Автор: Григорий Циденков.
Читайте ранее:
Генуэзская конференция. Часть I. Победа Чичерина
Генуэзская конференция. Часть II. Протоколы и кулуары

Сношения. - Взаимные претензии. - Тайная сторона.

После заседания 11-го апреля к работе приступили сформированные комиссии. В этих комиссиях положение РСФСР и Германии по умолчанию было примерно такое.

Германию сразу, очень нетерпеливо и подвывая от возбуждения, уволокли в Финансовую и Экономическую комиссии ее известные доброжелатели: Бельгия, Польша, Чехословакия и Голландия, которым старшие товарищи дали пару дней поиграться, пока займутся нами. Нас оставили на сладкое, поэтому мы типа Бутч.

А вот что делать с нами — общего согласия уже не было. Итальянцы не верили никому, англичане ждали слива Барту, французы психовали и решали внутренние проблемы. Мы же нервно сидели на рабочих заседаниях, слушали за стенами сдавленные вопли Германии и ждали, когда начнется.

13 апреля Барту уладил отношения с Парижем, о чем уведомил англичан.
Вечером, через коридорного отеля, Чичерину передали записку Ллойд Джорджа с приглашением руководителям советской делегации зайти сегодня к нему на виллу Альбертис "в неофициальном порядке для приватной беседы".
Интересно, что нам там англичане сказать хотят. Пошли Чичерин, Литвинов и Красин.

В холле наших встретили Ллойд Джордж и Керзон. Поприветствовали и провели в гостиную. А там опа! — нас ждут Барту, Факта, Тёнис со своими секретарями и помощниками.

Обступают они наших, значит, и предъявляют Лондонский меморандум — о признании нами всех долгов и возврате национализированных предприятий прежним владельцам. Подпишите или хуже будет.
Страшно, да?
Но мы помним, на кого они напали. Сами виноваты.

Чичерин им улыбнулся и спросил: "Раз вы предъявляете нам требования по уплате долгов предыдущих правительств, значит, признаете наше правительство законным?"
Ллойд Джордж что-то фыркнул, а Барту крикнул: "Ни в коем случае!"
Мы поинтересовались: а как тогда можно говорить о долгах, фабриках и заводах?
Оппоненты наши походили, покурили, покричали на нас и предложили снова встретиться завтра, чтобы совместно выработать какие-то пути решения.
На том и расстались.

15 апреля наши вновь пошли на виллу Альбертис тем же составом, но прихватили с собой в качестве эксперта экономиста Николая Любимова и, на всякий пожарный, уже известного нам Тимофея Сапронова — мало ли что, он дебил, ему можно.
Пришли и пошло рубилово.

Наша позиция:
а) признаёте официально РСФСР — признаём финансовые долги,
б) признаём долги — даёте нам кредит на восстановление хозяйства, т.к. оно у нас разрушено и отдавать нечем.

По поводу признания нам предложили вынести этот вопрос на открытое голосование. Мы не повелись — Литвинов на пальцах показал, что на конференции 34 державы, а за нас только две: мы сами и Германия. И добавил: "в данном вопросе мы за диктатуру Верховного совета Союзников".

Ллойд Джордж предложил тогда обратиться к третейскому суду. Судьёй позвать США. Мы естественно отказались от такого судьи. "А сами вы кого бы предложили?"
Чичерин — я просто не представляю себе его сверхчеловеческую силу воли чтоб самому не заржать — не моргнув глазом предложил Советскую Грузию или Советскую Украину.
Зашли в тупик.

Англичане предложили оставить этот вопрос на потом, а пока поговорить о долгах.

Нам озвучили принципиальную сумму долга — 25 миллиардов золотых рублей. Как нам пояснили — это со всеми скидками и уступками, ниже опускать нельзя.
Ок. Предвидели.

У нас была заготовочка — рассчитанная Любимовым и кропотливо расписанная по пунктам контрпретензия за убытки, причинённые интервенцией и оплаченными Антантой белыми армиями, на суму в 52 миллиарда рублей.

Барту рассмеялся и сказал, что эту нелепую бумажку никто даже рассматривать не будет.
В разговор вступил Красин и сообщил, что зачитает этот документ на заседании Транспортной комиссии.
"Ну и что?"

А то, что к РСФСР существуют денежные претензии Финляндии, Польши, Латвии, Эстонии и Литвы за разрушения причиненные действиями Красной Армии и отрядами местных красных. Советское правительство намерено жить в дружбе и согласии с этими странами, но денег у него нет. Красин сообщит на комиссии, что Советское правительство выдвинуло претензию к Антанте на 52 миллиарда, из которых 25 пойдет на выплату долгов Антанте же, а 27 пойдут на восстановление народного хозяйства и выплату компенсаций третьим странам. В случае, если Антанта откажется от выплат, то Советское правительство откажется от выплат долгов прежних правительств и из сэкономленных средств все равно выплатит компенсации третьим странам.

Барту и Факта резонно заявили, что клали они на этих карликов с прибором. Ллойд-Джордж же немного подумал и попросил 15 минут на совещание. Наших ненадолго выставили за дверь.
На приватном совещании Ллойд-Джордж сказал коллегам, что Англии тоже положить на амбиции этих стран, но вони, после предложения Красина, от них будет много. И так проблем по горло, а тут еще с этими разбираться. Короче, надо коммуняк отговорить от их намерения.
Наших вернули.

Слово взял сам Ллойд-Джордж. С очаровательной английской улыбкой он сказал, что со своими нелепыми претензиями мы напоминаем ирландцев, которые недавно потребовали у Правительства Его Величества 3,5 миллиарда фунтов за все века оккупации. Ирландцев высмеяли и угомонили, но даже у них в претензии было больше рациональности, чем в этой бумажке. "Союзники помогали лишь той из враждовавших в России сторон, которая поддерживала Союзников против Германии". Пусть Советское правительство скажет спасибо, что ему не включили счетчик за "Брестский мир". Англия сама понесла в Войну огромные потери — порядка 8 миллиардов фунтов — и не намерена идти кому-либо на уступки. Нет никакого смысла обсуждать какие-либо дела с Советским правительством "пока российская сторона не придет к соглашению о русских долгах".

После его речи, лорд Керзон встал с места и зачитал 2-й параграф "лондонского меморандума", согласно которому государственные претензии Великобритании могут быть уменьшены в части процентов, при условии безоговорочного принятия Советским правительством частных и индивидуальных долговых требований (читай: вернуть заводы, газеты, пароходы прежним владельцам).

Вы бы встали после такого?

Чичерин встал.
Встал и стал отвечать по пунктам. А для подкрепления своих аргументов он использовал донесения английских же и французских дипломатов из Петрограда, Москвы и Вологды в 1917-18 годах.

1. Весной 1918 года контрреволюционное движение было бессильным и утратившим всякое значение до момента поддержки из-за рубежа.

2. Он, Чичерин, лично получил 4 июня 1918 года извещение Антанты, что "чехословацкие отряды, находящиеся в России, должны рассматриваться как армия самой Антанты".

Кроме того, вот здесь в портфеле лежат договоры между адмиралом Колчаком, Великобританией и Францией, акт о подчинении генерала Врангеля Колчаку и другие официальные документы с визами представителей Антанты. Если вы потеряли эти документы, то не проблема — сделаем вам копии и заверим. Возобновившаяся контрреволюционная борьба нанесла нам ущерб в размере до 1/3 национального богатства России.

3. Брест-Литовский договор явился результатом распада русской армии, начавшегося еще в 1916 году — вот, вот и вот заключения ваших же экспертов и военных атташе. Нам Красную Армию далеко не сразу собрать получилось — какие тут претензии?

