Констанций I Хлор был в 293-м году объявлен цезарем, а уже в 305-м стал императором (августом) и, сам того ещё не зная, основателем новой династии (Константинов). Его соправителем, как и задумал Диоклетиан, стал Галерий (август в 305-311). Но такой порядок вещей продлился всего около года, потому что в 306-м году внезапно взял да скончался Констанций, выразив желание сделать преемником своего старшего сына, Константина, который в этот момент находился в Никомедии у его соправителя. Вот тут-то, видимо, всё и начало идти по одному месту. Потому что реальным его преемником должен был стать Флавий Север (цезарь в 305-306 и август в 306-307). А вторым цезарем объявлен был Максимин Даза. Короче, обстановка сложилась нездоровая, потому что и Констанций, и его сын были очень популярны, и представляли угрозу для реальных планов Галерея и других, кто только поддакивал Диоклетиану, а на самом деле давно жаждал, как встарь, прибрать всю власть к своим рукам.

Константин после смерти отца в итоге объявлен был цезарем уже со стороны Севера, что ему (и, возможно, кому-то ещё) явно мало нравилось. Так что не удивительно, что в 307-м году Север погиб при странных обстоятельствах. Кто и по какой причине за этим стоял – вопрос открытый. Предполагают, что к этому имел отношение Максимиан: он и его сын Максенций даже ненадолго узурпировали власть, причем Максенций подвинул собственного папу)… а потом был побежден Константином в битве у Мульвийского моста и погиб. Кстати, поговаривали, что именно после этих событий у будущего основателя Константинополя что-то в шестеренках перещёлкнуло.

И из-за всей этой движухи Константин потерял свой титул, и его заменили Лицинием. При этом в 311-м году Галерий успел умереть, а Константин ухитрился развестись с первой женой, Минервиной, матерью его сына, Криспа, и по политическим мотивам жениться на Фаусте, дочери Максимиана, который решил удачно примазаться к победителю, на чьей стороне явно оказалась сила, а потом погиб, неудачно устроив против зятя заговор.

Константин же продолжил борьбу со своими соперниками, которые не забывали устраивать разборки и между собой. Так Максимин после множества проблем заболел и умер в 313-м году, а Лициний был разбит Константином в финальном сражении у Никомедии в 324-м году и вынужден отречься от власти в пользу соперника. Константин поначалу ему даже сохранил жизнь, родственник всё-таки (Лициний был женат на единокровной сестре Константина – Флавии Юлии Констанции, матерью которой стала Флавия Максимиана Феодора, вторая жена Хлора и единоутробная сестра Фаусты). Однако по какой-то причине Константин потом передумал, и Лициний по его приказу был в 325-м году убит. Так вот Константин, вошедший в историю как Великий, и остался единоличным правителем Римской империи. И правил, вообще говоря, не особо-то и мягко. И по этой причине особенно странно смотрится его политика, особенно некоторые его решения.

Закрепление земли за свободными землевладельцами с последующим повышением налогов, монетная реформа, административная реформа, при которой империя была разделена на четыре крупных округа (Восток, Иллирию, Италию и Галлию) – это всё понятно и логично. Создание совета при императоре, консистория – это, допустим, «сомнительно, но окей», Константин вообще оценил идеи своего предшественника Диоклетиана и, устранив соперников, развивал их, уже не опасаясь чего бы то ни было.

Кстати, видимо, отчасти с этими идеями связано было одно из главных событий этой эпохи – основание Константинополя близ Византия и перенос столицы из Рима туда. Якобы это решение было продиктовано стратегической необходимостью, но я, честно говоря, куда больше верю версии, которая гласит, что, во-первых, Константин тупо не любил Рим, а, во-вторых, мнил себя крутым преобразователем и таким образом решил ознаменовать новую эру империи, на это намекает и то, как отовсюду туда свозилось всё, что только можно, включая и произведения искусства, и реликвии.

