Вечером хозяин особняка устроил для своих гостей настоящий пир. Повар у Гунна явно был французом потому что только французы знают толк во вкусной жрачке. Грубовато сказал, зато правда. Иногда, конечно, могут перемудрить, смешать несмешиваемое, и порции у них ма-а-аленькие, но в этот раз всё было прекрасно.
Винтергальтер, Новак, Ган, Пеларатти и я с наслаждением поглощали еду, ничего не оставляя на тарелках. Нет, ну правда, пальчики оближешь. Не буду держать вас в нетерпении и опишу подаваемые блюда.
В качестве аперитива на столе были закуски: канапе с перепелиными яйцами и тапенадой, с креветками или колбасой и клюквой; галеты - это такие тарталетки с загнутыми краями, похожие на пиццу с помидорами, пряными травами и корочкой из пармезана; паштет из печени птицы: курица, утка, индейка, с грибами, сыром, овощами и зеленью. На первое луковый суп со слегка обжаренным луком и гренками. На второе жульен с курицей и грибами в металлической чашке сверху, посыпанный тёртым сыром и картофельный гратен – умопомрачительная по вкусу запеканка в сливочно-молочной заливке. Десертом был: на выбор мильфей – слоёный тортик из миндального крема с ягодами и фруктами, и крем-брюле - заварной крем с карамельной корочкой, который готовят из желтков, сливок и сахара. Я лично выбирать не стал и съел оба.
В общем для прощального, последнего ужина самое то.
После столовой мы отправилась в библиотеку где книг почему-то было меньше чем развешенного по стенам коллекционного оружия, оленьих и кабаньих голов, пили крепкий ликёр Геринга «Jägermeister» (говорят, что пузатый рейхсмаршал создал его для людей высшей расы по собственному рецепту), курили сигары и сигареты (нет, я-то бросил, я же маме обещал), болтая о перспективах заключения мира между Третьим рейхом и англосаксами.
Мне лично эта пустая болтовня сидела уже в печёнках, поэтому я начал изображать усталость. Попросту клевать носом. Тут особого театрального таланта не надо. Любой справится.
- Росси, милый, вы так из кресла выпадите! – фальшиво рассмеялась высокая брюнетка в длинном синем платье с блёстками, с разрезом на бедре помахивая мундштуком с сигаретой.
Чёрные словно уголь глаза Анны Новак будто раздевали меня. Она уже дважды за три дня пыталась затащить меня к себе в постель.
Если что, я сразу решил, что эту суку грохну первой. Позавчера, например, она весь вечер хвасталась своей сумочкой из человеческой кожи. Это какой-то каннибализм или сатанизм! А вчера на полном серьёзе разглагольствовала о лени узников концлагерей. Дескать еле-еле передвигают ногами, кашляют и ничего не делают. Из личного дела хорватки я знал, что до того, как на неё обратил внимание Гунн, она служила старшей надсмотрщицей в одном из нацистских лагерей смерти где прославилась жестокостью и садизмом.
- Неужели вся коза ностра, все крутые бойцы донов, о которых мы столько слышали не умеет пить? – ехидно произнёс Ган – голландский наёмник, занимавший здесь должность шефа службы безопасности, удерживая в руках рюмку с ликёром.
Если честно мне от этого пойла с пряными травками была ни тепло, ни холодно, а вот двухметровый, голубоглазый амбал явно хватил лишнего потому как живчик Пеларатти являвшийся племянником одного из американских донов вскочил на ноги сжав кулаки. Щёки головореза покраснели, ноздри раздувались от гнева. Я в свою очередь тоже нахмурился и подался вперёд в кресле. Делая вид, что вот-вот ринусь в бой. Всё-таки, как-никак, изображаю «человека чести».
Гунн (наш гостеприимный хозяин) с раздражением взглянул на Гана и встав на ноги, произнёс:
- Господа-господа! Не стоит ссориться! Понимаю, все устали! Кажется, наш итальянский друг Лино Росси утомился сильнее прочих. Бывает. Что ж, считаю и нам пора отдыхать, набраться сил. Завтра у нашего профессора сложный и ответственный день. Соответственно и у нас тоже. День, ради которого мы все здесь собрались.
