Вот примерно в таком настроении мы вышли на профиль в последний рабочий день.

По дороге Миша Опехтин насобирал ягель.

- Может, попробуем его покурить? – предложил он. – Вполне сухой и легко крошится.

Он быстренько скрутил из бумажки и ягеля здоровенную козью ногу, засунул её в рот, прикурил, затянулся… И тут же мощно раскашлялся.

- Курить можно, - прохрипел он осипшим голосом, но остальные, глядя на него, решили не экспериментировать. Миша выкинул самокрутку, и мы начали работу. В течение дня мужики пытались покурить сухие листья и траву, но заканчивалось это всё примерно так же: кашлем и выбрасыванием самокрутки.

В общем, рабочий день прошёл под раскаты кашля, доносящегося то со стороны Мишки, то со стороны Красного Суслика, пока мы не вышли к лесовозной дороге, означавшей конец профиля. Собрав катушки с проводами, электроды и батарею, мы отправились к дороге. Неожиданно Миша сделал стойку, как собака, завидевшая дичь.

- Там мужик идёт! – радостным шёпотом сообщил он.

И точно – впереди показался охотник с ружьём, бредущий в нашу сторону. Мои работяги, радостно гремя железом, ринулись ему на встречу с криками: «Мужик, стой! Есть закурить?» Я не знаю, что подумал охотник, глядя на выбегающих из леса вооружённых железной арматурой заросших недельной щетиной личностей, но от неожиданности он просто-напросто застыл на месте соляным столбом. Есть у меня большое подозрение, что отправляясь на охоту, человек не рассчитывал нарваться на классическое: «Папаша, огоньку не найдётся?»

Трясущимися руками он вытащил из кармана пачку сигарет и протянул нам.

- Мы парочку возьмём? – деловито спросил Миша.

- Да берите всё, у меня ещё есть! – радостно ответил охотник, поняв, что нам действительно нужно только курево.

Но мы, как люди вежливые и культурные, угостились парой сигарет и отправились дальше, оставив мужика стоящим в глубоком раздумье посреди дороги. Вечером ко мне подошёл Красный Суслик:

- Дима, я схожу в деревню до магазина?

- Ну сходи, - разрешил я. – Только тебе всё равно ничего не продадут.

- Ну я попробую, а ты мне рубль дай - ответил Суслик.

Выдав Суслику рубль, я отпустил его в деревню, а ещё через час он вернулся обратно и гордо продемонстрировал мне четыре пачки «Беломора». Уж не знаю, каким образом, но он сумел уговорить продавщиц продать ему курево. Есть у меня, правда, одна мысль, что продавщицы просто-напросто сжалились над ним – очень уж вид у него был затрапезный.

Хитрая бражка

На следующий день за нами приехал Гена Аникин на своей вахтовке, и мы отправились в Грязово – закончилась наша самковская эпопея. Нас на неделю отправили отдохнуть в Архангельск, а перед этим мы решили хорошенько попариться в бане – негоже ехать в город пропахшим дымом костра и всеми болотами Плесецкого района.

Банька удалась на славу: с сухим паром и пихтовыми вениками, а на следующий день у меня впервые прихватило спину, да так что по лагерю я ходил, согнувшись в три погибели. И всё бы ничего, но мне, как исполняющему обязанности начальника отряда нужно было снять остатки продуктов со склада, а как это сделать, если спина не разгибается? Хорошо что мужики у меня попались понятливые – бегали по складу, подсчитывая оставшиеся консервы и крупы, а я сидел, укутанный в телогрейку, записывал в тетрадь продиктованные цифры и подсчитывал оставшиеся продукты.

Перед самым отъездом я зашёл к остающимся сторожить базу рабочим: Мишке Опехтину и Ване Епишкину – рабочему из топоотряда, классическому помору с окладистой бородой и трубным голосом за который его прозвали отцом Епифанием. А ещё он фигурировал в стихах, написанных на стене рабочего балка́:

Ну что ты, сушина, стоишь на пути!
Епишкин ругается: - Мать вас ети!

Был у нас такой поэт - топограф. Самый всамделишный: его стихи даже в газете "Новодвинский рабочий" печатали.

