Помню как в детстве (4 года) гулял по городу и слушал Газманова, он пел: "Ты морячка, я моряк..." Прошло 30 лет, я постарел, облысел, и Газманов всё так же бодро и весело поёт уже другие песни.
Стал думать, что зиккурат с мумией на Красной площади для этого и создавался - чтобы одни молодели за счёт старения других.
Читать без картинок: https://dzen.ru/suite/1e4f002e-312d-4865-be0c-ac8cf6a1aeaf
Скачать целиком и читать без регистрации: https://author.today/work/250617
Страница в ВК : https://vk.com/public189072634
Телеграм: https://t.me/maximillianman
.
.
Предыдущие эпизоды:
3. Тессеракт
4. Кеша и Хтонь
5. Пионеры
6. Бот
7. Молчун
9. Прыжок
10. Приземление
12. Той ночью
13. Луна
15. Сопротивление
17. Тень
18. Жизнь и смерть
19. Побег
20. Тюрьма
21. Пустыня
22. Голос в пустоте
23. Великий червь
24. Казнь
25. Откровения
26. В дорогу!
.
В предыдущих сериях: Управляющий пусковой установкой в черной дыре "Малыш", куда приходят умирать бессмертные, живет уже более пяти тысяч лет. Он скучает по своей возлюбленной, которая прыгнула в эту самую черную дыру. И прыгает за ней, открывая для себя новый мир.
После многих злоключений и потери способности помнить свою предыдущую жизнь он растет мальчиком в детдоме, в мире лун. В попытке разгадать тайну своего происхождения, он попадает в ловушку Май-е-ёки, девушки охотящейся на Огунтер Лага, великого червя, который даёт своему носителю сверхспособности.
Хитростью она приводит нашего героя к его биологической матери, которая хочет вернуть себе сына, вытащив из его тела застрявшего там человека с пусковой. И ей, похоже, это удаётся, призвав память о необычном существе, инженере, который забирает человек с пусковой из тела молодого человека как раз, когда начинается вторжение с луны.
.
.
Мы прибыли к окраинам Илари после заката. Вход в город с севера преграждали бесчисленные повозки, запряженные кем попало. Чем ближе к городу, тем больше брошенного хлама валялось вокруг. Мужчина рыдал, обнимая свою любимую подушку. Девочка прощалась со своей домашней ящерицей размером с телегу. Крики, плачь, гомон и скрип колёс сливались в волнующееся море тревоги, поражавшей путников еще на подходе к городу. Если до этого, в пустыне, в глазах их встречалась надежда, то тут, в бурлящем страхе толпы она тонула и захлёбывалась в слезах и стонах.
Народ бежал от сеющих смерть “падающих звёздах”. Никто не знал ничего о пятой луне, Робе или вторжении. Все верили в конец света и наказание лун, пославших своих детей нас убить. Я слышал, как какая-то женщина утверждала, что это всё наказание за веру в священную DVD коробку и наследие Аутов. И в чем-то она была права.
— Здесь слишком опасно, — произнёс Ша Зумм, оглядывая толпу.
— Что ты предлагаешь? — спросил я.
— Закинь меня на стену, я попробую пробраться к блокпосту.
Киборг указал на ворота, куда тянулась толпа. Я схватился за повозку и приподнялся на колесе. Стену было видно достаточно отчётливо даже в темноте. Но что было за ней и куда приземлять Ша Зумма, я не представлял.
— А что, если я промахнусь? Ты просто рухнешь со стены.
— Риск в пределах допустимого, — пожал плечами Киборг.
Я закрыл глаза и пожелал Ша Зумма на стене. А в следующее мгновение увидел, как тот болтается на краю, держась за один из выступов. Рядом с ним засверкали рикошеты пуль. Я закрыл рот от ужаса и принялся успокаивать дыхание, чтобы пожелать его обратно. Но Киборг подтянулся и исчез за зубцами бойниц.
— Уже приловчился, — хмыкнула Май-е-ёка.
Я машинально кивнул, борясь с чувством стыда. Мне совершенно не хотелось его испытывать. Я не желал винить себя в том, что происходит и в том, кто я есть. Но, тем не менее, винил.
— Предлагаешь мне самоустраниться? Не учиться использовать это? — зло сказал я, слезая с повозки.
— Предлагаю тебе поискать причину, почему тебя это волнует. В конце концов, на кого ты злишься? На меня? У меня даже личности нет.
— Я вижу вполне ясную, колкую, самоуверенную личность.
— Ты видишь иллюзию.
— Кстати, а где Бараман?
— Не видела эту скользкую, мохнатую тварь уже давно.
— Иногда я хочу пожелать, чтобы он исчез.
