Горячее
Лучшее
Свежее
Подписки
Сообщества
Блоги
Эксперты
Войти
Забыли пароль?
или продолжите с
Создать аккаунт
Регистрируясь, я даю согласие на обработку данных и условия почтовых рассылок.
или
Восстановление пароля
Восстановление пароля
Получить код в Telegram
Войти с Яндекс ID Войти через VK ID
ПромокодыРаботаКурсыРекламаИгрыПополнение Steam
Пикабу Игры +1000 бесплатных онлайн игр В Битве героев вас ждут захватывающие приключения: сражайтесь с ордами монстров, исследуйте десятки уникальных локаций и собирайте мощное снаряжение. Объединяйтесь с кланом, чтобы вместе преодолеть испытания и победить самых грозных врагов. Ведите своего героя к славе и триумфу!

Битва Героев

Приключения, Ролевые, Мидкорные

Играть

Топ прошлой недели

  • Animalrescueed Animalrescueed 43 поста
  • XCVmind XCVmind 7 постов
  • tablepedia tablepedia 43 поста
Посмотреть весь топ

Лучшие посты недели

Рассылка Пикабу: отправляем самые рейтинговые материалы за 7 дней 🔥

Нажимая «Подписаться», я даю согласие на обработку данных и условия почтовых рассылок.

Спасибо, что подписались!
Пожалуйста, проверьте почту 😊

Помощь Кодекс Пикабу Команда Пикабу Моб. приложение
Правила соцсети О рекомендациях О компании
Промокоды Биг Гик Промокоды Lamoda Промокоды МВидео Промокоды Яндекс Маркет Промокоды Пятерочка Промокоды Aroma Butik Промокоды Яндекс Путешествия Промокоды Яндекс Еда Постила Футбол сегодня
0 просмотренных постов скрыто
19
nastkino
nastkino
Всё о кино

"Новый кинотеатр Парадизо" - шедевр итальянского кинематографа⁠⁠

1 год назад

Режиссер: Джузеппе Торнаторе

В главных ролях: Филипп Нуаре, Сальваторе Кашо

Жанр: драма, мелодрама

Страна / год производства: Италия, 1988 год

Рейтинг IMDB: 8,5/10

Сальваторе, состоятельному мужчине средних лет, поступает звонок от мамы, с которой он не виделся 30 лет. Она сообщает, что скончался некий Альфредо и Сальваторе предается воспоминаниям о детстве и юности, проведенных в провинциальном городке в Сицилии, полуразрушенного после Второй мировой войны. Там он убегал из школы, чтобы посмотреть очередной фильм в местном кинотеатре "Парадизо", навсегда сдружился с киномехаником и познал первую любовь.

Один из тех редких фильмов, который нравится практически всем. И дело не только в самих событиях картины, а в том, что зритель за 3 часа проживает целую жизнь, параллельно оглядываясь на свою собственную. Джузеппе Торнаторе ("Легенда о пианисте", "Малена") не самый технически одаренный режиссер и ему уж точно далеко до уровня постановщиков послевоенного итальянского кино, фильмы которых постоянно показывают в "Парадизо". Но он точно мастер сентиментального кино, делающий акцент на хлещущие через край, гипертрофированные эмоции.

История дружбы непослушного мальчика и доброго киномеханика показана сквозь общую любовь к кинематографу и это одновременно признание самого Торнаторе в любви к выдающимся итальянским фильмам и режиссерам 50-х годов. В то время кино было чем-то святым, потому что отражало всю боль и трагедию обычных людей, и поэтому было искренним, лишенным фальшивых нот. И именно такое же кино, эмоциональное и душераздирающее, снимает Торнаторе в конце 80-х годов - время сильнейшего упадка не только итальянского, но и в целом европейского кино.

Кинематограф полон хороших фильмов о любви и дружбе: между женщиной и мужчиной, между родителями и детьми, между друзьями детства и так далее. Но фильмов, изображающих так тонко и интонационно верно дружбу между ребенком и взрослым совсем не так много, и один из них именно "Парадизо". И актеры передают динамику отношений виртуозно: если в случае с Филиппом Нуаре никаких сомнений и быть не могло - это талантливейший французский актер, мастер комедии и драмы, то вот что творит на экране 8-летний актер Сальваторе Кашо передать словами невозможно. Первое появление в кино и сразу же стопроцентное попадание в образ шаловливого, но преданного и не по годам смышленого мальчика. И, кажется, что премии Британской академии кино за лучшие главную и второстепенную роли, это меньшее, что заслуживают эти двое.

Фильм, снятый в Багерии, Сицилия - родном городе Торнаторе, и навеянный собственными воспоминаниями режиссера передающий дух провинциальной Италии, разрушенной и нищей от последствий войны. И, как это ни парадоксально и печально, бедность и лишения зачастую сближают людей, делая их сплоченнее и каким-то странным образом счастливее, что ли.

Фильм-ностальгия, переносящий в детство и напоминающий, что любой важный выбор в жизни всегда нужно делать в сторону любви. И где-то ближе к окончанию второго часа этого почти 3-часового фильма, когда в очередной раз ты переживаешь эмоциональные качели в диапазоне "неистовый смех - глубочайшая грусть", приходит понимание, что кино - это не только про хороший сценарий, отличную операторскую работу и неистовый саундтрек (Эннио Морриконе здесь как всегда неподражаем), но еще и про душу и особенный эмоциональный опыт, которых так не хватает большинству современных фильмов. А после финальных титров хочется вступить в клуб анонимных кинолюбителей и признаться: мне 36 лет, я уже практически лысый мужик и каждый раз при просмотре этого фильма я плачу как маленькая девочка.

https://t.me/remkino - пишу про достойные фильмы, делаю анонсы избранных предстоящих релизов и рассказываю про интересные факты из мира кино.

Показать полностью 2
[моё] Фильмы Обзор фильмов Советую посмотреть Драма Мелодрама Комедия Джузеппе Торнаторе Итальянское кино Длиннопост
2
36
LyublyuKotikov
LyublyuKotikov
Всё о кино
Серия ЖЗЛ

Евангелие для атеиста — о режиссере Пьере Паоло Пазолини⁠⁠

2 года назад

Для многих он был как красная тряпка для быка. Скорее всего, смелые высказывания Пазолини и стали причиной его трагической гибели.

Знаменитый итальянский режиссер, поэт и писатель во всем мире известен прежде всего как создатель нового языка кино и автор фильмов «Мама Рома», «Евангелие от Матфея», «Теорема», «Сало, или 120 дней Содома». В родной Италии он, будучи публицистом, антифашистом, бескомпромиссным критиком современной морали и общества потребления, снискал себе славу возмутителя спокойствия.

Поэт

За не очень долгие годы жизни Пазолини снял 12 художественных фильмов, четыре киноновеллы и десяток документальных картин, написал шесть пьес, восемь романов, несколько стихотворных сборников и бесчисленное множество эссе, полемических и лингвистических статей. Но начинал он как поэт и всегда во всем, что он делал, включая политику, оставался прежде всего поэтом.

В семь лет мама объяснила Пазолини, что стихи можно не только читать и учить в школе, но и писать самому. Он сразу принялся за творчество. В 14 лет его сознание перевернули произведения Шекспира и Рембо. Затем он загорелся идеей развивать литературу на родном фриульском диалекте итальянского языка. В 20 лет Пазолини выпустил первую книгу стихов. Из осознания того, что власть Муссолини стремится причесать под одну гребенку культурные особенности итальянских провинций, во многом выросла его антифашистская позиция.

В 1958-м стараниями Евгения Евтушенко Пазолини, как поэт-коммунист, побывал в Советском Союзе. За год до этого он, несмотря на свою одиозную репутацию, получил одну из главных итальянских литературных наград – премию Виареджо за сборник «Прах Грамши».

Папа-фашист

Пьер Паоло Пазолини родился в 1922 году, когда к власти в Италии пришел Муссолини. Отец режиссера Карл Альберт был обедневшим аристократом и кадровым офицером, убежденным сторонником фашизма. Между ним и матерью Пазолини Сюзанной были сложные отношения: она вышла замуж поздно и, видимо, не по любви. Муж же любил ее отчаянно, но Сюзанна держала дистанцию, и в ответ он часто уходил в загулы, пропадая на несколько дней. Сюзанна сохраняла невозмутимость, говоря знакомым, что супругу нужно женское тепло. Карл Альберт обожал и сына, но Пазолини, уже в самом раннем детстве почувствовав конфликт родителей, однозначно встал на сторону матери.

Пазолини доверял фрейдизму и, описывая свою семью, всегда говорил об эдиповом комплексе. Он был предан матери, а отца представлял чуть ли не монстром, во всем стараясь противоречить ему. Пазолини знал, что отец переживает за него, радуется его литературным успехам, но только смерть родителя позволила ему выразить ответную нежность и любовь в горьких стихах.

Сын-коммунист

В том, что Пазолини стал коммунистом, тоже было много от противостояния отцу, однако пришел он к этой идеологии не сразу. В юности Пьер Паоло, казалось, не обращал внимания на политику, более того, в 20-летнем возрасте, в 1942 году, не счел зазорным ездить в Германию на литературную конференцию.

Однако постепенно, на примере родной Фриули, он увидел, что тяга фашизма к унификации грозит уничтожением ее самобытности. Сохранение культуры, традиции родины было для него важнее политических или экономических вопросов.

Отношения с коммунистической партией Италии у Пазолини были непростыми. Он знал, что коммунисты-гарибальдийцы убили его любимого брата Гвидо в 1945 году во время конфликта между партизанскими отрядами. Гвидо был в отряде Партии действия, и хотя они воевали с гарибальдийцами против одного врага, внутренние противоречия привели к кровопролитию.

После войны Пьер Паоло присоединился к движению «Родина Фриули», выступавшую за автономию провинции, и критиковал коммунистов за их стремление к централизации, в котором они, по его мнению, повторяли идеи Муссолини. Он бы мог повторить слова младшего брата, говорившего партизанам-коммунистам, что они столь же нетерпимы к иной точке зрения, как и фашисты.

Но через несколько лет Пазолини пришел к выводу, что «только коммунизм сегодня может принести новую культуру», и в 1947 году вступил в компартию. Заметим, речь опять прежде всего шла о культуре. Для Пазолини культура была основой жизни общества. Правда, уже через два года его исключили из местной партийной секции в Удине – из-за секс-скандала с участием подростков.

Эрос

Свое влечение к мужскому полу Пазолини открыл довольно рано, наблюдая за игрой мальчишек во дворе. В юношестве среди друзей он прослыл целомудренным, потому что избегал участвовать в разговорах о сексе.

Перебравшись в 1950 году в Рим, он уже особо не скрывал гомосексуальности. Ему нравилось общество молодых людей из бедных районов; часто эти парни были связаны с криминалом. Такое увлечение впоследствии сыграло роковую роль: знакомство с очередным юным красавцем стоило Пазолини жизни.

Обаяние Пазолини притягивало и женщин. Певица Мария Каллас, которую он снял в «Медее», влюбилась в режиссера и преследовала его, надеясь пробудить в нем ответные чувства.

Пазолини не был первым, кто заговорил об отношениях эроса и власти, но он делал это радикально и не в философских трактатах, как Мишель Фуко, а в кино. Кульминацией этой темы стал последний фильм режиссера «Сало, или 120 дней Содома», показывающий тоталитарное общество, верхушка которого издевается над молодыми людьми, заставляя их исполнять свои предельно извращенные фантазии.

Сценарист

После скандала и исключения из партии Пазолини благоразумно перебрался из провинции в столицу. Он пишет стихи, публикует в 1955-м свой первый роман «Шпана» и, получив известность в литературных кругах, начинает неплохо зарабатывать, создавая сценарии для множества фильмов. Он сотрудничает с режиссером Мауро Болоньини («Кокетка Мариза», «Молодые мужья», «Бурная ночь»), вместе с Джорджо Бассани пишет сценарии для «Женщины реки» Марио Сольдати с Софи Лорен в главной роли и «Горбуна» Карло Лидзани (в этой картине он также сыграл одну из ролей).

Пазолини сближается с Федерико Феллини – помогает ему со сценариями для «Ночей Кабирии» и «Сладкой жизни». Их отношения испортились, когда Пазолини начал снимать свой первый собственный фильм «Аккатоне» (1961): Феллини резко отозвался о работе товарища.

Кино

Вращаясь в среде кинематографистов, Пазолини в конце концов решил делать свое кино. «Думаю, так я хотел уйти от итальянского языка и вообще всего итальянского – ведь язык кино понятен всем. Выбрав кино, я выбрал иную национальную принадлежность», – объяснял он.

Режиссеру-дебютанту было почти 40 лет. Первым фильмом стал «Аккатоне» (1961) по мотивам его же романа «Жестокая жизнь» – о среде мелких бандитов, которую он хорошо знал. Ассистентом на площадке работал юный Бернардо Бертолуччи, сын приятеля Пазолини, литературоведа Атиллио. Чуть позже с подачи Пазолини Бертолуччи приступил к съемкам своего первого фильма «Костлявая чума».

Пазолини подчеркивал, что его картины – авторские в самом полном смысле слова: «Я контролирую все, вплоть до выбора деталей одежды. Лишь я несу ответственность за свои фильмы».

Простые люди

Одним из наиболее характерных приемов Пазолини было вовлечение в кино простых людей, непрофессиональных актеров. Актеры-профи фальшивят, а в неподготовленных артистах есть искренность, считал он. После него этим приемом стали пользоваться и другие режиссеры, например, Отар Иоселиани.

Сын аристократа, выходец из буржуазной среды, Пазолини еще в юности понял, что ему близки простые люди: крестьяне, батраки. Он немного идеализировал их, считая исключительными носителями чистоты и невинности, которые буржуазия утратила. Буржуазия и средний класс в его представлении были носителями ханжеского, развращенного образа мышления.

Пазолини с юности легко сходился с людьми, не боялся ни трущоб, ни подозрительных личностей. Лингвист по образованию, он интересовался уличным жаргоном и иногда консультировал по этому вопросу коллег-неореалистов.

Со временем режиссер заметил, что в стремительно развивающемся обществе потребления пролетариат и люмпены утрачивают свою «невинность» и все больше начинают дорожить материальными выгодами. В разочаровании он перешел от неореализма к мифологическим, религиозным сюжетам и экранизациям классической литературы. Он чувствовал, что в современности все меньше подлинности, правды, и начал искать ее в наследии прошлого. По его словам, общество потребления сделало то, что старался, но не смог сделать фашизм – уничтожило глубокую культуру, заменив ее унифицированной легкоусвояемой продукцией. Как художник, он старался противостоять этому, но с годами становился все пессимистичнее. «Сегодняшняя Италия уничтожена, как была раздавлена в 1945 году, – говорил Пазолини. – В действительности даже хуже, потому что мы живем не среди руин разрушенных зданий, но среди погибших ценностей, общественных и общечеловеческих».