И новую эру Константин действительно открыл, тем самым странным образом – начал политику христианизации Римской империи (в годы его правления, к слову, произошёл первый Никейский собор в 325-м году, на котором арианство признали ересью и приняли ещё много важных решений). Проводил он её поначалу мягко, а потом всё сильнее закручивал гайки, вплоть до того, что 332-м году издал эдикт о разрушении языческих храмов, реализация которого, правда, растянулась ещё на десятилетия. Видимо, не в последнюю очередь по той причине, что сам император умер в 337-м году. Что любопытно, перед смертью успев креститься.

А вот его матушка, Елена, похоже, приняла христианство задолго до, причем впоследствии превратилась в христианскую святую, но не мученицу. Прославилась она тем, что отправилась в Иерусалим с целью странной, походу, даже по меркам того времени – отыскать Гроб Господень, Крест, на котором он был распят, и другие реликвии. И вот об этой истории, об истории жизни и смерти Елены, о правлении её сына, Константина Великого, отлично написано в новелле

«Елена» И. Во

Время действия: рубеж III-IV веков н.э., ок. 273-330 н.э. Время правления Аврелиана, Проба, Кара, Диоклетиана, Максимиана, Констанция Хлора и Константина Великого, а также некоторых других. Всех перечислять - места не хватит, да и незачем.

Место действия: Римская империя (современные Великобритания, Франция, Германия, Словакия, Сербия, Хорватия – III в.; Хорватия, Германия, Италия, Турция, Израиль, Кипр – IV в.)

Интересное из истории создания:

Я мимоходом упомянула автора в одном из прошлых постов (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 71. «Семейные фавориты» ), потому что он был близким знакомым А. Даггана, так как они оба учились в Оксфорде, только Дагган в Баллиол-колледже, а Во – в Хартфорд-колледже. Но это только одна из немногих (хотя и весьма интересных) страниц его биографии, а так жизнь у Во была такой насыщенной и полной необычных историй, что и по ней не грех было б книгу написать.

Артур Ивлин Сент-Джон Во (1903-1966) – английский писатель, который прославился не только как создатель романов на остросоциальные темы, но ещё и как автор беллетризованных биографий, путевых заметок и справочников для путешественников, а также как журналист и литературный критик. Родился он в семье Артура Во и Кэтрин Шарлотт Рабан, причем корни у его родителей были и английские, и валлийские, и шотландские, и ирландские, и даже французы-гугеноты затесались в их родословную. Короче, семья была непростая, а род старинный. Артур Во и сам был известным издателем, редактором, эссеистом и критиком, и, разумеется, обеспечил сыну хорошее образование – сначала в закрытой школе в Лэнсинге, а потом и в колледже при Оксфорде, где подросший и ощутивший, наконец, свободу Ивлин Во плохо себя вёл – бухал, кутил, всячески радовался жизни и протестовал против того, что ему не нравилось. Полаять ночью бухим под окнами декана колледжа ему ничего не стоило, а краснеть потом папе и старшему брату, Алеку Во. Алека, кстати, из-за одной такой выходки младшего брата как-то раз из съёмного жилья выселили) Там ещё куча историй, но, во-первых, их слишком много, во-вторых, некоторые неприличные)

В общем, закончилось всё тем, что Во, по сути, получил неоконченное высшее, как у нас ещё недавно это называли, в 1924-м году и ушёл из колледжа с дипломом специалиста третьей степени, причем по уши в долгах. Пришлось искать работу…а потом снова, и снова... и снова. Потому что то его за пьянство выгонят, то за то, что пытался соблазнить экономку. Причем отцу он предпочёл соврать, что опять за пьянство) В автобиографии своей Во писал, что в тот период пытался утопиться в море, но его ужалила медуза, и он передумал)) В конце концов, с работой у него кое-как наладилось – он работал журналистом и освоил ремесло краснодеревщика. Вероятно, именно журналистская деятельность и подтолкнула его к созданию в 1928-м году первого романа – «Упадок и разрушение».

