Интересные исторические фотографии ч.38
Гилберт Керр, член шотландской Национальной антарктической экспедиции, играет на волынке для пингвина, 1904
Горгулья Нотр-Дама, Париж, 1910
Близнецы, Норвегия, 1955. Фотограф Дениз Коломб
«Черноногие» индейцы в национальном парке Глейшер, ок. 1914
Провода. Пратт, Канзас, 1911
Смута, Северная Ирландия, Лондондерри, 1971. Фотограф Дон МакКаллин
Женщина в маске в инвалидной коляске, Пенсильвания, 1970. Фотограф Диана Арбус
Пациентка психиатрической лечебницы во Франции, 1900 год.
Японские женщины, пережившие атомную бомбардировку Хиросимы, во время поездки в США для проведения пластической операции, Нью-Йорк, 9 мая 1955 года.
Традиционные слоновьи повозки, используемые для дальних путешествий, Сиам (Таиланд), 1877 год
Спасибо за внимание.
Источник: https://t.me/photohystory1/341
Мой телеграм канал "История в фотографиях"
Буду признателен если вы на него подпишитесь.
Сможете найти на картинке цифру среди букв?
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Предварительный диагноз: смерть. Финал ч2
Предварительный диагноз: смерть. Часть 1
Предварительный диагноз: смерть. Часть 2
Предварительный диагноз: смерть. Часть 3
Предварительный диагноз: смерть. Часть 4
Предварительный диагноз: смерть. Часть 5
Предварительный диагноз: смерть. Финал. ч1
20
Оказавшись возле потемневшей от времени подвальной двери, я поставил рюкзак на каменный пол, открыл и начал доставать вещи. Два дождевика с перчатками протянул ребятам, а третий надел сам.
– Эт зачем? – удивился Сергей.
– Тебе Борис жаловался, что часто по утрам разбитый просыпается? Словно и не отдохнул?
– Н-ну-у-у-у... вроде чё-то было.
– Тут на стенах что-то вроде невидимых щупалец по всей больнице. Они пьют нашу энергию, пока мы спим. А места укусов потом медсёстры бинтиком завязывают.
Я задрал рукав пижамы, показал ему повязку.
– Тут такие у четверти пациентов точно.. Так что надевай для защиты и капюшон не забудь натянуть.
Через несколько минут моя армия была готова. Смотрелись мы нелепо. Двое в пижамах и тапочках на босу ногу, в прозрачных целлофановых балахонах. И третий, одетый нормально, но в таком же презервативе.
Охотники за привидениями. Блядь.
Следом я извлёк ещё один Калашников, магазин и протянул Артёму.
– Управишься?
Тот молча взял оружие, пристегнул рожок, передёрнул затвор.
– Зря я, что ль, в армии служил?
– Отлично. Так, теперь встаём на верхние ступеньки, отстреливаем замок...
– Погоди! – перебил меня Артём и зашуршал складками дождевика, пытаясь добраться до кармана джинсов.
– Вот, утром на посту у медсестры спёр.
Он протянул мне связку ключей.
– Ну ты даёшь! – я восхищённо покачал головой. – Как ты так умудрился? А если б хватились?
– Так я уехал сразу. Зачем дожидаться?
– Ладно, давай тогда так. Начинай проверять по одному, когда найдёшь нужный, махнёшь рукой. Дверь на себя открывается, дёргай и стой за ней. Там ещё одна тварь на охране сидит. Понял?
Парнишка кивнул.
– Поехали. Времени почти нет.
Пока Сергей перебирал ключи, я прислушивался к звукам сверху. Тихо, но надолго ли? Степаныч стянет сюда всех, кого сможет. Это факт. А что, если их больше? Если на церемонии ночью были далеко не все?
Наш ключник дал знак, я отбросил дурные мысли, приставил автомат к плечу, тихо сказал Артёму:
– Когда стрелять будешь, рот открой, оглохнешь.
Дверь протестующе заскрипела, и в ответ я услышал сдавленное:
– Пиздец... это что?
Паук сидел, как и в прошлый раз, прямо посередине прохода. Только теперь он не спал. Раскачиваясь из стороны в сторону, существо наклонило голову вниз. Глаза на деформированном лице моргнули, а в следующий миг он прыгнул вперёд.
Два калаша ударили почти одновременно. Но нас бы это не спасло, я уверен. Если бы тварь не застряла раздувшимся брюхом в дверном проёме...
Она визжала, пытаясь протиснуться, едва ли не громче, чем грохотало наше оружие. Тянула костлявые тощие руки, как нищенка на рынке, стремясь ухватить хотя бы одного из нас. Пули отрывали ей пальцы, вгрызаясь дальше в бледно-серое жирное туловище. А она всё билась на месте, захлёбываясь в яростном верещании. Только когда Артём снёс ей большую половину головы, вопли прекратились, уступив место булькающим хрипам, и тварь начала грузно оседать.
В ушах звенело так, что ближайшие несколько минут мы общались только жестами. Пинками выпихнули подрагивающее тело паука из дверного проёма, и я подошёл к стене с рисунком дерева. Никакого намёка на кнопку, панель или любой другой секретный механизм, убирающий её в сторону. Хотя на то он и секретный. Ладно, как говорится, что один построил, другой всегда может сломать. Вернулся обратно в коридор, достал две гранаты, показал на них, на стенку и велел всем уйти за угол.
Взрыв гулко ухнул, взметнув в воздух мелкую красную крошку. Часть фасада обвалилась, обнажив кирпичную кладку. Вторая граната завершила начатое, проделав приличную дыру. Я подхватил рюкзак и первый нырнул внутрь. Сергей с Артёмом изумлённо крутили головами, пока мы торопливо шли по коридору мимо жилых комнат. А когда я вывел их в основную пещеру, замерли, не веря своим глазам. Сияющая оранжевая паутина, затянувшая собой весь высокий каменный потолок, была видна невооружённым взглядом. Учитывая того же цвета монумент, стоящий в чаше с зелёной жижей, и две каменные ёмкости, покрытые разноцветным переливающимся одеялом, зрелище было впечатляющее.
Перепрыгивая через ступеньку, сбежал вниз. Остановился возле ванны с братом, пытаясь разглядеть его сквозь радужные сполохи. Бесполезно, только глаза заболели.
Я скинул мешок с плеча, достал Серёгино тряпье. На всякий случай обмотал руку поверх дождевика и начал сбивать сверкающие нити. Жгло даже через одежду. Закусив губу, я остервенело рвал на части упругие цветные жилы. Они отлеплялись от брата с мерзким влажным чавканьем, возмущённо извиваясь в попытках снова прилепиться к источнику пищи.
Откуда во рту медный привкус собственной крови?
То, что я видел, не могло быть правдой.
Всё тело Семёна было исполосовано рубцами и воспалёнными ссадинами от постоянного контакта с корнями этого проклятого дерева. Невероятно похудевший, словно узник концлагеря, он лежал на боку, в одних трусах, немного поджав под себя ноги. Голова покоилась на согнутой в локте руке. Как в детстве. А потом ещё вечно жаловался, что не чувствует её, когда утром возвращался обратно в тело. К горлу подкатил предательский ком.
Нет. Не сейчас.
Нельзя сейчас.
Нельзя.
Я – боль.
– Охренеть, – шёпот Артёма над самым ухом заставил меня вздрогнуть. – Это твой брат?
– Помоги мне его вытащить и займитесь Борисом.
Но помощь оказалась лишней. Семён весил чуть больше взрослого ребёнка. Я медленно опустил его на землю, поправил сбившиеся на лбу волосы. Через несколько секунд он открыл глаза.
– Ну, что, не передумал меня везти в Москву, старший?
Семён говорил чуть слышно, еле шевеля опухшими губами.
– Сказал же тебе, уходи. Упрямый ты сукин сын.
– Наоборот, очень удобно. Ты теперь в ручную кладь можешь поместиться. На билетах сэкономлю.
Отличная шутка. Только голос дрожит, выдавая такие ненужные эмоции. Сука.
Где-то на другом краю галактики слышен отборный мат и оханья Бориса.
Это хорошо.
– Сколько у нас времени? – Семён пытается приподняться на руках, обессиленно падает обратно. Но голос звучит уже громче и твёрже.
– Мало, почти нет.
– Степаныч?
– Бежит сюда с подмогой. Это ерунда, – я поднимаю с пола автомат, – у нас патронов на всех хватит. Их не так уж и много.
– Ошибаешься, у него целая армия спящих.
– Кого?
– Паука помнишь? Тут таких сотни захоронены, уже много веков. Бывшие слуги. Это здание... гораздо старше…
Я вижу, что ему тяжело говорить, он делает глубокий вдох и продолжает:
– Оно было частью города, в котором все поклонялись Древу... Жители соседних поселений собрались вместе и перебили хранителей... таких, как Степаныч. Но уничтожить семя не смогли... поэтому просто запечатали вход. Оставшиеся без энергии последователи забились под землю и впали в спячку...
– И че делать? – у меня за спиной стоит Борис.
Он тоже почти голый, но уже деловито примеряет раскиданные Серёгины вещи.
– Я помогу, надо только немного набраться сил, – брат закрывает глаза. – Я помогу...
Я встаю и оглядываю свою команду. У всех на лице одно и то же выражение. Мрачная, отчаянная решимость. Нам нечего терять. Значит, шанс есть. Артём проверяет, сколько осталось патронов в рожке, лезет в рюкзак, пересчитывает обоймы. Достаёт оставшиеся два ТТ и отдаёт Борису.
– Ещё восемь для калашей и десять пистолетных. Если по пуле на тварь, то....
– Т'ала карс так'ка наул кин та!!!
Протяжный вопль заглушает его последнюю фразу. Мы одновременно поворачиваем головы и видим наверху, возле входа в пещеру, перемотанного бинтами Аркадия Степановича. Только он уже не добродушный рыжий толстячок. Широкий рот раздаётся в стороны, выплёвывая древние слова:
– Наул ки-и-и-и-ин та-аа-а-а-а-а-а-а-а-а!!!
Я вспоминаю смерть уборщицы и понимаю, что сейчас произойдёт. Поднимаю с пола последний дождевик, кидаю Борису.
– Быстро! Надевай!
Оранжевое небо над нами вздрагивает и начинает плотной сетью стремительно опускаться вниз. Хватаю брата на руки, снова кладу его в каменное ложе и забираюсь следом, закрывая его своим телом. Я чувствую на спине тёплую шевелящуюся массу, которая извивается, словно целый выводок пиявок, пытаясь пробиться сквозь мою полиэтиленовую броню. Я стряхиваю их на пол, снимаю упавшие куски с Семёна и отшвыриваю как можно дальше. Все остальные заняты тем же самым. Хуже всего приходится Борису. Он босиком, без перчаток. Одно из щупалец обвивает лодыжку и начинает забираться вверх, под чёрные брюки, которые он едва успел натянуть. Борис стремительно бледнеет, оседает на пол. К нему подскакивает Артём, с размаху бьёт прикладом в пол рядом с ногой и вытягивает тускнеющую нить наружу.
Повезло.
Живой ковёр вокруг нас постепенно гаснет и через несколько минут уже не представляет опасности.
– Ха! Выкусил, ублюдок!
Сергей показывает главврачу средний палец. Ему страшно, как никогда в жизни.
Идущие на смерть приветствуют тебя....
Аркадий Степанович молча исчезает в тёмном проёме, а через мгновение начинается ад.
Существа, словно сошедшие с полотен Босха, начинают выползать оттуда, как из потревоженного муравейника. Семён всё ещё лежит без движения.
Я выпрыгиваю из ванны, припадаю на одно колено, вскидываю автомат. Артём очередью разносит каплевидную голову, несущуюся к нему на тонких хитиновых ногах.
– Стреляй одиночными! Береги патроны!
Я отстреливаю конечности сороконожке с человеческим лицом, оставляю её трепыхаться в луже собственной слизи, переключаюсь на ещё одного паука. Рядом звонко гавкают Токаревы. Борис, широко расставив ноги, стреляет с двух рук, сбивая колченогого ублюдка, ползущего по потолку. Сергей повторяет его стойку, держа пистолет на вытянутых руках. Он целится дольше, зато каждый выстрел находит свою цель. На груди здоровяка с единственной рукой, растущей из живота, расцветают бордовые тюльпаны. Следующая пуля попадает в глаз, и затылок урода взрывается фонтаном крови и костей.
Но чёрт побери, как же их много. Сверху на нас движется настоящая лавина. Ещё трое, нет, пятеро с невероятной скоростью ползут по потолку. Двоих я снимаю короткими очередями, двоих – Артём. А последний...
Последний успевает уйти в затяжной прыжок, я понимаю, куда он летит, но ничего не успеваю сделать. Продолговатое мохнатое тело сносит Серёгу, как кеглю. Пистолет летит в сторону. Они врезаются в постамент, на котором стоит чаша. Тварь обвивает его плотными кольцами. Оглушённый парнишка вскрикивает от боли.
Артём без остановки стреляет в наступающую массу, Борис лихорадочно меняет опустевшие обоймы.
Я вскакиваю с места.
Сейчас, дружище, я всё вижу, не волнуйся.
Прицеливаюсь в плоскую змеиную голову.
Потерпи, буквально ещё секунду.
Жму на курок... и ничего не происходит. Пуля не вылетает с невероятной скоростью, не разносит голову, пачкая кровью серый камень.
У меня кончились патроны...
Я слышу, как он продолжает кричать. Кольца резко сжимаются. Я хочу зажмуриться, но не могу. Потому что он смотрит на меня. Сначала с надеждой, а потом, когда всё понимает, – с такой… виноватой улыбкой… которая тут же сменяется гримасой боли.
Кровь всё-таки есть. Она идёт у мальчишки горлом.
Тяжёлыми комками вываливается изо рта на бурую шерсть монстра.
Бам! Бам! Бам!
Вот теперь голова твари разваливается на несколько частей. Борис подходит ближе и делает ещё один выстрел, контрольный. Долю секунды смотрит на мертвого товарища, что-то тихо выдыхает матом и сразу разворачивается обратно, к наседающей толпе ублюдков.
Бам! Бам! Бам! Бам!
Я кидаюсь к рюкзаку, меняю пустой рожок, бросаю ещё один Артёму.
Я – гнев.
Их уже так много вокруг, что можно даже не целиться. Шаг за шагом мы вынуждены отступать назад. Ещё один падает сверху на Артёма, выбивая из рук оружие. Вместо головы у него один огромный рот. Туда я и посылаю следующие несколько пуль. Осколки зубов летят во все стороны. Артём подхватывает упавший Калашников, добивая скулящее от боли существо.
Мы стреляем почти без остановки. Борис снова перезаряжается.
– У меня шесть обойм осталось! У вас три!
– Значит, ещё поживём! – с задорной злостью кричит в ответ Артём, с бешеной скоростью переводя плюющий смертью ствол из стороны в сторону.
Все пространство вокруг нас наполнено рычанием и яростными визгами вперемешку с дробным стаккато автоматных очередей. На сталевара со стены прыгает что-то небольшое. То ли ребёнок, то ли карлик. Он этого не видит, но Артём чуть поворачивается и сбивает ублюдка прямо в полёте. На него самого несётся высокая тощая фигура, размахивающая серповидными руками. Мои маленькие стальные друзья разрывают ему грудь, опрокидывая навзничь.
Рядом приземляется гориллоподобный урод, я не успеваю среагировать, и он сбивает меня с ног. На секунду я вижу над собой лязгающую клыками челюсть, а затем его голова лопается, как переспелый арбуз. То же самое начинает происходить в окружившей нас толпе монстров. Невидимая коса проходит по их рядам, перемалывая всё на своём пути. Визжащая масса недоуменно откатывается назад, пытаясь понять, что происходит.
А из каменной ванны на них смотрит Семён.
С той самой жуткой, пластиковой улыбкой.
Он спрыгивает вниз, идёт к нам странной деревянной походкой.
Жирный здоровяк с клешнями вместо рук дёргается вперёд и замирает, когда по его телу пробегает сочащийся кровью излом. В следующее мгновение он разваливается на две части, усеивая пол внутренностями.
– Блядь, ну наконец-то! Воскрес наш спаситель!
Борис сплёвывает на залитый кровью пол. Заряжает две новые обоймы.
– Идём на выход?
Семён не реагирует, подходит ко мне и застывает, как сломанная кукла.
– Миш? Идём? – Артём непонимающе смотрит на нашу немую сцену.
Только я знаю, что происходит. Он там, стоит один перед разъярённой толпой, уничтожая любого, кто попробует сунуться к нам. Я даже не представлял, насколько силён мой брат. Губы шевелятся, и он начинает говорить.
