Доехав до Корякино, я пошёл искать директора лесхоза, чтобы договориться с ним о жилье. Время было довольно позднее, поэтому пришлось идти к нему домой. Выслушав мою просьбу о жилье, директор задал только один вопрос:

— А вездеход у вас есть?

— Есть, конечно, - ответил я.

— Дадите на денёк на дальние выруба съездить?

— Почему бы и нет, Вы только заранее предупредите.

Директор прямо на глазах расцвёл:

— Да мы для вас сейчас быстро жильё организуем и на довольствие поставим. Сколько вас человек?

— Семеро с водителем, - быстро ответил я, хотя седьмым членом нашей бригады была собака Альма, но что она, не человек что ли?!

Директор по телефону вызвал к себе главбуха, а когда она подошла, скомандовал:

— Так. Ребятам организуй место в доме колхозника и в магазин разрешение на семь человек выпиши, пусть обеспечивают. Ну всё, ребята, идите устраиваться, - сказал он уже нам.

И мы пошли устраиваться. Нам выделили здоровенную комнату в двухэтажном деревянном доме – типичного барака из 30-х - 50-х годов: подобных домов по всей России в то время было огромное множество, да и сейчас ещё не все снесли. На первом этаже по утрам принимали молоко у населения, а на втором обитала бригада шабашников, стоящих коровник, да наша геофизическая компания. Из удобств в доме была здоровенная и очень актуальная в октябре печь, панцирные кровати, большая электроплита и очень оригинальный туалет, который мужики быстро окрестили бомболюком. В общем, то туалет был обычной дыркой в полу, только расположенной на высоте второго этажа, что вызывало, особенно поначалу, очень необычные ощущения – попробуйте-ка погадить с высоты пяти метров.

Разместив бригаду в доме, я с Котом Матроскиным отправился осматривать окрестности. Прямо напротив нашего дома в старинном двухэтажном доме разместилась местная библиотека. «Библиотека – это хорошо! – подумал я. – Будет, чем работяг занять». К сожалению, библиотека была уже закрыта, так что я решил наведаться туда позднее. Маленькая улочка, проходящая между библиотекой и нашим домом, вывела нас к местному клубу, афиша возле него пообещала нам танцы по пятницам и фильмы по субботам и воскресеньям. А вот магазин, расположившийся неподалёку от клуба, ничего не пообещал, поскольку на дверях его висела угрожающая вывеска: «Продажа только по карточкам». 1991 год во всей своей суровой красе. Но, помня обещание директора, мы всё же зашли.

— О! Вы же геологи? —сразу же спросила продавщица. – Золото у нас искать будете?

— Непременно! Прямо с центральной улицы и начнём!

— Лучше у меня на огороде поищите, всё равно перекапывать надо, - рассмеялась продавщица. – Будете брать хлеб и сыр?

— Сыыыр?! – заорали мы. Господи, да мы уж и забыли к тому времени, как он выглядит. – Конечно берём!!!

Продавщица что-то быстро посчитала на счётах и убежала в подсобку. Через пару секунд она вышла обратно, таща в руках здоровенный круг сыра.

— Вот! – она грохнула сыр на прилавок. – Это вам на месяц положено, на семерых. Берёте?

Но я уже радостно размахивал кошельком. Всё-таки странное было тогда время: продукты в поле почти не выдавали, зато легко выдавали довольно большие подотчётные деньги. Сами, мол, закупайтесь. Как нас это выручило в Корякино! Половину сыра я отправил в Грязово – пусть люди и там порадуются, а остальное мы сами прекрасно съели.

Картошка

Довольно значительная часть нашего профиля шла по картофельному полю. К во времени наших работ картошку с поля уже убрали, но не очень-то качественно: видимо собирали её картофелеуборочным комбайном, а после него много картошки остаётся в земле – это я ещё по работе в колхозе во времена студенчества хорошо усвоил.

Естественно, мимо такого богатства, валяющегося под ногами, тем более во времена тотальной нехватки продуктов, мы пройти не могли. Поэтому наш водитель Гена, после того как отвозил нас на работу, оставался на поле собирать бесхозную картошку. В первый же день он набрал мешок картошки – просто представьте какое это счастье было в те голодные времена! Через пару дней, набирая очередной мешок, Гена столкнулся с мужичком, идущим по дороге мимо поля.

— А что Вы тут делаете? – поинтересовался мужичок.

— Мужик, ты только посмотри, сколько на поле картошки брошено! – Гена широко развёл руками. – Пропадёт же! Куда этот дурак-агроном смотрит?!

— Вы, знаете, я и есть тот самый агроном, - скромно ответил мужичок.

Гена сник, потому как высыпать картошку было жаль, а вот что делать дальше – непонятно.

— Да Вы собирайте, не бойтесь! – сказал агроном, заметив Генины страдания. - Всё равно пропадёт после заморозков. У самого сердце кровью обливается, сколько картошки пропадает. Кстати, на ферму турнепс завезли, заезжайте, я разрешение дам.

Вечером, после работы, мы заехали на ферму. Возле неё стояла здоровенная фура, доверху забитая кормовой репой – турнепсом. Возле фуры стояла бабка со здоровенным топором-сечкой в руках, которым она меланхолично рубила турнепс и бросала его на транспортёрную ленту, увозящую нарубленные овощи вглубь фермы. Лицом бабуля напоминала бабу-Ягу, только не ту старушку-веселушку, что играл Георгий Милляр, а ту, что всю жизнь прожила в лесу, в окружении волков, медведей и прочих леших. Я робко подошёл к ней и спросил:

— Добрый день, бабушка! Можно нам взять немного турнепса?