Новак, не забыв продемонстрировать окружающим свои белоснежные зубы, вытащив сигарету из мундштука потушила её в серебряной пепельнице в виде раскрывшей рот рыбы, и взяла под руку Гунна. Вместе они – хозяин особняка покачивая широкими плечами, а его любовница, виляя задом, покинули библиотеку. За ними пробубнив нечто вроде «прошу прощения, был не прав» ретировался Ган. Ну а последними в свои комнаты направились Винтергальтер, Пеларатти и ваш покорный слуга.
Лино Росси если вы ещё не поняли это я - Женька Юнкер. Соскучились? Как я превратился в смуглого, кареглазого брюнета, вылитого сицилийца? Да всё элементарно. Всё дело в тёмно-коричневой жидкости без запаха, состоящей из оливкового масла и ещё какой-то гадости. Какой именно, даже знать не хочу. Перед прибытием в Малый Кройцбург я пару дней втирал её в кожу и волосы. Смех смехом, а ведь выглядеть я стал как настоящий итальянец. В зеркале сам себя не узнавал. Серые цвет глаз удалось скрыть контактными линзами, от которых глаза у меня сначала болели и слезились, но теперь ничего пообвыкся. Как родные.
Идя по коридору, увешанному картинами, украшенному многочисленными гипсовыми бюстами сумеречных тевтонских гениев в нишах стен, я в последний раз взглянул на пятерых мерзавцев впереди. Моральных уродов, возомнивших себя особенными. Утро они уже не увидят. Ведь часа через три-четыре, я их всех убью…
В кабинете Берия в Кремле я был впервые. Самое интересное, что адъютант – грозного вида майор с квадратной челюстью запустил меня внутрь со словами: «Лаврентий Павлович, скоро будет. Легкоступов, подождите его внутри». Что это? Оказанное доверие или очередная проверка я не знал, но решил воспользоваться этим по полной программе. Не каждый день оказываешься в кабинете всесильного Народного комиссара внутренних дел СССР.
Ничего особенного тут не было: массивный деревянный стол, покрытый зелёным сукном, бронзовый стакан для перьевых ручек и карандашей, пресс-папье в виде пограничника с овчаркой приложившего ладонь козырьком к глазам, пара кожаных кресел (не новых, но вполне приличных). Что ещё? Стул у двери, древние напольные часы с инвентарным номером справа у стены, рядышком с книжным шкафом. Всё по-спартански, но всё же несколько деталей заинтересовали, обратили моё внимание на себя. Во-первых, на стене за креслом Берия висел не портрет Сталина, а фотография Берия с людьми. Много людей. Наверное, рабочие какого-то завода или стройки. Все улыбались, лица открытые, хорошие. Во-вторых, слева в дальнем углу стоял небольшой журнальный столик, на котором обнаружился макет высотного здания. Этажей в двадцать, может даже больше. Я таких никогда не видел. В-третьих, на книжной полке поверх стоящих ровно книг лежало две, которые читали чаще всего: «История архитектуры» на французском и моя любимая «Одиссея капитана Блада» Рафаэля Сабатини на английском языке. В первой было множество закладочек из цветной бумаги с детскими рисунками: солнышко, человечек с собакой, домик с дымящейся трубой.
Только я, вдохнув запах страниц, пролистал томик о приключениях английского пирата и настоящего джентльмена, как позади кто-то вежливо кашлянул и обернувшись я увидел смотрящего на меня с улыбкой Берия. И как только он так тихо вошёл?
Уже через пару минут мы сидели друг напротив друга. Видно было, что Лаврентий Павлович изрядно утомлён, под глазами его были тёмные круги. Темнее чем обычно. Задумчиво протерев носовым платком очки, Берия взял трубку телефона и попросил принести нам: «чай с сахаром, лимоном и что-нибудь перекусить». Я понял, что разговор нам предстоит долгий и серьёзный.