Скандалист

Пазолини был непредсказуем и неудобен. Во всем, что делал, он ценил авторскую свободу, поэтому ему невозможно было зависеть ни от каких структур, будь то компартия или Ватикан.

Сначала итальянские левые изрядно напряглись, узнав, что марксист Пазолини собрался снимать фильм по Евангелию от Матфея, и, судя по всему, фильм совсем не издевательский. Затем пришел черед напрячься католикам, потому что в самый разгар съемок на экраны вышел фильм «РоГоПаГ», из-за которого на Пазолини завели уголовное дело о богохульстве. В новелле «Овечий сыр» изображалось, как актер-статист умирает на кресте от жары, потому что никто из съемочной группы не удосуживается ему помочь. Пазолини получил условный срок и все же доснял «Евангелие от Матфея», который теперь входит в список фильмов, рекомендованных Ватиканом к просмотру.

На роль Христа, кстати, предполагался друг Пазолини Евгений Евтушенко, но для официального советского поэта это было бы слишком. Тем не менее Евтушенко свидетельствовал, что «у Пазолини не было никого ближе Христа, но Христа еще не канонизированного, не превращенного в предмет всемирной коммерции гвоздями, вытащенными из ладоней».

Тоска по вере

Воспитанный в католической семье, Пазолини в юности писал религиозные стихи. Позже он стал называть себя атеистом, но религиозность продолжала волновать его. Он был антиклерикалом и при этом тепло отзывался о Папе Иоанне XXIII и отце Джованни Росси, консультировавшем его во время съемок.

«Возможно, я и неверующий, но неверующий, тоскующий по вере», – признавался режиссер, а в письме отцу Росси писал: «Я застрял, дорогой дон Джованни, таким образом, что только благодать могла бы освободить меня».

Еще один пример «неудобного Пазолини». В 1968-м он шокировал левую общественность своим стихотворением «Компартия – молодежи». В разгар студенческих восстаний, пропитанных коммунистической и социалистической риторикой, Пазолини осудил бунтующих студентов и встал на строну полицейских, объясняя, что последние – представители простого народа, а бунтари – это заевшиеся дети буржуа, не знающие подлинной жизни и просто играющие в игры. «Я не защищал полицию как институт – он всегда репрессивен. Я защищал простой народ», – подчеркивал поэт. Ограничить Пазолини какими-либо правилами или какой-либо идеологией было невозможно. И некоторых это сильно раздражало.

Убийство

Утром 2 ноября 1975 года труп режиссера со следами жесточайшего избиения нашли на пустыре в Остии. Вскоре был задержан 17-летний Пино Пелози, угнавший автомобиль Пазолини. На месте убийства нашли перстень Пелози, так что юноша стал главным и единственным обвиняемым в деле об убийстве. По рассказу Пелози, Пазолини «снял» его у римского вокзала Термини и они отправились в расположенную на морском побережье Остию, где режиссер стал вести себя неадекватно и в завязавшейся драке был нечаянно убит.

В правдивости этой версии сомнения возникли сразу: сложно было представить, как хрупкий юноша смог так избить крепкого спортивного 53-летнего мужчину. Через полгода газеты опубликовали анонимное (но написанное кем-то из компании Пелози) письмо, в котором сообщалось, что злополучным вечером 1 ноября за машиной Пазолини следовала другая, в которой сидели четверо бандитов. Автор письма знал этих людей, это были местные рэкетиры. Осуждение Пелози он назвал несправедливым.

Письмо подтверждало неофициальную, но широко распространенную версию о том, что убийство режиссера было не случайным, а заказным и скорее всего политическим. В качестве заказчиков назывались неофашисты, для которых кинематографист и публицист был как кость в горле.

Финальный монтаж

В 2005 году, много лет спустя после освобождения из тюрьмы, Пелози неожиданно заявил, что отказывается от своих признательных показаний. Он сказал, что трое незнакомцев запугали его и использовали в качестве приманки, а потом избили Пазолини, приговаривая, что он «коммуняка». По инициативе журналистов расследование было возобновлено, но затем зашло в тупик. Среди подозреваемых назывались неонацисты братья Борселино, умершие еще в 1990-х. Но официально имена убийц Пазолини до сих пор не обнародованы.

Старый друг Пазолини художник Джузеппе Дзигайна развил возвышенную теорию, что трагическая гибель была последним произведением поэта и режиссера. Пазолини был много лет одержим темой смерти. Дзигайна считает, что его друг последовательно шел к тому, что случилось в ночь на 2 ноября на пустыре Остии.

Пазолини говорил, что так же, как монтаж превращает километры отснятой кинопленки в завершенный фильм, так и смерть придает жизни человека окончательную форму и значение. Страшно говорить, но его жуткая насильственная смерть вписывается в прочерченную им линию неудобной, беспокойной и возмущавшей многих жизни.

Автор текста: Александр Зайцев
Источник:
postmodernism

Показать полностью 18
Фильмы Режиссер Поэт Италия Итальянское кино Пьер паоло пазолини Биография История кино Длиннопост
3
30
LyublyuKotikov
LyublyuKotikov
Всё о кино
Серия ЖЗЛ

Бернардо Бертолуччи — Великий провокатор⁠⁠

2 года назад

В картинах этого неистового режиссера со скандальной репутацией было много политики, эротики, философии, психоанализа, но прежде всего – поэзии.

Сын поэта

Бертолуччи выпало стать последним в ряду великих итальянцев золотой эпохи кино. Моложе Феллини и Пазолини на 20 лет, а Антониони и Висконти на 30, он дебютировал рано и застал то время, когда фильмы еще могли сотрясать основы общества и волновать публику больше, чем события светской хроники.

Сам себя к итальянскому кинематографу Бертолуччи относил лишь номинально. В молодости он ориентировался на французскую «новую волну», своим учителем называл Жан-Люка Годара, а в поздние годы снимал картины отрешенно-космополитические. И все же его личность сформировала именно послевоенная Италия, в которой, несмотря на внешнее упразднение фашистского режима, сохранялось противостояние правых и левых, националистов и коммунистов. Моральный выбор в сложной ситуации – это то, к чему Бертолуччи всегда подводит своих героев.

Он рос в семье, жившей искусством: отец Атиллио был известным поэтом, лектором и кинокритиком, а мать Нинетта – учительницей литературы. Стихи с раннего детства были такой же неотъемлемой частью жизни Бернардо, как пища и сон. Видя ежедневно перед собой пример отца, он убедился, что творчество – это естественное занятие для человека. Маленький Бертолуччи, по его словам, был так же уверен, что вырастет поэтом, как и сын крестьянина знает, что станет земледельцем.

Первый фильм

Еще одним увлечением отца, перешедшим к сыну, стало кино. Насмотревшись вестернов и фильмов про войну, Бернардо возвращался в родной поселок под Пармой, где вовлекал местных мальчишек в инсценировки увиденного. Позже он называл это своими первыми режиссерскими постановками.

Когда Бернардо было двенадцать, семья переехала в Рим. Атиллио хотел быть поближе к очагу культуры, но для его сына переезд стал почти катастрофой. Одноклассники из буржуазных семей были ему чужды. «То, что могло показаться восхождением по социальной лестнице, я воспринимал как потерю качества, поскольку, в сущности, в крестьянах есть что-то более древнее, а значит, и более аристократичное, чем в мелкой буржуазии; мне казалось, что ухудшение было именно в ценностях, которыми эти дети, мои новые товарищи, жили, в отличие от тех, что я оставил позади», – вспоминал позже режиссер. От уныния он даже перестал писать стихи.

В 15 лет на летних каникулах в деревне Бернардо обнаружил 16-миллиметровую кинокамеру, принадлежавшую дяде, и начал экспериментировать с ней. Получился 10-минутный фильм «Канатная дорога» с участием младшего брата и сестер. Это была ни к чему не обязывающая игра, но именно во время нее Бертолуччи впервые почувствовал, что снимать кино – большое удовольствие.

«Когда я увидел, что на этой пленке действительно что-то материализовалось, у меня исчезли все сомнения. Уже с того момента, как я взял в руки кинокамеру, я сразу, сам не знаю почему, почувствовал себя профессиональным режиссером. Как будто объективная реальность совпала с детской мечтой о всемогуществе», – вспоминал мастер.

Урок скотобойни

Позже Бертолуччи говорил, что некоторые сцены из «Канатной дороги» он повторил в «Стратегии паука», а мотив его второго любительского фильма, «Смерть свиньи», можно заметить в таких зрелых картинах режиссера, как «Двадцатый век» и «Трагедия смешного человека».

Юный Бернардо хотел заснять, как на деревенской скотобойне убивают свинью. Но все пошло не по плану: волнуясь перед камерой, крестьяне промахнулись и не смогли заколоть бедное животное одним ударом в сердце. Истекая кровью, оно металось по двору. Бертолуччи фиксировал непредвиденную сцену, на его глазах из рутинной процедуры превратившуюся в душераздирающую трагедию.

Так он в первый раз «получил доказательство того, насколько существенной может стать случайность в кино». В дальнейшем он всегда старался использовать непредвиденные ситуации на съемочной площадке. Случай на скотобойне так потряс его, что неожиданно для себя он снова начал сочинять стихи.

Итальянец в Париже

Окончив школу, Бернардо упросил родителей дать ему денег на поездку в Париж. Единственной его целью была Синематека – культовый центр кино, в котором он почти безвылазно и провел все каникулы. Бертолуччи был заворожен только что вышедшим «На последнем дыхании» (1960) – великим дебютом Жан-Люка Годара. «Предпочитаю говорить по-французски, ведь это язык кино», – дерзил он пару лет спустя в интервью итальянским журналистам.

Вернувшись на родину, Бертолуччи поступил на философский факультет Римского университета. Под влиянием Годара и другого старшего товарища, поэта Пьера Паоло Пазолини, Бернардо увлекся марксизмом.

Фильм Бернардо Бертолуччи «Костлявая смерть» / La commare secca (1962):

Пазолини он знал с детства, тот был другом его отца. Начав работу над своим первым фильмом, «Акатоне» (1961), Пазолини позвал молодого Бертолуччи в ассистенты, а затем «сбросил» на него недописанный сценарий «Костлявой смерти», отрекомендовав Бернардо продюсеру Антонио Черви. Бертолуччи так понравился продюсеру, что тот предложил ему заодно и снять весь фильм, раз уж он написал такой хороший сценарий: психологический детектив, вдохновленный картиной Акиры Куросавы «Расемон».

Бернардо принял вызов судьбы, хотя ему было и страшновато: 20-летнему парню предстояло завоевывать уважение опытной съемочной группы. Вышедшую в 1962 году «Смерть» большинство критиков встретили со скепсисом, а вот поэтическая карьера Бертолуччи выглядела в тот год многообещающе: он получил национальную литературную премию Виареджо за сборник стихов «В поисках тайны». Тем не менее Бернардо выбрал кино, хотя всегда подчеркивал, что оно для него – продолжение поэзии.

Фильм – это возможность творить поэзию, снимать в стихах. Монтировать кадры в эпизод – это как нанизывать слова в строфу.
Бернардо Бертолуччи

Неудобное кино

Для того чтобы снимать кино, он был теперь готов на что угодно. Например, когда молодой бизнесмен Бернокки, согласившийся финансировать фильм, накануне съемок загремел в армию и был отправлен служить под Палермо, Бертолуччи поехал и уговорил одного из главарей местной мафии помочь вызволить бедолагу. Нередко работа над фильмом у этого режиссера была не менее захватывающей, чем сама лента.

Вторая картина, снятая на деньги того самого промышленника, называлась «Перед революцией» (1964). Это был фильм о раздвоенности и нерешительности перед лицом важного выбора, которую Бертолуччи замечал в себе. Да-да, этот рисковый человек, готовый к любым авантюрам, в глубине души корил себя за робость.

«Очень важно отчетливо осознавать свою двойственность и пытаться ее преодолеть. Я двойственен, потому что я буржуа, как Фабрицио из фильма, и я снимаю фильмы, чтобы избавиться от опасностей, страхов, боязни проявить слабость. Я родом из буржуазии, а она страшно коварна: все заранее предвидела и теперь принимает с распростертыми объятиями и реализм, и коммунизм. Очевидно, что этот либерализм – маска, за которой прячется ее лицемерие», – объяснял Бертолуччи.

Фильм Бернардо Бертолуччи «Перед революцией» / Prima della rivoluzione (1964):

Фильм задел и правых, и левых. Это было достижение с точки зрения режиссера, ведь он стремился снимать неудобное кино. Все главные фильмы Бертолуччи безупречно красивы, но при этом вызывают ощущение неудобства и беспокойства, а не комфорта, как хотелось бы массовому зрителю. Они поднимают тяжелые моральные вопросы, они показывают хороших людей с не самой приятной стороны, напоминают о том, какую роль идеология и политика играют в жизни человека.

Плоды 1968-го

После второго фильма Бернардо не мог найти денег на новый проект и перебивался случайными заработками. Вместе с другим будущим культовым кинематографистом, Дарио Ардженто, писал сценарий «Однажды на Диком Западе» для корифея спагетти-вестерна Серджо Леоне. Корифея он сразил комплиментами о том, как великолепно Леоне снимает крупы лошадей. «В этом вам нет равных, кроме Джона Форда!» – воскликнул находчивый Бернардо и сразу получил работу.

Но к тому времени, когда «Однажды на Диком Западе» (1968) вышел в прокат, Бертолуччи уже наконец снимал свой третий фильм, «Партнер», вольную интерпретацию «Двойника» Достоевского, пугающе натуралистичный рассказ о раздвоении личности.

Съемки проходили в Риме, а в Париже в это время шли знаменитые студенческие волнения 1968-го. Бертолуччи, готовившийся вступить в компартию Италии, как и все левые европейские интеллектуалы, был разочарован итогами «красного мая». На провал молодежной революции каждый реагировал по-своему: Годар радикализировался, уйдя в маоизм и политизированное кино, а Бертолуччи выразил свои ощущения в фильме «Конформист» (1970), первой картине, прогремевшей на весь мир.

Фильм Бернардо Бертолуччи «Конформист» / Il conformista (1970):

Отталкиваясь от сюжета одноименного романа Альберто Моравиа, Бертолуччи показал, как жестокие режимы, вроде фашизма Муссолини, живут за счет равнодушия и конформизма миллионов «обычных», «нормальных» граждан. Конформизм уродует личность, заставляя человека принимать сторону зла. Герой фильма, молодой аристократ, из желания приспособиться работает на фашистов и даже участвует в убийстве своего бывшего учителя, профессора-антифашиста. После краха Муссолини он, подобно хамелеону, меняет окрас и подстраивается под новые условия.

Фильм получился безжалостным, жестким и красивым. Бертолуччи доверху накачал его фрейдизмом: тут и детские травмы, и Эдипов комплекс, и многое другое.