— Да хоть всю фуру забирайте нахрен, - не глядя на меня, ответила Баба-Яга.

Нас два раза упрашивать не пришлось: через пять минут мы набили мешок турнепса и в следующие дни во время работы запекали его на костре. Получалось вполне приличное блюдо: турнепс становился мягким и сладким. Да и просто похрустеть репой вечерком очень даже неплохо.

А картошки Гена в итоге насобирал аж 8 мешков. Бо́льшую часть картошки и половину турнепса мы отправили в Грязо́во, чему народ, исстрадавшийся на консервно-борщовой диете, был очень рад.

Библиотека, телевизор и пополнение в бригаде

По вечерам мужики резались в карты или просто маялись от безделья. Хорошо в лесу: всегда можно развлечь бригаду заготовкой дров или затеять баньку, а вот чем их развлечь в деревне, особенно если не хочется, чтобы это развлечение закончилось пьянкой и мордобитием?

В один из дней мы с Котом Матроскиным всё-таки наведались в библиотеку. Как и большинство виденных мной деревенских библиотек, она располагалась на втором этаже двухэтажного дома. А на первом этаже стояла здоровенная каменная печь, обогревающая библиотеку и не менее здоровенный склад списанной литературы, которой эту печь и топили время от времени. Библиотекарша разрешила нам покопаться в этом складе, но, если честно, ничего особо интересного там не было: подшивки старых газет и журналов и изодранные книги без начала и конца. Зато на втором этаже стоял ОН – старый чёрно-белый телевизор!

— А можно к Вам приходить телевизор смотреть? – спросил я.

— Можно, - ответила бабушка – библиотекарь. - Только он не работает.

— А я посмотрю, может что сделать сумею, - я, конечно, не ахти какой электронщик, но старые советские телевизоры всегда можно было починить ломом и кувалдой, особенно если произнести верное заклинание.

— Ну если почините – хоть каждый день приходите! – обрадовалась бабушка.

На экране включенного телевизора шёл густой снег. Дело ясное – нет сигнала.

— Саня, сходи на улицу, глянь что там с антенной! – скомандовал я.

— Антенна упала! – через некоторое время донеслось с улицы.

Через пару часов возни, мы вырубили новую жердь, закрепили на ней и антенну и установили её на крышу библиотеки. И теперь практически каждый вечер мои рабочие проводили культурный досуг, читая книжки, смотря телевизор или просто болтая с библиотекаршей под чаёк с сушками. Время от времени в библиотеку забегали местные пацаны, чтобы тоже посмотреть телевизор да послушать байки бывалых геологов.

А ещё через некоторое время ощенилась Альма – седьмой и очень ценный член нашей бригады. Щенилась она впервые, поэтому очень сильно перепугалась и носилась по всем этажам с воплями, пока не родила первого щенка. После чего успокоилась, и всех остальных щенят родила, забившись под мою кровать. Там она и устроила, в итоге, своё лежбище, а мне пришлось меняться местами с хозяином Альмы – магниторазведчиком Мишкой Боярским. Не тем, что в телевизоре, но полным его тёзкой.

Сердобольные тётушки, принимающие по утрам на первом этаже нашего дома молоко у населения, каждый день стали таскать трёхлитровую банку молока, сметану и творог «собачке и щеноткам», чему мы несказанно радовались. Не подумайте плохого! Собачке молоко тоже доставалось! И даже сметана с творогом.

Всех щенков, в итоге, у нас выпросили местные – всё же Альма была настоящей лайкой, а такие собаки в тайге очень даже ценятся.

Последнее приключение в сезоне

Осень постепенно входила в свои права: листва с деревьев практически облетела, по утрам начались заморозки. По вечерам мы сиживали в библиотеке перед телевизором или болтались по окрестностям, разглядывая местные красоты. А посмотреть было на что: совсем неподалёку от Корякино на другом берегу реки Кены стояла деревня Измайлово с красивым старинным деревянным мостом и красивой, хоть и заброшенной церковью с колокольней.

Наши соседи-шабашники подались на юга, подарив нам напоследок бутылку водки, которая неделю сиротливо стояла на столе – заведенный в бригаде сухой закон никто не рисковал нарушить.

Работать нам оставалось всего ничего - доделать кусок профиля около пяти километров длиной. Не очень приятный, прямо скажу, кусок – примерно километра полтора профиль шёл по болоту, причём, по хорошему такому болоту, с промоинами, и гуляющей под ногами моховой подушкой. Рабочие быстро обозвали этот участок дорогой жизни, поскольку ходить по нему было весьма опасно.

Хорошо, что к концу октября бригада уже весьма хорошо сработалась: никто уже не тормозил, не путался в метках, не лез куда не попадя. Только дембель Паша умудрялся бегать по профилю, несмотря на мои объяснения, что лес и болото – не место для баловства. Но молодецкая удаль просто пёрла из парня: он то бегал по профилю, то, наслушавшись баек про энергию деревьев, начинал обниматься с берёзами и ёлками. И добегался…

В самый последний рабочий день я заметил, что Паша как-то погрустнел: перестал бегать и орать по своему обыкновению, а наоборот, его всё время приходилось ждать. Лет через пять я бы его быстро снял с работы и оставил в лагере, но в свой первый самостоятельный сезон я ещё не догадывался о таких тонкостях.

