sovetskiislovar

СЕМИЛЕТИЕ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ И ОХРАНА НАРОДНОГО ЗДОРОВЬЯ. (Н.А.Семашко).

Чтобы уяснить себе, что сделано Советской властью в области здравоохранения за 7 лет её существования, надо, хотя бы в самых кратких чертах, охарактеризовать медико-санитарное состояние России в царское время и сравнить с тем, что мы имеем теперь в нашем Союзе Республик.

Царская Россия отличалась редкой по высоте в Европе смертностью населения: в мирном 1914 году (не говоря уже о военных годах) в России умерло 3.008.835 человек; если бы цифру смертности в России приблизить к таковой же в Европе, то она уменьшилась бы вдвое, т.-е. у нас было бы спасено до 11/2 миллионов напрасно погибших людей ежегодно.

Чем же обусловливалась эта громадная смертность? Прежде всего. она была следствием страшно развитых заразных болезней (в 1914г. 11.948.088 случаев); далее шли «паразитарные» (зависящие от паразитов) болезни — чесотка, парша (7.227.577 случаев); дальше —социальные болезни: туберкулез, сифилис (2.831.955 случаев), трахома (891.568 случаев) и т. д. Если сложить все эти цифры, то получим, что 25%, т.-е. одна четвертая часть заболеваний зависела от тех социально- бытовых условий, в которых жило население в царское время. Если прибавить сюда еще детские поносы, от которых у нас умирала четверть детей уже на первом году жизни, то эти цифры «бытовых» болезней удвоятся. Т.-е. царский режим самым фактом своего существования ввергал половину населения в болезненное состояние. Социальные условия, бедность, плохое питание, непосильный труд, безграмотность общая и санитарная, — вот обстоятельства которые, прежде всего подрывали здоровье населения.

Естественно, что население в царской России, даже то, которое выживало от болезней, слабело, вырождалось. Лучшим показателем физического состояния населения всегда служат воинские призывы. И вот оказалось. что в 1913 году, несмотря на самые суровые условия приёма на военную службу, когда освобождались лишь заведомые инвалиды, оказались неспособными к несению военной службы 45%, т.-е. почти половина призывного, наиболее цветущего возраста: кто был забракован, кому были даны отсрочки.

Среди населения царской России насчитывались сотни тысяч душевно-больных (около 350 тысяч), сотни тысяч слепых (247.000), из них 70% ослепли от оспы и трахомы, т.-е. «бытовых» болезней, сотни тысяч (123.000) глухонемых. Так велика была инвалидность населения.

Так было дело до войны. Империалистическая бойня и гражданская война еще больше подорвали здоровье населения. Статистики (Новосельский) высчитывают, что «недостаток рождения» за время войны равнялся 6.500.000. На империалистической войне мы потеряли безвозвратными потерями больше 14 млн. человек; общая масса былых потерь была около 7 млн.; из 15 миллионов, призванных царем на войну, каждый человек так или иначе пострадал на войне — от ран или болезней.

В гражданскую войну мы имеем около 10 миллионов больных сыпняком, около 5 млн. возвратным тифом, сотни тысяч холерой, брюшным тифом и т. д. Значит, больше миллиона мы имеем погибших от эпидемий, а сколько было искалечено тифом («осложнения») после выздоровления?

Вот какое наследство получила Советская власть от режима царя. c.-р. и меньшевиков. Состояние здоровья населения было в корне подорвано. А как лечилось население?

В капиталистическом строе всё основано на классовых привилегиях. Таким классовым характером отличалось и лечебное дело: задача капиталистов была — подлечить как-нибудь рабочих, трудящихся, чтобы потом вновь ввергнуть их в колесо эксплуатации. Медицина получше была для богатых; медицина третьеразрядная — для рабочих и крестьян. Для богатых — хорошие больницы, санатории, курорты, для рабочих и крестьян — фельдшер или «на все руки специалист» врач.

Советская власть, которая в корне уничтожила режим эксплуатации и привилегии буржуазии, поставила на ноги и медицинскую организацию. Гражданская война, заставлявшая все силы и все средства бросить на фронт; эпидемии, понуждавшие все внимание обратить н «тушение эпидемического пожара», когда «вошь», по выражению тов. Ленина, угрожала «победить социализм», — всё это нарушало план советской постановки дела охраны здоровья трудящихся. Но как только стихли пушки на фронтах, загас пожар эпидемий, так появилась возможность более отчетливо строить дело здравоохранения.

