В Волгоградской области открылся современный инфекционный госпиталь
В Волгоградской области открылся новый инфекционный госпиталь: учреждение полностью укомплектовано современным оборудованием и готово к приему пациентов🏥
В Волгоградской области открылся новый инфекционный госпиталь: учреждение полностью укомплектовано современным оборудованием и готово к приему пациентов🏥
Многие в своей жизни ломали что-нибудь. Или многие что-нибудь в своей жизни ломали.
Кому как нравится. Вот и я сломал себе руку во время выпускных экзаменов в школе. 2 июня 1995-го года. В аккурат на следующий день после сдачи первого экзамена.
Сломал красиво, что в практике на тот момент подобный перелом наблюдался в практике впервые. Хоть диссертацию пиши. Однако речь не обо мне.
Опустим подробности попыток "лечения" в гражданской больнице и перейдём сразу туда, где мне руку спасли.
301 ОВКГ. 3-е хирургическое отделение. Как я подчеркнул выше, речь совсем не обо мне.
В нашей палате были все самые сложные больные. Почему? Это я понял уже с годами, поражаясь прозорливости врачей отделения, но на тот момент, для меня, почти восемнадцатилетнего пацана, это было выше моего понимания.
С нами в палате лежал полковник. Химико-биолог. Поговаривали, что это какой-то гений своего направления из какой-то секретной лаборатории, но так сложилось, что в очередной день он пришёл на работу, взялся за поручни и лаборатория взорвалась. Не готов утверждать, что, как и почему, но рассказываю со слов других людей. Все, кто был внутри, погиб. Наш полковник вместе с поручнями улетел в другую сторону от эпицентра, а так как те самые поручни были медными, они успели частично привариться к его кистям. Жар во время взрыва был невероятный. Сам не знаю и для кого-то подобное может быть прозвучать как байка, но обе кисти полковника пришлось амупутировать. В таком виде я с ним и познакомился.
Я не помню, как его зовут. Но запомнил точно другое. Он играл с нами в карты. Сжав их своими не конца зажившими культми, он говорил, какую карту вытаскивать при очередном ходе. Он почти ни в чём себе не отказывал, иногда прибегая к нашей помощи, но зачастую справляясь самостоятельно. Даже с тем, чтобы справить нужду, он не звал даже медсестёр.
Когда я оклемался сам после своей операции и насмотрелся на человека, который, в отличие от меня не смог сохранить свои конечности, я не мог ему не задать вопрос, который терзал моё юное сердце.
И когда в очередной раз мы вышли в курилку, я прикурил сигарету для него и для себя, я спросил - товарищ полковник, разрешите вопрос?
- Конечно, Алексей. - ответил он.
- А что вы будете делать, когда вас выпишут? - продолжил я.
- Как что? Дальше работать.
- Как?! - мой тогда ещё юный ум не был готов понимать происходящее.
- Да также. Только помощников будет больше.
И тогда я понял, что вне зависимости от того, что произойдёт в моей жизни, я буду знать, как и что мне делать. В тот момент решалась судьба моей левой руки, останется она или нет, но я чётко видел перед собой яркий пример человека, который не имея обеих кистей, точно знал, что он будет делать в своей жизни дальше. До самой выписки он был самым позитивным человеком во всей нашей палате. Человеком, который давал другим людям надежду, что всё будет хорошо.
Да, моя рука осталась. Пусть не в полном объёме она может выполнять необходимый функционал, но я точно знаю, что мне гораздо проще, чем тому полковнику. Однако его позитив, а точнее мышление и желание дальше заниматься любимым делом стали одним из основополагающих факторов, которые позволили мне не сдаваться, когда в течение последующих операций на руке всё было близко к тому, что я останусь без неё.
А когда я слышу людей, сетующих на какие-то проблемы в их жизни, при том, что у них руки и ноги на месте, травм никаких нет, меня удивляет одно - почему они сдались в такой простой ситуации, когда люди, имея колоссальные ограничения в своей работе, продолжают свой труд?
И как бы мне не случалось мне тяжело в жизни, я всегда помнил историю с этим полковником. Даже если я падал, больно больно был бит этой жизнью, я всегда вставал, потому что знал - он себе бы этого не позволил, а я себе не могу этого позволить тем более. Ведь у меня, в отличие от него, все руки на месте. Он не сдался. Не сдамся и я.
В самом начале своей службы в армии я заболел ОРВИ. Утром почувствовал себя плохо, к вечеру температура поднялась до 39 и меня отправили в областной госпиталь. За 5 дней я пришел в норму и вернулся в часть. Об этом я рассказывал здесь.
Спустя месяц после моего возвращения, то есть примерно в начале августа 2019 года, я, как обычно, проснулся чуть раньше общего подъема, и почувствовал странные ощущения в левом ухе. "По умолчанию" всё было нормально, но стоило мне проглотить слюну — внутри него что-то щелкало. Болевых ощущений мне это не приносило, просто добавляло некий дискомфорт.
В этот день должны были проводиться занятия с оружием, поэтому некоторые роты, в том числе и наша, чтобы не возвращаться после завтрака в расположение, получили автоматы заранее и пошли с ними на прием пищи. Естественно, в столовую с оружием нельзя, поэтому их сложили на плацу и оставили двух охранников, которых я и еще один солдат должны были сменить. Я быстро поел и вернулся на плац.
Безумно пекло солнце: в начале августа погода была очень холодная, на утреннюю зарядку мы выходили в футболке и шортах при температуре 4-5 градусов, поэтому такой погодный контраст меня сильно удивил. В это же время, чувствуя, что моё ухо нагревается солнцем, при очередном "щелчке" я почувствовал боль.
Боль была странного характера, какой-то тянущей, и постепенно утихающей вплоть до следующего щелчка. В остальном я себя чувствовал нормально: ни горло, ни голова не болели, поэтому я старался не обращать внимания на эти ощущения, рассчитывая, что я просто продул или застудил ухо. Рота вернулась после завтрака, все разобрали свои автоматы и построились в ожидании развода.