Ну а в заключение Чичерин сделал контрольный выстрел в голову. Внимание флотофилам!
"В настоящее время возмещение ущерба, причиненного правительственными действиями, является принципом международного права, уже признанным в случае с "Алабамой".
(для справки: в 1872 году Англия уплатила США за ущерб от действий английского крейсера "Алабама", помогавшего южанам в каперской войне против северян).

Ну что, господа хорошие, будем как-то договариваться?
Ллойд-Джордж и Барту ушли курить.

Развлекать нас остались Факта, Керзон и Тёнис.

Факта стал подбивать нас признать долг. Мол признаете, а выплату лет на тридцать растянете. Поимеете ништяков с торговли и международного признания, а там, глядишь, и международный расклад поменяется.

Эту фразу перевели зачем-то Сапронову. Он возьми и рявкни, что "через 30 лет никакой Европы не будет — будет единое мировое социалистическое отечество!" Дурака уже наши сами вытолкали курить на балкон.

Красин спросил Факта как быть с интернированными нашими кораблями и ледоколами и арестованным имуществом. Факта обещал содействие. "Что, и вклады царского правительства в бельгийских банках вернёте?" Тёнис закашлялся и побежал к Ллойд-Джорджу и Барту. Факта заулыбался и замолчал.
Вернулись взрослые.

Ллойд-Джордж, ссылаясь на 197-ю статью Версальского договора и Приложение к меморандуму, заявил, что по частным и индивидуальным долгам не может быть никаких уступок. Союзники могут простить России проценты по долгам. Предоставление России кредитов и иной помощи возможно только после принципиального согласия по долгам.
После чего, советскую делегацию спросили про предприятия — может ли РСФСР вернуть заводы и фабрики прежним владельцам? Если да, то Англия может дать гарантии в предоставлении займа после признания долгов.

"Легко, — неожиданно для оппонентов ответил Литвинов, — только в виде концессий, так как сами предприятия принадлежат народу".
Ему возразили, что это несерьезно.
"Почему? — удивился Максим Максимыч, — Многие американские бизнесмены, например мистер Вандерлип и другие, уже воспользовались подобными предложениями. Можете навести справки у мистера Чайлда".
"Мы уточним" — процедили сквозь зубы англичане.

Был уже глубокий вечер и надо было закругляться. Барту прокашлялся и официально заявил: "Господину Чичерину нужно со всей ясностью сказать "да" или "нет" по долгам. Особенно по частным долгам наших граждан, интересы которых мы поклялись защищать!"

Чичерин спросил, может ли он точь в точь передать его слова товарищу Ленину, которому сегодня отправит телеграмму? "Разумеется!" — ответил Барту и подписал себе смертный приговор.

На прощание Ллойд-Джордж сказал, что он "очень озабочен всем услышанным сегодня". Заявление Барту пусть все считают ультиматумом. "Срок ответа — послезавтра, 17 апреля".

А 16 апреля станет "чёрным днём" Антанты...
Читайте далее:
"Ленин наносит ответный удар по Парижу прямо из Москвы"
"Пережила групповую оргию? Завтра будет еще и БДСМ!" — самочувствие Германии".
"Русские и немцы едут проведать обиженных турок в Рапалло".

Подпишись на сообщество Катехизис Катарсиса, чтобы не пропустить новые интересные посты авторов Cat.Cat!

Пост с навигацией по Cat.Cat
Также читайте Cat.Cat на других ресурсах:
Телеграм
ВК
Дзен

Начало: часть 1.

РАССТАНОВКА ФИГУР.
Отплыв от берегов султаната Ачех после провала первой военной экспедиции в апреле 1873 г., эскадра Королевского флота Нидерландов оставила несколько не самых новых кораблей для поддержания морской блокады. Однако голландские моряки несли брандвахтенную службу с прохладцей. В порты султаната сумели проскользнуть мимо них и быстроходный американский клипер, доставивший нанятых в Истамбуле турецких военных специалистов, и несколько британских частновладельческих парусников (пароходы могли быть замечены по дыму), на которых прибыл груз оружия и боеприпасов.

Султан Алауддин Махмуд Сайах II, разумный правитель, трезво оценивал последствия эпизодической победы и прекрасно понимал: голландцы скоро вернутся "в силах тяжких". Султанат активно готовился к обороне.
"Между тем, ачинцы отлично укрепили берег и Кратон (столичную цитадель), достав пушки и ружья у английских купцов", - свидетельствует статья генерального штаба полковника В.Ф, Новицкого "Ачин" в российской имперской "Военной энциклопедии" (Т.3, Петербург, 1911).
Султан Алауддин Махмуд Сайах собрал феодальное и племенное ополчение, доведя численность войск до нескольких десятков тысяч человек. Он также наладил мобильную оборону побережья Ачеха, чтобы неприятель, где бы он ни высадился, был встречен "у кромки воды". Известно, что султан никогда лично не участвовал в бою (правильно, чтобы не стеснять инициативу военных вождей присутствием начальства), однако как организатор обороны он достоин высокой оценки.
Второе пришествие "тяжких сил" Королевской Нидерландской Ост-Индской армии несколько задержалось из-за "подковерной борьбы" вокруг поста командующего экспедиционным корпусом. Генерал-губернатор Голландской Ост-Индии Джеймс Лоудон сначала вроде бы назначил генерала Верспика (Gustave Marie Verspyck), однако под влиянием своего адъютанта де Рошмона (молва связывала их не только служебными отношениями) "передумал" и поставил командующим и - одновременно - правительственным уполномоченным в Ачехе отставного 65-летнего генерала Ван Свитена (Johannes Jan van Swieten). Верспик отчаянно интриговал, чтобы вырвать командование "у пенсионера", но в итоге сам ушел в отставку, надолго став для голландского общественного мнения "компетентным экспертом по колониальным делам" и яростным противником как Лоудона, так и Ван Свитена.

Генерал-лейтенант Ван Свитен, быть может, несколько устарел для руководства войсками, однако имел ряд важных черт для успешного колониального командующего: он умел не жалеть своих людей, умел договариваться с туземной знатью и, что важнее всего, умел посылать "наверх" именно такие реляции о боевых действиях, которых от него там хотели.
Пока генералы выясняли отношения, а офицеры пьянствовали, не ожидая от похода ничего хорошего, солдаты ждали приказа к выступлению, собранные в ужасной тесноте и антисанитарии на стоявших в портах Батавии и Сурабайо военных транспортов. Недолечившиеся после первой Ачехской экспедиции нижние чины занесли на борт ту самую "желудочную инфекцию". Военные врачи только теперь идентифицировали ее как холеру. Еще до отплытия умерли более 80 человек, лазареты были переполнены больными. По-хорошему, самое время было объявлять карантин и выгружать войска, однако генерал Ван Свитен в ноябре 1873 г., ничем не беспокоясь, дал приказ к отплытию.
Но свирепствовавшая на эскадре "холера ясна" вскоре заставила этого жестокого старика уважать себя. В Педанге Ван Свитен был вынужден остановить эскадру и списать на берег, по разным данным, от 5 до 6.5 тыс. больных солдат, матросов и туземных "ауксилариев", до трети численности экспедиционного корпуса. Армейские острословы с мрачным юмором окрестили эту высадку "Педангской бригадой". Действительно, излечившихся от холеры военнослужащих впоследствии использовали в качестве резервов действующей армии, но таковых оказалось только 1 500 чел.

ВТОРАЯ ГОЛЛАНДСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ.
Когда голландское корабельное соединение прибыла к побережью Ачеха, генерала Ван Свитена ждал еще один неприятный сюрприз: его стратегические планы продолжала корректировать "мадам холера", которая никуда не ушла из переполненных солдатами трюмов. Остановить эпидемию запоздалой высадкой больных не удалось и, кроме того, на кораблях истощались запасы питьевой воды (сказывалась "холерная жажда"). Генералу пришлось отказаться от идеи десантирования второй колонны на западном побережье Суматры и наступления на столицу султана Ачеха с двух сторон. Ван Свитен был вынужден назначить высадку всей своей измученной холерным поносом армии в точно том же месте, где голландцы высаживались в прошлый раз - в устье реки Ачех, под огнем двух фортов защитников султаната. Кроме того, береговую оборону теперь занимали значительные силы ополченцев, не уступавшие голландцам по численности, да еще и с несколькими вполне современными полевыми орудиями.

