Интервью с сапером «Эспаньолы» с позывным «Матроc» – героем СВО, добровольцем из Санкт-Петербурга
Доброволец из Санкт-Петербурга о том, что привело его на фронт, о буднях сапера, о принципах добровольческого движения, и о том, почему на войне нет места одиночкам – сапер с позывным «Матрос», несущий службу в добровольческой бригаде «Эспаньола», рассказал главному редактору «Время МСК» Екатерине Карачевой.
Матрос, стандартный, но важный вопрос: что привело тебя на СВО? Что стало той самой точкой невозврата?
-- Все началось еще в 2014 году. Я тогда работал в Сочи, занимался системами противопожарной защиты. Майдан, вся эта оранжевая революция... Мониторил ситуацию ежедневно. Понимал прекрасно, что людей просто тряхнули, они повелись на эту шляпу. Видел, как относились к «Беркуту», да и к русским людям в целом. Тогда в голове уже начало зреть понимание, что надо ехать. Но были обстоятельства: маленький ребенок, объекты, учеба в институте... Все откладывалось. Потом я познакомился с людьми из Донецка, с Харцызска, узнал правду из первых уст. Новости – это одно, а когда тебе рассказывают те, кто там жил... После 24 февраля 2022 года вопросов уже не было. Даже не обсуждалось. Единственное, о чем думал – как подготовить финансовую подушку для семьи.
А почему именно «Эспаньола»? Был же выбор.
-- Рассматривал и «Спарту», и «Вагнер». Но от ребят, футбольных фанатов (я сам «Зенит»), узнал про «Эспаньолу». Закинули удочку, сказали, что люди ждут. Поехал и ни разу не пожалел.
В чем принципиальное отличие добровольческих подразделений от регулярных частей?
-- Главное – люди. У нас инструктора на КМБ – это те, кто прошел не один штурм, понюхал пороха, как говорится. Они реально воюют и могут научить. А в некоторых частях... при всем уважении, офицер может быть капитаном, но на передовой не был. Армия, по-настоящему, существует только на войне. Одно дело – махать руками перед зеркалом, и совсем другое – выйти на ринг и получить в бороду.
Второе – отсутствие «синьки». Это ключевой момент. Человек напился – он выбыл из строя на недели. Ему надо прийти в себя. Какой в нем смысл? В «Эспаньоле» с этим строго. Мы здесь воюем, а не в запой играем.
Ты сапер. Это осознанный выбор?
-- Да. Во-первых, мой дед сапером всю Великую Отечественную прошел. Во-вторых, моя гражданская специальность – системы противопожарной защиты. Огонь, возгорание, микроэлектроника... Подрывное дело – это во многом то же самое. Мне было проще вкатиться. Война сильно изменилась, сейчас не просто «нажал – взорвалось». Нужно думать, изобретать.
Что самое главное в работе сапера?
-- Внимательность. Абсолютная. Две одинаковые мины на одном пятачке дадут два разных взрыва. Каждый взрыв уникален. Или вот прилетает «полька»... По звуку ты за полсекунды должен понять, упадет она в тебя или в двухстах метрах. Ты всегда на фокусе, всегда в тонусе. Расслабился – все, тю-тю.
-- Страшно всегда. И это нормально. Если адреналин не идет – лучше не выходить, убьют. Первый раз на позициях в декабре было очень непривычно. А потом... привыкаешь.
Сталкивался с тем, что новости не совпадают с реальностью?
-- (Смеется). Как-то ко мне журналисты приставали: «Сколько снарядов уничтожили?». А я кто, счетовод? Кому надо – те пусть считают. Они в итоге выпустили сюжет: «Эспаньола уничтожила тысячи снарядов в Мариуполе». А зачем эта фраза? Люди и так понимают, что отряд молодец. Я им сразу сказал: «Вы все перевернете». Так и вышло.
А с финансами в добровольческих подразделениях порядок?
-- В «Эспаньоле» – да. Командир сразу сказал: «Если ты за деньгами – тебе не сюда. Ты приехал воевать». Но деньги, конечно, нужны, семью кормить. Вначале, помню, в декабре получил первую зарплату – 28 тысяч. Жена звонит: «Я что-то не понимаю». Я ей: «Я тоже пока не понимаю». Потом разобрались. Все честно. Штаб огромную работу делает по документам, ветеранским удостоверениям. У нас подход: черное – это черное, белое – это белое.
Как СВО изменила тебя и твое отношение к жизни там, в тылу?
-- Мировоззрение поменялось кардинально. Раньше смотрел новости: вот наши модернизировали, вот достигли... Другой канал включишь – убило, порвало. Это все было где-то там, далеко. А здесь – ты в этом живешь.
На гражданке многие живут, как жили. И если они могут себе это позволить – значит, мы здесь делаем все правильно. Значит, нас хватает. Я не за тем сюда приехал, чтобы все там ходили хмурые и думали только о войне. Пусть живут. Но часть «друзей», конечно, отсеялась. Пишут: «Как дела?». Ну, какие дела? Что я им расскажу? То, что для служебного пользования? Вот и отвечаю: «Нормально». И все. Общаться особенно не о чем. Я здесь своей жизнью живу.
Самый тяжелый момент за все время?
-- Первая потеря. Друг, позывной «Сухарь». Дружили 20 лет... Вот это было тяжело. Слезы текли. Потом... потом привыкаешь. Это ужасно звучит, но ты привыкаешь прощаться. Ты понимаешь, что они ушли, делая свое дело. Здесь не так тяжело, как когда на гражданке узнаешь, что друг детства умер от передоза. А здесь – погиб боец.
Что для тебя есть Родина, ради которой ты здесь?
-- Это не государство с его бюрократией. Это земля моих предков и моих потомков. Это семья, близкие, даже те, кого я не знаю, – они свои, потому что мы – один народ. Я служу в армии не государству, а Родине. Вот это и есть та самая земля, которую надо защищать.
Каким ты видишь окончание этой войны?
-- Она дойдет до Киева? Не знаю. Но Одессу, Николаев – заберем обязательно. Нам нужен выход к морю и буферная зона, чтобы прекратились обстрелы Белгорода, Ростова, Крыма и других. Но добивать Украину до конца нельзя. Кто-то же должен платить по тем счетам, которые они набрали у Запада. Пусть платят. А пока... это отличный полигон для испытаний.
Выставление авторских материалов издания и перепечатывание статьи или фрагмента статьи в интернете – возможно исключительно со ссылкой на первоисточник: «Время МСК».