— Пожелай.
— Спаситель! — раздалось за моей спиной, и тело моё заметно передёрнуло, отчего девушка расхохоталась, — Бараман нашел дорогу в город!
Я с удивлением обернулся и взглянул на своего мохнатого спутника. Тот хихикнул от удовольствия и схватил меня за руку.
— Пойдём, Спаситель! Тебе это понравится, — воскликнул он и потащил меня сквозь толпу.
На небольшом отдалении от напуганных людей стояли повозки, запряженные огромными ящерами. И по запаху, ударившему мне в нос похлеще окружающего человеческого ужаса, я узнал его. Это был караван работорговцев.
— Зачем ты привёл меня к ним? — морщась спросил я, отдёргивая руку.
— Бараман знает, где спрятаться, под креплением колёс у повозок с рудой.
— Но зачем нам прятаться там?
— Бараман слышал, как караванщики купили стражников, скоро их пропустят в город, а оттуда на корабль, который отплывает в столицу. Они купили последний корабль, — вновь дернул мою руку слепой, опустил меня к себе и прошептал на ухо, так чтобы нас не услышали люди вокруг, — Бараман прятался там, пока не узнал, что караван встретит Спасителя!
Картинки о Ша Зуммме замельтешили в моей голове, но я отогнал их. К красной луне эту жестянку, выберется так выберется, нет, я не буду горевать.
— Старые знакомые, — произнесла Май-е-ёка, выйдя из толпы.
— Нам надо как-то отвлечь охрану, — произнёс я, оглядываясь на девушку, — есть идеи?
— Мы снова хотим в клетку с чумными? Что я упустила?
— Бараман знает, где спрятаться в тех повозках. Караван заходит в город.
И вправду, на этих словах от первой повозки послышали крики и огромные ящеры начали оживать.
— Пожелай, чтобы люди напали на них, — пожала плечами Май-е-ёка.
— Но тогда они умрут… — сглотнул я.
— Да…Я хотела сказать, что может быть оно и к лучшему в данных обстоятельствах, но потом вспомнила кто ты такой, и что ты с ними сделаешь.
От её слов у меня зашевелились на голове волосы, и я начал подыскивать гадость готовую слететь с языка. Но не успел, потому что девушка исчезла. Оглядев толпу, я не смог найти её и с тревогой уставился на задвигавшиеся повозки.
Рядом в толпе раздался крик и в караванщиков полетели камни.
— Как пропускают?! — завопил кто-то рядом со мной и бросился к каравану, подбирая на бегу камень. Раздался выстрел, и человек этот упал, а я мгновенно подхватил червём его выпавшую из тела энергетическую оболочку.
Ящеры заволновались и некоторые из них стали вырываться из упряжи. Но толпа и не думала остывать, многие бросились к повозке, даже не смотря на неминуемую смерть. Страх перед спускающимися звёздами был сильнее. А может быть несправедливость и безысходность…
Меня задёргало червём во все стороны. Мертвые ложились группами от выстрелов караванщиков. Краем сознания я почувствовал, как Бараман схватил меня и, пригнув, побежал за одной из групп нападавших. Они все упали под очередью из автомата. И я впервые увидел себя со стороны. Червь поглотил их одного за другим, а я смотрел как Бараман бросил моё тело в песок рядом и потащил.
Придя в себя, я ощутил на зубах хрустящий песок и принялся отплёвываться. Но мой спутник заткнул мне рот рукой. Толпа за нашими спинами притихла.
— Хотите еще? — крикнул кто-то из караванщиков и дал очередь по тюкам, за которыми спрятались люди. Но тут выстрелы раздались с противоположной стороны, и говоривший упал совсем рядом с нами, зарывшись удивлённым лицом в песок.
— Хотите еще? — передразнили его из-за трюков, и в караван с новой силой полетели камни.
В то же мгновение Бараман рванул вперёд и дёрнул меня с такой силой, что моя рука почти отделилась от туловища. Но, прежде чем что-то возразить, я обнаружил себя под повозкой, а рука моего волосатого спутника уже манила меня в сетчатый отсек под корпусом.
— До сих пор удивляюсь, как ты можешь так хорошо ориентироваться, будучи слепым, — прокряхтел я, залезая в укрытие.
— Бараман уже говорил Спасителю, — сладко промурлыкал тот, — он видит больше, чем другие. И глаза бы ему только мешали.
— Опять несёшь какую-то чушь.
— Спаситель скоро сам все увидит.
Но взгляд мой был прикован к огромному ящеру, который вырвался откуда-то слева, и толпа нападавших в ужасе отпрянула.
— Подвинься, — раздался под нами голос Май-е-ёки.