Развод прошел, командир роты и командиры взводов вышли из строя для распределения задач. В нашей части периодически выделялись роты, которые должны были заниматься сжиганием мусора. Под мусором подразумевалась трава и ветки, которые в летние период активно косили и скидывали в определенное место. В этот день была наша очередь, поэтому я, в числе десятерых срочников во главе с сержантом, отправился на это "ответственное" задание. По большому счету это был про*б: нужно было просто разжечь огонь и стаскивать ветки и траву граблями в эпицентр горения. В остальное время сидишь и отдыхаешь. Единственный минус — в воздухе образуется большое количество "продуктов горения" — пепла и прочих летающих частиц, от которых мне и моему уху совсем поплохело — боль начала проявляться даже тогда, когда я не глотал слюну. После полудня мы вернулись в роту и стали готовиться к обеду.
Я сел в одном из кубриков, постепенно понимая, что у меня начинает болеть голова. Измерил температуру — 37.6. Капец. Прошло всего-ничего с того момента, как мне удалось вернуться, а я уже опять заболеваю. На гражданке болел ну максимум раз в год, а здесь за месяц уже второй раз. Совсем не желая возвращаться в госпиталь, я пошел к нашему ротному санинструктору.
Это был такой же срочник, который отслужил на полгода больше моего призыва и остался в учебке на должности санитарного инструктора. Как правило, в его задачи входил контроль здоровья личного состава и посредничество между медпунктом и ротой. Также у него были некоторые таблетки: парацетамол, фурацилин, которыми можно было попробовать вылечиться без похода в медпункт.
— 37.6 у меня. И ухо капец как болит, когда глотаешь особенно.
— А лоб не болит у тебя? Нос дышит?
— Ни насморка, ни кашля нет.
— А в груди не болит?
— Нет, только ухо. И температура.
— Тогда держи парацетамол, две таблетки, одну сейчас выпей, другую перед сном. Если завтра не отпустит — пойдем в медпункт.
В армии, по крайней мере в нашей части, были три самые популярные болезни — гайморит, пневмония и ангина. Гайморит и пневмонию наш санинструктор и пытался у меня "диагностировать" вопросами про боль во лбу и в груди — к сожалению, его квалификации хватало только на это, поэтому я просто выпил таблетку и стал ждать.
Парацетамол помог, но только на час. К четырехчасовому разводу мне опять стало хреново, термометр показывал 37.9. Появилась боль в мышцах. Когда мы шли строевым, а в учебке мы почти всегда ходили строевым, я ощущал себя будто после тяжелой тренировки ног в тренажерном зале. Появилась какая-то апатия, я стал более раздражительным, все мои сослуживцы начали меня сильно напрягать. Короче говоря, к вечеру градусник показал мне 38.8. Я выпил таблетку и лег спать.
Проснулся в 5 утра. Потрогал лоб — холодный. Ухо тоже вроде болит меньше. Ура! Радостно выдохнул и пошел выполнять все утренние процедуры, но на обратном пути, на всякий случай, прихватил с собой градусник. Через пять минут от моей радости не осталось ни следа. 39.5. При этом ощущал я себя нормально, не понимая, в чем же вообще проблема. Но шутить и экспериментировать со здоровьем мне совсем не хотелось, поэтому я подошел к санинструктору, а вместе с ним к дежурному по роте, чтобы оповестить его о том, что мы идем в медпункт.
Дежурный сержант возмутился, заявив, что он уже пять лет живет с болью в ухе, и ничего, нормально, а температура, это мол так — пройдет. Я настоял на своем и после завтрака вместо развода должен был отправиться в медпункт. В столовую с собой я взял тапки, так как в медпункте необходимо переобуваться.
Эти тапки идентифицировали меня как заболевшего человека, поэтому до меня начали докапываться все контрактники нашей роты, встречавшиеся на моем пути. Особенно порадовал старшина роты, который, увидев меня на раздаче в столовой с тапками спросил, а что это, собственно, со мной такой. Я ответил, что ухо болит и температура сильная, на что он с легкой улыбкой предложил мне "перее*ать" по нему — вдруг пройдет. Это было сказано не с агрессией, а с сочувствием, так как в целом наш старшина мужиком был нормальным. Короче говоря, после завтрака я оказался в медпункте.
Там температура подтвердилась, меня записали к терапевту, который послушал меня и отправил на капельницу. Капельница ставилась на втором этаже медпункта срочником, который закончил какое-то там медицинское учреждение на гражданке. Поначалу я даже испугался, но он всё сделал четко, и следующие полчаса я пролежал под своей первой в жизни капельницей. Терапевт пообещала, что если к вечеру температура нормализуется, меня оставят в части, а пока до вечера, чтобы никого не заражать, меня разместят в местном изоляторе.
Изолятор — отдельное расположение, в котором содержатся инфекционно-больные срочники, которых по тем или иным причинам не нужно отвозить в госпиталь, и которые не нуждаются в постоянном наблюдении врачей в медпункте. Представлял собой открытое расположение, без кубриков, то есть в большом зале стояло примерно сто кроватей. Больным, а под больными там подразумевались те, у кого температура была выше 38, разрешалось лежать, остальные же должны были ПОСТОЯННО заниматься уборкой. Мытье полов, подоконников, окон, поверхностей — от подъема и до обеда, от обеда и до ужина. Всё это контролировал дежурный по изолятору, который, как правило, назначался из не очень перспективных контрактников, и который всегда старался отрываться на больных срочниках. Выходить из изолятора можно было только в медпункт, еду из столовой приносили в ТВНах самые здоровые "жители" изолятора. Понимая, что это адское место, и что если меня решат оставить в части, мне все равно придется провести несколько дней здесь, я изменил свое решение и очень сильно захотел в госпиталь.
С моими 39+ в изоляторе разрешалось лежать. После ужина у меня должны были проверить температуру чтобы решить, отправлять меня в госпиталь или нет. К тому моменту мне реально стало совсем хреново, как сейчас помню картину, когда я сидел в кабинете изолятора, где нам фиксировали температуру, и я, скрестив руки на груди, ощущал накаленность своей подмышки сквозь китель. Капельница не помогла совсем. Температура ниже 39 не опускалась.
