Ничего нет вечного
Ничего нет вечного…
Ничего нет вечного…
Ничего нет вечного…
Так я Вам скажу.
Ничего нет вечного…
Ничего нет вечного…
Ничего нет вечного…
Вдаль смотря - скажу…
Ничего нет вечного…
Ничего нет вечного…
Ничего нет вечного…
Так я Вам скажу.
Ничего нет вечного…
Ничего нет вечного…
Ничего нет вечного…
Вдаль смотря - скажу…
Предположим что вы оказались в новом мире, где больше нет смерти, ваши родные были оживленны, а народы больше не воюют друг с другом. И вот вопрос: сможете ли вы прожить триллионы лет со своей любимой девушкой, и при этом больше не боясь смерти, войн, угроз и других проблем. И конечно же не изменяя ей всё это время — это очень важно.
мы желаем секса вам
секса в этом мире большом
пусть секс будет у вас,
и сексом пусть полнится дом,
чтобы в каждом уголке
вашего дома был секс,
и на кухне, и в спальне,
и в ванной, и в детской,
и в рабочем кабинете,
и в темнушке, и в комнатушке,
и в комнате у бабушки,
и в комнате у дедушки,
и на кровати, и под кроватью,
и на полу, и в раковине,
и на подоконнике,
и на балконе, и за балконом,
и на шифонере, и в шифонере,
и на компьютерном столе,
и на компьютерном кресле,
желаем вам всегда и везде,
чтобы у вас всегда был секс,
и когда вы здоровы, и когда больны,
и когда у вас гости, и когда вы одни,
пусть всегда, пусть всегда
будет секс у вас, и даже когда вы спите,
пусть будет у вас секс, и наяву, и во сне,
и вообще везде, в каждом возможном месте,
в любой точке пространства и времени
чтобы у вас всегда был секс
всегда был секс...
взвейтесь кострами пурпурные очи,
насилуют пионеров дети рабочих,
близится эра сексуальных годов,
клич пионэра всегда бей рабов...
Пока жду результаты поиска Поиск фантастического рассказа, вспоминаю другие старые, но интересные рассказы.
Сегодня прочитал: "Я бы тоже хотела не умереть. Желательно никогда."
Вот я и подумал, ведь вечная жизнь может и надоесть, что интересно описано в пьесе Карела Чапека, "Средство Макропулоса".
А ведь в детстве читал про другой способ обессмертить себя, который, возможно, лишен этого недостатка. Несколько запросов Гуглу, главное правильно сформулировать, и вот есть результат:
«Поезд в ад» («Адский поезд», «Поезд, идущий в ад»; англ. That Hell-Bound Train) — фантастический рассказ Роберта Блоха (1958)
Кратко:
Потерявший семью и бежавший из приюта, юный бродяга Мартин идёт ночью по рельсам, намереваясь заскочить в товарный поезд на ходу. Однако на пути ему попадается странный чёрный поезд с не менее странным кондуктором. Поняв из разговора, кто перед ним, Мартин заключает с бывшим незнакомцем сделку: он в любой момент — один раз и только для себя — сможет остановить время, но взамен должен после смерти отправиться на данном поезде в ад. Теперь бродяге остаётся лишь найти тот самый момент.
Далее спойлерить не буду, читайте и решайте сами:
http://www.domino-books.narod.ru/lib/bloch_that_hellbound_tr...
для ЛЛ, можете послушать аудиокнигу:
https://akniga.org/bloh-robert-poezd-v-ad
по душе вам такой вариант или нет?
Прикольно, год написания совпадает с годом моего рождения;)
Она была черной, иссушенной и совсем еще не старухой. И даже выглядела временами на свои 38, хоть и исхудала за последние годы. Но… внутри была пустыня. Бесконечная и безжалостная.
Казалось, сломать ее легко, словно старую, давно засохшую ветку, до которой только дотронься - сама распадется на мелкие кусочки, рассыплется в пыль. Ничего живого в ней давно не осталось, настолько мертвой она себя чувствовала.
Несколько лет (а может столетий?) назад она была другой. Память об этом хранят яркие, не успевшие выцвести, фотоальбомы. Вот она в ярком желтом платье катается на качелях. Вот в белых кружевах – невеста. Вот смеется, пропалывая грядки на даче. Муж ее сфотографировал, сказав, что в лучах солнце она сама словно цветок… Муж… А был ли он когда-то? Или это чья-то чужая история? Чужой фотоальбом? Скорее всего так.