После спасения Гели Торьер из лап дона Лукъезе мой друг Исхак Ахмеров выполнил своё обещание и доставил меня в Москву в кратчайшие сроки. Даже не знаю, чего его ребятам это стоило. Полёт из Соединённых Штатов домой я помню откровенно плохо. Почти всё время был без сознания, в бреду. Кажется, кто-то сменил мне повязку, поил и делал уколы. На этом всё.
Ранили меня серьёзно и в госпитале я провалялся почти пять с половиной месяцев. Всё это время меня посещали Толя Судоплатов и Паша Фитин. Последний пошёл в гору. Заважничал.
После выписки мне дали неделю отпуска. Я поехал в Ленинград. Проведать мамину могилу, семью сестры. Представляете, Анька моя, стала старшим лейтенантом госбезопасности. Чума! Так плакала у меня на груди, когда я заявился к ней на службу с огромным букетом роз. Говорит, думала я не вернусь. Супруг её – Шарль, так и работает в своей Мурзилке, написал детскую книгу под псевдонимом и даже картинки в ней сам нарисовал. Книга всем понравилась. Взялся за предложение. Зато племянники у меня огонь – настоящие пираты. Старший – Серёжа, вот-вот школу закончит. Ворошиловский стрелок. Младший – Петька, обожает танки и всё про них знает. До самого возвращения в Москву я с ними не расставался. Даже в поход сходили. Но всё хорошее рано или поздно заканчивается. Грустно стало, когда сел на вокзале в поезд, увидел махавших мне с перрона близких. Все-таки семья. В голову закралась подлая мыслишка: увижу ли их ещё.
В первый же день возвращения на службу я получил звание майора и Орден Красного Знамени (маме бы он понравился - красивый). Вот только рассказывать за что мне его дали никому было нельзя. Да и кто бы поверил, что за отстрел членов американской организованной преступности. Где НКВД, а где мафия.
Руководство отделом под номером 7 осталось за мной. Вы бы видели, как меня встречал старик Смородинин, даже мёд из дома притащил. Место инструктора по стрельбе тоже осталось за мной. Кто ж меня с этой каторги отпустит. Шучу. Стрелять мне нравилось. Напрягало немного, что молодые и не очень, сотрудники госбезопасности теперь смотрели на меня как на сошедшего с небес Зевса. Чтобы настроить их на работу приходилось голос повышать. Уж не знаю чего им там про меня Судоплатов и Фитин насочиняли. Уверен, что-то точно было.
А потом началась война. Даже не ожидал, что это так меня всколыхнёт. Я же по жизни спокойный, уравновешенный. Долго думал, что же Женьку Юнкера так зацепило. А потом понял. Через три месяца войны, почти все мои ученики из тира, погибли. Молодые парни, которые и пожить ещё не успели как следует, да и опыта боевого не имели, погибли, а я, сорокалетний мужик (чего уже только не повидавший на своём веку) жрал усиленный паёк поглядывая в окошко своей служебной квартиры на Кремль.
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой!
Скоро пришло известие о том, что Шарль вместе со старшим сыном Серёжкой ушёл на фронт. Француз оказался настоящим русским патриотом. Он погиб в декабре 1941 года в битве за Москву подорвав себя гранатой вместе с немцами, забравшимися в траншею так и не дописав свою книгу. Племянник получил серьёзное ранение и был комиссован. Всеми силами я рвался на фронт, но меня не пустили. Это бесило, я даже пробовал бухать, но не сложилось. Не был я расположен к такому бессмысленному времяпровождению, а жалеть себя тем более не привык.
