Тюменские застройщики решили переписать правила жизни и строить дома с квартирами без кухонь. Вместо них — платные кулинарные студии и шеф-повар на районе. Освобожденные метры преподносятся как прогресс в эпоху доставки еды. Что ж, знакомый сюжет: это не инновация — реинкарнация.

Советские "фабрики-кухни" 1920-х уже пытались вырвать готовку из квартир, заменив ее общепитом. Мечтали: освобожденные женщины устремятся в клубы и театры. Реальность? Концепция сгнила на корню, и кухни вернулись в квартиры — пусть и компактные. Сегодня же пытаются реанимировать эту идею, только теперь под соусом современности и удобства.

Застройщик продает иллюзию. Но человек не алгоритм: аппетит к приватности не отменит ни один шеф-повар.

Когда девелоперы назовут вещи прямо — "мы экономим на вашей бытовой свободе", — станет ли их "рай без плит" хоть кому-то нужен?

(с)ТГК "Гражданский Радар"

Я постоянно участвую в уничтожении артефактов. Обычно задания от грандов — легкотня. Круши от души самые стрёмные изделия! Топчи скользкое недоваренное мыло, лупи молотком торты под толстой коркой, жги полусырую глину до комков глазури! Какое-нибудь лоскутное месиво рви. Тут точно найдётся артефакт — вещь, наделённая тёмной энергией.

Вот и сейчас я ликовал, прям радостно в душе стало от задания! Надо найти и разбить «заколдованную тарелочку». Но только я собрал все тарелки и любые плошки, какие можно записать в тарелки, и открыл окно, как свет заморгал красным. Комната испытаний (кухня в этот раз) потухла.

Как и моё ликование.. Я не учёл два момента. На каком уровне игры нахожусь, уже в гранды пролезая. И насколько уродлив этот огромный сервиз!! Боже, да он просто ублюдочный от слова «блюдце»! Его надо утопить в Лох-Нессе, чтобы монстр всплыл от горя. Потом спился в ближайшем пабе и в школу устроился труды вести..

С тарелками у меня была только одна попытка. Но издевательства над остальной посудой не запрещались. В качестве моральной компенсации я растёр в ступке алхимиков обратно в песок половину сервиза. Сдал на переплавку приборы, заказав себе кольчугу из мелких двузубых вилочек. Крупные блюда с наслаждением метал в стену.

А потом принялся рассматривать тарелки. Интрига росла, потому что чуть не на каждой посудине находилась своя отметина... И чем пристальнее я всматривался, тем больше особенностей замечал. Так я ничего не добьюсь, даже запросив дополнительное время (которое ещё могут и не дать). Решился! Сложил часть одинаково щербатых тарелок в чугунную раковину из непомерного казана — и кухня снова погрузилась в темноту.

Но только на мгновение. Освещение включилось, показав, что кладовка открыта. Я увидел полки со всякой всячиной до потолка и выхватил великаньи щипцы для колки голов. С упором в стену чуть подтащил махину до прикинутой точки, немного развернул и сиганул на гибкие «ложки»... Словно пришвартовался в раковине под очертеневший дрызг корабельных склянок — и мне ничего за это не было!

Вылез из осколков и осмелел. Несколько тарелок без каёмки «насадил» на гоблинские шампуры, не очень старательно отмытые от жирного соуса из пиявок. Ещё сколько-то переколотил с криком «на удачу!», что было воспринято благосклонно. Из той же кладовки выскочили ягоды щипальника кислого, которые растворили пару подброшенных мной тарелок до их полного исчезновения.

Осталось три жалких посудины. Не битых, не колотых, никакой шпатлёвки. Три овальных картинки с сердцем, шитым белыми нитками... (Ого, а вот тут нитки кажутся чёрными! Эту отложим пока.) Сердце сшивает Принцесса в траурной фате и свадебном платье. С дерева за ней смотрит Золотой жук, занявший дупло. Его драгоценная мантия обсижена птенцами и спущена чуть ли не до странной фаты.

Я сравниваю проклятые тарелки, ничего уже не понимая.. И нитки везде белые, показалось мне, что на той они темнее. Не верю ни глазам, ни себе.