Закончив последнюю точку, мы начали собирать установку.

— Паша, у тебя всё в порядке? – спросил я. – Что-то мне твоя морда не нравится.

— Да всё нормально, - ответил Паша, усаживаясь под ёлку. – Сейчас передохну, да пойду, вы меня не ждите.

Всё же я забрал у него катушку с проводом и электроды, и мы с Котом Матроскиным и Мишей Опехтиным двинулись в путь. Перед «дорогой жизни» мы сели перекурить и заодно решили дождаться Пашу. Паша добрёл до нас примерно через полчаса и уселся под деревом, тяжело дыша.

— Что-то устал я, - сказал он. – Идите, я посижу здесь немножко, да догоню вас.

Нам оставалось пройти всего лишь пару километров до дороги, на которой нас должен был ждать Гена Аникин на вахтовке. Правда, не самых лёгких – две трети этого пути приходилось на болото. Но я решил выходить, не дожидаясь Паши.

До дороги мы дошли довольно быстро, всё-таки сказывался опыт четырёх месяцев хождения по лесу. Там нас действительно поджидал Гена, уже успевший вскипятить чай. Начинались сумерки, поэтому, сбросив вещи, я собрался обратно.

— Даже чаю не попьёшь? – спросил Гена.

— Не, потом попью, темнеет уже. Пойду Пашку встречу, - ответил я и отправился обратно на профиль.

Паша сидел на том же месте, где мы его оставили в прошлый раз.

— Что-то в груди давит, - пожаловался он мне.

— Давай-ка, ты за меня будешь держаться, и будем выходить, - предложил я. – Скоро совсем темно станет.

И мы пошли, сначала Паша старался сильно не наваливаться, но потом повис на мне, так что через болото я его тащил практически на себе. Прав был Чуковский, тяжкая это работа - из болота тащить бегемота. На окраину болота мы вышли уже под светом луны. Ну как вышли, скорее выползли: я к тому времени изрядно устал. Хорошо, что нас встретили Матроскин с Мишей и помогли довести Пашу до машины. Потом была ночная поездка в больницу в Конёво, таблетки от сердца для Паши и запрет заниматься физическим трудом на пару месяцев – не вынесло Пашино сердце нагрузки и стукануло.

Перед сном мы наконец-то выпили несчастную бутылку, подаренную нам шабашниками, в честь окончания полевого сезона. А ещё через день и мы уехали из Корякино под пожелания тётушек-приёмщиц возвращаться к ним на будущий год. Матроскин вернулся обратно на свой ледокол, Миша Опехтин затерялся где-то в городских джунглях Архангельска: может быть вернулся на свой рыбзавод, а может и снова начал пить – кто знает.

Ну а мне после межсезонья предстояло ехать на новый участок в Малошуйку. Про неё, кстати, я уже писал:
Зимний сезон на Малошуйке, 1992 год, часть 5

P.S. Ну вот и закончилась очередная моя история из геологическо-геофизического прошлого. Надо будет подумать, о чём дальше писать: то ли про то, как мы в Саратове голодали во время обучения на сейсмостанцию, то ли про практику в Туве написать (я про неё много писал, но хочется сделать связный рассказ про весь сезон - событий там было никак не меньше, чем в первом сезоне, а то и больше). То ли про сейсмику написать, то ли про Урал. То ли про рабочих рассказать - там тоже историй множество...

В общем, пишите, спрашивайте, комментируйте, критикуйте и давайте советы - мы с вами всегда классно общаемся!

Вот примерно в таком настроении мы вышли на профиль в последний рабочий день.

По дороге Миша Опехтин насобирал ягель.

- Может, попробуем его покурить? – предложил он. – Вполне сухой и легко крошится.

Он быстренько скрутил из бумажки и ягеля здоровенную козью ногу, засунул её в рот, прикурил, затянулся… И тут же мощно раскашлялся.

- Курить можно, - прохрипел он осипшим голосом, но остальные, глядя на него, решили не экспериментировать. Миша выкинул самокрутку, и мы начали работу. В течение дня мужики пытались покурить сухие листья и траву, но заканчивалось это всё примерно так же: кашлем и выбрасыванием самокрутки.

В общем, рабочий день прошёл под раскаты кашля, доносящегося то со стороны Мишки, то со стороны Красного Суслика, пока мы не вышли к лесовозной дороге, означавшей конец профиля. Собрав катушки с проводами, электроды и батарею, мы отправились к дороге. Неожиданно Миша сделал стойку, как собака, завидевшая дичь.

- Там мужик идёт! – радостным шёпотом сообщил он.

И точно – впереди показался охотник с ружьём, бредущий в нашу сторону. Мои работяги, радостно гремя железом, ринулись ему на встречу с криками: «Мужик, стой! Есть закурить?» Я не знаю, что подумал охотник, глядя на выбегающих из леса вооружённых железной арматурой заросших недельной щетиной личностей, но от неожиданности он просто-напросто застыл на месте соляным столбом. Есть у меня большое подозрение, что отправляясь на охоту, человек не рассчитывал нарваться на классическое: «Папаша, огоньку не найдётся?»

Трясущимися руками он вытащил из кармана пачку сигарет и протянул нам.

- Мы парочку возьмём? – деловито спросил Миша.