— Решила снять с меня ответственность? — буркнул я, прижимаясь к Бараману.
Девушка залезла и устроилась сбоку от меня.
— Я сделал то, что было нужно. Пока бы ты сомневался, караван бы ушёл. Можешь накручивать сопли на кулак сколько хочешь. В этом мире ни для кого нет радости, ни в жизни, ни в смерти.
— Знаешь, до того, как ты окунулась в эту чёрную жижу, ты нравилась мне больше.
— До этого у меня была надежда на покой, ты же отнял её у меня.
Повозка тронулась, и мы замолчали.
Под проклятья толпы мы въехали в город. Когда повозка наконец остановилась, Бараман зашевелился.
— Пора, — прошептал он и стал ужом спускаться из сетчатого отсека.
Я последовал за ним. Оказавшись на земле, я почувствовал, что повозка снова тронулась. Оглянувшись, я увидел, что на меня надвигается здоровый ящер, со ступнёй размером с моё тело. Май-е-ёка неуклюже выпала из нашего тайного убежища прямо за мной. Справа от меня я заметил переулок, где виднелось испуганное лицо Бараман. Я закрыл глаза и в следующее мгновение оказался вместе с девушкой рядом с ним.
— Спасибо, — произнесла Май-е-ёка поднимаясь, — можешь когда захочешь.
— Спаситель может такое, что тебе и не снилось, — огрызнулся на неё слепец.
— Спаситель, спаситель, — усмехнулась девушка, — Теперь нам надо найти дорогу к порту.
— И Ша Зумма, — вздохнул я.
За мое спиной раздался взрыв, и в переулок посыпались осколки камней. Бараман пихнул нас в первую попавшуюся дверь, но один осколков таки угодил ему по спине, и существо рухнуло на пол в проходе.
— Эх, вот, вот, давай, — проговорил я, оттаскивая Барамана от двери.
— Что это было? — спросила Май-е-ёка помогая мне и ощупывая мохнатую кожу слепца.
— А-а-а-а-й! — воскликнул Бараман.
— Не дёргайся, — прошипела девушка, фиксируя его на полу, — тебе же хуже будет. Рёбра. Два рёбра перебило. Не страшно. Жить будет. Держи его, — обратилась она ко мне, а сама побежала и сорвала с окна занавеску.
Пока она фиксировала грудь мохнатого существа, на улице послышался топот и замелькали фигуры людей. А за ними пронёсся средних размеров ящер.
— Толпа прорвалась в город, — произнёс я ошарашенно, выглядывая в окно.
— Не удивительно, после такого представления, — хмыкнула Май-е-ёка.
Вслед за людьми пробежала группа стражников. Послышались выстрелы.
— Ничего хорошего нам на пути не встретиться, — вздохнула девушка, поднимая Барамана на ноги.
— Больно... — прохрипел тот, морщась.
— Береги правый бок, мохнач, и пора тебе, конечно, помыться, воняешь кошатиной.
Бараман зашипел что-то в ответ, но девушка уже не обращала на него внимания и выглянула из входной двери.
— Пока чисто, предлагаю уходить.
Меня не нужно было спрашивать дважды.
В узких переулках царил хаос, то группа беженцев, то местные жители блокировали проходы своими тюками, то солдаты избивали и расстреливали прорвавшихся. Меня периодически бросало на чью-то смерть, но случалось это на удивление редко, поэтому я почти не выпадал из происходящего. И тут я пережил смерть мне очень знакомую. Я уже видел эти зубы и эту жуткую морду. Затем еще одна. Другая челюсть, но знакомый хохолок. Совсем рядом.
— Впереди блокпост, надо обходить, — произнесла Май-е-ёка, вглядываясь в сполохи огня впереди.
— Стойте, — я остановился, — тут, рядом, за углом. Я вижу проход.
Девушка нахмурилась. Бараман же весь сжался и заскулил.
— Не надо, Спаситель.
Но я уже двинулся в проход.
За разрушенным забором оказался открытый двор. Похоже, что раньше здесь был небольшой ресторан, готовили прямо на месте, каменная печь торчала слева от прохода, а всё пространство было заполнено перевёрнутыми столами. В глубине за ними виднелись дергающиеся остроконечные хвосты.
— Капитан, смотрите, — поднял голову ящер с большими отёчными глазами и серой чешуёй.
— Нас раскрыли, — оторвался от трапезы его зелёный коллега с полосками поперёк морды.
— Не время для паники, господа, — произнёс Капитан, самый крупный из них, с хохолком на голове, — в атаку!