В том же году он начал другой свой «упадок и разрушение» – неудачно женился на Эвелин (Ивлин) Гарднер. Друзья их называли «Ивлин-он» и «Ивлин-она». Мило, конечно, но брак их продержался около двух лет, потому что Гарднер мужу без конца изменяла, а Во не придумал ничего лучше, кроме как развестись и написать новую книгу – «Пригоршня праха» (1934), уже после знаменитого романа «Мерзкая плоть» (1930) и менее знаменитого «Чёрная напасть» (1932). Кстати, во время работы над этой самой «Мерзкой плотью» (или скорее «Мерзкие тела») Во перешёл из англиканства в католичество. Мне уже интересно, что он там такого написал, что его так передернуло. Так-то вообще произведение о гулящей молодёжи и про вот это вот всё, а не про религию. Вроде бы.

Ну а вскоре после издания «Vile Bodies» отправился Во в Абиссинию, чтобы освещать коронацию Хайле Селассие. С этого началась череда его других путешествий – и по странам Южной Америки, и на Шпицберген, и потом обратно в Абиссинию. Кстати, во время одного круиза по греческим островам Во познакомили с Габриэль Герберт. Что прикольно она оказалась кузиной его первой жены…Ммм, я сказала «первой» и спалилась? Ну да, ладно. Эта дама зазвала Ивлина Во в гости, и там он повстречал 17-тилетнюю сестру Габриэль по имени Лаура (или скорее Лора), влюбился по самое не балуйся и примерно три-четыре года спустя, в 1937-м, добившись развода через церковь, женился уже на ней, и на этот раз брак оказался долгим и крепким, несмотря на разницу в возрасте. У этих двоих родилось аж семь детей, шестеро из которых дожили до взрослого возраста.

А когда началась Вторая мировая война Ивлин Во служил в морской пехоте и участвовал в десантной операции в Ливии, а потом ещё выполнял спецзадание в Югославии со своим другом. Кем, вы бы думали, оказался этот друг? Рэндольфом Черчиллем, сыном британского премьер-министра. В 1945-м году, кстати, Во написал ещё одно своё произведение – «Возвращение в Брайдсхед».

А вот повесть «Елена» он создал пять лет спустя, в 1950-м году, и что интересно, до того он, судя по всему, не обращался к исторической прозе, предпочитая писать сатиру на что-то более-менее ему современное (поправьте, если ошибаюсь). Во, кстати, считал эту новеллу одной из лучших, если не лучшей своей работой, но она не была удостоена того же внимания, что и некоторые другие его произведения. Возможно, была в этом толика разочарования, мол, где же традиционная едкая сатира мастера, которой так славилось его творчество? Подозревали, кстати, что за образом карьериста Констанция Хлора, который у Во не очень-то тянет на положительного персонажа, скрыт фельдмаршал Б. Монтгомери. Я не знакома с другими книгами И. Во, поэтому мне сравнить не с чем, но я оценила глубину проработки материала. Сам писатель в своём предисловии подробно перечислил, какими источниками и как именно он пользовался, признавая, что выбирал из всех версий ту, что казалась ему наиболее интересной и подходящей. Например, следуя версии Джеффри Монмутского, он назвал Елену дочерью британского правителя Коэля (Койля), и годом смерти Елены указал 328-й, хотя есть ещё версии про 327 и 330-й. Пожалуй, это главное. О самом тексте я скажу дальше, в последнем разделе.

О чём:

Елена – юная рыжеволосая дочь местечкового британского короля Коэля, к которой отец относился с особым трепетом, поэтому и охотиться ей позволял, и образование попытался дать, купив для этого толкового евнуха Марсия, и даже мужа позволил самой выбирать, хотя прежде надеялся на более удачный выбор, и на то, что она не уедет от родителей на другой конец Европы. Но у Елены с детства были странные фантазии, и судьба у неё просто не могла оказаться обыкновенной уже из-за её странностей. Так, замечтавшись на батюшкином пиру о своём, фетишистском, Елена в какой-то момент встретилась взглядом с мутным римским офицером Констанцием, которого потом прозвали Хлором.