В июле 1942 года я внезапно для себя вошёл в состав группы высокопоставленных военных отправлявшихся вместе с Берия на Кавказ, который вот-от готовы были захватить немцы. Официально, в документах, я стал сопровождающим Лаврентия Павловича. СОПРОВОЖДАЮЩИЙ, странное название. Если вы думаете, что я охранял Лаврентия Павловича, так нет. Охраной народного комиссара внутренний дел занимались его ребята. Я же был чем-то вроде адъютанта. Справедливости ради стоит сказать не слишком ответственного. Как-то я специально задержался с донесением в пределах территории театра военных действий, и немножко… повоевал. Всё было - волна немецкой пехоты, пулемёты, танки и рукопашная схватка на которую я поднял молодых пацанов, внимавших каждому моему слову. Мне было плевать, что мы уничтожили батальон врага, я гордился тем, что у нас были низкие потери. Фу-у-ух! Немножко легче стало. Честно. Отомстил за Шарля и Серёжу. Лаврентий Павлович вынес мне выговор без занесения в личное дело… и вручил ещё один Орден Красной Звезды. Когда ситуация на Кавказе стабилизировалась мы вернулись в Москву.
Так и служил. В начале 1944 года отдел под номером 7 неожиданно вырос. Помимо старика Смородинина, который всё ещё скрипел, но не падал, появилось ещё четверо сотрудников: капитан Гена Птицын (жизнерадостный парнишка которого немцы дважды расстреливали, а ему хоть бы что), младший лейтенант Ольга Калейс (папка её был из стойких Латышских стрелков), бывший танкист-герой дважды горевших в своих машинах - лейтенант Коля Гаркалин и старшина Вера Компасова (пришедшая к нам сразу из университета - чрезвычайно въедливая, очкастая девчонка, не пропускавшая ни одной мелочи). Мы начали плотно работать по Америке. Я тогда сразу смекнул, что это не к добру.
Берия как всегда был одет с иголочки - шикарный приталенный, чёрный костюм в тонкую белую полоску от «Бруно Талано», его любимый темно-синий галстук от «Эмилио Пуччи», остроносые ботиночки из настоящей кожи (кажется «Орландо Бьюзи»).
- Евгений, ты прочитал присланную мною докладную записку? – первое, что спросил у меня хозяин кабинета.
«Ещё бы я её не прочитал», - подумал я, прижимая лимон в гранённом стакане ложкой к стенке и пытаясь таким образом выдавить из него весь сок. Да я ни за одно бумажку столько раз в формуляре секретности не расписывался сколько за эти тридцать два предложения текста.
Лаврентий Павлович остановил меня властным жестом руки. К своему чаю и еде он даже не притронулся. А вот я тарелку борща, картофельное пюре с сосиской и куском чёрного хлеба проглотил за пару минут.
- Ты понимаешь, как это важно? Ты понимаешь насколько станет опасна атомная бомба окажись она у американцев?
- Понимаю, - кивнул я и пить чай мне что-то сразу расхотелось, ведь бомба уничтожающая целый город и отравляющая местность вокруг на долгие десятилетия это вам не шутка. – А вы уверены, что…
- Что её не смогут создать немцы? – как обычно прочитал мои мысли Берия.
- Уверен. Скажем так – они пошли по тупиковому пути, истратив бесценные ресурсы зря. Но они ещё этого не поняли. Когда поймут будет слишком поздно.
Мысленно я выдохнул от облегчения. Сидящий передо мной человек просто так болтать не станет.
- Евгений, ты как всегда практичен и не любишь тратить время зря, - улыбнулся Берия. - Однако на этот раз в Соединённые Штаты я тебя не пошлю. Хотя, не скрою, задание будет связано с итальянцами. Тебе надо будет устранить опального немецкого профессора Отто Винтергальтера. Его изгнали из числа немецких физиков именно за то, что он убеждал коллег одуматься и вернутся к ранним разработкам. Редкий случай, когда одиночка оказался умнее целого коллектива.
- То есть он знает как создать эту бомбу? – задержав дыхание спросил я чувствуя, что ложка согнулась («взял и испортил хорошую вещь»).
На стол передо мной легли фотографии высокого мужчины лет сорока пяти. На снимках он был и в цивильном костюме, и в немецкой форме. И даже на пляже в трусах в компании нескольких крашенных красоток.
- Евгений — это Гунн, настоящее имя его Мартин Гофман. Американец немецкого происхождения. Был связующим звеном между Третьим рейхом и промышленниками США, спонсирующими режим Гитлера и помогавшими ему вести войну.