Генералу Ван Свитену было самое время пересчитать свои силы. Пехоту экспедиционного корпуса составляли те же самые подразделения, что и в первую высадку - три с половиной батальона. Также имелись батальон "егерей ван Клееренса", батальон Корпуса морской пехоты (Korps Mariniers), а боевая репутация морпехов в колониях была очень высока, сводный полубатальон просто моряков, и инженерный батальон, необходимый на пересеченной местности Суматры. Значительно усилилась артиллерия - пять полевых батарей и две роты крепостной артиллерии с осадной полуротой, всего - 20 полевых орудий, 12 90-мм пушек, 4 осадных мортиры и 2 митральезы. Был еще эскадрон колониальной кавалерии, который никто всерьез не воспринимал - а зря, как показали последующие события! Всего, за вычетом "выбывших холерою", насчитывалось пехоты, сухопутной, легкой и морской - 233 офицера и 6 354 "прочих чинов", артиллерии - 28 офицеров и 656 нижних чинов, инженерных войск - 17 и 306 соответственно, кавалеристов - 4 и 75. Для переноски воинского снаряжения, строительных работ и тому подобных вспомогательных функций имелось около 4,5 тыс. туземных "кули", нанятых на Яве.

9 декабря 1873 г. голландские войска начали грузиться в десантные баркасы и высаживаться на берег. Корабли эскадры поддерживали их интенсивным артиллерийским огнем. На начальной стадии боя гарнизоны двух ачехских береговых укреплений допустили серьезную ошибку: они ввязались в перестрелку с голландскими кораблями, вместо того, чтобы сосредоточить огонь по высаживающимся солдатам. В итоге старые медные и чугунные орудия просто не добивали до шлюпов и транспортов Королевского флота Нидерландов, а те, в свою очередь, игнорируя пальбу фортов, прикрыли бортовыми залпами продвижение десанта. Понеся потери, ачехские ополченцы были вынуждены отойти в холмы, а голландцы успешно вступили на берег. Началось сухопутное сражение.

Неожиданно важную роль сыграл единственный голландский эскадрон. Лошади, как известно, меньше страдают от морской болезни и не подвержены холере; голландские кавалеристы сели в седло, едва выгрузив их из баркасов, и бросились в атаку в конном строю. У ачехцев была сопоставимая по численности конница на хороших конях, которых знатные воины выписывали из Китая. Однако она не приняла удара регуляров в сабли и ушла с поля сражения.

Смутившись, ачехская пехота сначала перестала атаковать, а затем, отряд за отрядом, тоже начала отступать. Последними отошли гарнизоны фортов. Защитники Ачеха вынесли с собою знамена, полевую артиллерию и раненых; убитые и османские пушки прибрежных укреплений достались захватчикам. Голландцы потеряли в сражении до 200 чел., в т.ч. 5 офицеров, но десантная операции увенчалась полным успехом.

После победы на побережье голландцы, вместо того, чтобы атаковать столицу султаната Кутараджу, очень медленно двинулись вдоль прибрежной линии в Пенахоенг, где приступили к строительству укрепленного лагеря и продолжили страдать от холеры.

В то же время защитники Ачеха также оттянули свои силы от побережья на защиту Кутараджи и принялись активно укреплять город. На этот раз они пренебрегли партизанской тактикой, которая могла быть очень эффективной против захватчиков, и сделали ставку на фронтовое противостояние. Немаловажную роль в этом сыграли советы, которые давали султану Алауддину Махмуду Сайаху II турецкие добровольцы, мыслившие и действовавшие как офицеры "правильной" армии.
Но, пока голландские солдаты ворочали лопатами и исходили холерным поносом в лагере Пенахоенг, их командующий генерал Ван Свитен начал действовать в собственном стиле. Своим первым приказом по корпусу он запретил под страхом смерти сжигать кампонги (деревни), чтобы поставить себя в глазах местных "цивилизованным гуманистом". Нескольких незадачливых солдатиков, запаливших хижины, генерал без жалости приказал расстрелять. "Казнь рядового Яна Левена была тяжелой, - записал солдат Карл Янссенс. - Когда вся расстрельная команда из жалости выстрелила мимо, старик (Оudeman) распорядился повесить беднягу".

Затем генерал Ван Свите отправил окрестным феодалам и племенным вождям послания, в которых напоминал о "притеснении их прав тиранией султана" и, в обмен на верность голландской короне, обещал богатую награду. Разумеется, потом почти никто почти ничего не получил, как и верность короне Нидерландов не сохранил, но на данном этапе это сработало. Польстившись на посулы, некоторые аристократы, к тому же деморализованные поражением на побережье, начали уводить из Кутараджи свои отряды. Когда голландский экспедиционный корпус выступил на столицу султаната Ачех, у ее защитников уже не было численного преимущества.
6 января главные силы голландских колониальных войск форсированным маршем, но без какой-либо предварительной разведки подошли к Кутарадже. С ходу они атаковали мечеть Байтуррахман Рая, стены которой еще с прошлого штурма носили следы работы артиллерии. Защищавшие этот ключевой пункт обороны султанские гвардейцы с тех пор окопали его дополнительным земляным бастионом и оказали яростное сопротивление. Только после больших потерь захватчикам удалось взять мечеть; отличился батальон морской пехоты, который первым ворвался в укрепление и выбил ачехцев штыками.
Однако на этом успехи дня для голландцев закончились. Защитники столицы Ачеха азартно палили по ним с цитадели Кратон и городских укреплений из старых и новых орудий, а морпехам пришлось до вечера отражать упорные контратаки гвардии султана на занятую ими столичную святыню.

К фото - Гвардейцы султана периода Ачехской войны, в мундирах поверх национальных костюмов, за поясами - кинжалы ренчонг с рукоятками характерной формы. На второй фотографии, возможно, они же, если пережили войну, запечатленные американским журналистом спустя полвека.

В итоге генерал Ван Свитен приказал окапываться, подтягивать осадную артиллерию и начинать регулярную осаду. Она продлилась до 24 января 1874 г. и сопровождалась ежедневными артиллерийскими перестрелками, в ходе которых ни одна из сторон не могла подавить огонь другой, но постоянно прилетало по домам несчастных мирных жителей.

В качестве дополнительного дара цивилизации, голландцы принесли местным эпидемию холеры. Впрочем, жители Суматры в силу специфической микрофлоры организма переносили ее легче, чем европейцы. Население Кутараджи массами бежало из города. Покинул город и заболевший султан Алауддин Махмуд Сайах II. Возможно, это был разумный шаг, но гоноровые воинственные ачехцы не простили бегства своему монарху и начали упрекать его в слабости и даже в измене. Покинутый большинством приближенных, султан вскоре скончался не столько от холеры, сколько от тяжелого огорчения.
24 января 1874 г. оставшиеся силы защитников столицы Ачеха скрытно покинули ее и укрепились неподалеку в селении Лампо Оек. Голландцы заметили уход противника только когда на их артиллерийский барраж за несколько часов не ответило ни одного выстрела. Войска Нидерландской короны с сомнительным триумфом вступили в покинутую Кутараджу. Генерал Ван Свитен на радостях приказал армейскому оркестру сыграть торжественный марш "Wien Neêrlands bloed spelen" и раздал офицерам шампанское. В тот день его приказ войскам гласил: «Кратон (султанская цитадель) наш, и гордый народ Ачеха должен был уступить вашему мужеству и вашим военным навыкам». Капитан артиллерии Борель (Borel), участник событий и военный корреспондент, парировал: "Ван Свитен проигнорировал факт, что война заканчивается только тогда, когда обе стороны согласны".