Разрыв с учителем

«Чем я всегда гордился до румянца на щеках – так это тем, что и Фрэнсис Коппола, и Мартин Скорсезе, и Стивен Спилберг говорили мне о «Конформисте» как о первом повлиявшем на них современном фильме», – признавался режиссер.

«Конформист» был началом новой эры для Бертолуччи. Он принес режиссеру не только популярность, но и избавление от влияния Годара. Бернардо сопоставлял себя с главным героем, убивающим наставника, символического отца, под которым подразумевал автора «На последнем дыхании». Более того, он придумал жестокую шутку, наделив профессора из фильма реальным парижским адресом и телефонным номером Годара. Присутствовавший на премьере француз не сказал Бернардо ни слова, холодно вручив ему листовку с портретом Мао Цзэдуна. С тех пор их пути разошлись.

Этот фильм был обязан успехом и собранной Бертолуччи команде: актерам Жан-Луи Трентиньяну и Стефании Сандрелли, оператору Витторио Стораро, одному из лучших в истории кино. Бертолуччи позвал Трентиньяна в свой следующий проект, «Последнее танго в Париже», но тот, прочитав сценарий, отказался. Тогда режиссер, пользуясь славой «Конформиста» в Соединенных Штатах, соблазнил Марлона Брандо.

Под судом

«Танго» создавалось под сильным влиянием картин английского художника Фрэнсиса Бэкона. Съемки совпали с его большой парижской выставкой, и Бертолуччи поочередно водил на нее всех участников команды, от костюмерши до Брандо. «Я хотел, чтобы мои ближайшие соратники испытали то же, что и я, чтобы они были так же потрясены и очарованы этим отчаянием плоти, этим ужасным монологом-криком», – объяснял режиссер.

Неудивительно, что картина получилась такой болезненной. Самой травматичной – как для впечатлительных зрителей, так и для участников съемок – стала сцена анального секса с применением сливочного масла. Иногда пишут, что актеры занимались сексом на самом деле, но Брандо это категорически отрицал. Тем не менее даже имитация насилия неприятно потрясла Марию Шнайдер, которую режиссер намеренно не предупредил о предстоящем, рассчитывая получить в кадре подлинную реакцию. Он перестарался: Шнайдер до конца жизни не могла простить режиссеру этот ход, а сам Бертолуччи не раз раскаивался в своем поступке. Впрочем, этот прием вполне вписывался в его концепцию использования неожиданностей на съемочной площадке.

Не был в восторге от работы с режиссером и Марлон Брандо. Хотя «Последнее танго», как и вышедший в том же году «Крестный отец» Копполы, возродили угасавшую карьеру этой голливудской звезды, он много лет избегал общения с Бертолуччи. «Танго» оказалось слишком откровенным и дерзким для своего времени. В Италии фильм запретили к показу, а Бертолуччи, продюсера Альберто Гримальди, Брандо и Шнайдер приговорили к двум месяцам условного тюремного срока за участие в аморальном проекте.

Проблема выбора

В 31 год Бертолуччи стал одним из известнейших кинематографистов мира, но реакция на «Последнее танго в Париже» слегка подкосила его. Он снимал кино об отчаянии и безуспешных поисках новой жизни, а прослыл скандалистом, эксплуатирующим запретные темы.

Следующей его картиной стала пятичасовая эпопея «Двадцатый век» (1976), повествовавшая о судьбах двух друзей-ровесников, рожденных в 1900 году: аристократа, которого играл Роберт Де Ниро, и крестьянского сына (Жерар Депардье). История личных и классовых отношений на фоне бурных событий ХХ столетия выглядела титанической работой большого мастера и заставила замолчать всех недоброжелателей режиссера.

Но лавры солидного кинематографиста явно тяготили Бертолуччи. Заметив образовавшийся избыток кредита доверия, он быстро потратил его на новый рискованный проект: отношения героев картины «Луна» (1979), певицы и ее сына-подростка, балансировали на грани инцеста. Этот провокационный мотив угрожал заслонить от зрителя то главное, что хотел рассказать режиссер: историю взросления, становления личности, инициации, благодаря которой ребенок становится взрослым.

Моральный выбор, проявление внутренних качеств в сложной ситуации – еще одна сквозная тема фильмов Бертолуччи. В «Трагедии смешного человека» (1981) главному герою, состоятельному промышленнику, у которого злодеи похитили сына, приходится мучительно решать, продавать ли все имущество, чтобы выкупить сына, которого, как поговаривают, уже убили. Все герои ленты ведут двойную игру. Запутанная психологическая картина, в которой нет невинных, как и нет очевидных злодеев, – тоже характерная черта фильмов Бертолуччи.

Дождь из «Оскаров»

За главную роль в «Трагедии» Уго Тоньяцци получил приз Каннского фестиваля, но в целом фильм не вызвал большого шума, что было уже как-то необычно для дерзкого Бертолуччи. Более того, после этой картины он замолчал на шесть лет, и это дало повод говорить, что режиссер, возможно, скис. И вдруг в 1987 году Бертолуччи выпустил «Последнего императора» – фильм, получивший аж девять «Оскаров».

Ему первому из режиссеров Запада удалось уговорить руководство КНР разрешить съемки в Запретном городе Пекина, бывшей императорской резиденции.

Бертолуччи снял картину о судьбе последнего императора Китая Пу И, фильм о свободе и несвободе и снова о личности в сложных условиях. Заключенный номер 981, бывший китайский император, вспоминает свое детство. Он оказался пленником с самых ранних лет: ребенок, погруженный в мир миллиона условностей и ритуалов, человек, который не имеет права выйти в мир за пределы Запретного города.

Одну из ролей в картине сыграл знаменитый японский композитор Рюити Сакамото, который также написал и музыку к фильму. Сотрудничество с Сакамото продолжилось и в двух последующих фильмах, «Под покровом небес» (1990) и «Маленький Будда» (1993), которые вместе с «Последним императором» составляют своеобразную внеевропейскую, экзотическую трилогию, место действия которой Китай, Африка и Юго-Восточная Азия.

Буддист и мечтатель

«Маленький Будда» получился самым странным фильмом Бертолуччи. Странен он своей комфортностью и бесконфликтностью – чертами, которые, казалось бы, немыслимы для этого режиссера. Но Бертолуччи внезапно выдал совершенно ровную, по-буддистски бесстрастную картину о жизни принца Сиддхартхи, достигшего просветления и ставшего основателем буддизма. Главную роль исполнил Киану Ривз. Вторая линия фильма показывает, как уже в наши дни тибетские монахи ищут в Америке ребенка, в котором мог бы воплотиться недавно умерший лама. Премьера состоялась перед единственным приглашенным зрителем – Далай-Ламой XIV. Он фильм одобрил, кинокритики – нет. Вызывающую бесконфликтность фильма они объясняли тем, что это просто пропагандистская работа, сделанная буддистом (каковым себя объявлял режиссер) «по заказу партии», то есть Тибета.

Однако вскоре Бертолуччи доказал, что не утратил способности удивлять. В 1996 году он снял «Ускользающую красоту», один из самых популярных фильмов десятилетия, с Лив Тайлер в главной роли.

Другой большой фильм позднего Бертолуччи – «Мечтатели» (2003), которым он символически замкнул круг, вернувшись во времена своей молодости, а именно – в тот самый 1968 год. Фильм снимался вскоре после всплеска протестов антиглобалистов, и эти события напомнили Бертолуччи «красный май».

«Я испытал бы огромную радость, – говорил режиссер, – если бы молодые люди, которые смотрят «Мечтателей», обнаружили, что были времена, причем не так давно, когда такие же молодые люди ложились спать с сознанием того, что они проснутся не завтра, а в будущем, в другом мире. В общем, если тогда бунтовать было справедливо, то сейчас – еще справедливее».

Непонятый мастер

Однако больших надежд на перемены Бертолуччи уже не питал: «политика, обделенная так презираемой нынче идеологией, стала, мне кажется, профессиональным занятием, пустой тарой, откуда вытряхнули всякие представления о мире», – говорил он.

«Мечтателями» режиссер, который к тому времени начинал терять подвижность из-за проблем со здоровьем, хотел завершить свою фильмографию. Но даже в инвалидной коляске Бертолуччи оставался жизнелюбом, для которого снимать кино было наслаждением, а не обязанностью.

Бернардо Бертолуччи на съемочной площадке фильма "Ты и я", октябрь 2012 года

«Огромное удовольствие от того, что я нахожусь на съемочной площадке, что я режиссер, наслаждение, радость, мне кажется, присутствуют во всех моих фильмах. В какой-то момент я обнаружил, что эти ощущения стали одной из целей моего кино», – говорил он.

Неудивительно, что, не удержавшись, в 2012 году Бертолуччи снял еще один фильм – «Я и ты», по мотивам романа Никколо Амманити. Это совершенно непретенциозная, почти камерная история о школьнике, который, вместо того чтобы ехать с классом на лыжный курорт, проводит каникулы, спрятавшись в подвале родительского дома. Режиссер исследует свои любимые темы формирования личности: взросления и обретения близкого, понимающего человека.

Бертолуччи болел раком легких и умер 26 ноября 2018 года. Незадолго до смерти он объявил о желании снять новый фильм: «о любви, а точнее, о понимании и непонимании. Это проблема, с которой я столкнулся, когда в 1970-х стал снимать фильмы для широкой аудитории».

Горечь непонимания сопровождала Бертолуччи всю жизнь. Тонкий поэт и художник, он остался в массовом сознании режиссером скандальных сцен. Сам Бертолуччи говорил не о скандале, а о провокации. Скандалы в искусстве затевают ради тщеславия, а Бертолуччи провоцировал зрителя, чтобы вывести его из привычного комфортного состояния, чтобы буквально вынудить инертную публику размышлять о серьезных вещах. На склоне лет он признавался в «тоске по былой, но так и не реализованной потребности в провокации»: ему казалось, что он так и не сделал всего, что задумывал.

Автор текста: Александр Зайцев
Источник: postmodernism.livejournal.com

Показать полностью 19 3
Фильмы Классика Режиссер Бернардо Бертолуччи Итальянское кино История кино Биография Видео Видео ВК Длиннопост
3
18
LyublyuKotikov
LyublyuKotikov
Всё о кино
Серия Кинокрасотки Ретро

Летиция Роман — звезда джалло-ленты «Девушка, которая слишком много знала» Марио Бавы⁠⁠

2 года назад

Летиция Роман (Letícia Román) псевдоним Летиции Новарезе, итальянской киноактрисы, в 1960-е годы активно работавшей на телевидении.

Снималась также в американском кино. В титрах иногда обозначена под другими псевдонимами: Laetitia Roman, Leticia Roman, Letitia Roman e Letitia Román.

Родилась 12 августа 1941 года в Риме (Италия).

Дочь костюмера и сценографа Витторио Нино Новарезы и актрисы Джулианы Джанни. Училась в Швейцарии и переехала в Лос-Анджелес в начале 1959 года. После посещения курсов дикторов изучает актёрское мастерство на студии 20th Century Fox, однако прекращает обучение, предпочитая принять выгодное предложение продюсера Хэла Уоллиса, и в 1960 году дебютирует в фильме "Солдатский блюз", с Элвисом Пресли в главной роли.

Одна из главных творческих удач актрисы — главная героиня фильма 1964 года "Фанни Хилл", поставленного режиссёром Рассом Мейером по одноимённому роману, а самая известная роль — в эксплуатационном триллере Марио Бавы «Девушка, которая слишком много знала».

Источник: https://dzen.ru/media/beautifilm/leticiia-roman-letcia-romn-...

Показать полностью 9
Фильмы Актеры и актрисы Итальянское кино Ретро Длиннопост
0
13
LyublyuKotikov
LyublyuKotikov
FANFANEWS
Серия ЖЗЛ

Повелитель иллюзий — о творчестве режиссера Марио Бавы⁠⁠

2 года назад

Сегодня исполняется 109 лет со дня рождения итальянского режиссёра Марио Бавы, мастера кинематографических ужасов, одного из основателей жанра джалло.

Существует миф, гласящий, что в России мало кто смотрел Марио Баву. Это полная чепуха. Мы все его смотрели, но — в фильмах других режиссеров. Когда в «Американском психопате» герой стоит перед зеркалом и признается в собственном сумасшествии — это украдено из фильма Марио Бавы «Красный знак безумия». Когда в «Тоби Дэммите» Феллини мы видим белокурую девочку-дьявола с мячиком в руках — это украдено из фильма Марио Бавы «Убей, дитя, убей». «Синий бархат» и «Твин Пикс» обязаны Баве не только отдельными сюжетными ходами, но и сюрреалистическим освещением. Сцены убийства ведьмы в «Сонной лощине» Тима Бёртона вдохновлены «Маской демона». А когда в фильме Романа Копполы «Агент «Стрекоза» обнаженная героиня купается в море долларовых купюр — это уже буквальное воспроизведение сцены из картины Марио Бавы «Дьяболик». И уж совсем бессмысленно перечислять цитаты в картинах классиков хоррора, вроде Ардженто, Де Пальмы или Карпентера. Не будет большим преувеличением утверждение, что буквально каждый кадр из фильмов Бавы был кем-нибудь когда-либо скопирован.

Рауль Уолш, с которым Марио Бава успел поработать в качестве оператора на фильме «Эстер и царь» (1960), так отзывался о нем: «Если бы все режиссеры походили на Марио Баву, в кино никогда не было бы кризисов. Гении вроде него, знающие все о кинематографической технике, способны переизобретать язык кино снова и снова».

«Красный знак безумия» (1970)

Но в истории вряд ли найдется другой столь неамбициозный и несерьезно относящийся к собственному творчеству гений. Сын одного из пионеров итальянского кинематографа (Эудженио Бава — оператор и мастер спецэффектов на ряде классических картин; в частности, именно он работал над сценой извержения вулкана и обликом Молоха в «Кабирии» Джованни Пастроне), Марио Бава уже в пятнадцатилетнем возрасте вошел в киноиндустрию, ассистируя отцу, но в режиссуре дебютировал лишь в сорок пять лет. До этого он освоил чуть ли не все технические профессии в кино и приобрел европейскую известность в качестве оператора. Как оператор Бава работал с Георгом Вильгельмом Пабстом, Роберто Росселлини, Дино Ризи, Марио Моничелли.

Начиная с середины 50-х итальянские продюсеры стали приглашать его «лечить» фильмы других режиссеров. Так, к примеру, случилось с картиной Жака Турнера «Битва при Марафоне» (1958). Турнер отснял почти весь материал, кроме, собственно, сцены сражения. Он просто не знал, как ставить великую битву, имея в распоряжении всего две сотни югославских статистов, и, разругавшись с продюсерами, ушел с проекта. Спасать ситуацию был вызван Марио Бава. Он снял требуемую сцену за два дня, избегая общих планов и разбив сражение на ряд мини-поединков, которые, соединившись при монтаже, дали иллюзию ожесточенного побоища.

