Из окна ресторана, где сидел Даня, самого заката видно не было, но даже та часть неба, которая красовалась за стеклом, давала понять, что провести вечер в здании – глупость. Именно поэтому он старался как можно быстрее закончить разговор – это была беседа из разряда тех, течение и результат которых были известны еще до начала встречи. Просто у участников были роли, которые они все должны были отыграть, проговорить, прожить.
Наконец, все бегло попрощались, и Даня вышел на улицу, оказавшись во дворах Старого Арбата. Один поворот – и ему в лицо ударили ароматы кофе, который здесь варили повсеместно, ресторанных специй, костюмов, в которых ходили ростовые куклы, серы, которая сгорала в файер-шоу многих уличных артистов, а также громкая и широкая какофония звуков – крики зазывал, музыка уличных исполнителей, популярные мелодии из окон кафе – все то, что вместе формировало образ летнего центра старой Москвы, гуляющей, кушающей, смеющейся, фотографирующейся с картонным Президентом, ожидающей своего шаржа на раскладном стульчике у неизвестного художника под огромным – в 4 этажа – портретом Георгия Жукова, на торце дома, заметного чуть ли не от высотки на Смоленке.
Вечер и правда был фантастический – закатное солнце, уже почти полностью спрятавшееся за гостиницу Украина, положило на прямую стрелу Нового Арбата длинные тени от домов его правой, по направлению из центра, стороны, где пропадали люди, шедшие к метро, и машины, рвавшиеся к бульварам, а небо градиентно меняло свой цвет от ярко-желтого над Сити, до розово-фиолетового над старым Кремлем, где оно темнело, давая понять, что скоро город накроет ночь, которая расцветит его уже своими, совершенно иными красками.
Да, такой вечер оставить за окнами квартиры – действительно глупо. Его надо прожить, пройти, гуляя и наслаждаясь им – известно, что по прошествии небольшого количества времени, такая погода сменится снегом, холодом, короткими, серыми днями, когда таких моментов будет очень не хватать.
Однако, в начале лета о таком думать совсем не хотелось.
Поэтому Даня начал свой путь от маленькой кофейни, где, как он точно знал, можно было найти потрясающий кофе, в самом начале Старого Арбата, сразу за рестораном Прага, и неспеша пошел в сторону Смоленской площади, наслаждаясь всем, что могла дать прохожему эта старая, видевшая так много лиц, улица.
Выйдя к Садовому кольцу, он повернул направо, прошел мимо известного всем москвичам магазина, который открыли в далеком 1928 году, в новом, только построенном здании, назвав универмаг Смоленским, который впоследствии был известен уже всей Стране Советов под аббревиатурой ТОРГСИН, что следовало понимать как магазин, предназначенный для торговли с иностранцами. В противовес одному из старейших представителей торгового дела в этих краях, чуть дальше, на пересечении с уже Новым Арбатом, возвышался синим колоссом тонированного стекла модный, современный красавец – отель Лотте Плаза, с одноименным торговым центром внутри.
По плану Дани, он должен был пройти до Поварской, повернуть на нее и спуститься обратно, до Арбатской площади, где можно было взять такси до дома. Там, на углу, уже триста пятьдесят лет стоит небольшая церковь с зелеными главами, Храм Симеона Столпника. Спроси у кого – никто и не скажет, где он и как выглядит, а ведь его узнают даже те люди, кто не интересуется историей города, или религией, ведь именно возле него поворачивают на Арбат и скорая, и милиция в мягко говоря широко известном фильме «Иван Васильевич меняет профессию».
Новейшая же история этого пятачка известна тем, что во времена, когда у руля СССР находился Леонид Брежнев, там однажды укладывали новый асфальт, и рабочий, отлучившись, вероятно, на обеденный перерыв, забыл поставить асфальтовый каток на ручной тормоз. Тот покатился под уклон, в сторону улицы Воздвиженка, откуда на приличной скорости поднимался правительственный лимузин ЗИЛ-114, один из обитателей ГОНа, к счастью, без высокопоставленного пассажира внутри. Появление катка на пути машины стало для водителя полной неожиданностью, и столкновения избежать не удалось. Удар был такой силы, что каток разорвало на две части. Лимузин же, что удивительно, никаких катастрофических повреждений не получил….да, умели в те времена машины делать…
За этими воспоминаниями Даня дошел до поворота направо, где на остановке заметил пожилую женщину, сидевшую там в одиночестве, как показалось Дане – со слезами на глазах. Старушка была лет восьмидесяти на вид, хорошо одета, без признаков болезни или чего-либо, что требовало бы незамедлительного участия Дани в ее судьбе, но вот выражение лица, какое-то умиротворенно-грустное, поджатые губы…все это вынудило его потревожить женщину вопросом:
- Добрый вечер, скажите, пожалуйста, у вас все хорошо? Вам не нужна помощь?
Как только женщина поняла, что обращаются к ней, она быстро приняла более собранную позу, постаралась незаметно вытереть глаза и повернулась в говорящему лицом.
- Добрый, молодой человек. Нет, спасибо, сама справлюсь – я же на жизнь свою смотрю…
- На всю жизнь? С одного места?
- А вы думаете так не бывает?
- Ну я полагал с одной точки всю жизнь не рассмотреть….
- Вы молоды еще слишком….хотя….
Женщина задумалась, встрепенулась, и попробовала оглянуться – да, отчасти вы правы – видите дома новые? Советская власть понастроила – вот они мне заметную часть жизни загораживают…
- Ну, так стало быть, не такие новые, раз Советская власть…
- А…ну… если со мной сравнивать – так они новые, мне уж скоро девяносто два года…
- Вы прекрасно выглядите! Я никогда бы не подумал…
- Простите, вот вас как зовут?