- Да берите всё, у меня ещё есть! – радостно ответил охотник, поняв, что нам действительно нужно только курево.

Но мы, как люди вежливые и культурные, угостились парой сигарет и отправились дальше, оставив мужика стоящим в глубоком раздумье посреди дороги. Вечером ко мне подошёл Красный Суслик:

- Дима, я схожу в деревню до магазина?

- Ну сходи, - разрешил я. – Только тебе всё равно ничего не продадут.

- Ну я попробую, а ты мне рубль дай - ответил Суслик.

Выдав Суслику рубль, я отпустил его в деревню, а ещё через час он вернулся обратно и гордо продемонстрировал мне четыре пачки «Беломора». Уж не знаю, каким образом, но он сумел уговорить продавщиц продать ему курево. Есть у меня, правда, одна мысль, что продавщицы просто-напросто сжалились над ним – очень уж вид у него был затрапезный.

Хитрая бражка

На следующий день за нами приехал Гена Аникин на своей вахтовке, и мы отправились в Грязово – закончилась наша самковская эпопея. Нас на неделю отправили отдохнуть в Архангельск, а перед этим мы решили хорошенько попариться в бане – негоже ехать в город пропахшим дымом костра и всеми болотами Плесецкого района.

Банька удалась на славу: с сухим паром и пихтовыми вениками, а на следующий день у меня впервые прихватило спину, да так что по лагерю я ходил, согнувшись в три погибели. И всё бы ничего, но мне, как исполняющему обязанности начальника отряда нужно было снять остатки продуктов со склада, а как это сделать, если спина не разгибается? Хорошо что мужики у меня попались понятливые – бегали по складу, подсчитывая оставшиеся консервы и крупы, а я сидел, укутанный в телогрейку, записывал в тетрадь продиктованные цифры и подсчитывал оставшиеся продукты.

Перед самым отъездом я зашёл к остающимся сторожить базу рабочим: Мишке Опехтину и Ване Епишкину – рабочему из топоотряда, классическому помору с окладистой бородой и трубным голосом за который его прозвали отцом Епифанием. А ещё он фигурировал в стихах, написанных на стене рабочего балка́:

Ну что ты, сушина, стоишь на пути!
Епишкин ругается: - Мать вас ети!

Был у нас такой поэт - топограф. Самый всамделишный: его стихи даже в газете "Новодвинский рабочий" печатали.

Жилище рабочих представляло собой два балка «Геолог», объединённых общим тамбуром, в одном из которых и обитали Опехтин с Епишкиным. Как только я зашёл в тамбур, то сразу же почувствовал очень сильный и весьма гадкий запах, который доносился из щели между двумя балками: такое ощущение, что туда кто-то нагадил. Возмущённый, я влетел к сторожам и выдал:

- Вы тут охренели что ли?

- Дим, ты не ругайся, - ответил Мишка. – Мы тут бражку поставили. Когда вы вернётесь, её уже не будет.

- На чём?! – тут охренел уже я.

- На патоке, её Ваня с коровника принёс.

- Так она ж воняет?

- Так мы её пить будем, а не нюхать! – ответил Миша.

Пригрозив напоследок увольнением в случае пьяных безобразий, я вышел из балка, и этой же ночью мы уехали в Архангельск. А у горе-сторожей с бражки знатно пробило днище, да так, что они чуть ли не сутки с горшка не слезали. Хотелось бы написать что-то вроде: «и с этого дня они в рот не брали спиртного», вот только это было бы совсем неправдой.

Выброс

Вернулись в Грязово мы уже в начале сентября и прямо скажем, неудачно. Зарядили нудные осенние дожди, и мы чуть ли не целую неделю просидели по балка́м. Тем более что нашей бригаде предстояло уехать на самый дальний край участка. Там нам предстояло пару недель жить в охотничьей избе и отработать самые дальние профиля. А заезжать туда во время дождей было как-то совсем глупо – вот и ждали погоды.

Хорошо хоть в экспедиции наконец-то выдали мясо: две упаковки «Ножек Буша» - куриных окорочков прямиком из Америки.

Я, правда, поначалу отказываться начал:

- Нафига оно мне нужно? – пытался доказать свою правоту кладовщицам, удивлённо смотрящим на меня. - У меня на базе холодильника нет, хранить-то негде будет.

- Бери - бери! – начали уговаривать меня кладовщицы. – Где ещё нормального мяса получите!

И тут меня осенило: из этих окорочков можно тушёнку сварить. Как её готовить, я не знал, но кого это в юности останавливало! Поэтому я взял одну коробку ножек для себя и ещё одну – для второй бригады геофизиков, тоже отказавшихся от окорочков. Как же они меня потом благодарили!

Итак, на базе в Грязово мы варили тушёнку из окорочков, играли в тыщу, поскольку преферансистов не нашлось, и ждали хорошую погоду. В один из таких дождливых дней Красный Суслик отпросился съездить домой в Плесецк: «Всего-то пару часов на автобусе – вечером уеду, утром вернусь». Я отпустил его, но предупредил, что если утром будет хорошая погода, то ждать не будем – уедем на выброс, а его потом Гена на машине подкинет. На том и договорились.

Утром погода наконец-то настроилась, тучи разошлись и с неба радостно засияло солнце. Я скомандовал: «По коням!» и мы вместе с продуктами и аппаратурой загрузились в наш вахтовый ГАЗ-66 замечательного розового цвета.