«Маска демона» (1960)

«В 50-е годы Бава спас не менее двадцати чужих фильмов, при этом его имя часто даже не значилось в титрах, — вспоминал позднее Риккардо Фреда. — На премьерах его сажали в последний ряд, и все почести доставались другим людям. Я не мог этого выносить и однажды сказал ему: «Если ты будешь и дальше позволять использовать себя всяким бездарностям, я перестану с тобой разговаривать. Ты должен снимать собственные фильмы. Он как-то виновато улыбнулся и сказал, что уже подумывает над этим».

Когда дебютная картина Марио Бавы «Маска демона» (1960) вышла на экраны, в жанре хоррора наступила новая эпоха. Коммерческий успех этой ультрамалобюджетной сказки для взрослых не только в Европе, но и в США открыл новый путь развития европейского жанрового кино («Маска демона» не была первым итальянским хоррором, однако предыдущий фильм в этом жанре — «Вампиры» (1957) Риккардо Фреды, на котором Бава формально выступил в качестве оператора, а по сути сорежиссера, — провалился в прокате).

«Девушка, которая слишком много знала» (1963)

Это еще не «настоящий» Бава — слишком многое в «Маске демона» заимствовано у немецкого экспрессионизма, американского черного фильма и британских хорроров студии «Хаммер». Но многое уже присутствует: контрастное черно-белое изображение, холодная извращенная сексуальность, образ прошлого, столь же прекрасного, сколь и зловещего, таинственным образом довлеющего над упадочным, вырождающимся настоящим. Мертвецы и призраки в этой картине выглядят куда более деятельными и активно борющимися за место среди живущих, чем их беспомощные, растерянные живые противники, способные лишь повторять вслед за главной героиней, княжной Катей: «Моя жизнь — как этот запущенный сад: все здесь умирает, все приходит в упадок». Болезненная красота этого распадающегося мира, ностальгия, смешанная с ужасом неизбежной гибели, породили причудливую поэзию, которая впоследствии превратилась в родовую черту итальянского готического фильма.

Спустя три года Марио Бава объяснился в любви Хичкоку ироническим триллером «Девушка, которая слишком много знала», повествовавшим о юной американке Норе Дэвис, приехавшей на каникулы в Рим и впутавшейся в загадочную историю с «убийствами по алфавиту». Фильм был встречен публикой благосклонно, и Бава продолжил детективную тему картиной «Шесть женщин для убийцы» (1964) — мощным саспенсом об убийце, истребляющем хорошеньких манекенщиц. Бава добился призрачной атмосферы, характерной для его готических лент, а злодея сделал более похожим на фантом из потустороннего мира, чем на существо из плоти и крови. Это был «человек без лица» неопределенного пола и возраста, одетый в черный плащ с поднятым воротником, в черных перчатках и нахлобученной на самые уши шляпе; он приходил ниоткуда, убивал с чудовищной жестокостью и уходил в никуда. В финале убийца (точнее, два убийцы, обеспечивавших алиби друг другу, — привет, «Крик»), разумеется, был разоблачен и уничтожен, однако образ, созданный Бавой, оказался так эффектен, так кинематографически органичен, что стал немедленно тиражироваться другими режиссерами. Так родился жанр giallo — жестокий и провокационный детектив по-итальянски.

«Шесть женщин для убийцы» (1964)

Фильмы Марио Бавы определили еще одно родовое свойство южноевропейского хоррора — болезненный, декадентский эротизм. Бава является автором, возможно, самого скандального фильма в истории жанра — «Плеть и тело» (1963). Эта лента, причудливо сочетавшая сюжет готического хоррора о привидениях с мотивами грядущего триллера-giallo, была густо замешана на садомазохистском сексе и эротических фантазиях. Историки кино до сих пор спорят, выходил ли этот фильм на экраны Италии, а если да, то сколько там продержался — неделю или десять дней. Провокационность картины заставила ее создателей скрыться под псевдонимами (в титрах не фигурирует ни одной итальянской фамилии, а сам Бава взял кличку Джон М. Олд); по той же причине ни одна местная актриса не согласилась в ней сниматься — роковая красотка Далия Лави была выписана из Израиля. Практически во всех странах, где «Плеть и тело» шел в прокате, его сокращали и купировали, иногда до полной неузнаваемости. Даже сегодня компания VCI Home Video, выпустившая отреставрированную, максимально полную версию фильма на DVD, не смогла отыскать одну из его ключевых сцен; вероятно, она утеряна навсегда.

«Плеть и тело» также стал фильмом, во время работы над которым окончательно сформировался неповторимый визуальный стиль Марио Бавы. Этому способствовал тот факт, что, согласно сценарию, изрядная часть действия разворачивалась в воображении героини, позволяя постановщику не заботиться даже о минимальном реализме происходящего. Тревожные пульсации красного, синего и желтого цветов, барочная насыщенность кадра, активное движение камеры, иллюзорная пляска теней и отражений в зеркалах — отныне все это становится визитной карточкой его фильмов.

«Плеть и тело» (1963)

Бава часто применяет субъективную съемку, заставляя зрителя воспринимать события фильма глазами одного из героев, но при этом не упускает возможности намекнуть, что увиденное не обязательно реально. Так, в финальной сцене кадры, воспроизводящие взгляд героини, показывают, как она обнимает своего любовника, но режиссер на миг врезает взгляд другого, наблюдающего за ней, персонажа, и мы видим, что она стоит одна, сжимая в руке нож. Бава не столько заставляет актеров играть, сколько сам играет актерами, вписывая их в затейливый маньеристский орнамент кадра, где они существуют на равных с тенями на стенах или изгибами декора. (Эта игра, вкупе с сексуальной провокативностью, достигла апогея в фильме «Убей, дитя, убей» (1966), где роль ангелоподобной девочки-демона Мелиссы, заставляющей свои жертвы против воли совершать самоубийства, исполнял мальчик в женском платье и белокуром парике.)

В дальнейшем Баве уже не требовалась сценарная индульгенция, чтобы перенести действие из реального мира в ландшафты души. Иллюзия — ключевое слово, которое чаще всего приходится употреблять, анализируя фильмы этого режиссера. Мастерство, с которым он создавал иррациональную атмосферу, уникально даже по меркам европейского кинематографа 60-х, богатого визионерами и сновидцами. Он был способен, всего лишь чуть изменив освещение, заставить выступить из только что ровной поверхности стены фигуру убийцы. Или, особым образом двигая камеру, без всяких спецэффектов показать зрителю, как монолитный камень раздвигается, образуя проход. Чтобы заставить публику ощутить волнение персонажа, он подсвечивал его лицо, чередуя красный и синий цвета, и тем буквально передавал смысл выражения «то в жар, то в холод». Во время ночных натурных съемок Бава прятал осветительные приборы в кронах деревьев, и проходивший сквозь листву, рассеянный, казалось, не имеющий источника свет придавал этим сценам фантасмагорический оттенок.

«Убей, дитя, убей» (1966)

О фильмах Марио Бавы можно сказать то же, что Г. Геттнер сказал о произведениях немецких романтиков: это фантазия о фантазии. У романтизма Бава взял многое — от передачи чувств и эмоций персонажей посредством окружающей их природы до навязчивого мотива оживающих кукол и манекенов, которые, начиная с фильма «Три лика ужаса» (1963), появляются почти во всех его картинах. В призрачной, текучей вселенной Бавы, где люди и предметы способны зловеще меняться на глазах у зрителя, кукла — потусторонний двойник героя и одновременно посредник между живыми и мертвыми. И явно не случайно главный герой «Кровавого барона» (1972) Отто фон Клейст является однофамильцем классика немецкого романтизма.

Надо сказать, что Бава здесь не оригинален: многие мастера итальянской готики давали своим персонажам имена немецких романтиков. К примеру, главного героя фильма «Мельница каменных женщин» (1960, режиссер Джорджо Феррони) зовут Ханс фон Арним — прямая отсылка к Йоахиму фон Арниму, в произведениях которого впервые появились знаковые для европейского мистического кино фигуры куклы-голема и альрауна.

«Три лика ужаса» (1963)

В 1968 году Бава снял свой самый кассовый фильм — «Дьяболик». Это была экранизация одноименного итальянского комикса, повествовавшего о неуловимом суперпреступнике — типа Фантомаса, но куда более жестоком. Продюсер Дино Де Лаурентис дал режиссеру колоссальный по европейским меркам бюджет — три миллиона долларов, звезд, вроде Мишеля Пикколи, и самый длительный съемочный график в его карьере — целых два месяца.

Но Бава, привыкший больше полагаться на свое мастерство, чем на бюджет, закончил картину за две недели, истратив всего четыреста тысяч долларов. Впечатленный Де Лаурентис тут же предложил Баве сделать сиквел на сэкономленные деньги. Последовал отказ — работа на высокобюджетном проекте не понравилась Баве: «Слишком много посторонних на съемочной площадке». Впоследствии Де Лаурентис предлагал Баве снимать в Голливуде римейк «Кинг Конга», однако он отказался — по той же причине.

«Дьяболик» (1968)

Конец 60-х — вообще самый плодотворный период для Марио Бавы. В эти годы он сделал «Красный знак безумия» (1969) — ироничный перевертыш хичкоковского «Психоза», заставляющий зрителя встать на точку зрения маньяка, «Пять кукол для августовской луны» (1970) — черную комедию, вдохновленную «Десятью негритятами» Агаты Кристи, «Кровавый залив» (1970), послуживший образцом для будущих американских слэшеров, вроде «Хэллоуина» и «Пятницы, 13». Все они успешно шли в европейском и американском прокате. У Бавы появились подражатели и последователи, в числе которых оказались как опытнейший Антонио Маргерити, так и начинающий режиссер Дарио Ардженто.

Но 70-е оказались к нему неблагосклонны. В Америке в это время входят в моду фильмы катастроф и реалистичные полицейские боевики, в Европе — soft-porno, вроде «Эммануэли» или «Истории О». Брутальные арджентовские gialli задают новый канон жанра, очень далекий от кинематографических медитаций Марио Бавы. Тем не менее итало-американский продюсер Альфред Леоне, с которым Бава сделал коммерчески успешного «Кровавого барона», решает рискнуть и дает ему неограниченную свободу действий (в рамках весьма скромного бюджета). Результатом стал фильм «Лиза и дьявол» (1973), который сегодня многими признается вершинным достижением режиссера. Сконструированная из типичных визионерских наваждений Бавы и фактов биографии реального маньяка-некрофила Виктора Ардиссона, с гофмановскими мотивами зловещих двойников-доппельгангеров и диалогами, навеянными «Бесами» Достоевского, снятая в лабиринте средневековых улочек Толедо, «Лиза и дьявол» была почти что не фильмом ужасов, а скорее авангардистской амальгамой романтизма, маньеризма и сюрреализма.

«Пять кукол для августовской луны» (1970)

Премьера фильма на Каннском кинофестивале 1973 года прошла успешно. Однако в это время по экранам мира триумфально шествовал «Изгоняющий дьявола» Уильяма Фридкина. Продюсер Альфред Леоне, быстро сообразивший, что «Лиза и дьявол» вряд ли вызовет большой отклик у зрителей, перемонтировал уже готовую картину и сам доснял ряд сцен, в которых исполнительница главной роли Элке Соммер изрыгает зеленую блевотину и богохульства. Не мудрствуя лукаво, из самого личного фильма Бавы он соорудил свой «Экзорсист» для бедных под названием «Дом дьявола», который тут же провалился в прокате. Бава отказался поставить свою подпись под этим опусом, а потому в титрах «Дома дьявола» значится загадочный режиссер Микки Леон.

Сегодня авторская версия фильма восстановлена и выпущена на DVD под оригинальным названием. Но на русский лицензионный видеорынок почему-то попал именно «Дом дьявола». Видимо, вкусы русских дистрибьюторов мало отличаются от понятий продюсера Леоне.

«Лиза и дьявол» (1973)

Производство следующего фильма Марио Бавы — триллера «Бешеные псы», замысел которого он вынашивал пять лет, — было остановлено из-за банкротства кинокомпании, его продюсировавшей. (Режиссер так и не увидел фильм законченным; он был смонтирован лишь в 1996 году и выпущен на видеорынок под названием «Красный семафор».) Тяжело переживший крах двух своих самых амбициозных проектов, Марио Бава решил уйти из кино и три года ничего не снимал.

Марио старался не подавать виду, но было заметно, что он подавлен и разочарован. Все, чем он занимался в эти годы, так это гулял в парке со своей любимой собакой породы бассетхаунд, имевшей такое длинное туловище, что от головы до хвоста нужно было ехать на автомобиле. Марио был уже стар, а собака, наверное, еще старше — совсем слепая и дряхлая. Когда они доходили до конца аллеи, эта собака даже не могла самостоятельно развернуть свое длинное тело. И тогда Марио брал ее за задние лапы и поворачивал на сто восемьдесят градусов. Это было очень трогательно.
Лаура Бетти, актриса

В 1977 году его сын и многолетний ассистент Ламберто Бава, встревоженный состоянием отца, уговорил его взяться за постановку мистического фильма ужасов «Шок». Получившаяся в итоге картина — сделанная без вдохновения, но крепко и качественно — неожиданно имела успех на американском рынке, где вышла под названием «Нечто за дверью-2». Воспрянувший духом Бава на следующий год принял предложение телевидения экранизировать новеллу Проспера Мериме «Венера Илльская». Несмотря на то что из-за его болезни некоторые сцены были сняты Ламберто Бавой, «Венера Илльская» по праву считается последней «фирменной» работой Марио Бавы, образчиком его гипербарочного визуального стиля. Этот фильм мог стать триумфальным возвращением режиссера, но в результате какого-то злого рока, преследовавшего Баву все 70-е, был впервые показан по ТВ лишь после его смерти в 1980 году.

Техническая изощренность фильмов Бавы породила еще один миф о нем. Лучше всех его сформулировал Леонард Молтин в справочнике Movie & Video Guide (аннотация к «Кровавому заливу»): «Те, кто любит Баву, любят его не за содержание, но за экстраординарное кинематографическое мастерство, яркость показываемого им».

«Венера Илльская» (1981)

Оспорить этот миф очень сложно, поскольку сам Марио Бава немало потрудился для его создания. Во всех выступлениях он напрочь отрицал существование какого-либо смысла в своих картинах, соглашаясь обсуждать только их технические аспекты. Характерный пример — последнее интервью режиссера, данное в 1979 году журналу L'espresso. Вот его фрагмент:

Корреспондент. Что вы можете сказать о своих фильмах?

Марио Бава. Все мои фильмы полное дерьмо, можете не сомневаться.

Корреспондент. Но сегодня они высоко ценятся.

Марио Бава. Сегодня люди утратили культуру.

Корреспондент. Вас называют мастером…

Марио Бава. Вы чересчур впечатлительны. Я просто столяр. Романтический столяр.

Корреспондент. В каком смысле?

Марио Бава. Я делаю фильмы, как столяр делает стулья — ради денег.

Корреспондент. Есть что-нибудь в ваших фильмах, что вам самому нравится?