Дальше все было также, как в первой истории: меня и еще пятерых на вид умирающих солдат усадили в медицинскую буханку, через полтора часа мы были в госпитале, где нас еще раз осмотрели, сделали флюорографию, после чего распределили по отделениям. Предварительно меня снова отправили в инфекционку.
Опять мы приехали в ночь, и опять пришлось будить ребят, которые уже спали в палате. Это было инфекционное отделение этажом выше того ужаса, где я был первый раз, и выглядело оно гораздо цивильнее. В палате был даже раковина с ГОРЯЧЕЙ водой. Разместившись, я вышел обратно в коридор, где мне опять приготовили капельницу. Под этой я лежал дольше, около часа, после чего меня отпустили и сказали идти обратно в палату. Лег в кровать. Начал засыпать. Засыпал в каком-то бреду, казалось, что я не сплю, и мне мерещатся образы моих сослуживцев, сержантов, уже почти забытых друзей с гражданки. Было страшно, проснулся в поту в часа четыре утра от того, что дико хотел в туалет после капельницы. Сходил, вернулся, лег спать дальше.
Утренняя термометрия ознаменовала температуру моего тела в районе 38.5 градусов. Вспоминая свой прошлый опыт, когда в первое утро я практически достиг 36.6 я понял, что в этот раз ситуация серьезнее. Две капельницы за сутки и таблетки не помогали. После завтрака меня вызвали к местному терапевту, и, осмотрев мое горло, он заявил:
— Ангина. Пока не гнойная. Лихорадить еще несколько дней будет, у всех по-разному, поэтому смотри давай.
— А ухо? Да и горло с носом у меня вообще проблем не вызывают.
— Ухо у тебя сопутствующее. А боль в горле и сопли скоро появятся, не переживай. Кстати, а что это у тебя с носом?
Он, к моему сожалению, заметил, что у меня немного искривлена перегородка, и после этого его будто прорвало — минут 15, без умолку начал рассказывать мне о том, какие у них прекрасные специалисты делают операцию по восстановлению перегородки, что в их госпитале собраны чуть ли не лучшие хирурги мира, и что эта операция для солдата Вооруженных Сил абсолютно бесплатна! Такой шанс! Нельзя его упускать! Его глаза буквально лучились восторгом, и он уже взял бумажку, обращаясь ко мне с вопросом, когда же меня записывать на консультацию к ЛОРу перед операцией.
Мне постоянно говорили про мою перегородку, еще с гражданки, что вот, нужно сделать операцию, потом будешь страдать, и все прочие попытки убеждения. Я всегда отказывался, потому что не был готов, а с такой агрессивной агитацией я и вовсе испугался, остановив этого безумного доктора словами, что я не хочу делать операцию. Его лицо надо было видеть. В нем читалось какое-то недоумение, смешанное с презрением, после чего он еще минут пять пытался меня агитировать, на что я опять ответил ему отказом. Презрение сменилось злостью, и он ну очень искренне сказал: "Ну и дурак!", после чего объяснил мне, что делать, и попрощался.
Я не знаю, что у них там положено за срочника, который согласится на операцию, возможно, там действует какая-то реферальная программа, так как из разговоров с другими ребятами позже я выяснил, что это не только я ему так приглянулся, операцию предлагают всем, у кого так или иначе нарушена прямолинейность носовой перегородки.
Тем не менее, этого доктора я больше не видел, так как через два дня он ушел в отпуск, и его заменил другой терапевт. Подход к лечению практически не отличался от прошлого раза, когда я лежал с ОРВИ: полоскание горла фурацилином, таблетки после каждого приема пищи, мытье рук. Боль в горле и насморк действительно появились, причем гораздо мощнее, чем в прошлый раз, сопли буквально текли рекой. Ввиду того, что температура моего тела не падала несколько дней, в рацион моего лечения были добавлены антибиотики, вводимые через укол в пятую точку. Их делали каждый вечер.
И вроде они не болючие, но две из трех медсестер (они дежурили посуточно, сутки/двое) делали их ужасно непрофессионально, из процедурной постоянно доносили крики, заставляя участников очереди за дверью переминаться с ноги на ногу.
Так мои госпитальные будни начались вновь. Распорядок дня был всегда одинаковым: я просыпался в 6:30, мне измеряли температуру, мы завтракали, принимали таблетки, шли на прием к врачу, до обеда спали, обедали, принимали таблетки, спали до ужина, ужинали, принимали таблетки, шли на уколы, готовились ко сну.
Ангина, по ощущениям, почти не отличалась от ОРВИ: просто боль в горле, кашель и насморк гораздо мощнее, а также температура сбивается сложнее. Задница от мысли про уколы до сих пор сжимается.
В этот раз я провел в госпитале 8 дней, температура спАла где-то на четвертый день, а спустя неделю меня перевели в палату для здоровых, и в эту же ночь за мной приехали из части. Ухо у меня так и не прошло, терапевт на мои жалобы загонял мне про трубочку, из которой там что-то перетекает, и что со временем все пройдет. В целом, он оказался прав, или я к этим ощущениям в ухе просто привык, не знаю. С тех пор в армии я ни разу не болел.
По поводу лечения не могу сказать ничего плохого, условия тоже были, в целом, нормальные, учитывая, что это армия — вообще почти райские. Единственное, что смутило — так это агитация на операцию, до сих пор могу четко вспомнить эту сцену, когда он мне со всем своим запасом эмоций рассказывал о преимуществах местных хирургов и ЛОРов. Брр.
Вчера выписался из ковидлария,( Нижегородская область)хочу поделиться впечатлениями. Попал туда 10 дней назад с поражением лёгких 25%,через 2 дня уже 45% было, ну и температура 40 да и задыхаться начал-20 метров до туалета дойдешь и понимаешь что сейчас тут ляжешь и не встанешь,как собака загнанная дышишь. Врачи как космонавты экипированные ,бегают ,капельницы ингаляторы,кислород- многие больные приходят своими ногами а через сутки в реанимацию на ИВЛ. Я только кислородом обошелся- без него реально отъехал бы.
