Эй, толстый! 1 сезон в HD качестве
– Пора, – сказали Гавриилу Глебовичу.
Кто это сказал?
Гавриил Глебович раскрыл глаза. Он не понимал, где находится. Насколько он помнил, он был дома у старшей дочери. Свалился там на диван, а подняться уже не смог.
А сейчас он оказался совсем не там. Совсем не у дочери.
Он находился где-то на природе. На позднеосенней такой, промозглой и стылой природе. За спиной бугрилось комьями огромное поле. От поля несло несвежим дерьмом. В сознание вползла чужая, как гуманоид, и печальная мысль. «За кем-то остается цветущий сад. За тобой – вот это». А впереди был лес. Грязный такой, угрюмый.
«А я точно проснулся?» – испуганным грызуном заметалась мысль.
Просыпаться-то Гавриилу Глебовичу не хотелось. Ведь сегодня все кончится. Он умрет, как предсказано. Оснований не верить пророчеству не имелось.
Впрочем, была одна надежда – на Малахова. Но здесь, между полем и лесом телеведущего не наблюдалось.
Уже началось? Началось?
Гавриил Глебович ощупал нос, щеки, уши, глаза. Осмотрел себя, насколько позволяло брюхо. Во всяком случае, по горизонт брюха Гавриил Глебович был голым. А что там дальше – в трусах он или без таковых – олигарх не знал.
«Куда-то не туда я проснулся», – сообразил Гавриил Глебович.
– Иди, – сказали Гавриилу Глебовичу.
Кто? Кто говорит с ним?
– Я, – ответил голос на так и не озвученный вопрос.
А можно я… можно я… можно я здесь останусь? Ну, вот на пять минуток. Буквально.
– Нет.
Босыми пятками Гавриил Глебович пошел по колючей, в крупинках льда, грязи.
А если развернуться? Если в поле?
– Иди лесом, – строго и бесстрастно сказал голос.
– Нет! – захныкал олигарх, теряя взаправдашние слезы в траншеях складок огромного своего лица.
Он предпринял последнюю попытку развернуться, побежать назад, но говняное поле (его жизнь, как понял олигарх) исчезло, как и не было его. Сзади находилась только пустота. Отсутствие всего. Не как космос, а просто ни хуя не было.
Гавриил Глебович, хныкая, тяжелыми, слоновьими шагами топотал по грязи.
Лес приближался наскоками. Вот только что он был достаточно далеко, а теперь словно прыгнул вперед. И вот он уже рядом. Уже практически здесь.
«Если я войду в лес, все будет кончено! – понял олигарх. – Ну почему так рано? У меня же есть еще день!»
– Нет! – отозвался печальный голос.
Топ! Топ!
Все ближе, ближе лес.
***
По ногам Оксаны что-то потекла теплая влага.
«Я обмочилась!» – испугалась было старшая из непризнанных дочерей.
– Что со мной? – спросила она стерильную, безликую медсестру, высокооплачиваемую мымру из отцовской клиники.
– У вас отошли воды, – сказала медсестра.
Халатик на ней был совершенно порнографический. Как в неоднократно экранизированном эротическом галлюцинозе.
– Все в порядке, – сказала сестра. – Давайте ляжем. Давайте. Давайте.
Койка Оксане не нравилась. Особенно ее расположение – прямо напротив дивана, на котором корчился и громко, предсмертно пердел отец.
– Я не хочу его видеть, – сказала Оксана. – Можете избавить меня от этого… этого… Можете?
– Нет, – печально сказала медсестра.
И тут начались схватки. Оксана вскрикнула. Она обещала себе, что не будет кричать, но, как выяснилось, все ее обещания не стоили и дерьма. Непризнанную дочь разрывало изнутри.
Отчаянно захрюкал с дивана отец. Он бы, может, и закричал. Но не мог, наверное.
Сдавленные крики доносились и справа. Там на такой же койке, что и Оксана, лежала Оля, терзаемая схватками, как подопытная лягушка электричеством.
