«Тут не исправить уже ничего. Господь, жги»
(c) 25/17
— Много лет назад меня мать водила в церковь, — сказал Йама после долгого молчания, пока они ехали сквозь леса. — А я никогда этого не понимал. У шестнадцатилетнего меня тогда было много и других интересов, помимо того, чтобы тратить каждый выходной по несколько часов на служение какому-то там Богу. Но моя мать была очень набожным человеком и не принимала отказов, она заставляла меня учить молитвы и верить. Понимаешь? — Йама посмотрел на Амелию. — Она заставляла подростка верить.
Смерть отметила, что впервые со встречи с Йамой она видела в нём человека. Не какого-нибудь харизматичного лидера, прожжённого фанатика или проповедника, а обычного человека — со своими страхами и грехами.
— Но однажды мне все-таки удалось убедить мать не брать меня с собой — сослался на болезнь. В итоге она пошла одна. И в церкви случился пожар. Погибло порядка тридцати человек. В том числе и моя мама.
Регулус усмехнулся.
— Жутко, не правда ли? И как после этого вообще можно в кого-то верить? То есть ты приходишь домой к Господу помолиться за счастливую жизнь, а он допускает пожар, в котором ты погибаешь.
Амелия молчала, не зная, что на это ответить. Её не интересовали проблемы и детские травмы Регулуса. И она уже подозревала, чем закончится эта история.
— Но и в этой истории есть некоторые нюансы. Во-первых, это допустил не Бог. Это я, — он повернулся к ней и мило улыбнулся, — я бросил коктейль Молотова в окно грёбаной церкви. Шестнадцать лет — во мне бушевал протест, я хотел, чтобы этой церкви больше никогда не было и мне не приходилось туда ходить. Во-вторых, я сглупил и не убежал сразу, какое-то время наблюдая за пожаром, смотрел, как люди с криками выбегают из церкви. И в какой-то момент огонь перебросился на меня. Врачи так и не смогли меня спасти. Я умер в шестнадцать лет, Мия, — сказал он, — по собственной тупости. Но много лет назад в Аду случился переполох и мне удалось сбежать. Я вырос и теперь хочу донести до остальных свои идеи.
Амелия даже знала, что за переполох тогда произошёл. Как это позже назвали — «переизбрание Дьявола». Но она думала, что с приходом Сида вселенский баланс восстановился, и все мертвецы вернулись обратно. Перед ней было живое доказательство, что не все.
— И в-третьих, — сказал Йама и крутанул руль вправо. Амелия увидела небольшую церквушку на поляне. — Вот она. Та самая церковь. Отреставрированная.
Регулус остановил машину, взял автомат и тыкнул дулом в плечо Смерти.
— На выход.
Следом за Амелией вышел и он сам. Регулус приказал своим людям достать канистры с бензином и идти за ним.
— Всё закончится там же, где и началось. История повторяется.
— Понятно, — хладнокровно сказала Амелия, — вроде бы вырос, но всё ещё ведёшь себя, как тот шестнадцатилетний парень.
— Закрой рот и иди! — он схватил её под локоть и повёл в церковь.
Двери церкви распахнулись и речи пастора прервала автоматная очередь. Те немногие люди, что пришли на проповедь, закричали и закрыли уши руками. Последователи Йамы забаррикадировали входные дверь мебелью.
— А вот и второе пришествие! — заликовал Регулус и толкнул Смерть в плечо.
Подойдя к сцене, его люди схватили священника и его помощника и затолкали в подсобку, закрыв её на висящий в замке ключ.
В церкви повис непрекращающийся гул, люди рвались к выходу, но Йама дал залп в воздух, дав понять, что будет стрелять на поражение, если ещё хоть кто-то попытается уйти. Люди притихли и вернулись на свои места. Кто-то прятался под лавкой, целуя крест, другие испуганными глазами смотрели в лицо самой смерти.
— Братья и сёстры, — обратился он к пересравшей от страха публике. — Я — Регулус Йама. И я пришёл с миром. Я лишь хочу доказать вам, что смерти нет. Хочу пригласить вас отправиться туда, где не будет насилия, зла и постоянного угнетения на какой-либо почве.
Пока он читал проповедь, люди в белых балахонах поливали бензином церковь. Проходили по рядам, обливали деревянные скамьи и стены. Напоследок, они провели дорожку из бензина от выхода к сцене. Люди жались от страха, но никто не пытался им помешать.
— Я хочу, чтобы вы присоединились к общине «Божественный свет», — говорил Йама. — Общине, которую я называю своей семьёй. Хочу, чтобы мы вместе создали идеальное общество, свободное от любых предрассудков.
Амелия, всё это время молча стоявшая рядом с Йамой, наконец заговорила. Но так тихо, что её слышал только Регулус.
— Слушай, тебе, наверное, интересно, как умирала эта твоя семья?
Йама запнулся и перевёл взгляд на девушку.
— Что? — его вопрос прозвучал на всю церковь из-за работающего микрофона.
— Ты всё время говоришь, что смерти нет, но ты и не подозревал, что всё это время она находилась с тобой рядом. Была частью твоей так называемой «семьи».
— Что ты несёшь?
— Говорю, что все твои теории — чушь собачья. Я здесь, — она сделала шаг на сцену и отняла микрофон у Йамы. — И я — Смерть!
В церкви на несколько секунд повисла полнейшая тишина. Люди замерли и начали переглядываться друг с другом. Они боялись. Боялись, потому что верили.
— Я хочу вам открыть глаза на того, кому вы поклоняетесь, — Амелия в первую очередь обращалась к последователям Регулуса, нежели к тем зашуганным прихожанам.
Она перевела взгляд на Йаму. Тот стоял рядом с ней с совершенно тупым выражением лица.