Уже 29 января генералу представился шанс убедиться, что, по словам того же капитана Бореля, "власть в Ачехе находилась не в руках султана, а местных вождей, лишь немногие из которых были на стороне голландцев, остальные вожди продолжали партизанскую войну". В этот день произошло несколько боев вышедших из Кутараджи голландских патрулей "не понятно с кем". 11 апреля оправившееся после падения столицы ачехское ополчение штурмовало голландский лагерь в Пенахоенге, правда, неудачно. А 16 апреля высланный для преследования партизан отряд майора Ромсвинкеля (Romswinckel) натолкнулся на главные силы защитников Ачеха в укрепленном селении Лампо Оек, атаковал, и был отбит с потерями. В "картину победы" генерала Ван Свитена это явно не укладывалось, и он принял "мудрое стратегическое решение" - запретил все выходы голландских подразделений из мест расположения.
26 апреля 1874 г. генерал Ван Свитен отправился в Батавию, чтобы быть официально увенчанным лаврами победителя. Дабы было кому играть на параде верные легионы триумфатора, старый честолюбец захватил с собой солидную часть своих сил: батальон морпехов и эскадрон кавалерии, действительно отличившиеся в компании, а также два пехотных батальона - для массовки. 1 мая мнимых "доблестных победителей" торжественно встречал генерал-губернатор Голландской Ост-Индии Джаймс Лоудон.
За время командования Ван Свитена экспедиционными силами в Ачехе 1 700 солдат и офицеров погибли или умерли от болезней, еще более тысячи больных и раненых были эвакуированы.
Ачехцы ни в коем случае не были побеждены. Завоеванная территория составляла лишь небольшую часть султаната Ачех, фактически это были только личные владения султана - Далам. На место почившего Алауддина Махмуда Сайаха II "партия войны" ачехской знати избрала внука предпоследнего султана по иной династической линии, 9-летнего Алауддина Мухаммада Дауда Сайаха, 2-го своего имени, 35-го султана Ачеха. 4 марта 1975 г. его интронизация прошла в мечети Лам Теунго в городе Анук Галонг, расположенном в труднопроходимых горах Пиди и ставшим новой султанской резиденцией (Кота-Далам). Воинственные вожди были довольны: пока мальчишка не достигнет зрелости, никто не будет мешать им поступать, как они хотят.
Зато очень недовольны были голландские войска, оставленные своим сбежавшим за лаврами генералом под командованием полковника Пейля (Peil). Cогласно приказу, оставленному Ван Свитеном, наступательные действия не разрешались. Голландцы сидели на скудном пайке в завоеванной Кутарадже и в лагере Пенахоенг, пока холера и ачехские партизаны собирали среди них обильный урожай смерти. В сезон дождей после наводнения трупы похороненных солдат всплыли из размытых могил, отравляя воду и наполняя окрестности зловонием. Спустя годы после второй Ачехской экспедиции несколько ее участников - капитан Борель, колониальный чиновник Ньювенхейзен и рядовой Янссенс - в своих мемуарах были едины в характеристике этого периода: "на грани между жизнью и умиранием". К маю 1874 г. в строю оставалось не более 2,5 тыс. человек...

РУБИНЫ ВМЕСТО ПАТРОНОВ.
Победные салюты в честь генерала Ван Свитена смолкли, однако над Голландской Ост-Индией все громче звучали рассыпная стрельба ачехских партизан по голландским опорным пунктам и последние проклятия умирающих от болезней солдат. В метрополии королевское правительство поняло, что старый интриган Ван Свитен одурачил всех со своими фальшивыми победными реляциями, быстрее, чем генерал-губернатор Лоудон на месте. Результат: в 1875 г. "облажавшийся" генерал-губернатор был вынужден оставить свой пост, его место занял менее внушаемый Йохан Вилем Ван Лансберге (Johan Wilhelm van Lansberge). В Ачехе голландцы полностью сменили стратегию. Не имея сил для широкомасштабной войны с разрозненными, но многочисленными и высоко мотивированными силами местного сопротивления, колонизаторы до поры перешли к глухой обороне своих фактических завоеваний: столицы Кутараджи с территорией Далама и важной гавани Уле Лей. Измученные войска экспедиционного корпуса были сменены новым контингентом в составе 22 гарнизонных рот, большая часть которых была сформирована из регулярно обученных туземных солдат, набранных среди враждебных ачехцам племен Суматры и Явы, хорошо знавших местность и приспособленных к жаркому влажному климату. Разумеется, под командой голландских офицеров и сержантов (постепенно на командные должности стали продвигать самых надежных туземцев, голландцы были в этом отношении "толерантны"). Голландским был и личный состав артиллерии, которая увеличилась до полусотни стволов.

Основную роль на новом этапе войны предстояло играть эскадре Королевского Нидерландского флота из 18 винтовых шлюпов, вооруженных клиперов и быстроходных парусно-паровых сторожевых судов. Они замкнули берега султаната Ачех в жесткой блокаде, не давая проскочить ни одному "купцу" с современным оружием и боеприпасами для ачехских ополченцев. Зачем султану все его рубины и алмазы, если за них не купишь и горстки патронов, а наличные запасы легкомысленные партизаны расстреливают каждый день в бесконечных стычках с голландцами и друг с другом, а то и просто для развлечения? Эта тактика сработала. Вскоре султанская гвардия была вынуждена проводить рейды против собственных ополченцев для изъятия "излишков боеприпасов".

За последующие несколько лет "позиционной" войны положение защитников Ачеха существенно ослабло, тем более, что многие из их вождей сами не осознавали этого. Поэтому новый командующий голландскими колониальными войсками в Ачехе, энергичный и амбициозный полковник Карл Ван Дер Хейден ( Karel van der Heijden) решил, что настал час для контрнаступления.

Летом 1878 г. в Ачех были переброшены значительные подкрепления с Явы и Паданга: три колониальных пехотных батальона и несколько рот морской пехоты, а также горноартиллерийский и кавалерийский дивизионы - по 2 батареи и эскадрона соответственно.

Решающее сражение состоялось при Самаланге. Ачехцы сначала успешно остановили продвижение всех голландских колонн... Но тут у них закичились боеприпасы. Оставалось только атаковать противника со знаменитыми мечами клевангами и копьями, а в полевых условиях это было равносильно самоубийству. Во время этих отчаянных атак погибли большая часть султанской гвардии и почти все из еще служивших Ачеху иностранных офицеров.

После сокрушительного поражения остатки ополчения султаната надолго перешли исключительно к партизанской борьбе, а многие феодалы и вожди племен выстроились в очередь "замиряться".

МИССИЯ "ВСАДНИКА".
"Народ ачинский и соседние с ним племена доведены до отчаянного положения, но..., истощаясь в военной борьбе с голландцами, они ни под каким видом не хотят покориться их тяжкому и суровому владычеству; ... берега их острова находятся в тесной блокаде со стороны голландских крейсеров, вследствие чего подвоз оружия и военных запасов становится невозможным, но, несмотря на все это, ачинцы решились скорее погибнуть все до последнего с одним холодным оружием в руках, чем счесть себя побежденными", - вот как описывал положение султаната Ачех известный русский писатель и военный журналист Всеволод Владимирович Крестовский.

