От великого до смешного - один шаг, а от смешного до страшного - и того меньше. И лучше кого бы то ни было ведали о том шуты - изгои общества, люди одинаково презираемые и любимые, подневольные и всемогущие. В средние века шуты были принадлежностью всякого мало-мальски знатного дома, но уже спустя каких-то двести лет они стали неотъемлемым атрибутом (наравне с короной, троном и скипетром) королевской власти. С течением времени престиж их профессии укреплялся. Монархи гордились шутами так же, как редкими гончими, арабскими скакунами или же фламандскими гобеленами. Они были для них живыми игрушками, которые можно было сломать, подарить или выбросить на улицу...
Мода на шутов докатилась до России как всегда с опозданием, как раз в тот период славной её истории, когда престол романовский занимал отрок юный, именем Пётр, отчеством Алексеич. Парнишка шустрый и смышленый, хоть куда - ростом под потолок, нравом буйным в Иоанна Грозного. Жить молодой царь любил весело, шумно - и компанию себе, соответственно, составил из таких забубённых головушек, которым даже скоморохи в подмётки не годились. Ребятки подобрались все как на подбор, дебоширы и пропойцы, ушкуйники да охальники. Кровь у всех была с молоком и крепчайшей горилкой.
А начались потехи царские с тех самых пор, как стал Петр Алексеич в Кукуй ездить, ума набираться, да вдрызг напиваться. Получалось это у него здорово - иностранцы немало тому дивились, соотечественники же по простоте душевной в трепет приходили, отказываясь поведение царя понимать. Однако Пётр не унимался. По личному его указанию составлен был указ: «От сего дня всем пьяницам и сумасбродам сходиться в воскресенье, соборно славить греческих богов". На сборищах тех приказано было воспевать здравницы и многая лета "еллинскому богу Бахусу и богине Венусе", что в переводе на язык славянский значило питие неумеренное и блуд непотребный.
Здравница за здравницу, пьянка за пьянкой так и родился недоброй памяти Всепьянейший, Сумасброднейший, Многогрешнейший и Всешутейший Собор. Штат сего заведения комплектовался из самых что ни на есть отбросов общества. Чем дряннее был человек, тем больше у него было шансов попасть в число "прихожан". Чести этой удостаивались обжоры и уроды, распутники и воры, идиоты и шуты. Все они делились на разряды, образовывая Коллегию - от патриарха на самом верху до рядовых дьяконов включительно. Сам Пётр-1 занимал в этой иерархии скромную должность протодьякона, «исполняя обязанности свои с таким усердием, как будто это было совсем не в шутку".
Первым "князь-папой" Всешутейшего собора поставлен был Матвей Нарышкин, но очень скоро его сменил Никита Зотов - крупнейший алкоголик своего времени, когда-то бывший учителем и наставником Петра. Четверть века носил Зотов титул "всешутейшего отца Иоаникиты Кокуйского и Всеяузского патриарха".
Собирались поначалу "соборяне" у Лефорта - ближайшего наперсника царя, потом близ села Преображенского, где построен был "стольный град Пресбург". В дальнейшем стали совершать вылазки в Москву. Бывало, что заодно с Петром заезжало в гости к боярам в святочные и рождественские праздники до двухсот собутыльников, бузотёров, всегда готовых за чужой счет пожрать, поплясать, да чем-нибудь поживиться. Среди них выделялся "пророк" - московский дворянин Василий Соковнин, паскудник знатный. Обряжен был капуцином, с прорехой в рясе на самом интересном месте, чем, надо сказать, немало смущал богобоязненных москвичек. Его бы, стервеца, к ответу призвать за такое похабство, однако сам Петр Алексеич за него горой, того и гляди палками велит бить необструганными...
Чем родовитее считался хозяин, тем вульгарнее выдумали над его семейством шутки. Одних сажали голым задом в лукошко с сырыми яйцами, других надували кузнечными мехами через рот или через другие природные отверстия, третьих раздевали догола и обмазывали мёдом, вываливая затем в лебяжьем пуху. Срамил царь фамилии всё громкие, столбовые, заслуженные. Чужим горем забавлялся...
Потому готовились москвичи к зимним праздникам как к последним дням своим, наперёд никогда не зная, чем всё может закончиться. Иные и Богу душу отдавали, кто от страха малодушного, а кто и от позора жгучего...
Между тем, «соборяне» новую потеху придумали. Ездили они по гостям, ездили, умаялись, и решили баталию устроить шутейную. Собрали войско многотысячное, избрали над ним вождей верховных - Ивашку Бутурлина,"короля польского", над одной половиной рати поставили, а Федьку Ромодановского - сиречь "королевуса Фридрихуса" - над второй. И пошли их армии друг против друга. Стреляли пушкари из боевых единорогов яблоками да тыквами, рубились саблями затупленными, да тыкались копьями деревянными. Целых три месяца брань кипела яростная, покуда не надоело полководцам в сыром поле сидеть. Разошлись полки с миром, оставив на Кожуховских полях десяток другой солдат убитых, да около двух сотен покалеченных. Славная получилась кампания!