- Отличные у нас «союзники», - нахмурился я, нисколько не удивившись предательскому поведению американцев. Они всегда были себе на уме.
- Какие есть, Евгений. Какие есть. Сейчас Гунн покинул Берлин и скрылся в своём особняке в Австрии. Скажем так с окружением фюрера у него серьёзные разногласия. Он умён, ловок, уже понял, что война проиграна и ищет себе новых хозяев, - Берия говорил как всегда чётко, лаконично и каждое слово словно впечатывалось в память. - Заодно стремится обеспечить своё безбедное существование. Гофман всего лишь посредник между немецким профессором и американцами. Правительство США не хочет привлекать к этой сделке чьё-либо внимание и старается дистанцироваться.
- Снова загребают жар чужими руками?
- Ты прав. Используют тех, на кого в случае неудачи можно будет всё свалить. Cosa Nostra.
Почему-то слова Берия меня снова не поразили. Лаврентий Павлович же тем временем продолжил:
- С американской стороны выступает Серджио Пеларатти и некто Лино Росси. Пешки, но со связями. Именно Росси ты и заменишь в последний момент. Росси (то есть ты) контрабандист он сможет посадить Винтергальтера на судно и без проблем доставить через океан в США. На суше, его опекой уже займётся Пеларатти – племянник новоиспечённого, влиятельного итальянского дона с Восточного побережья.
- А что случилось с настоящим Росси? – спросил я, выпрямив ложку.
- С ним произошёл досадный несчастный случай.
«Кто бы сомневался. И наверняка в каком-нибудь крайне уединённом месте», - подхватив на ложку лимон я отправил его в рот даже не сморщившись.
- Что-то есть… - прищурил глаза Берия, - но дело не в этом. Гунн знаком с итальянским преступным миром, неоднократно имел дело с американской Cosa Nostra, и он наверняка будет задавать тебе наводящие вопросы. Вопросы, на которые Евгений, я уверен, ты, прекрасно ответишь. Это гарантированно избавит его от всех подозрений и успокоит.
- Товарищ народный комиссар внутренних дел… вы уверены? Я уже не был в США несколько лет.
- Зато ваш отдел подробно изучает ту часть криминальной хроники в которой участвует итальянские преступные кланы. К тому же вы регулярно получали шифровки об истинном положении дел в среде американских преступников.
- А если я ошибусь? В какой-нибудь мелочи?
- Я думаю это не страшно. Гунн в последнее пару лет был занят совсем другими делами. И какие-то мелочи сам не знает. Конечно он попытается это скрыть. К тому же есть за ним грешок. Он бывает излишне самонадеян.
- Пеларатти уже четыре года не был в США. Он находился в Риме. Дядя только сейчас призывает его к себе. И доставка Винтергальтера станет для него чем-то вроде экзамена.
Мне всё было ясно, но кое-что меня всё-таки беспокоило. Я решил не мучатся и заявить о своих сомнениях сразу. Вдруг это важно.
- Доверить такое важное дело обыкновенным бандитам, - начал я. – Как-то это не серьёзно…
- На самом деле это не так уж опрометчиво, - глаза Лаврентия Павловича не моргая уставились на меня. - Итальянская мафия за эти годы свой вес не потеряла, я бы даже сказал наоборот. Пойми, Винтергальтер будет в безопасности только если о нём никто не узнает. Он станет «посылкой». Кто сможет доставить посылку лучше, чем контрабандисты?
Сказанное меня убедило. К тому же это не значит, что среди итальянцев нет людей работающих на американские спецслужбы.
- У него при себе какие-то документы? Их надо изъять?
- Никаких документов, - помотал головой Берия. - Его мозги, вот что представляет ценность для американцев.
- И какова основная цель моего задания?
- Убей их всех, - в глазах Лаврентия Павловича блеснул холодок. – Это по силам только тебе. Ты мастер.
- Так себя мастерство, - бесхитростно усмехнулся я.