Задача Советской власти не подлечивать только больных, а принимать меры по оздоровлению населения вообще, по предупреждению болезней. В трудовом государстве, как наше, это возможно лишь при оздоровлении труда и быта. Вот почему два последние года Народный Комиссариат Здравоохранения бросил лозунг: «от борьбы с эпидемиями к оздоровлению труда и быта». Это значит, прежде всего: бороться с нашей санитарной неграмотностью, с санитарным невежеством, которые мы унаследовали от царя. Едва ли найдётся в Европе другая страна, население которой до такой степени было лишено самых простых гигиенических навыков и понятий, как у нас. Санитарное просвещение — главный путь оздоровления населения.

Особенно страдало у нас в досоветское время детское население: миллионы детских трупов мы закапывали в землю напрасно, т.-е. вследствие тех же варварских условий быта и труда родителей. Об охране детства ничего не было слышно в царское и эс-эровское время. Советская власть, несмотря на все материальные и финансовые затруднения, поставила это дело так широко, как нигде в Европе; сеть учреждений по охране материнства и младенчества покрыла страну; едва ли найдётся теперь хоть одна крупная фабрика или завод, где бы не было того или другого учреждения по охране материнства и младенчества. Физическая культура призвана укреплять растущий организм в школьном и юношеском возрасте. Не даром вся наша молодежь, под руководством Комсомола, потянулась к физической культуре: она увидела в физической культуре одно из самых могучих средств оздоровления и подготовки здоровой смены.

Борьба с социальными болезнями — туберкулезом и венеризмом, от которых безропотно болело, вымирало и вырождалось население царской России, вылилась в Советской России в новую форму, — в организацию диспансеров. Диспансеры — штабы борьбы с социальными болезнями; в них не только даётся лечение, — они обследуют санитарное состояние своего района (особенно фабрик и заводов), вылавливая больных по домам, ведут санитарно-просветительную работу связываются с рабочими организациями района. Диспансеры эти созданы заново Советской властью, и теперь нет почти ни одного губернского города, где бы не было этого учреждения.

Тем-то коренным образом и отличается постановка дела в Советском Союзе от царской России к любого европейского государства: там властвует и «печётся» о трудящихся буржуазия, у нас существует власть советов, т.-е. самих трудящихся. Сами трудящиеся участвуют и руководят борьбой за своё здоровье. Вот почему каждый диспансер имеет «совет», с участием представителей рабочих организаций; каждая больница должна иметь административно-хозяйственное совещание, с участием рабочих организаций в городе, крестьянских — на селе.

Мог ли мечтать в царское время о санаториях и курортах рабочий, крестьянин? Его объявили бы тогда за эти мечты сумасшедшим. А теперь мы настойчиво добиваемся, чтобы 80% всех отправляемых на курорты больных были рабочие от станка; и в дворцах бывших великих князей на курортах теперь отдыхают рабочие и крестьяне.

Так ставит власть трудящихся охрану здоровья трудящихся. «Кто был ничем» в капиталистическом строе, т.-е. рабочие, трудящиеся, «тот должен стать всем» в трудовом государстве. Должен он стать «всем» и в деле охраны самого дорогого, что у него есть, — его здоровья.

Таков путь, по которому мы идём. Конечно, на этом пути мы ещё очень и очень далеки от идеала. Нападения белогвардейцев, блокада, голод. разруха, финансовый кризис, — всё это страшно замедляло и замедляет до сих пор темп работы. Оздоровление труда идёт медленно: учреждения по охране материнства, младенчества и детства еще очень редки: что значит какие-нибудь две тысячи таких учреждений на наш необъятный Союз. Диспансеров у нас ещё мало: что значит один диспансер на губернию? Курорты у нас удовлетворяют лишь около 20% (т.-е. около 15 части) всех нуждающихся в лечении. Мы еще бедны вообще, бедны и в области здравоохранения. Особенно тяжело положение с сельской сетью: крестьяне далеко не имеют той помощи, которые имеют рабочие в городах (декрет Совнаркома 1924 года, о мерах к улучшению лечебной помощи в деревне, предписывает в этом отношении ряд мер).