Весь мир с отстраненным интересом следил за экзотической колониальной войной, но некоторые дипломатические телодвижения в поддержку султаната Ачех сделала только Франция, опасаясь усиления голландцев под боком у своего Индокитая. Для русской общественности и, тем более, для правительства Российской империи эта война оставалась очень далека. Тем не менее, именно к далекой северной империи ачехцы в 1878 г. обратили мольбу о помощи.
Считается, что идея просить протектората Российской империи исходила от руководителя "партии войны", регента при подростке-султане знатного аристократа Таунку Хасима. Регент полагал, что Россия, не имевшая заморских колоний, лучше всего подойдет на роль международного защитника для свободолюбивого султаната. Его поддержали ачехские улемы, мусульманские вероучители, свидетельствовавшие, что Белый царь добр к правоверным.
В ноябре 1878 г., когда стало известно, что в Пенанге встал на ремонт клипер Российского императорского флота "Всадник", полномочная ачехская делегация прибыла туда и просила командира корабля капитана 1-го ранга Андрея Павловича Новосильского довести до своего правительства просьбу султаната Ачех о покровительстве.

"Подумав, каким бы образом удобнее перевести это дело на практическую почву, Новосильский предложил посланцам приложить к петиции английский перевод ее текста, скрепить то и другое именными печатями султана ачинского и всех прочих владетельных князей Суматры и переслать на его имя до востребования в Неаполь. На все это он дал им трехмесячный срок, так как рассчитывал к марту месяцу быть со своим клипером на неаполитанском рейде. При этом было условлено, что какой бы оборот не получило это в Петербурге, он уведомит о его результате проживающего в Пенанге агента султана ачинского (бывшего в числе уполномоченных) условною телеграммой.
К назначенному сроку петиция была прислана в Неаполь, и А. П. Новосильский представил ее при рапорте по начальству для передачи в министерство иностранных дел."
(Крестовский В.В. В дальних водах и странах, 1882)
Так во внешнеполитическое ведомство Российской империи поступил телеграммой рапорт военно-морского командира, заверенный русским консулом в Неаполе и дублировавшийся обращением к императору Всероссийскому Александру II. "Ачинцы, жители Суматры просят Ваше Величество о подданстве России..."

О том, насколько серьезно рассматривался в России этот вопрос, достоверных сведений нет. Предоставим слово для дальнейшего рассказа В.В. Крестовскому:
"По прошествии некоторого времени ему было отвечено, что прошение султана Ачинского и прочих не может быть принято во внимание, так как Россия находится с Голландией в дружественных отношениях. Тогда Новосильский телеграммой на имя султанского агента ответил, как было условлено, двумя словами: «No chance» (не идет), и на том дело было покончено {Рассказ записан со слов А. П. Новосильского, тогда же ему прочтен и одобрен им относительно верности.}".
________________________________________________Михаил Кожемякин.

ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ.

АЧЕХСКАЯ ВОЙНА 1873-1904 гг., или как Султанат Ачех искал спасения от голландцев у двух империй.
"В конце ноября и в декабре 1878 года клипер «Всадник», состоявший в то время под командой капитана 1-го ранга Андрея Павловича Новосильского, находился в течение около трех недель в Пенанге (порт на западном берегу Малаккского полуострова, против Суматры) для некоторых исправлений на судне.

4-го декабря на борт «Всадника» явилось несколько человек азиатов, одетых весьма богато в свои живописные парадные костюмы. Судя по виду, это все были люди очень солидные, сановитые, с умными и выразительными лицами. (...)
Будучи приняты в капитанской каюте, (...) гости объявили, что они уполномоченные посланцы султана ачинского, который поручил им некое дело государственной важности. Затем рассказали, что народ ачинский и соседние с ним племена доведены до отчаянного положения, но что, истощаясь в военной борьбе с голландцами, они ни под каким видом не хотят покориться их тяжкому и суровому владычеству. (...) А потому, пользуясь пребыванием в Пенанге русского военного судна, их султан и соседние с ним владетельные князья решились наконец привести в исполнение план, давно ими задуманный и пользующийся на всем острове, а в Ачине в особенности, большою популярностью, — именно: ходатайствовать перед престолом великого Белого царя о принятии их под непосредственное покровительство всемогущей русской державы.

При этом они заверяли, что если Белый царь отнесется к сему ходатайству благосклонно, то вслед за Ачином вся Суматра с радостью отдастся «под сень его высокой руки». Они умоляли Новосильского не отказать их просьбе принять на себя передачу ходатайства их султана и князей к подножию русского престола, так как снаряжать особое посольство в Петербург ни султан ачинский, ни другие владетели при нынешних трудных обстоятельствах не имеют возможности.
Выслушав столь неожиданное заявление, А. П. Новосильский почувствовал себя в большом затруднении. (...) Но с другой стороны, видя такую серьезность и настоятельность просьбы, а также важность возлагаемого на него поручения, сопряженного с облегчением участи трех миллионов людей и с добровольным присоединением к России одной из богатейших стран в мире, он не счел себя вправе ответить этим людям безусловным отказом.
— Мы знаем, что вы в войне с голландцами, — сказал им между прочим Новосильский, — но если вам в самом деле пришлось уже так плохо, отчего же вы не обратились за протекторатом к англичанам? (...) Они же к вам гораздо ближе и вы их хорошо знаете...
— О, да!.. Конечно, мы их знаем! Мы даже хорошо их знаем!.. Англичане, быть может, и помогли бы нам, но они будут такие же, как и голландцы, если не хуже…. Ни к кому и ни под кого, только под руку русского императора!"
(Крестовский В. В дальних водах и странах, 1882.)

СУЛТАНАТ АЧЕХ - ТВЕРДЫНЯ ПРАВОВЕРНЫХ и морских разбойников.

Вот на какую историю о несостоявшемся российском протекторате на о.Суматра (совр. Индонезия) навела упомянутая несколькими постами ранее картина молодого голландского баталиста Исаака Исраэльса "Транспортировка колониальных солдат в Ост-Индию".

Султанат Ачех (в ином прочтении: Аче, в Российской империи было принято название: Ачин)), занимавший северную оконечность острова Суматра, имел богатое и бурное прошлое.
Ачехцы исповедовали Ислам с ХIII в. и считались самыми ревностными мусульманами в регионе. Их язык содержит многочисленные заимствования из арабского. Тем не менее, сохранялись и некоторые доисламские традиции - например, активная роль женщин в общественном укладе. Так, среди монархов Ачеха было немало султанш, один раз - сразу четыре подряд.
Исторически сложилось, что жители богатых приморских городов (орангбанта, "люди города") были прекрасными моряками и пиратами, искусными мастерами и оборотистыми торговцами, в т.ч. работорговцами. Горцы-селяки (орангдусун, "люди деревни") были беднее и занимались экстенсивным земледелием, зато представляли собой отличную легкую пехоту, всегда готовую к разбойничьим подвигам.
Независимость Ачех получил в 1520 г., отделившись под собственный скипетр султана Али Мугхайат-шах от средневекового княжества Педир. Историки характеризуют устройство султаната как "военно-феодальное государство восточного приморского типа". Повелитель-султан правил из собственного "домена" (Далам) со столицей в сильной крепости Кутараджа. Ему присягали на верность владетели вассальных приморских княжеств и городов (улумбанга), вожди воинственных горных племен, главари разбойничьих кланов и мирные деревенские старосты. Когда султан поднимал знамя войны, алое с изображением кривого клинка и начертанными священными символами Ислама, его вассалы собрали ополчение: пешее, конное, но, главное - корабельное. Собирались очень быстро, в отличие от ленивых европейских графов и баронов.

Воевали султаны Ачеха часто и с переменным успехом - в основном против окопавшихся в Малакке португальцев и союзных им местных княжеств. Основу боевой мощи Ачеха составлял могучий флот, регулярно опустошавший побережья соседей. Португальские хроники XVII в. свидетельствуют, что Ачехский султан Искандар-шах, смелый завоеватель(имя обязывало!), имел на постоянной службе сотни кораблей и до 20 тыс. моряков...