- Ой, да перестань! – Берия снял очки и помассировал пальцами переносицу. - Ты же понимаешь, что я совсем не об этом. Мы не можем выкрасть профессора. Это опасно. Есть шанс, что по дороге его могут отбить. Согласись, зачем нам это? Смерть, а ты обязательно должен удостовериться что он умер, лучший вариант. Если гости Гунна погибнут… будто бы ничего и не было. Без преувеличения в твоих руках судьбы нашей страны. И не только нашей.
«Да уж задачка», – на плечи мои будто каменная глыба навалилась. А ответственность-то какая.
Пока Берия медленно, мелкими глотками пил остывший чай с лимоном, я, пытался уложить в голове всё что только что услышал.
- Евгений, а почему ты не женат? – неожиданно нарушил повисшую в кабинете тишину Берия. - Давно пора.
Вот это вопрос. На мгновение мне даже показалась возникшая за плечом народного комиссара внутренних дел мама. Только на мгновение.
- Знаю. Вот мама моя мне тоже так говорила, - с ностальгией произнёс я. - Не то чтобы я не хочу. Просто, наверное, не нашёл ту единственную.
- Товарищ майор госбезопасности, да вы романтик!
- Вряд ли, товарищ заместитель председателя Государственного комитета обороны СССР (у Берия было столько должностей, что называть их можно было бесконечно).
- Слишком длинно. Можно просто по имени-отчеству.
- Хорошо, Лаврентий Павлович. Я не романтик. Точно нет. Просто если создавать семью так навсегда. С твоим человеком. Я не знаю даже как это объяснить лучше.
- Я тебя понял, Евгений. Объяснил хорошо. А что, если… - Берия с каким-то азартом подался вперёд. - я пообещаю тебе, что, если ты выполнишь задание и вернёшься домой живой и здоровый, я познакомлю тебя с прекрасной девушкой. Она точно в твоём вкусе.
Это было что-то новое и брови мои поползли на лоб от удивления.
- Она тоже сотрудник органов госбезопасности? – медленно произнёс я. - Чтобы так сказать крепкая семья…
- Не угадал. Она учитель литературы, так же как мы с тобой любит истории про пиратов и к органам госбезопасности никакого отношения вообще не имеет. И слава богу. Скажем так - она дочь моего старого сослуживца, за которой я обещал приглядывать ему перед смертью.
Позади древние напольные часы с инвентарным номером, пробили пять вечера, а это означало, что мы разговаривали уже целый час.
- Согласен! - неожиданно согласился я, поднимаясь со стула и оправляя на себе форму. – Разрешите идти?
От меня не укрылось, что всю нашу беседу (а это была именно беседа) Берия обращался ко мне на «ты». Это случалось очень, чрезвычайно редко.
- Идите, товарищ майор, - сказал Лаврентий Павлович пододвигая к себе тарелку с едой. - У вас два дня для подготовки. И Сабатини возьми. Это мой вам подарок.
Знаете, какой мне дали псевдоним для связи с Москвой? Флибустьер! Берия бесспорно обладал хорошим чувством юмора.
В три часа двадцать пять минут, я поднялся с кровати и зевая вышел в коридор, как бы направляясь в уборную в другом конце крыла.
В настоящий момент в особняке было двадцать четыре солдата. Я всех сосчитал. Свою охрану Гунн набирал из крепких, высоких и натренированных парней, раньше проходивших службу в штурмовых подразделениях СС и Гестапо. Ган службу знал и всех гостей при посадке на фуникулёр, у основания горы на котором находился особняк, тщательно обыскивали. У Пеларатти даже раскладной нож забрали. Заявили, что всё отдадут на обратном пути. Кстати, внизу неподалёку от фуникулёра располагался домик где в постоянной боевой готовности находилась ещё дюжина солдат.
Я не собирался тратить время на какие-то сложные маневры. Надо было просто раздобыть оружие и перестрелять их всех к чёртовой бабушке.
Зевая, в тапочках на босу ногу, в пижаме и халате, я прошёл мимо дежурившего на лестнице немецкого солдата (как делал пару раз за ночь в последние несколько дней) в полном боевом обмундировании: штормовка, шлем, штык-нож, подсумки с запасными магазинами от Stg-44 и сама штурмовая винтовка (новенькая) в руках.