Жилище рабочих представляло собой два балка «Геолог», объединённых общим тамбуром, в одном из которых и обитали Опехтин с Епишкиным. Как только я зашёл в тамбур, то сразу же почувствовал очень сильный и весьма гадкий запах, который доносился из щели между двумя балками: такое ощущение, что туда кто-то нагадил. Возмущённый, я влетел к сторожам и выдал:

- Вы тут охренели что ли?

- Дим, ты не ругайся, - ответил Мишка. – Мы тут бражку поставили. Когда вы вернётесь, её уже не будет.

- На чём?! – тут охренел уже я.

- На патоке, её Ваня с коровника принёс.

- Так она ж воняет?

- Так мы её пить будем, а не нюхать! – ответил Миша.

Пригрозив напоследок увольнением в случае пьяных безобразий, я вышел из балка, и этой же ночью мы уехали в Архангельск. А у горе-сторожей с бражки знатно пробило днище, да так, что они чуть ли не сутки с горшка не слезали. Хотелось бы написать что-то вроде: «и с этого дня они в рот не брали спиртного», вот только это было бы совсем неправдой.

Выброс

Вернулись в Грязово мы уже в начале сентября и прямо скажем, неудачно. Зарядили нудные осенние дожди, и мы чуть ли не целую неделю просидели по балка́м. Тем более что нашей бригаде предстояло уехать на самый дальний край участка. Там нам предстояло пару недель жить в охотничьей избе и отработать самые дальние профиля. А заезжать туда во время дождей было как-то совсем глупо – вот и ждали погоды.

Хорошо хоть в экспедиции наконец-то выдали мясо: две упаковки «Ножек Буша» - куриных окорочков прямиком из Америки.

Я, правда, поначалу отказываться начал:

- Нафига оно мне нужно? – пытался доказать свою правоту кладовщицам, удивлённо смотрящим на меня. - У меня на базе холодильника нет, хранить-то негде будет.

- Бери - бери! – начали уговаривать меня кладовщицы. – Где ещё нормального мяса получите!

И тут меня осенило: из этих окорочков можно тушёнку сварить. Как её готовить, я не знал, но кого это в юности останавливало! Поэтому я взял одну коробку ножек для себя и ещё одну – для второй бригады геофизиков, тоже отказавшихся от окорочков. Как же они меня потом благодарили!

Итак, на базе в Грязово мы варили тушёнку из окорочков, играли в тыщу, поскольку преферансистов не нашлось, и ждали хорошую погоду. В один из таких дождливых дней Красный Суслик отпросился съездить домой в Плесецк: «Всего-то пару часов на автобусе – вечером уеду, утром вернусь». Я отпустил его, но предупредил, что если утром будет хорошая погода, то ждать не будем – уедем на выброс, а его потом Гена на машине подкинет. На том и договорились.

Утром погода наконец-то настроилась, тучи разошлись и с неба радостно засияло солнце. Я скомандовал: «По коням!» и мы вместе с продуктами и аппаратурой загрузились в наш вахтовый ГАЗ-66 замечательного розового цвета.

Перед приездом какой-то то ли комиссии, то ли проверки срочно потребовалось покрасить машину, но зелёной краски на складе не нашлось, зато там стояло несколько бочек с розовой краской, оставшейся от постройки дома – ей были выкрашены все стены в подъезде. Вот этой-то краской и покрасили нашу вахтовку. Получилось очень весело: все водители падали от хохота, едва завидев нашу розовую шишигу. Я даже предложил Гене нарисовать на машине цветочки, но он почему-то не согласился – зря, по-моему, я бы их красиво нарисовал.

Красный Суслик не приехал. Ждать я его не стал, поскольку времени терять не хотел – и так из-за дождей выбились из намеченного плана. Разгрузившись возле избушки, я отправил Гену обратно с наказом тормознуть Суслика на базе, поскольку через три-четыре дня мы всё равно собирались сходить на базу за хлебом и помыться в бане. Три рабочих дня пролетели незаметно и без происшествий, если не считать того, что Красный Суслик до нас так и не добрался. «Наверное, на базе остался,» – решил я. Да и хорошо, что так, а то в лесу нам довольно часто встречались медвежьи следы: то свежие царапины на деревьях, то отпечатки лап на грунтовой дороге, а то и куча навалена. Косолапый явно где-то поблизости жил, но на глаза не попадался - медведи вообще мастера маскировки. Больше всего встречи со своим тезкой боялся Миша Опехтин. Каждый раз, заметив очередную кучу или царапину, он начинал ныть: «А может пораньше работу закончим?». А если этот вариант не проходил, то начинал убеждать меня, что «Всех денег не заработаешь». Эти разговоры я пресекал - нечего тут панику разводить, и так, блин, страшно. Особенно когда рабочие разошлись, а я один на центре остаюсь.