Наряду с военными набегами, благосостояние Ачеха прирастало морской торговлей. Установив жесткую монополию на экспорт перца и золота, султаны снаряжали караваны груженых этими драгоценными товарами судов в Китай, в Индию, к берегам далекой Аравии. Вассальные феодалы до поры не осмеливались нарушать исключительные права султанов; они с успехом торговали захваченными в пиратских набегах рабами, превратив Ачех в региональный центр продажи "живого товара".

Широкие торговые связи Ачеха способствовали международным контактам. Ачехцам были хорошо известны Китай, Индия и Юго-Восточная Азия, а также основные морские державы Европы. Султанат поддерживал связь с Меккой, куда отправлялись вдохновенные паломники, и с Османской империей, куда направлялись полномочные дипломаты. В 1560-х гг. Ачех даже признал над собою халифат (в данном случае - духовную власть) османского султана Сулеймана Великолепного. Признал не без материальной выгоды обеих сторон: пребывающая в вечном дефиците османская казна пополнилась драгоценными камнями со сказочного острова, а в Ачех в 1566-67 гг. прибыли корабли от далеких братьев по вере из Истамбула (экспедиция Куртоглу Хызыр-Реиса), доставившие для помощи в борьбе с португальцами "военспецов" - пушечных мастеров, артиллеристов, военных инженеров.
С тех пор военная мощь султаната усилилась артиллерией собственного производства, считавшейся сильнейшей на Малайском архипелаге. Но основу вооруженных сил вплоть до второй половины XIX в., когда ачехцам пришлось столкнуться с Королевской Нидерландской Ост-Индской армией, составляло феодальное ополчение. Низшим тактическим подразделением являлся "кампонг", в переводе - "деревня", отряд, выставленный жителями одного поселения.

У султана и крупных феодалов имелись постоянные гвардии или дружины. Мусульманские вероучители, "улема", выставляли собственную милицию из "талибов" - учащихся духовных заведений. Оперативные соединения были переменного состава и создавались для решения конкретной боевой задачи.
Традиционным вооружением воинов Ачеха было клинковое холодное оружие экзотических форм и названий - ренчонг, пенанг, клеванг, крис. Пики делали просто: из прочной жерди с закалённым в огне острием. Бережно сохранялись старинные мушкетоны с устрашающими раструбами, кремневые ружья и пистолеты "османского" типа, однако ачехцы хорошо понимали преимущества современного оружия. Экспортерами такового в султанат во второй половине XIX в. выступали предприимчивые "торговцы смертью" из Североамериканских штатов, Великобритании и Франции. На вооружении островитян появились винтовки Лебеля и Спенсера (обр. 1860), карабины Шарпса (обр.1853), револьверы Лафорше и даже полевые 10- и 20-фунтовые орудия Паррота (широко известные по Американской гражданской войне и воспетые Жюлем Верном). Впрочем, все это покупалось султаном и крупными феодалами разрозненными партиями, отдельными воинами - "по случаю", и решающего веса в "залпе" ополчения не имело.

Жители и правители Ачеха часто и много воевали, с началом упадка султаната в XVII в. - в основном друг с другом в постоянных междоусобных и династических войнах, но их боевое мастерство все равно совершенствовалось. Разбойникам-горцам было не занимать умения в партизанской войне, они дрались так поколениями. А вот воины султана и крупных прибрежных княжеств подражали регулярным войскам. Они владели тактикой и ведения огня залпами, и массовых пехотных атак рассыпным строем, и искусством фортификации, при чем форты и бастионы строили по европейскому образу и подобию. Постоянные воинские отряды правителей с ХIX в. начали носить элементы униформы, как правило - синие однобортные мундиры в сочетании с национальными шапочками-сонгкак и саронгом (повязанный на пояс красочный платок, висевший поверх штанов). При этом - босиком!

При трехмиллионном населении султаната Ачех и традиции: "каждый мужчина - воин", мобилизационные ресурсы были очень велики. При необходимости брались за оружие и женщины самого разного семейного статуса и возраста;  девочки-горянки в некоторых племенах учились владеть клинком и ружьем в обязательном порядке, многие аристократки - по настроению.

А вот военный флот султаната пришел в новое время в полный упадок и противостоять европейским боевым кораблям не мог.

ПРИШЕСТВИЕ ГОЛЛАДЦЕВ.

"В эпоху, когда буржуазные страны Европы перешли к построению колониальных империй, Ачех переживал период феодальной раздробленности", - писал советский историк В.А.Тюрин, основной историограф Ачехской войны в СССР (Тюрин, В.А. Ачехская война. Из истории национально-освободительного движения в Индонезии. М., 1970).
На самом деле, не совсем так. К 1870-м гг. Ачех стал потихоньку "выползать" из периода феодальных и династических междоусобиц. Султан Кутараджа Алауддин Махмуд Сайах, 2-й своего имени и 34-й на троне Ачеха, мастер "мягкой силы", сумел договориться с крупными феодалами, предоставив им автономии "сколько смогут переварить" в обмен на признание своего суверенитета над государством и 15% налог в казну с основных экспортных товаров - перца и кофе. До поры до времени политическая свобода Ачеха поддерживалась даже "законодательницей мод" в колониальной политике Великобританией. В британском военном ведомстве справедливо полагали, что "война с Ачехом по сложности превзойдет Индийскую (восстание сипаев 1857-59 гг.)", а, пока в Европе предпочитали перчить суп и варить кофе, доходы с масштабной внешней торговли султаната этими "вкусностями" прочно контролировали "плутократы Лондонского Сити". Дело в том, что, сохранив лидирующие объемы продаж "spices", Ачех к ХIХ в. начисто проиграл конкуренцию за их вывоз. Архаичный торговый флот султаната "не котировался" по сравнению с современными быстроходными кораблями англичан, следовательно, ачехцы были вынуждены полагаться на контракты с английскими судовладельцами, и платить, платить, платить...
Королевство Нидерланды, небольшая европейская страна, но отнюдь е самая меньшая колониальная империя, стали самостоятельным игроком на экзотическом карточном столе, получившем название Голландская Ост-Индия (часть Малайского архипелага и Новая Гвинея, ныне - Индонезия и ряд др. стран региона) в 1800 г. Тогда Нидерландская корона национализировала местную Ост-Индскую компанию и перешла от военно-торговой экспансии и небольших баз-факторий "за морями" к обыкновенной практике колониальных захватов. К 1830-м гг. голландцам удалось колонизировать Яву и некоторые другие острова, применяя банальные, но безотказно работавшие приемы: "разделяй и властвуй", "обещай и не выполняй", "кнут и пряник, но кнута больше" и т.п.

На султанат Ачех голландские колонизаторы до поры не зарились. Они также понимали потенциальную опасность конфликта с лучшими вояками в регионе, и к тому же не хотели обострять отношения с Англией. С 1824 г между Голландской Ост-Индией и султанатом действовал "договор о ненападении", а британцами голландцы расходились, "натянув вежливые улыбки". Однако, по мере укрепления своих позиций в регионе к середине века, Нидерланды начали "показывать зубы" даже британскому льву, напоминая, что у них в гербе есть свой собственный лев, а наготове - военный флот и Королевская Нидерландская Ост-Индская армия (Koninklijk Nederlands Indisch Leger; KNIL) в составе 21 пех. батальона, 9 батальонов т.н. егерей Ван Клееренса (Korps Jagers van Cleerens, названы по имени генерала-создателя в 1831 г.), плюс артиллерия, кавалерия и вспомогательные подразделения.