Перед приездом какой-то то ли комиссии, то ли проверки срочно потребовалось покрасить машину, но зелёной краски на складе не нашлось, зато там стояло несколько бочек с розовой краской, оставшейся от постройки дома – ей были выкрашены все стены в подъезде. Вот этой-то краской и покрасили нашу вахтовку. Получилось очень весело: все водители падали от хохота, едва завидев нашу розовую шишигу. Я даже предложил Гене нарисовать на машине цветочки, но он почему-то не согласился – зря, по-моему, я бы их красиво нарисовал.

Красный Суслик не приехал. Ждать я его не стал, поскольку времени терять не хотел – и так из-за дождей выбились из намеченного плана. Разгрузившись возле избушки, я отправил Гену обратно с наказом тормознуть Суслика на базе, поскольку через три-четыре дня мы всё равно собирались сходить на базу за хлебом и помыться в бане. Три рабочих дня пролетели незаметно и без происшествий, если не считать того, что Красный Суслик до нас так и не добрался. «Наверное, на базе остался,» – решил я. Да и хорошо, что так, а то в лесу нам довольно часто встречались медвежьи следы: то свежие царапины на деревьях, то отпечатки лап на грунтовой дороге, а то и куча навалена. Косолапый явно где-то поблизости жил, но на глаза не попадался - медведи вообще мастера маскировки. Больше всего встречи со своим тезкой боялся Миша Опехтин. Каждый раз, заметив очередную кучу или царапину, он начинал ныть: «А может пораньше работу закончим?». А если этот вариант не проходил, то начинал убеждать меня, что «Всех денег не заработаешь». Эти разговоры я пресекал - нечего тут панику разводить, и так, блин, страшно. Особенно когда рабочие разошлись, а я один на центре остаюсь.

Но вот подошло время бани, и мы отправились на базу. Видимо судьба у меня такая, по 8-10 километров помыться ходить, заодно и Суслика забрать. Но на базе его тоже не оказалось: балок, в котором он жил вместе с Котом Матроскиным был заперт на ключ, да и по базе он не болтался. Я отправил мужиков разбираться с баней, а сам пошёл к Гене.

- Суслик-то появлялся на базе? – спросил я водителя.

- А как же, в тот же день, как вы уехали, – ответил Гена. – Покрутился на базе да к вам ушёл.

- В смысле, к нам ушёл? – тут меня прошиб холодный пот.

- Ну он мне так сказал, - Гена понял, что здесь что-то не так. – Сам, говорит, дойду, не нужно машину гонять.

То, что я сказал по этому поводу, писать не буду, поскольку я человек культурный и временами вежливый. Три дня! Три дня назад этот кадр ушёл к нам и не дошёл! Хорошо, если он просто заблудился – дорога-то там одна, но кто этого дурня знает, а вот если он встретил медведя, то всё совсем-совсем плохо получиться может…

В этот момент ко мне подошёл Матроскин, умудрившийся пролезть в закрытый балок.

- Дима, там Суслик все свои вещи унёс и рабочую одежду бросил.

Я побежал туда: действительно, выданная Суслику рабочая одежда валялась на кровати, а все его цивильные вещи исчезли. Сбежал наш Суслик. Перекрестившись всеми локтями и коленями, я по связи сообщил начальству о досрочном увольнении рабочего. Взамен мне отдали Ваню Епишкина, тем более топоработы на участке практически закончились и работяги потихоньку начали маяться от безделья.

Не будите спящего медведя

На следующий день мы вернулись в избушку и продолжили работу. Как-то раз вышли мы с утра на профиль: впереди как обычно вышагивал на своих ходулях Епишкин, следом за ним Мишка Опехтин, а в арьергарде – я с Матроскиным.  Болтая на ходу о всякой всячине, мы довольно сильно отстали от своих длинноногих товарищей.

Вдруг впереди раздался сначала рёв, мат, затем какой-то дикий, бабский визг, а буквально через пару секунд после этого мимо нас промчался, на ходу сдирая с себя штормовку, Ваня Епишкин. Не сговариваясь, мы с Матроскиным бросились вслед за ним. Пробежав метров сто, я притормозил и остановил Матроскина.

- А чего это мы бежим? - спросил я Матроскина. – Что вообще происходит?

- Да я и сам не понял, - ответил он, пожав плечами.

И тут нас догнал Миша Опехтин. С трудом отдышавшись и поминутно протирая очки, он поведал нам страшную историю:

Перепрыгивая через очередную валежину, Ваня Епишкин свалился прямо на спящего под ней медведя. От неожиданности медведь взревел, подскочил, сбросив с себя Епишкина, и рванул в лес. Епишкин побежал в обратную сторону, а Опехтин с перепугу заорал тем самым тонким бабским голосом, что напугал нас с Матроскиным.

Ну ладно, медведь-то сбежал, а где наш отец Епифаний? Тем более что в рюкзаке у него лежала батарея, а без неё на профиле делать нечего. И мы отправились искать Ивана. Полдня мы искали его на профиле и дороге, но нашелся он только вечером - сам вышел к охотничьей избушке с рюкзаком и батареей, правда без рубашки и штормовки, которые умудрился скинуть где-то в лесу, причём не снимая рюкзака.

Весь следующий день ушел на уговоры выйти на профиль, но в конце концов мне это удалось: медведи медведями, но работу-то никто не отменял. К нашему счастью, мы медведю тоже очень не понравились, поэтому он свалил куда-то в дальние края. Во всяком случае свежие медвежьи следы нам больше не попадались.