И да, смертность у болезни плевая-1,5-2 %, но это если лечить,а если нет кислорода то никакие капельницы многим не помогут- тогда смертность будет и 30% и поболее ( Пример тому Ростов ,оставили без кислорода больных)
Отрадно было наблюдать как в 11 вечера мужики в экипировке с перфораторами тянут кислородные каналы к каждой кровати,( этаж отделения отдали под ковид) а люди как рыбки воздух хватают,ждут. По коридорам вдоль стен кроватей понаставили,кабинеты врачей под палаты переоборудовали,где одна где две кровати влезло- используют по максимуму. А фотки бродят по инету что на лестничных пролетах кровати с больными - я был бы согласен и на полу полежать лишь бы кислород подтянули да лечили( когда много людей то и на полу лежали вдоль стен- помните Испанию Италию весной показывали)
Негатива с медициной по стране достаточно ,я хотел осветить позитивную сторону, увидев все изнутри . Работа ведётся и не простая. Министр здравоохранения нашей области сам бегает по госпиталям контролирует и я реально понимаю, если где-то он не доглядит,не привезут кислород вовремя то будет гора трупов . Народ благодарен, но бывают и не довольные- вы обяааазаны! Такие реплики врачам кидают , а их иногда не хватает на смене и нервы у людей тоже не железные. Но никакого хамства и безразличия за эти дни с их стороны не увидел, помогли,вытащили .
Из плюсов -5 кг скинул и вкус лимона поменялся- я всю жизнь ел кислятину а сейчас наслаждаюсь необыкновенным вкусом со многими доселе не виданными ароматами,вообще вкусовая палитра лимона стала непередаваема)) .
P.S.
В коридоре холодильник стоит,все складывают кому что приносят. Иногда пропадает у кого-то что-то. Сидим ,мужичек с области разговаривает с женой по телефону
-да нормально кормят!
- не вези ничего!
- у нас там в коридоре холодильник всегда битком ,бери что хош!!...
Все переглянулись)) Вот такой простоте все должны,и ответ один всегда - да,а чё такова?)))
Всем желаю антител побольше,не болейте!!
В пятой части сборника моих историй, который в данный момент включает в себя четыре части (1, 2, 3, 4), будет фигурировать военный госпиталь. Чтобы не увеличивать объем моих и без того больших графоманских историй, я напишу небольшой "спин-офф" про то, как во время срочной службы я проходил лечение в этом учреждении.
Июль, 2019 года. Пятница. В армии я прослужил ровно неделю – крутое событие, осталось всего 358 дней! Но, как обычно, нет худа без добра – ближе к середине дня мне стало хреново.
Началось все с обычного першения в горле, на которое я особо не обратил внимания, так как с кашлем и прочими подобными симптомами успешно существовала бОльшая часть срочников моей части. Но, к сожалению, в моем случае першением отделаться не удалось: через полчаса я уже с трудом говорил, каждое слово отдавалось болью в горле, а еще через полчаса, измерив температуру, я узнал, что мое тело вышло за пределы нормы и достигло 37.5 градусов Цельсия.
В армии очень скептически относятся к любому проявлению болезней у срочника, ведь то время, которое он проводит в лечебных учреждения полностью засчитывается в срок службы, которую он в этом же учреждении успешно, как принято говорить "прое*ывает". Поэтому в глазах военнослужащих по контракту каждый заболевший срочник – это "калич", который хочет прое*аться в госпитале, который в армейских кругах называют "каличкой". Возыметь славу калича через 7 дней после начала службы мне совсем не хотелось, поэтому я решил подождать до вечера – вдруг полегчает.
После ужина стало еще хуже, та боль, которая проявлялась в горле во время разговора, стала одолевать меня постоянно, даже когда я молчал, потекли сопли и раскалывалась голова. Дабы не рисковать своим здоровьем, я решил, что схожу в медицинский пункт, который располагался на территории части, возьму таблеточку и вернусь обратно в роту. Обрадовавшись своей гениальности, я пошел к дежурному по роте.
"Товарищ сержант, мне че-то хреново, разрешите сходить в медпункт за таблеткой, и обратно в роту вернуться!". Сержант оглядел меня и в ответ спросил: "Прям пи*дец хреново? Может отлежишься до утра, пройдет?". В этот момент один из дневальных дотронулся до моей щеки (!), округлил глаза и сказал, что я очень горячий. В любой другой ситуации я был бы рад таком заявлению, но в тот момент эта информация вкупе с его прикосновением к моему лицу напрягла меня. Дежурный позвонил командиру роту, который дал добро на то, что меня поведут в медпункт, после чего я, в сопровождении дневального, направился в санчасть.
"Сколько, говоришь, в роте температура была?", – спросила меня медсестра, когда я вернул ей градусник, который почти минут десять находился в тесном контакте с моей подмышкой. На мой ответ "37.5" она посмеялась, сказав, что сейчас у меня 39.6. Пиз*ец. Я на панике: в жизни такой температуры не было, а тут на тебе. Говорю медсестре, что вы очень долго не смотрели на градусник, я, наверное, передержал, и все такое. Она, не слушая меня, дала мне ту самую таблетку, видимо, парацетамола, и сказала идти к терапевту, который также находился в этом медпункте. Этим дедушкой я тоже не отделался: он послушал меня, посмотрел горло и резюмировал: "Сейчас поедешь в госпиталь".
Всем правдами и неправдами я начал умолять его не отправлять меня туда, прямо сказал ему, что у нас в роте каличей не любят, и что обычно после одной таблетки я всегда выздоравливал. Он был непреклонен, однако сказал, что в госпитале проводят еще одно обследование, по результатам которого могут отправить обратно в часть. Ладно, подумал я, отмажусь уже в самом госпитале, заодно покатаюсь.
Кататься нужно было полтора часа: из одного подмосковья нас повезли в другое подмосковье. Помимо меня ехало еще шесть человек: водитель, дежурный по медицинскому пункту (прапорщик), солдат, который служил в медпункте и еще четверо заболевших срочников.
Путь мы держали не на современной и оборудованной "карете" скорой помощи, а на всем известной советской "буханке", которую на нормальных дорогах трясло так, будто мы под обстрелом покидали поля боя, увозя раненых солдат. Уф. Приехали в госпиталь где-то в десять часов вечера.