Справа от него выскочил маленький коричневый ящер и запрыгнул на стол. Тот, что с отёчными глазами стал, заходить слева. Меня отвлекли пара смертей недалеко от блокпоста, и когда я наконец пришёл в себя, маленький ящер уже летел прямо на меня раскрыв пасть. Все что я успел сообразить сделать – это метнуть в него стулом, сбившим нападавшего в прыжке. Но слева меня сбил с ног ударом хвоста серый. Моё тело откинуло к мусорной куче, и я упал прямо в испуганно запищавшую стаю кротокрыс.
Май-е -ёка выскочила из переулка с игломётом в руках и, прицелившись, выстрелила в голову серого ящера с отёчными глазами. Тот успел отклониться, и иглы чиркнули ему по носу. Девушка выстрелила еще и еще раз, разрядив в ящера всю обойму, пока на неё не напрыгнул сверху зелёный с полосками поперёк морды, придавив к земле. Вскрикнув, девушка выхватила нож и всадила его в глаз зеленому.
Отогнав с себя крыс, я сосредоточился и поднял зеленого ящера над землёй и бросил в серого, который пытался выдернуть зубами толстые иглы, застрявшие в ноге. Оба упали, но за из-за них выпрыгнул тот, кого называли Капитаном. Я подхватил его в полёте и закрыл глаза, мысленно принявшись разрывать его на части, и проклиная себя за то, что так и не научился желать без этой необходимости. Но кто-то вцепился мне в ногу. Я взвыл и отпустил Капитана. Тот рухнул на перевёрнутый стол, взвыв от боли.
В ужасе я пытался стряхнуть схватившего меня маленького ящера, но безуспешно. Мысли прыгали в голове отчаянно не желая формироваться в желания. Слева появился Бараман и треснул камнем ящера по голове. Тот сник и упал. Бараман же скривился от боли и присел рядом со мной. Я принялся трогать штаны, потемневшие от крови. И стоило поднять голову, как я увидел, что зелёный ящер схватил Май-е-ёку в пасть посередине туловища и готовится прокусить. Я закрывал и открывал глаза, пытаясь сосредоточиться и остановить его, но прямо из-за зеленого на меня выскочил серый ящер. Я зажмурился уже от страха и приготовился к смерти.
Но её не случилось. А случился странный шум похожий на шипение огромной змеи. Открыв глаза, я увидел, Ша Зумма из рук которого извергались две огненные струи. Серый ящер упал рядом со мной, корчась от боли, а зелёный выплюнул Май-е-ёку и прыгнул за стол, укрываясь от огня.
— Отступаем, — прорычал Капитан, и те ящеры, кто еще мог, бросились за ним в другой конец двора, где виднелся другой проход.
Киборг опустил руки и кисти его встали на место, закрыв, сопла огнемётов.
— Значит ты действительно железный человек, — тяжело дыша произнёс я.
— Ваша самодеятельность чуть не стоила вам жизни, мастер Байк, — нахмурился Ша Зумм, опускаясь рядом со мной и ощупывая мою ногу, — вам бы несколько книг по медицинской регенерации прочесть, а пока...
Он достал из рюкзака шприц и воткнул мне в ногу. На мгновение стало невыносимо больно, но затем боль резко отпустила, и я ощутил ногу как раньше, здоровой и крепкой.
— Можем пока и без ваших трюков, но вы бы не упускали это из виду, — произнёс Киборг поднимаясь.
За его спиной поднялась Май-е-ёка.
— Надеюсь тебя-то не надо лечить? — спросил Ша Зумм, оборачиваясь к девушке. Та отрицательно покачала головой ощупывая помятое тело.
— Меня, меня надо, — заскулил рядом со мной Бараман.
— А на тебе само заживёт, — поморщился Киборг, — пора двигаться. Скоро толпа начнёт штурмовать порт. Нам надо успеть прорваться на корабль.
На удивление я мог спокойно идти после укола, и, подняв на ноги Барамана, последовал за Ша Зуммом, пустившимся вслед за ящерами на противоположную сторону двора. Там оказался другой переулок, по которому мы вышли к складам, где шли бои местной милиции и вооруженных беженцев, пытавшихся прорваться к запасам еды.
— Сюда, — крикнула нам Май-е-ёка, поднимая канализационный люк.
— А девчонка соображает, — кивнул Киборг.
— Во всех прибрежных городах основной сток уходит в море, а это он и есть, судя по маркировке, — с трудом произнесла девушка, подняв наконец люк.
Ша Зумм подхватил его и выбросил как пушинку. Спустив вниз сначала Май-е-ёку, затем меня, а затем Барамана, он залез туда сам.
— Ну и вонь, — поморщился я.
— Зато теперь твой скользкий и мохнатый друг больше не самая вонючая часть нашего путешествия, теперь мы все пахнем дерьмом, — усмехнулась Май-е-ёка.