P.S. Каюсь и посыпаю голову пеплом. Историю про встречу с медведем я уже описывал в посте года 3 тому назад, но здесь без неё никак не обойтись было.

Как обычно, жду от вас откликов, критику, комментарии, вопросы. Не стесняйтесь пишите - Ваши комментарии очень помогают в написании новых историй.

Наша база стояла в небольшом леске, отделяющем деревню от большого колхозного картофельного поля. Оборудована она была весьма неплохо: на базе имелись баня, здоровенный склад, пара туалетов и 7 балков-вагончиков, классических «Геологов».

У нас было даже два колодца, которыми к тому же регулярно пользовались и деревенские. Всё было хорошо кроме продуктов, которых, по сути, практически не было: на дворе стоял июнь 1991 года. После ревизии склада, я раскидал продукты по людям и вот что у меня получилось на месяц на одного человека: килограмм вермишели, полкило сахара, 8 банок борща, 4 банки солянки, 4 банки зельца и по паре солёных, с запашком, рыбины. Ну и ещё для курящих по 10 пачек «Стрелы» и турецкий чай, который мои работяги вполне активно смолили вместо табака. Ах да! Ещё был хлеб, который раз в три дня завозили в деревню Кувакино километрах в пяти от нашей базы. Правда, кроме хлеба там практически ничего больше не продавалось. Даже водка, что огорчало моих работяг, зато несказанно радовало меня. В общем, весь сезон у нас прошёл под знаком поиска чего бы пожрать.

Поначалу рабочие пытались выкапывать картошку на колхозном поле, но только что высаженная картошка была мелкой, зелёной и в еду совершенно не годилась. Купить что-то у местных тоже было не реально: все вокруг выживали, в основном, только за счёт своих огородов и делиться особым желанием не горели. Разве что одна из бабушек, державшая коз, угостила нас козьим молоком и сыром за привезённые ей из леса дрова.

Фантаст от сохи

Как-то раз Колька Беляев, один из моих работяг, предложил съездить в Кувакино.

- Там Молдаван пообещал подкинуть морковки с картошкой, да соленьев немного – давай к нему сгоняем, заодно и по хозяйству чем-нибудь поможем.

Про Молдавана, многодетного бригадира местных химиков-смолокуров, я к тому времени был наслышан, и конечно же, согласился съездить посмотреть на него. Тем более, что можно было разжиться хоть какой-то едой. Сейчас-то это кажется смешным, а в то время, когда на мне висели две бригады – своя и топографов, всё время приходилось выдумывать, чем бы их накормить.

Химики – осуждённые на исправительные работы по лёгким статьям, или выведенные из зоны за хорошее поведение, но досиживающие срок на исправительных работах. В районе Грязово росли шикарные сосновые леса, где химики занимались сбором сосновой смолы, или как его ещё называют – смолокурением.

Настоящая фамилия Молдавана - Баранников, но все в деревне, в том числе и его жена, называли его только Молдаваном и никак иначе – прозвище прилипло к нему насмерть и никто толком даже не помнил, по какой причине его так окрестили. В своих мыслях я представлял его похожим на Будулая из фильма «Цыган» - крепким, кудрявым и черноволосым. Реальность расставила всё по своим местам.

Передо мной за столом, накрытым изрезанной и довольно грязной клеёнкой, сидел весьма субтильный мужичок с жидкой бородёнкой, одетый в драную телогрейку без рукавов. Вокруг него по избе, по печке и даже под столом носилась и галдела толпа детей возрастом от года и старше, вплоть до 15 или 16 лет. Сколько их было, я сказать затрудняюсь, поскольку в этом броуновском движении всё время возникали какие-то новые лица. Молдаван, не обращая на своих отпрысков ни малейшего внимания, в этот самый момент увлечённо рассказывал, что он придумал самый верный способ заработать много денег – написать фантастический роман.

- Ну вот, ты прикинь! – доказывал он мне. – Что там сложного-то? Сейчас это модно – книжки фантастические. У меня уже всё придумано, осталось только записать: прилетели инопланетяне, мы их победили и сами в космос полетели! Классно ведь!

- Ты бы лучше баню растопил, писатель, – влезла в разговор его жена.

- Не перебивай, - ответил Молдаван. - Я тут, может, серьёзные вопросы решаю, а ты тут со своей баней! Никуда она не убежит.

И снова начал рассказывать про гениальную книгу, которую он вот-вот обязательно напишет.

Картошку с морковкой и пару банок солёных огурцов он нам действительно дал, за что получил от меня пять рублей, от которых, правда, пытался отказаться, пока на кухню не зашла жена и не забрала их у меня. Мужики ещё остались наколоть ему дров на баню да помочь прополоть огромную гряду с морковью, которая тянулась чуть ли не на километр (сложно представить, какого размера у него было картофельное поле, если только на морковку он использовал столько земли), а я отправился в лагерь с добытой едой.