– Надолго меня не хватит, старший. Их слишком много, гораздо больше, чем я думал.
– Насколько больше?
– Вся больница забита под завязку. Может быть, пятьсот, тысяча, – кукла безразлично пожимает плечами, – я не знаю.
– Сколько? – судорожно выдыхает Артём.
Брат не обращает на него внимания и продолжает:
– Ты был прав, я всю жизнь отрицал наш дар. Топил его в алкашке, лишь бы не быть... таким. Я не хотел взрослеть. Не хотел нести эту ответственность. Ты был прав. И теперь ты здесь. Из-за меня. Прости. Но я вытащу вас отсюда, я всё придумал. Хотя тебе это не понравится, старший.
Его губы снова растягиваются в улыбке.
– Что? Что ты придумал?
Теперь уже я ничего не понимаю. Но мне действительно не нравятся последние слова. Я трясу его за плечи.
– Что значит НАС? Ты...
Я слышу позади странный льющийся звук и оборачиваюсь.
Зелёная жижа из чаши начинает закручиваться вверх небольшим торнадо, исчезая прямо в воздухе. Осознание происходящего скручивается тугим нервным комком где-то внизу живота..
– Нет! Не вздумай! Мы сможем!
Я кричу и продолжаю трясти бездушную куклу.
– Остановись! Не смей! Мы пробьёмся! Мы...
По всей пещере раздаётся протяжный вздох. Тело Семёна вздрагивает и начинает меняться. Оно словно бурлит изнутри, раздаваясь в стороны, становится выше, шире, обрастает мышцами и новыми конечностями. Кожа по бокам с треском лопается. Из спины вылезают два длинных костяных жала, блестящих от крови. Лицо рвётся, раздаваясь в стороны. Челюсти деформируются, превращаются в распахнутый зев, готовый перемолоть всё что угодно. Руки тянутся вниз, пальцы срастаются, принимая форму узких лезвий.
Новорождённый Франкенштейн разворачивается и топает в сторону беснующейся толпы уродов. С каждым шагом монстр становится всё больше и больше.
Это уже не мой младший брат.
Это настоящая машина смерти.
Его облепляет сразу десяток противников, которых он лениво рвёт на части. Стены пещеры сотрясает мощный рёв. Он похож на обезумевший комбайн, шинкующий в труху всех, кто попадается ему на пути. Кровавые ручейки сбегают вниз, принося к нашим ногам куски растерзанной плоти. Скоро тут будет целое озеро.
Борис отрывается от чудовищного зрелища, достаёт из рюкзака оставшийся рожок с патронами и чёрную коробочку обычного мобильного телефона. Магазин забирает Артём, телефон остается мне. Я убираю его в карман заляпанного чужой кровью дождевика.
«Не сердись, старший. Так было нужно».
Внезапный голос эхом отдаётся в голове и заставляет меня вздрогнуть.
«Идите, он выведет вас наружу».
«А ты?»
«Я должен остаться и закончить».
– Это нечестно! Кому? Кому ты что должен?!
Мужики переглядываются, и я понимаю, что кричу вслух.
«Себе, братишка. И всем, кого сожрал наш доктор, пока я читал книжки в его библиотеке. Семя необходимо уничтожить, иначе рано или поздно придёт новый Аркадий Степанович, и всё повторится. Ты сам это понимаешь».
Да. Я понимаю. Но от этого не легче.
«И что потом?»
«Потом? Все, в ком есть его магия, умрут. Может быть, не сразу, талисманы прослужат ещё какое-то время. Но недолго».
Артём подходит ко мне, осторожно берёт за руку и ведет за собой, как ребёнка. Монстр почти закончил с теми, кто был в пещере, и направлялся в сторону выхода.
Я повторяю свой вопрос.
«А ты? Что будет с тобой?»
«Не знаю. Да это и не важно. Я подумал... А что если мы вообще для этого родились?»
«Иди к чёрту! Я не хочу снова тебя хоронить!»
«Тебе и не придётся».
Я почти ничего не вижу перед собой. Вокруг опускается странная пелена. Я останавливаюсь, вырываю руку.
Снимаю перчатку, протираю глаза и смотрю на мокрую от слёз ладонь.
– Я не хочу снова тебя хоронить!
Слова взлетают в тёмные своды потолка и тихо гаснут, как умирающие звёзды.
«Прости, старший. Прощай».
Я – пустота.
Мы идём по залитому кровью коридору. Обходим расплющенное тело паука и выходим на лестницу. Наверху слышны звуки бойни. Наш монстр ждёт на первом этаже, кромсая бесконечные толпы тварей. Артём меняет магазин, и мы бежим к выходу, расстреливая тянущиеся к нам лапы, зубы, когти, щупальца...
Широкая спина ангела-хранителя заслоняет собой двери, мы выскальзываем наружу и падаем в колючий холодный снег. На улице уже темно. Артём облегчённо смеётся, зачерпывает полную ладонь белых кристаллов воды и растирает по лицу.
Выбрались.
Но мясорубка внутри продолжается. Неистовый рёв Франкенштейна заставляет ныть барабанные перепонки. Решётки на окнах первого этажа ещё держатся, но долго они не простоят. И тогда обезумевшая орда захлестнёт нас кровожадным потоком злобы и ненависти. Нужно убираться отсюда.
Земля под нами вздрагивает. Новый толчок срывает с кровли кусок наледи. Угол здания внезапно резко проседает вниз. По стене протягивается жирная кривая трещина. Чуть дальше – ещё одна. Нас обдаёт шрапнелью из мелкой каменной крошки. Мы бросаемся в сторону, как можно дальше от агонии каменного Левиафана.
Вопли запертых внутри ублюдков обрываются, и на целую секунду воцаряется абсолютная тишина.
Откуда-то из-под земли раздаётся протяжный стон. Кажется, что вокруг больницы начинает колебаться сам воздух. Крыша проваливается, обнажая голые кости балок и перекладин.
Стон переходит в тягучий и невыносимый гул, который разряжается в пространство мощным «Х-Х-ХЭ-Э-Э-Э-Э-Э-ЭТ-Т-Т-Х-Х-Х-Х-Х». Прожигая низкое свинцовое небо, вздымается огромный столп света, охватывая всё здание призрачным оранжевым огнём. Чёрные стены валятся внутрь. Вся правая часть пансионата уходит под землю, разваливаясь на части, как гнилой зуб. Ещё один сильный толчок подбрасывает нас вверх и довершает разрушение.
Несколько минут я сижу на холодной земле и просто смотрю на заваленный каменными останками котлован. Там остался мой непутёвый брат, совсем ещё молодой Серёга, строгая, но улыбчивая медсестра… кажется, Марина...
Сопутствующий ущерб.
Я достаю из кармана телефон, делаю один звонок. Примерно через час нас встретят на трассе недалеко отсюда. Артём помогает встать Борису, затем оба поднимают меня. Окровавленные дождевики летят в снег. Сталевар морщится и переминается с ноги на ногу.
– Мужики, мне б приодеть чего, хотя бы ботинки, а то я так дуба дам, пока доберёмся.
На нём только лёгкие брюки и чёрная майка, которая явно ему мала. Да и нам с Артёмом в больничных пижамах тоже не особо тепло. Жилые корпуса для персонала стоят нетронутыми, поэтому мы идём туда. Только сейчас я замечаю, что окружающая нас территория изрыта норами. Комья земли на снегу, как хлебные крошки, указывают места, где обитали спящие. Судя по всему, везде.
По дороге Борис проверяет пистолеты, один выбрасывает, второй засовывает за пояс брюк. Артём делает то же самое и скидывает бесполезный автомат в снег. У меня примерно ещё четверть рожка. Пусть будет.
Мы доходим до первого домика, выкрашенного в кирпично-красный цвет. Борис первым взбегает по ступенькам крыльца, распахивает дверь и замирает. Я иду немного дальше и не сразу понимаю, что происходит. Вижу только, что фигура сталевара застыла в проёме. Слышу подряд несколько выстрелов, а затем он странно дёргается, и его голова начинает биться о дверной косяк.
Раз, другой, третий...
Хруст проломленного черепа, и он мешком оседает на дощатый пол.
Аркадий Степанович прижимает к себе какие-то бутылки, делает шаг, выходя на крыльцо.
Я передёргиваю затвор, вскидываю автомат.
Бывший главврач видит меня, разевает треугольную пасть и визжит.
На этот раз я стреляю ему прямо в рот. Один шаг – один выстрел.
БАМ! БАМ! БАМ! БАМ!
Его откидывает назад, внутрь домика.
БАМ! БАМ! БАМ!
Я подхожу к извивающемуся телу и продолжаю в упор всаживать пулю за пулей. Когда патроны заканчиваются, я начинаю бить прикладом.
Влажный хруст костей играет мне лучшую в мире музыку.
Я – пустота.
Я – ненависть.
Я – боль.
21
На дворе стоит хороший тёплый июньский вечер. Прошло уже почти полгода, но я всё ещё просыпаюсь среди ночи от собственного крика. Хотя уже реже, и это радует.
Артёма я забрал с собой, в Москву. Устроил на работу в наше агентство. Ему нравится. Он иногда заезжает ко мне на выходных. Собираем удочки и едем на рыбалку или просто на природу.
Шашлычок, пивко, пляж – всё, как у людей. Прогулки в тонком мире я свёл почти к минимуму.
Он в шутку называет меня Деда Лёша. Потому что теперь я полностью седой. Но я не жалуюсь, девушки в восторге...
Необычно.
Какое-то время мы следили за полыхающими заголовками челябинских газет о взрыве газа в пригородном пансионате.
Жертвы. Халатность. На особом контроле у Следственного Комитета.
Не хотел бы я быть следователем этого дела.
Чуть позже появились новости о самоубийствах двух высокопоставленных чиновников местной администрации.
Разные статьи. Разные газеты. Одна цепочка. Надеюсь, они были последними.
Мы почти не говорим о произошедшем, незачем.
Прошлому лучше оставаться в прошлом.
Что удивительно, я начал писать. Конечно, страшные истории, а как иначе? Сначала коротенькие, публиковал их там-сям по интернету. Людям нравится, говорят, у меня талант. Не знаю, наверное.
Недавно совершенно неожиданно со мной связалось одно крупное издательство. Предложили написать книгу. Я согласился.
Артём против, но я заверил его, что изменю все имена и место событий. Да и вообще, кто будет искать факты в бульварном чтиве?
Битый час я просидел перед экраном текстового редактора, не зная, с чего начать. В итоге плюнул и пошёл на кухню заварить себе сладкий чай.
Я возвращаюсь, сажусь за стол, дую на кипяток и снова смотрю на экран. Тут же вскакиваю, ошпариваю себе руку, чертыхаюсь, и кружка летит на пол.
На белом поле мерцает всего одна фраза:
«ПРИВЕТ, СТАРШИЙ ))))»
Предварительный диагноз: смерть. Финал. ч1
Итак, дорогие друзья - долгожданный ФИНАЛ!
Писал я его под великолепный трек Posterity Людвига Йоренсена (OST Довода), попробуйте под него и почитать)))
Позволю себе напомнить вам, что целиком всю историю вы можете послушать на канале Абаддона и, поверьте, оно того стоит.
Саму книгу вы можете целиком бесплатно скачать с Литрес.
https://www.litres.ru/daniil-azarov/predvaritelnyy-diagnoz-s...
Там же лежит и первая моя книга, так что велкам.
Да и, поскольку Пикабу ставит ограничение на кол-во знаков, то придется разбить его на 2 части.
Ну что, погнали....
18
– Слушай, а вот мне непонятно, нахрена такие сложности с твоей поездкой в город?
Артём подцепил пальцем кусочек бекона, положил его на ложку с кашей и отправил в рот.
– Привёз бы сразу с собой, да прикопал где-нибудь тут. Там ведь что? Оружие поди? Я понимаю, вариантов у нас особых нет, но доверять бывшему торчку такое дело...
Он вздохнул и отхлебнул тёплый чай.
– А ты погромче поори, глядишь, ещё помощнички найдутся. Откуда я знал, что в этой богадельне творится? Или ты предлагаешь мне по любому поводу с собой стволы таскать? И потом – то, что привезёт Серёга, это услуга от моих старых знакомых. И есть такие вещи, о которых можно попросить только один раз, доступно объяснил?
– Понял, не пыли, – он отодвинул пустую тарелку, допил чай и буркнул: – Извини. Чёт я спал плохо, всю ночь твои уроды снились...
– Не бери в голову, скоро пройдёт.
– Да уж надеюсь. Какой план по итогу? К чему готовиться?
– С Сергеем я перед завтраком встретился, всё обговорил уже. Он закончит утреннюю уборку и отпросится в город, к родителям. После обеда вернётся, скинет посылку в условленном месте. Надеюсь, всё пройдёт тихо и оружие нам не понадобится, заберём на обратном пути. Ночью я усыплю медсестру и санитаров, вытащу тебя из палаты. Спускаемся в подвал, там охранник неприятный, но с ним я справлюсь. Дальше находим, как открыть проход в пещеру...
– В смысле находим?
– Там фальшстена стоит, с этой стороны я не увидел очевидных способов её сдвинуть. Думаю, изнутри проще будет. Поищу рычаг или ещё какую-нибудь хрень, которая её откроет. Поднимаем моего брата, Бориса, тащим их на выход. Я позвоню, и нас заберут. Придётся немного пройтись по ночному лесу. Только за Серёгой ещё зайдём, нельзя его тут оставлять.
– Я бы оружие сразу забрал перед тем, как в подвал идти, на всякий случай.
– Ну... да, согласен, разумно. В общем, весь день ведём себя тихо, спокойно, без шума и пыли, как говорится.
– А если у курьера нашего не получится? Что тогда? Ладно, в городе с оружием заметут, кто ему поверит, что стволы в дурку тащит. А тут? Полезет охрана проверять и всё, приехали.
– В городе проблем не будет, там его прикроют. Если не пустят сюда, то он скинет всё у себя в комнате. Заберём, так или иначе. Всё нормально будет, не бзди. Я в нём уверен.
Мы отнесли подносы с грязной посудой и направились в общий зал.
– Ух, представляю, какой хай утром поднимется... Погоди, так нас же в розыск объявят!
– Возможно, но я к этому времени уже в Москве буду, так что насрать. Хочешь, полетели со мной, пристрою тебя куда-нибудь.
– Ага, и Борю с торчком тоже с собой заберёшь?
– Отстань, а? Давай по одной проблеме за раз решать. Учитывая, что тут у них в подвале происходит, мне кажется, общий язык я со Степанычем найду. Может, и не будет розыска никакого. Посмотрим.
Самая хреновая часть в каждом плане – это ожидание. Время, словно издеваясь, тянулось не просто медленно. Оно вообще остановилось. Казалось, что прошло уже две вечности, прежде чем я увидел в окно, как Сергей садится в ярко-жёлтое такси.
Десять утра.
В двенадцать я успел возненавидеть карты.
В час дня, когда я собирал уже третью по счету грёбаную картинку из грёбаных маленьких цветных кусочков, ко мне подошла медсестра в сопровождении плечистого санитара, того самого, с канавой в голове, и пригласила пройти с ними в процедурный кабинет.
– Мариночка, с вами – хоть на край света, – лучезарно улыбнувшись, ответил я, с видимым сожалением отрываясь от своего занятия.
Вопреки моим ожиданиям мы не остановились на втором этаже, а спустились на первый. Прошли по длинному коридору почти до центрального входа и остановились у двери с загадочной табличкой «Кабинет ЭСТ». Внутри нас встретил добродушно скалящийся Аркадий Степанович с ещё одном санитаром.
– Михаил, категорически вас приветствую! Марина, спасибо, вы свободны.
Он кивнул медсестре, а мне жестом показал на гибрид кушетки и кресла, который изогнулся затейливой волной у противоположной стены кабинета. Я пожал протянутую руку и пошёл укладываться на это странное ложе.
– Что на этот раз, Аркадий Степанович? Как будете мучить? Я заметил надпись «ЭСТ» на двери кабинета. Какой-то новый метод исследования?
– Как верно вы угадали, – хохотнул главврач, – когда-то этим варварским методом именно мучили несчастных пациентов.
Пока он говорил, санитары застёгивали кожаные манжеты у меня на руках и ногах. И сразу по два, фиксируя каждую конечность по всей длине. Хм.
– Электросудорожная терапия начала применяться ещё в начале двадцатого века и получила медицинское признание незадолго до второй мировой войны. Однако в сообществе психиатров мнения о её эффективности до сих пор крайне противоречивые.