Ша Зумм распихал нас и двинулся вперёд.
Недолго поплутав по канализации, мы наконец вышли к месту, где сток выходил в море. Никогда не забуду запах тухлой рыбы и канализационных вод смешавшиеся в одном месте. Дорогу нам преграждала крепкая металлическая решётка. Но уж с этим я справился без проблем, и через мгновение она улетела вместе с частью стены в воду.
— Браво, ты снова пригодился, Огунтер Лаг, — похлопала в ладоши Май-е-ёка.
— Откуда у тебя силы на сарказм? — устало произнёс я.
— Потом поворкуете, голубки, — хмыкнул Ша Зумм и шагнул в волны, — вон наше судно, — махнул он рукой в сторону пирса, где виднелся корпус подводной лодки.
— Там глубоко? — спросил я, выглядывая.
— Да, — задумчиво отвел Киборг.
— Я могу перекинуть нас всех на палубу.
— Так же как на стену? — поднял бровь Ша Зумм.
— Я постараюсь, — нахмурился я.
— Постарайся, — улыбнулась девушка, выглянувшая из-за моей спины.
Я отогнал привычное уже раздражение и внимательно разглядывал палубу, на которой виднелось орудие и матросы федерации с оружием. Закрыв глаза, я представил ее перед внутренним взором, а затем нас четверых на ней. Открыв глаза, я обнаружил себя и остальных ровно там, где и хотел.
— Не устаю восхищаться тобой сегодня, — произнесла Май-е-ёка, похлопав меня по плечу.
— Это что? Что еще такое? — закричал один из матросов, — Как? Ну-ка подняли руки вверх! Лейтенант!
Остальные матросы от растерянности хлопали глазами, но уже поднимали ружья.
— Проклятье, — произнёс Ша Зумм, — не подумал об этом, — и повернувшись ко мне добавил, — пожелай, чтобы они забыли о произошедшем.
Я закрыл глаза и сделал первое, что пришло мне в голову, представил палубу, как я помнил её перед перемещением и мысленно соединил тех матросов, что помнил тогда с этими. Они резко поменяли свои позы на те, что я вообразил.
— Это что? Что еще такое? — закричал тот же матрос, что увидел нас в первый раз. — Как...
— Ладно, — пожал плечами Ша Зумм, и из его руки вырвался электрический разряд, от которого все матросы перед нами затряслись и попадали на палубу.
— Я...не...
— Ничего, получится в следующий раз, — пожала плечами Май-е-ёка.
— Обычно это даёт потерю кратковременной памяти, поэтому я надеюсь, что нам не придётся... — начал Киборг, но его перебил появившийся из люка палубой выше лейтенант.
— Что? О Луны! Командующий Зумм.
Лейтенант побелел и, попытавшись отдать честь, чуть не провалился обратно в люк.
— Диверсия, лейтенант, срочно эвакуируйте матросов в трюм, вокруг силы неприятеля, — строго произнёс Ша Зумм.
Лейтенант кивнул и исчез.
— Полезайте внутрь, — скомандовал Киборг.
Мы поднялись по лестнице на верхнюю палубу, Ша Зумм стал опускать в люк Барамана, а я бросил взгляд на пирс и обомлел. Беженцы штурмовали ворота на набережную перед пирсом, в которые заходил караван. Люди кричали и просили о помощи, посылали солдатам проклятья и кидались в них камнями. Единственный в порту корабль, помимо нашего, принимал повозки работорговцев. Солдаты же периодически постреливали в толпу и сами готовились к эвакуации.
— Власть и деньги побеждают жизнь, — произнесла Май-е-ёка, — федерация спасает только то, что принесёт ей пользу.
— Не может такого быть... — выдохнул я.
— Ещё как мо...
Но девушка не успела договорить, потому что я закрыл глаза и мысленно сломал ворота. Затем раскидал солдат и побросал повозки в воду. Толпа возликовала и бросилась по пирсу к кораблю, откуда раздалась пулемётная очередь. Но я снова закрыл глаза, и пулемётчик вместе с орудием улетел в море.
С чувством облегчения я смотрел как беженцы заполняют на корабль.
— Видишь, — обратился я к Май-е-ёке, — можно и без бессмысленных...
Но теперь я не успел закончить фразу, потому что небо над нами засветилось, и сначала в дома в городе, а потом и в набережную ударил небесный огонь. Меня и Май-е-ёку отбросило, и мы чуть не упали с узкой палубы.
— Скорее! Внутрь, — завопил лейтенант и прыгнул в люк сам.
