческого тела. Вспыхнул огонь в камине. На столе появились чашки с самоваром.
- Я так понимаю, вы смерть? - врач подошел, сел в кресло, налил себе чаю и сделал глоток.
- Все верно, - ответила Смерть.
Харон присел на свободно кресло. Достал флягу и вылил ее содержимое в кружку. Смерть на него посмотрела и сказала, - а ты все любишь покрепче?
- Ага, - подтвердил Харон, - вредные привычки для бессмертного это круто!
- Итак, - Смерть взяла кружку, отпила глоток. Врач не мог понять, как это она делает, ведь в капюшоне полная темнота, -вы врач, Николай Иванович?
- Именно так, - подтвердила душа врача.
- Вы хороший врач, - продолжила Смерть, - вы продлили жизнь тысячам людей, а ваши методики лечения помогли миллионам. Из-за вас у меня постоянно горит план, люди меньше мучаются при жизни.
- Я не могу ничего поделать, - ответил Николай Иванович, - жизнь превыше всего.
- Вы действительно, ничего не можете сделать, Николай Иванович, - подтвердила Смерь, - я могу вам предложить вариант возродиться снова в теле и все меня поддержат, так как вы не вписываетесь в нашу систему. С одной стороны, вы спасаете, с другой, и у вас пациенты умирают. Возможно, в следующий жизни вы не станете врачом.
- Значит я не первый раз здесь? - спросил Николай Иванович.
- Да, - вздохнула смерть, - не в первый и, по всей видимости, не последний. С вами врачами все сложно.
- Хорошо, - сказал Николай Иванович,- я выбираю возродиться снова.
- Что ж Николай Иванович, - вздохнула Смерть, - ваш выбор, ваше право. Допивайте чай и Харон отвезет вас, а там как распорядится Фортуна.
После того, как Харон отвез врача к Фортуне, он приехал обратно. Сел в кресло и налил себе чая.
- Не меняется Асклепий, - подытожил Харон, - правда?
- Есть такое, - вздохнула Смерть, - налей что ли.
- А я вот чаю все таки, - наливая бренди Смерти, сказал Харон, - он у тебя вкусный.
- Куда теперь попадёт, Асклепий? - спросила Смерть.
- Не поверишь...
- Не томи!
- В Узбекистан, 980 год по их летоисчислению.
- Твою ж мать! - ругнулась Смерть, - Фортуна на его стороне.
- Что поделать, -вздохнул Харон попивая чаек, - Асклепия осудили на перерождения до тех пор, пока он от этого не отречется. Но ты права, Фортуна на его стороне. В отличие от нас, он занимается чем хочет!
Харон и Смерть еще долго сидели и пили чай с бренди. Вспоминали Асклепия и его перерождения. Как его осудили за то,что нарушил порядок системы. И ждали следующей встречи со своим другом, который их не помнит. Врачи не попадают в рай. Это их сложный, тяжелый и осознанный выбор. Они сидели долго, для них уже давно не существовало понятия времени. Они - бессмертные, могли себе это позволить.