Марио Бава. Возможно. Но это касается технических аспектов. Работа с цветом, например. Когда-то я начал смешивать красный и зеленый, и все кричали, что я сошел с ума. Сегодня так делает Феллини, и все говорят, что это гениально!

Так Марио Бава усердно пестовал миф о себе, как о холодном ремесленнике, озабоченном лишь техническим совершенством фильмов. Но та ревностность, с которой он оберегал свои картины от посягательств интерпретаторов, должна была заставить многих задуматься. Она и заставила.

«Необычный и волнующий визуальный ряд фильмов Бавы коренится в его трактовке бытия как не слишком комфортного союза иллюзии и реальности. Мир Бавы — это искаженное пространство, скомбинированное из различных временных сфер, оптических обманов и переменчивых цветов. Как на символическом, так и на чувственном уровне драматический конфликт его картин заключается в отчаянном поиске точки опоры на узкой тропинке, связывающей реальный и сверхъестественный миры. Это некая сумеречная зона, где тени и галлюцинации могут становиться реальными и, что более важно, где нет никаких вех, позволяющих найти путь назад».

В 1975 году эти строки, написанные американскими киноведами, преподавателями UCLA Аланом Силвером и Джеймсом Урсини, открыли дорогу к серьезному анализу фильмов Марио Бавы и заодно объяснили, почему он всю жизнь ему сопротивлялся. Легко рассказывать о своих политических взглядах, гораздо труднее признаться, что являешься законченным мистиком. И уж совсем невозможно объяснять кому попало, что это значит. Отгородив свой внутренний мир от посторонних непробиваемой стеной самоиронии, Бава всю жизнь использовал возможности кино, чтобы передать мистический опыт человека, грезящего наяву [Любопытно, что старшая сестра Марио Бавы была монахиней и отнюдь не одобряла деятельность своего брата].

При этом, вне всяких сомнений, Марио Бава был именно тем, кем именовал себя, — ремесленником. Он работал в жесткой системе малобюджетного коммерческого кино и часто имел дело с не очень качественными сценариями и не слишком умными продюсерами. Еще чаще он ради денег ставил фильмы в жанрах, которые не были ему близки. Он снимал вестерны («Дорога на форт Аламо», 1964), исторические боевики («Эрик Завоеватель», 1962), секс-комедии («Четыре раза этой ночью», 1969), фэнтези («Геракл в центре Земли», 1961) и научную фантастику («Ужас в космосе», 1965). Пожалуй, в кинематографе Италии не найдется жанра, в котором бы не работал Марио Бава. Некоторые жанры он создал сам — это итальянский готический фильм и giallo — и остался в них непревзойденным. Другие — например, вестерн — удавались ему хуже. Но даже самые несовершенные его картины остаются фильмами Марио Бавы. Подобно Альфреду Хичкоку или Орсону Уэллсу, он принадлежал к числу тех режиссеров, чей почерк узнается в любом снятом ими кадре.

«Кровавый залив» (1971)

Никогда в жизни Бава не употреблял по отношению к своим фильмам такие слова, как «творчество» или «искусство». Никогда он не претендовал на то, чтобы считаться Автором. Разумеется, он был им, но был почти что вынужденно, как бы не по своей воле. Малобюджетное кинопроизводство требовало участия постановщика на всех стадиях работы над фильмом, и жанровое европейское кино 60-х буквально кишит такими «авторами поневоле». Все они не страдали отсутствием идей, но многих подводил недостаток мастерства при их реализации. Марио Бава был ремесленником, и именно это сделало его идеальным автором. Ему было что сказать, но самое главное — он знал, как это сделать.

Поскольку Бава начинал как осветитель и до последних дней считал, что освещение — это 70 процентов успеха картины, он всегда сам устанавливал свет на съемочной площадке. Опытный оператор, он почти всегда сам снимал свои картины (фигурирующий в титрах некоторых фильмов «оператор Убальдо Терцано» в действительности выполнял функции ассистента Бавы). Поскольку должности мастера по спецэффектам в европейском кино тех лет попросту не существовало, он сам придумывал и делал все специальные эффекты — от трюков с зеркалами до двигающихся кукол. Впечатляющая техническая искушенность Бавы позволила ему перенести мир своих видений на экран практически без потерь. И этот мир оказался уникален.

«Доктор Голдфут и девушки-бомбы» (1966)

Во вселенной Марио Бавы нет и никогда не было Адама Смита, Эмиля Золя и Зигмунда Фрейда. Зато в ней имелись Новалис и Тик, Готье и Бодлер, Магритт и Де Кирико. Есть в ней также и Россия, представленная «Вием» Гоголя (которым Бава вдохновлялся, снимая «Маску демона») и Толстым, но не Львом, как ошибочно полагают его биографы, а Алексеем Константиновичем, чей рассказ «Семья вурдалака» Бава экранизировал в фильме «Три лика ужаса» довольно близко к тексту и с Борисом Карлоффом в главной роли. (Но, если честно, русская классика служила ему своеобразной индульгенцией: поставив в титры фильма фамилии Чехова и Толстого, легче было выбивать деньги из продюсеров.)

Автор книги The Haunted World of Mario Bava Трой Хоуорт утверждает, что Бава был буквально одержим идеей обманчивой природы видимого мира. «Абсолютная приверженность Марио Бавы идее фильма как эмоционально заряженного визуального медиума заставила его отвергать „серьезные, социально значимые“ фильмы и направления в кино — такие как итальянский неореализм или французское „синема-верите“. Сила образа являлась для него основополагающей не только на уровне того, что аудитория видит, но и в том, что касается чувственных ощущений, которые эти образы провоцируют». Полемизируя с теми, кто воспринимал Баву исключительно как ремесленника-перфекциониста, Хоуорт именует его авторский стиль «кинематографической философией» (cinematic philosophy). Технический прием в его фильмах и есть содержание; оптический обман является смысловым элементом картины; ошибка чувств — например, органов зрения — и легкость, с какой ее совершает герой (и зритель), служат одновременно и трюком, и месседжем фильма.

«Ужас в космосе», 1965

Баве удалось изгнать из своего художественного пространства приметы социальных и политических реалий, превратив его в собрание поэтических идей и символов. Конечно, весь европейский фильм ужасов в известной мере отказывался от социалки и погружался в царство визионерства. Но Бава зашел на этом пути дальше всех; его мистические картины — словно древний, забытый нами способ восприятия мира; они вызывают не столько ужас, сколько ностальгию и грусть. Со времен Мурнау, Эпштейна и Дрейера мало кому удавалось создавать столь мощную атмосферу средствами чистого кинематографа. Это кино, каким оно должно быть и каким оно, увы, уже давно не является.

Автор текста: Дмитрий Комм
Источник: https://old.kinoart.ru/archive/2005/02/n2-article7

Показать полностью 15
Фильмы Ужасы Фильмы ужасов Италия Итальянское кино Жанры Обзор фильмов Факты История кино Киноведение Режиссер Длиннопост
0
13
LyublyuKotikov
LyublyuKotikov
FANFANEWS
Серия Киноложество

Красота кошмарного сна — всё, что вы хотели знать про итальянский хоррор, но стеснялись спросить⁠⁠

2 года назад

Дмитрий Комм, специалиста в области хоррора и автора книги «Формулы страха. Введение в историю и теорию фильмов ужаса», рассказывает об отличительных чертах «жуткого» по-итальянски, ключевых авторах и их неповторимой поэтике.

Кадр из фильма «Преисподняя», 1980

Происхождение

Стремительный рост итальянской экономики в 1950-е годы, урбанизация и американизация молодого поколения привели итальянское кино к необходимости осваивать новые жанры, популярность которых обычно связывалась с Голливудом. Так в Италии возникли готический фильм, джалло, спагетти-вестерн и многие другие жанры. Однако жанровые формулы не могут быть механически пересажены из одной культуры в другую, не поможет здесь и коллекционирование штампов (чем увлекаются сегодня российские кинематографисты). Чтобы жанр прижился, его формулу необходимо переизобрести для другой культурной среды — и именно здесь итальянские кинематографисты проявили недюжинную творческую дерзость. Что и привело к расцвету хоррора в Италии в 1960 – 70-х годах.

Кадр из фильма «Вампиры», 1957

Эстетика

Даже поверхностный взгляд обнаружит, что итальянская традиция фильма ужасов произрастает из других источников, нежели англосаксонская. В итальянских хоррорах мы редко встретим классических монстров из литературы романтизма — Дракулу, Франкенштейна, Джекилла и Хайда. Литературная традиция хоррора к середине ХХ века в Италии была крайне слаба. И тогда итальянские режиссеры обратились к другим аспектам национальной культуры: живописи и музыке, которые, в отличие от литературы, были поистине исполинскими.

Микеланджело да Караваджо, «Юдифь и Олоферн» (1599)

В итоге абсурдность сюжетов итальянских фильмов ужасов, их великолепное презрение к психологическим мотивациям и связности нарратива достигли такого масштаба, что из недостатка превратились в авангардное качество. Зато их визуальные и музыкальные решения остаются недостижимыми и по сей день. Итальянские хорроры словно пытаются затянуть зрителя в некое инопространство, созданное из образов, оптических иллюзий и приемов освещения, характерных для живописи, — что нередко делает их похожими на галлюцинации, сны наяву. Это гротескное сочетание изысканности формы и алогичности содержания стало основной причиной превращения итальянского фильм ужасов в культовый феномен.

Субжанры: два пути итальянского хоррора

Кадр из фильма «Суспирия», 1977

Итальянский хоррор принято разделять на два субжанра: готический фильм и джалло. Расцвет итальянской готики пришелся на первую половину 60-х годов, джалло достигло пика популярности в первой половине 70-х. Но в действительности первый итальянский фильм ужасов «Вампиры» (1957) Риккардо Фреда и Марио Бава уже содержал черты обоих направлений, поскольку в основе обоих субжанров итальянского хоррора лежит постижение некой тайны, а их сюжеты нередко строятся по формуле расследования, то есть между ними отсутствует четкая грань. Как правило, в обоих субжанрах работали одни и те же режиссеры, а потому их художественные приемы могут пересекаться. Особенно это заметно в фильмах Дарио Ардженто «Суспирия» (1977) и «Преисподняя» (1980), представляющих собой гибрид детектива-джалло и готического фильма о ведьмах и привидениях.

Готика

Кадр из фильма «Маска Сатаны», 1960

Итальянская готика заимствует из традиции декаданса представление о зле не как об аномалии, единичном отклонении от божественной нормы, но о тайном механизме бытия, случайно обнаруженном персонажами. Такими образом, она оказывается идеальной иллюстрацией идеи Фрейда о жутком, как о чем-то, «что должно было оставаться тайным, скрытым, но выдало себя». Готические фильмы можно даже назвать «гностическими», имея в виду не замысловатую мифологию гностицизма, а порожденный им параноидальный тип мышления, когда окружающая реальность воспринимается в качестве зловещей иллюзии, сотворенной, чтобы держать в плену душу человека. Ситуация, когда персонаж (и зритель) не в состоянии отличить иллюзию от реальности, — типичный троп итальянской готики.

Джалло

Кадр из фильма «Девушка, которая слишком много знала», 1962

Джалло — постмодернистский жанр, в основе которого лежит серия детективных романов, выпускавшаяся издательством «Мондадори» начиная с 1920-х годов. Романы эти выходили в желтых обложках — и с тех пор слово «желтый» (giallo) стало в итальянском языке обозначать также «детектив». Однако кинематографические джалли (sic!) сильно отличаются от литературных прототипов. Детективная интрига в них часто тонет в туристических красотах, ультрасовременных интерьерах, модном дизайне (некоторые еще считают непременным атрибутом жанра бутылку J&B в кадре). Джалло — гламурный жанр, тесно связанный с миром моды, и даже смерть и убийства в нем подвергаются эстетизации, превращаясь в самодостаточные аттракционы, похожие на музыкальные номера в мюзикле и призванные не столько испугать зрителя, сколько поразить его воображение, доставить некое извращенное удовольствие. Все это привело к тому, что джалло получило прозвище «сладкая смерть» (по аналогии с феллиниевской «Сладкой жизнью»).

Титан жанра: Марио Бава

Марио Бава и бладхаунд

Режиссер и оператор Марио Бава является основоположником и готического фильма, и джалло. Каноны первого он заложил фильмами «Маска Сатаны» (1960), «Три лица страха» (1963), «Плеть и тело» (1963), эстетику второго — картинами «Девушка, которая слишком много знала» (1962) и «Кровь и черные кружева». Именно Бава создал большинство художественных приемов, характерных для итальянского хоррора: стилизации под живопись, самодостаточные шоу-стопперы-убийства, создание инопространств, напоминающих о волшебной сказке или галлюцинации. В совершенстве владея техникой кино, Бава был способен творить на экране сложнейшие оптические иллюзии, равных которым кинематограф той эпохи не знал. Он же подарил джалло инфернальный образ маньяка-убийцы — человека без лица, в черном плаще и перчатках, ставший одним из фирменных признаков жанра.

Итальянские хоррормейкеры тогда и сейчас

Кадр из фильма «Глаза без лица», 1958

Среди других режиссеров, закладывавших основы итальянского хоррора в 1960-е годы, — Риккардо Фреда, Антонио Маргерити, Джорджо Феррони, Камилло Мастрочинке. Италия в те времена была второй киноиндустрией мира после Голливуда, а потому устраивала немало копродукций с другими странами, в том числе и в жанре хоррор; среди наиболее влиятельных в художественном отношении — итало-французские картины «Глаза без лица» (1958) Жоржа Франжю, «Умереть от наслаждения» (1960) Роже Вадима и «Три шага в бреду» (1968) Роже Вадима, Луи Маля и Федерико Феллини. Кассовый успех джалло в начале 70-х сделал звездами Дарио Ардженто, Серджо Мартино и Лучио Фульчи. Последние яркие режиссерские фигуры в итальянском хорроре появились в 90-е годы — Микеле Соави и Серджио Стивалетти, однако на фоне общего упадка итальянского кино никто из них сегодня не продолжает карьеру в этом жанре.

Фетишизация смерти и сексуальные перверсии

Кадр из фильма «Плеть и тело», 1963

Секс и садизм — вещи, которые в итальянском фильме ужасов связаны неразрывно. В момент своего появления итальянский хоррор шокировал американских и британских критиков нескрываемой эстетизацией и фетишизацией смерти и убийств, а также откровенным показом сексуальных перверсий. В первую очередь — садомазохизма («Плеть и тело») и некрофилии («Ужасная тайна доктора Хичкока» Риккардо Фреда, 1962). Однако патологической жестокостью и извращенным эротизмом итальянский фильм ужасов также обязан ориентации на живопись: трудно найти что-нибудь более садистское и двусмысленное, чем католические картины о мученичестве святых. С католической традицией также связан тот факт, что источником зла в итальянских готических фильмах, как правило, оказывается женщина. Итальянский хоррор подарил миру первую женщину — звезду хоррора; ею стала ирландская актриса Барбара Стил, сыгравшая главную роль в фильме «Маска Сатаны», а потом еще в полудюжине классических готических фильмов.