Один из санитаров подкатил ко мне прибор с изогнутой штангой, у которой на конце было подобие широких плоских наушников, размером с половину моей головы.
– Так, стоп. Вы собираетесь бить меня током?
Я попытался встать, но манжеты держали на удивление хорошо.
– Ну почему сразу бить током? Стимулировать отдельные участки мозга для достижения необходимых результатов. Конечно, нужно соблюдать определённые меры безопасности.
Аркадий Степанович подошёл ко мне, поигрывая небольшой резиновой шайбой с полой трубкой посередине.
– Например, если не дать эту штуку пациенту, – он раскрошит себе зубы или вообще откусит язык. Я уж молчу, что случится, если кто-то вдруг решит поиграть с настройками, а то и вовсе заменить пару плат... у-у-у-у-уф-ф-ф-ф-ф-ф...
По его телу словно пробежала лёгкая дрожь. Он передёрнул плечами, как от озноба.
– Это может невероятно взбодрить! Или... выжечь нейронные связи, погрузить человека в кататонию. Знаете, что это?
Мне показалось, или он хихикнул?
– Кстати, мне до сих пор пока никто не звонил по поводу вас. Ваша дама сердца удивительно занята. Впрочем, это лирика. Больше всего меня интересует вопрос, зачем вы испортили мои камеры в палатах? И как?
Твёрдая, плоская доска бьёт меня со всей дури по затылку. Я почти физически ощутил боль от удара. Откуда ему стало это известно? Или он просто пытается меня подловить?
Я делаю максимально удивлённое лицо.
– Что? О чём вы?
– Сначала я списал всё на досадное короткое замыкание, но потом...
Он наклонился надо мной, приблизившись почти вплотную.
– Потом я решил просмотреть записи с камер в коридоре, которые выведены на пост охраны на первом этаже. И каково же было моё удивление, когда я увидел, как вы, Михаил, буквально следующей ночью спокойно покидаете свою палату. Какое забавное совпадение, не так ли?
Я не был даже идиотом. Потому что до идиота надо ещё дорасти. Я был простейшим, недоразвитым дегенератом, которому и в голову не пришло, что кроме палат вся остальная больница может быть под наблюдением. Да не то что может – должна! Микки Маус по сравнению со мной – нобелевский лауреат.
Так обосраться!
Широкая полоса мягкой ворсистой ткани обхватила мне лоб, фиксируя голову.
– Значит, вы всё-таки увидели, что я хожу по ночам. И как? Что я делал? Никто не пострадал?
Моя невозмутимость – единственный шанс как-то выбраться из этого дерьма. Главврач задумчиво посмотрел на меня, после чего отошёл и присел на краешек стоящего неподалёку стола.
– С одной стороны, вы вели себя достаточно странно. Выбрались из палаты, спустились на первый этаж и заперлись на несколько часов в кладовке с инвентарём. Возможно, я списал бы это на так называемое заболевание, но я не верю в совпадения. А их с вашим появлением стало очень много. Смерть Нины, Игорёк внезапно становится практически овощем, потом частично выходит из строя система видеонаблюдения. Я даже не спрашиваю, как вы открыли запертую дверь и почему с утра вас снова нашли пристёгнутым к кровати.
– Честно говоря, Аркадий Степаныч, я не понимаю, о каких совпадениях вы говорите. Вы хотите свалить на меня происходящий у вас бардак? Или что?
– Я хочу знать, что вы делаете в моей клинике и кто вас прислал.
– Послушайте, освободите меня немедленно! Я вообще не понимаю, о чём вы! Я рассчитывал получить у вас квалифицированную помощь...
Злость в моем голосе была неподдельной. Да, на себя, но отчасти и на этого умного сукина сына. И я понятия не имел, что произойдёт, когда он начнёт выжигать мне мозг своей игрушкой. О том, чтобы расслабиться и попытаться выйти из тела, не было даже речи. Не выйдет. А делать это на лету, как мой брат, я не умел. Нужно было тянуть время, не будет же он со мной возиться весь день? Значит, рано или поздно отложит дальнейший допрос на потом.
Надо тянуть время.
– Я и не рассчитывал, что вы так сразу мне всё расскажете, – главврач несколько раз подкинул в воздух резиновую шайбу. – А даже если и рассказывать нечего... ну что же, очень жаль. За несколько сеансов в этом чудо-кабинете вы превратитесь в пускающую слюни куклу, которая никак больше мне навредить не сможет. Да, пожалуй, я так и поступлю. На всякий случай, ничего личного.
Он посмотрел на довольно ухмыляющегося санитара. Тот явно получал удовольствие от всего происходящего.
– Вадим, выстави семьдесят процентов мощности. Нашему пациенту необходимо несколько дней покоя.
Я услышал щелчки переключателей. Второй медбрат согнул дугу с наушниками, приставляя их к моей голове.
Вот и всё. Приплыли.
Аркадий Степанович убрал резиновую затычку в карман, встал и направился к двери.
– А что потом? – крикнул я ему вслед. – Уложите в каменную ванну, как и остальных?
Он встал как вкопанный. Повернулся и одним неуловимым движением оказался возле меня.
– Что вы сказали?
– Вы прекрасно меня слышали, дорогой доктор, – я чеканил слова, как золотые монеты. – Думали, про ваш маленький секрет в подвале никто не узнает?
Шок и злоба промелькнули в раскрытых от удивления глазах. Не ожидал, тварина? Теперь уже я с нескрываемым удовольствием наблюдал за исчезающим самодовольством маленького бога.
– Вы скормили слишком много людей своему древу. Пришла пора собирать камни, Аркадий Степанович.
В какой-то момент я подумал, что он меня ударит. Просто чтобы доказать своё превосходство. Поставить на место наглого всезнайку. Поэтому я не отрываясь смотрел прямо на него. Наша немая дуэль длилась несколько секунд. Очень долгих секунд. В конце концов главврач хмыкнул, подтащил ногой небольшой табурет на колёсиках и уселся рядом со мной.
– Как быстро страх перед безумием может развязывать языки, не правда ли, Михаил?
– Неправда, Аркадий, неправда. Ваше время подходит к концу, так что страх –теперь ваш удел.
– И чего же, по-вашему, я должен бояться?
Я притворно вздохнул, словно объясняя старшекласснику таблицу умножения. И меня понесло.
– Мы заберём источник силы. Ваша паства разбежится, и вы, Аркадий Степанович, подохнете один, где-нибудь в лесу. Потому что когда магия древа кончится, от вас даже змеи шарахаться будут.
Оба санитара замерли, прислушиваясь к моим словам.
– Ты кто такой? Откуда ты знаешь про древо? – с ненавистью выплюнул главврач. – Что за мы? Кто это – мы?
– Нас тьма, Аркадий Степанович. И имя нам – Легион.
– Что за ахинея! Какой легион?
Он в бешенстве вскочил, отшвырнув табуретку. А я улыбался.
– Нас тьма...
– Тьма, значит? Ну сейчас мы тебя подсветим, – от властного, уверенного в себе хищника не осталось и следа. – Вадим, двадцать процентов мощности!
Но медбрат стоял на месте, не сводя с меня взгляда.
Аркадий Степанович прошипел что-то нечленораздельное, отпихнул его от прибора, щёлкнул переключателем, и сотни раскалённых игл впились в мою несчастную голову.
19
Зубы лязгнули, меня выгнуло дугой, а в следующее мгновение, как из пушки, вышвырнуло из собственного тела. Я пролетел насквозь несколько комнат и рухнул на пол в какой-то тёмной каморке. В голове на полную мощь гудел целый оркестр набатных колоколов. А ещё очень странное чувство. Нестерпимый зуд переполняющей меня силы. Встал, опершись на руки, и с удивлением обнаружил деловито снующие по ним крохотные молнии. Невероятно! Что ты там говорил про безумие, Аркадий Степаныч?
Держись, сука, сейчас я тебе его покажу.
Я вышел из комнатки и оказался за спиной двухметрового амбала, который грозно навис над бледным Сергеем, прижимавшим к себе чёрный рюкзак. Судя по второму лицу, мирно дремавшему у здоровяка на бритом затылке, он был из свиты доброго доктора.
– В-вы не имеете права! Там мои личные вещи!
– Сюда давай, кому говорю! Без досмотра не положено!
– Я уже п-понял! Отнесу их в комнату!
– Херово ты понял, значит! Сказал же – без досмотра не положено! Что здесь, что в жилых корпусах!
План сделать всё по-тихому летел ко всем чертям, звонко бахая об углы непредвиденных обстоятельств. Поэтому...
Полупрозрачная искрящаяся ладонь прошла ему сквозь спину, оставляя на одежде лёгкие подпалины. Сморщенное лицо на затылке распахнуло пустые белёсые глаза и уставилось на меня, раззявив беззубый рот. Я рывком дёрнул руку вниз, превращая в фарш внутренние органы охранника. Он всхрапнул, покачнулся и начал оседать, заблёвывая всё вокруг кровью. По-прежнему не выпуская свой ценный багаж, оторопевший Сергей сделал шаг назад.
– Вам п-помочь?
Опустившись на колено возле бьющегося в конвульсиях громилы, я обмакнул палец в кровь и начал писать прямо на полу.
«Не бойся. Это я. М»
– М-Михаил? – выдавил из себя мой курьер. – Но как? Зачем? Вы...
Мне пришлось взяться за лямки рюкзака, чтобы случайно не шарахнуть парнишку током. Он совершенно по-детски ойкнул, когда я потащил его за собой.
Оказавшись возле знакомой двери, я потянул вниз, давая понять, чтобы он поставил его на пол.
Да, я мог просто так ворваться в кабинет и расправиться с ними так же, как и с охранником, но....
Во-первых, неизвестно, насколько меня ещё хватит, а во-вторых, звенящая внутри ярость требовала вполне конкретного выхода. Я хотел пострелять. Хотел видеть, как мои маленькие стальные друзья превращают этих ублюдков в крошево из мяса и костей. Поэтому на глазах оторопевшего Сергея молния сама расстегнулась, из вороха одежды появился укороченный автомат Калашникова. Следом за ним всплыл в воздух магазин, с глухим щелчком цепляясь к оружию
Я стучусь стволом автомата в дверь. Даю короткую очередь в появившуюся оттуда уродливую голову санитара. Ошмётки черепа и мозгов разлетаются во все стороны, окрашивая убогие голубые стены в шикарный алый.
Я – ненависть.
Я – жирный чёрный дым из трубы крематория.
Я – безумие.
Пинком отправляю почти обезглавленное тело обратно в кабинет, влетаю следом за ним, и грудь второго медбрата взрывается десятком кровавых фонтанов. Возле кресла стоит Аркадий Степанович. В одной руке у него зажата ватка, во второй скальпель, испачканный кровью. Вдоль моей левой щеки протянулся длинный порез. В чувство меня приводил. Сука. Он будет подыхать медленно.
Треугольная пасть ощеривается россыпью кривых зубов, десятки глаз вспыхивают злобой. Он видит меня. Теперь он всё понимает, взмахивает скальпелем, целясь мне в горло. Я высаживаю остатки обоймы ему в живот. Комната наполняется дымом, запахом пороха и разгорячённого металла. И это великолепно. Доброе утро, Вьетнам.
Глазастый ублюдок шипит, отползает в угол, зажимая толстыми узловатыми пальцами рваные дыры на своём брюхе.
Я подхожу к себе, расстёгиваю кожаные манжеты, но возвращаться мне ещё рано. Выстрелы грохотали по всей больнице, сюда наверняка уже бежит кто-то из персонала, но трогать людей я не хочу. А ещё нужно забрать Артёма.
Я выхожу обратно в коридор, меняю магазин в автомате. Дальше по коридору слышны чьи-то встревоженные голоса. Достаю пистолет, заряжаю и отдаю Сергею. Указываю дулом в сторону кабинета. Он заходит внутрь, видит моё бесчувственное тело с обезображенным лицом и встаёт рядом, поднимая оружие наизготовку. Вокруг него бойня, мальчишку всего трясёт, но он понимает, что я от него хочу.
Невероятный парень.
Я иду к лестнице, навстречу бегут ещё два охранника. Очередные твари.
И снова ваш выход, команданте Калашников.
Оставляя позади новые трупы, я поднимаюсь наверх, прохожу мимо испуганно стоящего сомнолога. Сверху спускается пара санитаров из дневной смены. Первого я бью прикладом в лицо, всё-таки человек. Второму везёт меньше, он падает мешком на ступеньки, хрипя и пытаясь вздохнуть оторванными лёгкими. Пограничные сто метров остались позади, но я иду дальше. Меня колотит – то ли от бешенства, то ли от избытка энергии. Не знаю, да и плевать.
На третьем этаже стоит настоящий переполох. Жаба Зинаида с Мариной пытаются загнать перепуганных пациентов по палатам. Из столовой им на помощь спешит повар, похожий на плод больной любви богомола и собаки. Никто не обращает внимания на висящий в воздухе автомат. Это хорошо. Я спокойно прицеливаюсь и отстреливаю твари все четыре нижние конечности.
Звук стрельбы превращает беспокойный гомон в истеричные вопли. Все бросаются врассыпную. Только Зиночка замирает, пытаясь определить, откуда исходит опасность. Она замечает оружие и успевает пригнуться прямо перед выстрелом. С неожиданной ловкостью медсестра отпрыгивает в сторону, несколько секунд вертикально висит на стене, затем отталкивается и делает ещё один прыжок, подминая под себя какого-то бедолагу. Я не успеваю выцеливать её молниеносные перемещения. Новый рывок заканчивается звоном разбитого стекла. Она выбивает окно и вместе с решёткой летит вниз. Третий этаж, невысоко. Но я надеюсь, что тварь свернёт себе шею.
Из своей палаты осторожно выглядывает Артём, я поднимаю ствол автомата вверх. Через мгновение он уже стоит рядом, восхищённо разглядывая висящее в воздухе оружие.
– Ну ты даёшь, мужик! Всю больничку на уши поднял! Где Серёга?
Я опускаю дуло вниз, стучу один раз в пол и снова выскакиваю на лестницу. Кровавый туман потихоньку уходит из головы. Это тоже хорошо. Мы спускаемся вниз мимо лежащих трупов, бегом добираемся до кабинета электротерапии. Из распахнутой двери в сторону главного входа протянулась пунктиром тёмно-бордовая дорожка. Внутри, на полу, весь перепачканный чужой кровью, сидит Серёга и удивлённо смотрит на торчащий из плеча скальпель. Увидев Артёма, улыбается и пытается встать навстречу.
– А меня Мишка тут охранять его оставил, а Степаныч... я думал, он помер уже, затих там в углу... А он как прыгнул!
Вернувшись обратно в тело, я слез с кушетки и присел рядом с ним.
– Вообще-то, я думаю, что жизнью тебе обязан теперь. Если бы не ты – неизвестно, где бы этот скальпель сейчас торчал.
Я помог ему встать.
– Задержи дыхание.
– Что? Зач... а-а-а-у-у!!!
Одним быстрым движением я выдернул железку и бросил на пол.
– А теперь двигаем в подвал. Степаныч за подмогой побежал, как пить дать. Надо успеть разбудить брата, тогда будет шанс выбраться.
Предварительный диагноз: смерть. Часть 5
14
Утром перед завтраком я первым делом зашёл в палату к Борису.
– А что, сосед твой уже на завтрак усвистал? – спросил я зевающего Артёма, увидев пустую смятую кровать.
– Не, минут пятнадцать назад пришла медсестра с санитаром, да увели куда-то. Сказали, на процедуры.
– Не рановато?
– А я откуда знаю? Докторам видней.
– Тоже верно. На завтрак идёшь?
– Да, ща, ток погоди, морду умою.
После обеда на этаже появился очкастый плешивый мужичок в замусоленной джинсе и скрылся в недрах дежурного поста. Вскоре, немного озадаченный, он прошёлся по палатам, что-то записывая себе в блокнот. По тем самым, где я вывел из строя камеры наблюдения. Значит, скоро всё восстановят. Пока купят новые, пока смонтируют и настроят… Дня три-четыре у меня есть. Мало.
А Борис с процедур так и не вернулся. В общем зале на столе одиноко пылилась его недоделанная картинка. Оперативно сработали, суки. Вчера вечером одного в расход, утром уже готов новенький. Меня на сегодня, очевидно, решили оставить в покое.
– Прикинь, а Борьку-то выписали!
Артём плюхнулся рядом со мной на диван.
– Меня на его место перевели зачем-то.
К ветвям поближе, понятно зачем. Тянуть было нельзя.