Подкатить к понравившемуся парню девица решила опять же при помощи своих фетишей и первым делом пришла попялиться на его коня) А вот Констанций уже давно был не мальчик, так что, не долго колеблясь, пошёл к отцу вскружившей ему голову рыжей «Конюшенной Девчонки» и заявил, что хочет на ней жениться. И, кабы не решающее слово невесты, ему б это, наверное, не удалось. Но Елена уболтала Коэля и вскоре стала женой Констанция, а тот, не прошло и месяца, увёз её на материк, пообещав, что однажды она увидит Рим. Вот только дорога до Рима вышла для неё ну очень долгой. Потому что сначала ей предстояло дожидаться мужа в Германии, а потом отправиться в его родной город Нисс в Мёзии (он же Ниш в современной Сербии), где она родила их общего с Констанцием сына и провела ещё долгие-долгие годы, за которые в её жизни успело перемениться очень многое. И вот уже и в Трою не так хочется, и Рим не так манит, и душу будоражат совсем иные вещи…

Отрывок:

Я долго пыталась подобрать отрывок, и даже сначала написала следующий раздел, потом перечитала его и подумала, что лучше ни один другой эпизод этого произведения не прояснит мою мысль.

«…Место раскопок находилось в нижней части западного склона Голгофы. Вскоре под завалами свежего мусора обнаружились огромные массивы древней каменной кладки — остатки когда-то стоявшей здесь, а потом снесенной городской стены. Под ними шла нетронутая скала, и тут — в точности в том месте, которое указала Елена, — рабочие наткнулись на вырубленные ступеньки и низкую арку. Сюда во времена Маккавеев приходили за водой женщины с кувшинами, здесь перед тем, как войти в город, останавливались на водопой караваны. Дальше проход был завален землей до самого верха; по приказу Елены кирки и лопаты были отложены в сторону, и рабочим выдали деревянные совки, чтобы не повредить дерева, если они на него наткнутся. Землю, насыпаемую в корзины, тщательно просматривали и выбирали из нее все деревянные обломки. Так продвигались они понемногу все глубже и глубже, пока в конце апреля, к удивлению всех, кроме Елены, не докопались до водоема. При свете факелов можно было разглядеть обширное подземелье, заваленное по пояс камнями, вывалившимися из ветхих сводов. Похоже, это и было то, что они искали, и у землекопов снова появился интерес к работе. Елена велела принести для себя кресло из слоновой кости и часами сидела там в полумраке, дыму и пыли, глядя, как идут раскопки.

Разбор завалов продолжался много дней. Свод грозил обвалиться, и его пришлось по мере продвижения вперед крепить, как в шахте. Корзину за корзиной землю выносили наверх, просеивали и выбрасывали. Елена сидела на своем маленьком троне, смотрела и молилась.

Уже за два дня до окончания работ стало ясно: в подземелье не осталось такого места, где могли бы лежать, скрытые завалами, большие бревна, которые искала Елена. Однако она все еще не отчаивалась. Даже когда подземелье было окончательно расчищено, подметено и оказалось совершенно пустым, Елена по-прежнему сидела там и молилась.

Сопровождавшая ее монахиня сказала:

— Ты не думаешь, царица, что нам пора отправляться домой?

— Это почему? Мы же не нашли того, что искали.

— Но, царица, этого здесь нет. Ты же знаешь, снам не всегда можно верить. Иногда их насылает дьявол.

— Мой сон был не такой. — Подошедший главный надсмотрщик попросил разрешения отпустить рабочих.

— Снаружи уже совсем стемнело, — сказал он.

— Здесь это не имеет значения.

— Но, царица, что же им делать?

— Искать.

Елена встала с кресла и в сопровождении надсмотрщика пошла вдоль стен подземелья, пристально разглядывая их. В юго-восточном углу она постучала своей палкой по стене.

— Посмотри, — сказала она. — Здесь была дверь, которую кто-то наспех заложил.

Надсмотрщик вгляделся.

— Да, — согласился он, — тут, кажется, действительно что-то было.

— Я могу предположить, чья это работа. Когда оказалось, что камень, которым завалили вход в гробницу, кто-то откатил в сторону, первосвященники Синедриона позаботились о том, чтобы оттуда больше ничего не пропало. В моей стране в таких случаях говорилось — заперли стойло после того, как коня увели.

— Да, царица, это очень интересное предположение. Может быть, завтра...