Акт убийства

Кадр из фильма «Кровь и черные кружева». 1964

Джалло сделало акт убийства еще более декадентским, нередко показывая его с точки зрения не жертвы, а убийцы, и, таким образом, «приглашая» зрителя с ним идентифицироваться. Отныне то, как одета жертва, как выстроена хореография убийства и как вписывается труп в причудливый орнамент кадра, значит для жанра больше, чем любые психологические объяснения поступков персонажей. Нередко итальянские фильмы ужасов не базируются на саспенсе и не «рассказывают истории» — они представляют собой нечто вроде языческой мистерии с ритуальными жертвоприношениями. Эта торжественная, самодостаточная зрелищность принесла им заслуженное прозвище «опер ужаса».

Почти снафф

Кадр из фильма «Ад каннибалов», 1979

В конце 70-х годов одновременная конкуренция с телевидением и голливудскими блокбастерами привела к еще большему повышению уровня секса и насилия в итальянских фильмах ужасов и созданию натуралистических псевдодокументальных картин, вроде «Ада каннибалов» (1979) Руджеро Деодато. В некоторых хоррорах режиссеры пытались создать ощущение снаффа — съемок реальных убийств, — что привело к запрету итальянских фильмов ужасов во многих странах, а самим постановщикам создало крайне негативную репутацию. Но это была уже деградация жанра, чьи приемы достигли черты, за которой начиналась самопародия.

Автор текста: Дмитрий Комм
Источник: https://kinoart.ru/cards/italian-horror

Другие материалы:

  • Главный художник нашего детства — Почему иллюстрации Татьяны Мавриной долгие годы не брали в печать

  • Звездный десантник — как Пол Верховен совращал и наказывал Голливуд

  • Улицы разбитых фонариков — 10 бандитских фильмов из Японии 60-х

  • Российская фантастика — изданная со 2 по 8 июля 2023 года

  • Переводная фантастика — изданная со 2 по 8 июля 2023 года

  • «Скупой» Леонид Якубович — на сцене Нового театра в главной роли в спектакле по пьесе Мольера

  • Искусство жить — трудности коммуникации в кинематографе Аронофски

  • Как смотреть «Миссия: невыполнима» — гид по фильмам, трюкам и истории главной франшизы Тома Круза

  • Доля риска — экстремальная жизнь Александра Куприна

  • От «Хранителей» до «Ходячих мертвецов» — 15 лучших сериалов по комиксам

  • «(Не)идеальные роботы» — свежая и дерзкая экранизация рассказа Роберта Шекли

  • Шоу должно продолжаться — 8 бессмертных кинофраншиз

  • Путь Птицы — история Чарли Паркера

  • Не стучись в мою дверь — 5 сериалов-антологий в жанре ужасов

  • Ингмар Бергман – величайшая личность в кинематографе с момента его изобретения

  • Фильмы Ингмара Бергмана — Что смотреть (и в каком порядке)

  • Милан Кундера — жизнь и книги автора «Невыносимой легкости бытия»

  • Боуи, Уайнхаус и «битлы» — 10 потрясающих документальных фильмов о музыкантах

  • Классика кинофантастики — «Дюна» (1984), режиссёр Дэвид Линч

  • Классика научной фантастики — Майкл Крайтон. Парк юрского периода

  • Тереза Райт (Teresa Wright) — американская актриса, обладательница премии «Оскар»

Показать полностью 11
Фильмы Жанры Италия Итальянское кино Фильмы ужасов Би Муви История кино Киноведение Длиннопост
1
87
LyublyuKotikov
LyublyuKotikov
Всё о кино
Серия Киноложество

Микеланджело Антониони — как начать смотреть его фильмы⁠⁠

2 года назад

Имя итальянского кинорежиссера Микеланджело Антониони стало синонимом сложного, интеллектуального, «непонятного» кино. «Одолеть» Антониони означает примерно то же, что «одолеть» Пруста, Джойса, Ионеско, Беккета.

На самом деле просмотр фильмов Антониони — если подобрать к ним ключи — может стать невероятно увлекательным занятием. А сами эти фильмы воспринимаются как пророчество, обозначающее проблемы времени, в котором мы живем сегодня. Антониони, пожалуй, самый современный из классиков итальянского кино. Задолго до появления интернета он предсказал феномен одиночества в сети. Его герои, имеющие все возможности преодолеть дистанцию и быть рядом друг с другом, замыкаются в себе и подчиняются алгоритмам общества потребления: теряются в коллекциях красивых вещей, перестают понимать, что им действительно нужно, а что навязано кругом общения, рекламой и телевидением. Фильмы Антониони, снятые шесть десятилетий назад, очень точно показывают основные симптомы человека XXI века: фрагментация социума, «заморозка» телесности, сложность распознавания и выражения собственных чувств.

«За глянцевым блеском успеха и независимости обнаружились пустота, одиночество и депрессивная бессмысленность. Отношения и близость с другими людьми — вот то, в чем нуждается современный человек», — пишет психотерапевт, автор книги «Психология в кино» Татьяна Салахиева-Талал  .

Методы и приемы Антониони растворились в кино второй половины XX — начала XXI века, без них невозможно представить себе фильмы Вима Вендерса, Брайана Де Пальмы, Мартина Скорсезе, Фрэнсиса Форда Копполы, Софии Копполы, Альфонсо Куарона, а также «медленное» кино   и киноминимализм. Именно Антониони, ставший одним из первых исследователей скуки на экране, продемонстрировал, что словосочетание «скучное кино» может быть не только ругательством, но и комплиментом.

С чего начать

Кадр из фильма «Фотоувеличение». 1966 год

Лучшая точка входа в мир Антониони — «Фотоувеличение» (1966), снятое по мотивам рассказа Хулио Кортасара «Слюни дьявола» и получившее «Золотую пальмовую ветвь» Каннского кинофестиваля. Клубы и тусовки свингующего Лондона, Дэвид Хеммингс и Ванесса Редгрейв в главных ролях, знаменитые камео — Джефф Бек и Джимми Пейдж из The Yardbirds, будущий участник «Монти Пайтона» Майкл Пейлин, актриса и певица Джейн Биркин, легендарная модель Верушка — внимательный зритель легко обнаружит эти маркеры эпохи и окунется в свободолюбивые 1960-е.

Главное — не попасть в ловушки, расставленные Антониони в первой половине фильма, которая замаскирована под детектив: молодой фотограф делает несколько снимков в Мэрион-парке и, увеличивая изображение в лаборатории, обнаруживает на снимке пистолет и труп. Но ждать раскрытия преступления бессмысленно: вторую половину картины Антониони строит как антидетектив. Мы не только не узнаем, что случилось в парке, но и не поймем, действительно герой разглядел на снимке следы преступления или сознание сыграло с ним злую шутку и превратило плохо различимые пятна в пистолет и труп. Это один из любимых приемов Антониони: начинать фильм со сгущения красок, с остросюжетной завязки, а затем уводить внимание зрителя в другую сторону и подвергать сюжет дедраматизации, то есть ослаблению конфликта и интриги.

Разумеется, если смотреть «Фотоувеличение» как детектив, то финал разочарует. Если же знать, что это просто прием, то можно расслышать вопросы, которые задает Антониони: объективен ли объектив, что такое реальность, как сознание влияет на наше восприятие мира, почему реальность ускользает от наблюдателя и как из наблюдателя стать полноправным участником события. Антониони не дает ответов — он всегда честно признавался, что попросту не знает их. Свою задачу он видел как раз в том, чтобы задавать эти непростые вопросы. Его кино — это анализ, исследование, поиск гипотез, в котором может принять участие и зритель.

Что смотреть дальше

Кадр из фильма «Забриски-Пойнт». 1970 год

«Фотоувеличение» — первая часть так называемой «англоязычной трилогии» Антониони. Далее лучше всего смотреть две следующие — «Забриски-Пойнт» (1970) и «Профессия: репортер» (1975). «Забриски-Пойнт» снимался в США: фильм дает возможность погрузиться в атмосферу времени — хиппи, студенческие бунты, сексуальная революция, саундтрек из Pink Floyd, The Rolling Stones, Роя Орбисона. При этом сюжетная линия настолько ослаблена, что фильм может показаться набором небрежно связанных между собой эпизодов. Это неслучайно: сюжет сам по себе для Антониони почти не важен, его интересует не событие как таковое, а то, что обычно в фильме вырезается, — промежуток между событиями. Схожим образом устроено и европейское роуд-муви «Профессия: репортер» с Джеком Николсоном и Марией Шнайдер. В этой последней значительной картине режиссера особенно внимательно нужно смотреть шестиминутную финальную сцену, снятую одним кадром. Камера отворачивается от героя и фиксирует пыльную площадь за окном, а потом проходит через прутья решетки, взмывает вверх и медленно разворачивается на 180 градусов. То, что произошло в комнате, зрителю придется домысливать самостоятельно, фактически превращаясь в соавтора Антониони.

Кадр из фильма «Профессия: репортер». 1975 год

«Англоязычная трилогия», куда входят «Фотоувеличение», «Забриски-Пойнт» и «Профессия: репортер», станет хорошим тренингом и подготовкой к просмотру другой великой трилогии Антониони — «трилогии отчуждения», которая считается ядром его творчества. Так в начале 1960-х итальянские кинокритики назвали три ленты — «Приключение» (1960) с Моникой Витти, «Ночь» (1961) с Марчелло Мастроянни и Жанной Моро, «Затмение» (1962) с Моникой Витти и Аленом Делоном.

Кадр из фильма «Приключение». 1960 год

Именно «Приключение» Умберто Эко приводил как пример «открытого произведения» — фильма нового типа, в котором читателю и зрителю доверяется роль свободного интерпретатора (версий может быть сколько угодно). Эта «разомкнутая» структура — свойство многих фильмов Антониони, но появляется она именно в «Приключении». Подобно более позднему «Фотоувеличению», оно начинается как детектив: компания молодых буржуа выходит на яхте в Тирренское море, делает остановку на необитаемом острове и теряет там одну из девушек. Куда она делась, мы так и не узнаем — детективная интрига станет топливом для истории о странном романе, который завязывается между женихом исчезнувшей девушки и ее подругой. Героев тянет друг к другу, но при этом какая-то сила будто растаскивает их в разные стороны. Они живут без цели, плывут по течению, привычно реагируют на внешние импульсы. Это инертные, растерянные и потерянные персонажи, переставшие чувствовать что бы то ни было, кроме скуки и усталости от одиночества. Они подчинены алгоритмам общества потребления и смутно понимают, что эти алгоритмы опустошают их, делают одномерными, превращают в марионеток, но не знают, что с этим поделать.

Кадр из фильма «Ночь». 1961 год

К «трилогии отчуждения» примыкает «Красная пустыня» (1964) — первый цветной фильм режиссера и одна из вершин мирового кино, получившая главную награду Венецианского кинофестиваля — «Золотого льва Святого Марка». Здесь Антониони окончательно отказывается от традиционного повествовательного психологизма и заменяет его психологизмом изобразительным. Сюжет, события, поступки мало помогают понять то, что происходит в душе главной героини Джулианы (Моника Витти). Гораздо больше становится ясно благодаря построению кадра. Пейзаж, интерьер, статичная камера, пустота пространства, резкий контраст блеклых и ярких цветов выражают болезненное состояние героини, с трудом приходящей в себя после аварии. Все наполнение кадра — от заводских труб до травы, перекрашенной в серый цвет, — работает как «овнешнение внутреннего», пейзаж души.

Кадр из фильма «Затмение». 1962 год

«Красная пустыня» стала последним важным итальянским фильмом Антониони. Для съемок «Фотоувеличения» он поедет в Лондон и будет там перекрашивать траву уже в ярко-зеленый цвет: британская столица показалась режиссеру тусклой, серой и слишком похожей на его родную туманную Феррару.

Кадр из фильма «Красная пустыня». 1964 год

После просмотра семи главных картин Антониони можно посмотреть два ранних фильма. В дебютной «Хронике одной любви» (1950) с Лючией Бозе и Массимо Джиротти уже виден интерес Антониони к критике буржуазной «сладкой жизни», а в «Крике» (1957) с Алидой Валли и Стивом Кокраном — попытка использовать индустриальный пейзаж как метафору внутреннего состояния персонажей.

Семь классических кадров из фильмов Антониони

Кадр из фильма «Приключение». 1960 год

Узнаваемый прием режиссера: персонажи рассредоточены по кадру и отвернулись друг от друга.

Кадр из фильма «Ночь». 1961 год

Физическая преграда между персонажами у Антониони часто становится символом отсутствия коммуникации.

Кадр из фильма «Затмение». 1962 год

Антониони использует римский район EUR (в кадре видна знаменитая водонапорная башня) как символическое пространство, в котором персонажи теряются.

Кадр из фильма «Красная пустыня». 1964 год

Серые улицы, заборы и даже фрукты помогают зрителю погрузиться в психическую реальность героини, посмотреть на мир ее глазами.

Кадр из фильма «Фотоувеличение». 1966 год

Герой наблюдает за мимами, играющими в теннис без мяча, — загадочный финал фильма об ускользающей реальности и ложной видимости.

Кадр из фильма «Забриски-Пойнт». 1970 год

Еще один метафорический финал, к которому отсылает Дэвид Финчер в «Бойцовском клубе» и который спародировал Эльдар Рязанов в «Невероятных приключениях итальянцев в России».

Кадр из фильма «Профессия: репортер». 1975 год

Антониони в очередной раз обращается к пустыне как метафоре внутреннего состояния персонажа.

С каких фильмов не стоит начинать

Кадр из фильма «Идентификация женщины». 1982 год

С «Идентификации женщины» (1982), которую Антониони снял спустя семь лет после завершения англоязычного цикла, ставшего его последним триумфом, и «За облаками» (1995), его последней полнометражной картины. В работе над фильмом «За облаками» 83-летнему Антониони, прикованному к инвалидной коляске, помогали его жена Энрика и немецкий режиссер Вим Вендерс.

Кадр из фильма «За облаками». 1995 год

Обе картины мировая критика встретила прохладно, хотя за «Идентификацию женщины» Антониони был удостоен юбилейного приза в честь 35-летия Каннского кинофестиваля, а «За облаками» получил премию ФИПРЕССИ в Венеции. Этими фильмами лучше завершать знакомство с миром Антониони.

С кем работал Антониони

Микеланджело Антониони на съемочной площадке

В пяти фильмах Антониони — «Приключении», «Ночи», «Затмении», «Красной пустыне», «Тайне Обервальда» — снималась любимая актриса режиссера Моника Витти. Она воплотила на экране новый тип персонажа, который остро чувствует пустоту собственной жизни и распад связей между людьми.