- Даня, а меня Арина Ивановна, так вот я вам, Даня, могу сказать, что вас родители хорошо воспитали, но забыли сказать, что врать плохо. Это я молодая была, красивая, вот тогда хорошо выглядела, а теперь…что уж…только вспоминать.
- Я все же настаиваю, но объясните, пожалуйста, как же вы с одной остановки всю жизнь видите?
- Да как же ее не видеть, если она тут вся вокруг и прошла? Вы вот в Москве выросли?
- И я.. вы же знаете, что Новый Арбат – не просто так новым называется?
- Конечно, тут раньше целый район был, большой довольно…
- Вот именно, я тут и жила. На Скатертном переулке, его и нет уже давно… И на Собачью площадку со своим псом гулять ходила, да все порушили теперь… ради вот улиц прямых… Хотя он же тоже не всегда прямым был – там же в самом центре стояло здание Института переливания крови, я там лаборанткой работала в молодости, пешком из дома бегали с подругами, или на автобусе пару остановок – и на набережную можно было спуститься, летом, правда, она же еще не в граните была, а так, травка, берег… мы там гуляли, с парнями знакомились. Конечно, а как же? Вы думаете это только сейчас изобрели? Мы тоже умели… и телефонов не было, не то, что ваших этих вот…я и не помню, как правильно их называть – мне вот внуки купили, чтобы я на связи была, говорят – кнопочный он, простой. А я - то помню не кнопочные, а дисковые, да еще номера с букв начинались… позвонил кому-то домой, а его нет, так и жди. А теперь два часа не позвонили – хоть в розыск человека подавай. Вы не подумайте, я не жалуюсь, просто это все диковинно для меня.
- Нет, что вы, я вас прекрасно понимаю, я же и сам помню такие, простые, с дисковым набором.
- Да, а я вот помню как Украину строили, так на той стороне реки тоже набережной не было, Бородинская улица просто в реку упиралась, и все… там, прямо где теперь гостиница стоит, Луговые переулки были, Первый, Второй, до Четвертого…у меня там знакомый жил. В автобусе, кстати, и познакомились…
Старушка улыбнулась, и на глазах опять появилась поволока влаги. Она неспеша и вдумчиво посмотрела на Даню – явно решая, стоил ли продолжать.
- Он тогда хулиганом был. На рынках мог что-то украсть, их тогда лихими называли. И по автобусам они шастали, сумочки резали, или карманы… кепки такие еще смешные носили, с козырьками, шерстяные. Но ему она очень шла, я его по ней и заметила впервые. Заскочил в автобус и давай ходить, смотреть, и на меня посмотрел, а я на него. И так несколько раз было… я так думаю, он потом специально садился, если меня видел, да все стеснялся подойди, дурачок… столько времени потерял…
- Ну конечно потерял! Он, когда решился, апрель был, тепло уже…мы с ним гуляли много, и по этой стороне, и по его, тогда от Дорогомиловской до Смоленской мост уже навели – не тот, что теперь, конечно, а так, временный, его в половодье и смыть могло, но для влюбленных хватало… стихи писал, да красивые, мне посвящал, читал их вечерами, как гуляли…у меня хранятся, да, может, не с собой…
Арина Ивановна открыла сумочку и слегка трясущимися от волнения руками, полными морщинок, которые выдавали трудовую жизнь, полезла в глубину искать бумаги.
- Да что я, все же дома лежит… но талантливый был, правда. А может, мне так тогда казалось… влюбилась я, сильно, да и он тоже – потому и говорю, потерял он время…
- Какие вы, Даня, вопросы женщине задаете… да, были, из того самого автобуса за руку и сбежали, он меня на улицу Воровского целоваться водил – чтобы никто из знакомых и родных не увидел. Мы там тогда и были счастливы…
- Простите, но это имело продолжение? Вы сами сказали, вам почти девяносто два, вы же …
- Конечно, и замужем была, и дети, и внуки…только, не за ним. Не довелось. Он же два месяца нашего счастья и стеснялся – февраль и март, а в апреле вот решился познакомиться, так и дружить мы стали, да, Даня, именно дружить, это тогда важно было, с этого начиналось, все начиналось, и любовь, и семья, и отношения, вот и у нас с нее началось, в апреле. В апреле…тысяча девятьсот сорок первого… на этом перекрестке я его в последний раз и видела. Поцеловал, при всех, открыто, обнял, и сказал, что пойдет с друзьями говорить, добровольцами хотели… так и ушли. В десантники попал. Одно письмо от него получила. На бумаге, не как теперь, через сети ваши эти, я не знаю, как правильно вы это называете. Только мое письмо от света не зависит, я его в любой момент могу перечитать, да что там, я его наизусть знаю. Помню…письмо это и слова друга его, в июле со мной встретился, слово в слово помню, как сказал, что погиб Василий… в первые дни Войны. Здесь, недалеко, под Смоленском. Его родителям треугольник пришел… Вот и скажите, Даня, как это так? Я же всю жизнь с другим мужчиной прожила, и счастлива была, а вот при возможности сюда прихожу, и только это и помню, как за тем домом целовались, как через реку гулять ходили, как жить хотели вместе, любить, семью строить, как мечтали, как свадьбу планировали, кого звать хотели… и как он меня здесь в последний раз обнял и в глаза посмотрел, преданно и нежно. Мне кажется, это и была любовь, как вы считаете?..