Снова громко зевнув, я, свернул за угол и затаился, разглядывая отражение часового в начищенный до блеска рыцарский доспех XVI века. Когда тот повернулся ко мне спиной я, сбросив тапочки, на цыпочках, подкрался к нему сзади и вынул штык-нож из ножен. Он даже ничего не заметил. Умер солдат мгновенно и без мучений, когда клинок вошёл ему под левую лопатку и проткнул сердце.
Нырнув обратно в тапочки (оставлять их в коридоре было подозрительно) и удерживая в руках убитого (чтобы не дай бог ничего не брякнуло и не звякнуло) я потащил немца к себе в комнату. Благо было недалеко.
Закрыв плотно дверь сбросил халат, пижаму, и переоделся в тёмные, удобные, свободные штаны из прочной ткани, майку и в водолазку чёрного цвета. На ногах зашнуровал крепкие ботинки для прогулок по горам.
Чёрные длинноносые туфли от «Амедио Тестони», шерстяной костюм-тройку с серебренными пуговицами сшитый в ателье Марко Бенутти, элегантную шляпу «Борсалини» пришлось бросить в комнате. Мне сейчас предстоит серьёзный бой, а всё вышеуказанное для гангстерских разборок конечно сгодилось бы, но только не для схватки не на жизнь, а на смерть с нацистскими штурмовиками. Впрочем, подумав, я надел чёрное кашемировое пальто «Канали». Не застёгивая. А потом спрятал в карман пальто красный галстук от Роберто Конти. Много место он не занимает. Не осуждайте, это что-то вроде талисмана приносящего удачу.
Закончив приготовления, я склонился над убитым немцем. Штык-нож, тут же занявший место на моём ремне, штурмовая чудо-винтовка Третьего рейха, четыре запасных магазина в подсумках к ней, плюс один в оружии, тяжёлый «Люгер», и пара осколочных гранат. Неплохо. Для начала.
Не тратя время зря, я вышел из комнаты, свернул по коридору и направился к комнате охраны. Там сейчас должно находится человек пять. Может быть повезёт и Ган тоже окажется на месте. Вообще-то обычно он отсыпается днём, так что всё возможно.
По дороге у меня были покои хозяина особняка. Тёмно-бордовая дверь, украшенная затейливой резьбой и охранник с автоматом у входа. Прижав приклад штурмовой винтовки к плечу, я прицелился в охранника. Тот заметил меня и испуганно потянул руки вверх. Рывком я бросился к немцу дважды вонзив штык-нож в шею, а затем выбив ударом ноги дверь комнаты разрядил половину магазина в сидевшую на кровати Новак, а вторую половину магазина в Гунна, который голышом замер у окна. Перезарядив оружие сделал по контрольному выстрелу в голову.
По коридору за углом забухали тяжёлые шаги. Сразу трое двухметровых здоровяков неслись ко мне. Я с ними на кулачках драться не собирался. Присев на одно колено открыл огонь забрызгав кровью противников стены и пол.
Всё было очень быстро, новый поворот коридора и передо мной комната охраны с распахнутой дверью. Пули просвистели над головой, и я ничком рухнул на толстый ковёр прожав спусковой крючок оружия. Щепки с дверного проёма полетели во все стороны и стрелявший скрылся. Кажется, даже кто-то закричал от боли. Выпустив новую очередь по двери, дабы отогнать стрелявших от входа, я одну за другой забросил внутрь две осколочные гранаты.
БАБАХ! – звенит в ушах, дым, пыль, мусор, капли крови вылетели наружу в коридор, но пока не успела рассеется облако я ворвался внутрь, собираясь добить стонущих, раненых немцев. Шестеро! Гану сидевшему на стуле у стены осколком оторвало голову. Точнее почти оторвало. Она держалась на шее на тонюсеньком лоскутке кожи. Добивать никого было не надо, взрыв двух гранат в замкнутом помещении это сильно.