– Хрен ты угадал, выписали. Отсюда просто так не выписывают.
– Ты о чём?
– У меня брат тут сгинул в том году.
Артём уставился на меня, удивлённо вскинув брови.
– С этого момента поподробней.
Я вздохнул, стрельнув глазами на санитаров.
– Ты ток веди себя как обычно и не ори на весь этаж. На прошлые новогодние праздники мой младший брат допился до белочки, и его отвезли сюда, прокапаться и на профилактику. Когда жена приехала навестить, ей урну выдали с прахом. Сказали: помер ваш муж, от сердечного приступа, а мы его уже кремировали. Получите, распишитесь.
– Ты гонишь, – недоверчиво ответил Артём, – откуда в дурке крематорий? Да и не могут они... это... ерунда какая-то.
– Ага, а ещё большая ерунда, что у моего брата сердце было, как у быка. Поэтому я здесь.
– Ты сам сюда заехал? Прикинулся, штоль?
– Тип того. Нужно было выяснить, что в этой богадельне происходит. Я думаю, знаю, куда увели Бориса, и если тебя на его место перевели – скорее всего ты следующий.
– Мих, тебе чё, таблетки с утра не выдали? Чё ты несёшь, какой следующий? Вон Серёгу выписали, за ним родители приезжали.
– А ты их видел?
– Нет, но...
Он осёкся, задумался на секунду и мотнул головой. Но я увидел искру сомнения. Нужно было дожимать.
– Я вчера ночью был в подвале. Борис там, вместе с моим братом.
– И что же там, по-твоему, с ними делают? И как ты вообще туда попал?
Я посмотрел на него, словно взвешивая все за и против. Чуть сузив глаза, снова быстро метнул взгляд на санитаров и наклонился к Артёму чуть ближе.
– Сядь сейчас за столик, где обычно Боря картинки собирал свои, там до сих пор куски ещё раскиданы. Видишь?
– Зачем?
– За полиэстером. Увидишь кое-что. После того, как один из кусочков упадёт на пол, ты его поднимешь, положишь на место и сядешь снова на диван. Возьмёшь в руки книжку, сделаешь вид, что читаешь. Но сам посматривай вон на того санитара, который ближе к дежурному посту стоит. И что бы ты ни увидел или почувствовал, не вздумай дёргаться или шевелиться. Это для твоего же блага. Понял? Даже головой старайся не вертеть.
– Миш, я...
– В худшем случае посидишь просто так и можешь потом меня стороной обходить.
Я зевнул. Потянулся, встав с дивана, и пошёл к себе в палату.
У меня получилось его заинтриговать. Но как сильно? Сейчас узнаем.
Оставив тело «подремать» на кровати, я вышел из палаты несколько минут спустя и с облегчением увидел Артёма за столом.
Он чуть вздрогнул, когда стоящий напротив него стул немного подвинулся, а затем, как заворожённый, начал следить за маленькими кусочками мозаики, которые сами по себе стали складываться в картинку.
Я подвинул один из них к краю и скинул на пол. Артём огляделся по сторонам, словно ища невидимого хулигана. Ближайший к нему пациент сидел в паре метров, не подавая признаков интеллектуальной жизни.
Чтобы напомнить о себе, пришлось ещё немного пнуть цветную картинку. Всё ещё озираясь, он поднял её, положил обратно и наконец-то вернулся на диван. Взял книжку, рассеянно открыл первую попавшуюся страницу.
Кажется, зрительная зона находится у человека где-то в районе затылка. Встряхнув полупрозрачные руки, я встал у него чуть позади, положил ладонь на голову и медленно, миллиметр за миллиметром, начал погружать её Артёму в мозг. Я сосредоточенно смотрел на глубокую вмятину на лбу, которая делила лицо санитара почти пополам. На две широкие ноздри,
растёкшиеся двумя пещерками по обеим щекам.
Но это уже не я смотрю.
Это мы – ВИДИМ.
Тело Артёма напряглось, и я услышал судорожный вздох.
– Блять.... – еле слышно выдавил он из себя.
К санитару подошла жаба Зинаида, что-то сказала, заставив его рассмеяться, обнажив две белёсые костяные пластины вместо зубов.
И тут меня словно ударило током. Артёма же сюда доставили с панической атакой! Твою мать! Не хватало только, чтобы его сейчас срубило!
Я задержал дыхание, как можно аккуратней извлекая руку из головы. Он немного посидел, всё ещё не сводя глаз с парочки ублюдков, ворковавших у стены, встал и на негнущихся ногах пошёл в сторону моей палаты, стараясь держаться от них подальше.
Артём сел на кровать и, дождавшись, пока я открою глаза, спросил.
– Кто ты?
Всё ещё бледный от увиденного, но задал хороший вопрос. Зрит в корень.
– Человек, не волнуйся. С некоторыми особенностями, но человек.
– А твой брат?
– Такой же, только гораздо сильнее.
– Вы телепаты или как там это называется?
– Нет, мы можем отделяться от своей физической оболочки и действовать независимо от неё. Как энергетическая копия.
– Типа в астрал выходишь?
– Я бы назвал это тонким миром, где некоторые вещи видны слегка иначе.
– Ты попал сюда, пытаясь понять, что случилось с твоим братом, – он говорил скорее с собой, чуть отведя взгляд в сторону. – Увидел их. А сейчас показал мне. Зачем?
Артём снова посмотрел на меня.
– Зачем?
Чёрт возьми, он только что испытал неплохой стресс, а голова соображала как надо. Он начинал мне нравиться.
Я сделал несколько шагов к распахнутой двери комнаты, убедился, что поблизости никого нет, и вернулся обратно.
– Мне нужна чья-то помощь, один я не смогу с ними справиться.
– И сколько их?
– Примерно сорок, может быть, пятьдесят. Большая часть живёт тут, в домиках для персонала. Остальные приезжают из города.
Я сделал паузу и многозначительно добавил:
– С люстрами на крышах.
– Вот сейчас я почему-то не удивлён, – усмехнулся он.
Кровь потихоньку возвращала его лицу нормальный цвет. Артём встал с кровати, подошёл к окну и посмотрел в сторону припорошённых снегом соседних зданий.
– А кто они такие?
– Они тоже когда-то были людьми, а сейчас... У них тут что-то типа секты. Человеческая энергия позволяет им долго жить, но делает из них... Ну ты сам видел, и это ещё не самые страшные, поверь мне.
– Весь персонал такой?
– Нет, есть ещё нормальные, но я не знаю, замешаны они или нет.
– А что в подвале?
– Можно сказать, их божество. Они иногда скармливают ему людей, туда Бориса и выписали. Я уверен.
Артём отвернулся от окна и сел на подоконник.
– Значит, у нас тут секта вампиров-оборотней с тёмным богом в подвале?
Я вздохнул, понимая, куда он клонит.
– Не, Миш, погоди вздыхать. Ты же понимаешь, что это даже звучит как шиза. Плотная такая, хорошая шиза.
– Ты сам всё видел, – повторил я, – могу ещё раз продемонстрировать. И Михаил – это не моё имя.
– Да чё ты начинаешь, нормально же общались, – он усмехнулся. – Ладно, допустим. А от меня-то что надо? Я не супергерой, Рэмбо из меня никакой.
– В таком случае ты тут сдохнешь. Или можешь взять яйца в кулак. Выбирай.
– С тобой трудно спорить, аргументы непробиваемые. И какой план?
– Спускаемся вниз, забираем Бориса с моим братом и потом сваливаем отсюда.
– Пф-ф-ф, – фыркнул Артём, – ерунда. Идём?
– Я кое-что приготовил уже, по мелочи, – я продолжил, не обращая внимания на сарказм. – Но мне нужно сгонять в город или найти кого-то из местного персонала, чтобы помогли. Ты здесь дольше меня, подумай, кто из санитаров выделяется среди всех. Может быть, не общается с остальными или держится в стороне.
– Не знаю, надо прикинуть. Так сразу сложно сказать. Сколько у нас времени?
– Думай, Тёма, думай. Три, четыре дня. Вряд ли больше.
– А если ничего не придумается? Как ты в город собрался свалить? На трассу пойдёшь попутку ночью ловить?
– Есть пара идей, но лучше бы здесь кого-то найти.
– Да понятно, что лучше. Задачка-а-а-а...
Он поскрёб рукой подбородок, не спуская с меня внимательный взгляд.
– Слушай, а с чего ты решил, что я тебя не пошлю куда подальше? Ведь я мог и не садиться за стол, чтобы посмотреть на твои фокусы с картинками. Сдал бы санитарам и жил дальше спокойно.
– Недолго.
– Тем не менее...
– Ладно. Во-первых, у меня не было особого выбора. За то короткое время, что я здесь, познакомиться удалось нормально только с вами тремя. Сергея выписали, Бориса увезли, оставался кто? Правильно. Во-вторых – откуда я знал, что не пошлёшь? А почему ты, зная, что наверняка проиграешь, раз за разом садился с Борисом играть? Ты чертовски упрям, и тебе было любопытно, получится ли хоть раз его уделать. Умножаем это на серую скуку и получаем почти стопроцентную вероятность успеха.
– Короче, от безнадёги.
– Короче, да.
Я развёл руками, и мы почти одновременно рассмеялись.
15
До ужина, сидя в общем зале, Артём успел несколько раз обыграть меня в карты, всё время втихаря расспрашивая о том, кто из персонала как выглядит на самом деле. Я рассказал ему про главврача, про плотоядную паутину на стенах, посоветовав спать на своей кровати. Если, конечно, он не хочет просыпаться разбитым и без сил по несколько раз в неделю. Вдруг он ткнул меня в бок и удивлённо прошептал:
– Ты смотри, кто тут у нас. Мне кажется, я нашёл, кого мы сможем послать по твоим делам.
Я обернулся и увидел самого смущённого в мире уборщика. Потому что ведро со шваброй на нервно дребезжащих колёсиках толкал перед собой Сергей.
– Серёга! Ты чё, не удержался и опять хмурого бахнул?
Артём вскочил с дивана и, широко распахнув руки в объятьях, пошёл навстречу несчастному парню. Тот сконфузился ещё больше, не зная, куда себя девать. Стоявший невдалеке санитар недовольно посмотрел на него и сделал несколько шагов, намереваясь пресечь такое буйное дружелюбие.
Ну ядрёна корень, Тема! Самый шустрый сперматозоид в мире. Ну какого хрена!
Слава богу, он заметил надвигающегося стража порядка и тут же умерил свой пыл.
– Всё, всё! Извиняюсь! Просто это же сосед мой по палате. Я думал, выписали вчера, а он тут! Да в рабочем халате! Дружище, ты какими судьбами? На полставки полы у нас драить будешь?
Сергей кивнул санитару, мол, всё в порядке, и тот отошёл в сторону, по-прежнему наблюдая за моим шумным товарищем.
– Да отстань ты от этого ведра, пойдём присядем, расскажешь, как тебя так угораздило.
Артём подхватил его под руку и повёл на диван.
– Ты чего творишь? Что за спектакль? – процедил я ему сквозь улыбку, здороваясь с Сергеем.
– Зато теперь он нам точно поможет, потому что ему прилетит в любом случае. Кто ему поверит, что он ничего не знал о том, что мы готовим? – Артём ответил, также улыбаясь, заставляя сесть бедолагу рядом со мной.
– То есть ты его подставил?
– Ну... немножко.
– Ребят, вы о чём?
Парнишка недоумевающе переводил взгляд с меня на Артёма и обратно.
– Покажи ему, – вполголоса сказал Артём.
– Ты что, сдурел?!
Я чуть не поперхнулся от такого предложения.
– На нас весь этаж до сих пор смотрит благодаря твоему выступлению.
– Поэтому никто ничего и не поймёт. Просто откинься подремать и всех делов.
– Слушай, а ты не слишком рисковый для своего диагноза?
– Боишься пауков, купи паука.
Феноменальный мне достался напарничек, что ни говори. Камикадзе русского разлива. А Сергей уже начал заметно нервничать.
– Да ёлки-палки, мужики, хорош прикалываться надо мной.
– Ладно, – я ответил Артёму, продолжая игнорировать нарастающее возмущение парня, – расскажи ему вкратце, что к чему, мне нужно минут пять. Я тебя толкну.
Безразлично оглядевшись (санитар нет-нет да посматривал в нашу сторону), откинулся на спинку и прикрыл глаза.
– Серёг, ты ток не психуй, – начал Артём, – я сейчас серьёзен, как раковая опухоль, веришь мне?
– Н-н-ну, допустим...
– Помнишь Бориса? Хороший мужик был, да? Булки тебе из столовки приносил, когда ты после процедур своих бревном лежал, помнишь?
Их негромкий диалог превратился в мутное бормотание. Я полностью расслабился, запуская в мозгу вереницу знакомых картинок психотренингов. Сейчас абстрагироваться от собственного тела оказалось не так просто. Непривычно и как-то... неуютно. Идиотское сравнение, но максимально близкое. Даже вчера, в кладовке, среди веников и швабр, было легче. Наверное, потому что я привык это делать в одиночестве. Когда на меня не пялились упыри, не доносился монотонный гул далёкого телевизора, не свербила иглой мысль, что младшему брату понравилось быть кормом для какого-то сраного семечка...
Я почувствовал знакомое покалывание в руках и выскользнул из тела.
Сергей сидел, недоверчиво усмехаясь и язвительно поддакивал:
– Конечно, ага. А предводитель у них Дракула, и в подвале Бэтмобиль стоит, потому что на самом деле он Тёмный рыцарь. А ведь я вас друзьями считал...
Я пнул Артёма по ноге и положил полупрозрачную руку парнишке на затылок.
– Серёг, можешь не верить, ты сейчас сам всё увидишь. Посмотри на санитара, который тебя защищать кинулся, только башкой не верти.
– Ну, смотрю, и....
Моя ладонь беспрепятственно прошла сквозь его черепную коробку и мягко погрузилась в мозг. Он осёкся на полуслове, по телу пробежала мелкая дрожь.
– Как... как это...
Жаба Зинаида заметила одинокое ведро, стоящее у стенки. Подошла, огляделась и, увидев нового уборщика в старой компании, направилась к нам.
– Мамочки... – всхлипнул Сергей и медленно завалился набок, теряя сознание.
16
С одной стороны, ему повезло. Я почувствовал, как он «поплыл», и успел убрать руку. С другой стороны – нет. Старшая медсестра шла в нашу сторону и явно заметила странности в поведении своего нового коллеги.
Мысли забегали в суетливом хаосе. Надо как-то отвлечь эту тварь.
Как? Думай! Быстро! Опрокинуть столик? Ну, запнётся. Максимум минута. Мало.
Можно превратить её в овощ или вообще убить. Но сил потом не останется, разве что до кровати доковылять, а надо ещё с Серёгой поработать, чтобы он завтра в город съездил. Твою мать!
Думай!
Глаза лихорадочно метались по всему холлу, ища подсказку.
Ну конечно!
Я сорвался с места, вихрем проскочил сквозь сидящих рядком на стульчиках пациентов и с разбегу впечатал ногой в большой пузатый кинескоп древнего телевизора. Раздался громкий хлопок вакуумной трубки. Салют из дыма и искр брызнул во все стороны, заставляя испуганно заверещать тех, кто сидел ближе всего. За одну секунду тихий, мирный этаж превратился в истерично гудящий улей психически неуравновешенных пчёл.
И жабе Зинаиде стало не до обмякшего уборщика.
Бегом вернувшись обратно, я буквально влетел в тело, сел на диване и применил старый, как мир, приём для приведения в чувство. Схватил Сергея за мочку уха, вывернув против часовой стрелки. Слава богу, его звонкое «Ой!» потонуло в общем гвалте устроенного мной бардака. Он резко вскочил на ноги, покачнулся и осел тряпочкой обратно.
– Ты бы не прыгал так после обморока, – Артём с ехидной улыбкой огладил ему на халате невидимые складки. – Понравилась картинка?
– Что... Кто это был?
– Это нелюди, Серёг. Тут почти весь персонал такой, – я говорил негромко, заставляя ловить каждое моё слово. – Они забрали Бориса и моего брата и угробили ещё чёрт знает сколько людей. Сейчас не могу всего тебе рассказать. После ужина, когда старшая медсестра начнёт вечерний обход, заходи ко мне в палату. Врать не буду, нам позарез нужна помощь.
– Так... а что я смогу-то?
– Не переживай, сможешь. У тебя же телефон есть? Мобильник?
– К-конечно.
– Возьми с собой, пригодится.
– Если кто-то увидит, что я дал пациенту телефон...
