Задуманное как рассказ, очень быстро достигло максимальной отметки в 40000 знаков, и для конкурса стало непригодным. Поэтому выкладываю здесь на ваш самый честный и гуманный суд в мире. Выкладывать буду частями, дабы собирать здравую критику и применять ее для улучшения конечного продукта в последующем, поэтому, прошу не сдерживаться, громить в пух и прах, и подчеркивать хорошее, если найдется:)
Дверь трактира распахнулась с резким звуком, впуская внутрь свист ветра и режущие словно бритвы струи дождя. Вместе с ливнем, оставляя после себя лужи дождевой воды, в помещение, подстегиваемый порывами непогоды, вошел путник. Над столами, которым не посчастливилось быть ужаленными дождевыми иглами, пронесся гул недовольства, и с десяток пар глаз принялись изучать вторженца.
Можно сказать, что был он франтоват, выряжен по последнему писку моды. Сейчас же, некогда дерзко стоящее перо поникло и облепляло край треуголки мокрым пятном. Сам головной убор отяжелел от воды и уныло свисал с головы, прочерчивая потеками белила на лице, там где они еще сохранились. Из под треуголки, мокрой соломой обрамляли лицо, когда-то напомаженные, а теперь слипшиеся длинные светлые волосы, обильно засыпанные различным сором, занесенным в них ветром.
Был путник худ, тонок, и, в налипшем на него сюртуке, больше напоминал мокрую курицу, нежели джентльмена. Разрушали птичий образ только глаза – ярко-голубые, с пронзительным взглядом, полные живости и жажды познания.
- Доброй ночи, месье – гость прошествовал к стойке трактирщика, стягивая с головы мокрую треуголку. В руках он держал кожаный саквояж, который, после секундного раздумья аккуратно, чуть-ли не благоговейно поставил на скамью у стойки – Мой жеребец снаружи, найдется ли ему место в стойле, а самое главное, найдется ли комната для меня?
- И вам доброго вечеру, благородный…сэр – трактирщик на секунду замялся, подбирая слова - Сталбыть, издалека, путь держите? Не сумневайтесь, и конягу пристроим, и вам кровать выделим – он сделал жест рукой, и из под стойки выскочил юный мальчишка, целеустремленно выскочивший в непогоду, вооруженный фонарем – Сэр…
- Де Ветт, месье. Маркиз Де Ветт – гость улыбнулся – И мне, и коню не помешало бы подкрепится.
Рука маркиза нырнула вглубь мокрого сюртука, и вынырнула поблескивая несколькими монетами.
- Андре коняге корму задаст, не извольте сумневаться. И вас не обидим, жена стряпает знатные пироги с почками – произнес трактирщик, после того как монеты звякнули, оказавшись на стойке. Он повернулся и вышел в неприметную дверь.
Пришелец окинул взглядом помещение и увидев свободный стол, прошествовал к нему , бережно прихватив свой саквояж. Как только он сел, тишина, нарушаемая лишь звуками грозы и порывами ветра, сменилась пьяным гомоном. Завсегдатаи если и не потеряли к гостю интерес, то сменили явное любопытство на редкие взгляды.
Пироги с почками оказались отменные. Сдобренные парой кружек медовухи, они вдохнули жизнь в маркиза. Отужинав, и немного обсохнув, он сделал трактирщику знак рукой. Тот не заставил себя ждать, навис над гостем с вопросительным выражением лица.
- Месье, меня интересует кратчайшая дорога на другую сторону перевала, и под кратчайшей я именно такую и подразумеваю. Я крайне спешу по безотлагательному государственному делу – Де Ветт сделал акцент на слове «государственному» - крайне безотлагательному делу.
- Ну, сталбыть, по тракту то и само оно, других дорог тута отродясь не было. Да токма, размыло ее с этими проклятыми грозами. Не то что человек, и коняга завязнет. Так что, сталбыть, миль на пять вертайте взад, тама развилка будет, проезжали ее однозначно, других дорог нет, не обшибетесь. Сворачивайте влево, если отсюдова ехать, и миль через десять единственный большой городок в наших краях. С него на королевский тракт и в обход перевала. Токма так, благородный сэр.
- Маркиз – поправил Де Ветт – Тот самый городок где герцогская дочка пропала?
- Энтова мне не ведомо, маркиз, мы здесь на отшибе, до нас известия нескоро доходят.