— Я не уйду отсюда, пока не увижу, что находится по ту сторону этой стены, — заявила Елена. — Вызови добровольцев. Нужно всего несколько человек. И смотри, чтобы все они были христиане. В такую минуту язычники нам здесь не нужны.

Елена осталась и молилась все время, пока разбирали стену. Дело оказалось не таким уж сложным. Когда остатки кладки рухнули, камни укатились куда-то в темноту. Открывшийся проход круто спускался вниз, мусора в нем почти не было. Рабочие стояли в нерешительности.

— Идите туда, — приказала Елена. — Там вы найдете крест. Вероятно, не один. Вынесите их как можно осторожнее. Я буду ждать здесь — мне надо еще помолиться…»

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Мне понравилась игра образов в этом произведении, например, то как Елена, мать Константина, сравнивается с Еленой Троянской. И понравились другие необычные приёмы и подходы Во. Вот эти вот фантазии Елены о "если б я была конем..." - это выглядело смело, потому что вышло странно и даже в чем-то смущающе, потому что заставляет подозревать в этом какие-то подтексты)) А вот особого едкого сарказма я не заметила, зато в глаза мне бросился чёрный авторский юморок в одном эпизоде, который выкурить сможет только тот, кто знаком с историей жизни и смерти Фаусты, второй жены Константина) Но в остальном… Был там юмор, была, наверное, ирония, но не сарказм.

Это вообще написано местами предельно серьёзно, и от этого последняя треть новеллы читалась для меня не как история о великой святой и торжестве христианства, а совсем даже иначе. Если поначалу Елена вызывала симпатию и сочувствие, несмотря на её странности, то потом приязнь всё больше уступала место недоумение, а оно, в свою очередь, отторжению. Потому что, желая или не желая того, Ивлин Во заставил читателя наблюдать за тем, как странноватая, но любознательная и мягкая в целом девчонка вначале превратилась в холодную отстраненную тётку, а потом в бабку-фанатичку, которая ради своей «миссии» не щадила ни себя, ни других. Не то что бы всё хорошее в ней исчезло, но оно отошло на второй план, и это особенно заметно в последних главах. При этом внешне такая страстная увлеченность даже поощряется, и персонажами, и как будто даже автором.

Не знаю, что на самом деле хотел сказать Во, но ему отлично удалось показать смену господствующей идеологии в Римской империи и то, как одни ориентиры постепенно стали заменяться другими, и что это за ориентиры такие, что они восхваляют. И религиозной умеренности и терпимости, как нетрудно догадаться, в этом перечне добродетелей нет.

Образ Константина тут тоже оказался очень интересным. На мой взгляд, автор весьма любопытно подошёл к объяснению причин, по которым император не решался покреститься прежде, чем он это в действительности сделал. И так дал опять же характеристику и конкретной личности, и тому порядку, которая эта личность принесла в свою империю и начала насаждать там. Психологически его произведение, на мой взгляд, вышло вполне достоверным, хотя местами всё-таки не без гипербол, и в то же время не претендующим на историческую истинность. Однако утверждать, что Константин, например, не был вот подобным человеком, мы тоже не можем, и потому такое допущение смотрится уместно и даже круто.

Кстати, об истории и исторической достоверности. Даже с учётом оговорок в предисловии, которые я поняла и приняла, глаза постоянно резали анахронизмы, особенно в географических названиях. Я уже догадалась, конечно, что в те времена это было нормой – тот же «Я, Клавдий» написан точно так же, хотя и на 16 лет раньше, и «Воспоминания Адриана» Юрсенар, роман, изданный годом позже «Елены» – тоже. Все эти три автора были представителями одного поколения. М. Юрсенар – ровесница Ивлина Во. Но я ничего не могу с собой поделать, меня такие вещи ужасно раздражают. Сомнительно также, чтоб дочь британского правителя назвали греческим именем «Елена», но в остальном серьёзных исторических косяков я не обнаружила, хотя странные финты Во всё же выделывал. Однако в целом эта повесть оставила приятное впечатление, она и читалась довольно легко, и в то же время заставляла анализировать прочитанное, а это сочетание очень хорошее, но не слишком часто встречающееся. Поэтому всем, кто интересуется данным периодом римской истории, эту новеллу я однозначно рекомендую прочитать.