Каждое утро она просыпается и начинает день с тяжелого вздоха: «Что - я все еще здесь? Как - эта жизнь еще не кончилась?» Не кончилась. Это доказывает ее 3-летний ребенок, который кричит-не кричит, а словно поскуливает, что ли? Сын родился вроде бы здоровым, да только через пару месяцев он уже не смотрел, не слышал, почти не двигался.
После того разговора с врачами, она умерла. Она точно знала и даже помнила миг, когда почувствовала, что ее больше нет.
Но оболочка осталась, и эта оболочка должна была что-то делать. Собирать документы, ездить с сыном по больницам, учиться кормить его так, чтобы напрямую в желудок и много чего еще напрямую учиться делать.
Вопрос: «За что?» мучил ее недолго, хотя поначалу бился в голове дни напролет. За что? Почему со мной? Почему с моим ребенком? Что я сделала не так? За что ТЫ меня наказываешь? Да как ТЫ можешь? Ненавижу ТЕБЯ! И снова с каждым стуком сердца – за что? за что? за что? Ответа не приходило. Выходило, что ни за что, а просто так случилось.
Муж от нее ушел, но она не заметила когда. Знакомые реагировали по-разному: одни сразу лезли обниматься, мол, я с тобой, другие пытались развеселить, третьи неуклюже совали деньги, а четвертые просто перестали ее замечать. Последним она была благодарна больше всего. Впрочем, ей было все равно. Её не было.
Но ведь все равно была. Была! Забыть об этом ей не давал жуткий страх, который она чувствовала ежесекундно. Он схватил ее за горло еще тогда, в кабинете врача. Схватил и не отпускал. С тех пор она почти не дышала и не ела. Руки немели, тошнило, но она все же научилась оказывать первую помощь сыну до приезда медиков.
Еще она плакала. Но чаще слезы текли сами, просто текли днями и часами. Видимо, организм по-своему боролся со свалившейся на него бедой.
Шли месяцы и даже годы, но страх продолжал держать за горло. Она чувствовала его ледяную и одновременно липкую руку на своей коже. Однажды приснилось, что рука эта действительно есть. Во сне она пыталась оторвать руку от горла, но та только сильнее сжимала его, душила и засмеялась, когда увидела кровь…
Любовь к сыну – пусть и такому – теплилась в ее сердце. Она знала, что там внутри этого почти бесполезного тела была душа. И эта душа была ее сыном. Хотя - и тут она себя почти ненавидела - временами страх был так силен, что она почти молила Бога о том, чтобы уже самое страшное наконец произошло и она могла вдохнуть полной грудью. Хотя бы один раз. Чтобы страх отпустил, ушел за ненадобностью, исчез, растворился. Впрочем, она сразу ужасалась своим мыслям, била саму себя по лицу и снова молилась. Помоги, Господи, не попусти, дай сил! Отпускало.
Ненадолго, но вокруг нее что-то менялось. Становилось спокойнее. Сын засыпал, и она ложилась рядом. Сын пах лекарствами, болью, слезами и еще собой. Этот сладковатый запах ей не перепутать. Сын так пах, когда родился. Чем-то неземным, словно цветочек из божественного сада. Она целовала его пяточки, ладошки и проваливалась в беспокойный сон.
Надежды не было, но и ухудшение шло так медленно, что она его порой не замечала. Временами ей казалось, что она почти научилась жить со своими демонами. Сын несколько раз умирал на ее руках, но врачи успевали, и она почти привыкла с этим жить. В больном теле сына была здоровая душа, и ей не хотелось с ним расставаться. Он должен был жить. Зачем? Она не знала. Но была точно уверена, что должен.
В тот майский день сын уснул пораньше, и она перед тем, как лечь рядом, подошла к окну. Солнце, освещая красными, оранжевыми, сиреневыми сполохами небо, садилось. Даже на ее седьмом этаже чувствовался аромат цветущей липы. Она закрыла глаза и, немало удивив себя, прошептала: «Какая красота! Боже, как же это прекрасно!»
В ту же секунду она почувствовала, что внутри ее что-то шевельнулось. Что-то треснуло, сломалось, сдвинулось. Словно пошли токи, забил родник. Она не решалась двинуться с места. Только все сильнее и сильнее дышала, пытаясь всю себя заполнить липовым воздухом.
Внутри трещало громче, сильнее, рвалось, пробивалось наружу. Было больно, словно с нее слезала кожа, но она и не думала сойти с места.