В написании десяти сценариев к фильмам Антониони принял участие Тонино Гуэрра — поэт, писатель и один из главных авторов итальянского кино второй половины ХХ века, работавший с Федерико Феллини, Джузеппе Де Сантисом, Франческо Рози, братьями Тавиани, Дамиано Дамиани, Марио Моничелли.

Большую часть своих фильмов Антониони сделал с двумя выдающимися операторами — Джанни Ди Венанцо («Крик», «Ночь», «Затмение») и Карло Ди Пальмой («Красная пустыня», «Фотоувеличение», «Идентификация женщины»). Именно они стали соавторами режиссера в его экспериментах с изобразительным психологизмом и создали знаменитые антониониевские пейзажи, преображающие привычный облик Рима, Лондона, Равенны.

Цитаты об Антониони

Микеланджело Антониони в Долине Смерти на съемках фильма «Забриски-Пойнт». 1970 год

«В итальянском кино трудно обойтись без Антониони. <…> Антониони уважаю за гражданское мужество, с каким он рассказывает о трагедии буржуазной интеллигенции. Он показывает социальный процесс, происходящий в душе интеллигенции. Он вскрывает и обнажает трагедию своего класса, которая разъедает общество, поэтому он гражданственен. Он принадлежит своему классу, он искренне огорчается, искренне страдает. Он последователен».

Андрей Тарковский

«Я был загипнотизирован „Приключением“ и следующими фильмами Антониони, и тот факт, что они не были завершенными в привычном смысле, заставлял меня отступать перед ними. Они озадачивали тайнами — или, точнее, тайной того, кем мы являемся, кто мы друг для друга, для себя, для времени. Можно сказать, что Антониони смотрел прямо в тайну души. Вот почему я возвращался. Я хотел почувствовать эти образы, блуждать по ним. Я до сих пор это делаю».

Мартин Скорсезе

«Я уважаю его за неизменность, за фанатичную целостность и его отказ идти на компромисс. Он художник, который знает, что хочет сказать, и этого достаточно».

Федерико Феллини

«Этот великий режиссер — тонкий аналитик чувств (взбираешься на гору, достигаешь равнины и понимаешь, что есть другие горы, на которые нужно подняться). Он не мыслитель, он поэт. Больше всего меня поражает не столько его мастерство на уровне формы, сколько сильное волнение, которое мне передается. Иногда говорят, что Антониони состоит из льда: я же считаю, что он вовсе не холодный, напротив, этот лед обжигает».

Ален Рене

Автор текста: Всеволод Коршунов
Источник: https://arzamas.academy/mag/832-antonioni

Другие материалы:

  • Классика научной фантастики: Пол Андерсон — цикл «Патруль времени»

  • Краткий гид по «Чудотворцам» — антологии с Рэдклиффом, Бушеми и очень черным юмором

  • История постсоветской поп-музыки в песнях — Комбинация «Бухгалтер» (1991)

  • История постсоветской поп-музыки в песнях — Кар-Мэн «Лондон, гудбай!» (1991)

  • Почему Чебурашка — еврей, но при этом не сионист

  • Немая и свободная — Эмансипация в раннем кино

  • От второй звезды направо и прямо до утра — 9 главных экранизаций «Питера Пэна»

  • Почему Станислав Лем не пользовался компьютером — о новой биографии польского фантаста

  • В «Вавилоне 5» были ящероподобные инопланетяне и нелепая графика, но это важнейший сериал 1990-х — Почему мы ждем ребут

  • Переводчики сказок — Кто научил говорить по-русски Карлсона, Винни-Пуха, Маленького принца, Питера Пэна и других любимых героев

  • Секс, маргиналы и апокалипсис — 21 лучший британский сериал 21-го века

  • Российская фантастика — изданная с 25 июня по 1 июля 2023 года

  • Переводная фантастика — изданная с 25 июня по 1 июля 2023 года

  • Классика научной фантастики — Питер Уоттс «Ложная слепота»

  • Дорогие селениты. Как писатели прошлого изображали полеты на Луну — от Аристотеля до Эдгара По

  • Классика кинофантастики — Звёздные войны: трилогия приквелов (1999-2005)

  • Серийные убийцы и женщина с топором — 8 новых криминальных триллеров, основанных на реальных событиях

  • Чернокнижник, отец Супермена и бесстрашный человек — каким мы запомним Джулиана Сэндса

  • Писатель-однокнижник Фрэнк Герберт — что ещё, кроме «Дюны» он написал?

  • Классика фантастики — Фрэнк Герберт. Цикл «Хроники Дюны»

  • Вселенная Роберта И. Говарда. Часть 2 — Конан-киммериец, король Аквилонии

  • Дивный прежний мир — почему нам стоит поговорить про «Странные дни» Кэтрин Бигелоу

  • «Хайнлайн на нудистских тусах регистрировался под фамилией Монро» — переводчик культового фантаста

Показать полностью 19
Микеланджело Антониони Фильмы Обзор фильмов Классика История кино Режиссер Режиссура Мастерство Черно-белое Черно-белое кино Итальянское кино 70-е 60-е Длиннопост
7
27
LyublyuKotikov
LyublyuKotikov
FANFANEWS
Серия Киноложество

История спагетти-вестерна — от Серджио Корбуччи и Серджио Леоне до Квентина Тарантино⁠⁠

2 года назад

Хозяин магазина поднял глаза. В дверях возник силуэт человека, лицо которого было наполовину скрыто ковбойской шляпой. Незнакомец неспешно закурил сигару. В отблеске огня можно было разглядеть небритое, загорелое лицо и пронизывающий холодный взгляд. Медленно, звеня шпорами, зловещая фигура двинулась в сторону прилавка. Испуганный владелец, по лицу которого градом катился пот, заикаясь спросил: «Ч-чем могу помочь, с-сэр?» Посетитель испытующе уставился на него и через паузу произнес: «У вас есть «Пистолет для Ринго» и «Пуля для генерала»?»
Howard Hughes. Spaghetti Westerns

В одной из сцен «Джанго освобожденного» (2012) эпизодический персонаж Америго (Франко Неро) спрашивает у заглавного, как того зовут. И потом Неро, сыгравший в 1966 году стрелка-мстителя Джанго в одноименном спагетти-вестерне Серджо Корбуччи, просит произнести имя по буквам. Удовлетворенный ответом, первородный Джанго уходит, словно уступая место преемнику. Режиссер «Джанго освобожденного» Квентин Тарантино не просто шутит, но и отдает дань повлиявшему на его творчество спагетти-вестерну.

Отличающийся упрощенным диалогом, манерным стилем, резким монтажом, постоянно играющий с голливудскими клише, населенный суперметкими стрелками, продажными шерифами, мексиканскими бандитами и мало чем несходными с ними революционерами, итальянский вестерн — явление уникальное. В начале 1960-х за океаном «американский национальный жанр» испытывал кризис, связанный с уходом поколения главных мастеров, перемещением значительной доли аудитории к телеэкранам, переосмыслением культурных ценностей. В 1963 году в Голливуде было сделано всего с десяток ковбойских фильмов. Итальянские продюсеры смекнули переориентировать производственные мощности студии «Чинечитта» на условный Дальний Запад, чтобы заполнить образовавшуюся лакуну и удовлетворить потребность европейского зрителя в кинематографичном «жанре погонь и перестрелок». В качестве ландшафта выбрали Испанию, для съемок подошла дешевая, дающая зернистое бледное изображение пленка Techniscope. Предприниматели напали на золотую жилу: наряду с британским Джеймсом Бондом итальянские стрелки-авантюристы и мстители Джанго, Ринго, Сартана, Сабата, Тринити стали самыми популярными персонажами европейского кино десятилетия. С 1963 по 1965 год на «Чинечитта» сняли около 130 вестернов.

Пережив в середине 1960-х расцвет, спагетти-вестерн стал выдыхаться, что проявилось в прививке атрибутов хоррора, мюзикла, фильмов кунг-фу. Феномен спагетти-вестерна настолько парадоксален, что едва ли возможно однозначно ответить на вопросы о его генеалогии, субстрате и культурной ценности. (В 1973 году Тонино Валерии сделал попытку разобраться в поджанре, рефлексируя в фильме «Меня зовут Никто» на тему связи голливудских и итальянских вестернов.)

С одной стороны, итальянский вестерн — непритязательная калька американского, его поджанр. Не случайно на главные роли приглашались англоязычные актеры, в том числе снимавшиеся прежде в американских вестернах — Ли Ван Клиф, Илай Уоллак, Клинт Иствуд, Джек Пэланс, — либо итальянцы брали псевдонимы: актер Джулиано Джемма стал Монтгомери Вудом, Джан Мария Волонте — Джоном Уэлсом, а режиссер Марио Коста — Джоном В. Фордсоном. Серджо Леоне, автор трендообразующего спагетти-вестерна «За пригоршню долларов» (1964), значился в титрах как Боб Робертсон.

Сходство прослеживалось в иконографии, фабулах, типах персонажей. Так, картина Дуччо Тессари «Пистолет для Ринго» начиналась с пришедшего из США маркера жанра — баллады, предварявшей многократно «обстрелянный» за океаном сюжет о заложниках. Выручал попавших в беду по-голливудски крутой стрелок, типичный для многих вестернов человек с принципами и в то же время находящийся вне закона. Вместе с ним на первом плане действовали честный шериф и девушка чистых нравов, которая влюблялась в Ринго, но тот уезжал на закате многотрудного дня спасать других... Одним словом, картина была напичкана шаблонами американского B-вестерна 1950-х.

А прототипом главного персонажа служила реальная фигура известного стрелка Джонни Ринго, увековеченного великим Джоном Фордом в конце 1930-х в «Дилижансе».

В спагетти-вестернах время от времени появлялись индейцы — «Джанго, стреляй...» («Если жив, стреляй», Se sei vivo spara; 1967, режиссер Джулио Квести) — и ковбои — например, в «командном вестерне» Франко Джиральди «Семь женщин Макгрегоров» (1967), название которого явно отсылало к «Великолепной семерке» (1960) Джона Стёрджеса. Правда, краснокожие и скотоводы возникали на испанском «Дальнем Западе», скорее, как исключение, но ведь они встречались и далеко не в каждом американском вестерне. Добавим, что, по словам Серджо Леоне, созданный Иствудом в «долларовой трилогии» образ человека из ниоткуда без прошлого во многом был вдохновлен классической лентой Джорджа Стивенса «Шейн» (1953). Все как будто указывало на мимикрию под продукцию made in USA.

Логично, что эксперты кино искали в итальянских опытах попытку воспроизведения американских исторических событий, культурных кодов, идеологических ориентиров, моральной системы координат. Но, за редким исключением, они увидели нечто иное, к тому же соизмеримое по ценности голливудской продукции категории В и пятицентовым романам XIX века о Диком Западе. Перефразируя известного продюсера и режиссера вестернов Томаса Инса, можно сказать, что создатели итальянских вестернов чаще меняли лошадей, чем сценарии. В США кинокритики изобрели насмешливый ярлык spaghetti, а их коллеги из Италии использовали вариации macaroni, pizza и pasta, словно сравнивая вестерны собственного производства со стряпней.

Впрочем, оценивать итальянские вестерны по критерию соответствия историческим реалиям или закрепившимся в кино США мифам фронтира вряд ли плодотворно. К тому же нет доказательств, что публика смотрела итальянские вестерны как американские. Что если стратегия итальянского вестерна заключалась не в стремлении к мимикрии, дотошной репродукции американского вестерна?

В итальянских картинах нет того, что отличает лучшие американские вестерны — правдоподобия обстоятельств, драматургических мотивировок событий и поступков. При всей разности почерка профессионалов средней руки — «сюрреалистичного» Корбуччи, «романтичного» Тессари, нарочито «авангардного» Квести — их фильмы держатся на кинетических аттракционах, чрезмерной эксплуатации кинематографического ресурса жанра. В основу спагетти-вестерна положен принцип: чем больше перипетий, тем лучше. Добавив к этому потенциал вестерна как набора клише, которые легко пародировать (и которые в фильмах талантливого модерниста Леоне блистательно пародируются), получим полную формулу.

Не случайно высказывалось мнение о том, что спагетти-вестерн — разновидность распространенного в Италии 1960-х фильма-путешествия, который был представлен пеплумами, шпионскими фильмами, комедиями с актерами Франко Франки и Чиччо Инграссиа. Пустынный ландшафт Альмерии на юге Испании служил киногеничной локацией, а прочая легко узнаваемая зрителем иконография вестерна была выигрышной вариацией историй о странствующих персонажах.

Один пример. На протяжении всего действия фильма Серджо Соллимы «Сдавайся и расплатись» (1966) помощник шерифа в исполнении Ли Ван Клифа преследует ложно обвиняемого в преступлении мексиканца. Некоторые образы совершенно чужеродны мифологии фронтира — бедный мексиканец выступает классическим персонажем плутовского романа, одинокая хозяйка ранчо смахивает на ведьму, а выходящий в финале на дуэль под музыку Бетховена немецкий офицер скопирован с персонажа Эриха фон Штрогейма из «Великой иллюзии». Авторы не стремились к историческому и бытовому правдоподобию, картина носила сказочный характер.

Как бы то ни было, есть основания видеть в спагетти-вестерне нечто большее, чем просто эксплуатацию известных шаблонов и иконографии. Следует учесть величину и талант художников, реализовавшихся или пробовавших себя в поджанре. Игра с клише вестернов подчас настолько любопытна, что как будто претендует на принципиальный диалог с аутентичным оригиналом.

В картине «Джанго» Серджо Корбуччи рисует Дикий Запад настоящим адом. На улицах городка, терроризируемого мексиканскими полуреволюционерами-полубандитами и южанами-расистами, не высыхает грязь. Вплотную к жуткому островку «цивилизации» раскинулись болота и кладбища. Вся жизнь горожан замкнута в салуне и борделе. Единственный способ покончить с ужасом видится в уничтожении всех и вся, что — прямо или косвенно — с успехом осуществляет одетый в форму армейского могильщика мститель Джанго, таскающий за собой гроб, внутри которого пулемет. Хэппи энд рифмуется с финалом «За пригоршню долларов», где герой уезжает, оставляя после себя полную разруху.

Характерный антураж многих спагетти-вестернов — заброшенные церкви, пустынные улицы городков, «перенаселенные» кладбища; огромное количество сцен немотивированного садизма; резкий монтаж и острые ракурсы, столь отличающиеся от более органичного визуального нарратива голливудской продукции. В основе большинства фильмов драматическая ситуация мести или предприятия по обогащению. Приписывая янки и гринго склонность к авантюризму, стремление к наживе, акцентируя используемый Голливудом мотив личной мести, итальянцы как будто высмеивали «национальные качества» американцев и мифы о фронтире. Спагетти-вестерн демифологизировал фронтир и деконструировал классический американский вестерн с его доктриной «явного предначертания».