- И неужели нет никакого другого пути, кроме как такой крюк делать? – Де Ветт выглядел раздосадованным и несколько напряженным – Никакого пути?
О потертую столешницу звякнула еще одна монета.
- Никакого? – с нажимом повторил он свой вопрос – Судя по количеству меховых изделий, в которые облачены окружающие меня многоуважаемые месье, одной из основ вашего существования, составляет охота, не так-ли? И я не поверю, что на протяжении всего перевала нет ни одной тропинки, ведущей на ту сторону, по которой могла бы проехать лошадь.
Де Ветт выжидающе смотрел в глаза трактирщика. Внезапно на монету легла чья-то ладонь. Огромный кряжистый мужик, подошедший из-за соседнего столика, крутанул монетку между пальцев и не торопясь убрал ее в мешочек, висящий на уровне груди.
Его гулкий бас разнесся по всему помещению, и гул голосов сменился напряженной тишиной.
- Есть дорога – Только ты там сгинешь. Но это уже не мое дело. Перо и бумагу!
Последняя фраза адресовывалась трактирщику. Получив требуемое, он сел за стол и начал самозабвенно набрасывать некое подобие карты, перемежая все бранными словами и обсасыванием пера на особо сложных участках.
Де Ветт между тем поднял глаза на хозяина.
- Сгинете, маркиз. Как пить дать, сгинете. Нехорошие это места. Наши туда даже носа не суют, на полет стрелы не подходют. Оттудава даже отряд гвардейцев не вертался! Они туда за бандой разбойников отправились, сгинули и гвардейцы и банда!
- И что же там за лихо обитает? – Де Ветт слегка улыбнулся.
Широкая заскорузлая ладонь шлепнула на стол лист бумаги со схематичными каракулями импровизированной карты. Кряжистый мужик на мгновение задержал ладонь на листе и повторил:
Карта оказалась вполне сносной. Дополненная бранью и устными уточнениями ориентиров, со своей работой она пока что справлялась на ура.
Встав с первыми петухами и плотно позавтракав великолепными пирогами и яичницей, Де Ветт с удовлетворением для себя отметил, что гроза закончилась, а небо хоть и было затянуто серой хмарью, не исторгало из себя библейские потоки.
Оседлав сытого и отдохнувшего коня, он отправился в путь, периодически бережно поглаживая притороченный справа саквояж. Дорога, хоть и была размытой, но покорялась копытам жеребца. Сделав несколько миль, по относительно широкому тракту, маркиз вышел к самому настоящему болоту.
Грозы и паводки превратили дорогу в низине в вязкую кашу, куда лошадь могла уйти практически по колено. Подойдя к самому краю размытого участка, чуть правее он обнаружил искомое.
Первый ориентир представлял из себя огромный валун, непонятно как и непонятно зачем здесь оказавшийся. Почти полностью покрытый мхом, стоящий на опушке лесной, на первый взгляд, непролазной чаши, он скрывал за собой следующую часть пути.
На всякий случай сверившись с картой, маркиз уверенно направил коня под сень деревьев, попутно вспоминая обрывки вчерашнего диалога. Трактирщик и постояльцы пьяно перебивая друг друга поведали следующую историю.
Все началось с нескольких охотников, которые на одной из опушек несколько месяцев назад обнаружили висящее на дереве изуродованное тело ребенка. У него не хватало частей тела, а то, что сохранилось носило на себе следы огромных зубов. Напуганные находкой, они поспешили в деревню, откуда направили весть в ближайший город, чтобы прислали жандармерию. Примерно в тоже время жители подверглись налету и последующему грабежу со стороны банды беглых заключенных. Помимо ценностей и провизии, они увели с собой молодую девушку. Через несколько дней в деревню прибыл отряд гвардейцев, разыскивающий беглецов. Отправившись по их следу в леса, они пообещали по возможности разобраться и с делом мертвого мальчика. Так и не дождавшись никого обратно, несколько охотников решили вернуться туда, чтобы предать тело ребенка земле. К своему ужасу на той самой опушке, кроме мальчика, они обнаружили развешенные на деревьях изуродованные трупы и бандитов и гвардейцев, и той самой похищенной девушки.
Вспыхнувшая на периферии очередная междоусобная война полностью перетянула взор короны на себя, и ни один из последующих запросов так и не принес результата. С тех пор те места стали запретными, а слухи о жутком чудовище-людоеде только крепли.