Одновременно Великобританию начали раздражать попытки султана Ачеха вырваться из кабалы двусторонних торговых договоров. Алауддин Махмуд Сайах, 2-й своего имени, направил эмиссаров с полными шкатулками драгоценных камней искать альтернативного договора с США, при чем на условиях предоставления султанату в аренду знаменитых американских "чайных клиперов". Лондону становилось невыгодно защищать независимость строптивого партера.
Соперничество между Нидерландами и Великобританией за контроль над Малаккским проливом (обретшим особую важность для судоходства после открытия Суэцкого канала в 1869 г) и торговлей на Суматре было разрешено подписанием 2 ноября 1871 г. Суматрского договора. По его условиям меньшой лев (голландский) признал за большим сохранение его экономического приоритета в регионе, а большой лев (британский) взамен предоставил меньшому право вдоволь поохотиться на Суматре. Т. е. Великобритания предоставила Нидерландам "свободу рук" в отношении султаната Ачех, независимость которого портила целостную картину Голландкой Ост-Индии.
В мае 1872 г. голландки дипломат Крайенхофф (Krayenhoff) прибыл в столицу султаната Ачех Кутараджу, чтобы вручить требования своего правительства, которые означали фактически признание политического протектората Нидерландов. Кроме того, султан Алауддин Махмуд Сайах должен был положить край пиратству своих подданных в Малаккском проливе (они действительно плотно "кошмарили" там торговое судоходство). Султан, которого современники описывали как очень миролюбивого, но твердого человека, что называется, "выдержал марку". Он не принял носителя ультиматума лично, предоставив ему вручить свои бумаги через султанскую канцелярию. Прибрежным правителям, тем не менее, последовало жесткое требование прекратить корсарские рейды. Успеха оно не возымело - ачехские моряки зарабатывали пиратством на протяжении многих поколений. Крупные феодалы и племенные вожди, уверенные в своих военных силах (частично вооружённых современным оружием и изредка слегка обученных европейскими или американскими авантюристами), предпочитали столкнуться с вторжением "каких-то голландцев", чем отказаться от традиционного образа жизни.
Войны хотели все, война была неизбежна.
Не хотел ее, пожалуй, только один человек - Алауддин Махмуд Сайах, 2-й своего имени, 34-й султан Ачеха. И он действовал.

СЫН ТУРЕЦКОПОДДАННОГО.
Стремление избежать военного вторжения голландцев заставило султана Ачеха предпринять не лишенный резона дипломатический ход: искать покровительства одной из "великих держав", при чем такой, которая бы не установила над султанатом классического колониального протектората. Простейшим вариантом представлялось турецкое подданство, о фиктивном существовании которого Алауддину Махмуду Сайаху II вовремя напомнил аристократ и успешный международный коммерсант Саид Хабиб Абуррахман ас-Захир, сын арабского купца, выходца из Османской империи, и ачехской княжны.
Султан судорожно ухватился за возможность избежать войны и немедленно снарядил "сына турецкоподданного" в качестве полномочного посланника к престолу Оттоманской Порты в Истамбул.
Саид Хабиб Абуррахман ас-Захир, как истинный коммерсант наделенный и талантами переговорщика, и умением рисковать, отправился в путь на американском корабле всего с несколькими сопровождающими, инкогнито, выдавая себя за агента... голландского ювелирного торгового дома. Это объясняло наличие сундучка с драгоценностями для подношений Дому Османов и "тяжелого вооружения" для его охраны.

Прибыв в Истамбул, Саид Хабиб Абуррахман ас-Захир грамотно выстроил свою дипломатическую миссию. Он апеллировал перед правительством османского султана Абдул-Хамида II к существующему фираману Сулеймана Великолепного о признании халифата над султанатом Ачех, и одновременно энергично искал общественной поддержки делу защиты суматрских братьев-мусульман от "неверных". Свободная пресса была одним из наиболее быстро модернизировавшихся институтов Османской империи, и расторопные газетчики оказали ачехскому посланнику большую (не бесплатную) поддержку, подняв волну народных симпатий к сказочному заморскому султанату. Посол Ачеха пошел даже на столь рискованный шаг, как анонсирование в газетах отправки 8 турецких боевых кораблей к побережью Суматры...
Однако Оттоманская Порта, в 1873 г. находившаяся в не самом стабильном международном положении, затягивала с ответом, а в это время активно консультировалась с европейскими державами, "чтобы не оскорбить великие силы".

За время пребывания в Истамбуле, ачехский посланник встречался и с главой дипломатического представительства Российской империи графом Николаем Павловичем Игнатьевым. Есть версия, что, сомневаясь в успехе своей миссии, он зондировал почву поддержки Ачеха Россией. Однако в 1873 г. просьба о протекторате России еще не прозвучала, по крайней мере официально.

Наконец, вдоволь потомив Саида Хабиба Абуррахмана ас-Захира ожиданием и попользовавшись его дарами, внешнеполитическое ведомство Абдул-Хамида II дало ответ в идеально обтекаемой форма: османский халифат над султанатом Ачех означает духовное, а не политическое покровительство, а от голландцев получены гарантии, что на мусульманскую веру жителей Суматры они посягать не будут. За сим наилучшие пожелания его величеству султану Алауддину Махмуду Сайаху II от его величества султана Абдул-Хамида II.
На остатки посольских средств Саид Хабиб Абуррахман ас-Захир сумел организовать отправку в Ачех группы турецких офицеров-добровольцев, однако официально ни политической, ни военной помощи он в Истамбуле не получил.
Одновременно с провальной миссией "сына турецкоподданного", султан Ачеха предпринял последнюю попытку договориться с властями Нидерландской Ост-Индии. Ачехский дипломат Панглима Табанг был отправлен к голландкой колониальной администрацией с просьбой провести двусторонние переговоры на высшем уровне в течение полугода. Голландцы прияли предложение, однако Панглима Табанг совершил ошибку, отплыв после этого на голландском военно-морском шлюпе "Marnix".

Агенты секретной службы Нидерландов "сели ему на хвост", и через два месяца "застукали" дипломата в Сингапуре, где он вел секретные переговоры с консулами США и Италии о возможности политической и военной поддержки султаната. Реакция была ожидаемой: в марте 1873 г. султану Ачеха последовало "последнее голландское предупреждение", по сути означавшее: капитуляция или война. "Тогда война", - с глубоким прискорбием ответил Алауддин Махмуд Сайах, 2-й своего имени, как известно, человек миролюбивый.

ПЕРВАЯ ГОЛЛАНДСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ.
26 марта 1873 г. война была объявлена султанату Ачех генерал-губернатором Голладской Ост-Индии Джейсмсом Лоудоном (James Loudon). В тот же день в Сингапуре была сформирована эскадра из военных шлюпов и транспортов, на борту которой завоевывать Ачех отплыло соединение Королевской Нидерландской Ост-Индской армии во главе с опытным  колониальным командиром генерал-майором Кёлером (Johan Harmen Rudolf Köhler, 1817-1873).

Лично очень храбрый человек, сын кадрового сержанта, генерал Кёлер прослужил в колониях около 35 лет, однако военно-организаторских и полководческих талантов в первой экспедиции на Ачех он не проявил. Тот факт, что традиционная система племенных и феодальных ополчений султаната позволяет в кратчайшие сроки поставить под ружье более 100 тыс. умелых воинов, голландцами не был принят во внимание вообще. Они оценивали численность воинских формирований противника как "не более 10 тыс.". Поэтому силы, выделенные генералу Кёлеру, были весьма скромными: 3 колониальных батальона и несколько отдельных рот при паре батарей горной артиллерии, всего не более 3 600 солдат и офицеров. Многие только что прибыли из метрополии и еще не прошли акклиматизацию. Вьючные животные не были обучены, и во время компании солдатам приходилось таскать орудия на руках. Войска даже не имели колониальной формы, вступая в бой в красивых, но неудобных во влажном и жарком климате суконных мундирах. В довершение ко всему, голландскую эскадру сразу стал преследовать злой рок. На двух кораблях разразилась "желудочная инфекция" (дизентерия или холера?), пришлось объявить их на карантине и отправить назад вместе с находившимися на них воинскими подразделениями и вооружением. 8 апреля, когда голландская эскадра прибыла в устье реки Ачех близ столицы султаната Кутараджи, к высадке оказались готовы менее 3 тыс. штыков. Это учитывая моряков-добровольцев, которых спешно собрали по всем кораблям, чтобы хоть как-то усилить поредевшие еще до боя батальоны...