Вообще, при Петре Великом состояло множество шутов - на все случаи жизни. Были среди них дураки - вроде того же папы Зотова или полоумной старухи Ржевской, были и неглупые люди - как, например, поп Битка (он же Иван Христофоров), были и настоящие умницы, не столько развлекавшие царя, сколько помогавшие ему. Одни шли в шуты по своей воле (ничего другого не умея делать, как кривляться и ёрничать), другие - по высочайшему приказу (назначенные в дураки за глупость и чванство в назидание всем остальным), а третьи - чтобы избежать опалы крутого на расправу государя. В числе последних известен Яков Тургенев, потешною службою своей искупавшего прежние прегрешения, в частности, участие в бунте против Петра..
Среди наиболее приближенных к царю Петру был князь Юрий Федорович Шаховской. Потомок знатного рода и по совместительству шут, бывший главою застольных бояр-дураков. Причудливое сочетание, хотя и столь уж редкое для того противоречивого времени. Среди «соборян" князь Шаховской был известен как архидьякон Гедеон. На ассамблеях появлялся непременно с огромнейшим орденом Иуды (выкованным в свое время для гетмана Мазепы) на шее, требуя особого к себе почтения, как персона, близкая к императору. Шаховской был шутом редкого остроумия, человеком начитанным и очень наблюдательным. Он один из немногих, кто имел право высказывать царю всё, что вздумается. Этим он, видимо, и заслужил прижизненную славу великого наушника и ябедника.
Не менее яркой личностью являлся самоедский король Петр Дорофеич Лакоста - правильнее Ян д’Акоста. Родом португалец, дворянин. Одно время даже считался главным петровским любимцем. Шут с лицом философа и манерами версальского кавалера. До принятия на русскую службу давал уроки всем "желающим в большом свете без конфузу обращаться зело премудреную науку, кумплименты выражать и всякие учтивства показывать, по времени смотря и по случаю принадлежащие". Знал несколько европейских языков и великолепно Священное писание, цитируя его дословно. Грозного царя-батюшку звал кумом, с сановниками разговаривал на равных, деликатностью и тонкостью обращения изумляя природных россиян.
Но более других Петр-I примечал Ваньку Балакирева - пройдоху и хвата, каких свет до того не видывал. Прославился тем, что пережил - в отличие от других собратьев по ремеслу - четырех императоров и императриц, став в конце жизни касимовским царевичем - не бутафорским, а настоящим. Едва или не единственный такой случай в истории шутовства.
Служба же шутовская ох и нелегкой же была! Буйствовали неделями без передыху, ни толком поесть, ни поспать, ни оправиться - по первому же требованию царя являлись шуты, куда приказано было незамедлительно. Малейшее опоздание каралось битьём батогами. «Пьянство такое великое происходило",- свидетельствует князь Куракин - "что невозможно описать. По три дни, запершись в доме, бывали пьяны, и что многим случалось оттого и умирать".
На иных собутыльниках царь Петр опыты проводил медицинские - то зуб гнилой собственноручно выдернет, то аппендицит без наркоза вырежет во славу науки и просвещения. Культурный был царь, не чета всем прежним самодурам...
Охота к грубому фарсу и площадным зрелищам не покидала Петра до конца жизни. Незадолго до смерти своей устроил самодержец Всея Руси знаменитую свадьбу третьего по счету "князь-папы" Бутурлина с вдовой предыдущего - Зотова. Дружков жениха по личному требованию императора представляли первые лица государства российского: граф Головкин, князья Долгорукие и Голицыны играли на дудочках и рожках, фланируя по улицам Санкт-Петербурга в калмыцкой одежде; дипломаты Бестужев и Толстой гремели медными тарелками, изображая турок.
По словам Бергхольца, новобрачные провели первую брачную ночь в пирамиде на Троицкой площади. Она была освещена только изнутри и сделана вся в скважинах, через которые зеваки могли лицезреть всё, что на супружеском ложе происходит. Зрелище не для слабонервных, принимая во внимание почтенный возраст новобрачных...
Анекдотично, хотя и не смешно. Слишком изощрённо даже по сегодняшним меркам, а для века "осьмнадцатого" и вовсе было шокирующим. Неудивительно, что подобные забавы царя вызывали суеверный ужас у его подданных, ибо попирали они мораль, ломая вековые традиции. От великого до смешного - один шаг, а от смешного до страшного - и того меньше. Царские шуты это отлично знали...