Не знаю, как выглядел со стороны я, но парни, которые ехали со мной, казалось вот-вот умрут. Я же, движимый живительным парацетамолом, потрагивал свой, как казалось мне, уже прохладный лоб, всем с улыбкой заявлял, что сейчас меня отправят обратно. В приемной нас направили на флюорографию – так сразу отсеивают тех, у кого пневмония. В нашей компании из пяти человек легкие были поражены только у одного парня, которого сразу же увели куда-то в глубины госпиталя. Больше мы его не видели. Остальные вернулись в приемную, где над нами вновь начали проводить те же мероприятия, что и в медпункте: слушали, измеряли температуру, смотрели горло.
Как оказалось, мои ладонь со лбом обманули меня: госпитальный градусник показал температуру 39.3, а врач, обследовавший меня, поставил предварительный диагноз – ОРЗ. Я заполнил какие-то бумажки, среди которых было согласие на сдачу анализа крови, в том числе и на ВИЧ, а также согласие на то, что меня определяют в инфекционное отделение данного госпиталя. Тогда я еще не знал, в какой ад попаду, но, деваться было некуда.
Через полчаса нас отвели уже в приемную инфекционного отделения, где мы сдали свою форму, получили взамен ужасные тюремные госпитальные робы, переобулись в тапочки, которые предварительно взяли с собой и стали ждать, когда за нами придут. Парень, который служил в медпункте и сопровождал нас по госпиталю пожелал скорейшего выздоровления, после чего ретировался.
Пришел другой парень, в такой же робе, как у нас, назвал наши фамилии и забрал нас с собой. Тем временем, часы показывали уже 23:00, на улице было достаточно темно, а подошли мы к зданию, которое в этой темноте казалось максимально ужасным: заколоченные в некоторых местах окна, трещины в стенах, огромная деревянная дверь со специальными железными насадками для засова... Сказать, что я обос*ался – ничего не сказать. Все мои надежды на то, что это какое-то случайное здание, мимо которого мы пройдем рухнули, когда наш новый друг сказал нам, что перед нами – наш новый дом на ближайшие минимум 10 дней.
Внутренности этого "монстра" оказались еще хуже. Представьте кадры из какого-нибудь фильма про тюрьму, когда новоиспеченного заключенного ведут в его камеру по узкому коридору, с левой и с правой стороны которого находятся решетки, из которых до него пытается дотянутся огромное количество страшных рук. Примерно такие же ощущения испытал я, когда меня завели на второй этаж "инфекционки", только вместо "камер" по обеим сторонам узкого коридора были палаты. Уже был произведен местный "отбой", однако с моим приходом будто объявили "подъем" – всем было ужасно интересно, кто же это такой пришел к ним поздно ночью.
Помимо палат было несколько "рабочих" кабинетов, где находились медсестры и врачи. В один из них меня завели, и снова измерили температуру. 38.6. В этом кабинете находился "блатной" больной, которому "посчастливилось" оказаться в госпитале надолго, после чего выздороветь, затем снова заболеть, и, ввиду его ненадобности на основном месте службы, остаться в этом медицинском учреждении в качестве бесплатного работника. Он отличался от всех тем, что его роба была голубого цвета.
В протянутую мной ладошку этот медбрат насыпал мне штук 8 маленьких белых таблеток, две большие белые и три желтые таблетки. Я, за неделю уже привыкший к тому, что в армии вопросов не задают – выпил все это добро, запив стаканом воды, который мне услужливо подогнали ранее. Сейчас я понимаю, что лучше бы тогда в этом наборе таблеток были еще и успокоительные, потому что дальше меня отвели в мою палату.
Это был полнейший, кромешный пи*дец. Максимально маленькое квадратное помещение, в которое впихнули 9 двухъярусных кроватей, расстояние между которыми было чуть меньше, чем ваша вытянутая рука. Медбрат включил свет, чем вызвал шевеления тех заключенных болеющих, что уже находились в этом маленьком аду. Показав мне мой котел мою кровать, он выдал мне постельное белье и удалился. Под безмолвную ненависть всех присутствующих я кое-как разобрался со своим койко-местом, выключил свет и лег спать.
Проснулся в часов 5 утра. Горло побаливало, однако голова, по ощущениям, температурила уже не так сильно. Еще раз оглядев весь тот пи*дец вокруг меня, я понял, что хочу как можно быстрее свалить отсюда. Облупленные стены, кровати, которые, казалось, вот-вот развалятся, тараканы, бегающие по потолку – всё это действовало лучше любых парацетамолов, заставляя забывать о том, что ты вообще когда-то чем-то болел.
В 6:30 в палату зашел тот самый блатной больной, который расталкивал всех и раздавал градусники. Те, у кого наблюдалась повышенная температура, отмечались в специальном журнале. Мне записали "37.6". В 7:00 прозвучала команда "Отделение, подъем!". Я, привыкший в учебке все делать быстро, подорвался и начал выбегать в коридор, но вовремя обратил внимание на "старослужащих" своей палаты. Никто из них даже не шелохнулся. Ладно, подумал я, вышел в коридор, дошел до туалета, и, так и не встретив никого из пробуждающихся, вернулся в палату.
Там уже постепенно все начали пробуждаться, доставая из потаенных мест свои сенсорные телефоны. Это меня сильно удивило: за неделю в части нам постоянно вдалбливали, что в армии телефонов ни у кого нет, и что иметь его – это смертный грех, за который вас отправят на гауптвахту и в прочие места не столь отдаленные. Однако здесь подобные телефоны были практически у всех, мне же достался мой кнопочный "тапик", который мне выдали перед отправкой в госпиталь.
Пообщавшись с некоторыми сопалатниками мне показалось, что в госпиталь отправляют только каких-то конченных люди. Их манера речи, юмор и внешний вид определяли их как гопника из самой глубинки России, которому за счастье находиться на государственном обеспечении в госпитале в ПОДМОСКОВЬЕ (!).