Наоборот – распрямила спину, широко раскинула руки, расставила ноги. Всем телом она почувствовала, что это Бог заново вдыхает в нее жизнь. Его дыхание с первого же раза унесло все страхи, разгорячило кровь, наполнило свежестью легкие.
Слезы полились из ее глаз, и она вдруг услышала, как воркуют голуби, устроившись на дереве перед ее окном, кричат мальчишки на соседней спортивной площадке, смеются девушки, две мамы ведут детей домой, а те капризничают.
В тот же момент она ощутила, что невесома как перышко. Услышала задорный смех, и с удивлением поняла, что смеется. Она еще крепче закрыла глаза и взяла Его, того, кто только что вдохнул в нее жизнь, за руку. Ее душа взмыла вверх. С высоты закат выглядел еще грандиознее. Она летала меж облаков и кружилась как балерина. То играла наперегонки со стрижами, то, разрумянившаяся, ложилась на большую ладонь Бога, погружаясь в негу и блаженство.
- Живая! Живая! Я живая! – кричала она птицам и захлебывалась от счастья и любви. – Живая! Живая! Живая! Живая!
Кровь бурлила, щеки разрумянились, тело вновь стало молодым и сильным.
…Она очнулась, когда на небе уже вовсю были звезды. Сын спал. В ее теле цвели цветы, и она чувствовала их нежную красоту каждой своей клеточкой. Улыбнулась, сжала кулаки, почувствовала их силу и снова прошептала: «Живая! Живая! Живая! ЖИВАЯ!» Хотелось кружиться, петь и кричать, но она вернулась в комнату к спящему сыну.
- Завтра мы пойдем гулять на балкон и будем дышать липой, и слушать птиц, и смотреть на облака, - сказала она ему на ушко. – Потому что мы живые, сынок, слышишь? Живые! Бесконечные. Бессмертные. Вечные!
"... Легкой жизни я просил у Бога, Легкой смерти надо бы просить". -
Иван Тхоржевский, вольный перевод из восточной поэзии, 1940.
После ухода мамы из жизни земной, 8 октября 2015 года я вывесила в интернете объявление - "Няня-на-час". В первое же утро меня вызвали к детям. Срочно. Позже меня приглашали привести ребёнка из школы или из детского сада. Я справлялась.
21-го октября меня пригласили подежурить вечерами в кардиологии. Дочь беспокоилась о 79-летнем отце. Я не была готова помогать взрослым, поэтому согласилась не сразу. Сначала в 16.00 в вестибюле больницы меня встретила высокая стройная женщина. И очень уставшая. В это время она заботилась ещё и о матери, которая тоже попала в больницу. Мы зашли в отдельную палату. На кровати лежал её отец. Он был болен уже около десяти месяцев. Я поняла её состояние и взялась помочь. Договорились, что я буду дежурить по вечерам с 16 до 19 до его выписки. Она ушла. Я осталась. Он, в основном, лежал, говорил немного и с трудом: через нос ему давали кислород. После ужина, я сдала дежурство. 22-го октября я отпросилась на два дня по семейным обстоятельствам. В воскресенье 25-го октября вечером он выглядел хуже. Практически не разговаривал, только крестился и повторял: «Господи, помилуй!» Я поняла, что он – человек крещёный.
После дежурства я посоветовала дочери пригласить священника. Дала ей несколько номеров телефонов ближайших церквей. Рассказала ей о соборовании. Это шанс на исцеление, потому что соборование - молитва о прощении забытых грехов и грехов наведения. Действует принцип причинно-следственных связей. Логика подсказывает: устранена причина (прощён грех) - болезнь, как следствие, уходит. Она, кажется, что-то поняла.
Священнослужитель ближайшей церкви был приглашён на вторник в 14.00.
Я приехала в больницу за час до назначенного времени, чтобы поддержать уже не чужую мне семью. Священник пришёл в 13.30. Я его встретила у входа и сопроводила в палату. Он предложил нам с дочерью больного собороваться тоже. Мы согласились. Папа лежал с закрытыми глазами. Батюшка провёл таинство по всем правилам РПЦ. И, когда надо было принять причастие, больной открыл глаза, и сделал глубокий вдох. И всё. Выдох был последним в его земной жизни. Его душа, освободившаяся от тяжести грехов и долгов, вылетела из изношенного тела. Врач констатировала смерть, сказав: «Как не верить после такого?»