– Не увидит, – перебил я, – и мне его давать не надо. Ночью положишь в комнате для персонала, на столе. Всё, давай иди. Шухер уже успокаивается, сейчас тебя дёрнут, осколки убирать.
Он кивнул на автомате, встал и ссутулившись пошёл к своему одиноко стоящему инвентарю.
– Как думаешь, придёт? – Артём, чуть прищурившись, смотрел ему вслед.
– Ты в курсе, что ты чёртов психопат? Мне из-за тебя телевизор пришлось расху... – я оборвал тираду глубоким вздохом. – Давай без самодеятельности, Тём, хорошо?
– Да, сэр! – он шутливо козырнул. – Так точно, сэр!
Благодаря моим стараниям ужин немного задержали и времени до отбоя оставалось всего ничего. Я уже начал нервничать, когда в дверь палаты наконец-то заглянул Сергей со шваброй. Он поставил её в угол, присел рядом со мной на кровать и затараторил.
– Миш, я ничего не понимаю. Что я видел? Как? Какие ещё нелюди? При чём тут дядя Боря? Почему...
– Да тише ты, атаковал, – я вскинул руку, заставив его замолчать. – Сначала ты мне скажи, как ты тут остался?
– Родители когда за мной приехали, Аркадий Степанович сказал, что результаты отличные, но терапию лучше бы продолжить ещё. А поскольку он увидел во мне хороший потенциал, то готов предложить здесь работу, которую как раз можно совмещать с дальнейшим лечением. А потом я пройду курсы и стану медбратом или даже его личным помощником, а потом...
– Я понял, – перебил я наивного фантазёра.
Медкурсы для наркомана, стоящего на учёте в наркодиспансере, ну да... Вроде и не школьник уже...
– Скорее всего он планирует сделать тебя таким же. Не сразу, постепенно, сам не заметишь.
Он побледнел и нервно оглянулся на какой-то шум в коридоре.
– Почему их больше никто не видит? И как их можешь видеть ты?
– Потому что я… м-м-м... что-то сродни экстрасенсу. Тут почти вся больница ими кишит.
– Жуть какая, – он недоверчиво смотрел на меня, – ты уверен? Ну… то есть...
– Хочешь, ещё раз покажу? В ночную смену как раз одни ублюдки выходят нас сторожить.
Сергей неожиданно для меня задумался на несколько секунд, после чего утвердительно кивнул головой.
– Да, покажи ещё раз. Как-то это всё слишком невероятно.
– Только без обмороков на этот раз?
Он покраснел и кивнул.
– Хорошо, когда придёт ночная смена, встань где-нибудь у стенки и старайся не шевелиться. Сделай вид, что в телефоне ковыряешься, понял?
Ещё один утвердительный кивок.
– Отлично. Когда убедишься, мне нужно будет, чтобы ты сделал завтра одну вещь.
– Что?
– Я отправлю с твоего номера сообщение своим друзьям, и они кое-что оставят для меня в условном месте. Чёрный рюкзак. Ты съездишь за ним завтра днём и привезёшь сюда. Оставишь в подсобке у лестницы, на первом этаже.
– А в нём...
– Оружие, да.
– Как я тебе через весь город его провезу?
– Очень просто. Там, в боковом кармашке, будет лежать визитка. Если вдруг кто-то остановит – покажешь её, проблем не будет.
– Ну-у-у-у-у... ладно... – недоверчиво протянул Сергей. – А тут я как его? Мимо охраны, мимо всех?
– Заедь к родителям, накидай сверху вещей побольше, местные ЧОПовцы копать глубоко не будут, тем более ты теперь сотрудник. А время уж сам выбери, когда народу меньше. Думаю, вечером лучше, но тебе видней. Может, и в обед.
Я бросил взгляд на узор маленьких трещин по всей стене и рефлекторно почесал руку. В голове всплыла картинка тоненького оранжевого щупальца, заползающего под кожаный манжет.
Под. Кожаный манжет.
Обожаю свою интуицию.
– Серёг, ещё кое-что. Купи пожалуйста четыре дождевика и плотные перчатки. Или несколько пар резиновых, хирургических. Сможешь?
– Думаю, да, зачем?
– Потом объясню. Обязательно всё тебе расскажу, но не сейчас. И не забудь мобильник оставить в комнате для персонала, хорошо? Какой там код разблокировки?
– Графический ключ, буква П. Но как ты...
– А что это у нас тут за посетители? Старых друзей навещаем?
Вошедшая молодая медсестра нахмурила бровки и направилась к столику с оборудованием. Сергей испуганно вскочил, собираясь ретироваться.
– Мариночка, вы жестоки, – я улёгся на кровать, с улыбкой наблюдая за её приготовлениями.
– И в чём же?
– Так сходу тыкаете человека в его ошибки, припоминаете старые грехи, я бы сказал. А ведь он только встал на путь излечения.
Девушка открыла было рот, но затем замерла, осознавая свою оплошность.
– Ой... простите... Я... Я не хотела.
Она потупилась и начала усердно разматывать провода с датчиками.
– Ничего страшного, я думаю, Сергей забудет это глупое недоразумение. А вы – про его дружеский визит ко мне, договорились?
Она молча кивнула, не поднимая головы. Я махнул парнишке рукой – топай, мол, быстрее, а сам поправил подушку и закатал рукава пижамы.
– Ну что же, я снова весь ваш! Давайте, подключайте меня к своей матрице.
17
В отличие от ужина, пересменка состоялась вовремя. На дежурный пост пришли уже знакомые мне твари с одним новеньким, который, очевидно, заменил урода с двумя ртами. И я даже не знаю, кто из них был хуже, потому что у него рта не было. Не было вообще ничего, даже ушей. Просто обтянутая белёсой кожей высокая продолговатая голова с двумя слуховыми отверстиями по боками.
Интересно, как он ориентируется в пространстве?
Мышь летучая, блядь...
Ответ на свой вопрос я получил, когда выпуклость кадыка на горле дёрнулась, сдвинувшись в сторону, приоткрывая блестящий влажный глаз.
Красавчик.
Сергей подошёл и, сам не зная того, встал прямо передо мной, наблюдающим за этим зоопарком. Он прислонился к стене, уткнувшись в экран телефона, украдкой наблюдая за дежурным постом. Я ощутил себя каким-то Иисусом, излечивающим страждущих, в третий раз за день прикладывая ладонь к чужой голове. Хотя отчасти это так и было. Не доставал из воды пескарей, но дарил им возможность заглянуть ненадолго в другой мир. Что тоже можно приравнять к небольшому чуду, почему нет?
– Новенький, а ты чего там стенку подпираешь? Иди сюда, будем знакомиться!
Низколобая уродина обворожительно улыбнулась безгубым ртом с широкими плоскими зубами и поманила его пальцем к себе. Я аккуратно освободил мозг Сергея от неприятного зрелища. Он еле слышно выдохнул, попытался вяло улыбнуться.
– Да... я… сейчас... да...
Бедолага трясущимися руками кое-как справился с дверью в комнату для персонала, плотно закрыл её за собой и осел, привалившись к ней с другой стороны.
– Жесть какая, – шёпотом пробормотал он, взъерошив волосы. – Натуральная жесть... И как мне это теперь развидеть?
Я стоял рядом, борясь с желанием как-то дать ему понять, что я тут. Что я не дам его в обиду, даже если мне придётся перебить тут всю ночную смену. Забавная штука жизнь. Когда обычный менеджер с панической атакой оказывается отчаянным сорвиголовой, а щуплый наркоман набирается смелости, чтобы ещё раз увидеть то, от чего раньше упал в обморок. Более того – стать шпионом среди всей этой ублюдской братии.
Но я понимал, что сейчас его нужно оставить в покое, не надо ему пока больше чудес. Пускай переварит то, что есть.
Сергей посидел ещё немного, шумно выдохнул три раза, резко встал. Взялся уже за ручку двери, но потом, вспомнив о моей просьбе, вынул из кармана телефон, положил его на стол и вышел в коридор.
Не теряя времени, я схватил мобильник, разблокировал, открыл экран сообщений. Ввёл по памяти нужный номер и вбил текст.
«2су2д3т2г1т»
Отправить.
Потянулись томительные минуты ожидания. Несколько раз чей-то голос оказывался совсем рядом с дверью, заставляя меня вздрагивать от напряжения. Гостей мне только сейчас не хватало.
Давай же, ну! Быстрей!
Наконец аппарат завибрировал ответом.
«10ок»
И координаты.
Отлично! С десяти утра в указанном месте будет спрятан чёрный рюкзак с двумя укороченными автоматами Калашникова, двумя дымовыми шашками, тремя пистолетами ТТ, двумя гранатами и одноразовым телефоном с сим-картой. Даже с учётом патронов весить это добро будет вряд ли больше десяти-одиннадцати килограммов. Серёга справится.
Не закрывая экран с сообщением, я заблокировал мобильник, возвращая его на стол.
Фух. Первая часть марлезонского балета окончена. Теперь главное, чтобы мой отважный курьер смог завтра свалить и доставить всё сюда. Скрестим пальцы.
Я вышел в коридор, понаблюдал за героическими усилиями Сергея не хлопнуться вновь без чувств при знакомстве с новым коллективом. Вроде всё нормально. Держится. Кто бы мог подумать. Титановые яйца в такой хрупкой оболочке.
Ну всё. Теперь можно идти спать. Завтра предстоит трудная ночь.
продолжение следует...
Предварительный диагноз: смерть. Часть 4
10
Аркадий Степанович меня больше не караулил, так что я без проблем вернулся в лабораторию сна. Понаблюдал за врачом, который рассматривал бегущие кривые на мониторах, и пошёл в кровать. Полежать, подумать.
Разведка не принесла желаемого результата, поскольку я толком не смог никуда попасть, а учитывая новые обстоятельства, ночной визит тоже мог накрыться медным тазом. С другой стороны – я выяснил, что есть ещё как минимум одно ублюдочное создание. И оно не просто может меня учуять, оно меня ощущает. Хотя, возможно, это совпадение, и ему просто приснился плохой сон? Кошмару приснился кошмар. Интересно, кто кого больше напугал.
«Однажды в тёмном переулке встретились Николай Валуев и Мэрилин Мэнсон – обосрались оба».
Мда. Было бы смешно, если бы не было так... как есть.
Каким образом Семён умудрился вляпаться во всё это?
Пока мы росли, я старался приглядывать за ним, ведь я старший брат. Не давал лазать по гнилым гаражам, учил играть в футбол на пустыре за домом, защищал во дворе. Хотя после того, как он покалечил тех двоих... Наверное, я скорее пытался оградить окружающих от таящейся в нём силы...
Позже вытаскивал его пьяного из баров, заминал драки, извинялся и уводил Семёна от греха подальше, только бы не увидеть больше тот остекленевший взгляд и жуткую улыбку.
А потом... потом я уехал. И бросил его.
Прошёл уже год со дня смерти, и всё время меня не оставляло едкое чувство вины. Я понимал, что это глупость, мы уже взрослые люди, поэтому каждый должен отвечать сам за себя.
Да. Бла-бла-бла.
Только вот я не робот, и жить по простым логическим законам здравого смысла получается далеко не всегда.
– Михаил?
Я приоткрыл один глаз и убедительно зевнул.
– Что, уже всё? Я только-только придремал.
– На самом деле вы спите чуть больше часа. Хотя по вашей энцефалограмме этого не скажешь.
Он начал снимать с меня датчики с проводами.
– В смысле?
– Я бы сказал, что ваш мозг отнюдь не дремал. Волны спокойствия начались лишь под конец. Да и то перед этим вы умудрились испытать сильнейший стресс!
– Даже это было видно? – ляпнул я и тут же прикусил язык.
Столько лет занимаюсь оперативной работой – и такие проколы!
Да я бы сам с собой теперь в разведку не пошёл. Но, слава богу, сомнолог не обратил на это внимания.
– Представьте себе! Вы словно чего-то очень сильно испугались. Что вам снилось?
Освобождённый от пут, я сел на кровати, свесив ноги, и задумчиво покачал головой.
– Да ничего такого. Жена снилась, бывшая. Но она красивая была, чё мне её пугаться?
– Ну не скажите, – усмехнулся доктор, – женщины они такие, могут, если захотят.
Вернувшись в сопровождении медсестры к себе на этаж, я зашёл в палату к Борису, где они с
Артёмом резались в шашки, поставив между своих кроватей стул.
– А вы чего не в общем зале?
Артём двинул шашку и не поднимая головы зло ответил:
– Да надоели рожи эти дебильные, ходят слюни пускают. Достали!
Я удивлённо посмотрел на Борю, но тот лишь подмигнул и махнул рукой: «Забей, мол».
– Садись давай к нам. Куда водили?
– Да офигеть, Борь, не поверишь – в лабораторию сна!
– Етижи пассатижи, – шутя перекрестился он, – и чё ты там делал?
– Спал, что там ещё можно делать?
– Ага, значит ты спал, и на тебя смотрели, как ты спишь?
– Ну да, я же хожу во сне, вот и наблюдали, показания снимали какие-то.
– Вот я те скажу Миш, ты ток не обижайся. Поколение ваше избалованное. Тебя бы к нам, на домну, пару смен отстоять. Так ты бы потом ночью единственное, куда смог сходить, – сталевар хохотнул, – эт под себя.
– Борь, а у тебя немцев в роду не было?
– Ну нет вроде, а что?
– Да гуманизм твой концлагерями отдаёт, вот что.
– Не, ну правда, – поддержал меня Артём, – ты так говоришь, будто любого дурака можно физическими нагрузками вылечить...
– Вылечить, не вылечить, но угомонить точно. Тебе когда до обеда нужно две тонны угля перекидать, поверь, не до всяких там пиздостраданий головных будет! Трудотерапия!
Борис важно поднял указательный палец, потом опустил его на свою шашку, сдвинул её в дамки.
– Ещё два хода, и ты проиграл. Веришь, паникёр? Расставляй заново.
– Верю, – вздохнул Артём и начал расставлять плоские шайбы фигур по клеткам.
– Ра-а-а-асплеска-алась синева-а-а, – запел он вполголоса.
И на этот раз рядом не было санитара, который оборвал бы наш дружный смех.
11
За ужином я вскользь поинтересовался у Бориса насчёт его выписки. На что тот только пожал плечами.
– Хрен его знает, Степаныч пока молчит, а дочка, сучка...
Ну и так далее. Кто же тогда завтра будет минус один? И почему сегодняшняя выписка никак не обозначена в ежедневнике?
Хотя это могло быть закрашено чёрными карандашными штрихами прощания с Ниной Михайловной. А выписать могли любого из остальных трёх десятков пациентов. Не сошёлся же свет клином на нашей четвёрке.
Но интуиция говорила мне, что это не так. А я привык ей доверять.
Перед отбоем меня ждал сюрприз. Медсестра пришла с обычным набором препаратов и в сопровождении любезного Аркадия Степановича.
– Мы обсудили с Олегом Александровичем результаты сегодняшней процедуры, – говорил он, пока я глотал таблетки и на меня цепляли датчики, – и это очень необычно. Судя по всему, ваш мозг продолжает бурную деятельность, пока тело отдыхает.
– Да что вы? И как быть? Это ведь можно как-то... я не знаю... успокоить или остановить?
– Посмотрим, дорогой мой, посмотрим. Вы необычный пациент.
Главврач наклонился, поправляя мне на голове сетку проводов.
– Очень необычный.
И вроде улыбнулся, как всегда, но в прищуренных глазах я прочитал приговор. А ещё – его полную уверенность в своей безнаказанности. Он отечески похлопал меня по плечу и пошёл к выходу.
Так быстро в своей жизни я ещё никогда не думал.
– Аркадий Степанович, а вам не звонили?
Доктор остановился в дверях.
– Что? А должны были?
– Ну да, подруга хотела ко мне приехать, когда я тут обустроюсь. Просто она у меня судья, и там с графиком беда, минимум на неделю вперёд всё планирует. Да и родителей надо предупредить будет, что она прилетит.
– Прилетит?
– Из Москвы, я же оттуда к вам приехал.
– Но в личном деле вы указали...
– Адрес родителей в Челябинске, всё верно. Но живём-то мы с ней в Москве, а я подумал, зачем вам её адрес?
– Логично, – натянуто улыбнувшись ответил главврач, – но позвольте, Михаил, как же вы с такой подругой опасались полицейских, которые что-то там припишут вам по пропавшим бомжам? Так вы, кажется, говорили?
– Да ничего я не опасался, – насупившись, буркнул я, – вам самому бы хотелось, чтобы жена ваши проблемы разгребала?