Из уст в уста ходили рассказы о счастливчике, повстречавшемся с огромным чудовищем, но чудом оставшемся в живых. Кто то вспоминал о чудовищной бойне, случившейся в городе неподалеку, некоторое время назад,, когда неким демоном из преисподней были разорваны в клочья инквизиторы, прибывшие вынести приговор ведьме. Людские суеверные умы быстро переплели слухи, правду и вымысел в тончайшую паутину страха, связав все происшествия, так или иначе происходившие в округе, в одно единое полотно.
Погруженный в свои мысли, Де Ветт не заметил, как тропинка сквозь бурелом и молодые переплетенные деревья вывела его на опушку векового, воистину величественного леса.
Он сразу узнал второй ориентир. Даже не подглядывая в карту, даже не зная куда ехать, просто услышав об этом, он никогда бы не перепутал его ни с чем иным. И первым знамением ориентира был запах. Приторно-сладковатый, тошнотворный, гнилостный аромат разложения. Почуяв его единожды, ни за что не перепутаешь ни с чем. Затем пришел звук. Жужжание сотен, а может и тысяч насекомых. Мухи кружили вокруг нервничающей лошади и ее всадника. Сперва единичные жужжащие мушки, которых становилось все больше с каждым шагом копыта по лесной грязи, затем разрозненные мушиные облачка, и апофеозом сочетания звука и запаха стало полотнище мух круживших и пирующих на опушке. Затем глаза возвестили о том, что маркиз двигался в нужном направлении.
Деревья были увешаны телами. Гниющие изуродованные трупы были насажены на суки на высоте около трех метров по всей опушке, как бабочки в на иголки в комнате коллекционера. В разной стадии разложения, с отсутствующими частями тел, зияющими дырами в гниющих остовах, с внутренностями свисающими из вспоротых животов. Некоторые одетые в простую одежду, некоторые нагие, на некоторых сохранились части доспехов. В основном мужские, но были среди них и женские, и даже детский труп, разложившийся, правда, до такого состояния, что определить это можно было лишь по размерам.
Де Ветт остановил лошадь и порывшись в недрах сюртука извлек платок, который тот час же прижал к лицу. Когда-то он был надушен лучшими ароматами, недоступными карманам простых обывателей, но вчерашняя гроза вымыла из него все запахи. Однако, уже одно то, что этот платок отсеивал часть зловония, было сродни колодцу в пустыне.
Вспомнив, что ему рассказывали в таверне, он направил лошадь к телу ребенка. Обогнув его по широкой дуге он и правда увидел довольно широкую, каменистую тропу петляющую между вековых деревьев. Некоторые из стволов были настолько огромны, что только двое, таких как Де Ветт смогли бы охватить ствол. Впереди была самая долгая часть маршрута.
Сумерки сгустились неожиданно быстро. К опускающемуся мраку присоединилась мерзкая морось, которая не смотря на сомкнутые над тропой кроны, все равно окутывала фигуру всадника влажным холодом. Де Ветт вынужденно сбавил скорость. Переплетения корней и валежника на тропе итак не способствовали даже легкой рыси, а с темнотой и подавно. Возможность остаться в лесу на своих двоих, сломай лошадь ногу, мало прельщала маркиза. Торопясь, он даже не делал привалы, пару раз перекусив на ходу, и дважды останавливаясь у ручьев, дав лошади утолить жажду и передохнуть.
Первый раскат грома заставил его вздрогнуть. Спустя мгновение, яркая вспышка молнии прочертила небосвод в, едва заметной в темноте, прорехе между кронами. Второй раскат не заставил себя ждать. И небеса разверзлись
Ужасаясь, насколько сильным должен быть ливень, если даже под густыми кронами его заливает с головы до ног, маркиз Де Ветт продолжил путь. Вернее хотел продолжить, как вдруг лошадь всхрапнула, и испуганно заржав, встала на дыбы. Чудом сохранив равновесие, Де Ветт вцепился в повод и попытался успокоить животное, как вдруг в свете очередной небесной вспышки он увидел как что то большое и быстрое кинулось к горлу лошади. Мощная челюсть сомкнулась под уздою и огромный волк мотнул головой, вгрызаясь все глубже. Лошадь захрипела и сбросив всадника начала заваливаться на бок.