С рыбалкой у нас как-то не задалось: хоть мы и стояли в каких-нибудь 200-300 метрах от Онеги, но ни разу толком не порыбачили. То ли с рыбой в Онеге напряжёнка, то ли у нас руки кривые. В общем, той пары окуней, которых мы сумели выловить, хватило ровно на одну уху. Грибов и ягод в июне ещё не было, зато было просто изобилие комаров и мошки, которые сами не прочь были питаться нами. Да так яростно, что пришлось нам перейти на ночную смену, благо ночи практически весь июнь в Архангельской области белые – можно спокойно работать хоть всю ночь. Правда в первую ночь, когда мы договорились так работать, работяги с трудом отработали пару часов, после чего стали засыпать на ходу с непривычки, но затем втянулись и работа пошла вполне успешно. Правда, без проблем всё же не обошлось.

Сложности работы в ночной период

В конце июня мы отрабатывали самый западный профиль на участке. Мы работали ночью, чтобы избежать атак мошки, которая по ночам не летала. В отличие от комаров, которым было довольно безразлично в какое время суток нас грызть.

Неожиданно прибежал ушедший вперёд Кот Матроскин – только что устроившийся ко мне на работу матрос с ледокола «Арктика», списанный на берег то ли за пьянку, то ли за драку. То ли за всё вместе.

- Там кладбище! – заорал он, подбегая ко мне.

- Какое ещё кладбище? – удивился я. Ни топографы, ни начальство мне об этом не говорили.

- Какое-какое… Настоящее. С крестами!

Я сходил с Матроскиным и убедился, что нам несказанно «повезло». Передо мной расстилалось небольшое и очень старое кладбище. Многие могилы были заброшены и только некоторые кто-то ещё до сих пор посещал. Топографы, которые рубили этот профиль, работали зимой и видимо не заметили заметённые снегом могилы. Зато по весне они вытаяли и туда пришли мы. Красота, блин.

Подошли Беляй и Миша Опехтин, ещё один из моих новых рабочих, только-только освободившийся «химик», который решил подзаработать немного денег перед отъездом на родину. Ценный кадр – он местные леса знал как свои пять пальцев: всё же два года собирал здесь сосновую смолу.

Увидев кладбище, Миша, поправив очки, спокойно сообщил:

- Я туда не пойду.

- Да, блин, чего там страшного-то? – возмутился я.

- Ага, я электрод туда воткну, ты ток пустишь, и они полезут! – Миша снова поправил очки нервным движением.

- Ну нам-то с Беляем хуже всех будет, - начал убеждать работяг я. – Мы посреди кладбища сидеть будем, а вы с электродами бегать. Будет чем отбиться! Так что не спорьте, работаем.

Если честно, то сидеть ночью посреди крестов и могил было весьма неуютно. Какие-то тихие шорохи и поскрипывания доносились со всех сторон, да ещё и утренний туман принесло с Онеги. Даже балагур Беляй затих и только нервно курил одну сигарету за другой. Надо ли говорить, что работу здесь мы доделали особенно шустро и поспешили покинуть веселенькое место!

Пьянству - бой!

Вот что было самым сложным, так это пьянка. И если с продуктами у нас всё было довольно сложно, то алкоголь мужики находили легко и непринуждённо, даже несмотря на то, что в магазинах он не продавался – по стране всё ещё шла борьба с пьянством и алкоголизмом. Как раз тогда я и придумал одну простейшую формулу, которой потом придерживался всё время, пока работал в геологии:

Мне не важно, что вы делаете у себя в балке или палатке, но если я сказал, что мы утром идём на работу – то мы идём на работу вне зависимости от вашего состояния.

Поначалу не поверили. Пока я не сводил мающихся с похмелья работяг на профиль. Как нарочно, профиль оказался в весьма сильно заболоченном месте – по такому и трезвому-то ходить плохо, не то, что похмельному. До обеда мои мужички выпили все местные источники воды и осушили болото, зато потом проблем с пьянкой у меня уже не возникало. Работяги уже сами воздерживались от возлияний до самого окончания работ.

Лето набирало силу, в лесу появились первые грибы и ягоды, и наше меню обогатилось новыми блюдами: теперь мы каждый день ели грибы жареные, грибы варёные, грибы печеные на прутике, грибное рагу с макаронами или картошкой, грибы с грибами, грибы, грибы… Верите или нет, но я их до сих пор не очень люблю.

А в начале августа нас перекинули в полевой лагерь, расположенный неподалёку от посёлка с очень романтичным названием Са́мково.

Явился я, значит, в Новодвинскую экспедицию и тут же был направлен на работу в Токшинскую геофизическую партию. Работала эта партия в районе Плесецка, где занималась поисками медно-никелевых руд. Практически с порога меня отправили в деревню Грязово Плесецкого района. «Многообещающее название…» - уныло подумал я и спросил:

- А что я там делать буду?

- Приедешь, найдёшь начальника отряда, он тебе всё объяснит, - ответил мне начальник партии.

Быстро сказка сказывается, да не быстро поезд едет, особенно если это пригородный поезд Архангельск – Пукса. Добирался я до Грязово часов шесть, пришёл на базу партии голодный и уставший, а там суета: бригада геофизиков на выброс собирается.

Выброс — это когда до работы приходится ходить километров по 5, а то и больше, и тогда проще устроиться где-нибудь в лесу маленьким лагерем на несколько дней, чем таскаться туда пешком каждый день.

Естественно, что начальник отряда очень «обрадовался» свалившемуся ему на голову молодому специалисту. Поэтому, как и полагается радушному хозяину, сунул мне ключи от продуктового склада и от нежилого балка́, в котором мне предстояло жить. После чего торжественно вручил электроразведочную станцию АЭ-72 и ткнул пальцем в двух мужичков, слоняющихся по лагерю: «Это твои рабочие будут». Дальнейший наш диалог выглядел примерно так:

- ВЭЗ делал?