– Так она ваша жена?
– Нет ещё, но в следующем году хотели пожениться. Надеюсь, второй раз последний будет.
– Понимаете, Михаил, у нас разрешены посещения только семьи или ближайших родственников. Боюсь, я не смогу одобрить такой визит.
– Аркадий Степанович, – я чуть приподнялся, насколько позволяли провода и кожаные манжеты, – я верю, что у вас получится найти общий язык с федеральным судьёй из Москвы.
И вот теперь улыбался уже я.
Он явно оценил мой намёк, молча кивнул и вышел.
Я откинулся на подушку, прикрыв глаза. Думаю, своим отчаянным враньём я купил себе немного времени. Степаныч, конечно, упырь (или вурдалак, или хер его знает кто), но не идиот. Ему тут разъярённая фурия, да ещё и в погонах, точно не нужна. Начнёт меня пробивать, возможно, даже завтра. К этому я был готов.
По адресу прописки действительно значились престарелые пенсионеры с сыном Михаилом. Более того, если он туда приедет, ему всё подтвердят. Вот если начнёт соседей опрашивать, тут может выйти неувязочка, но сомневаюсь, что до этого дойдёт.
Медсестра включила прибор, укрыла меня одеялом и ушла, выключив свет.
Что же делать с этим проклятым пауком внизу? А ещё стена с непонятным деревом и неизвестной толщины. Как всегда – одни вопросы. Впрочем, я уже привык. В комнате что-то ярко блеснуло, заставив открыть глаза. По потолку ползали синеватые всполохи света с улицы. Очень интересно. Я «заснул» и уже через несколько минут изучал вид из окна. Мигая синими маячками, на парковке стояли два одинаковых чёрных мерседеса в сопровождении нескольких пузатых внедорожников. Охрана, скорее всего. Неплохие покровители у Аркадия Степановича. Я вспомнил его телефонный разговор. Значит, тоже упыри. Ещё это объясняло такое щедрое финансирование. Ведь смертность у них была выше нормы, значит, чтобы не сильно цеплялись, нужно создать образцово-показательное учреждение. Вот, мол, смотрите, у нас тут и капсулы депривации, и лабы всякие, и оборудование новейшее, специалисты. А в подвале так вообще коллайдер стоит, только маленький, ага.
Сюда можно и комиссию по случаю привезти, похвастаться.
И вот покойники, которые выходят за рамки обычной статистики, уже не так сильно мозолят глаза.
Да и сами понимаете, экология у нас такая...
Что-то начинало потихоньку складываться в общую картинку.
Примерно час спустя, когда затихли звуки пересменки, я выглянул в коридор и обнаружил абсолютно пустой этаж. Оно и понятно, все внизу. На всякий случай проверил снотворную заначку. На месте. Хорошо. Пусть полежит пока.
Пробежался до примеченной кладовки, отпер дверь и вернулся обратно к себе в палату. Разобрался с замком, затем отстегнул манжеты на руках и ногах. Снова спустился на первый этаж, но уже в компании собственного тела. Залез в комнатку, устроился в углу и накидал на себя весь хлам, который там был. Маскировка так себе, но от быстрой проверки спасёт. Дверь запирать я не собирался, потому что понятия не имел, что меня ждёт внизу и как быстро придётся уносить ноги в случае чего.
Снова лестница, ещё четыре пролёта, и я стою перед входом в логово паука. Вряд ли он сейчас спит, столько гостей. Пустые палаты находились примерно по диагонали от входа. В принципе, если я сразу рвану в ту сторону, скотина не успеет очухаться. А оттуда сразу в стену со странным рисунком. План был шикарный, но не пригодился. Так как по ту сторону было пусто. Слава богу.
Баба с возу – кобыле легче.
Только стена и рисунок дерева были на месте.
Я сделал шаг в плотный камень, с небольшим усилием – ещё один, и оказался в широком коридоре, который на удивление был неплохо освещён вполне современными плафонами по бокам стен. Прошёл вперёд, где виднелись арочные проходы в соседние помещения. Две больших комнаты, сплошь уставленных стеллажами с книгами и одна поменьше, но явно жилая, обитая тёмными деревянными панелями. Несколько мягких кресел, ещё тлеющая сигара в чугунной пепельнице с затейливой резьбой. На большом круглом столе в окружении пустых рюмок стояла початая бутылка дорогого коньяка.
Поминали, что ли?
Дальше коридор поворачивал направо и метров через двадцать заканчивался ещё одной полукруглой аркой, только гораздо выше. Подходя ближе, я начал различать негромкий гомон человеческих голосов. По пути уже не было ламп, да они были и не нужны. Потому что оранжевый свет вполне ясно указывал дорогу. Дойдя до выхода, я осторожно выглянул наружу и буквально уронил челюсть на пол.
Я смотрел на огромных размеров круглый зал, фактически пещеру, уходящую амфитеатром вниз. В самом центре, окружённая восходящими каменными кольцами, стояла чаша размером с фонтан, словно на какой-нибудь городской площади. Она была заполнена примерно наполовину буро-зелёной жидкостью. В чаше закруглённым конусом, погруженным на треть в эту жижу, возвышался странный продолговатый монумент, источавший оранжевое сияние. Из его верхушки тянулись уже знакомые мне нити, закрывая собой почти весь потолок. По бокам на небольших пьедесталах расположились полукругом четыре глубокие каменные ванны. Две из них пустовали, а остальные плотно окутаны мерцающей цветной паутиной.
Практически все нижние ступени амфитеатра были заняты тварями, которые в своём уродстве могли бы посоперничать с самыми жуткими экспонатами кунсткамеры.
Но это полностью меркло по сравнению с тем, что я увидел буквально в нескольких метрах от себя.
Спиной ко мне на одной из верхних ступенек в одиночестве сидела призрачная, еле различимая фигура моего младшего брата.
12
Наверное, уважаемый доктор-сомнолог многое бы отдал, чтобы посмотреть сейчас на волны моей мозговой активности. Я стоял, словно проглотив многотонную рельсу, которая пригвоздила меня, как жука, к месту. Бессмысленный хаос роился в голове, не давая сосредоточиться на чём-то одном.
Я рад? Конечно.
Я в шоке? Безусловно.
Я верю в то, что вижу? Скорее да.
Надо же как-то отреагировать. Как?
Подбежать и обнять? Не получится.
Заплакать от радости? Увольте, но я не кисейная барышня.
Поэтому…
Поэтому я просто подошёл и сел рядом.
Семён повернулся и посмотрел на меня с грустной улыбкой.
– Я боялся, что ты придёшь за мной.
Бледные линии его фигуры подрагивали неровным тусклым мерцанием. Казалось, одно неверное движение – и призрачные контуры надломятся, разлетаясь сотней осколков по сумраку пещеры.
– Нам сказали, что ты умер. От сердечного приступа. Даже урну с прахом твоей жене выдали.
– Расстроилась?
– Ну, не обрадовалась, конечно. Но по-моему, вздохнула с облегчением. Достал ты её алкашкой своей, я предупреждал.
– Да знаю, сто раз предлагал, давай разведёмся, не будет со мной нормального счастья. А она меня идиотом обзовёт и уйдёт плакать в ванную.
– Любовь зла, полюбишь и тебя.
– Ой, не зуди... А ты не знаешь, – он замялся, – у неё...
– Не знаю, но вроде бы нет. Я по прилёте на кладбище заехал, к родителям. Тебя же рядом похоронили, и там цветы свежие стояли, так что думаю – нет.
– Вот дура-баба, жила бы себе дальше, да радовалась, что ярмо с шеи соскочило.
– Или ты дурак.
– Или я...
Мы замолчали ненадолго. Твари, сидящие у подножия чаши, угомонились и замерли. На некое подобие сцены выполз знакомый мне паук, таща на горбу замотанное в белую простыню тело.
– Как они смогли тебя схомутать? Неужели ты не их не видел?
– Видел, конечно, но меня же с белочкой сюда доставили. Я думал, всё, допился совсем. А потом, когда ветви начали забирать мою энергию, и я смог нормально, просто так, заснуть... Мне вообще стало наплевать. И однажды я проснулся уже здесь.
– Ветви? Ты про оранжевую паутину?
– Ага, ты пока не понял, что это?
– Да, знаешь ли, некогда было, – язвительно ответил я, – тебя искал и от упырей отбивался.
– Тогда разрешите вас познакомить. Алексей, это последнее в мире семя Древа Жизни. Древо Жизни – мой старший брат Алексей.
– Чего-о-о-о-о? – изумлённо протянул я.
– Про Иггдрасиль слышал когда-нибудь?
– Ну, чё-то знакомое, то ли у Толкиена было, то ли ещё где.
– У скандинавов. Они так представляли себе нашу вселенную, если вкратце.
– Какое-то оно слишком кровожадное для древа жизни. Да и с этими вот, – я кивнул в сторону толпы уродов, – не вяжется.
– Не всё так просто. Оно питается энергией одних людей, отдавая её другим. Тем, кто пьёт его сок. Дарит им силу, долголетие, здоровье, но меняет их. Каждого по-своему. Зависит от... от тьмы у тебя в сердце. Не знаю, как точнее объяснить.
В это время на сцену поднялся глазастый Аркадий Степанович в сопровождении ещё двоих человек. Хотя как – человек...
Один был приземистый, невероятно жирный, на толстых коротких ногах, он практически нёс перед собой длинные руки с широкими мощными ладонями, доставая локтями почти до земли. Второй – на высоких ногах, которые росли у него из... плеч! Туловище болталось между ними, словно живой маятник. Пара рук торчала из-за спины и ещё две короткие ручонки росли в районе паха. Толстяк аккуратно снял тело со спины паука, положив его на пол. «Ноги из плеч» начал ручками разворачивать простыню.
– Жесть какая, – я не мог оторваться от происходящего. – Значит, они стали такими, потому что лакают ту зелёную жижу?
– Да, со временем они будут меняться ещё больше, пока окончательно не утратят человеческий облик, как тот паук.
– Но почему их не видно в обычной жизни?
– Магия Древа. Каждый из них носит талисман. Какую-нибудь вещицу, смоченную в его соке. Браслет, крестик, не важно. Правда вот на таких, – он махнул в сторону паука, – уже не работает. Они даже говорить не могут.
– Сколько же им всем лет?
– По-разному. Степаныч это место ещё перед революцией нашёл. Семя тогда почти погибло, но он по старым рукописям как-то умудрился разобраться, что к чему. Потом двух братьев подтянул, открыли приют для юродивых. Начали откармливать потихоньку. Не знаю, зачем им ещё народ понадобился. Может, чтоб управлять всем проще было, а может, самолюбие тешат. Не знаю. Но пить из источника им не дают, кроме самого первого раза, что-то вроде инициации. После уже только с веток слизывать разрешают, когда семя ветви распускает.
Я пытался как-то переварить всё рассказанное братом, но пока не понимал одного:
– Слушай, а ты сам-то откуда это всё знаешь?
– На своей шкуре познал, – усмехнулся он. – Ты же понимаешь, что я лежу в одной из тех ванн? Так вот, семя – считай, растение. В ваннах располагается как бы почва, необходимая для роста и постоянной подпитки энергией. А оранжевые нити, которые ты видел по всему зданию, это ветви. Ими оно... – Семён задумался на секунду, – ими оно добывает энергию, чтобы вырабатывать сок. Ну, как ты поливаешь цветы, примерно так.
Я ошалело смотрел на Семёна.
– Ну, допустим...
– И это растение – оно разумно. В определённых границах, конечно. Я, можно сказать, нахожусь с ним в некотором симбиозе. Оно не даёт умереть физической оболочке от истощения, чтобы мозг продолжал функционировать, вырабатывая нужную ему энергию. А я могу читать всю его память и знания. Ты не поверишь, сколько ему лет. Просто не поверишь!
Мне показалось, или я услышал восхищение?
– Погоди, Сём, получается, ты просто обычная батарейка для него?
– Э-э-э нет, братишка. Батарейка лежит рядом со мной и кончится сегодня или завтра. А я аккумулятор, тяну его уже год. Поэтому столько знаю.
Гордость? Теперь мне послышалась гордость в его словах?
– Бежать не пробовал?
– Ты смеёшься? Посмотри на меня, сил хватает еле-еле сюда забраться и по библиотеке побродить иногда. Скучновато, конечно, но книги спасают, да и сплю я теперь отлично.
Я не мог поверить тому, что говорил мой брат. Казалось, он был полностью доволен положением вещей. Бред какой-то.
– Я тебя вытащу отсюда.
– Погоди, Лёх, зачем? Куда мне возвращаться? Опять к бутылке? Снова сходить с ума, пытаясь справиться с тем, что сидит у меня внутри? Ты думаешь, это жизнь? Помнишь тех двоих бедолаг, которых я покалечил в детстве? Я ведь тогда ребёнком ещё был, а теперь... Я вырос, брат... И я сам себя боюсь. А эта дрянь забирает почти всё себе. Это как... как... Как будто у тебя внезапно прошёл зуд, который всю жизнь тебя доставал.
Я молчал, не зная, что ответить.
Внизу Аркадий Степаныч поднял на руки тело уборщицы, положил его в одну из пустующих ванн. Повернулся к монументу и что-то прокричал. Оранжевая сетка на потолке померкла, разноцветная паутина начала оседать с двух других ёмкостей, переползая в ту, где лежала Нина Михайловна. Краем глаза я заметил, что силуэт брата стал гораздо чётче и больше не мерцал.
– Братья и сёстры! – главврач обратился к сидящим тварям, словно к своей пастве. – Давайте простимся с одной из нас! Я знаю, вы любили её так же, как и я!
В голове всплыл недавний разговор двух медсестёр у дежурного поста. Ну да. Обожали прям.
– Нина надолго останется со мной, как самое лучшее воспоминание. И навсегда – в наших сердцах!
Оратор из него был так себе. Он снова посмотрел на монумент.
– Кха-снэ такк'а пур но тил'са! Миа'кл-нот силут кин'та!
Паутина вспыхнула неожиданно слепящим светом, и весь зал наполнился низким вибрирующим гулом.
– Что за тарабарщина? – спросил я, морщась от неприятной вспышки. – Бабка тоже что-то такое несла перед смертью.
– Так это ты её? – Семён посмотрел на меня с нескрываемым удивлением. – Это язык Древа. Я сам в нём пока не особо разобрался. То ли заклинания, то ли просьбы. Но оно их слушается, расцветает по графику, тела поедает и всё в таком духе.
Из ёмкости с трупом уборщицы сквозь цветные сполохи заструились сизые дымные ленточки.
– Оно его сжигает?
– Нет, кости дымятся, так бывает.
Он сказал это так обыденно, так... безразлично. Меня замутило.
Толстяк подошёл к другой ванне, вынул оттуда соседа моего брата и тоже опустил в переливающееся марево, стараясь не касаться тонких нитей.
– А этого почему? Он ведь живой ещё!
– Ну я же тебе говорил, кончился почти. На поддержание его жизни стало уходить больше энергии, чем он давал. Думаю, поэтому, да и кандидат мог новый появиться...
Он вдруг осёкся.
– Я надеюсь, это ведь не ты?
– Вряд ли, но я там шороху навёл немного, по-моему, главврач меня начал подозревать.
– Степаныч чует таких, как мы, Лёш. Особенных. Не тяни, уходи отсюда.
Я увидел, как силуэт брата резко померк. По потолку снова разлилось оранжевое небо. Корни этого проклятого дерева накрыли цветным саваном каменное ложе Семёна. Он сморщился, как от боли, но быстро взял себя в руки. И тут меня разобрала злость. На его безразличие, инфантилизм, на желание сгнить потихонечку в своём каменном гробу, пока я там разбиваю себе лоб, в попытках разобраться в происходящем.
– Значит так, младший, – я встал, – я тебя вытащу, хочешь ты этого или нет. И место это разнесу к ебене матери, понял меня? Устроили себе столовую из людей, а ты и рад тут сдохнуть, лишь бы полегчало. Нихера ты не вырос, как был ребёнком, так и остался. Только бухать научился. Нашёл выход, тоже мне, мученик. Всё, я пошёл, пока эти ублюдки там собираются. Вернусь и уедем в Москву, там придумаем что-нибудь. Доступно объяснил?
Семён несколько секунд оторопело смотрел на меня, потом усмехнулся и кивнул.
– Как скажешь... старший... Как скажешь.
13
Вернувшись в палату, я ещё долго стоял, пялился в окно, успокаивая взвинченные нервы. Похоронить брата, потом выяснить, что он жив, для того чтобы узнать, что жить ему, собственно, и не хочется.