Очухавшись, я приподнялся только для того, чтобы увидеть, что следующий удар небесного огня пришёлся прямо по кораблю с беженцами. Червь поглотил разом около тысячи человек. И смертей становилось только больше. Я пытался сосредоточиться. Мои глаза не верили в происходящее. Я закрыл их и с огромным трудом вспомнил в голове картинку целого корабля и бегущих на него людей, но рухнул без чувств.
.
.
p.s. Если вдруг вам нравится то, что я пишу и вы читаете это. Не забывайте ставить стрелочки вверх, подписываться и шерить рассказы. Так же мне очень важно знать ваше мнение, поэтому не стесняйтесь делиться им! Это очень помогает проекту развиваться.
Мне кажется, что такой человек в наших условиях искал бы способ умереть, завидовал бы смертным, а смертные ему.
Да, конечно, есть много нюансов, которые влияют на наше восприятие смерти. Не факт, что бессмертные люди задумывались бы об этом так, как делаем это мы, так что представим смертного человека, который стал бессмертным, прожил достаточно и жизнь наскучила. Вполне себе предсказуемый исход, думаю.
Это я к тому, стоит ли бояться смерти? Может оно и к лучшему? Все же смерть это не часть нашей жизни, бояться вечного ничего будет уже некому да и найдя и достигнув цели в этой жизни, ваше отношение к смерти изменится. Это уже будет не пугающее "ничто", а например, ваш вечный отдых от этого. Не знаю.
Давайте пофантазируем, чтобы вы делали будучи вампирами? Стали бы вы обращать своих друзей, родственников ?
Всем гамарджоба)
«Что будет завтра? Дошли до края мы, нам вверена одна печальная строка. Или процветать предстоит века? Дней не считайте, они растают, но память оставят всегда»
Сюрпрайз, мазафака) Сегодня вас ждет не разбор вильневского фильма (он будет позже, когда я таки наконец найду время его пересмотреть), а кое что другое, надеюсь, очень вкусное.
Сегодня, друзья мои, мы очень издалека замахнемся на разбор второй книги монументальной франшизы Фрэнка Герберта. Но перед тем, как изучить саму книгу, я хочу раскрыть вам одну важнейшую для всей Дюны философско-историческую концепцию, которая пронизывает своими вездесущими тентаклями абсолютно все шесть книг Герберта-отца и значительную часть произведений его куда менее мощных последователей.
Предупрежу сразу, выйдет несколько сумбурно и не интуитивно, но когда я стану пояснять за вторую и последующую книжку, мне будет очень удобно отсылаться сюда и вы многое поймете лучше)
Речь у нас пойдет о такой замечательной идее, как Золотой Путь. В этом посте нам предстоит поговорить о нем в первый, но далеко не в последний раз. Золотой Путь – достаточно сложная идея (старина Герберт не собирался щадить своих читателей и делать скидку на их невежество), поэтому сегодня мы даже не коснемся ее напрямую, а лишь полюбуемся издалека. Почему именно сейчас? А дело в том, что в Мессии Дюны наш с вами старый знакомый Мойдодыр, придя к успеху, внезапно поймет, что на самом деле угодил в цепкие лапы неотвратимости, из которых хотелось бы выбраться, да только вот сделать это весьма непросто. На том и будет основана вся его дальнейшая жизнь, сложившаяся апосля хеппи енда в финале первой книжки.
Формально, сами рельсы Золотого Пути проложит уже Лето 2.0 Полыч Атрейдес, которого мы запомним под скромным прозвищем «Бог-Император» (попрошу не путать его с очаровательным метросексуалом из Вахи). Однако ж, колея необходимости, которая открылась Мойдодыру, уже очертила силуэт этого пути в тумане грядущего.
Для того, чтобы твое сознание, юный читатель, не начало плющиться от массивности политико-социально-экономических конструкций этой столь любимой мною концепции, я попробую сперва дать тебе на понюшку ее пробник, опираясь на реальные, известные нам исторические параллели.
Давным-давно, задолго и до воцарения Мойдодыра на престол промежпланетарной империи и до восстания людишек супротив роботов и даже до твоей регистрации на Пикабу, примерно во времена рождения в пещере Вифлеема некоего господина И.И.Давыдова, этим своим рождением положившего начало современному летоисчислению, существовала великая и могучая Римская Республика.
Это славное государство к моменту рождения господина И.И.Давыдова достигло небывалого доселе в истории того скромного голубого шарика могущества. Почти всё Средиземноморье, половина Европы, вся Северная Африка и половина Малой Азии содрогались от железной поступи всесокрушающих римских легионов. Долго ли, коротко ли, рано ли, поздно ли, но римляне подчиняли своей непреклонной воле абсолютно каждый народ, которому не посчастливилось оказаться у них на пути (кроме одной маленькой галльской деревеньки). Они жгли города, строили дороги, перемалывали могучих, храбрых вражеских воинов в фарш и обращали их жен с детьми в рабство.