— Он использует вас! Вас не ждёт лучший мир, все его обещания — ложь. Он промоет вам мозги, а потом, под предлогом великой цели, убьёт вас. Отравит, как какой-то скот!
Йама наконец понял, что нужно что-то делать. Он взял автомат в руки и направил его на Амелию.
— Уходи! — сказал он.
Девушка же улыбнулась, наклонилась к его уху и прошептала:
— Не только на тебя не действуют эти игрушки.
А потом вернулась к микрофону и продолжила. После нескольких дней, проведённых в секте, у неё сдавали нервы, и Амелия выплескивала всю свою ненависть на этих людей.
— Вашему Богу осталось недолго. Но я обещаю, — она посмотрела в глаза людей, стоящих с канистрами бензина, и продолжила заговорщицким шёпотом, — я убью каждого, кто продолжит его дело. Я спущусь за каждым грёбаным человеком и лично отправлю его на тот свет!
Амелия схватила микрофон и крикнула:
— Memento mori, суки!
После этих слов Йама резко столкнул её со сцены и, ни слова ни говоря, зажёг спичку и поднял её над головой.
— Есть только один способ доказать вам, что я прав, дети мои! — крикнул он. — И этот час настал! Огонь очистит вас! Освободит!
— Безнадёжная затея, — ухмыльнулась Смерть.
Как только Йама закончил говорить, со стороны дверей раздался грохот. Мебель отлетела от входа, деревянные двери треснули, и в проходе появился спецназ в касках и бронежилетах. Йама, поняв, что выхода нет, уронил горящую спичку.
Церковь вспыхнула огнём. Амелия закрыла лицо рукавом, но выбраться из охваченной огнём сцены уже не успела. Она видела силуэты людей, которые ломились к выходу, видела спецназ, что расстреливает сектантов. Крики, звуки выстрелов и шум огня смешались в её голове. Она посмотрела на Йаму — он стоял на сцене, расправив руки в стороны и запрокинув голову. Его балахон полыхал огнём, но Регулус словно и не чувствовал этого.
В следующее мгновенье ему в грудь прилетели несколько пуль. Йама пошатнулся и упал на пол, на его лице застыла блаженная улыбка. Амелия же почувствовала, как чьи-то руки схватили её под локоть и потащили к выходу из церкви.
На поляне стояла куча полицейских машин. Амелия видела, как из церкви под руки вывели Йаму — целого и невредимого, будто в него не стреляли из автомата и будто он не горел в огне. Следом за ним выводили людей в белых одеяниях. По крайней мере, тех из них, кто смог выжить.
— То есть вы утверждаете, что члены общества «Божественный свет» покончили собой по приказу этого человека? — полицейский повернулся и показал на машину, куда посадили Йаму.
— Да, он заставил их выпить какой-то яд, который он называл снадобьем.
В конце концов, пусть он докажет, что это не так. Не будет же Регулус рассказывать сказки про то, что около пятидесяти человек ни с того ни с сего умерли от сердечного приступа. В байки про Смерть ему тоже никто не поверит. Остаётся одно — яд, который не сможет обнаружить ни одна экспертиза.
Полицейский пообещал, что вызовет её на допрос чуть позже, а пока она может быть свободна. Он протянул ей свою визитку, которую она без энтузиазма взяла. «Ну да, — подумала она, — найди меня ещё потом».
Через пару минут к ней подошли трое спецназовцев в шлемах и с щитами. Амелия удивилась, не зная, что они от неё хотят. Один из них снял шлем и сказал:
— Амелия, как тебе не стыдно так нагло врать?
На лице мужчины была балаклава, но по уставшим глазам она узнала в этом человеке Сида.
— Что за?…
— И не говори, Сид, — второй человек снял шлем. И, судя по голосу, это был Нэл. — Так нагло врать полицейским, хотя на твоей совести уже больше ста человек... Это не Йама устраивал геноцид. Это была ты, — Бог усмехнулся. Кажется, ему тоже не было жалко этих фанатиков.
— Между прочим, этот псих — твой просчёт, — Амелия ткнула пальцем в грудь Дьявола. — Кто-то не досмотрел за своими мертвецами много лет назад.
Сид поднял руки.
— Извиняюсь, ошибочка вышла. Я с ним ещё разберусь.
— Не надо, — улыбнулась Амелия. — Думаю, тюрьма до скончания веков для него более суровое наказание, чем твой скучный Ад.
— Но сто человек… — голос Нэла.
— Заткнись, — перебила его Смерть.
Она уставилась на третьего человека в шлеме, который всё это время стоял молча.
Спецназовец снял шлем и, увидев шрамы, Амелия поняла, что перед ней один из вестников апокалипсиса, а по совместительству — её брат. Аскар. Или в простонародии Война.
— Спасибо, Нэл, что всё-таки дал мне наконец нормально повоевать, — сказал он.
Он был единственным, на кого Смерть бросилась с объятиями.
— Спасибо вам, ребята, — улыбнулась она.
— А геолокацию можешь выключить, — усмехнулся Сид и снял с себя балаклаву. — Мы и так уже поняли, куда он едет, когда увидели сожжённый лагерь. Навели справки о его биографии.
Сид и Амелия стукнулись кулачками.
Она бросила взгляд на полицейскую машину, за стеклом которой сидел Регулус Йама. Он смотрел на неё своим белым глазом с нескрываемым презрением на лице. А Амелия радовалась, что её план удался: если этого восставшего из Ада чёрта нельзя убить — пусть гниёт за решёткой и рассказывает о своих идеях там.
Она мило помахала ему ручкой и послала воздушный поцелуй.
Счастливого пути, посланник Бога.