Господи, где же я так нагрешил?
Ещё это грёбаное дерево, плодящее больных уродов. Откуда оно вообще здесь взялось на мою голову? Как сказал Семён, главврач отбирал в каменные кормушки людей вроде нас, особенных. Я вспомнил Бориса с его непробиваемыми победами в карты, шахматы и шашки.
«...я просто знаю, как лучше сходить, чтоб тебе, подлецу, поднасрать».
Думаю, я догадываюсь, кто будет следующим кандидатом для древа. Предупредить бы его, а смысл? Это ничего не изменит, сделать я всё равно пока ничего не могу.
Пока.
Сколько тварей было сегодня там внизу? Навскидку – около сорока. Часть приехала с мигалками, остальные, очевидно, жили в домиках на территории больницы. Работали по очереди, приползая пожрать раз в неделю по ночам. Один я с ними не справлюсь. Как вариант, можно свалить и вернуться с подмогой, но...
Учитывая стоявшие под окном мигалки, Степаныч запрётся в подвале и позвонит куда следует. Пока мы будем его выкуривать, приедет какой-нибудь ОМОН да всех нас повяжет.
Надо работать изнутри.
Сейчас в моём распоряжении только Артём и Борис, негусто. Мне нужен ещё как минимум курьер снаружи. Или можно рискнуть, сгонять в город самому. Я никогда ничего не планировал без организации хороших, крепких тылов. Челябинск – мой родной город, в котором к тому же я провёл пару крупных дел в своё время. Должники мне помогут, в этом я не сомневался.
Значит, начнём собирать маленькую армию здесь, в стенах богадельни. Армию Дамблдора.
Я хмыкнул про себя. Уже шучу, хороший признак.
Но как убедить хотя бы этих двоих? Допустим, доказать, что я могу выходить из тела, можно, хотя и не очень хочется, конечно. Но вариантов нет, придётся. А вот каким образом заставить их поверить в окружающих упырей? Хороший вопрос.
Я начал мерять комнату шагами, заложив руки за спину. Говорят, в ногах правды нет. Возможно, но идеи иногда приходят неплохие.
Бросил рассеянный взгляд на еле заметный узор из трещин, бегущий по стене, вспомнил остекленевший взгляд сползающего на пол санитара с двумя ртами, и тут меня осенило. Если получится, я смогу им показать ублюдков во всей красе.
А нет, ну...
В худшем случае в дурке станет на одного дурака больше. Лес рубят – щепки летят.
Завтра днём поговорю с Артёмом. Борис мне чем-то импонировал, и я не хотел ставить на нём первый эксперимент. По результатам будем корректировать складывающийся в голове план.
Держись, Аркадий Степанович, я иду за тобой.
продолжение следует...
Предварительный диагноз: смерть. Часть 1
Друзья, сегодня понедельник, день тяжелый, поэтому я решил порадовать вас небольшой премьерой. Но прежде всего, хочу сказать, что это было-бы невозможно без нашей очаровательной @MoranDzhurich, благодаря которой это произведение появилось на свет и было озвучено на самом страшном канале ютуба Абаддон. К слову говоря, Андрей как-то умудрился сделать из этого настоящий аудиофильм)))
И конечно же низкий поклон @Namiko999 за создание обложки для книги!
Само собой не обошлось без старого ворчуна @realConnie, который значительно улучшил текст для переложения его в литературный формат (хотя все равно остался им недоволен)) ).
Здесь я буду выкладывать потихоньку, а всем нетерпеливым предлагаю пройти на Литрес по ссылке и зарать оттуда всю книгу целиком совершенно бесплатно!
https://www.litres.ru/daniil-azarov/predvaritelnyy-diagnoz-s...
Только одна просьба - чирканите там комментарий, если вам понравиться.
Я сидел в глубоком мягком кресле, словно созданном для моей задницы. Нет, правда, оно было настолько удобным, что я мог натянуть на него палатку и жить в своё удовольствие. Интересно, где они берут такие кресла? Я представил себе здание фабрики с вывеской «Мебель для дурдомов! Ваше удобство – наше спокойствие!» Мда, было бы смешно, если б не было так грустно. Вообще это логично – обстановка в таких местах должна быть максимально удобной и приятной для новых посетителей. Поэтому – толстый пушистый ковёр, массивные книжные шкафы по стенам, да лёгкий полумрак.
Вот я и сидел с комфортом, ожидая, пока хозяин кабинета изучит мои бумаги. Пускай смотрит, их достоверность обошлась мне в кругленькую сумму. Слегка за пятьдесят, рыжий, пышущий жизнью толстячок закончил читать и посмотрел поверх очков.
– Это удивительно, Михаил Сергеевич, первый раз за мою многолетнюю врачебную практику человек приходит и сам просит поместить его в психиатрическую лечебницу. Давайте отложим в сторону бездушную бумагу, расскажите о себе.
– Ну, – я поёрзал на стуле, – мне тридцать семь лет и последние пять я уверен, что страдаю какой-то странной формой сомнамбулизма.
– А с чего вы решили, что вообще подвержены этому, бесспорно, неприятному недугу?
– Сначала я стал просыпаться не там, где засыпал. На кухне, в туалете, иногда просто в коридоре. Но не придавал большого значения, потому что не видел в этом серьёзной проблемы.
– Что изменилось?
– Это начало повторяться чаще, а потом я вообще стал просыпаться на улице, без одежды. И, – теперь я сделал паузу, словно не решаясь, можно ли ему всё рассказать, как есть, – я не просто просыпался... иногда я был весь в крови, причём не своей.
– Очень любопытно, а в чьей?
– Да откуда я знаю! Вы что думаете, я бежал анализы делать? Надеюсь, что не в человеческой!
– Не горячитесь, Михаил. Вы обратились к специалисту в поликлинике по месту прописки, но он вам не помог.
– Прописал какую-то дрянь седативную, отчего я начал отрубаться прямо посреди дня. Толку никакого.
Врач кивнул.
– Потом вы обратились к платному специалисту, тоже безрезультатно, судя по всему. Вы рассказывали им об особенностях, скажем так, ваших пробуждений?
– Нет, конечно!
Я добавил в голос паники.
– Чтобы они заявили в органы, и потом на меня списали всех убитых бомжей в округе?
– А были убийства?
– Я не знаю! – взорвался я – И не хочу знать, понимаете!
Рыжий толстяк снова кивнул, не обратив внимания на мою вспышку.
– А что же вы хотите от меня, дорогой Михаил Сергеевич?
– Мне необходимо полное обследование под постоянным контролем и наблюдением. И я слышал о ваших экспериментальных методах лечения, многие их не одобряют, но если они приносят плоды, то какая разница?
Я забросил наживку и замер в ожидании.
– Хм-м-м... Михаил Сергеевич, вы же понимаете, что в таком случае вам нужно будет подписать письменное согласие на госпитализацию, отказ от всех претензий и главное – согласие на любое медицинское вмешательство, которое сочтёт нужным ваш лечащий врач.
Да! Попался, отлично.
В тот же день меня оформили, забрали все личные вещи (а как без этого?), выдали серую пижамную одежду. Так началось моё очередное расследование.
2
Сама психиатрическая клиника находилась за городом, в перестроенном старом каменном форте, который охранял когда-то первые рубежи будущего промышленного мегаполиса и служил своеобразной таможней для проезжих купцов. Весь персонал жил в прилегающих рядом домиках, что было очень практично, учитывая удалённость больницы от города. И называлась очень нейтрально – Психоневрологический пансионат № 17. Почему 17? Понятия не имею, меня интересовало другое.
Примерно год назад сюда попал мой младший брат, Семён. Причиной тому послужил приступ белой горячки, до которого он допился в новогодние праздники. Однако по прошествии предписанных двадцати дней пребывания его не выписали, а наоборот, увеличили срок терапии ещё на две недели. А ещё через несколько дней он скоропостижно скончался от сердечной недостаточности. У него хватало проблем со здоровьем, но сердце никогда не было одной из них. Мощности его мотора мог позавидовать любой грузовик, уж я это знал, как никто другой. Что было ещё более странным – пока жена Семёна приходила в себя от такого известия, оформляла документы и занималась всеми посмертными делами, его быстренько кремировали и, когда она смогла приехать за телом, выдали небольшую керамическую урну – Макаров С. Ю. Вот и всё. Был человек – нет человека.
При попытке устроить скандал ей показали подписанную братом медицинскую доверенность (очень занятный документ, поскольку не имел вообще никакой юридической силы и был рассчитан на таких вот простаков) и выдворили прочь.
Сам я давно уехал из родного Челябинска в Москву, где работал старшим консультантом по безопасности в крупной столичной компании, которая занималась частными расследованиями. Проще говоря, я был частным детективом. Естественно, все эти странности и нестыковки в смерти Семёна вызвали у меня массу вопросов. Ещё в Москве я начал собирать информацию и выяснил, что вообще смертность в этом заведении была значительно выше, чем в других клиниках подобного рода. И в основном это были пьяницы, забулдыги да прочий сброд, до которого было мало кому дела. Конечно, скажете вы, Челябинск, такой уж регион, такие люди...
Но это был мой брат.
Я сделал себе все необходимые левые документы, справки, медицинские выписки о своём отменном здоровье, взял отпуск и сейчас бродил, любуясь затейливой сеткой трещин на стенах, в серой пижаме, по коридорам, выкрашенным в отвратительный голубой цвет. Меня определили на третий этаж, в крыло для «спокойных». А рыжий толстячок стал моим лечащим врачом, так как «Случай, Михаил Сергеевич, очень занимательный, не буду скрывать».
Охраняли наш покой дюжие молодцы в зелёной больничной униформе, три человека на весь этаж. Немного на десять палат, но на то мы и «спокойные». Вообще контингент здесь был занятный. Всего на этаже проживало около тридцати человек. Довольно разношёрстная толпа всевозможных психических отклонений, собранных в одном месте. От наркоманов и самоубийц, помещённых сюда родственниками, до алкоголиков и действительно крепко поехавших персонажей, которые весь день могли провести, пялясь в одну точку. Сейчас, днём, они все находились в главном просторном зале, занимаясь каждый своими делами. Складывали мозаики, читали кверху ногами журналы или смотрели большой пузатый телевизор, бывший тут со времён царя Гороха. Иногда к кому-то подходила медсестра и уводила в сопровождении охранника. Наверное, на процедуры. Я стоял чуть в стороне, изучая местный колорит, и прикидывал, с чего мне начать.
– А ты новенький тут небось?
Я обернулся на голос и увидел совершенно милейшую бабушку лет восьмидесяти в синем халате и белом чепчике. Перед ней стояло большое чёрное ведро на колёсиках, из которого торчала палка швабры.
– Новенький, – подтвердил я, – только сегодня оформился, Миша.
– О, как отца моего, покойного. Нина Михайловна я, местный клининг-менеджер! – она рассмеялась приятным бархатным смехом. – Не уборщица какая, имей в виду!
– Ни в коем случае, – улыбнулся я в ответ.
– А ты какими судьбами здесь? На пропоицу или дурачка не похож с виду... – она замолчала, явно ожидая ответа.
– Нервы ни к чёрту, Нина Михайловна, вот подлечить решил. У вас тут хорошо, природа вокруг, лес, тишина да спокойствие. Почти санаторий.
– От ты ж странный, не мог поприличней места найти? – казалось, она искренне удивлена. – Санаторий, скажешь тоже. Курорт, ага!
– Так ведь дорого, где поприличней, цены безумные. Я узнавал в паре клиник, так там по десять тысяч в сутки, только проживание! А ещё лечение неизвестно сколько обойдётся. Я не сын миллиардера, Нина Михайловна, так что лучше по старинке, за государственный счёт.
– Вот что цены, то да, – согласно закивала старушка. – Давеча в город ездила, в магазин зашла. Дай, думаю, порадую себя, хлебушка куплю, бородинского. Очень я его люблю. Так что ты думаешь? Пятьдесят семь рублей за буханочку! Совсем уже с ума посходили!
Кто посходил с ума, она не уточнила, но этого и не требовалось. Бабушка попалась говорливая, что было мне на руку.
– Нина Михална, а вы давно тут работаете?
– Да уж почитай, – она прищурилась, вспоминая, – всю жизнь. В войну тут госпиталь был, я при нём санитаркой, девчонкой ещё совсем, даже школу не окончила. Потом уж курсы прошла медицинские, стала медсестрой. Ну и как-то осела тут. Здесь и мужа встретила, здесь и похоронила его.
По ее лицу пробежала лёгкая тень грусти. Нужно было срочно сменить тему, пока бабулька от расстройства не свернула весь разговор.
– Так вы, Нина Михална, местный талисман, получается. Старожил старожилов!
– Эт да-а-а-а, со мной даже Аркадий Степаныч, главврач наш, на вы здоровается.
– Уважает, – кивнул я, подбадривая её к дальнейшему разговору. – Как он, кстати? Хороший врач?
– Хороший, не смотри, что рыжий. Дотошный, ух! И день рождения мой никогда не забывает.
Каждый год аккурат третьего июня цветочки дарит, а иногда и премию выпишет, мелочь, да приятно.
– А как врач?
– Что как врач?
– Ну, специалист хороший? Он, понимаете, сам дело моё взял, говорит, любопытный случай.
– Я же говорю тебе, дотошный! За кого взялся, обязательно до конца доведёт.
Интересная оговорка у бабушки. В амбулаторной выписке лечащим врачом моего брата тоже значился Аркадий Степанович. Уж довёл так довёл, до самого что ни на есть конца.
– Вы, наверное, и пациентов всех тут знаете?
– Ну, всех не всех, память-то уже сама не своя...
– И много Аркадий Степанович себе больных берёт?
Нина Михайловна хотела уже что-то ответить, затем как-то осеклась, взялась за швабру и пробурчала.
– Берёт и берёт, откель я знаю. Я ему не хозяйка. Вот заболтал ты меня, стою с тобой, лясы точу. А убираться кто будет?
Она отжала швабру, плюхнула её на пол. Размашистыми, отточенными годами движениями принялась мыть пожелтевший от времени линолеум. Судя по всему, разговор был окончен. Я пожал плечами и отправился в сторону общего зала.
– Слышь, Михал Сергеич, – мне, может, показалось, но в её тоне проскользнули извиняющиеся нотки.
– Да, Нина Михайловна? – как ни в чём не бывало обернулся я.
– У нас это, на обед сегодня котлеты будут, рыбные. Ток ты их не ешь. Местные привыкшие уже, а тебя скрутит, как пить дать. Весь туалет мне уделаешь, отмывай потом за тобой.
– Предупреждён – значит вооружён!
Я улыбнулся ей и пошёл дальше. Все-таки она извинялась.
3
Хотелось бы сказать, что день пролетел незаметно, но это не так. Время тут тянулось невыносимо медленно. До вечера я слонялся, не зная, чем себя занять. В итоге взял из стопки книг первую наугад, устроился на диване, возле окна, делая вид, что читаю. Я не исключал, что за мной наблюдают, и подпирать стенку с задумчивым видом было не лучшим для моей легенды.
Итак, я обзавёлся первым полезным знакомством. Уборщица явно что-то знала, но предпочитала помалкивать. Напугана? Возможно. Но чего бояться человеку в её возрасте? Тем более ей, которая прожила тут всю жизнь и уж навидалась наверняка всякого. Странно. Но реакция на расспросы о пациентах главврача сказала мне больше, чем если бы она действительно что-то ответила. Мои инстинкты меня не подвели. Я чуял запах.
Запах происходящего вокруг дерьма.
Стоило также прощупать окружающих нас санитаров. Не удивлюсь, если окажется, что подвязана большая часть персонала. Чем же они тут занимаются? Торгуют втихаря органами убиенных? Вряд ли. Кому нужны пропитые и прокуренные внутренности? Я как-то читал, что разные лаборатории с удовольствием скупают такой товар для экспериментов, но... Нет, бред. Это здесь точно ни при чём. В графе «мотив» пока придётся оставить пустое поле.
Теперь место.
В голове всплыл план здания.
Третий этаж, последний, где меня поселили, был выделен под спокойных пациентов. На втором располагалась большая часть процедурных кабинетов и кабинет главврача. Первый этаж вмещал в себя кухню со столовой для персонала, ещё несколько приёмных, складские и подсобные комнаты. Самыми интересными для меня были помещения на цокольном уровне. Если верить документам, в военные годы их сильно увеличили. Углубили, расширили, и часть из них уходила даже за пределы тёмной, серой громады основного здания. По официальной версии там были палаты буйных и особо буйных пациентов, а также ещё некоторая часть процедурных кабинетов. Однако если приложить схему этой версии к послевоенным чертежам здания, то даже у не самых внимательных людей могли возникнуть вопросы. Например – а куда делась ещё половина пространства?