29 октября в ритуальном зале мы встретились со всей семьёй ушедшего из жизни. По дороге на кладбище я сидела рядом с его дочерью и, пытаясь хоть как-то её утешить, сказала:
- Странники мы на земле. Вот я, например, родилась в Магаданской области…
Дочь перестала плакать:
- И мы оттуда. Из Омсукчана.
Я молча достала свой паспорт и показала ей место своего рождения: «посёлок Омсукчан Магаданской области».
- Мама! - воскликнула она. - Оказывается, она - наша землячка. Вот это чудо!
Прошло почти пять лет. 23 марта 2020 года ушла из жизни земной и её мама… Дочь сделала всё, что могла, чтобы её родители были вместе в Царстве Бога-Отца.
Сегодня, 20 марта, мы снова вместе вспоминали их обоих ...
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
За песчинку отведенную нам в безбрежных россыпях вселенских часов нам вряд ли удается заметить в окружающем нас мире хоть какие-то значимые изменения. Тому же способствует хаотичность наших чувств и эмоций, в которых нас бросает из крайности в крайность. И, на фоне всего происходящего внутри нас, окружающий Мир кажется застывшим. Мы сгораем мотыльками, прежде чем успеваем научиться просто созерцать и любоваться неспешным потоком времени, проходящим сквозь нас. Не ощущаем, как в нас заходит будущее превращаясь в настоящее, и выходя вон в виде опыта прошлого — уже ненужного и тяжелого груза. Как часто мы не даем ему выйти. А он не дает нам двигаться вперед, словно гири, прикованные к ногам. Жизнь — мимолетная искра счастья — представляется нам вечным заточением.
Дети пытаются вырваться из вязкой трясины обыденности и рутины — они торопят время. Торопят, потому что для них маркеры радости, расставленные взрослыми в виде особых дат — праздников, дней рождения, новогодних торжеств — слишком редки. А чаще взрослые не могут. "Скорее бы случилось это, скорее бы случилось то..." — оказывается, в миге нашего существования еще и довольно пустоты, которую мы желаем проскочить на крейсерской скорости. И мы делаем это — живем от праздника до праздника, от зарплаты до зарплаты, от отпуска до отпуска...
Мы ускоряем течении нашей жизни, а потом удивляемся, что внезапно все время вокруг нас ускорилось, а жизнь — пронеслась, причем — мимо...
Продолжительность нашей жизни сильно лимитирует нас.
Египетские фараоны начинали строить гробницы для самих себя еще в юных годах, а достраивали эти пирамиды их сыновья и внуки.
Многие ученые не доживали до подтверждения собственных гипотез. Эдмунд Галлей не дожил до предсказанного им возвращения к Солнцу кометы, названной впоследствии его именем. И подобных примеров множество.
Может показаться, что жизнь так мала, а человек ничтожен, и роль одного человека на фоне безбрежности океана времени, в который за свою жизнь мы не заходим и по щиколотку, пренебрежима. Ведь многие достижения человечества, словно ожерелье, складывались из десятков жизней людей, работавших над той или иной задачей — эти жизни оказались словно нанизаны на прочную нить.
Стремление человека к звёздам стало такой нитью, на которой мы можем найти жемчужины с именами Фаэтона, Дедала и Икара, братьев Монгольфье, Циолковского, фон Брауна, Королева...
Неужели, достичь звёзд можно только передавая эстафетную палочку от поколения к поколению, умирая, и лишь робко надеясь, что люди будущего не похоронят твою мечту, осознав её наивной, непрактичной, бесполезной?
Продолжительность жизни человека увеличивается. Если наши предки всего пару тысяч лет назад жили (в среднем по планете) 25-35 лет, едва успевая оставить потомство, то теперь и столетие не кажется какой-то непреодолимой дистанцией.
Почему это произошло? Что изменилось?
Мы прокачали в себе способность к развитию, и — к саморазвитию в первую очередь. Именно устремленность к новым рубежам позволило человечеству в целом поднять планку продолжительности жизни на новую высоту. Конечно, кто-то вспомнит о более комфортных условиях жизни, о медицине. Так ведь это все — следствия нашего стремления к развитию, стремления в будущее.
Но в будущее можно стремиться по разному. Можно просто сидеть и ждать — когда же оно наступит. И в этом случае оно не наступит никогда.
А можно представить, что ты уже там, но чтобы чувствовать себя в нем комфортно, необходимо постичь столько всего нового, чего прежде нам не требовалось. И тогда вдруг увидишь, что из жизни исчезла пустота, но вернулась энергия юности, а путь к звёздам на половину уже пройден, а вторая половина, как всем нам известно, гораздо короче первой.