Вдруг понимаю — одна тяжелее остальных. Вроде утолщённая чем-то. Изучаю её внимательней и ловлю на себе взгляд Золотого жука, этого магического складеня сокровищ разных существ. Он предупреждающе шевелит заниженными, как у сома, усами и вскидывает трость с ослепительным набалдашником. Птенцы пушистыми шариками падают с мантии, а Принцесса поворачивает голову, откинув фату...

Я роняю тарелку. Под ведьминский визг клыкастой Моры, притворявшейся Принцессой, с осколков падает пульсирующее сердце Принца, свободное от ниток. Я разбиваю об пол последние посудины, автоматом завершая чокнутое задание.

Выхожу наружу из этой психушки. Иду враскачку, но это даже хорошо! Хоть расслаблюсь, представляя себя уже в рейсе. Сколько же фарфора побил, на улице и то конца-края нет кусочкам!
— Вы взяли приз, милейший! — послышалось откуда-то рядом. И тут же в щёку мне упёрся острый холодный клык Моры под жучиными висячими усами...

— Ты убил сервиз, древнейший! — орал усатый кок Жуков, открыв золотую пасть и тыча в меня наугад здоровым кривым осколком. Он трясся, как после «белочки». — Дунда безрукая, салага, мокроштанник!! Я тебя сейчас костылём по всей хребтине перетяну, с паралитика хоть взятки гладки! Ты посуду мыл когда-нибудь, лихо косолапое?! Не бил, а мыл??
Даже вслед мне неслось:
— Не позорь тельняшку! Ссажу дома без возврата, отправлю кашу рисовую на пестике крутить! — («Встать на роллы» в сухопутной кухне в устах матёрого кока означало распоследнюю профессию. Для пропащего человека.) — Этот сервиз флибустьерский царей с адмиралами кормил, а ты весь его — весь!! — на доминошки разложил...

На палубе штормило, и я по нечаянности сунулся в трюм. Там сразу попадало всё, что недавно хватали, а после не увязали и не закрепили как надо. Растерянный и испуганный, я совсем заблудился и нескоро попал в свою каюту-двойку. Где меня уже ждала она...

Я вышел на палубу в шторм. К драгоценной мантии с голубой лентой-перевязью не хватало только треуголки. Но и без неё я, обернувшись сияющей тканью, был хорош! Вот когда воистину радостно в душе, когда всё моё на суше и на море! Алхимики, великаны, гоблины, жуки, людоеды, Мора... Я вам такие сюжетные арки устрою, что новых грандов не будет ещё долго.

— Вы мне нравитесь, юноша! А значит, понравитесь и Принцессе, мой Принц, — надо мной склонился человек в форме капитана, но в непонятном плаще и с лицом магната Сороса с почему-то знакомой обложки конца 80-х. За ним, почтенно нагнув головы, стояли ряды неизвестных. Лишь в начале были узнаваемые Золотой жук и клыкастая ведьма. И склеенный из кусочков капитан замахнулся и треснул меня в самое сердце. Не кулаком, но настоящим стальным крюком! (Эх, не успели гномы с кольчугой, сейчас бы пригодилась..) Я покатился яблочком по тарелочке, закатившись под дерево, усиженное птенцами. А моё треснувшее сердце куда-то выпрыгнуло из груди... Список артефактов в игре обновился со звуком, знакомым до боли. Мучительной боли, забравшей всю радость из мира навсегда.

Я буду скучным бессердечным взрослым. Женатым, как все, на Море, а не на Принцессе. В кольчуге, которую наращу сам.

В старенькой кают-компании, обклеенной журналами прошлого века, шептались тоже немолодые моряки, встревоженно поглядывая на диван. На юнгу без кровинки в лице.
— В первый раз вижу такой шок от шторма. Пацан чуть не отлетел, почти реанимировать пришлось.
— Да он сразу психовать начал, как свет заморгал. Сервиз весь переколошматил.. Который страшный, с идущими чёрными плащами.
— И с красным сердцем на крюке ещё? Да ублюдская посуда, чистый мрак! Столетняя просто, в этом смысле жаль.
— Посчитал он! Соточку-то к сроку набавь. Или две..
— Девчонка есть у него, не знаешь?
— Не слышал, но вряд ли. Всё в игре сидел какой-то, как помешанный. Разговаривал по ней. Вон, уровни мои в крупах прозвал, дьяволёнок, «гоблинскими шампурами»!

— Выдумщик, значит? Что ж, по молодости простительно, — сказал вошедший человек, со спины и без плаща сильно похожий на капитана.