И в области здравоохранения, как во всех других областях, мы должны не почивать на лаврах, а двигаться дальше. Правда, в этой области мы далеко превзошли пресловутые «довоенные нормы»: мы организовали для рабочих такие виды помощи (помощь на дому, охрана материнства, санаторная, курортная помощь и т. д.), которых они не имели в царское время.

Тем не менее, мы ни на минуту не должны забывать, что это лишь начало, и что, по мере улучшения общего состояния нашей страны. мы должны неизменно улучшать и постановку дела здравоохранения: слишком еще много у нас недочетов.

Оздоровление всей жизни нашего трудового Союза даёт нам гарантию, что будет, с помощью самих трудящихся, развиваться и дело охраны здоровья населения. Ибо в трудовом государстве труд — основа всей жизни, а основа и условие успешности труда и успешности коммунистического строительства — здоровье населения и в особенности его молодой смены.

H. СЕМАШКО.

8 августа 1918 года мне исполнилось семнадцать лет. В этот день своего рождения я шёл в бой с белогвардейцами под Капалом. С той памятной поры вместе с моими сверстниками на практике постигал полноту своего революционного долга и ответственности, на всю жизнь ощутив себя защитником завоеваний Октябрьской революции.

Весну 1921 года я встречал коммунистом. Это была первая мирная весна в Средней Азии. В апреле по заданию партийных и советских органов группа, в составе которой был и я, выехала на север Семиречья, в Саркандский и Андреевский районы (ныне я являюсь почётным гражданином этих двух районов) с поручением организовать весенний сев, найти хлеб, спрятанный кулачеством, спасти бедноту от голодной смерти. Хлеб – это был для меня новый фронт, где действовать надо было по-революционному, по-боевому. Хлеб кулаки закапывали в ямы на полях, увозили в горы, укрывали в потайных местах, гноили его, только бы не досталось беднякам. Мне не раз приходилось видеть, как рядом с хлебными ямами лежали люди, умершие от голода... Опираясь на батраков, на местных коммунистов и комсомольцев, мы провели сев в общем успешно.Многое в жизни нам приходилось открывать заново. И хоть я еще в 20-м году окончил в Ташкенте краевую совпартшколу, едва окунулся в практическую работу почувствовал: как в воздухе, нуждаюсь в знаниях, в повседневной политической ориентации. Таким ориентиром в те годы стала для нас газета, в частности «Известия ВЦИК». Литературы по текущим вопросам выпускалось ещё мало, и «Известия» были для меня и источником информации, и кладезем опыта, и опорой в борьбе за будущее, за социализм.То было время жестокой классовой борьбы. 13 марта 1931 года кулак Кузьмин и его сподручные зверски убили моего семилетнего сына Володю, сестру жены Клавдию, ранили двух граждан, прибежавших к ним на помощь. Как ни тяжел был удар, но я не поклонился кулацкой пуле. Пережил горе, не пал духом. Нельзя было падать – впереди у моего поколения была война с фашизмом.Воевал я в составе 17-й воздушной армии. Накануне Победы, 28 апреля 1945 г., меня наградили орденом Ленина. Поздравляя меня, начальник политотдела армии тов. Мураткин писал: «Партия Ленина воспитала Вас как истинного патриота нашей великой Родины, для которого не существует преград в деле достижения победы». Привожу эти слова потому, что сам о себе не скажешь, между тем главное тут выражено верно: я – патриот и коммунист, таким останусь до конца дней.Что ещё о себе добавить? Работаю шофером таксомоторного парка Алма-Аты. Люблю работу и свой город. Ударник коммунистического труда.

АЛМА-АТА. Л. КАЮШИН, шофер».

Его звали Хусто Лопес де ла Фуэнте. Он был испанским коммунистом и стал советским десантником. В 1936 году он защищал Мадрид, а осенью-зимой 1941-го – уже Москву. В Красную Армию он записался добровольцем в первые дни войны.