«Дурында! – подумала Оксана. – Тебе-то три раза рожать. А я один раз высрусь».
«Высрусь» – было плохим, грязным словом. Но почему-то ничего другого на ум не приходило.
Койки сестер и смертное ложе отца образовывали равнобедренный треугольник.
По комнате метались Малаховы. Они расставляли на полу свечи, выстраивали их какой-то фигурой.
Все происходящее подергивалось туманом. Звуки и изображение доходили до Оксаны то с повышенной четкостью, то размыто, растекаясь.
– Раньше времени началось, – бормотали Малаховы, сосредоточенно суетясь. – Ничего еще не готово.
***
Голос на пороге леса разбился на сотню шепотков. И сколько Гавриил Глебович ни прислушивался, он не мог понять ни слова. И эта неспособность разобрать самые, может быть, важные слова приводила олигарха в отчаяние.
В лесу, между деревьев, быстро, рывками, двигалась некая тень. Гавриил Глебович ее боялся.
– Пожалуйста, я не хочу туда! Пожалуйста! – бормотал олигарх, понимая, что никакого значения эти слова не имеют. Мельчайший шепот был значимей, чем все мольбы умирающего жирного урода.
– Поле говна за собой оставил, убирай за тобой! – разобрал Гавриил Глебович чей-то шепот. Словно это говорила… уборщица?
– Я больше не буду! – тряс губами олигарх. – Пожалуйста.
Кто-то из шепчущих визгливо захихикал. То ли над Гавриилом Глебовичем угорал, то ли чему-то своему смеялся.
Тень, доселе смутная, выступила из-за деревьев.
Хотя олигарх и догадывался, кого увидит, явление тени стало шоком. Да, это была Вера Юрьевна – убитая им когда-то бабка.
Старуха вышла из-за деревьев. Она была бесстрастна. И это пугало сильнее, чем если бы, она, допустим, корчила страшные рожи. Вера Юрьевна просто стояла и смотрела на Гавриила Глебовича, как хищник смотрит на добычу.
«Дождалась! Нет! Малахов! Где же ты?! Ты меня кинул, гнусный Малахов!»
Вера Юрьевна была не одна. Гавриил Глебович различал еще тени. Вот еще один угрюмый силуэт. Это же армянин-квартирант, который немыслимо давно хотел отобрать у Гавриила Глебовича и его жены (как же ее звали?) выигрышный лотерейный билет.
«Какая дурь! – подумал олигарх. – Откуда он взялся? Зачем? Малахов, где ты?!»
Олигарх решил остановиться. Все. Он стоит здесь, ждет Малахова. Никуда он не пойдет. Ничто его не сдвинет!
Старуха приблизилась. Она даже вроде бы и не шагала. Она только что была там. И вдруг уже здесь. Черно-белая, прозрачная по краям. Словно фантом, словно не настоящая.
– Нет! Пожалуйста, нет! Нахуй! Нахуй иди, старая!
Как бы не пришлось пожалеть о таких словах. А вдруг ему с этой бабкой вечность коротать?
– Нет! Пожалуйста!
Еще можно было спастись. Олигарх не терял уверенности. Откуда должен появиться Малахов? Из леса? Или из пустоты сзади? А вдруг сверху? И кто сказал, что он вообще появится?
Старуха вскинула руки. И что-то стало происходить.
Что-то пришло в движение. Что-то в голове Гавриила Глебовича. Как будто в носу ожили и зашевелились толстые сопли. Только они были повсюду. Повсюду! Какая-то уебищная жизнь выдавливала себя сквозь отверстия в черепе Гавриила Глебовича. «Черви! – вспомнил он. – Глисты в кокаине!»
Черви пробивали себе дорогу прочь. Они струились из ноздрей, выползали из уголков глаз. По пути из ноздрей к гортани тоже что-то ползло. Что-то склизкое.
Гавриилу Глебовичу захотелось закричать. Но он уже не мог. Мешали черви.