Комната профессора была рядом. Услышав топающие по коридору шаги, я посмотрел в спину улепётывающего Винтергальтера. Тот путаясь в тапочках бежал в пижаме к лестнице на первый этаж.
Вскинув оружие, я прицелился в него, но сразу не выстрелил. «И всё же почему мне не приказали доставить его в Москву? – подумал некстати я. Неужели нам бомба не нужна? Скорее всего риск был бы оправдан». Вспомнив разговор с Берия, я подумал, что возможно чего-то не знаю и зря мучаю себя сомнениями. Перестав колебаться выпустил очередь по бегущему профессору. Одна из пуль пробила ему колено, вторая вонзилась в лодыжку.
Винтергальтер грязно ругаясь и вопя от боли полз по коридору оставляя за собой кровавый след. Догнав его, я разрядил ему голову гения весь магазин «Люгера» после чего отбросил бесполезный пистолет в сторону и перезарядил штурмовую винтовку.
А мог ведь жить и жить. Жадность фраера сгубила. Задание выполнено.
Вернувшись в помещение для охраны, я всё внимательно осмотрел и достал из металлического шкафа для оружия пулемёт MG-42. Во время командировки на Кавказ я успел оценить все её плюсы и минусы. Рассовав по карманам пальто гранаты, лежащие тут же на полочке, и забросив за спину штурмовую винтовку, я быстрым шагом направился к лестнице на первый этаж. Коридоры заполнил вой сирены. Она так орала, что у меня даже зубы заломило.
Естественно на первом этаже меня уже ждали. Пули хлестали по стенам выбивая фонтанчики извёстки и каменной крошки. Присев на корточки и прикрываясь дубовыми панелями спуска, я приподнял голову над перилами насчитав десяток азартно паливших вверх немцев.
«Пошла жара. Может сейчас так не говорят, но обязательно будут», - думал я выцеливая немцев внизу. Пулемёт выплёскивая из дула огонь закаркал, разнося в щепки все препятствия: мебель, дорогие вазы, статуи, другие предметы интерьера.
Противник явно не рассчитывал на то что я буду вооружён до зубов и нёс потери. Длинными очередями я не злоупотреблял, мне не надо было, чтобы пули разлетались веером. «СССР!» - кричал я, прожимая спусковой крючок, и прекращал огонь, находил новую жертву и снова «СССР». Гильзы сыпались мне под ноги весело прыгая по ступенькам вниз.
Последняя пуля угодила в левую глазницу дурочка Пеларатти разнеся ему затылок. Мелкий отморозок, мечтавший стать в Штатах крутым гангстером и больше ничего. Научись сначала по-мужски жать руку при встрече! Умерев в прыжке тот рухнул на бок сбив одного из немцев.
Отстрелявшись до железки, я метнул вниз ещё пару гранат, и отбросив в сторону опустевший пулемёт сбежал по лестнице из красного дерева. Спрятавшись за колонну, искусно выполненную в виде дерева, проверил заряжена ли штурмовая винтовка. Вокруг меня с потолка что-то сыпалось, кто-то орал от боли. Выдохнув я было покинул укрытие, но в последний момент замешкался. Не знаю уж что это было, интуиция, божий промысел или слепая удача, но это спасло мне - Женьке Юнкеру жизнь. Честно, я в бога не верил, но мама говорила, что это не страшно, лишь бы он в меня верил. Струя огня дыхнув смертельным жаром лизнула колону и часть моего плеча. Сбросив запахшее горелой шерстью чёрное кашемировое пальто от «Канали», я обежал колонну справа и прицелился в бок огнемётчика в металлической маске. Пули пробили плоть угодив в баллон с огнесмесью и сжатым водородом. Полыхнуло так, что мама не горюй.
Переведя дух и добив раненых, я направился к выходу из особняка. Под ногой что-то брякнуло и к своей радости с пола я поднял ещё один пулемёт. Вот это находка! Живём! На какое-то время я даже поверил, что и эта передряга в могилу меня не отправит.
Появился канал в телеграме там выкладывать рассказы буду рандомно всех приглашаю.