В самом эпицентре этого великого и ужасного многоголового спрута, в городе Риме, жил человек по имени Гай Октавий Фурин, более известный как Гай Юлий Цезарь Октавиан, или же, если уж по-нашему, по-простому, Август.
Август занимал тогда скромную должность императора всея Рима, единолично сосредоточившего в своих руках всю власть настоящего босса в этой качалке и как-то, знаете, казалось, будто бы был вполне доволен жизнью. Но эт только с виду.
На деле же, Август, окидывавший взглядом прошлое Рима и великолепно устроивший его настоящее, серьезнейшим образом тяготился мыслями о его будущем. Эта его озабоченность весьма объяснима. Человеком он был не просто умным, а очень умным: до нас дошла одна из его цитат, несмотря на свою претенциозность, напрочь лишенная необоснованного бахвальства: «Послушайте, юноши, старика, которого юношей слушали старики!». Своим острым умом он понимал, чувствовал, предзнал, что горячо любимая им Римская Республика стоит на пороге серьезнейшего системного кризиса.
Политическая база, на которой Рим построил свое могущество, предполагала под собой беспрестанную военную, культурную и экономическую экспансию, основанную на дешевом рабском труде, несокрушимости римских легионов и хитрожопости римского эстеблишмента.
Однако сейчас, после целой плеяды кровавых гражданских войн, начинало казаться, будто Рим исчерпал свой потенциал и теперь ему надлежит рухнуть под собственным весом. Страна сделалась слишком огромной, управлять ей стало слишком трудно, при чем труднее всех завоеванных провинций вместе взятых управлению поддавался сам город Рим с его бесконечными разборками аристократов, гражданскими войнами и, что самое важное, назревающим экономическим застоем, грозящим активизации центробежных сил и их выразителей в лице различных мятежных провинциальных царьков с сатрапами, групп влияния в Сенате и коллабораций всех этих прекрасных ребят с врагами внешними.
И что же можно изменить, если Рим показал себя как единственная действительно успешная форма государства, подмявшая под себя менее успешные? Тут-то нас и настигает та самая неотвратимость: ты либо продолжаешь следовать тому курсу, которым идет страна и медленно, но верно обрушиваешься в пропасть, либо меняешь курс и падаешь в пропасть намного быстрее и хуже.
На счастье Августа, он был не единственным по-настоящему умным человеком на районе. На еще большее счастье августа, вторым таким умным человеком, возможно единственным, кого Август считал равным себе, была его жена, Ливия. Август очень тепло относился к своей жене и высоко ценил ее интеллект. Очень часто после заседаний сената либо в ходе раздумий над очередной сложной задачей он стремглав мчался на свою виллу, где обитала супруга, отправлялся вместе с ней в летний сад своей виллы, усаживался в роскошной беседке с кучей бумаг и парой больших кувшинов воды с лимоном, после чего августейшая (ихихи) чета предавалась многочасовой интеллектуальной Камасутре. Август рассказывал жене о своих соображениях на тему того, как бы половчее обустроить Рому, а жена накидывала императору ценных советов, которые тот тут же записывал. Такие беседы они вели промеж собой годы напролет.
Результатом этих многочисленных мозговых штурмов стала концепция, которая должна была послужить каркасом для государства, способным обеспечить его устойчивость перед ураганами грядущих столетий. Концепция эта называлась Принципат и представляла собой весьма причудливую форму правления, соединявшую в себе монархические и республиканские черты. Принципат стал очень умеренной, очень аккуратной формой завершить движение центростремительных сил в римском обществе, замкнув их на себя. По этой концепции, республиканская форма правления в Риме сохранялась до сих пор (даже после триумфа над Антонием никто не позволил бы Августу провозгласить себя единоличным боссом качалки, да оно и не надо было), но реальная власть была сосредоточена в цепких лапах императора, державшего за собой одновременно все ключевые гражданские и военные высшие посты. Если ты, юный читатель, изучал историю, то тебе сейчас аукнется один известный усатый товарищ во френче и с трубкой)
Римский эстеблишмент из аквариума с пираньями потихоньку трансформировался в дерево, стволом которого был император, а ветками, их ответвлениями и листьями – его подчиненные. Работать это должно было следующим образом: государство потихоньку растет и расширяется, а в случае каких-либо проблем, крайние веточки передают импульс ветра к более крупным веткам и так далее, после чего проблемы решаются на том уровне, до которого дорастут. Сам император зорко контролирует все процессы и по необходимости перетряхивает облажавшиеся ведомства, выбрасывая плохих функционеров и ставя на их место более успешных.