Но вот подошло время бани, и мы отправились на базу. Видимо судьба у меня такая, по 8-10 километров помыться ходить, заодно и Суслика забрать. Но на базе его тоже не оказалось: балок, в котором он жил вместе с Котом Матроскиным был заперт на ключ, да и по базе он не болтался. Я отправил мужиков разбираться с баней, а сам пошёл к Гене.

- Суслик-то появлялся на базе? – спросил я водителя.

- А как же, в тот же день, как вы уехали, – ответил Гена. – Покрутился на базе да к вам ушёл.

- В смысле, к нам ушёл? – тут меня прошиб холодный пот.

- Ну он мне так сказал, - Гена понял, что здесь что-то не так. – Сам, говорит, дойду, не нужно машину гонять.

То, что я сказал по этому поводу, писать не буду, поскольку я человек культурный и временами вежливый. Три дня! Три дня назад этот кадр ушёл к нам и не дошёл! Хорошо, если он просто заблудился – дорога-то там одна, но кто этого дурня знает, а вот если он встретил медведя, то всё совсем-совсем плохо получиться может…

В этот момент ко мне подошёл Матроскин, умудрившийся пролезть в закрытый балок.

- Дима, там Суслик все свои вещи унёс и рабочую одежду бросил.

Я побежал туда: действительно, выданная Суслику рабочая одежда валялась на кровати, а все его цивильные вещи исчезли. Сбежал наш Суслик. Перекрестившись всеми локтями и коленями, я по связи сообщил начальству о досрочном увольнении рабочего. Взамен мне отдали Ваню Епишкина, тем более топоработы на участке практически закончились и работяги потихоньку начали маяться от безделья.

Не будите спящего медведя

На следующий день мы вернулись в избушку и продолжили работу. Как-то раз вышли мы с утра на профиль: впереди как обычно вышагивал на своих ходулях Епишкин, следом за ним Мишка Опехтин, а в арьергарде – я с Матроскиным.  Болтая на ходу о всякой всячине, мы довольно сильно отстали от своих длинноногих товарищей.

Вдруг впереди раздался сначала рёв, мат, затем какой-то дикий, бабский визг, а буквально через пару секунд после этого мимо нас промчался, на ходу сдирая с себя штормовку, Ваня Епишкин. Не сговариваясь, мы с Матроскиным бросились вслед за ним. Пробежав метров сто, я притормозил и остановил Матроскина.

- А чего это мы бежим? - спросил я Матроскина. – Что вообще происходит?

- Да я и сам не понял, - ответил он, пожав плечами.

И тут нас догнал Миша Опехтин. С трудом отдышавшись и поминутно протирая очки, он поведал нам страшную историю:

Перепрыгивая через очередную валежину, Ваня Епишкин свалился прямо на спящего под ней медведя. От неожиданности медведь взревел, подскочил, сбросив с себя Епишкина, и рванул в лес. Епишкин побежал в обратную сторону, а Опехтин с перепугу заорал тем самым тонким бабским голосом, что напугал нас с Матроскиным.

Ну ладно, медведь-то сбежал, а где наш отец Епифаний? Тем более что в рюкзаке у него лежала батарея, а без неё на профиле делать нечего. И мы отправились искать Ивана. Полдня мы искали его на профиле и дороге, но нашелся он только вечером - сам вышел к охотничьей избушке с рюкзаком и батареей, правда без рубашки и штормовки, которые умудрился скинуть где-то в лесу, причём не снимая рюкзака.

Весь следующий день ушел на уговоры выйти на профиль, но в конце концов мне это удалось: медведи медведями, но работу-то никто не отменял. К нашему счастью, мы медведю тоже очень не понравились, поэтому он свалил куда-то в дальние края. Во всяком случае свежие медвежьи следы нам больше не попадались.

P.S. Каюсь и посыпаю голову пеплом. Историю про встречу с медведем я уже описывал в посте года 3 тому назад, но здесь без неё никак не обойтись было.

Как обычно, жду от вас откликов, критику, комментарии, вопросы. Не стесняйтесь пишите - Ваши комментарии очень помогают в написании новых историй.