- Нет.

- АЭ-72 в руках держал?

- Видел.

- Учебник у меня в балке́, инструкция к прибору там же, посуду по лагерю поищи, продукты на складе - не забывай записывать, что берёшь. Рабочие участок покажут. Ну, пока, счастливо оставаться.

С этими словами начальник со своими орлами забрался в вахтовку и свалил на поиски медно-никелевых руд, оставив меня, как написали бы в 19 веке, в расстроенных чувствах. А попросту говоря, офигевшим.

Начать я решил с обустройства своего жилья: ничто так не настраивает на работу, как возможность вернуться в чистый дом. Бало́к свой я помыл и прочистил, походив по базе, нашёл чайник, пару кастрюль, эмалированный дуршлаг и даже подушку. Естественно, всё это катастрофически грязное. Ну да где наша не пропадала!

Я растопил летнюю кухню, бухнул на неё таз с водой, куда закинул стираться выпотрошенную подушку и пару найденных вкладышей для спальника, которые заменяют геологам постельное бельё, а перья из подушки выставил сушиться на солнышко в другом тазу. Эмалированную посуду я закинул в костёр – замечательный способ очистить с неё нагар и любую грязь. Очень рекомендую – дёшево и сердито.  Только алюминиевую посуду так чистить не советую.

Пока бельё кипело на костре, я заглянул в продуктовый склад и чуть было не разрыдался. Избалованный изобилием армейских складов Нарьян-Мара, с которых нам выдавали продукты в поле, я совсем забыл, что на дворе у нас 1991 год, который жёстко прошёлся по полкам и ларям продуктового склада. Полмешка вермишели, бочка с солёной селёдкой, пара килограмм сахара да пара ящиков консервированных борщей – не очень-то много на месяц работы. Правда, на складе было ещё огромное количество турецкого чая, не очень вкусного, зато в больших и красочных упаковках. А вместо тушёнки – по 4 банки зельца, который работяги радостно назвали «сиськи-письки и хвосты», что было очень близко к истине.

Ну ладно, с хозяйством разобрались, с продуктами тоже. Осталось только с работой разобраться. А с работой всё было весьма сложно. То есть теоретически я, конечно, представлял, что такое ВЭЗ, и даже умел провести хорошую качественную и количественную интерпретацию полученных результатов, но вот с практикой был полный швах - пара сделанных на учебной практике точек в памяти моей практически не отложились.

Итак - в чём, собственно, смысл ВЭЗ? Любая горная порода имеет сопротивление, и когда мы загоняем в землю электрический ток, то он, проходя сквозь землю, возвращается к нам обратно весьма сильно изменённым. Чем больше сопротивление породы – тем меньше электричества доходит обратно. На этом и основан ВЭЗ – вертикальное электрическое зондирование. Два рабочих расходятся от центра установки, таща с собой провода, подключенные одним концом к здоровенной батарее (чем больше заряд, тем тяжелее батарея глубже можно заглянуть в землю), а на другом конце – к электродам; здоровенным металлическим штырям, которые рабочие втыкают в землю через определённые расстояния. В центре сижу я в окружении электрических батарей, катушек с проводами, приёмной линии и прибором АЭ-72. При помощи этого аппарата я пускаю по проводам ток, и ловлю возвращённый сигнал, после чего рабочие идут дальше. Чем дальше рабочие уйдут от центра, тем больше будет глубина зондирования, а по кривой ВЭЗ, нарисованной в журнале, можно будет рассказать о том, что творится прямо у нас под ногами, причём довольно точно. Особенно если знаешь хоть немножко о геологии района. Наша установка была рассчитана на километр глубины, т.е. работяги расходились в стороны на километр на каждой точке. Далеко, конечно, зато 19 рублей на троих за каждую точку – в то время это было весьма неплохие деньги.

Вроде бы ничего сложного, но поначалу путались все: рабочие пролетали мимо нужных меток, я ошибался при расчётах, все вместе путались в проводах. За первые три дня мы сумели сделать всего с десяток точек, две из которых были забракованы приехавшим на базу главным геофизиком Ювеналием Павловичем. Он-то и поставил мне нормальную работу: объяснил ошибки и показал пару приёмов, значительно упростивших работу.

И начались трудовыебудни...

P.S. Решил начать новую серию про свой первый сезон в качестве настоящего самостоятельного начальника геофизической бригады. До этого я был скорее студентом, чем геофизиком, даже когда отработал первые два сезона после университета в Нарьян-Маре. Для меня этот сезон стал очень важным - одно дело гонять на практику ни за что не отвечающим студентом, и совсем другое дело, когда в твоём подчинении оказывается несколько человек, которых ты обязан одеть, обуть, накормить да ещё и работой обеспечить.

P.P.S. Единственный минус этих историй в том, что у меня нет к ним практически никаких фотографий - свой фотоаппарат я забыл у родителей, когда ездил в отпуск в Пермь, а взятый в пункте проката (были такие в советские времена очень интересные пункты проката, в них даже холодильники и телевизоры можно было брать в прокат) фотоаппарат ФЭД больше плёнки испортил, чем нормальных кадров наделал. Так что буду использовать для иллюстраций чужие фотографии.

P.P.P.S. Как всегда жду ваши комментарии, отзывы и вопросы - мне очень нравится с вами общаться.