Я пока не знал точно, как туда попасть, но то, что это совершенно необходимо, было ясно как день. Возможно, придётся изображать приступ буйства, не зря же я упомянул кровь и беспамятство в личном деле, которое лежало сейчас в столе Аркадия Степановича. Не хотелось бы, конечно, но такой вариант я в сторону не отбрасывал.
Хотя… сильно не хотелось бы.
Сразу после ужина ко мне подошла медсестра и пригласила пройти в мою палату. Кстати, очень даже неплохую комнату с одной-единственной кроватью, зарешечённым окном, стулом, тумбочкой и такой же россыпью мелких трещин, протянувшихся млечным путём со светло-зелёных стен на потолок до самой двери. Им действительно стоило заняться ремонтом, пока краска не начала облетать с них цветной перхотью.
Там нас уже ждал вечно улыбающийся Аркадий Степанович.
– Ну, что? Как вам у нас? Осваиваетесь?
– Тип того, – ответил я, садясь на скрипучую кровать, – только адски скучно. Знал бы, книжек с собой набрал или кроссвордов.
– Сожалею, – он развёл руками, – но кроссворды вас бы не спасли. В пансионате запрещены любые колющие предметы в виде ручек и карандашей. А вот с книгами, может быть, смогу вам помочь. У меня довольно неплохая библиотека внизу, если подскажете что-нибудь конкретное, я посмотрю.
– Я бы не отказался от вечной классики. Дюма, «Граф Монте-Кристо», например.
Главврач расхохотался, оценив мою шутку.
– Хорошо, Михаил, думаю, если не её, то что-то ещё от Дюма я вам принесу. Однако теперь давайте обсудим процесс диагностики и вашего лечения, если вы не против.
Вопрос был риторический, но я всё же кивнул.
– Итак, мы начнём с наблюдений за вами и приёма нескольких препаратов. Не скрою, среди них есть и нелюбимые вами седативные, но зато никаких психотропов! Гарантирую, по крайней мере, пока что. Перед сном мы будем ставить вам мониторы мозговой и сердечной активности. Нужно изучить возбудимость вашего организма в процессе сна. Я связался со своими коллегами, которые указаны в ваших бумагах как наблюдающие врачи, и они подтвердили, что подобных исследований не проводилось.
Я мысленно выдохнул. Не зря угрохал столько денег в легенду.
– Можно сказать, мы начнём с нуля. И по мере продвижения в диагностике и наблюдениях будем корректировать курс лечения. Видите ли, сомнамбулизм – это расстройство парасомнического спектра, которое в официальной психиатрии не имеет задокументированных случаев медикаментозного излечения. Так что нас с вами ждёт кропотливая и очень интересная работа!
Он потёр руки в предвкушении. Почти как муха в предвкушении очередной порции... ну вы поняли, чего. Затем посмотрел на часы.
– Через два часа у нас отбой, медсестра привезёт всё необходимое оборудование и медикаменты. Ну что же, – он встал, – у меня ещё несколько пациентов, завтра с утра я к вам зайду.
Уже у двери Аркадий Степанович обернулся и как бы невзначай сказал:
– Да и, забыл – во избежание эксцессов нам придётся вас зафиксировать ремнями. Ну, мало ли, вы соберётесь прогуляться. Палаты мы, конечно, запираем на ночь, но к вам будет подключено дорогостоящее оборудование, не хотелось бы его повредить. Это было бы крайне нежелательно, вы понимаете.
– Конечно, – кивнул я, – без проблем, доктор. Спасибо вам.
Я пока не горел желанием обзаводиться знакомствами среди пациентов, поэтому остался в палате коротать время с книжкой, которую прихватил ещё днём. Естественно, мне было необходимо узнать, кто ещё из моих соседей проходит лечение у Аркадия Степановича. Но для начала надо было примелькаться, а потом уже задавать неудобные вопросы.
Примерно через полтора часа в палату зашла молодая медсестра, катя перед собой небольшой двухъярусный столик с кучей проводов и какими-то приборами. Приветливо улыбнувшись, она поставила столик у кровати, достала из кармана халата пластиковый стаканчик с крышкой и бутылочку воды.
– Ваши лекарства, Михаил Сергеевич. Примите их и ложитесь, я закреплю датчики.
Я послушно выпил горсть разноцветных таблеток и улёгся, откинув одеяло в сторону. Девушка воткнула приборы в розетки на противоположной стене. Тёмные экранчики моргнули, засветились каким-то зелёными символами. Она размотала пучки датчиков с нижней полки, расстегнула пижаму и прилепила на грудь прозрачные пластиковые кружки. Затем взяла с верхней некое подобие сетчатой шапочки с такими же присосками по краям и надела мне её на голову.
– Удобно?
– Честно говоря – нет, но какой у меня выбор?
Улыбнувшись, девушка взялась за кожаные манжеты, закреплённые на железном основании кровати.
– Будьте добры, положите руки по бокам и раздвиньте чуть ноги.
– Скажите, а как вас зовут? А то вы меня уже к кровати пристёгиваете, а мы ещё даже не знакомы.
Медсестра не удержалась и хихикнула, но ничего не ответила. Закончив с моей фиксацией, поправила подушку и пошла на выход.
– Подождите! А если нос зачешется, мне что делать?
– Позовёте дежурную сестру! Всё, больной, спите.
Она погасила свет и закрыла за собой дверь.
4
Я лежал, прислушиваясь к звукам засыпающей психбольницы. Надо сказать, мне думалось, что всё будет более по-киношному, наверное. Кто-то плачет перед сном, кто-то не хочет засыпать и зовёт… не знаю... маму, например. Но нет, ничего подобного. Ровно в десять вечера санитары захлопнули двери палат и всё. Скучно и неинтересно. Только спустя минут десять загремела ведром Нина Михайловна.
Моя первая ночь в дурке.
О сколько нам открытий чудных,
Готовит просвещенья дух...
Или как там было у классика?
Рядом мерно попискивали аппараты, к которым меня подключила симпатичная медсестра. Таблетки начали действовать, загоняя в лёгкую дрему. На большее они и не могли рассчитывать. Чтобы меня усыпить, нужны лекарства посерьёзней. Или много алкоголя, как делал мой брат. Интересно, в палатах есть камеры? Почти наверняка, в любом случае рисковать не стоит. Я закрыл глаза, выровнял дыхание и «заснул».
Я слышал, как уборщица закончила мыть полы, как пришла ночная смена, обмениваясь новостями с коллегами, принимали дежурство новые санитары. Ближе к двенадцати, когда все наконец успокоились, я решил, что пора действовать. Привычно расслабился, ощутил слабые покалывания в руках и встал с кровати. Верхний прибор отрывисто пропищал несколько раз и успокоился. Забавно, он засёк мой переход. Да и бог с ним. Я посмотрел на лежащего себя. Всё-таки к этому невозможно привыкнуть. К хождению сквозь стены – да, поднимать небольшие предметы полупрозрачными руками – тоже вполне приедается и входит в привычку, даже отсутствие нормального сна я давно уже воспринимал как само собой разумеющееся. Но смотреть на себя со стороны – никак. Если вы думаете, что это то же самое, что и отражение в зеркале, – то вообще нет, даже близко. И всегда вызывает неприятный озноб.
Синдром недержания души.
С такой милой особенностью я живу всю жизнь. Как и мой брат. Можно назвать это силой, можно проклятием, но бедные родители с нами намучились, не то слово. Представьте себе вроде как спящих детей и при этом абсолютный бедлам в квартире. Потому что поднимать маленькие, лёгкие предметы мы научились довольно быстро. А вот спать в кроватке, вернее, в собственном теле...
С этим всегда была проблема, потому что едва стоило немного задремать, как ты оказывался стоящим рядом со своим бесчувственным туловищем. И пока тело отдыхало, приходилось чем-то себя занимать. Первый раз я смог нормально поспать лет в двенадцать или тринадцать.
Это невозможно, мозг обязан отдыхать, без сна человек сходит с ума за несколько дней. Конечно, посмотрите на меня и расскажите это ещё раз. Хотя Семёну было тяжело. Если я научился спать при помощи психотренингов (иногда снотворное, каюсь), то мой младший брат нашёл гораздо более простой и приятный для него выход – алкоголь. Он, наверное, и был бы рад отправляться к Морфею после львиной дозы успокоительного, но его ничего не брало. Вообще. Да, он был гораздо сильнее, чем я. Эта энергия бурлила в нём, как в скороварке, постоянно пытаясь найти выход наружу. Он гораздо раньше меня научился обращаться с предметами выходя из тела. И то – пока я в десять лет сосредоточенно пытался поднять конкретный спичечный коробок, мой брат в пять без труда жонглировал предметами по всей комнате.
Возможно, та же энергия его и сожгла. Морально. Точнее выжгла.
Как-то нас подкараулила шпана из соседнего района, обычная история того времени: «Деньги есть? А если найду?» Пресекая все мои попытки мирно выйти из конфликта, они обступили полукругом и, заслонив младшего брата, я увидел его внезапно остекленевший взгляд. Из уха ленивой жирной змеёй начала выползать тёмно-бордовая кровь.
Он продолжал, как робот, отступать со мной назад, как вдруг один из гопников схватился за голову и заорал: «Глаза! Мои глаза!» Другой как-то странно всхлипнул и осел мешком на землю, не подавая признаков жизни. Конечно, остальные тут же разбежались кто куда. А мой брат улыбнулся. Самой жуткой в мире пластиковой улыбкой. Тем вечером я попытался поговорить с ним о том, что произошло, а он… Одиннадцатилетний мальчик посмотрел на меня, как на ребёнка, и очень тихо сказал: «Не надо тебе этого. Забудь».
С тех пор он изменился, стал более замкнутый и… злой.
Чуть позже прошёл слух, что первый так и остался слепым на всю жизнь, а второй превратился буквально в растение.
На выпускном вечере Семён надрался в стельку, а потом, утром, с восторженным перегаром рассказал мне, что смог наконец-то нормально поспать. Так и началась его дружба с «синим Морфеем». Нет, он не стал запойным алкоголиком. Нет. Работал, делал даже какие-то карьерные успехи, но для всех он был безнадёжным выпивохой. От моих попыток убедить его поехать со мной, в Москву, только с усмешкой отмахнулся.
"Ты езжай, покоряй, а я пока тут посторожу."
Мне до сих пор кажется, что в алкоголе он нашёл не только способ заснуть, но и как-то усмирить бурлящую в нём силу. Силу, которую он, вероятно, мог контролировать уже с трудом. Парадоксально, но если остальные пили, чтобы оторваться от реальности, то мой брат – чтобы в ней оставаться. А в итоге сгинул в окружной дурке. И в этом отчасти была и моя вина. Ведь я старший, я был обязан о нём заботиться. Но ничего, братишка, клянусь, я камня на камне тут не оставлю, пока не выясню, что с тобой произошло.
Я огляделся по сторонам, привыкая к иной обстановке. При выходе из тела, всё было немного по-другому. Одни цвета становились почти не различимы, зато другие вспыхивали неоновыми вывесками. Я видел следы, оставленные другими людьми, вплоть до отпечатков пальцев невооружённым взглядом. Вы наверняка слышали что-нибудь про ауры, так вот, да, они есть. Их цвет соответствовал характеру и настрою человека, от ярко-белых (таких я почти не встречал) до иссиня-чёрных (а вот такие, к сожалению, попадались чаще, чем хотелось бы).
Я снова вывел перед внутренним взором план здания. Хотя уходить от своего тела я мог максимум на сто метров, этого должно было хватить, чтобы проникнуть в кабинет Аркадия Степановича и покопаться в его бумагах. Наверняка что-нибудь интересное найдётся. Уже на полпути к двери бросил последний взгляд на пристёгнутое к кровати тело и замер, не веря своим глазам. Та самая паутинка трещин, которая протянулась по всей стене, сейчас мерцала ярким оранжевым светом. Более того, каждая струнка слегка подрагивала, шевелилась и оживала на глазах. Вот несколько нижних отделились от стены и тонкими пульсирующими щупальцами обвили моё левое запястье чуть ниже кожаного манжета. Слабое жжение заставило на автомате почесать полупрозрачную руку. Такого поворота событий я никак не ожидал. Подойдя поближе, наклонился, чтобы рассмотреть занятного паразита. Он меня пил! Я видел крохотные капельки крови, убегавшие вверх по этим оранжевым венам! Но это явно не было основной его целью, потому что вдобавок к этому я почувствовал лёгкую слабость и сонливость, что было вообще невозможно в состоянии только что совершённого перехода. Я мог устать, да, но ближе к утру или поднимая очень тяжёлые, громоздкие предметы. Эта дрянь вытягивала из меня энергию, факт. Но куда это уходит?
Я отошёл назад, окинул взглядом всю картину. Светящаяся плетёнка поднималась к потолку, доходила до дверного проёма и скрывалась где-то с другой стороны. В несколько шагов я очутился у двери, прошёл насквозь, оказавшись в полутёмном коридоре. Справа, возле лестницы вниз, за столом сидела дежурная медсестра и листала какой-то журнал. Парочка санитаров резалась в карты в общем зале отдыха. А оранжевая паутина пробегала дальше по потолку и уходила левее, в комнату с надписью «Только для персонала».
«Всё страньше и страньше».
Почти бегом я добрался до неё и скользнул внутрь. А там...
Там я увидел такое, от чего даже моя эфемерная шерсть на загривке встала дыбом. Утробно урча, как огромная кошка, на потолке раскинулась Нина Михайловна, старательно вылизывая длинным шершавым языком каждую светящуюся трещинку. Чепчик уборщицы свалился вниз, обнажив почти лысый серый череп с редкими пучками волос. Её милое старушечье лицо изменилось до неузнаваемости. Глаза превратились в два чёрных провала, а вся нижняя часть лица вытянулась и раздалась вширь, превращая челюсть в пасть, обрамлённую жирными зеленоватыми губами. Из-под распахнувшегося халата выглядывали костлявые худые ноги, которые теперь заканчивались уродливыми обрубками толстых пальцев с жёлтыми ногтями.
Что же ты за тварь...
Я оглянулся на запертую дверь, ключ был в замке, отлично. Тихо повернул его ещё на один оборот, теперь нас точно никто не побеспокоит. Подошёл к свисающей с потолка бабульке, ухватился за болтающиеся полы халата...
Почём там, говоришь, хлебушек был?
И дёрнул со всей силы вниз.
Уборщица грохнулась на спину, зашипела, тут же вскочила, встав на четвереньках посреди комнаты. Перебирая сморщенными ладошками, она оглядывалась по сторонам, пытаясь понять, что нарушило её покой. Скользнула мимо меня взглядом, затем шумно втянула воздух носом, принюхиваясь. Вроде бы успокоившись, Нина Михайловна залезла на стену, с неё перебралась на потолок и приступила к прерванному занятию. Только сейчас я понял, что ослабел ещё сильнее. Ну всё, пора с этим заканчивать. Я поднял за ножки стоявший рядом увесистый стул, размахнулся и ударил, целясь ей в голову. В последний момент она отпрыгнула в сторону, перехватив моё оружие одной рукой.
– Попался, неспокойный какой, – прошипела старуха, ощерив пасть в жутком оскале гнилых зубов. – Т'ала карс так'ка наул кин та! Давай посмотрим на тебя...
В следующую секунду светящаяся оранжевая сеть упала сверху, облепляя со всех сторон. Я закрутился на месте, стряхивая с себя приставучие липкие щупальца.
– Нове-е-е-е-енький – просипела Нина Михайловна, оказавшись внезапно возле меня. – Не-е-е зря я тебя приме-е-е-етила-а-а-а-а-а, любопы-ы-ы-ы-ытного такого.
Я стремительно терял силы, в голове зашумело, перед глазами всё поплыло. Продолжая яростно сбрасывать с себя светящиеся тонкие нити, я качнулся вперёд и упал на одно колено, успев упереться рукой в пол. Уборщица, по-паучьи расставив ноги и руки, присела рядом, словно любуясь моей агонией. У меня оставался последний шанс.
Рванувшись судорожно вперёд, я оказался вплотную к твари. Протянул бестелесную руку и погрузил ей по локоть в грудь. Почувствовав в ладони трепыхание бабкиного сердца, я мстительно усмехнулся и сжал его в кулак, насколько оставалось сил.
продолжение следует