Наиболее полный список постов о I-м веке н.э. тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 64. «Трилогия об Иосифе Флавии»

А о II-м веке н.э. тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 68. «Марий Эпикуреец»

А о III-м веке (или рубеже веков) тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 69. «Троецарствие»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 70. «В дни Каракаллы»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 71. «Семейные фавориты»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 72. «Зенобия из рода Клеопатры»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 73. «Серебряная ветвь»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 74. «Шахнаме»

Не забывайте ставить лайки, подписываться и тыркать на кнопку "жду новый пост". Я очень обрадуюсь всему перечисленному, а ободряющим комментариям и донатам - обрадуюсь вдвойне, и это здорово меня поддержит. Во всех смыслах) А то в последнее время всё как-то через то место, на котором сидят. Вон Елена ниже отлично отражает мой текущий настрой, с этим надо что-то делать)

Одной найденной древней монете радуешься, как ребенок (я не находил, но мне кажется, это именно так). А когда их несколько тысяч? Рутина. Думаю, что итальянские археологи уже порядком устали разбирать и сортировать бронзовые римские фоллисы, обнаруженные недавно на мелководье у северо-восточного побережья Сардинии.

Все монеты датируются периодом между 324-м и 340-м годом, временем Константина Великого. Почти все, кроме четырех, великолепно сохранились. Демонстрируют образцы чеканки всех монетных дворов Римской империи - от Карфагена до Антиохии. Предполагается, что когда-то сокровища (на самом деле мелочевка, но тем не менее) находились на судне, которое в середине IV века затонуло недалеко от берега.

Император Константин I Великий. Древнеримская скульптура.

К моменту описываемых событий — IV век н.э. - римская армия начала ощутимо меняться. Легионы эпохи Цезаря и Октавиана, особенно — преторианская гвардия, обладали выдающимися боевыми качествами, и во многом по этой причине стали представлять опасность для верховной власти. «Надо соблюдать крайнюю осторожность, чтобы наши вспомогательные войска, будучи сильнее наших граждан, не стали слишком сильны и не превратились в диких, свирепых тварей», - написал еще на рубеже I-II веков историк Плутарх. В III веке его мрачный прогноз начал сбываться: в 235-284 годах на престоле сменилось около 20 императоров, не считая «самопровозглашенных», не успевших добраться до трона. Почти все они пришли к власти с помощью армии и потом погибли от рук собственных соратников. Бардак на троне удалось прекратить Диоклетиану (годы правления: 284-305), который создал новую политическую систему — так называемую тетрархию. Теперь у власти одновременно находились два императора-«августа»: один в западной части страны, другой — в восточной. Каждый из них имел вдобавок соправителя и наследника - «цезаря». Однако система оказалась непрочной, и после отречения Диоклетиана от трона разгорелся новый виток борьбы за власть. Кроме того, это фактически стало началом раздела империи на Западную и Восточную — последняя больше известна как Византия.

После всех перипетий, описывать которые было бы слишком долго, правителем западной части оказался Максенций (сын Максимиана, соправителя Диоклетиана), а восточной — Константин, наследник одного из членов первой тетрархии Констанция Хлора. Константин, человек практического ума, рассуждал по-другому, нежели Диоклетиан: зачем менять всю систему власти, если можно устранить причину её нестабильности? Свое правление он начал с реформы армии: на востоке империи все вооруженные силы теперь делились на две части - пограничные легионы и внутренние войска - «солдаты полевой армии». Это, с одной стороны, обеспечило порядок в городах, с другой — заметно ослабило силы всевозможных самозваных «императоров» на границах. Всё большее значение при Константине приобретают ауксилии — войска из представителей других народов. Так, некоторые пешие ауксилии Константина, по свидетельствам современников, шли в бой с германским боевым кличем и были, скорее всего, набраны в верховьях Рейна — то ли на добровольной основе, то ли из военнопленных и бывших рабов.

Полевые войска Восточной Римской империи (Византии) в IV веке нашей эры: тяжелый пехотинец и кавалерист.