Де Ветт упал, ударившись головой о камень. В глазах заплясали звезды, во рту появился вкус ржавчины. Попытавшись сесть и борясь с накатывающей тошнотой, в очередной вспышке молнии он увидел, как зверь рвет его коня. Хлещущая из раны на горле кровь, кажущаяся иссиня-черной в темноте, смешиваясь с дождем рисовала на волчей шкуре дьявольские узоры. Пульсирующие толчки жизненной энергии уходящие в землю черными ручьями, били в такт с одним единственной воспоминанием: «Майн таракой трук, вольфен охотитса стайами. Если ты видишь одноко, знатчит ты мъертв».
Будь проклят тот чертов прусак, со своим акцентом, и надменной рожей, стоящий перед камином с неизменной трубкой в зубах, но фраза почему то засела в голову. А теперь еще и воплощалась в жизнь. Он скорее почувствовал, нежели увидел движение сбоку. Резко повернувшись направо, и едва не удержав содержимое желудка в себе, от нахлынувшей тошноты, маркиз глаза в глаза оказался перед волком. Очень большим волком.
Зверь зарычал, оскалив клыки, каждый размером не меньше мизинца взрослого человека. В свете молнии блеснула стекающая с них слюна. Волк оскалился еще сильнее и наклонил голову, готовясь к прыжку. Их с маркизом разделяло не более полутора метров.
Де Ветт лихорадочно попытался нащупать хоть что-то, отдаленно похожее на оружие. Пальцы наткнулись на крупный камень, довольно плотно засевший в грязи. Маркиз вцепился в него, как утопающий цепляется за соломинку. И ему почти удалось. Глядя зверю прямо в глаза, он вытаскивал камень, прикидывая, как подгадать момент перед прыжком, чтобы разбить этой шавке-переростку череп. Зверь вновь зарычал. Но почему-то звук звучал иначе. Словно бы и не от зверя скалившегося Де Ветту в лицо. Что-то хрустнуло, возможно какая-то ветка. Достаточно тонкая чтобы сломаться под весом волчей лапы. И достаточно сухая, чтобы звонко заявить о себе позади маркиза.
Резко развернувшись, он выбросил руку с камнем по широкой дуге и с удовольствием почувствовал, как импровизированное орудие столкнулось с чем-то мягким. Резкий взвизг ударил по ушам, но для Де Ветта это была наисладчайшая музыка. О том, что он повернулся спиной к первому зверю, маркиз вспомнил слишком поздно. Поворачиваясь обратно он уже понимал, что не успевает. Время словно замедлилось. Периферическим зрением он видел стремительную тень летящую на него с оскаленными зубами. Он приказывал телу двигаться быстрее, но все было как в киселе. Лишь мысли были быстры и точны, совсем как зубы твари, что сейчас вцепится ему в горло.
Продолжая по инерции поворачивать голову на встречу неминуемой смерти, маркиза пронзила шальная мысль – что ждет его за границей мира живых.
И в этот момент время восстановило свой привычный ход.
Де Ветт обнаружил себя вполне живым, и даже не истекающим кровью. Волк же висел над ним в воздухе, на высоте около полутора метров от земли. Тонкий, истошный, почти человеческий визг пронзил перепонки, но почти сразу же захлебнулся, сменившись жутким хрустом рвущейся кожи и лопающихся костей. Молния услужливо подсветила подробности, заставляя Де Ветта замереть на месте с открытым в ужасе ртом.
Волка держало на весу самое настоящее чудовище. Стоящее на двух ногах, покрытое шерстью, огромное существо возвышалось над Де Веттом, разрывая волка на пополам руками… лапами… Что бы это ни было, силы в них было достаточно, чтобы сминать в труху кости, разрывать одним усилием мышцы и сухожилия, рвать кожу как лист пергамента.
Маркиз словно очутился в звуковом вакууме, сквозь который отчетливо просачивались лишь звуки происходящего перед ним демонического действа. Раздался последний ужасный хруст, и лицо маркиза обдало чем то горячим, а по бокам от него с влажным звуком в упали в лужи половины того, что мгновение назад было волком.
Раскат грома разорвал тишину, которая окутывала Де Ветта, и вернул того в кошмарную реальность, в которой под звуки ливня огромное существо только разорвало волка надвое.
Раздался жалобный скулеж, и волк которого маркиз ударил камнем, начал пятиться, поджимая хвост под себя. Как только его задние лапы соскользнули с тропы в прилегающие заросли, он развернулся и с огромной скоростью ломанулся прочь. Зверь, что расправился с лошадью еще несколько секунд рассматривал существо, прижав уши и опустив голову, после чего последовал примеру своего более трусливого товарища.
Де Ветт остался наедине с монстром.