Тем временем, поступила команда для построения на обед. Люди из всех палат вышли в коридор и построились в одну шеренгу. Я понял, что не ошибся в определение местного контингента – все как один сочетали в себе романтический образ плохого парня с деревни. Не знаю, возможно, со стороны я выглядел абсолютно также, но эти ребята меня очень сильно напрягали.
Поели, в целом, нормально. Столовая, так как это инфекционное отделение, из которого никуда нельзя выходить, находилась прямо в отделении. Еда практически не отличалась от той, что нам давали в части, плюс ко всему не было вечной "торопёжки", когда за 5 минут надо было съесть суп, второе и чай с булочкой.
После приема пищи нужно было выйти в коридор, в котором стояла большой емкость с пластиковыми контейнерами, в каждом из которых была бумажка с фамилией больного. Помимо бумажки там находились пилюли, жаждующие оказаться в твоем организме. Я "нашел себя", выпил, краем глаза заметив, как некоторые парни высыпают себе таблетки в руку и уходят с ними в сторону туалета. Для меня тогда это казалось дикостью: чувак болеет, и при этом специально не пьет лекарства, дабы подольше не возвращаться в часть. Жесть.
В 10:00 меня вызвали на прием. Врач-терапевт, как выяснилось в дальнейшем – майор медицинской службы, послушал мои легкие и выслушал мою речь. Помимо того, что в этом отделении я увидел ад на земле, через 7 дней у меня должна была быть присяга. Майор сказал, что ничего не может поделать – минимальное время нахождения в инфекционном отделении – 10 дней. Я еще раз, более настойчиво попросил его пойти мне навстречу, сетовал на то, что у меня должны приехать родственники, и что неизвестно когда мы в следующий раз с ними пересечемся, на что этот чудесный доктор (спасибо ему огромное) предложил мне, что если в течении трех дней не будет подниматься температура и придут хорошие анализы – он меня выпишет.
Суббота уже не считалась – утром градусник выявил у меня 37.6. Таблетки в госпитале выдаются после каждого приема пищи, температура измеряется два раза в день: рано утром и вечером перед сном. Я исправно кушал, принимал лекарства, мыл руки каждые несколько часов, бесконечно полоскал нос и горло раствором фурацилина – именно такое лечение было назначено мне. Кстати, про фурацилин – им в армии лечат всё. Начиная от насморка, заканчивая грибками на ногах. И, как ни странно – эта штука реально помогает. Остальные парни смотрели на мое рвение с большим удивлением.
Утро воскресенья ознаменовалось температурой 36.4. Я не прекращал свои процедуры, и утром понедельника ртутный столбик в градуснике вновь не стал подниматься выше 36.6. Остался вторник, подумал я, и пошел мыть руки с фурацилинчиком в стакане.
Тем временем, некоторые парни из палат в моих глазах вышли из образа "гопника", став более-менее нормальными ребятами, с которыми даже можно было о чем-то поговорить. Из разговоров с ними я узнал, что некоторые лежат здесь уже по две недели и больше: за ними просто-напросто не приезжали из их частей. Меня это очень напрягало, я не хотел задерживаться, особенно когда узнал, что здесь нет нормальной возможности помыться: помещение, которое называлось "баней" представляло собой огромный квадрат, в центре которого стояла ванна с краном. Никакого шланга с душем, как и горячей воды здесь не было, однако многие специально мылись холодной водой, чтобы подольше остаться в госпитале. Лично я несколько раз мыл лишь "основные места", полностью ополаскиваться ледяной водой не стал.
Утро вторника. 36.6. Здоров, как бык, подумал я и направился на прием к терапевту, куда меня уже вызвали. Свое обещание он сдержал: "Сегодня сдашь анализы, завтра результаты, если все нормально – я тебя выписываю". Анализы я сдал, и утром среды снова оказался в кабинете у майора. "Всё у тебя нормально, выписываю. Единственное, не знаю, когда за тобой приедут из твоей части", – немного расстроил меня майор. Но главное было то, что меня выписали.
Вернувшись в палату, я начал смотреть на моих еще болеющих товарищей как на врагов. Я совершенно не хотел повторить участь "блатного" медбрата, который выздоровел и заболел вновь. Мыть руки я начал еще чаще, а также не прекращал полоскать горло фурацилином. Из таблеток мне стали давать только "аскорбинки".
Обед среды – за мной не приехали. Ужин среды – приехали, но из другой части, не за мной. Я, наполняясь грустью, пошел готовиться к отбою. Лег спать, надеясь, что хотя бы завтра утром за мной приедут, присяга в субботу, и, в принципе, я должен был успеть.
Толкать меня начали где-то в половину первого ночи. Как и в первый мой день в госпитале в палате горел свет, надо мной стоял блатной медбрат, который сказал, что мне нужно собираться – за мной приехали. Я, не скрывая улыбку, максимально быстро собрал все свое имущество, перебудив при этом половину палаты (простите, пацаны), вышел из нее, получил форму и снова оказался в той самой "буханке". В 2:30 я уже ложился спать в свою кровать в роте, предварительно помывшись в теплой воде в казарменном душе. Класс. Утром четверга я уже проснулся вместе со своими сослуживцами.
Таким образом, в госпитале я провел пять полных дней. Каличем я так и не стал, многие удивились моему скорейшему возвращению, а я так и сказал, что в этом месте долго находиться совершенно не хочется. На присягу я успел: четверг и пятница были посвящены генеральным репетициям, в субботу началось само мероприятие.
Фурацилин и парацетамол – основные инструменты военной медицины. При более тяжелых случаях внутрижопно начинают колоть антибиотики, это когда у тебя диагностируют ангину или пневмонию. При этом фурацилин и парацетамол никуда не деваются, параллельно с антибиотиками обязательно их употребление. Методы, как ни странно, действенные – выздоравливают практически все, и, как показал мой пример, при должно подходе и правильном употреблении можно выздороветь очень быстро.
Спасибо за прочтение.
В продолжение поста Госпитальные будни 2
Прошло несколько дней, уж не вспомню сколько. Приходит хирург.
-Знаешь, -говорит, -что я думаю?
-Нет. –отвечаю. –Откуда же мне знать?
