Чем плоха несвобода? Она порождает апатичность и безнаказанность.

Я люблю объяснять это на примере детей, которые без свободы ошибаться становятся взрослыми, неспособными выбрать сок в магазине или решить, нужны ли им носки с Гарри Поттером (да, нужны).

Представим, что свободу ребёнка ограничивают. Ему строго запрещают рисовать драконов (вредно для психики), играть на барабанах (вредно для соседей), дружить с Игорем (вредно для здоровья). С годами такого отношения ребёнок впадает в апатию с резонным убеждением: «Я не знаю, чего хочу, потому что не знаю, что мне можно». Чем меньше свободы было раньше, тем хуже мы управляем свободой сейчас, когда она сама плывёт нам в руки.

Так выученная беспомощность порождает апатичность.

Но причём здесь безнаказанность? Безнаказанность касается тех, кто этой свободой управляет: родителей, «сильных» партнёров, начальников.

По умолчанию любой мозг старается сберечь энергию. И мозг, например, родителя не исключение. Он ищет простых решений. Для папы менее энергозатратно протащить ребёнка за ухо в детский сад, чем научиться с ним договариваться. И чем меньше свободы у ребёнка, тем чаще мозг родителя повторяет: «Зачем с ним разговаривать, дай ему пластилин, пусть займётся делом».

Выходит петля, которая сама себя затягивает. Свободу ребёнка ограничивают. Ребёнок становится апатичным. Родитель видит, что ребёнок не проявляет инициативы и подавляет его всё более жестокими методами, чувствуя свою безнаказанность.

Замените действующие лица, и петля обнаружится в любых отношениях.

Например, в рабочих. Если мы боимся уволиться, потому что «я больше никому не нужен», если работа – это всё, что у нас есть, и мы в ужасе от идеи признаться в ошибке коллеге, то в итоге впадём в апатию: будем проявлять меньше инициативы и больше тревожиться, потому что не позволяем себе сделать шаг в сторону. Суровый начальник же в таких условиях получает право посылать нас за своим обедом и вешать переработки, ведь мы всё равно не сбежим с корабля.

Или возьмём отношения романтические. Если я понимаю, что радуюсь только в объятиях человека, если он полностью меня обеспечивает, возникнет беспокойство в процессе принятия решений: «Что если ему не понравится мой выбор?», «Что если он обидится на мои слова?» Партнёр в свою очередь может почувствовать свободу навязывать свои желания, ведь сопротивления нет. Простыми словами, чем больше Маша зависит от Гены, тем больше Гена чувствует себя вправе давить на Машу. И наоборот.

Важный момент. Если апатичность неизбежно следует за несвободой, то безнаказанность вариативна. Некоторые начальники не будут гнобить даже апатичного сотрудника, как и некоторые «сильные» партнёры не будут использовать свои неуверенные половинки. Проблема в том, что апатичность не секси и не повышает продуктивность, а потому такие отношения часто заканчиваются трагедией.

Вывод?

Взаимоуважение и активный интерес в любых отношениях начинаются с внутренней свободы. С мысли о том, что я могу поступать так, как хочу, и готов за это отвечать. Я знаю, что могу сменить работу и не умереть с голоду. Я знаю, что могу уйти от человека и не загнуться от депрессии.

Конечно, внутренняя свобода не даётся бесплатно. Чтобы она зацвела, придётся говорить твёрдые (или робкие) «нет» и «не хочу», откладывать деньги на случай увольнения, заботиться о том, чтобы у меня были свои друзья, а не только друзья мужа (или жены).

Получить свободу трудно. Для ребёнка, например, практически невозможно, если родитель сам не сдаст назад. Но это не значит, что мы не должны бороться за свободу, когда стали большими мальчиками и девочками. Ведь альтернатива – апатичность и безнаказанность.

Самые важные вещи в жизни мы делаем наперекор. Наперекор тревогам, непониманию, равнодушию. Самые важные вещи мы делаем, когда чувствуем себя свободно.

Почему?

Потому что в несвободе расти просто некуда.

______________

Источник.