Вход в реку защищали два земляных укрепления, возведенных ачехцами в соответствии с канонами европейской фортификации. Тем не менее, голландцы бодро начали обстрел столицы султаната с предельной дистонии и приступили к высадке шлюпочного десанта. Главные силы голландского флота составляли винтовые шлюпы типа "Watergeus" и "Marnix", на каждом по 4 - 6 нарезных 160-мм орудий голландского производства или 7-дюймовые британские "Армстронги". Военные транспорты, в качестве которых использовались и устаревшие боевые корабли, были вооружены гладкоствольной артиллерией, но числом поболее. Ачехцы могли отвечать из своих фортов только огнем архаичных бронзовых и чугунных орудий "османской модели" и ожидаемо проиграли артиллерийскую дуэль. Высадка десанта состоялась, гарнизоны фортов отступили, и укрепления были захвачены.
А дальше "что-то пошло не так". Не мудрствуя лукаво, генерал Кёллер планировал применить отработанную на Яве тактику: форсированный марш главными силами на столицу, захват султанской резиденции в укрепленной цитадели Кратон и очередное принуждение к покорности местного монарха.
Однако вместо быстрого марша получилось тяжелое продвижение с постоянными изматывающими боями, хотя идти по прямой было всего несколько километров. Местность представляла собой холмистый ландшафт, поросший труднопроходимыми джунглями. Голландские колонны оказались привязаны к дорогам, а дороги защитники Ачеха предусмотрительно перекрыли завалами. Местные ополченцы круглыми сутками обстреливали захватчиков, не давая им расслабиться ни в походе, ни на привале, а при любой удобной возможности - атаковали с холодным оружием.

Любое голландское подразделение, отделившееся от главных сил для фуражировки или, попросту, "мародерки", рисковало попасть в засаду. В результате солдаты на походе питались в основном сухарями, печально известными морскими "broodkruimels" двойной-тройной закалки, которые можно описать как "прощай, зубы".

"Мы можем считать своей только ту землю, на которой стоим", - записал в апреле 1873 г. молодой солдат Карл Янссенс (Karl Janssens), участник первой и второй экспедиций против Ачеха.
Голландские войска с трудом пробились к столичному укреплению Кратон только 14 апреля. Здесь их встретила гвардия султана Ачеха, около 2 800 обученных бойцов при нескольких полевых орудиях. С тыла и с фланга голландцев беспокоили ополченцы. Ожесточенное сражение завязалось за укрепленную мечеть Байтуррахман Рая.
Султанская гвардия со своими винтовками Лебеля и французскими инструкторами не смогла удержать первой атаки голландской колониальной пехоты, и мечеть была взята. Тогда гвардейцы вытащили свои страшные мечи-клеванги и бросились в рукопашную. На сей раз пришлось "показать тыл" уже голландцам, и над мечетью сова взвились алые флаги Ачеха. Но голландские войска перегруппировались, подтянули артиллерию и опять выбили ачехцев. В эту минут среди общей канонады раздался роковой выстрел - голландский командующий генерал Кёллер, осматривавший захваченные позиции, был смертельно ранен пулей в грудь.

Бой после этого быстро "заглох" на достигнутых результатах. Командование голландским силами перешло к полковнику Ван Даалену (Eeldert Christiaan van Daalen). Он еще некоторое время пытался продолжать борьбу за столицу Ачеха. Однако после того, как 16 апреля захлебнулся в крови штурм укреплений Кратона (за полчаса боя голландцы потеряли около 100 чел. убитыми и ранеными, вкл. командующего офицера майора Кавалье), Ван Даален понял, что ему не победить, и отдал приказ к общему отступлению.
Защитники Ачеха торжествовали победу. Однако у этих воителей в десятом поколении хватило благородства отдать должное упорству и храбрости врага. "Голландцы - мужчины", - говорили они. Султан Алауддин Махмуд Сайах распорядился предоставить незадачливым колонизаторам "золотой мост" для отступления в надежде, что они поскорее уберутся за море.

Голландские войска отступили на берег. Там Ван Даален, не скрывая раздражения, сообщил правительственному комиссару Ньювенхейзену (Nieuwenhuijzen), что экспедиционный корпус слишком слаб, чтобы успешно продолжать операцию, недостает артиллерии для огневой поддержки и понтонов для пересечения водных преград, а также многих других боевых материалов. Командующий военно-морскими силами адмирал Купман также рекомендовал свернуть боевые действия из-за приближающегося сезона дождей. Старый морской волк, знакомый со здешней погодой, предупреждал, что военные лагеря на побережье может попросту смыть, а солдаты начнут сильнее страдать от тропических болезней.
После консультации с правительством метрополии генерал-губернатор Голландской Ост-Индии Лоуден 23 апреля 1873 г. отдал приказ экспедиционному корпусу полностью покинуть Ачех и вернуться на Яву. 25 апреля последний голландский солдат сел в шлюпку и с содроганием оглянулся на прибрежные заросли. "Мы уходили, зная, что нас еще заставят вернуться и заплатить новую цену за обладание этим берегом", - записал рядовой Карл Янссенс.
Первая экспедиция стоила голландцам 4 офицеров и 52 нижних чинов убитыми, а ранеными - 27 офицеров и 411 нижних чинов. Почти половина солдат были больны все той же "желудочной инфекцией" - армия истекала не только кровью, но и поносом...
Труп генерала Кёллера был доставлен на пароходе "Koning der Nederlanden" в Сингапур и погребен с воинскими почестями на голландском военном кладбище в Батавии. Солдаты остались в неуютных могилах в глинистой и мокрой чужой земле.
Нидерландская Ост-Индия, как боксер, утерла разбитый нос и начала готовить матч-реванш.
________________________________________________Михаил Кожемякин.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

…Однажды у Генри Киссинджера спросили:
– Что такое «челночная дипломатия»?
Киссинджер ответил:
– О! Это универсальный еврейский метод для решения любых проблем! Поясню на примере.
Требуется выдать дочь Рокфеллера замуж за простого русского парня из глухой сибирской деревни.
Каким образом? Очень просто! Я еду в сибирскую деревню, нахожу там простого русского парня и спрашиваю его:
– Ты хочешь жениться на американской еврейке?
Он мне:
– Зачем?! У нас и своих девчонок полно!..
Я ему:
– Да, но она – дочка миллиардера!
Он:
– О! Это меняет дело!..

…Тогда я еду в Швейцарию, на заседание правления банка и спрашиваю:
– Вы хотите иметь президентом правления банка сибирского мужика?
– Фу, – говорят мне в банке.
– Да, но он – зять Рокфеллера!
– О! Это меняет дело!..

И таки-да, я еду к Рокфеллеру и спрашиваю:
– Хотите иметь зятем русского мужика?
Он мне:
– Что вы такое говорите, у нас в семье все – финансисты!
Я ему:
– Да, но этот русский мужик – президент правления Швейцарского банка!
Он:
– О! Это меняет дело! Сьюзи! Пойди сюда. Мистер Киссинджер нашел тебе жениха. Это президент Швейцарского банка!
Она:
– Фи… Все эти финансисты – дохляки и зануды!..
А я ей:
– Да, но этот – здоровенный сибирский мужик!
Она:
– О-о-о! Это меняет дело!..