-Я думаю, что ты косишь!
У меня от удивления глаза на лоб полезли.
- Эм… А как? –смотрю на руку, в которой до сих пор стоит, впрочем как и в ноге, дренаж. Мелко нарезанные полосками медицинские перчатки. Вот, эти самые полоски мне каждый день медсестра достает, берёт стальную спицу, наматывает на неё вату, и мы играем в фокусников. Фигачим насквозь сквозь руку. В ране даже видно кость. Потом запихивает эти полоски обратно, и бинтует.
- Нет, ты косишь, что у тебя ступня болит. –он подымает палец вверх. –Потому как болеть она не может. Не из-за чего. И с сегодняшнего дня отменил тебе просидол.
-Так вы же осколок не нашли! –от обиды сводит скулы.
-Нет у тебя там осколка! – разводит руками. –Рентген мы тебе сделали, всё чисто.
- То есть, вы считаете, что я сам себе эту дырку проковырял??? –тыкаю пальцем в колено. –Чем тогда её пробило?
Хирург вновь пожимает плечами: -Возможно землёй, потом кровью вымыло. –Встаёт, собираясь уходить.
-Я конечно не врач… -медленно говорю я. – Но. Вы мне рентген стопы сделали, рентген колена тоже. А голень? Может он там?
-Как не делали? –неподдельно удивляется он.
-Так, -отвечаю я,- Чисто логически, либо в голени, либо в бедре.
Вот катят меня на каталке в рентген кабинет. Перекладывают на стол, и спустя пару минут хирург, держа мокрый снимок, равнодушно говорит:
-Думал, ты косишь… А у тебя тут приличный кусок металла.
Прямо на рентгеновском столе он делает укол новокаина в икру, потом вгоняет туда здоровенную иглу, нащупывает ей осколок. Интересные ощущения, скажу я вам…
Отхожу от наркоза. Перед моим затуманенным взглядом хирург, вытаскивает из пробирки мой осколок, кладет мне в ладонь. Что-то говорит, но я не понимаю. Отрубаюсь.
Просыпаюсь ближе к вечеру, от боли. Парни зовут медсестру. Она приходит, сноровисто делает укол, и уходит. А боль не проходит! Нет ощущения «прихода», боль только сильнее. Опять зовут медсестру.
-Мне больно, просидол не помог. – ещё чуть чуть, и зубы осыпятся, так сильно я их сжимал.
-Извини, хирург отменил тебе просидол. –она разводит руками. – Анальгин с димедролом только.
-Позови его. –прошу я. – Он забыл вновь назначить!
-Во-первых, он давно дома, во-вторых, он не мог забыть!
Ну да, конечно… Последняя попытка.
-Посмотри в моей истории, во сколько он отменил, и во сколько меня на рентген увезли! – мысль о том, что я останусь один на один без наркоты против боли, просто сводила меня с ума.
-Хорошо, посмотрю..
***
Через два часа я стал подвывать. Через три начал периодически терять сознание. Через четыре- наконец привели дежурного врача. Здравствуй, мой любимый просидол! Я так скучал по тебе…
Утром пришёл хирург. Нет, не подумайте, зачем перед солдатом извиняться. Ну забыл он. У него, таких как я, сотня…
- Ну что, боец, с вещами, и на выход! Каталка в коридоре.
-Куда едем? –слабо удивился я. Утренняя доза просидола ещё действовала. –Мне и тут хорошо.
-А поедешь ты на один этаж вниз(или вверх, ну не помню я –прим. Авт.), в травматологию. – он сел рядом со мной. –Короче, осколок наковырял там у тебя под коленом… -он вытащил из нагрудного кармана халата две авторучки и карандаш, сложил сместе, зажав в кулак. –Вот, это нервный ствол. Только таких нервов там не три штуки, а сотни… осколок прошёл вдоль нервного ствола, и снял, так сказать стружку. Процентов десять. Разлохматил их, и нервы вросли в мясо, понимаешь? Потому на любое изменение атмосферного давления тебя крючит.
-Да, понимаю. –я заторможено кивнул. –И что делать будем?
-Тут не я решаю, а травматолог. Но в любом случае, недели через две три, будет ещё операция. Думаю, резекцию сделают. Обещаю, боль сразу отпустит.
-Это ещё что? –загрустил я. –Что за резекция? И просидол не отменят?
-Резекция… Ну, грубо – тебе вырежут кусок повреждённого нервного ствола, потом состыкуют. И оно срастётся.
До армии я работал монтёром (и на полставки кабельщиком) в телефонной сети. Соединял кабеля на пятьдесят пар. Потому сразу ему не поверил. И высказал сомнения в данном способе лечения. Типа, один шанс из тысячи, что они попадут куда нужно, после состыковки, а цветовой маркировки у нервов в ноге нет. Да и на счёт прозвонки нервов мне не верилось.
Хирург поржал, даже ткнул от избытка чувств мне в бочину.
-Не ссы, они сами знают, куда и как прорастать… Тут кабельщик не нужен… И стопа твоя наконец шевелится начнет, и болеть перестанет. Не сразу конечно, но ходить без костылей сможешь, обещаю. Всё, езжай, такси заждалось.
В продолжение к моему вчерашнему посту
Ответ на пост «Как я с 12го этажа упала и осталась жива»
Честно говоря, вчера по синьке написал… Ну ладно, раз начал, закончу.
Госпитальные будни 2 (август 1996г)
Когда отошёл от морфия, изучил повреждения. Итак. Мы имеем сквозную дырку на руке. Осколок прошёл между лучевых костей предплечья навылет. Рука болит умеренно, кисть сгибается, а обратно никак. Разгибатели порвало. В смысле, сухожилия, которые позволяют растопырить пятерню.
Идём дальше. Нога. А вот тут проблема. В пяти сантиметрах чуть выше колена «слепое» ранение, это значит, что вход есть, а выхода нет. Но проблема не в этом. Проблема в том, что у меня адски болит ступня. Да, ранение выше колена, а болит голеностоп.