В июле 1942 года командир испанской роты майор Перегрин Перес получил приказ выделить опытного бойца роты для выполнения особого задания в глубоком тылу у немцев в лесах Белоруссии. Хусто был самым опытным: в Испании он командовал сначала знаменитым «Стальным батальоном», а под Мадридом – уже бригадой.

В 1943 году Хусто Лопес в составе специального отряда «Соколы» из 12 бойцов-десантников, атакует конвой Генерального комиссара Белоруссии Вильгельма Кубе, захватывает важные документы и оружие и ликвидирует гаупткомиссара Фридриха Фенца, обергруппенфюрера СС Захариуса, восемь эсэсовских офицеров, двух комендантов полиции и почти всю их охрану.

Палачи возвращались с кабаньей охоты. По их приказу сжигались белорусские деревни вместе с жителями. 12 часов пришлось десантникам – среди них был и Лопес – пролежать в снежных ямах в февральскую стужу, чтобы подкараулить возвращение гитлеровцев с охоты. В ходе выполнения задания Хусто Лопес вытаскивает из-под огня и спасает тяжело раненого командира – майора государственной безопасности К.П. Орловского.

Кирилл Прокофьевич Орловский вспоминал: «Вот враги едут мимо засады. В собачьей дохе, развалившись в санях, полулежит Фридрих Фенц. Вскакиваю на колено, кидаю первую толовую шашку. Взрыв! Вновь поднимаюсь, чтобы кинуть вторую шашку, взмахнул рукой, но… Но шальная пуля попала в детонатор. Шашка взорвалась в руке. Меня отбросило в сторону. Из обоих рукавов хлынула кровь. Заметив ранение командира, смуглый, черноглазый партизан быстро подполз ко мне, и положив под меня свой полушубок, вытянул из-под огня. Это был Хусто Лопес. Перебив всех офицеров и эсэсовцев охранников, партизаны скрылись в лесу. А Хусто потащил меня на ближайшую партизанскую стоянку, где был врач. Но хирургического инструмента у врача не оказалось. Не было и наркоза. Медлить с операцией невозможно. Потеря крови критическая. Решили оперировать любым способом. Хирургическую пилку заменила начищенная до блеска и прокипячённая слесарная ножовка; вместо скальпеля – обычный нож. Всё предрешало мне близкий конец. Но после операции Лопес ухаживал за мной, как за ребёнком. Почти полностью потеряв слух, лишившись рук, я не обходился без посторонней помощи при самом необходимом: при умывании, еде, бритье. Во всём мне помогал верный друг Хусто. Не лекарство, а тепло его сердца выходило меня. Такое никогда не забудешь».

Прошло немало лет, и уже в шестидесятые годы полковник Кирилл Орловский, будучи в мирные дни председателем колхоза «Рассвет», узнал из печати, что его испанский боевой товарищ Хусто Лопес де ла Фуэнте после окончания Великой Отечественной войны не прекратил своей боевой деятельности. Он перебрался на родину в Испанию и там продолжил борьбу против фашистской диктатуры генерала Франко. В 1964 г. его арестовали за принадлежность к коммунистическому движению. Суд приговорил его к 23 годам тюрьмы. Судебный процесс над Хусто Лопесом и его товарищами вызвал протесты во многих странах Европы.

«Я знал, что он опять подался на родину. – Кирилл Прокофьевич отложил газету, в которой сообщалось, что правительство Франко бросило Хусто Лопеса в тюремный застенок. – Прекрасно понимал, на что идёт, но жить иначе ему не дано… Хусто – это рыцарь борьбы за народную волю. Есть особая жилка у этих людей большой, сильной, неукротимой страсти… Хусто из таких. Командир интернациональной бригады, он, как нянька, как мать, выхаживал меня в партизанском лесу: брил, мыл, одевал, кормил с ложки… Я обязан ему жизнью. Говорят о собачьей преданности, – нет в природе верности надёжней и прочней человеческой… Лопес знал, что его ждёт в Испании, но жить без борьбы ему не дано».

Спустя несколько дней после известия Кирилл Прокофьевич выступил в «Правде» с гневным протестом против произвола франкистских тюремщиков.

Ещё спустя несколько месяцев пришла весть о смерти Хусто. «Коммуниста можно убить, физически уничтожить, – сказал тогда Орловский, – но его идеи неистребимы и вечны как жизнь».