Нередко спагетти-вестерн служил площадкой для выражения левой политической позиции. Не скрывавший своих коммунистических взглядов Корбуччи поставил пару вестернов о мексиканской революции: «Наемник» (1968), «Компаньоны» («Напарники», Vamos a matar, compaeros; 1970) и принципиальную «классовую» картину «Великое безмолвие» («Великое молчание», Il grande silenzio; 1968). Дамиано Дамиани сделал получивший немалый резонанс «революционный вестерн» «Пуля для генерала», в котором рассказал историю о классовом прозрении бандита. Наконец, Леоне определял себя «не имеющим иллюзий социалистом на грани анархистских взглядов», что выразилось в образах его протагонистов и отдельно в вестерне «Ложись, ублюдок!» («За пригоршню динамита», Gi la testa; 1971).

Таким образом, игра с жанровыми клише, идеологемами, культурными кодами — нечто большее, чем мимикрия. Но насколько большее? Что если трансформация кодов вестерна указывает не столько на критику «американских ценностей» и попытку деконструкции мифов Дальнего Запада, сколько на влияние американской культуры? Возможно, спагетти-вестерн являлся европейской рецепцией популярного жанра, которая вливала в старые схемы и модели новую кровь, переводила их в транснациональный, транскультурный модус.

Характерно, что многие картины носили интернациональный характер. Например, знаковый представитель жанра «За пригоршню долларов» — ремейк самурайского фильма Акиры Куросавы «Телохранитель», и примечательно, что не все стрелки в спагетти-вестернах идентифицированы как американцы.

В пользу понимания итальянского вестерна как транснационального феномена говорит и его влияние на современные европейские вестерны и азиатские истерны. А в Америке оно сказалось в революционных изменениях, наиболее заметно проявившихся в фильмах Сэма Пекинпа с присущим им повышенным градусом жестокости и нескрываемым цинизмом. Явные реминисценции поэтики спагетти-вестерна нередко возникают в фильмах Квентина Тарантино, которые он не без лукавства называет кухонным термином «мусорная еда» (junk-food).

Тарантино никогда не скрывал своей любви к спагетти-вестернам. Он признаёт, что желание встать за камеру возникло у него благодаря эпической картине Серджо Леоне «Однажды на Диком Западе» (1968). Фильм показал ему, какой невероятной силой может обладать режиссура, что она в каждом кадре может нести печать авторства. Он также восхищается работой недооцененного художника Карло Сими, который одевал персонажей и наполнял вселенную Леоне дотошным и в то же время условным реквизитом. Что касается спагетти-вестернов в целом, в них Тарантино привлекает «использование музыки, ироничный юмор, сюрреализм и безумство».

Уже в его первом фильме есть прямая цитата «безумства» из «сюрреалистичного» «Джанго» — один из гангстеров отрезает взятому в плен полицейскому ухо. В нескольких картинах он использует музыку композитора спагетти-вестернов номер один Эннио Морриконе. Режиссерская манера Тарантино в целом родственна спагетти-вестерну: он ироничен, рефлексивен по отношению к жанрам, постоянно играя с их устоявшимися канонами. Как и авторы спагетти-вестернов, американец с итальянскими корнями не скупится на кадры жестокого насилия — сценой закапывания в гроб живьем в «Убить Билла» наверняка восхитились бы многие создатели итальянского поджанра. Если добавить к этому склонность к историям мести, вряд ли стоит удивляться, что фильмы «Убить Билла», «Бесславные ублюдки», сделанный по его сценарию «От заката до рассвета» некоторые критики сразу назвали спагетти-вестернами.

Все же такое понимание жанровых границ представляется слишком вольным. Для предметного разговора нужно было дождаться захода Тарантино непосредственно на территорию Дальнего Запада. Режиссер планировал ставить вестерн сразу после «Убить Билла» и уже в 2007 году примерил пояс с кольтом в качестве актера в картине Такаси Миикэ «Сукияки Вестерн Джанго», который позиционировался как японский вариант спагетти-вестерна (сукияки — японская лапша).

Наконец, в 2010-е годы Тарантино добирается до фронтира как режиссер. Название «Джанго освобожденный» прямо отсылает к традиции итальянского вестерна. Однако в силу укорененности в американской культуре и собственного видения независимый режиссер Тарантино создает авторский продукт. С одной стороны, он цитирует спагетти-вестерны, вдохновляется их образами, использует художественные приемы, с другой — по-своему переосмысливает темы и идеи. Как и в фильме Корбуччи, первые кадры сопровождаются балладой Луиса Бакалова. Однако это не просто заимствование или дань жанру спагетти. В песню врывается звук ударов кнута. Прием включения в мелодию характерных для Дальнего Запада звуков — кнут, выстрелы, свист — использовался ранее Морриконе в «долларовой трилогии». Но у Леоне референтом звукоряда служил американский Запад. «Джанго освобожденный» — вестерн о рабовладельческом Юге, а не ковбойском фронтире. Не случайно в саундтреке остается только свист кнута. Причем звуки ударов обретают и сюжетную функцию — в этих же кадрах мы видим Джанго и других рабов со шрамами на спинах.

Еще один кивок в сторону спагетти-вестерна содержится в адресованном чернокожему Джанго объяснении вторым главным персонажем картины немцем Шульцем, кто такой bounty hunter. Соль в том, что, когда на американский рынок хлынула итальянская продукция с сюжетами об охотниках за головами, аудитория с трудом восприняла резкую и почти безальтернативную профессиональную переквалификацию стрелка. Кстати, показателен один момент: спагетти-вестерны были мало изобретательны на слова, а Тарантино осуществляет запоздалый ликбез своим фирменным оружием — остроумным диалогом. Разъезжая на повозке с муляжом зуба наверху, Шульц маскируется под доктора. Конспирация весьма убедительная в рамках сюжета и остроумная в метафорическом плане — доктор лечит «больной Запад» кровопусканием. Ход заимствован из картины «Сахарный кольт» (1966). Причем как в этом фильме Франко Джиральди, так у Тарантино доктор при необходимости становится стрелком.

Различие в том, что Шульц к тому же с развитием действия превращается из почти циника в чуть ли не демократа-антирасиста. Меняется и Джанго. В его случае эволюция характера передана сначала через внешнюю атрибутику, в первую очередь одежду. Джанго дважды заходит в магазин — так и хочется сказать «от Карло Сими», — представая камердинером, а затем стрелком. Надев перчатки а-ля Джанго, шляпу а-ля Человек без имени, он перестает быть «Пятницей» и становится «Зигфридом». Подкладывание под характерный для спагетти-вестерна аттракционный пласт жанровых механизмов драмы, а также мифологического плана из «Песни о Нибелунгах» добавляет в фильм новые измерения.

Тарантино по-своему использует чуть ли не главный атрибут жанра «спагетти» — сцены садизма. В обоих «Джанго» есть наказание кнутом и членовредительство. Но если у Корбуччи жестокость может показаться недостаточно мотивированной, жестокостью ради жестокости, у Тарантино ее обоснованием служит факт существования института рабства. (Кстати, сцена борьбы мандинка, в которой ставкой является жизнь, вызывая ассоциацию с боями гладиаторов, отсылает к истории латинских народов.)

Даже там, где, казалось бы, Корбуччи оригинален и остроумен, последнее слово в заочном диалоге остается за Тарантино. Итальянский постановщик придумывает расистов в капюшонах цвета крови, которые преследуют представителей желтой расы. Вводя в повествование куклуксклановцев, американский режиссер следует историческим реалиям. Вроде ничего особенного, но, наблюдая за стенаниями плантаторов, сетующих на плохую видимость жертв через узкие прорези масок и обиду одного из них за «благородное» усилие его патриотичной супруги, которая «не жалея себя, шила всю ночь эти капюшоны с прорезями», вступаешь в зону черного юмора. Мотив Корбуччи развит, спародирован и достигает большего эффекта.

Сравнивая фильм 2012 года с культовым оригиналом, работу Тарантино можно было бы назвать «Джанго превзошедшим». Впрочем, параллели можно рассматривать и вне оценочной шкалы.

В «Джанго» и некоторых других спагетти-вестернах персонажи стрелков при помощи монтажа и ракурсов, посредством контраста в одежде словно противопоставлены окружающему миру. Они не просто бродяги, а чужаки. Нередко единственным жителем городка, который идет с ними на контакт, становится гробовщик. В «Джанго освобожденном» по мере продвижения от штата к штату представитель угнетаемой расы Джанго и просвещенный Шульц все плотнее погружаются в чужеродный и опасный для них мир, центром которого выступает самый беспощадный к рабам штат Миссисипи, а конечной точкой необычного путешествия — плантация внешне утонченного изувера, доморощенного «ученого»-френолога, рабовладельца Кэнди, где содержится жена Джанго, рабыня Брумхильда.

Объединяет двух «Джанго» взгляд на Запад — Юг как на территорию абсурда. Корбуччи создает его при помощи визуальных средств: гроб, невысыхающая грязь, ненасытное болото, красные капюшоны, явная диспропорция населения в пользу кладбища... Характерно, что, говоря о рабстве, Тарантино использует именно слово «абсурд». В его картине крайним выражением абсурдистской парадоксальности, которая, впрочем, не разрушает ни логики, ни реализма, выступает черный раб Стивен (Сэмюэл Л. Джексон), ненавидящий свою расу, относящийся к ней не менее бесчеловечно, чем плантаторы. Городок, кладбище, болото в «Джанго», плантации, цепи, карцеры в «Джанго освобожденном» олицетворяют одно и то же — цивилизацию, с которой не просто что-то не в порядке, а которая неисправима. Такой диагноз роднит фильм Тарантино со многими спагетти-вестернами и противопоставляет их американским.

Процветающий в этой цивилизации садизм, устанавливающие в ней законы и нормы нелюди заслуживают только уничтожения. Ее и осуществляют персонажи Корбуччи и Тарантино. В финале чернокожий Джанго лишь повторяет поступок белого Джанго — взрывает усадьбу под саркастическим названием Кэндиленд («Страна сладостей»), символ бесчеловечности.

Второй вестерн Тарантино «Омерзительная восьмерка» вдохновлен итальянским поджанром дозированно и точечно. Тем не менее протагонисты фильма столь же «омерзительны», как многие стрелки «спагетти». По профессии они охотники за головами, в душе — циники, в поступках — часто садисты. Персонажи одеты как на Неделе высокой моды. Своего рода образным ориентиром стала картина Корбуччи «Великое безмолвие», редкий спагетти-вестерн, действие которого происходит зимой. Еще больше мотивов режиссер наследует у Серджо Леоне. Заметно, что источником вдохновения для персонажа Сэмюэла Л. Джексона послужил Ли Ван Клиф. Постоялый двор, где разворачивается значительная часть действия, напоминает огромные пространства внутри строений в фильмах Леоне. Знаковым стало и участие в проекте композитора Морриконе.

Фирменные безмолвные паузы Леоне, умение работать на открытых пространствах не конек Тарантино. У него другие козыри. Все же из всех авторов спагетти-вестерна ему по-настоящему близок только Серджо Леоне. По масштабу таланта, значимости в истории кино, материалу... «Он представляет собой наилучшую комбинацию совершенного мастера стиля и рассказчика» — эти слова Тарантино об итальянце могут быть адресованы и ему самому. Оба относятся к той редкой породе режиссеров, которые одновременно обладают даром рассказчиков увлекательных историй и неповторимым, ярким фильмическим стилем.

Автор текста: Дмитрий Захаров
Источник: https://kinoart.ru/texts/istoriya-spagetti-vesterna-ot-serdz...

Другие материалы:

  • Вселенная Роберта И. Говарда. Часть 1: Кулл из Атлантиды, король Валузии

  • Саша Чёрный — поэт, сатирик, эмигрант

  • Классика научной фантастики — Джон Уиндем. День триффидов

  • Акула пера — как Хантер Томпсон стал заложником "Страха и отвращения"

  • Последняя поп-икона нулевых — как Эми Уайнхаус меняла музыку и погубила себя

  • Промежуточные итоги — 10 лучших игр первой половины 2023 года

  • Кто скрывается под маской — самая полная история культового жанра слэшер

  • Технологии как угроза — 12 книг в духе сериала «Черное зеркало» (6 фантастических + 6 нон-фикшн)

  • Не только Индиана Джонс — 7 легендарных героев, которые возвращаются на экраны

  • Процесс идет — 140 лет со дня рождения Франца Кафки

  • Сериалы июля — новые сезоны «Ведьмака», «Пищеблока», «Чудотворцев», «Благих знамений» и много чего ещё, в том числе новинки

  • Мамины дочки в Голливуде — краткий обзор главных женских архетипов в кино

  • Из чего сделаны Malchiks — два «Заводных апельсина»: Кубрика и Бёрджесса

  • Стартовали съемки фильма «Волшебник Изумрудного города» — доступны первые кадры

  • «Тот самый Мюнхгаузен» — отрывки из биографии немецкого барона

  • Какие проблемы Америки распиливает «Техасская резня бензопилой» — в классической франшизе и новом фильме Netflix

  • Кир Булычёв — человек, проживший три жизни

  • Недооценённая Нина Агапова — мастер эпизода, не исполнившая ни одной главной роли в кино

  • Милош Форман — как начать смотреть его фильмы

  • Жизнь как антиутопия — биография и творчество Джорджа Оруэлла, к 120-летию со дня рождения писателя

  • Анита Стриндберг — шведская королева итальянских ужастиков

  • Генеалогия капитана Врунгеля — ко дню рождения Андрея Некрасова, автора приключений знаменитого морского волка

  • Генри Райдер Хаггард — писатель, мистик, общественный деятель

  • Коротенько о книге Эдвара Бульвер-Литтона «Грядущая раса»

  • «Трансформеры» — какие из них лучшие?

  • Комиксы по «Терминатору» — как они расширяют его вселенную

  • Инопланетянин — кто придумал этот термин в СССР

  • Вышел тизер сериала «Задача трех тел» — адаптации романа Лю Цысиня от шоураннеров «Игры престолов»

  • Сверхъестественный ужас — в «Смешариках»: Лавкрафт, Лем, Карпентер, Стивенсон

Показать полностью 17
Вестерн Жанры Серджио Леоне Квентин Тарантино Фильмы История кино Италия Итальянское кино Голливуд Длиннопост
0
Посты не найдены
О нас
О Пикабу Контакты Реклама Сообщить об ошибке Сообщить о нарушении законодательства Отзывы и предложения Новости Пикабу Мобильное приложение RSS
Информация
Помощь Кодекс Пикабу Команда Пикабу Конфиденциальность Правила соцсети О рекомендациях О компании
Наши проекты
Блоги Работа Промокоды Игры Курсы
Партнёры
Промокоды Биг Гик Промокоды Lamoda Промокоды Мвидео Промокоды Яндекс Маркет Промокоды Пятерочка Промокоды Aroma Butik Промокоды Яндекс Путешествия Промокоды Яндекс Еда Постила Футбол сегодня
На информационном ресурсе Pikabu.ru применяются рекомендательные технологии