Спустя час действие морфия подошло к концу, и пришла боль. Я не знаю, как описать её. Можно штампами – типа, как будто стопу в кипяток сунули, или в лужу с серной кислотой наступил… Это всё не то… Но любое прикосновение к пальцам и подошве вызывало дичайшую боль. Теплый ветерок с открытого окна, прикасаясь к коже, мгновенно вышибал из глаз слёзы.
Пришло мне время познакомиться с майором медицинской службы, заведующим отделением хирургии. Честно, не помню, как его зовут. Слишком много времени прошло, и очень много стёрлось из памяти.
-Ну боец, как дела, на что жалуемся?
-На лишние дырки в организме! – бодро отвечал я, смаргивая слёзы боли. Утереть я их не мог, руки были заняты ногой. Как? Да вот так – я полотенцем как портянкой обматывал ногу, и лёжа на спине, держал её на весу. – Пальцы не разгибаются, стопа болит. Рука фигня, а вот стопа…
-Перелом костей в стопе видать, обычное дело. –Хирург цапнул меня за стопу и принялся мять. Тогда я первый раз заорал в голос, а сознание стало медленно уплывать.
-Маша! Просидол, полтора куба!
Маша, Маша… Не знаю, сколько лет ей тогда было, но не больше двадцати трёх. Красивая до умопомрачения, халат до середины бедра, под полупрозрачной тканью которого угадывалось только нижнее бельё. Когда она подходила, наклонялась к тебе, любой пацан забывал о своих болячках… Ну да ладно. У нас не вечер эротических фантазий.
- На ренген! –меня переложили на каталку и повезли. Сделали два снимка, стопы и колена. Ни переломов, ни осколка.
- Хм, странно, -озадачился хирург,- посмотрим, что дальше будет.
А дальше было хуже. С каждым днем. Наркотой (просидолом) кололи каждые четыре часа, и только тогда я мог поспать, держа свою ногу в руках. Именно так я и спал. Звучит конечно фантастической неправдой, но тут ни малейшей выдумки для художественной красоты текста.
Но на четыре часа наркотика не хватало, так что в лучшем случае я спал часа два после укола. Как я ждал этого момента! С нетерпением! Я нервно вслушивался в бытовой шум большого госпиталя, пытаясь вычленить звуки скрипящего колеса столика, на котором везли мои «два часа без боли». Если медсестра опаздывала, задержавшись хотя бы на пять минут, у меня начиналась паника. Я просил парней сбегать, посмотреть, где она. И вот, она здесь. Я с жадностью и нетерпением смотрю, как женские руки сноровисто вскрывают ампулу, тупая игла стеклянного шприца всасывает в себя драгоценную жедкость.
- Ты не всё забрала! –я показываю на ампулу, в которой на дне что-то осталось. –Добери!
-Ой, да чего там осталось? –отмахивается она. Она – уже не женщина, не объект сексуального желания. Она злобная и жадная ****… - Поворачивайся!
Я, скрипя зубами от злости и боли, провожаю падающую в карман халата ампулу, и корячусь, переворачиваясь на живот так, что бы не дай бог, не задеть обмотанную бордовым, толстым махровым полотенцем ногу (не помню, откуда оно у меня взялось).
Ложусь на живот, с согнутой в колене ногой, сдвигаю коричневые больничные штаны, и прислушиваюсь.
- Тебе иголку потоньше подобрать? – интересуется она звякая чем-то.
- Коли уже! – в нетерпении начинаю грызть подушку зубами. –Скорее!
Игла с трудом входит в задницу, сестра вбивает драгоценную жидкость. И тут я чувствую, как по коже течёт что-то! Это наркота, проникла сквозь изношенный поршень древнего стеклянного шприца, и вылилась сверху, а не внутрь!
- Ты чего творишь, а? – рычу я. – Всё, ВСЁ вылилось!
- Да тут капелька… -отшатывается она.
-Какая капля? –от обиды слёзы сами льются из глаз. Будет ли приход? Отпустит ли боль? Посплю ли я хоть час?
На кровать падает сигарета.
- Беги в туалет, делай несколько затяжек подряд, успеешь! –обмотанный с ног до головы в жёлтые, от противоожоговой мази бинты, мужик командует. –Пацаны, помогите ему. Быстро!
Пацаны хватают меня подмышки и волокут в конец коридора, в туалет, с такой скоростью, что я не успеваю отталкиваться здоровой ногой.
Дверь за спиной закрывается, в губы тычется зажжённая сигарета. Я судорожно делаю несколько затяжек, выдыхая дым через нос… И тут он, приход. Боль отпускает, и я наконец оглядываюсь. Туалет находится в угловой комнате, огромные открытые окна, сквозь которые видно здания города, находящиеся гораздо ниже. Мы этаже на четвёртом. Я понимаю, что меня сейчас снимет снайпер и отпихиваюсь здоровой ногой, пытаясь выйти из просматриваемой зоны помещения. Но пацаны держат крепко. Наконец доходит, что я в мирном городе.
- Вот бы сюда…- начинаю говорить я, но меня перебивают.
-Вот бы сюда пулемёт поставить! – произносит парнишка, все находящиеся там хором ржут. – Все вы так реагируете.
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
лет 18 мне было. неделю булькало в голове, а так ничего не беспокоило.
решил сходить в больничку, не помню какой врач отправил на рентген. сделал. со снимком пришел к врачу. он посмотрел и спросил, что точно твой снимок? потому, что с таким гайморитом обычно в реанимации лежат.
я не поверил, врач предложил прямо сейчас прокол сделать. не дался. говорит, что хоть антибиотики пропей. а я на тот момент попал в струю противников антибиотиков и не стал пить. начитался интырнетов типа надо иммунитет поднимать чем то типа женьшеня. узнал, что самый мощный в этом плане корешок это левзея. купил в аптеке пять невзрачных пузырьков по 50 таблеток, хотя в рекомендации было намисано про максимум 10 таблеток в день. по пузырьку с утра выпивал. на третий день с утра выкашлял и выплевал прямо поллитра гноя. и коричневый и зеленый. фу прям.
больше не булькало, не плевался. победил. что помогло не знаю. рентгеновский снимок где то лежит, лет десять назад видел, чисто теоретически могу найти.