И здесь самое время упомянуть о христианской религии. К III-IV веку христиане, несмотря на преследования со стороны ряда императоров, стали влиятельной силой в империи. Особенно это касалось как раз инородцев, которые входили в империю, нередко получали римское гражданство, но не прониклись старым культом греко-римских богов. Именно среди тех, кого считали «людьми второго сорта», христианская проповедь имела наибольший успех. Кстати, сам Константин к христианам относился терпимо и с уважением — эту религию исповедовала, например, его мать Елена.

Решающее столкновение Константина с Максенцием произошло в Италии в непосредственной близости от Рима. Максенций, рассчитывая на численное превосходство (по оценке современного историка Стефана Одуэна-Рузо — 100 тысяч человек против 25 тысяч), не позаботился о том, чтобы защитить подступы к «вечному городу», и позволил сопернику оказаться в непосредственной близости от столицы. Впрочем, римские источники описывают правителя Запада как человека, не слишком компетентного в военном деле, к тому же — очень суеверного. И еще один интересный момент: войска Максенция, в отличие от армии Константина, в основном состояли из легионов «старого образца». Армии встретились 28 октября 312 года у Мульвийского моста, на дальнем от Рима берегу реки Тибр.

Примерная схема битвы у Мульвийского, или Мульвиева моста. Войска Максенция обозначены синим цветом, армия Константина - красным.

Мульвийский (Мульвиев) мост в наши дни.

Константин решил в полной мере использовать и особенности своих войск, и суеверия соперника. Перед битвой он объявил воинам, что ему приснился вещий сон: явился Христос и показал некий знак, с помощью которого будущий единовластный правитель Рима (то есть он, Константин) должен одержать победу. Этот знак солдаты нарисовали на щитах, впоследствии он появился на императорском флаге и выглядел как пересечение двух греческих букв «Хи» и «Ро» (начальные буквы слова «Христос»). Был ли на самом деле вещий сон, или Константин выдумал его — не суть важно. Гораздо интереснее, как полководец воспользовался ситуацией.

Сон Константина. С фрески Пьеро делла Франческа, XV век.

Тот самый знак "Хи-Ро" ("Христос"), который Константин впервые поместил на щиты своих воинов. Впоследствии фигурировал на императорском флаге Византии.

Войска Константина, которым явно пришлось по душе идти в бой со «знаком Христа», заметно воодушевились. Был и еще один нюанс: у обоих претендентов на трон, разумеется, имелись лазутчики в противоположном лагере. Можно не сомневаться: Максенцию донесли о том, что Константин пойдет в атаку с неким неведомым символом. На это и рассчитывал Константин: мнительный и суеверный Максенций пал духом и попытался одолеть врага какой-нибудь военной хитростью, в которых он сам был не слишком силен. Он приказал разрушить часть Мульвийского моста, возможно, пытаясь показать войску, что «отступать некуда — позади Рим», но на случай отхода все-таки построил выше по течению понтонную переправу. Это оказалось ловушкой для самого претендента: когда под первым натиском воодушевленных бойцов Константина солдаты Максенция начали отходить, понтонный мост рухнул под тяжестью тысяч воинов, многие легионеры утонули в реке. Погиб и сам Максенций, пытаясь спастись вплавь на лошади от наступающих врагов.

Битва у Мульвийского моста. Картина художника Джулио Романо (XVI век).

К чести Константина, использование христианской символики не осталось сиюминутной прихотью. После его воцарения в качестве единственного императора христианство станет государственной религией Рима.

Это интересно! Похожий сюжет с вещим сном встречается в истории Средневековья. В 1278 году немецкий император Рудольф Габсбург перед битвой с чешским королём Оттокаром II у Сухих Крут объявил войскам, что ему приснилось, как немецкий орел выклевал глаза чешскому льву (животные-символы обоих государств). Солдаты восприняли сон как предзнаменование победы и разбили армию Оттокара. Причем чешский король тоже погиб в этой битве, как и Максенций в сражении с Константином.

Император Рудольф у тела короля Оттокара после битвы у Сухих Крут. Современная иллюстрация.