Как же все это связано с предметом обсуждения? А очень явно, если ознакомиться с масштабами планирования. Август на пару с Ливией оказались настолько крепко пришиблены интеллектом, что смогли довольно близко к реальности рассчитать необходимое для этих реформ расширение административного аппарата для увеличения количества артерий, вен и нервных окончаний в растущем организме римского общества. Август даже выпустил предписание, обязывающее каждого подданного Республики вступать в брак в обязательном порядке с 14 до 50 лет (девочкам можно было с 12) и рожать детей. Свободным женщинам полагалось родить как минимум 3 детей, рабыням – 4. А вот сенаторы и магистраты были обременены еще интереснее. У каждого взрослого члена элиты в каждый момент времени, начиная с его назначения на должность, должен быть как минимум один несовершеннолетний ребенок мужского пола. Если твой сына вырос и достиг зрелости – рожай нового или усыновляй, не важно как, но будь любезен иметь еще одного спиногрыза – и так до самой твоей отставки или смерти.
Зачем же все это было? А затем, что Октавиан прекрасно понимал важность роли демографии в экономике. Под его властью имелась огромная территория с огромными ресурсами, нуждающаяся в освоении, защите и развитии. Рабы должны были обеспечить эту территорию производственной мощностью, свободные граждане – рынком сбыта и военной силой, а элитка – административным персоналом, их дети, подрастая, занимали должности в аппарате правительства в самых разных областях деятельности и делали карьеру госслужащих. Они должны были созидать и удерживать всю структуру государства.
Возможно, эти грандиозные замыслы показались бы кому-то абсурдными. Но только тому, кто не знал, каким человеком был Август. Он, чертяка такой, представьте себе, сумел все это насадить и зацементировать, установив дальнейшее развитие страны на рельсы Принципата. И именно так Римская республика из кучи разношерстных завоеванных провинций превратилась в настоящую империю, одну из величайших в истории, служившую идеалом и примером для подражания очень и очень многим империям в последующие века. Именно благодаря установленной Августом структуре Рим обрел такую чудовищную устойчивость, что оставался незыблемым и даже продолжал свое развитие и при весьма упоротом Тиберии и при абсолютно отмороженном Калигуле и при не очень смышленном Клавдии и при дурковатом Нероне и при многих-многих других правителях, как хороших так и плохих, расширяясь и матерея еще три столетия, пока император Диоклетиан в конце 3 - начале 4 столетия нашей эры не решил шо он самый умный и не заменил Принципат Доминатом. Последствия мы знаем, Риму очень скоро пришел керендык.
Если немного раскрыть аналогию, Золотой Путь – это единственно верный и наиболее оптимальный способ развития общества, достигшего своего видимого потолка. Ровно так же, как выпивший тухлой водички Пол Атрейдес побывал в летаргическом сне и левелапнулся до Уберменша, общество, вставшее на Золотой Путь, должно преобразоваться в некую новую форму существования, более сильную, более долговечную, более совершенную, пробить головой потолок развития и устремиться к новым высотам.
Принципат был Золотым Путем Римской империи. Потому что при достижении некоторых промежуточных пределов внешнего роста он позволил частично компенсировать его замедление ускорением роста внутреннего.
Перед Мойдодыром стояла проблема более масштабная и более сложная. Ему, при завоевании престола империи Коррино, необходимо было найти способ вытащить человечество из стагнации, в которой то прозябало множество тысячелетий, обрастая мракобесием и инерцией. Своим предвидением и могучим аналитическим умом ментата он понимал, что сделать это можно лишь путем большой встряски в виде кровавого Джихада, кой должон перетряхнуть и перетрахнуть всю вселенную, сотряся самые ейные первоосновы и запустив запылившийся мотор исторического прогресса. Однако ж, проблема в том, что на Джихаде предвидение Мойдодыра внезапно заканчивалось. Светлое прекрасное далёко никак не желало вырисовываться за туманом войны. И на то были свои, крайне веские причины. О них мы поговорим чуть позже, пока отдыхайте)
Если пост зашел, оставляй секретный сигнал в виде лайка, вступай в тайное сообщество моих подписчиков и направляй в комментах кодовое слово «Годно» (не путать с «Гойда»).
Ах да, у меня тут появилась мысля зарегаться на Реддите, перевести свои пописульки на английский и выложить там, на потеху американскому читателю, но я на этих ваших реддитах не сидел и тамошней кухни не знаю, буду очень благодарен вам, если поделитесь полезными советами и предупредите о подводных камнях в комментариях.
Всем нахвамдис)