Мерзкие твари стремились наружу. Их головы (или что это у червей) оказались у бабки в руках. Старуха стала сматывать червей в ублюдочный клубок, который рос в ее руках. Толстые розовые глисты, вылезая из головы Гавриила Глебовича, одновременно притягивали его к лесу. Он становился все ближе. К старухе. К чудовищному клубку в ее скрюченных руках.
Нет! О нет! Нет! Малахов! Малахов!
***
Оксана наблюдала за тем театром абсурда, который происходил сейчас у нее дома.
Один из Малаховых включил телевизионную панель и стал листать каналы.
«Они что? Собрались смотреть телевизор? – мысленно ахнула Оксана, обливаясь потом от схваток. – Они совсем ебанулись, эти Малаховы?»
Она видела, как еще один из пяти Малаховых достал из кармана пиджака айфон, принялся колдовать над ним. И на большой экран, спустя совершенно недолгое время, выплыла порнография.
Что?
Пошлая блондинка сосала хуй у чернокожего, а другой мачо пристраивался к ней сзади.
– Зачем это, Малаховы?! – завопила Оксана. – Имейте уважение! Мы здесь… рожаем! А вы что творите?
– Мы понимаем ваши чувства, – ответил Малахов с айфоном. – Но, к сожалению, такова необходимость процесса. Часть таинства. К сожалению, она выглядит так.
– Вы бездушное чудовище, Малахов! – застонала Оксана.
– Чудовища! – поддержала с другой койки Оля.
– Это – то, с чем придется смириться, – заявил этот наглец.
Картинка на экране сменилась. Крупным планом, во всех подробностях, показались гениталии. Могучий, крепкий хуй атаковал сочную пизду.
– Уберите это!
– Замолчите, или мы распорядимся заткнуть вам рот, – цинично ответил ведущий.
– Вы не посмеете! – ответила Оксана.
– Заткните ей рот, – сказал Малахов с айфоном, обращаясь к медикам. – И другой роженице тоже.
– Им надо дышать! – возразила одна из женщин-врачей.
– А нам надо дрочить, – сказали Малаховы.
– Я не стану затыкать им рот, – сказала женщина-врач.
– Тогда сделайте им наркоз. Что угодно. Но пусть они не мешают нам сосредоточиться. Мы делаем очень важное дело!
– Девочка, милая, не кричи, – сказала врач Оксане.
Нашла, тоже мне, девочку. Оксана была старше лет на десять.
– Лучше тужься.
Возмущение придало Оксане сил, и она стала тужиться.
А Малаховы выстроились шеренгой у экрана. Синхронно скинули брюки, трусы. Стали дрочить.
Рядом с ними корчился и хрипел Гавриил Глебович. А над ним старались Малаховы, стремясь попасть в ритм фрикций на экране.
– Что это за блядство! – завопила Оксана.
Малаховы остановились и развернулись к Оксане. Наверное, ни одна женщина в мире не видела сразу столько голых телеведущих одновременно. Притом одинаковых.
Хотя была еще Катя. Брюнетка, которая тоже, как поняла Оксана, была частью Малаховых.
Она подошла к койке Оксаны и вгляделась в нее хищным взглядом.
– Давай-ка будем вести себя хорошо, – сказала она. – Все равно ты ничего не изменишь. Будет по-нашему. Тебе есть, чем заняться, разве нет?
– Я не могу! – застонала Оксана. – Это мой дом! Что вы здесь устроили?
– Это ритуал, – сказала Катя. – Так надо.
– Чтоб вас разорвало, – пожелала Оксана.
Но разрывало пока ее. Таинственный младенец выходил наружу. Оксана застонала.
А потом пришла боль. Да такая, что дрочащие на порнографию Малаховы потеряли всякое значение.
Все вокруг расплылось и стало меркнуть.
– Не удается синхронизировать, – проникли в угасающее сознание Оксаны голоса Малаховых. – Приступаем к плану «Б». Да, план «Б». Задействуем массовку.
Любопытство заставило Оксану вынырнуть из мути.
Малаховы творили какое-то безумие.
To be continued...