Я не знаю, что со мной происходит. Возможно, просто бред приезжего, началось это, кажется, в Москве, куда я рванулся на заработки. Днём работа, вечером - крестовые походы на местные рюмочные. Там я и познакомился с Лилией. Она выпивала в отстранении, о чем-то шутливо говорила с барменом, и курила свою сигарету на длинном мундштуке.
Прибить мало муху, которая меня укусила в тот момент. Я женат! И я счастлив в браке. Но почему-то все равно решил подойти и познакомиться...
Странное дело: человек зацепил меня одним своим видом. Каким-то статным одиночеством, что ли. Все было так безобидно... Друзья... Ну конечно же! Только вот я сразу понял, что не хочу ни для кого становиться другом. Хотя, кого я обманываю. Ничего я не понял. И не понимаю до сих пор. Я люблю свою жену, но Лилия... Дьявол бы побрал тех людей, которые породили на свет нечто настолько красивое и изящное в своем совершенстве. Помню, мы гуляли по Арбату на второй день, и я всегда пропускал ее на полшага вперёд, чтобы иметь возможность рассмотреть профиль лица. Улыбка касалась его редко, и была скорее украшением, как изгиб радуги на небе, но это печально-деловитое изумление на лице ни с чьим не спутать. Бывало, мы собирались в том самом питейном заведении, и говорили на разные темы. Оказалось, что Лилия занимается торговлей в одной конторе, и так же приехала сюда в качестве командировки. Отъезд через неделю. "Куда" вопрос не вставал, а она и не распространялась. В тот вечер я узнал о ней много. Бывают ведь такие словоохотчивые люди... Она рассказала о себе все: проблемы детства, мысли, переживания, всё! Мы были очень похожи. Как будто бы описывалась моя собственная жизнь, только вот от женского лица.
С каждым рассказом я больше и больше ненавидел себя за то, какие чувства испытываю к ней, и как ужасно поступаю (пусть даже в мыслях) со своей женой. Но что я, сука, не человек, что ли? Я, как и все, люблю прекрасное. Прекрасно, когда ни перед кем не надо оправдываться, прекрасен этот мир, прекрасна моя жена... И Лилия. На нее просто хотелось смотреть. А каждый рассказ распускал бутоны красочных цветов ее души. Смотреть хотелось и в душу, и на цветы...
У меня никогда не было подруг. Не верю я в дружбу двух полов. Но для Лилии я, кажется, был именно что другом. Как мне оправдать этот чин?
Ночь. Окаянная ночь. Холодно. Жую безвкусный фильтр у здания, ветер вгрызается в кости, срывает плоть со скелета. Дым выкуривает из улья черепа последних ос мыслей. Я всё осмыслил. Выбросил окурок, ушел. На асфальте остался тлеть уголёк. Ты подожди меня. Я скоро вернусь, ты дождись. Только не гасни… Господи, да что я несу! Вот уже сижу в своей коморке. Глаза выжигают ночные огни Москвы. Насел лбом на стеклопакет, созерцаю город с восьмого этажа. Черная крыша чьего-то гаража осуждающе уставилась на меня ржавыми пятнами глаз. Вчера мы договорились встретиться. В девять. У меня. На часах за полночь. У меня в коморке только грязный квадрат окна, и одинокая свеча, выхватывающая из мрака сверкающие окалины глаз, а еще столик с бутылкой вина и двумя бокалами. Не придет. Залпом забросил в глотку энное количество красного полусладкого, и лег спать. Дурак.
III. Разбудил стук в дверь. В черной раме стояла она. Даже сквозь потёмки я ощутил колючий взгляд вдумчивых глаз. Зачем пришла? Обещала… Не успел я задать вопрос, как она вдруг бросилась на шею, обвила ее тонкими руками и стала нести что-то про какие-то чувства, про одиночество и прочую чепуху. Я разобрал только невнятный обрывок фразы «Давай убежим!»…
И после этого меня как будто ошпарило кипятком. Не зря. Всё не зря. За окном уже теплилась заря, поглаживая непристойно небоскребы, а мы сидели в коморке два на четыре, и пили вино. Говорили о чувствах. Под конец ночи (утра ли?) снова встал вопрос о побеге. Она клялась мне, что любит, и с надеждой смотрела в глаза, спрашивая, люблю ли я. Ах, Лиличка! Знала бы ты, с какой скоростью заворожила и пленила меня, ты бы не задавала этот вопрос. «Давай убежим?»…
«Почти окровавив исслезенные веки,
неожиданной в жирном человеке,
Сегодня звонил домой. Жена была рада первому звонку за долгое время. Сначала. Не стал медлить, все сказал коротко и по делу. В трубке повисла ошарашенная тишина. Трубка повисла в петле провода. Я быстрым шагом покидал телефонный эшафот. Больше не слышал ее голос. Ей так лучше. Нам так лучше. Завтра с Лиличкой встречаемся у вокзала. Билеты куплены. Два нижних, плацкарт. Куда – не помню. Доберусь до коморки, взгляну. Надо собрать вещи.
Она не пришла. Не пришла завтра. Послезавтра не пришла. Я не сплю вторые сутки, чтобы не прокараулить стук в дверь. Сегодня был в нашей рюмочной. Бармен сказал, что со мной никогда никого не было, а девушки в этом заведении – вообще редкость. Сказал, что я иногда усаживался в тот дальний угол, и говорил сам с собой. Город сквозь окно смеется мне в лицо. Билеты оказались до Ялты. Уже просрочены. Неважно. Купим новые. Я жду.
Прошла неделя. Я уже не верю в то, что когда-либо увижу ее. Идиот! Остался без жены, без любовницы, один в чужом, пустом городе. Еще ни разу не ложился спать. Сегодня нашел в своей барсетке женскую помаду. Каким-то образом она оказалась там. Более того – на разгрызанном колпачке авторучки остался красный след. Как это...
Не дописал. Уснул. Не буду продолжать. Не хочу касаться этой грязной бумаги.
Мне страшно. Действительно страшно. Неужели, ничего и не было? Неужели всё неправда? Он же сказал мне, что придет. Что будет ждать у вокзала. Он сам напоил меня вином, купил билеты. Сам признался, что влюблён, причем давно, с того самого дня, как я зашла в тот кабак… Что же это? Зачем тогда все это? Я хочу верить ему. Я буду ждать. Вчера ходила в наше место. Бармен сказал охране выкинуть меня, и больше не впускать. «Унижена и брошена на камни…». Я все равно буду ждать.
Мне кажется, надо всем, что будет в этих белых мягких стенах, можно смело воздвигнуть крест.
